Бог Раздора выходит на сцену

Фурина ощутила резкую смену климата уже на водной границе с Сумеру. Кур-де-Фонтейн остался за спиной, как и все прилагающие к столице регионы. Где-то там Нёвиллет разбирается с восстанием. Клоринда, скорее всего, как и обещала, осталась подле него. Ризли отсиживается в Меропиде, потому что все, что не касается крепости — не его дело, но это не отменяет того факта, что бунтовщикам в тюрьме придется несладко. Навия и иллюзионисты во всю обеспечивают безопасность граждан. Жаме, наверное, уже на передовой. А Монт… Монт должна быть в безопасности, наверняка отсиживается в каком-нибудь кафе, или в штабе палаты жандармерии. Де Фонтейн жалела, что не успела с ней попрощаться, надеясь, что мелюзина все поймет. Повелевать водами не принадлежащим владениям Гидро Дракона было почему-то сложнее. Тревожные мысли о покинутом доме отступили, на смену им пришла концентрация на родной стихии. Вплоть до момента, пока Фурина не ступила на песчаный берег, на задворках сознания ее мучили мысли о Боге Раздора. Юний создавал слишком противоречивое впечатление: то он самый заботливый Дракон во всем Тейвате, то самый коварный из всех существующих палачей. Не мог же он ее обмануть? Но, собственно говоря, кому она в Селестии нужна? Юнию? Нет. Из разговоров с ним она поняла одно — Фокалорс он знал еще до того, как та стала Архонтом, вероятно, и с Эгерией он связан напрямую, по-другому сон Годарда о Царстве Фарахкерт объяснить нельзя. Возился Юний с ней исключительно из-за былых чувств к Фокалорс, должно быть, с Юнием они больше не увидятся, ну или когда наступят последние минуты де Фонтейн. Богам Фурина тоже не нужна, раз они покинули ее народ. Следовало благодарить Бога Раздора за подаренную возможность продлить свое существование, ведь, по сути, Фурина отныне по-настоящему свободна. Ноги запрели почти сразу, каблуки утопали в горячем песке, замедляя хождение, пришлось снять ботинки, ступая по земле голыми ступнями. Сюртук Нёвиллета и свой пиджак она сняла, закинув одежды за плечо. Ранним утром пустыня порадовала невыносимой жарой, страшно было представить, что будет в полдень. Де Фонтейн не спеша прогуливалась по пляжу, пытаясь не кидать томные взгляды, полные горечи, в сторону своей страны, благо, снизу ей виднелась только башня Ромарина на вершине плато. Она понимала, что для быстрого способа пройти вглубь Царства Фарахкерт, ей нужно найти пещеру, ведущую прямиком к тому огромному древу, но ни прохода, ни лестниц она не обнаружила. Единственным доступным вариантом казалось старое доброе скалолазание. Пришлось думать, куда деть вещи, потому что с тяжелыми костюмами на себе она не сможет карабкаться. Сделать сумку из пальмовых листьев или длинную палку, и как-нибудь скомкать все свое добро в судейский костюм, предварительно завязав его, как мешок? К моменту, когда солнце вошло в зенит, Фурина успела изучить пляж и найти крохотную пещеру, в которой решила переждать жару. Самым оптимальным выходом из ситуации был ночной образ жизни, потому что вечерние холода хотя-бы будут бодрить, и она уже будет лучше соображать. Первые часы жизни отшельника оказались не такими удручающими, пока в животе не заурчало. Вспомнив, что ела она давно, и то перебила голод сладостями, Фурина недовольно огляделась в пещере, в надежде найти хоть что-то, что можно съесть, но, похоже, ближайший источник еды находился в десяти километрах от нее. Проблема заключалась в довольно крупном лагере хиличурлов, расположившемся прямо посреди пляжа. Рыбачить под палящим солнцем она не собиралась. Фурина, конечно, могла бы хоть сейчас туда заявиться и всех поубивать, забрав всю их еду себе, но она лишь прислонилась к неровной каменной прохладной стене пещеры, прикрывая глаза. Она сможет продержаться без еды, раз уж ее тело теперь выносливее. На крайний случай, проберется в лагерь монстров ночью и ограбит их. Стоит ли теперь задумываться о моральной составляющей ее новой жизни? Пустыня убьет ее при первой же возможности, так что Фурине придется научиться выживать. Теперь враг не в небе, а на земле. Жить буквально приходилось учиться заново. Фурина сама не заметила, как легкая дрема сменилась крепким сном. Она понимала, что спит, не знала, заслуга Юния в том, что видела она спокойное бесконечное море и чистое звездное небо, но решила остаться в этом сне до тех пор, пока тело само не решило, что пора просыпаться. В грудине что-то глухо болело и щемило, кажется, сердце изменило привычный бешеный ритм на спокойный. Де Фонтейн слабо хмыкнула, мол, вот оно — состояние без стресса. Впрочем, проснулась она не совсем по естественным причинам. Нутро недовольно бурчало вперемешку с голодом. Чуткий нюх уловил запах цитрусов и копченого мяса. А еще стойкий запах скверны, контрастирующий с едва различимыми приятными нотками моря. И шерсть. От чего-то, что находилось возле ее пещеры буквально смердило квинтэссенцией запахов тварей Бездны. Фурина лежала смирно, решив, что притвориться мертвой — лучший выход из ситуации, когда не желаешь вырезать целое поселение хиличурлов. Шаркающими по песку шагами к ней приблизился довольно крепкий для своих сородичей хиличурл. Судя по шагам монстра, он казался больным, или каким-то юродивым, потому что шел он прямо, на подобие человеку, при этом хромая на каждом шагу. Не издав ни звука, тварь положила что-то возле головы Фурины, и спешно покинула пещеру. Де Фонтейн тут же открыла