И не уступил бы человек ангелам...

«Ты будешь думать, что я жестока, самолюбива. Да, это верно, но таково уж свойство любви: чем она жарче, тем эгоистичнее. Ты не представляешь, до чего я ревнива. Ты полюбишь меня и пойдёшь со мной до самой смерти. Можешь меня возненавидеть, но всё-таки ты пойдёшь со мной, и будешь ненавидеть и в смерти, и потом, за гробом.»

Джозеф Шеридан Ле Фаню, «Кармилла», 1872 г.

Пробуждение от иллюзий, как исцеление от долгой болезни. После лихорадки, бредовых фантазий истощённое тело и разум с благодарностью встречают каждую секунду. Всё ощущается новым, очищенным, и страстно хочется жить. Эйлин ощущала, как каждая частичка её тела обновилась, пройдя через боль. В тесной камере крылья упирались в стены, и девушке было трудно шевелиться. Из слухового окошка послышался манерный голос: — Используй силу, девочка. Нечего просто сидеть! Я тебя вытаскивать не собираюсь — Но я не знаю, как, — ответила Эйлин, в надежде, что незнакомец ей подскажет. — Ой, как с вами трудно, — наигранно вздохнул кто-то, — Я-то откуда знаю? Я — жнец, а не колдун. Попробуй представить, как ломаешь стены. Вроде бы это так работает. «Вроде бы?» — возмущённо подумала Эйлин — «Ну, и помощник! Впрочем, надо цепляться за любой шанс!» «Волшебство заключается в человеческой мысли, помноженной на волю», — так детям всегда говорил Рэнальд Гласс. Воли у Эйлин сейчас бы хватило на десятерых, оставалось только сосредоточиться. Девушка зажмурилась, представила, как трескается стена, рассыпается камень, как набравшие мощь крылья сносят любую преграду… Реальность нехотя поддалась: скрежет перьев слился с рокотом стен, крошился камень. Эйлин была далека от мастерства, так что реальность проявила себя не так, как девушка хотела. Части башни распались и беззвучно зависли в воздухе вокруг парящей Эйлин. Будто спутники одинокой планеты, фрагменты башни витали вокруг девушки. Эйлин открыла один глаз, затем второй. И вскрикнула от неожиданности: она парила в воздухе на огромной высоте. Внизу на крыше стоял красноволосый помощник. Сверкнув очками, он сказал: — Ну, здравствуй, потомок Лилит и Гавриила, — жнец одним прыжком оказался рядом и с любопытством рассматривал Эйлин — Ты вся в крови, и твои волосы алые, как кровь… Великолепно! Кровавое дитя! Грелль был увлечён кровью почти в той же степени, что красивыми мужчинами. Потому с нескрываемым восторгом осматривал Эйлин. Девушка же не знала, куда деться от дотошного взгляда. Неумело попятившись, она перевернулась в воздухе, разбросав камни, и они поплыли в стороны, будто по волнам, Эйлин замахала крыльями, пытаясь найти равновесие. — Ха-ха, курочка моя, кто-то не умеет летать, — съязвил Грелль со смехом. — Чем смеяться, лучше объяснитесь! — злобно рыкнула Эйлин, — Кто вы? Откуда меня знаете? Вы знакомый матери? — Моё имя — Грелль Сатклифф, курочка моя. Я жнец смерти и присматриваю за твоей матерью. Миссис Гласс просила передать эти зелья, и вот, я здесь. Эйлин злилась, и с каждой секундой ярость нарастала. Она ощущала решимость действовать, и вальяжное общение жнеца раздражало. — Нужно освободить остальных! — сказала Эйлин. Она рванула куда-то вниз, наощупь схватила эликсиры и метнулась вверх. — Эй, подожди! — рассеянно крикнул жнец, — Не бросай меня тут!

