На языке зверей

      Страх и ненависть стремительно сменяли друг друга, поочередно накатывали, рубили по сердцу. Она дико боялась того, что Уизли могли сотворить, имея в руках омнинокль с чертовой записью из директорского кабинета...       И она их ненавидела. Очень, очень сильно ненавидела. Их предательство некрасиво накладывалось на слабость, которую она по какой-то дурости испытала сегодня — со всеми этими красивыми шеями, мужскими запахами и андреналиновой беготней по замку.       — Вы... — она едва не задыхалась от негодования. — Да как вы смеете?!       — Очень легко, — заверил Джордж.       Она попыталась взать себя в руки, потом попробовала устрашить.       — Я могу приказать любому зверю напасть на вас, — низко проговорила она. — Я могу вселиться в вас. Я вообще много чего могу, что находится за границами вашего понимания...       И тут она поняла, что близнецы ее не боятся. Вообще. Смотрят такими же дурными-озорными-бесстыжими глазами, как и всегда, а угрозы выслушивают со сдержанным интересом, словно сказку-трашилку. Проклятье! Единственный козырь — и тот не вышло разыграть. Астра от досады сжала руки в кулаки.       — Да что с вами не так?!       — Я не Малфой, чтобы зажимать хвост между ног по любому поводу, — хмыкнул Фред.       — А я не дурак, — поддержал Джордж. — Хотела бы попасть в Азкабан, Максвелл, с твоей-то изобретательностью — уже нашла бы способ!       Астра не нашлась, что ответить. Естественный страх, который волшебники испытывают при виде друидов, по сути, своих видовых конкурентов, у Уизли отсутствовал напрочь. Впрочем, учитывая послужной список самих Уизли, чувство самосохранение у них наверняка было отбито задолго до встречи с друидами...       — Мы не будем сильно наглеть, Максвелл.       — Правда, Уизли? — съязвила она.       — Ты поможешь нам в одном деле, и мы тут же уничтожим запись, — мурлыкнул Фред.       — С чего бы мне вам верить?       — Мы не нарушаем слово, — заверил Джордж.       — А в качестве дополнительной причины, — добавляет Фред, и его напускную ласковость словно ветром сдувает. — Ну-у... как ты считаешь, у тебя есть выбор?       Астра скрипнула зубами: выбора, разумеется, не было.

* * * *

      Две высокие фигуры, облаченные в плащи, толкнули дверь неприметного магазинчика в центральной части Лондона. Из-под первого плаща торчали изящные дамские сапожки на каблуке, из-под второго — пара потрепанных дорожных башмаков. Хозяин магазина, престарелый индиец, ошалело похлопал глазами, рассматривая полуночных посетителей.       — Чего желаете, почтенные? Мы вообще-то уже закрыты...       — Обливиэйт!       Лицо маггла заулыбалось, принимая совершенно идиотическое выражение. Он потерял к пришлым всякий интерес и принялся раскачиваться на стуле взад-вперед, бормоча под нос какую-то незатейливую песенку.       — Крепко ты его приложил, — заметила Дейдра, сбрасывая капюшон; крупные темные локоны рассыпались по плечам. Сириус открывать лицо поостерегся, напротив, сильнее занавесил. Кое-кто из магглов мог помнить, кто он такой, так к чему рисковать?       — Эффект будет недолговременным, — предупредил он. — Нам лучше закончить со всем поскорее.       Других сотрудников в магазинчике не обнаружилось. Они быстро прочесали зал, перебрали барахло на полках, заглянули в каждый угол, но так и не нашли ничего хотя бы отдаленно магического. То была самая заурядная на свете барахолка с магглскими подержанными вещами — или, во всяком случае, так казалось.       — Здесь должен быть какой-нибудь тайный проход, — бормотала Дейдра, просовывая руку за шкаф и водя по стене. — Сириус, ты видишь что-нибудь?       Он покачал было головой, но тут взгляд упал на маленькую дверцу, спрятанную между стеллажами — размером не больше мышиной норы. Он наклонился, чтобы рассмотреть ее; дверь выглядела слишком натурально для бутафорской, к тому же, от нее веяло чем-то магическим.       — Кажется, нашел, — сказал он. — Появись!       Створы тотчас начали расти со стоном и треском, вытягиваться вместе с рамой, пока заполонили собой всю стену. То была добротная дубовая дверь с позолоченной ручкой и вырезанной на панели головой женщины (по виду — волшебницы). Дейдра схватилась было за ручку, но тут же отпрянула, шипя от боли — ее обожгло защитным заклинанием. Голова на панели зевнула и открыла глаза, окидывая гостей недружелюбным взглядом.       — Пароль, — потребовала она.       Какое-то время они стояли в молчании. Сириус хотел испробовать несколько взламывающих заклинаний, но Дейдра вдруг твердо и четко произнесла:       — Астра.       — Принято. Входите.       Следовало ожидать, подумал Сириус. На этом свете лишь одним человеком Луто Пиритс увлечен больше, чем собой...       Это, должно быть, пугало Дейдру до чертиков. Он подозревал об этом, потому что частенько встречал ее курящей на кухне ночью, когда спускался вниз, чтобы подышать воздухом. Ублюдок испытывал к ее дочери необъяснимые чувства с момента рождения — в тот день, двадцать девятого июля, он прислал Дейдре Максвелл букет роскошных белых роз. И убил ее лучшего друга, к тому же, хотя извращенном сознании эти два факта друг другу не особенно противоречили...       