глаза. Она должна была запаниковать в ту же секунду, когда поняла, что лежит головой на своем сложенном пиджаке, при этом была до подбородка укрыта сюртуком Нёвиллета. Засыпала она точно в другой позе и ни разу не просыпалась… «Все чудесатее и чудесатее…» — она недоверчиво принюхалась к разложенным на песке фруктам. Неизвестный хиличурл, явно с добрыми намерениями поделился с ней едой… Они, выходят, заметили ее еще утром. За всю свою жизнь, Фурина слышала множество сказок про монстров, которые оказывались добрыми, или лояльными к людям, но лично никогда не сталкивалась. Впрочем, Тейват огромен, ей пора переставать чему-то удивляться. Проспала она до ночи, земля под ногами немного остыла, от чего и воздух казался холоднее. Вот в таких условиях де Фонтейн явно будет продуктивнее, чем в невыносимую жару. Она медленно приблизилась к лагерю, всматриваясь в причудливый быт монстров, те, скорее всего, готовились к какому-то празднику, или у них каждый день — праздник, де Фонтейн с любопытством наблюдала за их танцами, похожими на идолопоклонничество незримому божеству. Хиличурлы то кланялись, то поднимали лапы, восхваляя в странном танце что-то ей неизвестное. Фурина слабо улыбнулась, притаившись за широким камнем, так и оставшись незамеченным зрителем. Она выцепила в толпе необычное существо, внешне схожее с хиличурлом, но по окрасу отличающегося от всех своих сородичей. Монстр выделялся, словно был белым голубем в стае синих зонтичников: неуклюжий, сильно раненый, отчего все его движения были скованы; Сам по себе этот хиличурл был на голову выше остальных, да и небесно-голубой цвет шерсти сильно выделял его среди монстров. Мешать их празднику совсем не хотелось, поэтому Фурина вернулась в свою пещеру. Приятная усталость ее не отпускала, вопреки всем испытанным ранее чувствам, ощущение сонливости оказалось желанным. Несмотря на то, что она проспала четыре дня, спать хотелось еще. Впрочем, торопиться ей некуда, она может еще пару дней провести на пляже. Остаток ночи она провела в воде, вытаскивая с помощью Гостей ракушки и жемчужины. Еды у нее нет, рыба бы испортилась на жаре, так что предложить взамен на доброту того хиличурла ей почти нечего. Разве что вылечить его, но расценит ли он ее способности, как помощь, или, почуяв от нее поток Гидро, решит напасть, было неизвестно. Впервые за пять сотен лет Фурина думала о том, как бы ей подружиться с хиличурлом.

***

Если бы Нёвиллет увидел, как де Фонтейн тратит целую неделю на налаживание контактов с тварями Бездны, хлопнул бы себя по лицу, или бы гомерически расхохотался. Сначала она оставляла подарки у своей пещеры, думала, хиличурлу понравится, но он умудрился сделать из ракушек, жемчужин и, кажется, кости какого-то крупного зверя диадему. Откуда у неразумного — вроде как — монстра такие ювелирные навыки, она не знала, но решила в следующую встречу выйти к нему и попытаться заговорить. Не враждебный, но чересчур нервный хиличурл что-то шипел и пытался говорить, но речь его походила на древнейший диалект, которому Фурина не была обучена. Нет, со старыми наречиями Фонтейна времен правления Ремуса она была знакома, но, судя по схожим созвучиям со старым говором в Ли Юэ, этот монстрик то ли родился на смежных со странами правосудия и контрактов землях, то ли сами хиличурлы разговаривают на древних языках, постепенно превращая целые диалекты в утробное рычание. Впрочем, украшение, которое сделал монстр было очень похоже на те, что носила Фокалорс в первые годы правления. Подобные диадемы лежат в сокровищнице Мермония, с вырезанными витиеватыми волнами и орнаментами эпохи древнего царства, украшенными жемчугом и осколками ракушек. Хиличурл принял ее лечение не сразу, потребовалось три дня, чтобы убедить его, что она не собирается ему вредить. Впрочем, самому монстру было неуютно в ее компании, но он исправно приносил ей еду каждый день. Тело привыкало к новому климату и режиму дня довольно долго. Учитывая, что Фурину травили и пытали, то, что она восстановилась за неделю — чудо, не иначе. Черный цвет притягивал тепло, пришлось оторвать рукава блузы, потому что де Фонтейн становилось плохо от жары под солнцем, а то, что она еще не разгуливала по пляжу в одном лифе — достижение века. Но она покинула свой дом в поисках ответов, так что оставаться на попечении одного необычного хиличурла навсегда было довольно смутной перспективой. Она два часа пыталась попросить его принести ей самые крупные ветви пальм, стоящих на берегу, прямо у их лагеря, показывая на свои вещи, закутанные в судейский сюртук. Конечно, Фурине, кроме как какого-нибудь украшения нечего было предложить, то, что ее бесплатно кормили все это время свежими фруктами и мясом — подарок судьбы, так сказать, поблажки перед настоящим испытанием. А когда монстр принес самодельную, огромную, плетеную из коры сумку, которую можно было просто перекинуть через плечо, де Фонтейн, за неимением доступных слов благодарности, в порыве чувств крепко обняла монстра. Тот замер на месте, словно она не проявила нежность, а направила на него ружье. Хиличурлам неизвестна ласка. Возможно, Фурина была первой, кто обнял его, и он не знал, как реагировать. Хиличурл тут же сбежал и не появлялся вплоть до ночи, когда де Фонтейн уже собралась в путь. Она слишком долго просидела на пляже, в ожидании синего причудливого друга, пока полная луна, показавшаяся из-за горизонта, плавно и медленно