Каждый из детей был спрятан в особой темнице — каждому по характеру. Орден был готов к тому, что однажды детей нужно будет изолировать. Игра в свободную жизнь закончилась, и Орден показал своё истинное лицо. Для Эйлин была создана башня слоновой кости одинокая и крохотная. Моргана была заточена в подземном лабиринте, Миранда в роскошных покоях принцессы. А для Габриэля была особенная тюрьма: его не отпускал от себя ни шаг старший брат. Габриэль единственный из четырёх детей, кто практиковался в волшебстве, и Элиот закономерно полагал, что мальчик опасен. Эйлин металась в воздухе вокруг разрушенной башни. Она не знала, куда двигаться. По большому счёту, у Эйлин не было ни малейшего представления, как искать брата и сестёр. — Что ты мечешься? — закричал Грелль, запыхавшийся в попытке следовать за Эйлин. — Ты меня загоняла, курочка! Немедленно спускайся! — Как вы нашли меня? — спросила Эйлин, приземлившись на крышу. — Вообще-то, мы — жнецы смерти — мастера в поиске душ. Ну, и миссис Гласс нашла тебя своим магическим чутьём. — Магическим чутьём? — рассеянно переспросила девушка. — Ну, типа голоса внутри. Ты слышала голос своей матери у себя в голове? — Да, именно он разбудил меня. — Попробуй обратиться к нему снова. Возможно, ты услышишь. Но не свою мать, а кого-то ещё. «Лилит!» — вспыхнуло в голове Эйлин, — «Конечно, голос Лилит! Его я услышала, когда сняли амулет» Повинуясь чутью, девушка крепко зажмурилась, представила, как обращается к матери хаоса. Но вместо голоса девушка ощутила острую вспышку боли, тут же в голове её появились яркие картинки, где находятся его родные и как к ним попасть. — Да, получилось! Я знаю, где они! — воскликнула Эйлин. Грелль хищно взглянул на Эйлин и протянул руку к её лицу. Девушка не успела отпрянуть, жнец провел пальцем по её губе. — У тебя идёт кровь. Снова. — сказал Грелль заворожённо. Эйлин поняла, что у неё кровил нос. Видимо, каждый раз, когда она использовала силу, это пагубно сказывалось на её здоровье. — Тебе следует быть аккуратнее, курочка моя, — без тени заботы, но озабоченно, — сказал Грелль, облизывая окровавленный палец, — Так недолго и умереть…