Говорили, будто Луто Пиритс — фанатик и эгоманьяк, намертво увязший в фантазиях о мире, в котором друиды будут так же широко распространены, как волшебники, и так же могущественны. Он желал, чтобы друиды размножались, пускай они его и ненавидели; он не считал нахождение по разную сторону баррикад чем-то критичным и верил, что однажды Максвеллы обязательно переметнутся. Он вообще во многое верил — безоглядно, безотчетно, и вера сподвигала его на самые жуткие поступки. Даже Пожиратели не могли предугадать, что этот человек выкинет в следующий раз. Пиритс, например, не обмолвился хозяину ни единым словом, когда похитил Астру Максвелл — и что бы он ни делал с ней, Волан-Де-Морт к этому был непричастен. Иными словами, он считал Астру Максвелл своей эмоциональной собственностью.       Комнатка, в которой они оказались, существовала на невидимом уровне, колдовском; маггл, например, не сумел бы в нее попасть, даже если бы знал пароль. Они прошли между рядами хрустальных шаров и подзорных труб, подвижных статуэток, шкатулок и старых книг. Коридор привел в просторную квадратную комнату, судя по всему, кабинет: тут стояли старинный письменный стол, кресло, комод, стену подпирал круглый камин, выложенный мозаикой; в противоположной части высился большой дутый шкаф из красного дерева, подле него стоял обитый бархатом ларец, внутри почти наверняка более вместительный, чем положено при таких габаритах.       Дейдру прежде всего заинтересовал стол — она порылась в ящиках в поисках ценных бумаг и личных записей. Волшебники до сих пор оставались весьма старомодными, многое записывали от руки.       — Что там? — полюбопытствовал Сириус, заглядывая через ее плечо.       Дейдра раскрыла записную книжку, обтянутую драконьей кожей. На желтоватых страницах были изображены ряды облаков над линией моря, в центре — распахнутый глаз в ореоле острых линий. Глаз смотрел на Сириуса и Дейдру пронзительно. Как и многие магические рисунки, этот был подвижен: мягко колыхались волны, клубились облака, моргало загадочное око. Один из его лучей вдруг отдалился и упал вниз, на свободное пространство под рисунком, складываясь в аккуратную надпись:       «Кого ты больше любишь — его или ее?»       Странное чувство охватывает Дейдру — чувство животного ужаса, трепета и неизбежности, какое, наверное, возникает у магглов, когда они думают, что за ними наблюдают их боги. Она как будто сразу поняла, о чем ее спрашивают, хотя, конечно, это было полным безумием. Надпись несколько секунд мигала, потом распрямилась и вернулась в состав рисунка. Глаз заговорщицки подмигнул.       Дейдра захлопнула книжку.       — Что такое?       — Ничего, — обрубает Дейдра. — Ищем дальше. Здесь должно быть что-то более конкретное. Про планы Пожирателей... и Пиритса.       Сириус видит, что ей нехорошо, но делает вид, будто ничего не заметил. Если спросить напрямую — не добьешься ничего, кроме злого оскала.       Он не знал, с какими силами она ведет борьбу, потому что это было не его дело. Он вызвался помочь лишь потому, что возможность заиметь в союзниках у себя Дейдру Далтон, то есть, конечно, Дейдру Максвелл — дело полезное. В своем поколении она была лучшей по части боевых заклинаний, давала фору и Джеймсу, и своему муженьку-друиду. Материнская защита, которую милая Лили подарила Гарри в день своей смерти, однажды потеряет силу, тогда-то умения Дейдры и ее друидессы-дочери окажутся весьма кстати. Гарри нужны такие союзники.       Но он не знал, с какими силами она ведет борьбу, а теперь ему пришло в голову, что она и сама толком этого не знает. Пиритс свалился ей на голову так же неожиданно, как всем им свалился Волан-Де-Морт, а может, и хуже того, потому что приходу последнего предшествовали недвусмысленные намеки. Пиритс же никогда не предупреждал о себе или своем безумии. Просто однажды Максвеллы проснулись и поняли, что он существует — существует в виде их личного проклятия.       Пока Сириус думал об этом, Дейдра методично рылась в ящиках стола, прогибаясь в пояснице; темно-серое шерстяное платье плотно обтягивало ее стройную фигуру, очерчивая и острые позвонки на пояснице, и мягкие выпуклости ягодиц. Сочетание, казалось бы, несочетаемого.       — Я тебе глаза выжгу, — вдруг сказала она. Спиной, что ли, почувствовала?       — Извини, — он встрепенулся, прогоняя наваждение.       Дейдра разогнулась, повернулась на каблуках и присела на край стола, демонстративно забрасывая ногу на ногу. Формы ее, расплывшиеся по столешнице, выглядели еще аппетитнее. Сириус отвел глаза, сделав вид, что куда больше заинтересован рассматриванием шкафа, изрядно смахивающего на гроб. Она бы даже поверила, возможно — шкаф действительно малость странный.       Дейдра достаточно проницательна, чтобы догадаться, что у него двенадцать лет не было женщины, и что ее дурацкая привычка носить темное и облегающее настойчиво об этом напоминает.       — Интересно, что же ты запросишь в обмен на свое... м-м... сотрудничество, — беззастенчиво сказала Дейдра. Голос ее, как всегда, внешности не подыгрывает: он низкий, тягучий, чуть-чуть хриплый. Она пытается изобразить им томность, но портит все одним нескромным смешком: — Хотя скажу откровенно, до сих пор ты был не очень-то полезен.       Издевается. Они оба понимают, что она издевается, но делают вид, что не признают этой игры. В конце концов, она ведется на острие ножа, и ни ему, ни Дейдре не станет лучше, если нога случайно соскользнет с лезвия; им не станет лучше, черт возьми, если кто-нибудь во всеуслышание заявит очевидное — Дейдра хороша собой. Дейдра чертовски хороша, а Сириус Блэк не железный, даже если его полоумным родственникам хотелось ровно противоположного.       Смотрел ли он, Сириус, на Дейдру? Смотрел ли?       Он не выдерживает, разражается лающим хохотом — и, хвала Мерлину, вдребезги разбивает эту порочную двусмысленность.       — Ведьма! Подожди, я буду настолько полезен, что тебе это успеет надоесть.       — Жду с нетерпением.       Как настоящий джентльмен, Сириус отойдет к шкафу и примется увлеченно его рассматривать. Как настоящий джентльмен, он сделает вид, что не понял, что все это — угрозы, неловкое заигрывание, насмешка — лишь для того, чтобы отвлечь внимание от того, насколько в действительности Дейдре страшно и тяжело здесь находиться.       Внезапно тишину нарушает скрип раздвигающихся стеллажей — в коридор-кладовую входят со стороны магазина. Замерев на месте, Сириус и Дейдра прислушиваются к приближающемуся шороху тканей и стуку каблуков об изгрызенные половицы.       Времени у них — секунд пять, не больше.       Сириус оглядывает цепким взглядом комнату, примеряясь, откуда будет удобнее атаковать; вошедших двое, во всяком случае, так ему кажется сейчас. Если повезет, их удастся застать врасплох, даже пленить. С другой стороны, вряд ли им теперь удастся выведать что-нибудь об Астре — Пожиратели хитры, у большинства из них имеются социальные гарантии, как, например, у Малфоев, окопавшихся со своими связями во многих министерских отделах. Просто так обвинить их не получится, допросить вне следственного процесса тоже. Уйти сейчас — все равно что признать, что все предыдущие действия были бессмысленными...       Взгляд падает на подозрительный ящичек, стоящий в дальнем углу комнаты, и подсказывает: тут имеют место особые чары.       Сириус кивает в сторону ящика, но Дейдра понимает не сразу; в зачарованных предметах она особо никогда не смыслила. Тогда он молча берет ее за руку и, не встретив сопротивления, тянет к ящику. Под откинутой крышкой обнаруживается пустота, уходящая вниз поглоданными ступеньками.       Дейра спускается вниз, Сириус двигается следом. Он успевает закрыть за собой крышку как раз вовремя, потому что в следующее мгновение пара волшебников, ожесточенно спорящих между собой, переступает порог кабинета. Сириус видит их через узкий просвет между крышкой ящика и его корпусом. Рядом пристраивается лицо Дейдры — и почти тут же искажается от ненависти.       — Повторю в последний раз, Эван, — чеканит Малфой. — Я помог вам, поскольку ваш наставник, мистер Пиритс, попросил об этом, а слово Луто Пиритса для Темного Лорда всегда имело большое значение. Но в следующий раз, когда вы позволите грязнокровной девке побить себя и сдать Министерству... — он скривился в брезгливой гримасе. — Не рассчитывайте на мою помощь. Черт возьми, где его носит? Мы договорились встретиться здесь!       Малфой раздраженно сдергивает рукав, чтобы посмотреть на часы. Розье переминается с ноги на ногу. Его сплюснутое лицо изукрашено синяками да ссадинами, правая нога прихрамывает — это видно по тому, как неловко он ковыляет туда-сюда по комнате.       — Вы не встречали эту сучку, мистер Малфой. Дерется, как самый дурной маггловский выродок. Было бы дело в палочках...       — Она бы и тогда тебя обставила, — вмешивается третий голос, и Дейдра вздрагивает всем телом. — Или ты забыл, как она дуэлировала на шестом курсе? Миссис Максвелл чрезвычайно искусна в обращении с палочкой, хоть и полукровка.       Когда Пиритс вошел, его гости одновременно обернулись. Лицо Розье стало испуганным, Малфоя — раздосадованным.       — Ваша симпатия по отношению к магглорожденным и полукровным всегда меня удивляла, мистер Пиритс. В неприятном смысле.       — Меня интересует лишь сила, которой располагают волшебники, Люциус. Сила дарует власть. Мне казалось, это часть нашей философии.       Сириус прикидывает в уме расклад сил: Розье в плохой форме, но Люциус и Пиритс оба здоровые, холеные и пресыщенные, как аристократы, вскормленные на мраморном мясе и вине. Они будут сражаться в полную силу. Впрочем, вместе с Дейдрой они могли бы дать проходимцам достойный отпор. Нужно не так-то много — застать врасплох, оглушить, конфисковать палочки...       