Путь истинных ниндзя

Ячиру лучезарно улыбнулся и раскрыл руки для объятий. Его рыжие волосы немного отросли, с них стекала вода, а кроме обычной формы он теперь носил темный красивый плащ. Сакура не хотела думать в этот момент, и перед ней было только солнце, которое он всегда излучал. Хоть на небе и расстилались пасмурные тучи. Она, не раздумывая, прыгнула в знакомые крепкие руки и рассмеялась, когда Акияма приподнял ее над землей и покружил немного. — Ками, я не знала, что ты в Тумане…— пробормотала девушка, не замечая, как загорелись глаза ее собеседника. Наплыв общей радости, казалось, разогнал все мрачные мысли. — Я узнал, что прибудет посланник от Хокаге и… решил испытать удачу. Напросился, мое сердце подсказывало, что это будешь ты, злючка, — он безапелляционно улыбнулся, в этот момент Ячиру казался Сакуре самым обаятельным мужчиной на свете. Она игриво стукнула его по руке и только сейчас осознала, что все еще оставалась в крепких объятиях друга. Сакура залилась краской и неловко отстранилось. — Э-э-э-э-э, госпожа Харуно? Пойдемте? — Хасеки странно посмотрела на них и отвела глаза. — Я подожду тебя тут, — Ячиру подмигнул, — ты обязана попробовать местную рыбу, она безумно вкусная. Сакура кивнула, все ещё чувствуя себя неловко. В грязной темной камере было сыро, пахло экскрементами, мочой и рвотной. На правой стене виднелись грязные бурые пятна, из малюсенького решётчатого окна под самым потолком едва просачивался тусклый свет. Трое мужчин - отступники, слабые физически, но совершившие немало подлостей. Все трое выглядели ужасно, жизнь сама наказала их сполна; обросшие, грязные, в рваной одежде, они даже не утруждали себя справлять нужду правильным образом, судя по их одежде. Она не испытывала жалости к этим людям, виноватым в своей ужасной судьбе. Все, что Харуно ощущала - это омерзение, больше направленное на условия содержания, чем на пленников. Она не знала, что их держали в таких нечеловеческих камерах и что перед смертью бесчестных им даже не дадут привести себя в порядок. Сакура никогда не забудет усмешки Мизукаге, когда та сообщила, что эти измученные люди - подарок Конохе от Тумана в честь их союза. Теруми Мей…Эта женщина… Смертельно красивая и, вероятно, столько же опасная. Одна усмешка пухлых губ, изящность блестящих русых волос, изгиб фигуры и белых очаровательных плеч делали ее роковой, сногсшибательной. И она лишь выглядела фарфоровой статуей – эта женщина была хитра, хладнокровна и жестока. Один из мужчин, продрогший, похудевший, бледный и самый болезненный - на его лице кровоподтеками были отмечены следы пыток кровавого Тумана, приподнялся, вглядываясь в глаза своему палачу. Сквозь прорези в маске на него глядели безразличные глаза цвета сочной травы. — Гляди-ка, Ичиро, — пробормотал он, кажется, не совсем понимая, что его слышал не только товарищ по несчастью, — волосы цвета вишни. Второй мужчина не слышал никого, он бормотал что-то отдаленно похожее на мантру все время, что она находилась в камере. Третий приподнялся на локтях, глядя на Сакуру и ее охранника из свиты Мизукаге. Презрительно оглядел сверху вниз. Казалось, он единственный оставался в здравом рассудке. — Коноховская шлюха, — он плюнул ей в ноги. Сейчас она должна была сделать это. Тяжёлая катана Умеко лежала в руке, как влитая, словно продолжение ее воли. Сакура быстро занесла ее. На стену резко брызнули новые капли крови. Голова мужчины отскочила от тела и с глухим треском покатилась к ногам его товарищей. Второй начал обмотать мантры усерднее, первый дернулся. — Кровавая вишня… — его смерть была мгновенной - перерезанное горло. Третий удостоился той же участью. — Весьма интересный способ убийства, — пробормотала почти восхищенно охранник, оглядывая отрубленную голову, но Сакура его не слышала. Ей была омерзительна происходящая казнь. У них не было и шанса умереть как шиноби.

