Кровавый песок

Naruto
Гет
В процессе
NC-17
Кровавый песок
Каролина Лисова
автор
septembress
бета
Пэйринг и персонажи
Описание
Гаара присел. Вот оно. Та самая мысль, которая не давала ему покоя, вдруг показалась наружу. К нему подбирались, и делали это так, что он ничего не замечал. Сколько времени он потерял? А сколько времени противник вынашивал этот план и так поступательно подбирался к змеиной голове? Значит, было что-то еще, то, что он пока не увидел. Кто-то строил козни, и делал это очень умело. И целью был Гаара — та самая голова змеи, которая находилась в центре игрового поля.
Примечания
Трейлер к работе: https://t.me/carol_li_sova/130 Эстетика работы: https://pin.it/5WYi7n3 Мой тгк: https://t.me/carol_li_sova
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 10 (экстра)

Канкуро шестнадцать, когда его брат занимает пост Казекаге, а он сам получает звание джонина, вступает в Анбу и под чутким руководством Баки перенимает дела. Он знал точно, что не был готов ко всей ответственности, которая свалилась на него, и завидовал выдержке Темари — хотя это можно было списать на возраст; завидовал Гааре, потому что тот с холодностью и расчетливостью перенимал дела отца, и когда младший брат сел в кресло, Канкуро удивился — потому что брат как будто там всегда и был, как будто все это время именно он и занимал пост. Канкуро же чувствовал себя лишним. Ему нигде не было уютно: ни за спиной Гаары, ни составляя отчеты в штабе, ни руководя людьми. Потому что он средний. Это слово тянулось за ним с детства, как марионетка, привязанная за ниточку чакры, волоклась за хозяином. Как будто все вокруг не считались с ним, потому что Темари старше и умнее, потому что Гаара демон и сильнее. — Дело не в том, как люди относятся к тебе, а как ты сам относишься к себе, — говорит ему Баки в один из вечеров, когда они с Канкуро сидели в штабе, разгребая архивные дела. Канкуро кривится, когда стоит напротив зеркала и вспоминает слова бывшего сенсея, наносит грим и уходит из дома раньше брата с сестрой, потому что ему нужно больше. А больше чего именно — он не понимал. Он слышит все. Слышит, как подчиненные шепчутся и хихикают за его спиной, слышит, как обзывают его, слышит и закрывается в кабинете, не желая выходить оттуда. Канкуро не неженка, просто эти слова задевали гордость и записывались где-то глубоко под коркой мозга, чтобы потом глубокой ночью вылезти и напомнить о себе. Канкуро семнадцать, когда он стоит позади Гаары на собрании старейшин. В тот день он и заподозрил одного из них. — Может, вы не только умеете укладывать девчонок в постели, — Канкуро не знает ее имени, но девушка стоит прямо напротив, осматривая его, и хихикает. Он собрал команду, чтобы докопаться до злобного старикашки и выведать у него, что он задумал. Но над ним опять смеются, и Канкуро не выдерживает, вмиг оказываясь над куноичи. — Завидуешь? Можешь побежать к себе домой и помечтать обо мне, а не мешать работать. Тогда все и затихли. Он отдавал приказы жестко, ругался тоже много, но не повышал голоса, запугивая ребят. К Канкуро наконец начали относиться как к начальнику, а не как к простаку и глупому мальчишке. Проходя в свой кабинет, он больше не слышал насмешек или обзываний, только тишину, и к нему наконец начали обращаться с суффиксом «сама». Хотя все это время Канкуро думал, что ему это не нужно, но, как оказалось, нет: внутри он радовался своей победе, а внешне оставался непоколебим, и все, что он мог показать— это лишь ядовитую ухмылку. Тогда Баки хлопнул его по плечу и поздравил, и следом завел в допросную. Там он и нашел себя. В испуганных глазах преступников, в этой безвыходности, неподвижности. Как будто еще один демон, который