Только вот Пиритс, мать его, не просто волшебник. Интересно, насколько Дейдра хороша в окклюменции? Если мерзавец вселится в одного из них, бой точно закончится не в их пользу.       — Надо уходить, — тихо произносит Сириус. — Они не знают, что мы здесь. Мы этим воспользуемся!       Он осторожно приподнимает крышку, и тут по ту сторону раздается:       — Я нашел то, о чем ты просил. Ты уверен, что девчонка ничего не заподозрит?       Дыхание Дейдры учащается, когда она понимает, что говорят об Астре. Сириус чувствует, как она дергает его за рукав, видит, как умоляюще смотрит. Глаза ее в полумраке кажутся космически-синими, бездонными.       — Постой. Нет.       — Дейдра...       — Еще немного.       Сириус несколько мгновений колеблется, потом все-таки уступает. Дейдра жадно приникает к отверстию, ловя каждое доносящееся оттуда слово.       — Заподозрит или нет, это не имеет значения, — уверенно отвечает Пиритс. — Не так важно, куда ведет путь — важно, что он символизирует. Путь Астры Максвелл — путь наследницы. Она станет ключом ко всему. Дамблдору, кстати, хорошо это известно. Однако он наивен. Он считает, что она будет делать то, чего захочет он...       — А ты так не думаешь, я полагаю? — жестко спрашивает Люциус.       — Нет, — отвечает Луто. Голос его сладок, прямо-таки сахарен, но понимающий человек распознает в нем почти откровенную неприязнь. — Нет, Люциус, я так не думаю.       — Почему?       — Просто знаю ее лучше, чем она сама себя знает.       Костяшки пальцев Дейдры, окрашенные узкой полоской света, сжались до побеления. Из темноты бессильно скрипнули зубы.       Пиритс неспеша подошел к своему столу, извлек из верхнего ящика бутылку вина, смахнул пыль с изумрудного стекла, выбил из горлышка пробку простым заклинанием. Один из бокалов, стоящих на посеребренном подносе, поднялся в воздух и мягко подплыл, с удовольствием принимая в свои грани красное, точно кровь, пойло. Пиритс с наслаждением повел носом.       — Скажи мне, Люциус, скажи как раб, которым ты являешься...       — Прошу прощения? — уязвленно воскликнул Малфой.       — Не стоит, я тебя прощаю. Итак! Что отличает свободного человека от заложника обстоятельств?       Люциус побагровел.       — Если ты считаешь, что я буду стоять и выслушивать...       — Будешь! Видишь ли, ты незатейлив, Люциус, — Пиритс качнул бокалом. — Так стараешься угодить обеим сторонам, что забываешь, кто ты есть. Тебе не нужно делать выбор — у тебя есть две заготовленные инструкции. Хорошо просчитанные, но... инструкции. Когда Темный Лорд заявил о себе, ты написал одну, а когда пал — другую, — Пиритс нелицеприятно рассмеялся. — Думаешь, Орден не знает, что ты переметнешься? Да они знали раньше тебя самого! Ты ужасно предсказуем.       — Я волшебник, Пиритс, — подчеркнуто фамильярно обратился Малфой — видно было, что он с трудом подавляет раздражение. — Что важнее, я волшебник определенного толка. Выпускники Слизерина известны тем, что используют любые средства для достижения целей. Они выжидают и бьют, когда представляется налучшая возможность. Этим мы отличаемся от так называемых «добрых» волшебников. Уверяю тебя, эти идиоты ни о чем не подозревают.       Пиритс фыркнул: доводы его явно не убедили.       — Так ли это? «Добрые», «злые» — это всего лишь слова. Слова выражающие личное отношение. Они не несут в себе правды. Выбор — или, что важнее, возможность выбирать — объективная величина.       — Значит ли это, мистер Пиритс, что вы можете выбрать другую сторону? — Малфой вновь стал издевательски-учтивым. — Предать лорда Волан-Де-Морта?       Пиритс демонстративно отхлебнул вина. Розье переводил нервный взгляд с одного волшебника на другого, но вступать в их спор не решался.       — Да, я могу, — на лице Пиритса заиграла лучезарная улыбка. — Но не стану. Знаешь, почему? Это мой выбор. В отличие от тебя, Малфой, бесконечно выживающего червя, я сделал его сам.       Малфой с полминуты таращился на Пиритса, спокойно попивающего вино. Уголки его губ подрагивали от гнева. Казалось, он отчаянно хочет что-то сказать, но вместе с тем то ли страшится, то ли брезгует.       — Что ж, — голос Люциуса был совсем глух. — Полагаю, следующую свою встречу с девчонкой вы организуете сами, без моей помощи. Всего доброго.       Сириус услышал, как он уверенно простукивает каблуками к выходу. Скрипнула волшебная дверь — и все вновь стихло. Только Пиритс попивал вино, время от времени что-то негромко напевая себе под нос. Казалось, он пребывает в прекрасном настроении.       — Мистер Пиритс, сэр, — смущенно проговорил Розье.       — Что такое?       — Я думал, вам нужна помощь мистера Малфоя...       Луто Пиритс отставил бокал и встал, изящно поправляя перчатки. Он неспешно прошелся туда-сюда по кабинету, словно осматриваясь. Сириус преисполнился нехороших предчувствий, когда ноги Луто, облаченные в черные твидовые брюки, остановились перед их укрытием.       — Ты слышал мистера Малфоя. Я сам все организую, без его помощи.       Миг — и в просвет заглянули глаза Пиритса. Две черные дыры, способные прожечь сердце насквозь. Сириус и Дейдра дружно вздрогнули и схватились за палочки, но прежде, чем они успели что-либо предпринять, крышка над их головами захлопнулась; следом послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

