If you could only see the beast you've made of me

Жоубао Бучи Жоу «Хаски и его белый кот-шицзунь» Бессмертие
Слэш
В процессе
NC-17
If you could only see the beast you've made of me
notre dame
автор
Описание
Доктор Чу — высокомерная сука, ставящая на нем свои извращенные фармакологические эксперименты с примесью психоанализа. И если бы это все еще хотя бы немного работало, но нет — Мо Жаню с каждым годом становится только хуже и хуже. А Чу Ваньнину насрать — он докторскую, видите ли, пишет. Что-то там про психозы, агрессию, сексуальные девиации, тяжелое детство и насилие. Про Мо Жаня, в общем.
Примечания
AU, в котором у Мо Жаня эмоционально неустойчивое расстройство личности, а Чу Ваньнин — его хладнокровный психиатр. Альтернативный Китай, сходств с реальным положением дел искать не нужно. Автор не обладает медицинским и психологическим образованием и имеет весьма отдаленное представление о том, как проходит работа психиатра изнутри. Автор ничего не пропагандирует и крайне не рекомендует вступать в подобные отношения со своим лечащим врачом.
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 18. Шанхай

«Чего ты достиг в этом мире?» — спрошу нечаянно

Мы смотрим на белого лебедя в сложном отрывке сна

Ответ не из лучших, дан быстро, отчаянно

Чего я достиг этом мире? Прости, но достиг я дна

DAKOOKA — Давай, не ссы (Re-Edit)

***

      Шанхай пахнет свободой.       Чу Ваньнин покидает поезд и делает глубокий вдох прежде, чем двинуться к выходу с вокзала. На улице противно моросит, и мелкие капли дождя оседают на его бежевом тренче в хаотичном порядке и холодят кожу. Когда Чу Ваньнин вместе с другими пассажирами достигает конца платформы и заходит внутрь здания, кончики его отросших волос слегка завиваются от влаги и ощутимо колют шею и скулы. Он морщится и достает телефон из кармана, планируя вызвать такси, но в последний момент передумывает и открывает свои контакты.       Ведь Шанхай пахнет свободой. А свобода — это ответственность. А мы в ответе за тех, кого приручили.       Логика весьма своеобразная, зато рабочая.       — Ваньнин?.. — Мо Жань звучит удивленно и сонно, и Чу Ваньнин запоздало вспоминает, что сейчас, вообще-то, шесть утра, и люди с графиком как у Мо Жаня частенько в такое время только входят в первую фазу глубокого сна. — Что-то случилось?       — Все в порядке, — отвечает Чу Ваньнин, продираясь сквозь толпу к кофейному автомату. — Я в Шанхае. Приехал на конференцию.       — О. Так ты хочешь увидеться?       — Сюэ Чжэнъюн просил проведать тебя, — то ли объясняет, то ли оправдывается Ваньнин и хмурится, выбирая между ванильным латте и ореховым капучино одинаковой степени отвратительности. Может, ему все же следует засесть в нормальном заведении и заодно позавтракать?.. — Конференция длится три дня, так что можем встретиться в любой из них вечером. Или ты занят?       — Ты что, зовешь меня на свидание, используя в качестве предлога моего дядю? — моментально догадывается Мо Жань, и Чу Ваньнин чувствует, как у него начинают гореть уши. — Так бы и сказал, что соскучился.       — Перестань выдумывать глупости! Я здесь исключительно по работе.       — А я и не говорил, что ты здесь ради меня, — тянет Мо Жань насмешливо. — Уж в твоей преданности работе никто не сомневается. А я… Можем встретиться хоть сегодня.       — У тебя нет работы?       — Ну, — Мо Жань смачно зевает прежде, чем продолжить: — Есть. У меня мероприятие вечером. Но буду рад, если пойдешь со мной. Там будет фуршет!       — Что за мероприятие? — Чу Ваньнин все же нажимает на кнопку с ванильным латте и выбирает максимальную дозу сахара.       — Премьера рекламного ролика с моим участием. У меня как раз плюс один. Вот и приведу тебя.       — Не думаю, что это уместно.       — А где нам уместнее встретиться? У тебя в номере в отеле? Так и скажи, что не болтать со мной собрался.       — Почему ты всегда все сводишь к какой-то пошлятине?       — Наверное, потому что ты сам думаешь об этой пошлятине, но стесняешься признаться?       Один-один.       — Ладно, — вздыхает Чу Ваньнин и забирает свой мерзкий кофе. — Фуршет так фуршет. Где и во сколько?       — Я напишу тебе.       — Хорошо, — Ваньнин делает глоток и морщится еще сильнее. — Будем на связи.