***

В лагере охотников шла подготовка к бою. Руководство мятежников приняло решение проникнуть в крепость Ордена и сорвать продажу детей. Сиэль влился в общую массу, подобно шестерёнке, быстро встав на своё место. Он умел работать, был пунктуален, внимателен, собран и безупречно вежлив. Для работы в коллективе этого достаточно, пускай охотники не испытывали симпатии к графу, они и не проявляли агрессии. Этого было достаточно Сиэлю. Юный граф почти не видел своего наставника, с которым прожил бок о бок в Лимбе. Теперь старик Аластор был одним из лидеров мятежников, а сам Сиэль — молодым охотником, которому лишь предстояло заслужить уважение коллектива. И шанс на это представился неожиданно скоро. В полночь Сиэля разбудил его сосед, сказал немедленно одеваться. Граф и дворецкий собрались и выскочили на улицу в боевой готовности. — Себастьян, ты что-нибудь ощущаешь? — спросил Сиэль. — К нам приближаются вампиры, мой лорд. Много вампиров. Лагерь жужжал подобно улью, каждый выполнял свою работу чётко и быстро. — Это будет хлопотно, — также спокойно продолжил Сиэль, проверяя патроны. — Думаю, сложностей не возникнет, мой лорд — продолжил демон, — Охотники на удивление хорошо подготовлены. Сиэль ухмыльнулся: в голосе Себастьяна проскользнула лживость. — Ты что-то недоговариваешь! — Ни в коем разе, мой господин. Для охотников это штатная ситуация, они действительно справятся. Себастьян расплылся в кошачьей улыбке, его чёрные глаза сверкнули красным. Граф понял, что большего от слуги не добьётся, и сосредоточился на работе. Вихрь вампиров налетел на лагерь, подобно буре. Множество теней заметались меж палаток, они не боялись бросаться в глаза, напротив — они дразнили охотников вульгарной внешностью, шуточками и смехом. Вампиры были женщинами. Красивыми, влекущими, неземными. Сиэля застала врасплох нежная китаянка, подплывшая к нему из-за угла. На вид ей было не более пятнадцати лет. От неожиданности граф чуть не стал её ужином, но Себастьян вовремя оказался рядом и одним точным жестом вырвал девушке сердце. — Залюбовались, мой лорд? — с издёвкой спросил Себастьян, раздавливая меж пальцев сердце вапирши, — Кажется, вас ожидает неожиданная встреча. Сиэль недоумевающе зыркнул в сторону, куда смотрел Себастьян, и обомлел. Сквозь поле битвы, будто зловещий туман, к нему приближалась Элизабет. Высокая фигура девушки шла к Сиэлю, не замечая никого. И хоть резня была в самом разгаре, графу показалось, что время идёт до боли медленно. Мысли в голове парня смешались, он потерял концентрацию всего лишь на миг, но для вампирши этого было достаточно, чтобы застать его врасплох. И вот, Лиззи стоит прямо перед ним. Маркиза Элизабет Этель Корделия Мидфорд, его невеста, его кузина. Что он в сущности знал о ней? И уставившись в безжизненные глаза девушки, Сиэль вдруг признался себе, что никогда не утруждал себя тем, чтоб понять Лиззи. Лиззи, Лиззи, Лиззи… Милая снаружи, стойкая внутри. Она старалась быть милой, чтобы нравиться Сиэлю, настоящему Сиэлю, старшему Сиэлю. Она тренировалась до бессилия, чтобы мать ей гордилась. Но всё это было столь расплывчато, будто размокшая фотография в брошенном доме. Образ смутно знакомый, но разум не способен собрать стройной концепции. То же Сиэль видел в Лиззи: будто бы знал её. И этой иллюзии ему было вполне достаточно, вроде бы что-то понял, остальное пустяк. Хотя был в этой иллюзии один колкий момент: Лиззи отвернулась от Сиэля, когда узнала, что он не «тот самый». Да, со временем всё это сгладилось, и будто бы осталось в прошлом. Для Сиэля, потому как он полностью владел всем имуществом и титулами, занимал положение в обществе. Но для Элизабет дело обстояло иначе: она годы жила с чувством вины и смятения. Ведь именно младший брат принял её боевую сторону, он заботился о ней и был рядом. Не старший брат, за которого Лиззи принимала Сиэля. И когда правда открылась, перед ней разверзлась пропасть сомнений: было ли отношение младшего брата к ней искренним или же он лишь отыгрывал роль старшего? Были ли её собственные чувства к Сиэлю сердечными, или же все эти годы она обманывалась? Можно ли назвать это любовью, если она не отличила Сиэля от своего настоящего жениха? И, быть может, она всегда любила именно Сиэля, а не старшего брата? От всех этих вопросов у Лиззи случилось помутнение рассудка. Хоть она была хорошим фехтовальщиком, по натуре она, всё же, нежная аристократка, не знавшая горя и унижений, спрятанная родными от козней высшего света. И такой поворот судьбы был не по её зубкам… Мысли и воспоминания шквалом обрушились на Сиэля, и он замер молча, как пристыженный школьник, перед Элизабет. — Что такое? — грустно спросила девушка, — Ты не узнаешь меня? — Узнаю, Лиззи, — собравшись, ответил Сиэль, — Но почему ты пошла на это? Девушка проигнорировала вопрос, и по-кошачьи склонила голову. — А почему ты с охотниками, м? — в голосе её заиграли незнакомые графу нотки. Лиззи могла быть обиженной, злой, оскорбленной, даже яростной. Но никогда не язвительной, желчь чужеродна её натуре. — Знаешь ли ты, Сиэль, что охотники поднимают бунт против Её Величества? Ты якшаешься с мятежными крысами, mon amour. — Элизабет, это говоришь не ты! Тобой управляет вампир. Лиззи, очнись! Сиэль сообразил, что стало причиной необычного поведения: на шее Элизабет виднелись две красные точки укусов. Однако, кожа девушки сохранила живой румянец, грудь мерно двигалась — Лиззи дышала. Значит, её не обратили полностью, и пока вампир лишь питался ей. — Господин, осторожно! — предупредил Себастьян, но было поздно. Рассвирепевшая Лиззи бросилась на Сиэля и вгрызлась ему в шею. Поражённый состоянием Лиззи Сиэль не успел защититься и почувствовал, как неестественно длинные клыки невесты порвали