плыла по своему извечному маршруту на Запад. С каждой минутой странная тревога в груди становилась ощутимее. Когда ждать терпения не хватило, де Фонтейн вскочила с песка, развернувшись к высоким скалам, высматривая подходящий рельеф для подъема. Она вернулась в свою пещеру, положив голубую брошь-капельку на каменный выступ. Так-то лучше. Фурина закинула сумку за спину, медленно, потягиваясь, рассматривала скалы, прикидывая маршрут, игнорируя зудящее внутри чувство тревоги. Оно ей знакомо. Где-то рядом сильный зверь или монстр. Обычно твари Бездны не трогают друг друга, так что лагерь хиличурлов будет в порядке, а вот Фурине пора сматывать удочки, пока ничто и никто не пришло полакомиться ее недодраконьей-недобожественной-недочеловеческой шкурой. Стоило ей выйти из пещеры, как чуткий слух уловил скрежет ржавых механизмов, звуки разрывающейся плоти, вопли и предсмертные хрипы. Запах крови и жженой плоти ударил в мозг с необычайной силой, и Фурина даже сама не поняла, когда тело начало действовать — она поймала себя на мысли, что бежит к хиличурлам, когда уже почти прибыла в их лагерь. «Это что за тварь?!» Не то Руинный Охотник, не то Страж. Безрукий огромный древний механизм с длинным хвостом походил больше на какое-то животное, чем на привычных взгляду молотильщиков, или меков. Фурина огляделась — повсюду лежали растоптанные и сожженные тела хиличурлов, даже гиганты не выстояли в схватке с механизмом. Лагерь горел. За какие-то считанные секунды все хижины и бочки с припасами предались огню, а де Фонтейн даже не успела пошевелить и пальцами, чтобы призвать Гидро, в попытке потушить хоть что-то. Она пыталась высмотреть в хаосе из ошметков органов и частей тел хоть какой-то намек на синюю шерсть, с облегчением отмечая, что ее друг пока еще жив. Мимо пробежал хиличурл, что-то крикнул ей на своем языке, пытался схватить за руку, но Фурина отпрянула в сторону. Она призвала меч и Гостей и ринулась в лагерь, где вовсю буйствовал механизм. «Не справлюсь.» — поняла Фурина, призывая еще больше Гостей. Ей нужно просто увести тварь из лагеря и утопить. Но механизм, заметив ее, тут же пошел на таран, застав де Фонтейн врасплох. Она ринулась в сторону, влетев в горящий дом, разломав и без того хлипкую конструкцию своим телом. Острые деревянные обожженные доски вонзились в тело, обожгли чувствительную кожу на лице, на секунду Фурина потеряла себя в пространстве, потому что ее всю завалила горящая древесина. Нутро снова взвыло с новой силой, Фурина пробила силой Гидро обрушившуюся на нее крышу, выскакивая из обломков — секунда — гигантская металлическая нога сравняла остатки дома с землей. «Теперь я его цель, отлично!» Де Фонтейн, что есть силы, ринулась к берегу, пуская в механизм Гостей, завлекая существо ближе к воде. Тварь последовала за ней, позабыв про лагерь. Фурина призвала еще больше помощников, оставив их в разрушенном поселении, чтобы те вытаскивали хиличурлов из-под обломков и лечили Гидро, пока сама Фурина будет разбираться с настоящим монстром. Тварь оказалась умнее, чем выглядела на первый взгляд — вслед за де Фонтейн в море не вошла. Механизм несколько раз бил по земле, на которой Фурина стояла, но она с легкостью уворачивалась от атак лапами и хвостом. Вопреки ожиданиям, сил в Фурине было хоть отбавляй. Впрочем, недельный отдых на песчаном берегу у моря, здоровое питание и сон и не такое с людьми делают. Де Фонтейн отозвала меч, складывая руки в печати, почувствовав, как Гидро с бешеной силой отзывается в венах, она развела руки в стороны взывая к водам, призывая гигантскую волну, размером достигающей до верхушек скал. Ей не хватило секунды, чтобы смыть с берега механизм. Она отвлеклась лишь на мгновенье, не успев заметить, как тварь выстрелила из большого красного ока прямо в нее. Что-то с силой отшвырнуло Фурину в сторону, краем глаза она заметила голубоватый оттенок до боли знакомой шерсти. А дальше все было, как в замедленной съемке: выстрел пронзил грудь хиличурла, иссиня-черная кровь попала ей на лицо, застелив глаза темной пеленой; в нос тут же ударил запах жженого мяса, органов и шерсти, а уши отчетливо слышали треск его костей. Резко накатили слезы, смешиваясь с кровью, Фурина проморгалась, возвращая ясность зрения — хиличурла нигде не было. «Он в воде!» — она ринулась в море, призывая еще больше Гостей в надежде найти его и попытаться исцелить. Она же сможет его спасти. Сможет? Скрежет металла вывел из ступора. Де Фонтейн почувствовала, как разбухли на лбу вены, услышала скрежет собственных зубов. О ней позаботился этот хиличурл. Кормил ее, делал для нее все, что она просила, даже смастерил ей украшение, ей нечем было отплатить за его доброту, а теперь он мертв. Из-за нее. Теперь ей хватило секунды, чтобы смыть тварь с берега. Гидро энергия оказалась непривычно послушной, Фурина в воде стала только сильнее, а механизм, попав в зону, где превосходство было у де Фонтейн, до нелепого смешно перебирал нижними лапами, на манер живого существа, пытаясь выплыть на сушу. Решив закончить мучения твари, Фурина с силой воткнула лезвие в глаз механизма, поворачивая рукоять меча. Затем еще раз. И еще. Оставив механизм в покое, позволив ему дальше опускаться на дно, она призвала еще больше помощников в надежде найти хиличурла. Из-за непроглядной тьмы приходилось ориентироваться на свет Гостей. Фурина периодически выплывала на поверхность, отмечая расстояние до