3#BLS. Первая служба помощи

Лазарев стоял у окна и, отпивая из кружки кофе, смотрел на улицу. Кофе остался его единственной слабостью. Хотя нет, кому он врет. От кофе он, все-таки, смог бы отказаться, будь в этом большая необходимость. Единственная его слабость шла мимо его дома, намотав огромный шарф вокруг шеи и ловя языком снежинки. Он был влюблён в неё с детства. Ира Егорова, по бывшему мужу сейчас носящая фамилию Павлова. Девчонка, которая всегда играла только с мальчишками и была оторвой похлеще каждого из их компании. Сколько коленок они разбили вместе, сколько носов было разбито за право идти рядом с ней. Костя улыбнулся воспоминаниям. Весь квартал был влюблён в неё. Ира была их маленьким солнцем, а они, словно планеты, вращались вокруг. Всегда. Константин пронёс любовь в своём сердце сквозь года, даже когда она, внезапно повзрослев, в один самый ужасный день в его жизни, не пришла на место их обычного сбора. А увидев её в компании хохочущих подружек, с которыми бы она раньше, по ее собственному признанию, «даже срать бы на одном поле не села», он понял — для них это солнце закатилось. Нет, они по-прежнему дружили своей мальчишеской компанией, лазили воровать яблоки во двор к семейству Алениковых и строили «тайное логово» на пустыре, но в них уже не было былого огня. Не было Иры. Словно услышав его мысли, она повернула голову в сторону его дома. Мысленно выматерившись, он застыл на месте, понимая, что прятаться уже поздно, да и глупо. Она его загнобит. Поэтому он остался стоять там, где и стоял, смотря на неё. Сдув с глаз прядь непослушных светлых волос, она задорно улыбнулась, а затем, вытащив обе руки из карманов, показала средние пальцы. Лазарев закатил глаза и отошёл от окна. Егорова навсегда останется Егоровой. Девчонкой с непослушными растрёпанными волосами и поцарапанными коленками. Даже в старости, он уверен, она отмочит что-то подобное, не моргнув глазом, а потом ещё отмудохает всех недовольных клюкой. Он прикрыл глаза, пытаясь успокоить себя и несущееся вскачь сердце. Постоянная побочка вот уже на протяжении 21 года. И не помогало ничего. Хотя он честно пытался. Даже позвал на выпускной вечер Александру Покровскую. Первую признанную красавицу школы. Он — троечник, но вечный участник всех общественных мероприятий школы, она — староста класса и отличница. Классика. Идеально. Через лет десять они вполне могли бы купить дом и родить детей. Если бы Костя мог видеть кого-то кроме этой светловолосой стервы, что пошла на выпускной с его злейшим врагом — Кривицким Генкой. Этот темнокудрый ублюдок с носом-картошкой и ушами чебурашки, придерживал Иру за талию и свысока смотрел на всех остальных парней. Лазарев поморщился — воспоминания накатывали волнами. Вечер закончился форменным кошмаром: Ира, зачем-то, наступила на шлейф платья Покровской, когда они поднимались на сцену в актовом зале. Как итог — вся школа увидела кружевные трусики старосты и единственной золотой медалистки, которые она, несомненно, надела в надежде на то, что Костя снимет их к концу вечера. Аня, почему-то смотрящая на него с такой грустью, что ему захотелось плакать. Малышка Аня. Так они её все звали. Милая, добрая, чуткая Анечка — единственная из подруг Иры, которая его не раздражала. Но, в тот вечер он, видимо, очень раздражал её. Спустя столько лет он так и не понял этого осуждающего взгляда, полного печали. Наверное, надо было помочь Покровской с подолом… Но он бросился за Ирой, стремительно уходящей из зала, в компании мудака Кривицкого. Никогда больше Косте не было так стыдно перед мамой, которая приехала за ним в милицию, как в тот день. Он сломал Гене нос, вывихнул челюсть и надорвал ухо. Она не сказала ни слова, пока они ехали до дома. Он так и не попросил у неё прощения, но она, почему-то улыбалась все время, пока обрабатывала ему ссадины на кулаках. А затем ушла спать, поцеловав на ночь и задержав в объятиях чуть дольше, чем обычно. Павлова не говорила с ним целый год. Он бросил все и уехал учится в школу тогда ещё милиции на несколько лет. А потом умер отец. Тихо заснул и больше не проснулся. И он, сам ещё ребёнок, стал поддержкой мамы, вернувшись домой. Мотнув головой, он начал одеваться на дежурство. — Сынок, твой ланч на столе. И я не совсем поняла, куда подевался вчерашний контейнер… — Я куплю новый, мам… — он чмокнул ее в щеку, надевая куртку. — Так что произошло? — Произошла Егорова, — буркнул он, надевая ботинки и не видя того, как она понимающе улыбается. — Ох, эта фурия… Вечный двигатель… — рассмеялась она. — Сколько раз ты получал от отца за проказы, на которые она вас всех подговаривала? — Постоянно, — улыбнулся он. — Салааааам!!! — Идууу! — парень скатился по лестнице. — Давай шевели задницей, у меня дежурство! И у тебя, кстати, тоже! — Костя! — возмутилась мать. — То, что Салам снимает у нас комнату, не даёт тебе право с ним так разговаривать! — отчитала мать нерадивого ребёнка. — Прости, ма! До вечера, — он выскочил за дверь. Слишком много воспоминаний для одного утра. — Мария Валерьевна, приятного дня! — Салам обнял женщину одной рукой, другой натягивая куртку. — Боже! Ланч! — воскликнула она, убегая на кухню. — Не надо, Костя меня убьёт, если я не выйду прямо сейчас! — Все, все. Держи. Твой