***

— Так зачем, говоришь, ты прибыла? — спросил Ячиру, размахивая ногами, свешенными вниз. — Я и не говорила, — отрезала Сакура, любуясь синевой моря. Они сидели на каменном утесе одной из гор, смотря на бескрайнюю темную, как сама ночь, гладь воды. Небо оставалось пасмурно-серым, туман стелился по окрестностям деревни, кажущейся маленькой с такой высоты. Все вокруг было влажным и пахло плесенью, чайки кружили над головой и громко протяжно кричали. Морской прибой обрушился на песчаный берег под ногами. — Поймала, злючка! — Это секретная информация, сам знаешь. Сакура не думала, что ей захочется делиться с ним сокровенными и личными вещами. Она рассказала ему о повышении, упорных тренировках и некоторых травмах, смерти Асумы-сенсея, переживаниях о Саске и Наруто, обидах на родителей и последние недели идиллии в отношениях с ними. Ячиру слушал ее внимательно. Казалось, на такой огромной высоте среди серых хмурых туч он был ярким проблеском тепла. Ветер продолжал продувать каждый уголок, и Сакура поежилась. Ячиру нахмурился. — Ты замерзла? Пойдем, купим вкуснейшую рыбу у местных торговцев и отправимся домой, — он поднялся с влажных камней и подал руку. — Домой? — Я сказал, что ты сможешь остановиться в моей съемной квартире, — Харуно с сомнением посмотрела на него, — да брось, у тебя есть несколько свободных дней. Я просто обязан тебя познакомить со своей старшей сестрой и ее мужем, помнишь? Его беззаботность поражала, казалось, она разгоняла даже самые мрачные мысли от нее. Харуно неуверенно улыбнулась и вложила свою ладонь в его. Следующие несколько часов показались ей нереальным сном. Они ходили по базару, выбирая еду, смеялись и дурачились, словно не было дней разлуки. Его сестра оказалась необычной женщиной, свято верющей в звезды, судьбу и предзноменовние. Она рассказывала Сакура о звёздной карте, на которой предначертан ее собственный путь. Старшая Акияма жила со своим мужем в большом рыбацком доме на берегу моря. Вечером, они оба пили чай на узкой кухне Ячиру, пока рыжеволосый шиноби жаловался на ветреность его странной, но любимой сестры. Рядом с ним Сакура начинала чувствовать себя безумно живой. — И ты представляешь, Изаму просто сказал Наруто, что он идиот, — в перерывах между смехом, сообщала Сакура, отпивая чай из кружки, — видел бы ты лицо Узумаки в этот момент и отстранённость Есикава. — Этот тюфяк не меняется, — Ячиру гоготал, — он все также не понимает других людей, но Наруто… — Я знаю, он настоящий болван! — Но все же он особенный и ты веришь в него, — янтарные глаза горели любопытстом, — Почему? раз он такой неудачник. — Это неправда, — Сакура тепло улыбнулась, вспоминая вечно-неунывающего товарища. — Наруто бывает бестолковым, глупым, громким, бестактным, ужасно выбешивающим и приставучим, но… он никогда не сдается, сколько раз бы он не падал, сколько бы насмешек не звучало ему в след. Наруто – один из самых сильных людей, которых я знаю. Он так много сделал для меня. Ячиру выглядел задумчивым. Он пододвинулся ближе, хмурясь. — Узы в вашей команде – что-то непостижимое. У меня никогда не было такой связи с товарищами. — Я думаю, это Наруто сделал нас такими, и я больше не хочу быть обузой для них с Какаши-сенсеем. Ячиру усмехнулся, и только сейчас Сакура осознала то, как близко они находились друг к другу. Она робко посмотрела в его горящие глаза. Всегда ли они так светятся темным золотом или цвет зависит от освещения? — Ты не обуза, Сакура. Ты одна из самых сильных и прекрасных женщин, которых я когда-либо встречал. Сердце в ее груди почему-то защебетало, словно хор весенних птиц. Прелестное волнение завладело сознанием, щеки покраснели. Ячиру был совсем близко, его рыжие волосы растрепались, а глаза сверкали. Они потянулись друг к другу одновременно, пока не столкнулись губами и не слились в неловком, но чувственном поцелуе. Их сердца стучали безумно громко, и, казалось, вся деревня слышала биение в унисон. Ячиру