берега. Она была все еще в опасной близости от своего региона. Кто знает, что случится с Кур-де-Фонтейном, если она нарушит свою ссылку. Один из Гостей почувствовал какое-то движение в воде — Фурина тут же ринулась туда, молясь, что хиличурл, после стольких минут, проведенных под водой, все еще жив. Разум твердил, что наземные существа не могут столько провести под водой, но сердце отказывалось ему верить. Ее первый друг в этой новой жизни погиб, спасая ее. А она снова не смогла ничего сделать. Снова это чувство безнадежности и собственной бесполезности. Второй, третий, четвертый… Двадцать Гостей почувствовали движение. Все сразу. Фурина оглянулась — все помощники, которые заметили что-то движущееся в воде, находились вокруг нее. «Даже не почувствовала!» В сознании тут же пронеслись слова Нёвиллета: «Сбежал…» и Клоринды: «Слишком изворотлив…». Помощники, светившие для Фурины в непроглядной тьме, меркли друг за другом. Они все еще были в воде, просто что-то невообразимо огромное проплыло рядом с Гостями. «Черт, я в кольце!» Стоило этой мысли пронестись в сознании, как рядом с де Фонтейн проплыло что-то настолько большое, что сама Фурина застыла в оцепенении. Она не заметила такую тварь рядом с собой. Речной дух заметил ее и ее созданий в водах и решил, что она враждебное существо? Он убьет ее? «Двигайся-двигайся-двигайся-двигайся…» — вторила сама себе Фурина. Существо открыло глаз, светящийся белым в темном море, сильно похожий на драконий — с таким же узким зрачком. Размер глаза Речного Духа превосходил рост Фурины в пять раз. Она не просто не заметила большого противника в воде. Точнее, она бы и не почувствовала его присутствие, даже, если бы захотела. Фурина была и в во владениях Духа, и в его непосредственном теле. Вся вода, которая простирается за километры, а может и десятки километров — и есть этот Речной Дух. Он был в этом море, когда она шагала от порта до берега, был рядом всю неделю. Это с его позволения, де Фонтейн призвала громадную волну. Сможет ли она сбежать? «Двигайся!» Хоть бы всплыть. Хоть бы заорать, что есть мочи. Но Нёвиллет не услышит. Он не обязан каждый день оставлять пост юдекса, чтобы бесцельно бродить в окрестностях порта Ромарин, высматривая на горизонте Фурину. Энергия Гидро забурлила в жилах с силой, подобно разряду тока, будто ее стихия не вода, а молнии. Поток воды резкой волной взмыл вместе с ней вверх, Фурина выпрыгнула из моря, споткнулась о ногу, рухнув лицом вниз, сглотнув соленой воды, и побежала в сторону берега по воде. Легкие не отзывались, она пыталась хотя бы вдохнуть, но не выходило, в ушах стоял шум, а взгляд уперся прямо. Она практически не видела, куда бежала — ноги сами несли к пляжу, пока разум пытался пережить встречу с Речным Духом. Едва голые ступни коснулись песка, легкие заработали, и де Фонтейн шлепнулась на мокрую землю лицом, зарываясь пальцами в липкий песок, пытаясь отдышаться. Чувство, что существо в воде просто-напросто ее отпустило, выбило из колеи, Фурина ни о чем не могла думать, кроме как о Духе. Везучая. До невозможного везучая. Радость была недолгой. Когда мозг снова начал осознавать, что вокруг нее в воздухе витает запах горелой плоти, Фурина вскочила и побежала в сторону лагеря. Из огромного поселения существ Бездны выжило только три хиличурла. Точнее, то, что осталось от целых хиличурлов. У всех троих не хватало по несколько частей тел, у одного была треснула маска, из-за чего тот истошно вопил. Гости хорошо справились с первой помощью, но выжившие долго не протянут, даже если они приноровятся жить с увечьями, то пропитание они себе не смогут обеспечить. Поселения хиличурлов поселению рознь, так что примут их в другом лагере — неизвестно. Гуманнее было бы их добить, подумала Фурина, тут же отгоняя эту мысль. Выжившие монстры не проявляли враждебности. Тот хиличурл, который мог ходить перетаскивал тела товарищей в одну кучу, неподалеку от лагеря. Фурина вызвалась ему помочь, примерно понимая, что тот хотел сделать. Тела хиличурлов не разлагаются. Если их убить — они будут десятилетиями лежать на месте смерти, пока рельеф не изменится, или природные условия не поменяют место расположения тела. Лучшие похороны для тварей Бездны — сожжение. Единственный доступный способ упокоить их. Фурина не знала, что за зверь наложил заклятие на народ Каэнри’аха, но он явно хотел, чтобы проклятые не могли даже спокойно умереть. Планы поменялись. Она не могла оставить выживших хиличурлов на растерзание судьбы. Ей предоставили хижину, которая более-менее уцелела, чтобы она могла в ней переждать жару, а, пока солнце нещадно грело Сумерскую землю, Фурина мастерила удочки и примитивные ловушки для животных. Сражаться выжившие не смогут, так что их существование продлится ровно до тех пор, пока они не найдут союзников, или их не истребят более сильные противники. Но в силах де Фонтейн было обеспечить им пропитание и научить их выживать, несмотря на травмы. Возможно, в глазах павшего друга, она выглядела такой же немощной, что тот носил ей еду в пещеру. Люди давно перестали пытаться наладить отношения с монстрами Бездны, раньше это казалось невозможным, сейчас же… сейчас Фурина была частью хиличурского племени, помогая искалеченным монстрам. Если бы Нёвиллет ее увидел в тот момент — де Фонтейн замотала головой — Нёвиллет не стал бы ворчать. Он бы придумал для хиличурлов приспособления получше тех, что делала Фурина.