* * * *

      Фред придумал этот план давным-давно. Возможно, тогда, когда увидел, как здоровенный ворон Астры нападает на Малфоя. Джорджу план не нравился. Ему вообще не нравилось, что они проявляют к Максвелл такое повышенное внимание. Возможно, он считал, что идея не так уж хороша, или что лучше прибегать к проверенным методам, а не доверять работу друиду.       В какой-то момент он сказал об этом прямо:       — Ты лишаешь нас самого веселого, Фредди!       Странное дело. Джордж обычно открыт для экспериментов, но чужое вмешательство — вмешательство Астры Максвелл — явно не жалует.       — Да ладно тебе, — отмахнулся Фред. — Только вообрази, как это будет. Шалость на века! Это все равно, что выбить свои имена над входом в школу!       — Она этого не хочет, — заметил Джордж. — Ты ее шантажировал. Я хочу сказать: что, если Максвелл решит нас подставить в отместку? Вдруг она нас перехитрит?       Фред посмотрел на него, изогнув бровь.       — Братишка! Ты правда так думаешь?       — Не-а, — хмыкнул Джордж. — Куда ей до нас. Но Фредди, если что-то пойдет не так...       — По крайней мере, мы устроим незабываемое представление, — Фред похлопал его по плечу.       На том и порешили.       В половине седьмого они встретились с Астрой Максвелл близ статуи Одноглазой Ведьмы. Девчонка снова была одета во все черное и точно слилась бы с окружением, если бы не белеющее в полутьме лицо и серые волосы, собранные в высокий хвост. Выражение лица у нее было самое кислое.       — Вы опоздали!       — Прости, драконоволица. Ты знаешь, трансфигурация — та еще морока, особенно когда нужно превратить неодушевленный предмет в одушевленный.       Фред подмигнул, и девчонка едва заметно покраснела. Надо же, а строит из себя непрошибаемую! Он-то заметил косые взгляды, которые она бросала, когда танцевала с ним на балу...       — Ты готова? — будто бы невзначай спросил Джордж, однако глаза его изучали Астру очень внимательно, словно выискивали подвох. И чего это он сделался таким недоверчивым?       — Сделаю, что смогу, — хмуро пообещала девчонка. — Но если сразу после этого вы не отдадите мне дрянной омнинокль, я пойду прямиком к Дамблдору!       — Справедливо.       Воздух огласил шум крыльев, и на парапет рядом с ней присел ворон — гигантская черная птица, какую обычно можно увидеть в маггловских в фильмах ужасов. Этого, кажется, звали Кроносом — он был невообразимо велик, а перья его на свету отливали зловещим красным цветом. Девчонки жутко боялись этих воронов и обычно заходили в совятню на цыпочках, чтобы не привлечь их внимание. Даже Анджелина, будучи похрабрее многих парней, признавалась, что от птиц Астры Максвелл у нее мурашки по коже.       — Он будет патрулировать, — пояснила Астра. — Предупредит, если явятся учителя.       — Очень мило с его стороны. А если Невилл снова загуляет во сне, он нас предупредит?       Астра недоброжелательно улыбнулась.       — У вас-то все готово?       — Спрашиваешь!       Они одновременно закатали рукава и продемонстрировали длинные кисти, перечеркнутые кровавыми царапинами. Приготовления оказались сложнее, чем они предполагали, но результат точно будет того стоить!       — Считай, мы теперь члены твоего маленького клуба, — пошутил Фред.       — Какого еще клуба?       Поддавшись дурости, он подошел к ней, потянул на себя за руку. Максвелл снова покраснела. Надо же! При определенной дозе спонтанности читается, как открытая книга, но если заиграться, показывает шипы — губы поджимает, скалится, вырывается. И пускай, интереснее ведь. Для Фреда не было ничего более захватывающего, чем выводить из себя самых холодных и отрешенных: он считал, что это даже веселее, чем потешаться над озлобленными невротиками, напыщенными звучками, гордецами и слюнтяями. Максвелл утонула в себе так глубоко, что из банальной вредности хочется постучаться в этот ее неприступный мирок, посмотреть, кто его охраняет — может, цербер, а может, маленькая напуганная девочка, которой втайне хочется, чтобы на нее обратили внимание.       Он едва ли замечает ее пинки и злые взгляды, напротив, веселит и как-то будоражит, что ли, что Астра, которая терпеть его не может, трепыхается, будто птичка в клетке. И запястья у нее тонкие, ну точно птичьи лапки... Он бы с удовольствием продолжил эту игру, если бы ворон, сидящий на парапете, не зашипел, как закипевший чайник.       Фред быстро прислонил ее запястье к своему. Во мраке коридора их кожа казалась одинаково бледной, только вот шрамы на коже Астры были внушительнее и глубже.       — Ты обставила нас, драконоволица.       Она резко одернула руку. Фред снова подмигнул — на этот раз так, чтобы заметил только Джордж. Тот ответил широкой заговорщицкой улыбкой.       Пора.