положил одну руку ей на талию, а второй зарылся в волосы, которые распушились от влаги. Он пах барбарисовыми конфетами. Сакура осторожно смяла жесткую водолазку Акияма, чувствуя, как реальность ускользала от нее. Они целовались неловко, периодически сталкиваясь зубами. Что-то прекрасное и трепетное родилось между ними в ту пору. Отстранились одновременно, чтобы отдышаться, щеки обоих шиноби пылали, глаза горели пьяным блеском, и с лиц не проходили глупые улыбки. — Я так скучаю по Конохе, — пробормотал Ячиру, рассеянно выводя узоры на ее талии. — А она по тебе, — тяжело дыша, откликнулась Сакура, кладя голову на крепкое плечо. — Как поживает мама и Кенто? Последний раз я писал им неделю назад, столько дел навалилось, — между рыжими бровями пролегла складка. Сакура напряглась в чужих руках, ощетинилась, как кошка. — Ты только не волнуйся, но у Кохаку-сан был инфаркт…— заметив испуг в глазах напротив, она подняла руки, — все хорошо, приступ вовремя заметили, сейчас она отдыхает. Я бы позаботилась о ней сама, но Цунаде-сама направила меня на важное задание в качестве представителя Листа. Не волнуйся, я просила Ино навещать ее. — Ино? Почему не тетю Умеко? Она все еще надоедает тебе? Какой же я глупец!! Если бы нашел время больше написать, мама бы так не волновалась! — он выглядел таким сокрушённым и взволнованным, что Сакура не сдержалась и взяла его теплую большую руку. — Твоей вины тут нет, во всем мире сейчас неспокойно, ты же знаешь, какая Кохаку-сан впечатлительная. А что касается, Умеко-сан…— она переплела их пальцы, — ты знал, что она служила в АНБУ? Казалось, Ячиру ошарашил ее вопрос. Он нахмурился сильнее. — Я слышал от матери это, когда был ребенком, но она давно оставила службу. Смерть родителей очень повлияла на ее характер, — он вздохнул, — прости, что не сказал, я не мог. — Это была не твоя тайна, но я сама догадалась. Умеко забрала Юки и мужа и уехала из Конохи. Ячиру сжал кулаки, его лицо побагровело. Она еще никогда не видела его таким злым. — Я знал… что ей не стоило доверять. Бросила мать после болезни и Кенто, сбежала… — Я присмотрю за твоими родными. Не переживай. — Но это не твоя забота!!!! — Ячиру повысил голос, и Сакура отшатнулась от него, — извини, я сам со всем разберусь. Он развернулся к Сакуре и снова поцеловал ее, заглушая протест. Нежно, аккуратно, медленно и трепетно. Они отправились в квартиру. Минуты слились в часы, Сакура аккуратно перебирала его волосы - жесткие, непривычно яркие, она гладила плечи - широкие и массивные. В ее животе словно находилось множество пульсирующих тревожных игл, от каждого прикосновения к нему они приятно покалывали, но когда мгновения близости проходили, странная ноющая боль одолевала ее. Ячиру подхватил ее на руки и отнес в кровать, так они просто лежали и болтали, а еще смеялись и обнимались. На тумбе стояли фотографии в рамках. Счастливые лица их старой команды, семейный портрет, Ячиру, шутливо обнимающий Кенто. Последняя старая фотография привлекла внимание Сакуры. На ней были изображены три мальчика лет двенадцати. В улыбающемся рыжеволосом ниндзя и хмуром блондине она узнала Изаму и Ячиру, но последний... Что-то странное заворочилось внутри. У него были каштановые волосы и проницательные темные глаза, один из которых выглядел болезненным. — Это Юичи Хигаса, мой бывший товарищ, — заметив пристальное внимание подруги, пояснил шиноби, его лицо приобрело суровое выражение, — он пропал без вести на одной из мисиий. Сакура перевела тяжелый взгляд на друга. Его руки сжались в кулаки. — Я столько лет искал его, но так и не нашел... Я был дерьмовым другом. — Не кори себя. — У него ведь кроме нас никого не было... — Сакура пододвинулась ближе и сжала его руку в надежде разделить боль. Так прошло несколько беззаботных дней, они постоянно целовались, смеялись, разговаривали, вместе готовили еду. Сакура посетила Теруми Мей, чтобы забрать важные бумаги и несколько раз приходила