***

      Чу Ваньнин откровенно клюет носом и даже не стесняется этого. Приглашенный спикер из Южной Кореи вещает что-то на вылизанном английском про особенности работы мозга нейроотличных детей, и это было бы даже интересно, если бы Чу Ваньнин нормально поспал бы в поезде, а за пределами конференц-зала не бушевал бы беспощадный ноябрьский ливень, лишь усиливающий сонливость. Благо, ему выступать не сегодня.       Мо Жань обещал заехать за ним на такси в отель, и само осознание того, что еще несколько часов, и они увидятся спустя почти два месяца, нехило так щекочет нервишки. Чу Ваньнин боится встречи с Мо Жанем, но от этого еще сильнее жаждет ее. Поэтому и согласился на участие в конференции, тематика которой, на самом-то деле, далека от области интересующих его исследований.       Иногда (часто) Чу Ваньнин думает, что он, в сущности, жалок. Особенно в последнее время.       После тех праздничных выходных с Мо Жанем он погрузился в субдепрессивное состояние, грозящее перейти в полноценный депрессивный эпизод. Благо, он сам врач и прекрасно считывает симптоматику уже на ранних этапах и может помочь себе. Ну, как помочь…       — Ты что, в трауре? — не выдержал и поинтересовался Сюэ Чжэнъюн буквально неделю назад.       — Да, в трауре. По себе, —то ли пошутил, то ли серьезно признал Чу Ваньнин, невольно цитируя классику, и снял черное пальто, под которым оказался джемпер с высоким горлом такого же цвета. — Ты что-то хотел, Чжэнъюн? Еще даже девяти утра нет, а ты уже у меня в кабинете.       — Да. На самом деле, я к тебе исключительно по личному вопросу.       Ваньнин повесил пальто на плечики в шкаф и достал врачебный халат.       — Это не может подождать? Мне нужно сходить в стационар к пациенту.       — Это касается Мо Жаня.       Чу Ваньнин крепко сжал халат и повернулся к мужчине.       — С ним что-то произошло?       — Да. Нет. Он… Ты не заметил странностей в его поведении пару недель назад, когда гостил у нас?       Конечно же, заметил. Но эти странности были вызваны исключительно их сомнительными отношениями, так что делиться ими с Сюэ Чжэнъюном Ваньнин точно не планировал.       — Нет. Он казался утомленным, но расслабленным. Так что случилось?       — Ничего. Пока ничего. Но мне кажется, он не справляется. Он без предупреждения пропустил несколько сеансов со своим психотерапевтом, и это указывает на плохую динамику.       — Пытаешься психоанализировать его? Плохая затея, учитывая ваши родственные отношения.       — Я просто переживаю за него. Мне казалось, что ему стало лучше летом, но я слишком рано радовался. Когда он пришел к тебе в мае, он…       — Я не буду обсуждать с тобой Мо Вэйюя в этом ключе, директор Сюэ, — тут же перебил мужчину Ваньнин. — Врачебная тайна.       Сюэ Чжэнъюн фыркнул и словно бы в отместку спросил:       — Почему ты на самом деле прекратил с ним терапию, Юйхэн? Он снова нарушил границы? Как тогда, на свой день рождения?       Ох, если бы ты действительно знал, что было тогда… И потом…       — В наших терапевтических отношениях изначально не было четко установленных границ. Дело не в этом.       — А в чем?       — Ты действительно хочешь знать? — опасный вопрос, но у Чу Ваньнин попросту не осталось сил ходить вокруг да около.       — Я и так знаю, Юйхэн.       — Зачем тогда спрашиваешь?       — Хочу услышать это от тебя.       Чу Ваньнин выдержал пытливый взгляд Сюэ Чжэнъюна и спокойно ответил:       — Потому что мои чувства к твоему племяннику далеки от тех, которые полагается испытывать психиатру к своему пациенту.       Ну вот. Он признал это вслух. Теперь траур по себе можно носить уже не в шутку, а на полном серьезно.       Но Сюэ Чжэнъюн вместо того, чтобы убить его, неожиданно расплылся в теплой улыбке.       — Я очень рад, что ты тоже заботишься о Жань-эре. Встреться с ним на следующей неделе — все равно будешь в Шанхае на своей конференции, — и проверь как он там. Сам понимаешь, мы с Чуцин очень переживаем за него, но нам он практически ничего не рассказывает.       Чу Ваньнин не успел ответить, а Сюэ Чжэнъюн уже упорхнул из его кабинета.       А самому Чу Ваньнину не осталось ничего иного, как все же надеть халат и отправиться к пациенту. Он так и не понял, как интерпретировал Сюэ Чжэнъюн его слова про чувства к Мо Жаню, и все же в тот день как будто бы один из тяжелейших камней наконец-то упал с его плеч.       Но упал лишь один из камней. А их было еще с десяток, если не больше.

