И не уступил бы человек ангелам...

В Эдинбурге бушевала гроза. Вопреки ожиданиям синоптиков голубое небо по мановению ока заволокли чёрные тучи, загремел гром, и полил сильный дождь. Воды было столько, что дороги развезло, лошади увязали в грязи, и экипажи вместе с пассажирами и багажом падали на землю. Горожане заперлись по домам, лавочники спрятали товар, закрылись магазинчики. С ливнем пришёл ветер. Он сносил людей с ног, срывал крыши и низко клонил деревья. Порывы выдирали с корнем кусты, летели щепки от старых сухих стволов, не выдержавших напора стихии. Вскоре с неба упал град, размером с куриное яйцо. Куски льда пробивали стекла, портили клумбы и грозили убить несчастливого прохожего. В городе творился сущий кошмар. В то время как для большинства людей причины бури были таинственны и необъяснимы, Элиот Гласс, которого непогода застала в городской библиотеке, точно знал, отчего это произошло. Юноша мучительно всматривался в мутное стекло, по которому барабанили крупные капли. По ту сторону всё смешалось, и разглядеть перспективу не представлялось возможным. Элиот раздражённо опустился за стол, заваленный книгами. По крыше ударил град. Юноша понимал, что не сможет отправиться домой, пока не прекратится дождь. А в это время дома оставались одни его брат и сёстры. Конечно, с ними были престарелый учитель и пара слуг. Но эти люди не вызывали у Элиота ни малейшего доверия, когда речь заходила о нечеловеческой природе его родных. Да, Элиот всё прекрасно помнил. Он — единственный из детей Глассов, чья память ни капельки не пострадала. Элиот нервно поглаживал перстень на руке: оберег с камнем ангела. Столь сильная буря вызывала у него подозрения. «Уж не Моргана ли сняла оберег? — думал юноша, — Но с какой стати? Она строго следует правилу не снимать камень. Если только кто-то не подговорил её.» Элиот заподозрил, что память об их истинной природе сохранилась не только у него. Необходимо принять меры. Он и отец берегли семью и служили Ордену верой и правдой, вопреки даже здравому смыслу. Элиот родился старшим. Так он думал. Родители его не скрывали своих сверхъестественных сил, и когда такие же проявились и мальчика, все обрадовались. Элиот наслаждался волшебством, впрочем, счастье это было скоротечным. Орден Золотой Зари с нетерпением ждал появления первого метиса, и эксперимент удался. Элиота первого познакомили с «культурой кровослужения»: его первого и единственного посвятили в историю нефилимов. Остальные дети такой чести не удостоились, и на то была причина. Очаровательный, прекрасный, как греческий бог, Элиот стал предметом обожания самого магистра Ордена — Уильяма Уинни Уэсткотта. Сэр Уильям не скрывал своего пристрастия к мальчикам, и лишь чудо уберегло Элиота от растления в детстве. Впрочем, едва тому исполнилось пятнадцать лет, он стал любовником магистра Ордена по собственной воле. Элиот был уверен, что страсть магистра Ордена станет ему хорошим трамплином для продвижения по карьерной лестнице, нравственный же аспект он смог в себе подавить. «Цель оправдывает средства», — считал юноша. В то время, как память его брата, сестёр и даже отца была повреждена, он всё знал… У каждого из нефилимов был свой особый дар и соответствующие ему запреты. Первый: не снимать камень ангела. Оберег скрывал нефилимов от тёмных сил, и заодно подавлял их собственную демоническую сущность. Без неё нефилимы были неполноценны и не могли использовать силу в полной мере. Второй: не совершать действий, провоцирующих силу. Для Эйлин было запрещено своеволие, она всегда должна была слушаться. Моргане нельзя было проявлять эмоции, она во всём должна была быть спокойной. Миранде было запрещено влюбляться. Габриэлю — разговаривать. Запрет Гилберта никто узнать не успел. А Элиоту… Ему нельзя было становиться лидером, что он равнодушно и делал. Сила Элиота заключалась в подавлении сознания, манипулировании и подмене мыслей. Раскрыв свой дар в возрасте двенадцати лет, он постепенно подчинил себе всю семью. Да, он снимал перстень-оберег, и не боялся встречи с нечистью. Пару раз Элиот даже нарвался на бродячего гуля-Кэтрин, но по сравнению с юношей, она была очень слаба. Элиот лишь развлёкся, избив гуля. Но убивать не стал. Это бы привлекло лишнее внимание. Кэтрин же напрочь забыла встречу с младшим братом, и стала глазами и ушами Элиота в логове вампиров. Элиот единственный знал о мадам Ру, жаждущей убить Эйлин, о договоре между вампиршей и королевой Викторией. И плёл собственную паутину. Когда же он увидел, что его информатора убили, выведя на солнце, Элиот взбесился, ощутив присутствие в разуме гуля старого охотника. Только деда ему не хватало! Сидел бы себе в Лимбе, так нет, решил испортить внучку все планы. Разумеется, старик Аластор не знал, что за многими кознями в Шотландии стоит никто иной, как его родной внук. И даже в ссылку в Лимб