к старшей Акияма. Странная связь, которая образовалась между ними с Ячиру была не названа, и отчего-то ей было хорошо в неведении. Не то, чтобы Сакура ощущала неправильность, но ей казалось, что чувства, на которые она ответила, не совсем были обоюдны. Она все еще слишком сильна была погружена в свои внутренние проблемы и барьеры, которые не давали ей спокойно полюбить человека, который был готов ради нее на все. Когда Сакура отвечала на поцелуи, она чувствовала, как сильно билось его сердце и как лихорадочно горели глаза, а губ касалась безмятежная счастливая улыбка. Ей нравилось безусловное обожание и то, какую силу она имела над ним, но… Ее тяготило то ощущение, будто она делала ему одолжение. Это было, по крайней мере, неуважительно к нему, как к другу и товарищу. И Ячиру заслуживал быть по-настоящему любим, а не иметь партнершу в виде морального инвалида, неспособной по-настоящему проявить свои чувства, потому что он ей нравился. И Сакуре нравилась беззаботная атмосфера, царившая между ними, такая словно они были ничем не обязаны друг другу и лишь делили чудесные чувства, возникшие внезапной вспышкой. До одного утра ее счастье было именно таким. Она проснулась всклокоченной и вышла на кухню. Бодрый Акияма в форме варил вкусно пахнущий кофе, он улыбнулся, увидев, ее и потянулся за поцелуем. Сакура сладко зевнула и посмотрела на часы. — Ты как всегда рано, — пробормотала сонно. Ее взгляд упал на календарь, и она нахмурилась – сегодня вечером отплывал ее корабль. Расстояние неминуемо должно было разделить их. За окном стелился серебристый туман, несколько бетонных домов и черное холодное море вдали. — А ты настоящая сова, — он усмехнулся, разливая из турки кофе, — я купил тебе моти на завтрак. — Ммм, звучит вкусно. — Но сначала поцелуй. Сакура лукаво улыбнулась и поднялась из-за стола, ласково поцеловав его в губы. Ячиру не отпустил ее сразу и почему-то обнял, довольно крепко, а не игриво как обычно. — Ты в порядке? — она немного отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза. — Я… Сакура… — Какой-то ты бледный, не отравился случаем? — она положила руку ему на лоб. — Давай поженимся! Повисла оглушающая тишина. Казалось, даже крик портовых чаек не раздавался в то мгновение. Сакуру словно ударили по голове, она не смогла сдержать первичной реакции и отшатнулась. Тогда она поняла, что действительно была не готова, и ей стоило бы прислушаться к своим первым реакциям. — Что? — Я все продумал, — Ячиру сделал шаг к ней, — мы сможем пожениться здесь и ты либо переедешь ко мне, либо мы увидимся чуть позже, когда все поуляжется. Сейчас такое время, Сакура, никогда не знаешь, когда наша встреча может стать последней. Я точно знаю, я хочу разделить с тобой жизнь. Харуно попятилась, казалось, сбывался самый страшный сценарий ее кошмаров. — Что ты такое говоришь? Мне всего шестнадцать! И я джонин Конохи, мы не можем наплевать на всех и на все просто так! Акияма шагнул за ней, и Сакура заметила, как лицо его исказилось вспышкой боли, на нем отразилось понимание. Ей самой стало физически тяжело видеть его таким. — Ты не любишь меня. Харуно чувствовала, как в уголках глаз начинала скапливаться влага, и как мгновенно разрушился ее импровизированный рай на берегу моря. Какой же она была глупой эгоисткой. Трусливой и воспользовавшейся чужими чувствами, даже не успев разобраться в собственных. — Я… Мы ничего не обещали друг другу, — она ненавидела свой голос за эту слабость. — Но ты знала! — Ячиру! Я очень люблю тебя, но не так как ты бы того хотел. Он сокрушенно покачал головой. Тишину между ними разрезал лишь крик чаек. — Извини, я сейчас же соберу вещи и уйду. — Подожди, — Сакура замерла как вкопанная, не глядя на него, ее взор загораживал туман слез, — не нужно уходить, я все понял. Не думай, что я позволю этому недоразумению сломать нашу дружбу. Считай, последнего разговора не было. Она медленно кивнула, прежде чем вылететь из комнаты.