питался страхами чужих людей, поселился в Канкуро. Он точно не был похож на брата, который уживался с Шукаку внутри, но выбивание правды приносило незабываемое чувство триумфа и возвышало его, когда Канкуро, добившись своего, прятал нити чакры и выходил из допросной. Тогда он и начал улыбаться. Тогда к нему и пришла Кейко. Маленькая и до ужаса худющая, будто прозрачная. Ниже него, кажется, на целых две головы, в огромных очках и поломанной судьбой за спиной. — Чего? — в шоке спросил Канкуро, упираясь ладонями в столешницу. — Я хочу работать на вас. Азы я знаю, училась… — Нет, — он качает головой, присаживаясь, желая посмотреть этой девчонке в глаза. — Ты уверена, что хочешь работать в этом отделе? — Да, — Кейко кивает, все еще не поднимая головы и вырисовывая носком ботинка круги на полу. — Из-за денег? — Да, я осталась без семьи, а так смогу хотя бы что-то нажить себе. Канкуро кивает, хотя она этого и не видит, и решает ее взять. Около двух месяцев бедная девчонка бегала как ужаленная, исполняя каждую его самую маленькую прихоть. Хотя изначально она проявила себя как медик и готова была работать с трупами, но Канкуро откровенно издевался, захлопывая перед ее лицом дверь в морг или в допросную. Да, им нужен был медик, который следит за подозреваемым в допросной, чтобы поддерживать его жизнь. Но с такой уверенностью заявиться к нему дорогого стоило, и Канкуро хотел этим ужалить ее гордость, как когда-то ужалили и его. — Это же бессмысленно, — произнес Гаара, когда они стояли на месте преступления. Шиноби осматривали трупы, Кейко бегала за носилками, и они вдвоем наблюдали за этим. Это была первая фраза, которую брат сказал ему без какого-то приказа и наедине. — Знаю, — Канкуро ухмыляется, оглядывая шатенку. Теперь она набрала чуть веса. Гаара смотрит на него в упор, отчего-то усмехается и снова отворачивается. Канкуро восемнадцать, когда брат впервые смеется с его шутки и когда Кейко показывает свои способности. Он полностью становится на ноги, перенимая дела и возглавляя отдел расследований. Девчонка умна, и этот год, который она пробегала за ними, не проходит бесследно. Он заставляет замолчать всех, когда она докладывает или пересказывает заключение о смерти. Кейко хорошо подкована в теории расследований, и Канкуро наконец берет ее на работу под свое крыло. Кейко выглядит не очень сексуально в белом халате, который ей длинноват из-за роста, в этих очках и с растрепанными волосами, но Канкуро откровенно плевать, и он лишь выслушивает ее, а самой девушке, кажется, все равно, как она выглядит на работе. — Ты привел новоиспеченных Анбу? — марионеточник возвышается над металлическим столом в допросной. — Я не собираюсь тут смотреть на блевотню. Может, во время службы они и перегибали палку, но для Суны это было нормой. В том, чтобы вырастить настоящих воинов, которые не боятся и не убегут при виде крови, было одно большое «но»: Баки с недавнего времени приводил ребят, которые только-только получили звание джонина или вступили в Анбу после получения звания. И как раз здесь не все выдерживали зрелища: кто-то рвался, кто-то падал в обморок или вообще убегал. Слухи о том, что старший сын Четвертого — высокий красавчик и плохой парень, приводили к нему в отдел немало девушек, которые убегали с криком, так что Баки решил показывать, как ведутся дела в отделе: может, они найдут пару людей, которым и правда понравится сам процесс работы, а не начальник. — Я могу помочь. Канкуро ухмыльнулся: до этого никто ему подобного даже не говорил. Мужчина обернулся, разглядывая новеньких и пытаясь угадать, кто из троицы ему это сказал. — Парни, я смотрю, пошли смелые, — он еще улыбается, напуская страх на