***

Вопреки ожиданиям, Фурина задержалась не на два дня, а на восемь. Зато она была уверена, что ее новые друзья, с которыми она навряд ли когда-нибудь увидится, обеспечены всем необходимым хотя бы на первое время. Сумка, которую для нее сделал синий хиличурл немного подкоптилась в пожаре, но все еще была пригодной. К ее вещам и сюртуку Нёвиллета прибавилась половина диадемы. Фурина даже не заметила, когда украшение на ее голове сломалось, но была благодарна судьбе, что часть аксессуара запуталась в кудряшках и не канула в бескрайнее море. Нехорошо, конечно, выделять одного хиличурла из всех погибших в тот день, но де Фонтейн сделала ему простенькую могилу, куда положила брошь, которую хотела оставить для него. Со временем Фурина начала замечать, что, все же, ее тело претерпело большие изменения. Звери и монстры вокруг нее чувствовали ее смрад, точнее запах, сочетающий в себе драконью магию. Поняла она это на восьмой день, когда наткнулась на охоте на троих плесенников, которые были настроены враждебно ровно до того момента, пока не приблизились к ней. Мыться де Фонтейн не могла. Терпела запах пота от себя, понимала, что ее лицо все это время было измазано в крови и копоти, но ближайший источник воды, море, таило в себе опасность, страх перед которой она не могла осилить. В этом были плюсы — никто не нападал на лагерь, потому что там пахло Фуриной. Из минусов было то, что выжившие хиличурлы тоже еле терпели эту вонь. Оказывается, у Драконов и запах волшебный, раз примитивные монстры его сторонятся. Забравшись на один из каменных выступов, де Фонтейн заметила оборванную лестницу, свисающую с самой вершины скалы. Повезло — хоть какой-то признак цивилизованного мира. Климат пустыни уже не так мучил, она могла даже несколько часов провести под солнцем, но все равно преимущественно выбиралась из укрытия с вечера по утро. Ночное звездное небо заставляло то и дело отвлекаться от карабканья, чтобы полюбоваться им. В Кур-де-Фонтейне по ночам настолько темно, что ни одной звезды не было видно на небосводе. Где-то там, вдали от нее, сидит Нёвиллет в своем кабинете и перебирает тонны важных и очень интересных бумаг. Мысли о юдексе упрощали жизнь тем, что пока Фурина думает о Гидро Драконе — ее не мучает ни чувство вины, ни пережитые пытки, ни тревога, которая порой вводила в сильный ступор. «Нёвиллет, наверное, не успевает даже вспомнить обо мне, не то, что думать.» Этим мыслям верить не хотелось. Зато Клоринда точно вспоминает недобрым словом, Фурина чувствует это нутром. Молодец, подруга, оставила самую сложную работу на нее и свалила в закат наслаждаться прелестями жизни в Сумеру. А Монт, наверное, снова на ночной. Утром опять будет выбирать два часа кофе, который бы ее взбодрил, но после которого она все равно уснет, когда придет домой. Навия не скучает, у нее нет времени. С Навией де Фонтейн объединяла общая боль из-за Первозданного моря, честно, Фурина не ожидала, что глава Спина-ди-Росула станет для нее другом. Просто однажды они встретились, когда Фурина возвращалась в столицу с охоты. Просто выпили кофе. Просто посмеялись вместе над какой-то нелепицей, и за полгода умудрились «случайно» выпить так кофе более пятидесяти раз. А Ризли… Они не были близкими друзьями, только после пророчества, когда Фурина откровенно нуждалась хоть в ком-то, с ней была Клоринда, подле которой и был герцог. Только со временем де Фонтейн стала замечать, что судебный дуэлянт приносит ей чай из Меропида. Раньше с герцогом у них не было общих точек соприкосновения, их объединял только Нёвиллет. Но, если признаться, Фурине было немного завидно. Ризли явно пользовался расположением юдекса. Ей тоже хотелось, чтобы Нёвиллет громко и при всех говорил, что она заслуживает доверия. Перебирать прошлые обиды казалось бессмысленным делом. Неважно, что происходило между ней и юдексом тогда — сейчас Нёвиллет стал ей понятнее, а противоречивость испытываемых к нему чувств отступила. Задумавшись о доме, она не заметила, как поднялась на самый верх. Чуткий слух уловил сквозной свист ветра. Наткнувшись на пещеру, ведущую вглубь скалы, Фурина призвала гостей, чтобы те освещали ей путь. Увидев простенькие постройки и поломанные деревянные сгнившие от времени лесенки, она облегченно вздохнула — где-то рядом люди. Пройдя вглубь пещеры, она наткнулась взглядом на ярко-красные бутоны цветов скорби. Это определенно были они. Годард рассказывал о них и смог нарисовать их вид. Она запнулась о валун, торчащий из земли, и призвала еще больше помощников, освещая пространство вокруг все больше. В глаза тут же бросились знакомые начертание древнего орнамента. Приглядевшись, она насчитала больше десятка подобных камней. «Что во владениях Малой властительницы Кусанали делают строения и тотемы эпохи правления Эгерии?» — Фурина озадаченно рассматривала пещеру. — «Хотя, ни Гидро Архонт, ни Дендро Архонт могли и не знать об этой пещере, а простому люду подобные рисунки не знакомы… если только это все здесь не лежит со времен падения Ремуса…» Что Дешрет, что Ремус, восстав против Небесного Порядка, обрекли себя на безумие, а свой народ на муки. Фурина не хотела подобного для себя и фонтейнцев. И она не великий Бог. Она не строила могущественные империи, но ей, по всей видимости, придется снова разбираться с катастрофой, будучи уже чуть-чуть сильнее обычного человека. Юний не