***

Старый дом на окраине пах плесенью и сыростью. Последние дни было тихо, жизнь в деревне шла в своем медленном кротком ритме. Старушка Ичина, сдающая жилище, которое осталось от ее покойного сына-ниндзя, заходила раз в два дня, чтобы проведать их. Она была низкорослой, пухлой женщиной знахаркой, с седыми жидкими волосами и гнилыми зубами. В лице Ичино не было доброжелательности, она вся походила на мышь, снующую по углам и выпытывающую новости, чтобы потешить свое любопытство. С деньгами было туго. Хоку обещал устроиться в Танзаку грузчиком в какую-то лавку, он каждое утро вставал с рассветом и подсаживался в повозку торговцу, который ездил в город работать. Умеко испытывала иррациональное беспокойство, она не переставала проверять периметр их заболоченного мелкого участка, сканировать местность на наличие угрозы и хвататься за кунай, спрятанный под подушкой, когда она резко просыпалась в ночи от шороха мышей, лазающих на кухне. Девочка была права во многом. Шиноби можно было стать раз в жизни и навсегда остаться им до самой смерти. Особенно, когда за тобой тянулся хвост прошлых неудач и ошибок, угрожающих семье. Она всегда казалась Умеко смышлёной. Харуно Сакура отчаянно напоминала ей себя в молодости. Эта аналогия бередила натянутые скрытые струны души, так же как и сама девочка, назойливое появление в привычном ритме жизни, патриотические речи о воле огня и нелогичная привязанность к ее семье. Если бы она не наблюдала за Харуно так долго, она бы продолжала думать о ней, как о купающейся в лучах славы талантливой протеже Хокаге, но. В этом ребенке явно был стержень, куда больший, чем она наблюдала у своего племянника. Последний их разговор натолкнул Умеко на суждение о том, как по-разному они мыслили и как сильно опыт прожитых лет разделял их. Но Сакура - упорная, сильная, умная походила на нее совсем другим, ведь в своей жизни Умеко не раз встречала достойных талантливых ниндзя. Харуно была шиноби больше прочих. Она – убийца до мозга костей, расчетливый и трезво оценивающий свою негероическую роль в системе общества. Ночь была душная темная. Густой плотный лес, окружавший дом, вел себя тихо. Умеко проснулась от тревоги и сжала свой кунай. Что-то явно было не так, в воздухе пахло угрозой. Женщина быстро отбросила в сторону одеяло и бесшумно проверила Юки. Девочка мирно спала. Подавив желание погладить по голове свою дочь, Умеко залезла в скрипучую деревянную тумбу, в самый дальний ящик и нашарила рукой мягкий глянцевый свиток. Она не думала, что этот момент вызовет в душе внутреннее облегчение такое, словно она была сдержана тисками долгое время и, наконец, засов был свергнут. Быстро распечатала свиток, свидетельствовавший о ее принадлежности к шиноби класса S, и критически окинув взглядом арсенал оружия, с громким стуком столкнувшийся со скрипучим деревянным полом. Юки испуганно подняла голову, ее сонные глаза напряглись, встревоженная поведением матери она вскочила с постели. Умеко знала, что для дочери ее прошлое было тайной. До последнего момента. — Мама, что это такое? — неловко спросила она, со странным спокойствием осматривая булаву, кусаригану, мечи разных форм и размеров, ножи, сюрикены. — Одевайся, немедленно, — голос Умеко всегда звучал сталью, отдающей приказы, но сейчас он был особенно тверд и спокоен. Юки была вовсе некапризным ребенком, ее несложно было запугать и держать в узде, ее характер был кроток, но сама она неглупа и сообразительна. Не стоит упоминать, что Юки молча послушалась мать, в спешке доставая походный рюкзак и складывая в него вещи из шкафа. Наконец, остановившись на длинной чуть изогнутой катане, Умеко вручила дочери несколько кунаев, разбудила