***

      Мо Жань не просто подъезжает за ним на такси, а ждет его в фойе отеля. Чу Ваньнин еще издалека улавливает его высокую и неожиданно худощавую фигуру возле большого аквариума с рыбами и невольно залипает, пользуясь возможностью.       Парень стоит в распахнутой черной кожаной куртке, из-под которой выглядывает темно-синяя шелковая рубашка с тремя расстегнутыми верхними пуговицами. Его волосы намеренно небрежно уложены, а глаза почему-то скрывают большие солнцезащитные очки, хотя на улице уже темно. Он задумчиво постукивает по аквариуму пальцами, распугивая самых мелких рыб, когда Чу Ваньнин наконец доходит до него.       — Как думаешь, им скучно здесь? — вместо приветствия интересуется Мо Жань у Чу Ваньнина. — Мне было бы пиздец как скучно.       — Не уверен, что рыбы мыслят подобными категориями. Пойдем?       Мо Жань поворачивает к спутнику голову и оглядывает его с ног до головы.       — Пойдем. Но сначала сделаем кое-что.       Чу Ваньнин еле сдерживает дрожь, когда руки Мо Жаня тянутся к воротнику его рубашки и расстегивают пару верхних пуговиц. В процессе Мо Жань небрежно задевает кожу на его шее кончиками ногтей, но это легко списать на случайность, а не на намеренный акт садизма.       — Так-то лучше, профессор Чу.       — Я пока еще не профессор.       — И все же — звучит!       В такси Мо Жань немного рассказывает о проекте, на презентацию которого они, собственно, и едут. Это коллаборация японской косметической компании с какой-то распиаренной китайской новеллой, по которой в скором времени планируют снимать дораму. Не Диор, конечно, но тоже уже не плохо.       — А что за новелла-то? — между делом интересуется Чу Ваньнин.       — Ой, какая-то очередная гейщина среди заклинателей. Ничего особенного, но фанаток по всему миру много.       Гейщина среди заклинателей? Чу Ваньнин впервые слышит о таком жанре, но делает вид, что прекрасно понимает, о чем говорит Мо Жань.       — Хм, — тянет он многозначительно. — Весьма перспективно.       — Если бы, — фыркает Мо Жань и поправляет очки. — Но заплатили нормально, так что потерплю. А как твоя конференция?       — Как и любая другая конференция. Много посредственных исследований. Но еще два дня, может, что-нибудь интересное и будет. Хотя я не особо надеюсь.       — Что ж, я постараюсь скрасить твою посредственную поездку в Шанхай и сделать ее действительно интересной, — улыбается Мо Жань обольстительно и обращается уже к водителю: — Остановите здесь.       Первым делом по прибытии на презентацию Мо Жань хватает для них два бокала игристого, осушает свой залпом и сразу же тянется за следующим. Оправа солнцезащитных очков звонко сталкивается со стеклом, и у Мо Жаня от неожиданности чуть ли не выходит напиток из носа.       — Полегче, малыш! Еще только начало вечера. Съешь лучше антипасто.       К ним подходит какая-то девушка и успокаивающее кладет свою аккуратную ладошку с идеальным маникюром на плечо Мо Жаня.       Чу Ваньнину этого уже достаточно для того, чтобы начать давиться уксусом.       — Не хочу я антипасто, — ворчит Мо Жань совершенно по-детски и сбрасывает с себя ладонь девушки. — Мне надо будет что-то там говорить?       — Ага, — подтверждает девушка, и Мо Жань обреченно стонет. — О, а что это за красавчик с тобой? Когда ты уже успел подцепить его, А-Жань?       Чу Ваньнин приподнимает бровь.       — Не обращай на нее внимания, — просит Мо Жань, на что девушка сразу же надувает губы. — Она беспардонная, но в целом безобидная. Знакомьтесь: Сун Цютун, моя пока-еще-слава-Будде-не-начальница-а-просто-куратор; Чу Ваньнин.       — Чу Ваньнин, — повторяет имя Сун Цютун и расплывается в сладкой улыбке. — Приятно познакомиться. А кем ты приходишься А-Жаню?       Чу Ваньнин тут же смотрит на Мо Жаня, мол, отвечай сам на такой провокационный вопрос, но Мо Жань ни капли не теряется:       — Он мой учитель, — абсолютно серьезно заявляет парень, на что Сун Цютун заходится диким смехом.       — Боже, просто бы сказал, что вы спите! Придумаешь же! — хохочет девушка и салютует Чу Ваньнину своим бокалом. — За отличный секс, Чу-лаоши! А с А-Жанем он далеко не всегда бывает отличным, так что терпения и сил!       — Блядь, Цютун…       Сун Цютун ловко хватает Чу Ваньнина за локоть и тянет в сторону мест для зрителей.       — Идем сядешь рядом со мной, Чу-лаоши, пока А-Жань будет пытаться выжать из себя что-нибудь членораздельное. Ты же знаешь, он у нас интеллектом особо не блещет, зато размер у него ого-го!..       — Сун Цютун!       — У тебя презентация, А-Жань! Готовь речь!       Девушка откровенно ржет над Мо Жанем, пока уводит от него Чу Ваньнина, а Чу Ваньнин на удивление не сопротивляется.       Он просто переваривает поступающую информацию.       Но Сун Цютун умудряется удивить его еще больше.       — За ним надо постоянно приглядывать, — говорит она уже тише и серьезней. — Он абсолютно отбитый. Готов взять на себя такую ответственность?       — К чему эти вопросы? — не понимает Чу Ваньнин и все же выдергивает свой локоть из пугающе крепкой хватки девушки. — Вы все не так поняли, госпожа Сун.       — Не так? Да он прожигает тебя взглядом даже сквозь очки! Он ни разу не смотрел на меня так даже тогда, когда мы спали. Ты правда его учитель?       — Тебя это не каса…       — Раз-раз… О, меня отлично слышно! Добрый вечер, дамы и господа!       Голос ведущего мероприятия заполняет все пространство, и Сун Цютун с Чу Ваньнином приходится прервать свой разговор.       Но лишь на время.