ребят, стоящих по стойке. — Это сказала я, — доносится из-за угла, и следом появляется девушка. Канкуро удивленно вскидывает бровь, оглядывая куноичи. Рыжие волосы, стянутые в пучок, униформа Анбу песочного цвета, которая обтягивала подтянутое тело. — Каким образом? — спрашивает марионеточник, сложив руки за спиной. — Я владею Катоном, могу подогреть железо в крови — ощущения под стать пытке, — даже не дрогнув, девушка поджимает губы, ожидая ответа. — Интересно, — Канкуро щурится, оглядывая ее снизу вверх. — Собираешься работать в этом отделе? — Нет, Господин. Не хочется стоять без дела. — Еще интереснее, — Канкуро хмыкает, кивая подчиненному, чтобы тот завел преступника и позвал Кейко. — Можешь попробовать. И какой твой позывной? — Лисица, — девушка улыбается, стягивая жилет, чтобы его не испачкать, и надевает перчатки. Канкуро кивает, запоминая, чтобы дать рекомендации насчет девчонки. Этот год становится слишком отвратительным: похищение Гаары, Акацки и война. Канкуро выдерживает все это стойко, пытаясь не выдавать лишних эмоций: именно в этот год он понял, как нужен. Как нужны поддержка Темари и твердое плечо брата для Гаары. Он впервые чувствует ту незримую родственную связь, когда они молча ужинают или просто сидят. Канкуро двадцать, когда он сидит в штабе, раздавая приказы и приставляя охрану к команде из Конохи и сестре; сам-то он из Резиденции выходил только в сопровождении своих подчиненных. Был ли он удивлен сложившимися обстоятельствами? Скорее нет, чем да. С каждым разом, когда кто-то строил козни против брата, они заходили все дальше и дальше, и, видимо, этот раз будет последним. Если они докажут, что виновен феодал, то верхушка больше к ним не станет лезть. Впрочем, этих людей жизнь ничему не учит. Уже третий раз они доказывали преступникам, что вполне заслуженно были у власти и достигли многого в стране, сделали прорыв дальше, чем Раса. Но им было плевать — вечная война отцов и детей. Не хотел бы он сидеть на месте Гаары. Может, он был и сильно импульсивен по сравнению с братом, но сидеть целый день за кипой бумаг Канкуро точно бы не смог. Он привык расследовать, добираться до истины, забираться людям под кожу, вытягивая правду. Бумажной волокитой он точно не готов был заниматься. Без Кейко было одиноко в кабинете. Канкуро знал, что как только Сакура закончит обучение с ней, она вернется — сама говорила, что не сможет работать в больнице и лучше использует свои ресурсы здесь. Сам он был категорически против: загубить такой талант здесь сродни самоубийству. Поэтому они решили — когда закончится вся эта история с феодалом, Кейко отправится работать в больницу. Канкуро еще кое-что понимал. Кейко останется в больнице, а он в этом гребаном подвале. Их пути разойдутся, и он не сможет больше наслаждаться ее присутствием рядом. И из этого складывалось только одно решение: собраться с мыслями и признаться ей. Этой маленькой девчонке, которая с того дня не отпускала его мысли и всегда приковывала внимание мужчины к себе. К этим глупым очкам, которые она носила только когда заполняла бумаги, к этой улыбке, к этому вздернутому носу и этой разнице в росте, когда он глупо шутил и она вскидывала голову к нему, одаривая осуждающим взглядом и пряча руки за спиной. Канкуро лишь еще больше смеялся, наклоняясь и щелкая по носу. За эти два года у него было время, чтобы принять свои чувства, чтобы свыкнуться с мыслью, что нужно признаться, хотя бы попробовать. А теперь это время просто проскочило перед глазами, и вот он здесь и сейчас. Канкуро вздохнул, подхватывая бумаги со стола. То предположение, которое выдвинула Сакура, требовало доказательств. То самое разрешение повторного вскрытия убитых, которое