мужа, который воспринял ее слова удивительно спокойно. Тени леса, густых деревьев закрывали их дом на отшибе от остальной деревни. Они очень быстро были собраны и уже поспешно покидали трухлявое строение. Легкие наполнил холодный влажный воздух, запах сырого леса, мха и болота. Когда Умеко вышла на улицу, она сразу поняла, что было поздно. Она никогда не рассчитывала, что Данзо оставит ее семью в покое, что он просто отречется от одного из лучших бывших оперативников Конохи, который не раз отказывал ему во вступлении в корень и не велся ни на какие психологические манипуляции. Он очень ясно дал понять, что женщине нет места в деревне ни в каком качестве, кроме как с безликой маской лисы на лице и испачканной кровью катаной. Также как и ее семье, ее дочери, которая, к глубокому несчастью, родилась одаренной из-за их сильной генетической линии ниндзя. Умеко отчасти была строга с Юки из-за своей внутренней ненависти к ее талантам, к ее уязвимости, к тому, что у нее на спине была мишень. И как бы она не прятала, не ограждала дочь всеми силами от мира войн и несправедливости, она не могла просто всю жизнь закрываться от того, для чего Юки родилась с такой сильной системой. Сколько раз она мечтала, что генетическая рулетка будет к ней благосклонна, и ребёнок родится совершенно обычным, как ее муж, этого не случилось. Сейчас она поняла, что преследователи - безликие шиноби корня подобрались слишком близко. До этого дня, во время всего их путешествия, она заметала следы и обрубала хвосты чакры, благодаря перенаправлению своей энергии по танкецу. Но теперь, у нее не оставалась выбора. Умеко позволила себе скрипнуть зубами, чувствуя, как сердце сходилось воплем, пытаясь пронзить грудную клетку. — Уме, ты в порядке? Куда нам двигаться теперь? — мужчина, который много лет назад взял в жену психологически нестабильную, морально-изувеченную бывшую АНБУ вместо того, чтобы сойтись с гражданской и завести нормальную семью, смотрел на нее, сканировал ее мысли. Она действительно уважала Хоку, как никого другого, он никогда не проявлял к ней враждебности, не ревновал к тому, что она была намного сильнее, несмотря на его явное следование традиционным ценностям. Он всегда терпел ее странную разношёрстную семью, явное отшельничество и отчужденность, травмированность в области выражения своих эмоций, ее рефлексы ниндзя. Моменты, когда приходилось вскакивать по ночам с зажатой в руке катаной. На сухом, крепком лице Хоку читалось беспокойство. — Идите в сторону города. Я догоню. Он нахмурился, дочь прижалась к отцу. — Но… — Юки в первую очередь нужно оградить, ее безопасность – главное, — Умеко была уверена, что если бы она не надавила дочерью, ее муж, уже почувствовавший неладное, не отступил бы. — Хорошо, — он выдохнул через рот и крепче сжал руку Юки, — удачи. Когда чужая сигнатура чакры стремительно приближалась, а слабый огонек ее дочери мутно угасал в лесу, она без стеснений выхватила парные мечи "Дао" с иознутыми лезвиями и шершавыми рукоятями. Сталь грела мозолистые сухие руки, годы отказов от ее тепла брали свое. Горячая страсть к битве вспыхнула в чёрством сердце. Перед Умеко появились пять АНБУ корня, бойцы, обученные убивать с малых лет. В прорезях белой керамики зияла бездонная пустота холодных взглядов. И не было в них ни капли человеческого. Женщина лебедем изогнула руку, изящно синхронно взмахнув мечами, воздух свистел, ликуя ее страстной тяге к битве. Теперь у нее были силы и стимул продолжать. АНБУ среагировали быстро, освободили клинки и сразу вступили в танец, в котором она вела. Умеко парировала умело, чувствуя сталь клинка, она смело пригибалась, словно плавная рысь, используя вес