***

      Даже во время своего выступления Мо Жань не снимает солнцезащитные очки.       Чу Ваньнин полувопросительно смотрит на Сун Цютун, и та шепчет:       — Позавчера по пьяни врезался в дверной косяк, и теперь возле правого глаза красуется огромный синяк, который ни одним консилером не замазать. Я его убить была готова за это.       — Он снова пьет?       — Ага. Так ты реально его учитель или?..       — Этот парфюм действительно олицетворяет главного героя новеллы. Он резкий, но в то же время… эээ… теплый? Да, дерево и амбра… Катана и огонь… Сигарета и зажигалка… Восток и Запад…       — Ну и придурок… — бормочут Чу Ваньнин и Сун Цютун синхронно и тут же переглядываются.       — А ты мне нравишься, Чу-лаоши, — неожиданно заявляет Сун Цютун и впервые за весь вечер улыбается искренне. — Выпьешь с нами после?

***

      Несмотря на то, что Мо Жань очевидно похудел за последние пару месяцев, тащить его на себе все еще тяжело.       Чу Ваньнин с горем пополам вытаскивает его из такси и заводит в отель и лифт. В номере уже полегче — остается просто бросить полудохлую тушку на кровать и стянуть с нее обувь и одежду.       — Ты еще ни разу полностью не раздевал меня, — бормочет Мо Жань счастливо и слегка причмокивает губами. — Может ты мне еще отсосешь? Тогда я точно попаду в рай…       Комментировать это не имеет смысла, поэтому Чу Ваньнин молча продолжает заниматься делом, а Мо Жань ожидаемо отрубается.       Спит Мо Жань беспокойно и постоянно перекатывается на постели как можно ближе к Ваньнину. Это приятно, но неудобно — Мо Жань горячий, пахнущий алкоголем и сигаретами и слишком цепкий, а у Чу Ваньнина хронические недосып и недотрах, что в совокупности дает самую проигрышную комбинацию из всех возможных. Поэтому когда Мо Жань во сне кладет свою лапу ему на живот, а пахом утыкается в поясницу, Чу Ваньнин не выдерживает — вскакивает с кровати.       Мо Жань встает спустя полчаса, чтобы поссать, и застает его хлещущим какую-то сладкую газировку из мини-бара по баснословному ценнику прямо на холодном подоконнике.       — Пошли в постель, — просит Чу Ваньнина Мо Жань практически трезво и обвивается вокруг его плеч и торса лианами из своих рук. — Замерзнешь и заболеешь. А еще у тебя с утра конференция.       — Как будто тебя это волнует.       — Волнует. Прости, я говнюк.       — Сильно болит?       — А?       Чу Ваньнин поворачивается в руках Мо Жаня, осторожно касается налитого синяка возле его правого глаза и слегка надавливает на него.       — Я про синяк.       — Это мелочь, — отмахивает Мо Жань и перехватывает ладонь Чу Ваньнина. — Правда.       — Так, знаешь ли, можно и глаз себе выбить.       — Не велика потеря. Останется же второй.       — Дурак.       Мо Жань тихо смеется и поглаживает костяшки пальцев Ваньнина.       — Возможно. И все же давай спать.       