тот, что с желтой крышкой. Не перепутай! — она заговорщически подмигнула. — Там пирожок. — Вы лучшая! — чмокнул ее Гафуров и выбежал на улицу. *** Павлова гадко улыбаясь, нажала на кнопку. — Лазарев. Говори. — Добрый день, Константин Германович. От пострадавшей поступил вызов на горячую линию. — Павлова, ты ли это? Какого черта ты такая милая? Марина довольно рассмеялась. Павлова показала ей язык и надела наушники, мысленно раздумывая над сказанным. Ей нравился Лазарев. Красивый, сильный, властный и сексуальный. Очень сексуальный. Но он всегда так груб с нею, что просто зубы сводит от злости, после каждой их ссоры. Ежедневной, кстати. Как она могла так безрассудно влюбиться в него в школе? Ну ладно, все были влюблены в Костю. Ну ладно, ладно!!! Она и сейчас влюблена. Немного. Совсем чуть-чуть… *** Куликов, улыбаясь собственным мыслям, рассматривал фото Ханиной на телефоне, сидя в патрульной машине. Никогда в своей жизни он не видел никого столь идеального. Он поднял взгляд на лобовое стекло, где ветер сыпал мелким колючим снегом, образуя маленькие вихри. Следя за ними глазами, Сергея внезапно затянуло в свой собственный водоворот воспоминаний. Вот он, впервые придя на новое место службы, знакомится с коллегами. Костик Лазарев — он понравился ему сразу. Человек с четким осознанием того, чего он хочет от жизни. Ну, тогда это казалось таковым. Лазарев вообще умел делать вид, что все под контролем и очень тщательно скрывал все свои нежелательные эмоции. В отличие от него… Он услышал этот совершенно потрясающий голос из рации Кости, когда они ехали по району, в целях познакомить Куликова с местностью и обрисовать основные моменты его работы. Голос. Плавный, тягучий, словно мёд. Такой мягкий и завораживающий. — Кто это?! — только и смог выдавить он из себя. — А? Где? — на Костю, казалось, абсолютно не действовали магические нотки голоса говорящей особы. — Ну, по рации. — А, ты про Аньку? — уточнил участковый. — Анна? Милая .. — Не понял… — вскинул брови Костя. — Я имею в виду, имя. Имя «Анна» переводится, как «милая». — А, да? Ну, Анька и правда, ничего такая. — Вы знакомы??? — Конечно! — рассмеялся Лазарев. — Я её с детства знаю. — О… — не нашёлся с ответом Куликов. — Она закреплённый за тобой оператор? — Нет. У меня Павлова. Но она в отпуске. Куликов недоумевающе уставился на парня. Голос того завибрировал от еле сдерживаемых эмоций, когда он отвечал ему. Так прошло несколько дней. Куликов засыпал и просыпался с голосом Ханиной в ушах. Он немного разузнал о ней и теперь жаждал только одного — посмотреть на обладательницу этого пленительного тембра. И этот случай ему представился: в одно утро он чуть не вылил на себя кофе, когда вместо привычного ему, мягкого и обволакивающего, из динамика раздался ехидный, задорный и искрящийся смехом голос. Куликов с удивлением наблюдал за тем, как в моменте преобразился всегда такой серьёзный и сдержанный Лазарев. Он что? Улыбнулся? — Ирааа… — ответил он. Теперь Куликов знал, кто способен встряхнуть Константина Лазарева, человека, которому, однажды, сулили занять место — начальника полицейского управления. Сергей молча слушал, как эти двое виртуозно переругиваются и улыбался, глядя на Костю. Парня словно подменили: глаза лихорадочно блестят, щеки порозовели. А потом весь мир перевернулся и для него, когда в обеденный перерыв они, проезжая мимо call-центра службы 111, увидели выходящих оттуда двух симпатичных женщин. Судя по тому, как Костя вдарил по тормозам, одна из них и была той самой «Ироооооой». Но какая из них? Обе чертовски хороши собой. Одна — какой-то дикой, необузданной красотой. Блондинистые непослушные волосы, огромные зелёные глаза, пухлые, чувственные губы… Казалось, все вокруг заряжаются словно лампочки, от исходящей от неё энергии. Другая — словно водная гладь. Глубокая, загадочная, прекрасная. От одного её взгляда внутри все сжималось в сладкой истоме. Костя, высунувшись из окна, что-то возмущённо выговаривал этим особам. Первая — с упоением отвечала, вторая — виновато улыбалась, скользнув мимолётом взглядом по Косте. Их глаза встретились и оба замерли, изучая друг друга. Лазарев ворча, рулил, а Куликов пытался сообразить, что это было и как справиться с таким количеством эмоций. — Кость, кто это был? — Павлова и Ханина. О, кстати, да. Это и была Анька. — Которая? — Куликов выжидательно замер, очень надеясь, что его волнение не так заметно со стороны. Но Костя, словно хищник, тут же насторожился. Зря Сергей думал, что Лазарев не обратил внимание на то, как тот пожирал взглядом женщин. — Кто? — спросил Лазарев. — Что кто? — Которая из них произвела на тебя такое впечатление, что тебе словно обухом ударили? — повторил Константин. — Я просто поинтересовался, ничего такого. — Слушай, давай я сразу обозначу… — Просто скажи, которая из них Ханина! — не выдержал Куликов. — Анька та, что нормальная. Ну, которая молчала и пыталась понять, какого хрена она до сих пор дружит с этой сумасшедшей Павловой. Серёга с облегчением откинулся на сиденье. Из воспоминаний мужчину вырвал смех ребятишек, пробегающих мимо машины и обкидывающихся снежками. Улыбаясь и провожая их взглядом, Куликов набрал номер Ханиной. — Привет, Ань. Я соскучился…