Темари получила от родственников, лежало у него. Нужно было собрать команду рабочих и Анбу, чтобы доставить тела в больницу на вскрытие. Забрав двоих шиноби, которые были свободны и находились в штабе, Канкуро направился в больницу, отдав приказ другому, чтобы те нашли свободных рабочих. Время было еще рабочее, поэтому это не составляло труда. Ему еще нужно было отвлечься: мысль о том, что Гаара с помощницей отправились прямиком в логово врага, не давала Канкуро покоя. Они шли на большой риск, выбора у них не было. Однако как брат он не мог не переживать. Мина. Канкуро хмыкнул, впервые увидев ее там, на собеседовании — подумал, что уже встречал ее, и та Лисица, за которую он поручался, и была Кагуцути. Но как же она отличалась. Насколько он знал, секретарь хорошо сдружилась с Темари и Сакурой. Словно кукла — не слишком эмоциональна, без того озорного блеска в глазах, тусклая. Скорее всего, причиной этому послужила ее травма, но и сам Канкуро не был до конца уверен, что это она: в конце концов, он видел огромное количество ребят из Анбу — и тех, кто погиб, и тех, кто выжил. Всю дорогу, размышляя над пустяками, Канкуро все же надеялся, что как только они покончат с делами, он придет домой, и там будет сидеть его полностью здоровый брат. За Темари ему точно не нужно было волноваться: за ней приглядывал Шикамару, который и волоску не даст упасть с головы Химе. Сакуру он нашел за стойкой регистрации, она что-то объясняла персоналу, держа кипу бумаг в руках. — Не отвлекаю? — Канкуро выждал, когда девушка махнет рукой и распустит медиков. — Уже нет, — Харуно улыбнулась, сортируя бумаги. — Что-то нужно? — Да, — мужчина кивнул, протягивая подписанное разрешение от родственников. — Нам дали добро на повторное вскрытие, сегодня сделаем? — Да, чем быстрее, тем лучше, — куноичи кивнула, забирая бумагу. — Я вам нужна? — Нет, сами все сделаем и принесем тела. Лучше тебе все подготовить тут. — Да, так и сделаем. — Кстати, — Канкуро нервно тарабанил пальцами по столешнице, оглядываясь. — Кейко не с тобой? — Была со мной, она сейчас в процедурной. — Что-то случилось? — он вдруг нахмурился, сжимая кулак и чувствуя, как тревога поднимается по спине. — Я не вправе тебе что-то рассказывать, если Кейко сама захочет — скажет. Канкуро кивнул, отступая и озираясь по сторонам, ища нужный кабинет. — В какой процедурной? — Я не уверена, что она захочет с тобой разговаривать, — Сакура помотала головой, беря новые бланки, и уже собралась уходить, когда Канкуро ее схватил за плечо. — Когда у тебя что-то не получалось в больнице, ты была одна? — процедил он, нависая над девушкой, словно песчаная буря над Суной. — Нет. — Вот, так что скажи, где она, — Канкуро отпустил ее и уставился, ожидая ответа. Сакура вздохнула и указала на дверь в нескольких шагах от него, затем, развернувшись, она удалилась, позвав с собой кого-то из персонала. Мужчина передернул плечами, направляясь к двери и отдавая команду Анбу ждать его здесь. В процедурной пахло спиртом и лекарствами и еще было невероятно душно. Канкуро аккуратно прикрыл дверь, чтобы не напугать девушку, и прошел внутрь, озираясь. Пару кушеток, ширма, тумбочки со всякими медицинскими штуками, в которые он точно не хотел вникать. И Кейко. Девушка сидела за маленьким столом в углу, согнувшись пополам и утыкаясь лбом в столешницу. Канкуро замялся, вслушиваясь в редкие всхлипывания. Он не знал, что делать. За все время, которое они вместе проработали, Канкуро видел девушку разной, но плачущей — никогда. Возможно, ему стоило подойти и обнять ее, но после такого мужчина мог и огрести. Хотя это могло ее и взбодрить. Собравшись с духом, Канкуро шагнул, так же тихо, пытаясь не