В постели Мо Жань все-таки целует Ваньнина, и тот ему моментально отвечает. Мо Жань стонет, когда рука Чу Ваньнина оглаживает его пресс, и резко переворачивает мужчину на живот и вжимается в него всем телом.       В эту ночь они не занимаются анальным сексом, и все же доводят друг друга до разрядки.       — Просто мой член соскучился по тебе, — объясняет Мо Жань в процессе взаимной дрочки. — Настолько соскучился, что ему достаточно потереться о любую часть твоего тела и все, пиздец!       — Давай быстрее уже, — шипит Чу Ваньнин раздраженно и свободной рукой впивается в загривок Мо Жаня, вызывая у него болезненный всхлип.       — Тогда поцелуй меня вот сюда… Ах, да…       В восемь утра раздается настойчивая трель будильника, и Чу Ваньнин неохотно разлепляет глаза и выпутывается из душащих объятий. Мо Жань трогательно посапывает во сне, и никакой будильник вырвать из царства Морфея его не может.       Чу Ваньнин успевает принять душ, немного поработать за ноутбуком и заказать в номер кофе и завтрак, когда Мо Жань все же просыпается.       — Воды… — просит он хрипло.       — На тумбочке слева. Там же и аспирин.       — Спасибо, святой человек!       Мо Жань жадно осушает бутылку, до хруста сжимая ее, глотает таблетку и сползает с кровати в сторону ванной комнаты. Чу Ваньнин же продолжает сосредоточенно печатать в ноутбуке и отвлекается от своего занятия только тогда, когда им приносят еду.       Завтракают они молча.       Мо Жань периодически поглядывает на Чу Ваньнина сквозь густые щеточки ресниц, и мужчина не выдерживает:       — Что? — спрашивает он резко, откладывая палочки в сторону. Аппетит пропадает, так толком и не появившись.       — Пытаюсь тебя запомнить таким.       — Каким?       — Уязвимым. Сходим куда-нибудь сегодня?       Чу Ваньнин допивает свой переслащенный кофе в один глоток и встает с кресла.       — У тебя нет других дел?       — Какие еще дела могут быть, когда ты здесь?       — Рабочие, Мо Жань. Я думал, ты приехал в Шанхай работать, а не развлекаться.       — А я умею совмещать. Не бурчи. И так голова раскалывается.       — Было бы странно, если бы она не раскалывалась. Ты вчера лишь чудом не выдул весь бар. Пить столько вредно для психики.       — Жить для нее не полезнее, — закатывает глаза Мо Жань, на что Чу Ваньнин лишь фыркает и бросает в него скомканную салфетку, о которую только что промокнул кофейную пенку с губ. — Эй!       — Я на конференцию. Раз у тебя нет других дел, можешь подождать здесь и прийти в чувство.       — Как милосердно с твоей стороны! Ты действительно святой.       На этот раз уже Чу Ваньнин закатывает глаза.       — Не беси меня, — просит он прежде, чем схватить свой бейдж и телефон с тумбочки и покинуть номер.       — Это невыполнимая задача, — бормочет Мо Жань себе под нос и забирается обратно в постель. — Блядь, те разноцветные шоты вчера явно были лишними…