выглядел в ее глазах как существо, способное погубить целые нации, да и сам Дракон сказал, что отвечает за Порядок временно… Что будет, когда его время истечет? Фокалорс привела де Фонтейн в Царство Фарахкерт. Для начала Фурине бы следовало узнать, зачем ее сюда привели, а потом уже искать способ снять проклятие Нёвиллета. Пещера вывела ее почти прямо к розовому огромному дереву, которое привлекло ее внимание необычной нежно-розовой листвой. Поднявшись на еще один высокий каменный выступ, Фурина с удовольствием отметила, что дорога до огромного дерева почти прямая. Странно, но она часто натыкалась на мысль, что хочет побывать в той пустыне, ссылалась на то, что ей было интересно посмотреть на земли, на которых погибла Эгерия. Пролом Туниги находился Восточнее, но де Фонтейн, заметив небольшое озеро под большим деревом, решила переждать жару там. «Не мешало бы помыться…» Благо, перепрыгивать обрыв не пришлось, так как к озеру вел деревянный мостик. Ступив на него, Фурина с удовольствием отметила, что древесина новая, а веревки еще не потрепались от нещадного влияния времени и климата. Раз здесь часто делают ремонт — значит неподалеку какое-нибудь поселение, или большой лагерь. Проведя несколько недель на песчаном пляже, кидая томные тоскливые взгляды на водопад, Фурина с непривычки удивлялась неведомой красоте Сумерской пустыни. Цврство Фаракхерт — воистину настоящее произведение искусства. Несмотря на то, что Великая властительница Руккхадевата лично возвела тропические леса, а Царство не входило в зону ее правления, в Фаракхерте чувствовалась заботливая рука Повелительницы Дендро. Предыдущей. «Надо бы к Буер заглянуть за советом.» — напомнила себе де Фонтейн, блаженно вздохнув, когда истерзанные лазанием и хождению по раскаленным пескам ступни оказались в прохладной воде. Она опустилась на колени, зачерпнув ладонями воду, умываясь. Запах местных трав и цветов дурманил, Фурина, кажется, совсем забыла, как приятно пахнут цветы. На задворках сознания она услышала тоненький звон, от которого внутри все похолодело. Какое-то первобытное чувство трепета охватило ее, а она, никогда подобного не чувствуя, беспокойно озиралась по сторонам. С каждой секундой звук усиливался и становился похожим на отчетливый звон колокольчиков. «Это она…» «Зачем она явилась?» «Я чувствую запах Дракона…» «Фокалорс здесь не место…» Странные шепчущие голоса, похожие на тоненький щебет птиц окружили ее, но Фурина никого не видела. На секунду ей показалось, что с ней заговорили цветы. «Она не Гидро Архонт.» «Самозванка?» «Как она оказалась здесь?» Де Фонтейн вскочила, оглядываясь — никого. — Я с ума сошла? «Она слышит нас?» «Понимает нас?» Щебет превратился в беспокойные перекликивания, в воздухе начала чувствоваться едва ощутимая элементальная энергия Гидро. — Меня зовут Фурина де Фонтейн… — глупым взглядом рассматривая неведомой красоты цветки, неловко заговорила Фурина, решив, что представиться — лучший выход из ситуации, раз ее сравнили с Фокалорс. — Меня сюда привел сон… Точнее я ищу бутон… Большой такой, сиреневый… «Де Фонтейн?» «Дитя Фокалорс?» — Да. — кивнула она. «Тебе снился Харвисптохм?» — Наверное? — неуверенно ответила она, — Моему другу снился. Возможно, Фокалорс меня сюда привела через этого человека. «Зачем?» — Не знаю. — призналась Фурина. — Я ищу ответы, мне нужно в этот ваш Харвисптохм, чтобы спасти регион. «Боги решили напасть на Фонтейн?» — На меня. — твердо произнесла она. — Из-за меня региону угрожает опасность. Вы что-то знаете, да? Прошу, помогите! «Почему Фокалорс не явилась лично, а послала свое неразумное дитя?» Де Фонтейн глубоко вздохнула, набрала воздух в легкие, собираясь с духом. Ей до сих пор сложно это произносить: — Фокалорс мертва. «Пророчество сбылось?» Фурина кивнула, поджав губы. «Бедный ребенок.» «Даже тебя Селестия не отпускает.» «Куда смотрит Сцилла?» — Сциллы тоже больше нет. Родился новый Владыка Гидро. «Патовая ситуация…» «Эгерия ее не примет, она не Фокалорс…» — Эгерия? — вскинулась де Фонтейн, — Она жива? Она здесь? «Не совсем.» «Пройди в пещеру, коснись озера Амриты, если в тебе кровь Фокалорс, возможно, Эгерия ответит на твой зов.» Голоса стихли, оставив Фурину с сотней вопросов, на которые, вероятно, ей не суждено услышать ответ. Некоторые океаниды ушли после смерти Эгерии, Фурина слышала о нескольких в водах Мондштата и Ли Юэ, возможно, их сознания обитают в местных озерах. Единственная пещера располагалась чуть Севернее, так что де Фонтейн без задней мысли последовала туда. Едва она ступила на каменный пол пещеры, как ее обдало мощнейшей энергией Гидро, от силы которой стало не по себе. Светящееся нежно-голубым озеро приковало внимание, де Фонтейн даже собственных мыслей не слышала — ее все больше и больше подзывали к себе воды. — Матерь океана. — завороженно прошептала она, касаясь кончиками пальцев воды. Озеро пахло петрикором. Кровью Гидро Божеств. — Я думала твоя могила не здесь… На секунду в глазах потемнело. Проморгавшись, Фурина огляделась — вместо пещеры вокруг нее повсюду возвышались гигантские листья сиреневого цветка. — Как я здесь… — Фокалорс? Властный, громкий и выразительный женский голос магическим образом отразился в пустоте, повторяя последние звуки, словно далекое эхо. Де Фонтейн напряглась, чувствуя, как мышцы спины отказываются подчиняться, чтобы развернуться лицом к