напугать ее. — Эй, — вполголоса окликнул ее марионеточник, останавливаясь в шаге от стола. Кейко вздрогнула, испуганно вскидывая голову в поисках нарушителя покоя. Вот оно. Они встретились глазами, и Канкуро накрыла такая злоба на Сакуру — или кто посмел ее довести до такого состояния... Заплаканная, с красными глазами и, судя по виду, она тут сидела уже давно. Это самое отвратительно чувство, которое он испытывал: маленькая Кейко, его маленькая Кейко сидела совершенно одна, расстроенная, в холодном процедурном кабинете. — Что случилось? — Канкуро присел на колени возле ее ног, все так же шепча. Кейко повернулась к нему, отчего колени возникли прямо перед Канкуро, и он со всей заботой обхватил их большими руками, желая забрать себе все, что у нее было на душе. Медик выдохнула, слишком нервно, и вытерла все еще мокрые от слез щеки, положив ладони перед собой в опасной близости от рук Канкуро, к которым сама она бы не позволила себе касаться. — Ничего, — хриплым шепотом ответила Кейко, впервые за долго время, смотря на мужчину сверху вниз. — Ты чего? — Канкуро поджал губы, поднимая руку, чтобы перехватить маленькую ладошку и ласково ее сжать. — Я помочь хочу, ты не должна тут сидеть одна и страдать. Кейко усмехнулась, и снова слезы навернулись пеленой на глаза. Она многое держала в себе: свою боль от потери родителей, свою боль от одиночества. И лишь тогда, еще давно, когда Канкуро гонял ее по всей Суне, отдавая приказы; тогда, когда он наконец ее принял и считался с ней, ее сердце дрогнуло от такой заботы и внимания. Когда он понимающе выписывал зарплату, когда защищал ее от насмешек других, не смеялся над ее гипотезами, и именно из-за этого она стала хорошим сотрудником. И за это время, проведенное рядом, влюбилась в него. В эту улыбку, в эти глаза, в его шутки, которые иногда были просто абсурдными. Но это все того стоило, Канкуро того стоил и стоил всего, что она имела или могла иметь. Но в один из дней, когда в стране было еще более-менее спокойно, ей сказали одну вещь. Очень правильную, которая лежала буквально на поверхности, но Кейко, окрыленная, в упор этого не видела.

— Он же сын Четвертого, вряд ли будет водиться с какими-то безымянными шавками, — говорит куноичи в их маленькой забегаловке, которая была недалеко от Резиденции. — И учитывая пристрастия нашего Казекаге, — девушка хохотнула ядовитым смехом. — Наследником будет ребенок Канкуро старейшины делают именно на него ставку…

Кейко уже их не слышала, сидела в стороне за другим столиком, да и не хотела выслушивать о «пристрастиях» Казекаге, которые, она была уверена, эти девицы выдумали. Но статус Канкуро не был выдумкой. И тогда стена ее влюбленности и рухнула. Она была никем, той самой безымянной шавкой, которую вряд ли марионеточник выберет. После этого Кейко старалась сократить их общение до сугубо рабочих, но Канкуро, видимо, было плевать: он раз за разом все это рушил проникал к ней в душу, в сердце, под кожу, оставляя свой образ на подкорке. Тогда и началась ее личная боль и качели, которые каждый раз раскачивались солнышком и останавливались. Когда на работе они общались, ходили рука об руку, а ночью все вываливалось в рыдания в подушку от этой несправедливости. И сейчас он сидел перед ней, заглядывая в глаза, и пытался выведать, что произошло. — Все, — прошептала Кейко, уже без стеснения разглядывая его лицо. — Я просто устала. Все эмоции, которые она пыталась сдержать, вылились в эту истерику именно сейчас, после того, как она неправильно ответила на один из вопросов Сакуры. И Харуно тут была ни при чем, она не ругалась, поправила ее, объяснила, как нужно. Но Кейко сначала рассмеялась, а потом расплакалась: эта маленькая