Аластор попал по наводке Элиота. Но стоит Аластору выбраться — и он поймёт. А тогда Элиоту несдобровать, вся его многолетняя работа пойдёт коту под хвост. Да и его самого дед, вероятно, не пожалеет… «Мерзкий Фантомхайв! Наверняка не обошлось без него! — думал Элиот, — Неужто он со своей шавкой разрушат мои планы. Не позволю! И всё, же почему такая буря?» Тем временем, в доме Глассов престарелый учитель дремал в кресле у камина. Слуги играли в карты на кухне, и дети заговорщически притаились на чердаке. Эйлин восстанавливала воспоминания и рассказала об этом двойняшкам и брату. Габриэль просиял, узнав, что его задумка удалась. Моргана скептически отнеслась к рассказу сестры, Миранда, напротив, воспряла духом. — Я чувствовала, что что-то не так! — восклицала Миранда, — Клянусь, во сне я слышала женский голос, он говорил мне снять оберег. Но каждый раз я боялась… Голос был так ласков, будто это родной человек зовёт меня. — Я тоже слышала этот голос, — ответила Эйлин, — Мне казалось, я слышу маму. Габриэль радостно хлопал в ладоши и написал на грифельной доске, что к нему во сне приходит призрак Гилберта, именно он помог ему. И теперь ребята должны совместными усилиями вытащить из Лимба дедушку, графа и его слугу. — Вы говорите какую-то чушь! — возникла Моргана, — Я никакой голос во сне не слышу. Вы все просто чокнулись! Вы чокнутые! Миранда оскалилась и бросилась с кулаками на сестру. Завязалась возня. — Ты просто идиотка! — кричала Моргана, — Вы все идиоты! — Это из-за камня, из-за проклятого камня! — визжала Миранда, — Надо его снять! В конце концов, Миранда сорвала оберег с Морганы и забросила его в угол. Губа у неё была разбита в кровь, у Морганы был вырван клок волос. Её внезапно зашатало, Эйлин поймала сестру и усадила на пол. — Я слышу голос, — испуганно прошептала Моргана. — Отлично! — заверещала Миранда, — Это она! Скоро ты всё вспомнишь! Все дети сели в круг, интуитивно они всё делали правильно. Один за другим они сняли свои обереги. Габриэлю, впрочем, было не привыкать. В тайне от родных, он снимал его каждую ночь. Моргане сильно ударило в голову, как самой рассудительной. Миранда испытывала лёгкость и восторг. И Эйлин, видя, как в её родных вливается сила, расцветала сама. Буря набирала силу, раскаты грома заглушали собственные мысли. Молнии рассекали небо. И дети чувствовали, как природа зовёт их. Они открыли окна и впустили мокрый ветер, казалось, ураган говорит с ними. Он зовёт их голосом Лилит. — Гилберт! — вдруг крикнул Габриэль и ужаснулся своему голосу. Эйлин мягко обняла Габриэля, что-то в её подсознании вело её, говорило, что всё правильно. Габриэль последним нарушил свой запрет, и по стенам чердака поползли тени, похолодало. В ином случае дети бы дрожали от ужаса, но сейчас каждый из них слился со стихией. Они были счастливы дикой, необузданной радостью. И вот в одной из теней возник образ Гилберта. И каждый узнал его, и сердца налились кровью. Их несчастный брат, погибший от рук церкви. Наконец-то они все его вспомнили, увидели его. Дети замерли при взгляде на Гилберта лишь на пару мгновений, на глаза их навернулись крупные, как капли дождя, слёзы. Они наконец-то были вместе. — Вы помните меня? — слабым голосом спросил призрак. И ответом ему были крики радости, объятия, которые пусть Гилберт не мог ощутить телом, но чувствовал душой. — Теперь, когда мы помним, и сила к нам возвращается, мы должны вызволить их из Лимба, — сказала Эйлин и удивилась, как решительно прозвучал её голос. По капле, словно ручей превращается в реку, уверенность Эйлин крепла. — Нам нужно большое зеркало! — сказал Габриэль. — А разве Элиот не должен быть с нами? — спросила Моргана. И тут всех будто молнией ударило. А что с Элиотом? — Возможно, мы должны помочь и ему вспомнить, — нервно спросила Моргана, но ощущала кожей, что ошибается. Каждый из них безошибочно определил предателя. И не нужны были никакие слова. — Элиот всё помнит. Всегда помнил, — прошептал Габриэль. — Но почему? — спросила Миранда. И тут их всех подкосила колющая боль в голове. Дети упали на колени. Смертоносный звон изнутри черепной коробки не давал им пошевелиться. Растерянный призрак заметался между ними, но какая-то сила развеяла его, будто прах по ветру. С треском сломав оконную раму, на чердак влетел Элиот. Его белоснежные крылья скреблись о стены и потолок чердака, в тесном помещении было не расправить их. Злобно и холодно смотрел он на родных, которые не могли справиться с его силой. Эйлин приподнялась на локтях и посмотрела в глаза брату. Она не узнавала его. Глаза юноши горели бесстрастным и жестоким огнём. — Зачем, Элиот? — выдавила Эйлин. Элиот сел на одно колено и, глядя на ослабевшую сестру, снисходительно ответил: — Затем, что так надо. Последнее, что запомнили дети, прежде чем провалиться в пустоту, это шорох перьев и безжалостный взор брата.