говорящей. — Неужели мы снова встретились? Ее тут же кто-то обнял. Фурина не чувствовала ни тепла тела, ни запаха, словно к ней прикоснулся бесплотный дух, которого она могла ощущать. — Твое сердце странно бьется? Ты стала человеком? Фурина медленно обернулась, не выворачиваясь из крепких объятий, уперев взгляд в нее. Словно нимфа, то ли спустившаяся с небес, то ли вышедшая из глубин моря, Эгерия являла собой совокупность всего божественного, что можно было когда-либо зреть. Роскошная копна голубых волос связанных в небрежный хвост, перекинутый через плечо, сапфировые глаза, чарующие своей странной неземной красотой, тонкие губы, прямой нос с небольшой горбинкой, миловидное круглое лицо, которое умудрялось выражать собой и статус, и непримиримость, и не присущую воинственному Богу мягкость — все в ней говорило о ее происхождении. Эгерия придирчивым взглядом осмотрела Фурину, от чего та невольно сжалась. — Фурина… Фурина де Фонтейн. — робко сказала она, понимая, что ее слова сильно разочаруют Гидро Архонта. Лицо Эгерии вытянулось, она положила ладонь на щеку Фурины: — Неужели мой взбалмошный ребенок умудрился последовать за мной в небытие? Крупные соленые капли тут же потекли из глаз, де Фонтейн пыталась остановить плач, но слезы шли сами. — Моя госпожа… — виноватым тоном начала Фурина. — Не плачь, Фурина. — тон Эгерии приобрел хриплые нотки, несмотря на спокойное выражение лица, новости о смерти Фокалорс ее обескуражили. Эгерия ласково перебирала ее волосы одной рукой, нежно гладя по спине второй, шепча на ухо утешения, когда ей самой они нужны были больше. Когда истерика закончилась, Фурина мягко отстранилась, осторожно заглядывая в глаза создательницы. — «Там, где наступает обязательный час разлуки, надеждой становится час встречи.» — флегматично произнесла Эгерия. Фурина слабо улыбнулась, пускай, она не говорила на древних языках, но эту фразу она, к ее глубочайшему сожалению, произносила тысячи раз на тысячах похоронах. — Должно быть, путь был тернистым и долгим? — ровно спросила Эгерия, усаживаясь на один из лепестков, хлопая по месту рядом с собой, приглашая. И де Фонтейн рассказала. Обо всем. Начала с первых секунд своего рождения, когда Фокалорс в отражении зеркала обрекла ее на пять веков мучений. Рассказала о быте фонтейнцев, о всех восстаниях, о всех дворцовых заговорах, о друзьях, которых больше нет с ней, и о тех, с кем час разлуки однажды наступит. О пророчестве, о том, как Фокалорс пожертвовала всем, чтобы спасти их. О жизни Фурины после. О пытках. О Селестии. О Боге Раздора. Она думала, едва ли Эгерии будет интересно слушать о самой Фурине, но та увлеченно слушала ее, задавая вопросы. А слова из де Фонтейн полились рекой. Говорят же — незнакомцам поведать о страхах и переживаниях намного проще, чем родным. Но Эгерия чужой не казалась. — Значит, Юний занял место Бога Небесного Порядка… — задумчиво протянула Эгерия, — Почему он не помог Фокалорс? — Я сама не знаю. — призналась Фурина. — Я лишь знаю, что они были очень близки когда-то. — Скажем так, — вдруг рассмеялась Эгерия, — Фокалорс была бельмом на его глазу до тех пор, пока он не начал выносить ее присутствие без скрежета зубов. — Разве они были врагами? — Не совсем. — снисходительно улыбнулась Эгерия. — Но я рада, что они подружились. Раньше мне казалось, что между Богами и Драконами не может быть взаимных чувств. Фурина невольно напряглась, понимая, куда ведет Архонт. «Сколько раз я произнесла его имя? Тысячу? Две?» — Выходит, Нёвиллет унаследовал от Сциллы своенравный характер… Как давно ты черпаешь его силу? — Юний сказал, что Небеса обозлились из-за желания юдекса сделать меня своим фамильяром, если учесть пытки и кошмары… где-то четыре месяца. Эгерия кивнула своим мыслям, внимательно осмотрела де Фонтейн, словно не решалась затрагивать какую-то тему. — Скажи, а Юний что-нибудь делал с тобой? Или сказал тебе что-то о снятии заклятия Гидро Дракона. Де Фонтейн вымученно улыбнулась: — У меня целых три пути: умереть как-то самой, убить Нёвиллета, или убить Юния. Лицо Эгерии вытянулось, словно Фурина ответила на какой-то ее немой вопрос. — Он так и сказал? «Убить его»? — Да, — кивнула она, — мол, схватка с ним искупит вину, и я смогу вернуться домой. — Это многое объясняет. — серьезным тоном сказала Эгерия. — О чем вы? Эгерия поднялась с лепестка и встала посередине цветка: — Что ты знаешь о способностях Юния? Фурина надолго задумалась. Она знала, что Бог Раздора в разы сильнее, чем кажется. Она сама об этом много раз думала. — Контроль сознания? Эгерия покачала головой: — Юний принадлежит к расе древнейших Драконов, он лично видел Изначального, Фанета, который и породил нас, первых Богов. Юний встал на сторону Богов, предав свой род, за что получил от Фанета титул Бога и силу, граничащую с проклятием. — Запретное знание? — догадалась Фурина. — Не только это. — подтвердила ее доводы Эгерия. — Знаешь, что такое Энергия? — Что-то наподобие силы Оратриса, на котором работали все механизмы в Фонтейне? — Почти. Энергия — движущая сила всех миров, не только Тейвата. Фурина нахмурилась, переваривая услышанное, пытаясь сопоставить новую информацию с той, которой обладала сама. — Я слышала, что наше небо ненастоящее, полагаю, за пределами нашего мира, в других мирах, так же? Они держатся на Энергии? — Все живое и неживое существует благодаря этой Энергии. Мне