кожу, плоть, и хлынула его кровь. В следующее мгновение граф потерял сознание. Граф очнулся в лазарете, рядом с другими, кому не посчастливилось вовремя увернуться от атаки вампира. В небольшой палатке лежали новички такие, же как он сам, и пара зазевавшихся мастеров. — Они знали, кого кусать, — голос Аластора вырвал Сиэля из дрёмы, он открыл глаза и сосредоточился на охотнике: голова сильно кружилась, всё плыло. — Лежи, парень, ты потерял много крови. Надо восстановиться. — Где Лиззи? — Девушка, которая тебя покусала, — переспросил Аластор, с удивлением отметив, что Сиэль знаком с нападавшей, — Ты её знаешь? — Да, она — моя невеста. Что с ней? — Будет в порядке, не переживай. Мы убиваем только вампиров. А её не обратили. Ей переливают кровь в соседней палатке вместе с остальными жертвами вампира. Ими руководил сильный вампир: послал в атаку едва обращенных вапирш и гулей. — Лиззи — гуль? Её не обратили? — взволнованно переспросил Сиэль. — Нет-нет, не вампир она. Мы перельём ей кровь, и будет как новая твоя невеста. Отдыхай. Волнение Сиэля утихло, и он забылся болезненным сном. Аластор задержался у постели графа, задумавшись о том, что сейчас узнал. Да, у графа есть невеста, стоило ожидать нечто подобное. И всё же старый охотник искренне привязался к юноше и позволил себе забыть их разницу в социальном положении. Этот молодой граф, очевидно, увлёкся внучкой Аластора, и при этом имел живую невесту, которая на радостях его покусала. Сиэль беспокоился о Лиззи, даже защититься от её атаки не смог — видимо, и не хотел. Аластор ощутил укол совести за то, что пригрел на груди вероятного мучителя Эйлин. Впрочем, для начало необходимо было спасти жизни его внукам, а позже можно будет предъявлять претензии молодому графу. Успокоившись на этом, Аластор ушёл. На следующий день Сиэль проснулся здоровым: методы лечения охотников поставили его на ноги. Мятежники собирались оставить больных и раненых в своём убежище в пригороде Эдинбурга и продолжить поход. Сиэль отыскал Аластора, чтобы немедленно увидеть Элизабет. Аластор дал указание допустить Сиэля к гулям. Всех укушенных вампиром держали в отдельном деревянном доме, срубленном из сосны. Сиэль с радостью обнаружил, что Лиззи содержали в чистоте и тепле. Её вымыли и переливали ей здоровую кровь. Увидев Сиэля, она задрожала и протянула к нему ослабленные руки. — Я здесь, Лиззи, всё хорошо, — сказал Сиэль, поспешно обхватив холодные пальцы девушки. — Расскажи мне, что случилось? Как ты попала к вампирам? — Сиэль, я не понимаю, что произошло. — глотая слёзы, ответила Элизабет, — Её величество рекомендовало меня в ученицы мадемуазель Ру. Возможно, ты слышал о ней, она очень известная танцовщица. Это был прекрасный шанс открыть для себя что-то новое… и увлечь тебя, Сиэль. Лиззи умоляюще посмотрела на Сиэля: как она жаждала его любви, его прикосновений. Сиэлю стало неприятно, и он отвёл глаза. — Королева направила тебя на обучение — повторил Сиэль, — Что было дальше? — Мадемуазель Ру сразу показалась мне очень странной. В её доме постоянно пропадала прислуга, ученицы вели себя необычно. И мадемуазель говорила такие странные вещи… Безумные вещи. Лиззи вспомнила страстные взгляды мадемуазель, дерзость её движений и те слова, что она говорила: «Он будет твоим, mon amour. Служи мне, бойся меня. Делай всё, что я скажу, и обещаю: он будет твоим!» — Что она говорила, Лиззи? — уточнил Сиэль. — Я не помню, мне нехорошо. — Лиззи отвернулась к стене, делая вид, что теряет сознание. — Отдыхай, Лиззи, я приду позднее. Лиззи закрыла глаза, но сон не сморил девушку. В её голове шептал знакомый голос: «Ты молодец, mon amour. Вот увидишь, скоро он будет твоим!» Вампиры, повелители ночи — одни из опаснейших существ среди нечисти. Вампирами невозможно родиться, однако, можно быть обращённым, выпив кровь другого вампира. Если же вампир выпьет кровь жертвы не до конца, оставит в теле хоть каплю, этот несчастный становился гулем — слугой вампира. От болезни гуля до определённой стадии можно излечиться: необходимо перелить человеку живую кровь, и велик шанс, что он вернётся к нормальной жизни. Зная эту хитрость, вампиры заманивают своих жертв уловками и обещаниями, чтобы люди возвращались к ним добровольно. Так, вампиры предлагают вечную жизнь и молодость, волшебную силу. Или, как в случае Элизабет, любовь другого человека. Даже если бы Лиззи никогда не была укушена, она бы всё равно сохранила верность мадемуазель Ру. Слишком сильным было её желание получить любовь Сиэля Фантомхайва. Вскоре уже все охотники и их окружение сплетничали о том, что в доме укушенных, лежит невеста Сиэля. Что он не просто какой-то кокни, а английский лорд. И такого-то человека выбрал себе в ученики Аластор Блэкмор! Сиэлю было безразлично, что думали остальные. Его голова гудела от размышлений, как теперь распутать этот клубок. Рядом лежала больная Лиззи, пострадавшая по его вине. Граф не сомневался, что королева Виктория специально послала к вампиру кого-то близкого ему: такая месть с её стороны. С другой стороны, сердце его стремилось к Эйлин, которую вот-вот должны были принести в жертву. Долг против чувства. За те месяцы, что Сиэль провёл в Шотландии, он будто прожил несколько лет. А теперь изумрудные глаза бедной Элизабет рвали ему душу: как поступить теперь? Сказать ей, что полюбил другую и разорвать помолвку? Или же притвориться, что всё по-прежнему. Но что же тогда он скажет Эйлин? Впрочем, он ведь едва знаком с Эйлин. Может, сделать вид, что ничего и не было? Сиэль был мастером глушить свои чувства, делать безразличное лицо. Он посмотрит на Эйлин, будто чужой, выкинет её из мыслей, сотрёт из памяти… Но граф Фантомхайв быстро понял, что Эйлин Гласс — не тот, случай, когда забыть будет легко.