* * * *

      Это был самый обычный день в Хогвартсе, с рядом уточнений — французские и болгарские студенты, например, дух состязания, пересуды о недавнем инциденте с драконом. Впрочем, с этим все давно уже примирились. Хогвартс легко привыкает ко всяким необычностям, впитывает их, как губка, неизбежно делая частью себя. Из того он и состоит — странностей и диковинок, зачем-то сросшихся вместе.       Аргус Филч, бессменный школьный завхоз, культурно отдыхал после рабочего дня, расположившись за своим столом в подсобке. На тарелке перед ним высилась гора печенья, в чашке дымился горячий чай, миссис Норрис лежала тут же, лениво подергивала хвостом. Филч откусывал от печенья, с наслаждением пережевывал, шумно хлебал чай. Настроение у него было просто восхитительное. Не далее как позавчера он поймал двух местных бедокуров, потягал за уши и конфисковал целую коробку магических безделушек. Предназначения их Филч не ведал, но подозревал, что ни для чего хорошего они использоваться не будут. Чего стоят названия — «блевательные батончики», «удушающие галстуки», «расти-зоб», «прыщеростка». Такому бесстыдству в школе делать нечего!       Довольно улыбаясь, Филч оглядывал хозяйским взглядом свои владения — подпирающие вдруг друга стеллажи, заваленные конфискованным барахлом; некоторое вещицы было совершенно безобидным, другие дети пытались забрать обратно со слезами на глазах. По счастью, он слишком хорошо знал, насколько эти существа зловредны и коварны, и не позволял себя провести.       «Ух, мерзкие дети! Ни страха, ни мозгов...»       Блюдо с печеньем опустело уже наполовину, когда в дверь вдруг настойчиво поскреблись. Звук был ужасающий — будто работали когти какого-то крупного зверя. Завхоз подскочил на стуле, расплескав чай.       — Кто там? — яростно крикнул он.       Ответом было молчание, лишь ветер свистел в щелях замка. Он некрасиво выругался, встал из-за стола и прошагал к двери. Взявшись за ручку, немного потоптался на месте, потом все-таки набрался храбрости, потянул...       — Миссис Норрис! — воскликнул он. — Как вы меня напугали!       На пороге действительно сидела миссис Норрис, царственно-спокойная, как и обычно. Филч взял питомицу на руки, любовно потрепал по загривку и вернулся к столу.       — Я ведь просил, чтобы вы не ходили по коридорам без меня, миссис Норрис, это очень... — он резко остановился. — Что?!       Миссис Норрис сладко дремала, свернувшись клубком на столе. Почувствовав приближение хозяина, она приоткрыла один глаз, потом увидела у него на руках свою точную копию и села, вытягивая шею.       — Этого не может быть... — ошарашенно сказал Филч.       Он усадил двух миссис Норрис рядом. Они были что две капли воды — шерстка, лапы, усы, кисточки на ушах. Друг на друга косились со сдержанным любопытством.       — Этого не может быть! — повторил завхоз уже увереннее. — Миссис Норрис, как вас угораздило так раздвоиться?       Кошки посмотрели на него с немым укором.       В дверь поскреблись во второй раз. Филч подбежал, распахнул не глядя и заорал:       — Если вы думаете, что это смешно, то я вас...       В дверях сидела еще одна миссис Норрис — смотрела на него огромными изумленными глазами. Выругавшись, Филч поднял кошку и отнес к столу. Увидев перед собой трех абсолютно одинаковых миссис Норрис, он вдруг осознал, что понятия не имеет, какая из них настоящая. Тщетно он пытался высмотреть какие-то различия, кошки были идентичными копиями друг друга. Даже мяукали одновременно — судя по всему, тревога завхоза передалась и им.       В дверь снова поскребли.       — НУ ПОГОДИТЕ!       Четвертую миссис Норрис он тут же закинул себе на плечо. Потом вернулся к столу, забрал первых трех, разместил поудобнее у себя на руках, чтобы никого не потерять, и вышел в коридор, по пути подобрав еще одну кошку, пятую по счету.       — Когда я узнаю, кто это сделал, — шипел Филч себе под нос, раздраженно топая по коридору. Пять кошачьих голов подпрыгивали на каждом его шагу. — Кто из этих мерзких детей проклял вас, миссис Норрис? Я подвешу их за уши! Закую в подвале! Выпорю стальными прутьями!       В коридоре встречалось все больше и больше кошек, таких же неотличимых друг от друга. Миссис Норрис терлись о ноги, пронзительно мяукали, безропотно облепляли завхоза, устраиваясь на плечах, руках, голове, в карманах форменной мантии, а когда мест уже не осталось — послушно трусили следом, задрав хвосты трубой. В общем, делали все то, что положено обычной миссис Норрис. Филч так разозлился, что у него заболела голова.       — Поймаю! Поймаю! Проучу! — визжал он. Кошек уже не подбирал — их было слишком много. Они шли следом сплошным хвостатым ковром. Пробежав еще метров двести, завхоз резко притормозил: дверь по правую руку от него, ведущая в кладовую для швабр, отчего-то была приоткрыта.       — Вот я вам устрою...       Филч вошел в кладовку, подслеповато озираясь. Чертыхнулся, кое-как зажег фонарь и поднял повыше, освещая пространство.       — Не может быть, — просипел он.       Кругом, куда ни кинь взгляд, были миссис Норрис. Везде. На полу, на полках вдоль стен — каждой из полок вплоть до самой верхней. Кошки сидели бок к боку, стройными рядами, будто солдаты, и взирали на него желтыми глазами, пламенно горящими в темноте, не издавая при этом ни единого звука. И Филчу неожиданно стало страшно.       — Спокойно, миссис Норрис, — прошептал он. — Сидеть!       Бессчетные миссис Норрис одновременно подобрались, выгнув спины. Завхоз шумно сглотнул, попятился к выходу, нашаривая его дрожащей рукой.       — Сидеть, я сказал!       Не стерпев, он развернулся и побежал, роняя кошек со своих плеч. За спиной почувствовалось синхронное движение. Через мгновение сотни когтистых лап вцепились в штанины Филча и повисли, утягивая его вниз, к земле; завхоз рухнул, истошно вопя, и кошки погребли его под сплошной бурой кучей лап, ушей и хвостов.       Филч, разумеется, не мог слышать, как в двадцати метрах близнецы Уизли смеются, надрывая животы. Они даже разговаривать толком не могли — только смеялись, смеялись и смеялись.       — Восхитительно, — пробормотала Астра. — Будете смеяться, когда он сляжет с сердечным приступом!       Она сидела на корточках, прижавшись спиной к стене и запрокинув голову. Глаза ее были сплошными, желтыми, с огромными черными зрачками, которые дергались, не переставая, пока она управляла полчищем кошек.       Сосредоточенная, Астра почти не почувствовала, как Фред кладет руку ей на плечо, но услышала, как он шепчет:       — Я тебе кое-что скажу по секрету, Максвелл, ты только не удивляйся: у него нет сердца.       Ее аккуратно подняли и повели по коридору. В глазах все еще мелькали серые стены, кошачья шерсть и отчаянно вырывающийся Филч, но она была не там, она отдалялась. Близнецы вели Астру под руки, оживленно переговариваясь между собой; какой-то момент она ощутила, что ее голова покоится на чьем-то плече, и разговоры прекратились. Кто это? Фред или Джордж?       В другое время заклинательство не требовало такой тотальной концентрации, однако когда смотришь глазами ста пятидесяти четырех кошек, особенно впервые, то становишься совершенно беспомощной.       — Все, — слова доходили будто через толщу воды. — Можешь выходить.       Астра судорожно вздохнула — и ощутила, как сотни невидимых тросов, связывающих ее с кошками-двойниками, разрываются один за другим. Когда исчез последний, она, наконец, открыла глаза — нормальные человеческие глаза, серые с едва заметной золотистой каймой по ободку. Усталость обрушилась на плечи многотонным грузом. Однако отдыхать было некогда — пришлось на заплетающихся ногах бежать следом за близнецами, потому что они все еще были слишком близко к месту преступления и рисковали быть обнаруженными. Они бежали вперед, потом вверх, потом вниз и снова вперед. Время от времени нога по неаккуратности врезалась в каменную ступеньку или кто-то из близнецов тянул ее за руку, подсказывая направление, но в остальном связь с внешним миром едва-едва ощущалась. Время текло быстрее, чем обычно, и она не чувствовала его. Ровно как и не чувствовала своего присутствия здесь, в Хогвартсе, не чувствовала, что бежит по коридорам, лестницам, что выходит на улицу...       Что-то холодное коснулось лица.       — Эй, драконоволица, ты как?       Она открыла глаза и обнаружила себя на смотровой площадке Астрономической башни. Над ней нависал Фред, его рукой к ее щеке был приложен кусочек снега. Недовольно поморщившись, Астра отвернула голову. Джорджа нигде не было видно.       Глаза Фреда вроде как смотрели встревоженно, но с губ его не сходила ухмылка — вероятно, вид обезумевшего Филча все еще стоял у него перед глазами.       — Омниноколь. Гони его сюда.       — Что? — Фред изобразил удивление. — У меня его нет!       Наплевав на усталость, Астра бросилась на него с кулаками. Фред с хохотом отпрянул назад и выставил вперед руки, избегая ударов; когда один из них, особенно ловкий, пришелся по животу, он согнулся и уронил голову Астре на плечо; в нос ударил теплый запах волос и какого-то мальчиковского шампуня. Еще разок дубаснув Фреда, Астра отодвинулась, пряча раскрасневшиеся щеки. Черт бы побрал этого ублюдка!       — Я к Дамблдору, — заявила она, шагнув к лестнице.       Фред поймал ее за руку.       — Не хочешь сначала заглянуть в свою сумку?       — Ты меня достал, Уизли! Плевать я хотела на твои шуточки!       — Максвелл, загляни в сумку, ну пожалуйста.       