неизвестно, откуда у отца — извини — Первого была подобная сила, но он связал разум Юния с Энергией, за счет которой он до сих пор живет. Его способностям нет предела, поскольку у него доступ к знаниям, которые выходят далеко за пределы человеческого или божественного разума. Если Юний предложил тебе схватку с ним — значит у него есть план. — Какой? — возмутилась Фурина, — Очередной Дракон, который хочет видеть меня в качестве фамильяра? — Даже мне никогда не удавалось понять его умыслов. Возможно, он хочет видеть в тебе такого же Бога, как и он, возможно, он твоими руками снова хочет разрушить мир Богов. — Снова? — спросила де Фонтейн и тут же поняла, что в сказках о Боге Раздора много историй про то, как тот уничтожал божеств, драконов и целые нации, развязывая в них войны. — Я снова чья-то пешка. — разочарованно прошептала Фурина. На что ей, созданной для пятисотлетней игры в Архонта, жаловаться? На то, что ее снова хотят использовать? Да, она запретила себе поднимать эту тему. Да, она не злится на Фокалорс. Да, она простила Нёвиллета. Да. Она привыкла быть либо разменной монетой, либо расходным материалом. И она знает, что и Фокалорс, и Нёвиллет любят ее, но это чувство обиды каждый раз медленно увядает до тех пор, пока какая-нибудь мелочь снова не разожжет в ней этот огонь. — Ты не должна меня видеть. — вдруг произнесла Эгерия, почувствовав перемену в настроении Фурины. — Что? — Мой разум жив, но телесная оболочка обратилась в озеро Амриты. Никто из моих гостей не мог меня видеть, а ты можешь. Фурина надолго замолчала, обдумывая ее слова. — Юний дал тебе не только сопротивление к его силе проникать в сны. — пояснила Эгерия. — Физически ты сейчас находишься у озера, лишь твой разум пребывает здесь со мной. — Он обратил меня? — Не думаю. — мягко ответила она. — Дал тебе частицу своей Энергии, чтобы тебе было проще выжить в изгнании. — Это не делает его добропорядочным джентльменом. Эгерия рассмеялась: — Поверь, он никогда им и не был. Но это говорит о том, на что он готов пойти ради Фокалорс и Фонтейна. Он всегда таким был… На мгновение ее лицо преобразилось, словно ей действительно стало больно. Словно она говорила не о враге всего Тейвата, а о дорогом ей человеке. — Юний очень противоречивая личность. Он взялся за тебя, но не стоит ни верить ему, ни отталкивать его руку помощи. — После него всегда остается послевкусие разочарования. — горько усмехнулась Фурина. — Знаю. Будь осторожна на своем пути. — напутственным тоном произнесла Эгерия. — Юний и враг, и друг, ты привыкнешь к этому. У вас все складно выходит, думаю, он не даст тебя в обиду. — Пытки и драки — складно? — хихикнула де Фонтейн. — При каждой нашей с ним встрече мне приходилось выбивать из него всю дурь. — подмигнула ей Эгерия. — Если он захочет рассказать о своих былых деяниях — послушай, посмеешься, а то мне не нравится грусть на твоем лице. Фурина поднялась с сиреневого лепестка и подошла к Архонту: — Вы хотите попрощаться? Эгерия ласково коснулась ее макушки: — Твое тело сейчас перемещается, чем дальше ты от озера, тем меньше твоя связь со мной. «В каком это смысле перемещается?!» — вскинулась Фурина. Мир перед глазами замерцал слабой рябью, Эгерия начала медленно растворяться в слабой дымке. — Постойте! Нет! — Все хорошо, дитя Фокалорс. — нежно ответила Эгерия. — Твой путь только начался. Найди способ вернуться домой без кровопролития. Ну или наподдай Юнию за меня. Голос Архонта утопал, как под толщей воды. Фурина что-то ответила в пустоту, но пустота ответа не дала.

***

Яркое полуденное солнце слепило. Перед закрытыми глазами мерно всплывала тень и тут же пропадала. Мироощущение понемногу восстанавливалось, но сильная слабость не позволяла открыть глаза. Ее точно кто-то нес на руках, но она не могла даже пошевелиться. — И какого черта ты за мной увязался?! — … смотреть… Фурина… пустыня… Древнефонтейнский говор ее удивил. Точнее, она поняла лишь три слова, остальные были похожи на старые диалекты земель между Фонтейном и Ли Юэ. — Да я ни черта не понимаю! — злобно прорычал кто-то над ухом. — Уйди туда, откуда взялся! — Фурина… пустыня… должен смотреть… Де Фонтейн попыталась открыть глаза — те отказывались разлепляться. — Раз ты с ней здесь, то какого… — он агрессивно прошипел, кажется выругался на… это ведь древнеинадзумский? — Семеро, дайте мне сил. Почему леди Фурина выглядит так, будто ее вьючный як по пустыне за волосы неделю таскал? Тот, который говорил на фонтейнском сразу забормотал на инадзумском, от чего у де Фонтейн закружилась голова. — Вот оно что. — задумчиво прозвучало над ухом. Фурина открыла глаза с девятой попытки — взгляд заволокло слабой пеленой, первое в глаза бросился купол… нет… это шляпа. — Проснулась? — с издевкой в голосе спросил голос. Фурина попыталась вглядеться в лицо человека с огромной шляпой. Его образ смешивался с забытым из-за времени образом… — Вельзевул? Руки, несшие ее все это время дрогнули. Взгляд немного прояснился и Фурина смогла его рассмотреть — это юноша. — Я тебя знаю? — неуверенно спросила она. — Не должна. — недоверчиво пробурчал юноша. — Эй, ты! — он обернулся к тому, кто шел за ними, и спросил у него что-то. Де Фонтейн не успела рассмотреть второго — сознание снова ускользало от нее, перед закрытыми глазами на секунду предстал парень, который ее нес. Она определенно его знает. Но откуда?