***

Тем, временем Эйлин и Грелль, пробирались к месту заточения Морганы. Довольно бысро они наткнулись на охрану и Эйлин растерянно посмотрела на Грелля. — Что нам делать, мистер Сатклифф? — Хмм, предлагаю всех убить, — Грелль сверкнул острыми зубами и приготовил пилу. — Нет-нет, ни коем случае! — запротестовала Эйлин, — Эти люди не виноваты. Они просто работают, и могут не знать, в каких ужасах замешан Орден. Я против кровопролития! Вы же жнец! Разве вы не должны вести строгий учёт душ? Лишние смерти приведут к проблемам, не так ли? Грелль скучающе фыркнул при мысли о недовольном лице начальника. — Ну, и что ты предлагаешь, курочка моя? Спеть им колыбельную? — А не плохая идея, мистер Сатклифф! — улыбнулась Эйлин. Она вспомнила, как пела их мама. Много лет назад пение Вирджинии Гласс было способно усмирить бурю, не только человека. И собравшись с силами, Эйлин запела:

«Тише! Спит моё дитя.

Спать пойдёт моё дитя,

Уложу тебя любя,

Хоть смеются все над нами:

Что ни овечки у меня.

Тише! Спит моё дитя.

Кровь твою вчера пролили

Люди из большого мира.

На дубовый столб, мой милый,

Голову твою прибили.

А немного в стороне

Тело мокрое в траве.

Затаив дыхание, в гору

Поднимаюсь я к тебе.

И челом своим накрою

Твои ноги на земле.»*

Голос Эйлин приобрел глубину, не свойственную человеку. Из глаз её потекли алые, слёзы, и гулом, подобно морскому приливу разносилось её пение. Оно окутало стены замка, будто туман. Воздух потяжелел, и все находившиеся люди в Ордене засыпали, едва услышав, таинственный голос нефилима.