Не сводя подозрительного взгляда с Фреда, Астра все-таки расстегнула сумку и сунула руку внутрь. Пальцы наткнулись на какие-то металлические осколки, перемешанные с проводками и резиновыми клапанами. Она прищурилась.       — Это же...       На дне лежал тот самый омнинокль, точнее, то, что от него осталось. Астра изумленно посмотрела на Уизли. Разбить исправный омнинокль лишь для того, чтобы поприкалываться — да они сбрендили!       — Еще одна непревзойденная шалость, — провозгласил Фред.       — Идиотская. Поверить не могу, что вы его сломали. Не сочти за грубость, но я слышала, твоя семья не сыром в масле катается...       Он перестал улыбаться, и Астре почему-то стало за себя неловко.       — Я хотел удалить запись сразу же после нашего договора, не сказав тебе. Это было бы ужасно забавно, согласись? Но после бала мы с Джорджем тестировали кое-какие взрывные смеси, и... в общем, он этого не пережил.       — Джордж?       — Ради всего святого, Максвелл, омнинокль.       Прилив ярости захватил Астру, она ожесточенно отшвырнула от себя сумку. Омнинокль был утилизирован еще неделю назад, значит, она могла вовсе ни во что не впутываться...       — Не знаю, будет ли тебе от этого легче, — выпалил Фред, взъерошивая волосы пятерней. — Но даже если бы ты тогда отказалась, мы бы не стали стучать на тебя Дамблдору. Это так, для мотивации. Мы ведь не... ай, ай! Ну хватит!       — Фред! Уизли! Ты! Просто! Невозможный! Козел!       Острые тычки пальцев прилетали с каждым новым словом, вонзаясь в живот и бока «невозможного». Астра, пышущая праведным гневом, уверенно теснила Уизли к парапету, обещая себе, что столкнет вниз, если сумеет — тогда-то они будут квиты. Увы, в какой-то момент он вывернулся из-под шквала, зачерпнул рукой горстку снега и швырнул ей в плечо.       — Ах ты!..       Она поспешно слепила шарик и метнула вслед удирающему Фреду — прилетело точнехонько по заднице, оставив на джинсах осыпающуюся снежную лепешку. Уизли придирчиво осмотрел свои штаны и повернулся к ней, изображая гнев.       — Ну держись, драконоволица!       Он метнулся к земле, и Астре от этого молниеносного движения почему-то стало и страшно, и весело. Она совсем по-девчоночьи завизжала и сиганула в сторону, уворачиваясь от пущенного Фредом снаряда. Следующий угодил ей в грудь.       — Придурок!       — От придурочной слышу!       Некоторое время они носились по кругу, обстреливая друг друга снежками. Остатки злости быстро покинули Астру: сперва она словила страх, затем неудержимый азарт, а уже через минуту хохотала, как сумасшедшая. Ей удалось подстрелить правую щеку Фреда, и теперь она сверкала круглым красным следом. И не сказать, чтобы Уизли долго оставался в долгу — менее чем через десять минут Астра была перепачкана в снегу с головы до ног.       В конце концов она так увлеклась, что Фреду пришлось самолично положить конец этой битве. Немыслимое дело — чтобы Фред Уизли предлагал положить веселью конец! Но он был там, он приближался с поднятыми руками, всем своим видом выражая готовность принять поражение.       — Все, Астра, прекращай. Мир?       Ага, держи карман шире! Сделав обманный выпад, она опять швырнулась снежком. Фред увернулся, перехватил ее руку, уже приготовившуюся для нового броска, и завел за спину. Несколько секунд разгоряченная Астра билась в его хватке, но замерла, внезапно осознав, что ощущает спиной сердце Фреда, бьющееся гулко и часто .       Она повернула голову. Глаза Фреда Уизли смотрел пристально и как-то странно, словно... он впервые ее увидел.       — Помнишь, что ты сказала в Хогвартс-экспрессе?       — Не помню...       — Ты сказала, что первый поцелуй со мной был бы хуже, чем с дементором.       Хватка Фреда немного ослабла, и Астра сумела, наконец, развернуться к нему всем корпусом. Уизли вел себя ужасно странно. Новую шалость задумал, что ли?       — В общем, тебе сегодня придется худо, — заявил он. — Потому что я тебя поцелую.       — Что ты сказал?       Сообщи Фред Уизли, что с неба вот-вот свалится профессор Снегг, обряженный в женское платье, она и то удивилась бы меньше.       — Твой первый поцелуй будет с Фредом Уизли, Максвелл. Хуже некуда.       Астра вспыхнула:       — Откуда ты знаешь, что это мой первый...       Слова застряли в горле, потому что Фред придвинулся к ней, придвинулся внезапно и так близко, что можно было учуять исходящий от него запах вишневого пунша и пороха, вельвета и разгоряченной кожи. Астра оцепенела, словно каждая ее конечность вдруг лишилась мышечной памяти, а Фред мягко обнял ее за талию одной рукой, другую положил на затылок. Астра посмотрела на него сверху вниз — в совершенной растерянности.       — Сказал же, — усмехнулся он.       И, наклонившись, поцеловал.