неудача потянула одни за другими все внутренние переживания. И вот результат. Канкуро наблюдал за сменой эмоций на лице девушки и не смел ее отвлекать от размышлений. Он просто будет рядом, сжимая ее руку в своей; пусть только попросит, и он будет готов достать что угодно, лишь бы не видеть больше этих слез, лишь бы она улыбнулась. — Такое бывает, тебе просто нужен отдых, хороший, — замямлил он. — Не все дается так легко, бывают трудности всегда и везде. — Да, — Кейко кивнула, опуская взгляд на их руки: ее буквально льдышка и его огромная теплая ладонь. Так было хорошо и правильно. — Обещай не расстраиваться по пустякам, — он улыбнулся, прямо, только ей, той улыбкой, ради которой шли в отдел расследований, но эта улыбка принадлежала и была адресована сейчас только Кейко. Она кивнула, однако тоска скреблась изнутри — от всего, что она там хранила. Раньше они так не сидели и даже никогда не держались за руки, что бы там кто ни говорил. — Канкуро, — тихо позвала его девушка, наклоняясь еще ближе. — Мм? — марионеточник вскинул голову, отвлекаясь от их сцепленных пальцев, желая сохранить этот момент навечно в памяти, и наткнулся прямо на взгляд Кейко, голова которой была в нескольких сантиметрах от его. Медик поджала губы, наклонив голову, рассматривая его и решая внутреннюю дилемму. — Канкуро, — снова позвала его девушка, только еще тише. — Чт... Он не успел договорить: Кейко, свободной рукой схватив его за плечо, прижалась губами к его и замерла на несколько секунд. Кажется, сердце Канкуро сделало только что сальто. Он даже не успел осознать, что произошло, как она оторвалась от него, оставляя только ощущения мягкости и легкой прохлады на его губах. Он замер, опешив. Сколько лет он ждал подходящего момента? А сколько еще будет ждать? Канкуро оглядел ее, пытаясь выровнять дыхание; хорошо, что он сидел, иначе бы просто свалился. Может, и не существовало идеального момента? Может, в этом и был смысл? Нужно было жить здесь и сейчас, а не ждать подходящего времени. Марионеточник выпрямился, почувствовав, как ладошка девушки на его водолазке сжимается. Хотелось оказаться еще ближе, поцеловать так, чтобы она напрочь забыла, где они и что случилось. Канкуро дернул на себя стул, от чего колени Кейко разъехались, упираясь ему в подмышки. — Кейко, — позвал он севшим голосом, от чего куноичи дернулась. — Я… не... — попыталась оправдаться она, порываясь встать, чтобы убежать. Еще отказа его не хватало ко всем прочим бедам. Канкуро остановил, удерживая ее рукой за бедро, стараясь не сильно давить. Отпустив ее руку, мужчина ласково скользнул по ногам, чтобы обхватить лицо девушки, и теперь уже сам прижался губами, ловя сладостный и удивленный вздох. Кейко прикрыла глаза, ощущая тепло и как Канкуро направляет ее голову руками. Он улыбнулся, целуя медленно, тягуче, желая раствориться в этом моменте, чувствовал, как колени девушки дрожат, как она цепляется за его водолазку от волнения. — Канкуро-сама, — раздался стук, и следом в двери показался Анбу. — Черт, — тихо прошептал мужчина и, попятившись, он отвернулся и крикнул: — Вышел! Кейко тихо рассмеялась, поднимая ладони к его шее, обхватывая и наслаждаясь теплом родного тела. — Маленькая, — прошептал Канкуро, прижимаясь лбом к ее. Он нежно огладил подбородок Кейко, иногда касаясь губ, теперь уже горячих. — Мне нужно идти, — девушка кивнула, прикрывая глаза и наслаждаясь их такой короткой близостью. — Нужно выкапывать трупы. Куноичи рассмеялась, сжав волосы на затылке мужчины, и чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза: — Очень романтично. — Я в своем репертуаре, — Канкуро улыбнулся, снова прижимаясь губами к ее, оставляя легкий поцелуй.
Вперед