меньшего тела. Это было похоже на огонь, пламя, разогнанное по венам, как чакра в остывших танкецу, так и стянутые мышцы ее вопили от долгожданного адреналина. Один упал замертво сразу, меч окрасился кровью, второй и третий напали быстро, но она была проворнее. Ее чуткий нос уловил, как воздух, пропавший мхом, мгновенно стал соленым, железным, терпким. Липкая грязная вонь и красная алая кровь, хлюпанье захлебывающихся бойцов – все напоминало о ее прошлой жизни. Четвертому корню удалось ранить ее в живот, но Умеко соврала бы, если бы сказала, что испытала боль, настолько сильную, что она могла заглушить ее запал. Она почти играючи обходила противников, чувствуя, как юката пропитывалась собственной кровью. Сакура была бы в ужасе, увидев состояние ее внутренних органов, но, впрочем, Умеко не разбиралась. Ей было все равно. Последний предсмертный крик АНБУ отрезвил ее на мгновение, она отрубила ему голову с чавкающим звуком, разрезанными нервами. Кровавыми бороздами на обрубленной шее. Срез был неровным и даже в ночи, она видела, как исковеркала позвоночник бедному солдату. Его молочного цвета кости пугающе окрасились багровым. Они были лучшими из лучших, но она все равно была сильнее. Только мгновение понадобилось, чтобы прислушаться к сигнатуре родной чакры. Юки и Хоку бежали так быстро, как могли, но за ними по пятам ступали тени. Предвестником мерзкого волнения пополз окоченелый страх. Данзо хотел казнить ее, чтобы ни один секрет Конохи не ускользнул, он хотел ее дочь, чтобы использовать в своих целях. Рана в ее животе сокращалась, издавала влажные звуки, горела, все тело сдавливали болевые тиски, на лбу проступил пот, взгляд туманился. Умеко пустилась в погоню через лес, задействую все свои инстинкты АНБУ и сенсор, чтобы перегнать и защитить свою семью. Листва расступилась перед ней вовремя, еще четыре целых и невредимых АНБУ корня неумолимо приближались к Юки. Их ауры были сильнее, и в воздухе парило страшное убийственное намерение. Хоку побежал быстрее, неся дочь на спине, их скорость была высокой для гражданских, но не для шиноби и тем более корня. Катана одного из АНБУ была уже занесена по направлению к ее мужу. Не то, чтобы она долго думала, с самого начала этой схватки силы были неравны и каким бы монстром не была лиса Умеко Корошия, против засады девяти бойцов корня с огромными запасами чакры выступить в ее положении было невозможным. Но ее мечи все еще грели руки, измазанные терпким слоем, не знали усталости и дрожи. Ее клинки блеснули в свете луны, и парными точеными ударами она синхронно перерубила двух врагов по диагонали. Ее рефлексы все еще помнили. Третий был быстрее других, он прикрывал спину капитана, повернулся к ней, чтобы махнуть отравленной булавой, раскалил воздух свистом, выбил один меч, но было поздно, ее сенбоны с парализующим ядом вошли в глазницы, сквозь прорези в маске. Агент замер, словно пронзенный током на широкой влажной ветви, в следующую секунду он летел вниз, издавая вопли отчаяния, его глазная жидкость вытекала, от болевого шока сердце могло остановиться. Но рука капитана была уже занесена, а ее дыхание сбилось от боли, спирающей легкие кнутами. Она вскинула руку со своим мечом, чтобы прибить врага одним броском. Умеко рванулась вперед, когда меч вошел в тело, рассек кожу и мышцы области правой ключицы, с дрожью разрубил все встречные кости на своем пути; тонкие и крепкие, старые и потасканные. Мягким скрежетом полоснул коническую клювовидно-ключичную связку, каждое ребро с громким отдельным треском, словно кровожадной музыкальной игрой по каждой струне, проткнул легкое с пустым шелестом-хлопком. Воздуха не было. Боль была краткой вспышкой. Свет погас.