***

      На улице снова льет дождь, когда Чу Ваньнин и Мо Жань ужинают в небольшом ресторанчике недалеко от отеля.       Мо Жань чувствует себя отвратительно. Не потому, что у него похмелье — плотный завтрак, аспирин, несколько чашек кофе, контрастный душ и пару дополнительных часов сна в постели, пропахшей Чу Ваньнином, все-таки оказали животворящее действие.       Дело в том, что ему стыдно.       Ему кажется, что Чу Ваньнин разочарован в нем. Хотя, казалось бы, куда еще больше.       У Мо Жаня в последнее время действительно дела не очень. И вместо того, чтобы налаживать их, он лишь глубже и последовательнее закапывает себя. И ладно, если бы у этого процесса не было свидетелей. Точнее так: кто угодно может наблюдать за его падением, кроме Чу Ваньнина. Ведь нам всегда хочется казаться лучше, чем мы есть, перед объектом своей привязанности.       Но Мо Жань облажался.       Снова.       И ему стыдно.       — Что с тобой происходит? — напрямую спрашивает его Чу Ваньнин после того, как с едой покончено, и Мо Жань невольно опускает голову и буравит взглядом свои ладони. — Ты можешь мне рассказать, Мо Жань. Я не буду тебя осуждать.       — Действительно? — усмехается Мо Жань грустно и ковыряет заусенец на одном из пальцев. — Вы все так говорите. И все равно осуждаете. Просто не вслух.       Мо Жань старательно не смотрит на Чу Ваньнина, поэтому от неожиданности вздрагивает, когда ладони мужчины накрывают его и осторожно сжимают их.       Чу Ваньнин так редко сам инициирует физический контакт, тем более на людях, что от этого, казалось бы, вполне себе обыденного жеста поддержки Мо Жаню уже хочется свернуться калачиком и заплакать.       — Никто не имеет права осуждать тебя, — говорит Чу Ваньнин мягко. — Тем более я.       — Ты как раз единственный и имеешь на это право.       — Мо Жань…       — Почему ты здесь, со мной? — Мо Жань резко поднимает голову и сталкивается с растерянным взглядом Чу Ваньнина. — Я так долго ломаю голову над твоими мотивами, но все равно никак не могу понять, какой толк тебе возиться со мной. Дело же не только в сексе. Вряд ли ты хотел трахнуть меня, когда мне было пятнадцать. Или я чего-то не знаю?       Чу Ваньнин отводит взгляд и молчит.       — Ваньнин, — зовет Мо Жань и повторяет настойчиво: —Почему?       — Не вынуждай меня это говорить, — все же просит Чу Ваньнин тихо и выпускает ладони Мо Жаня из своих. — Я все равно не смогу.       — Не сможешь сказать, что тебе просто меня жаль?       — Если бы мне было просто тебя жаль, я бы не позволял тебе столького. Мо Жань, ты и правда дурак.       — Но я правда не понимаю тебя! И это, блядь, сводит меня с ума! Когда ты приехал ко мне в клуб и сказал, что устал от себя… Что ты имел в виду?       — Ты все равно не поймешь.       — А ты попробуй объяснить.       Чу Ваньнин резко встает из-за стола, чуть ли не смахивая столовые приборы локтем.       Мо Жань вскакивает вслед за ним.       Они напряженно смотрят друг на друга долгую минуту, а потом Чу Ваньнин отворачивается и просит у официанта счет.       Ни у кого из них не оказывается зонтика, поэтому за пятиминутную дорогу до отеля они успевают промокнуть до нитки.       Стоит им переступить порог номера, как Чу Ваньнин дергаными движениями сбрасывает с себя плащ и ботинки, а затем джемпер и брюки. Мо Жань не отстает от него и так же торопливо снимает с себя липнущую к телу одежду.       Но в ванную комнату его не пускают.       — Ваньнин, — Мо Жань начинает злиться, пока безрезультатно стучится в дверь. — Пусти меня!       В ответ ему раздается звук льющийся воды.       — Сука! — парень со всей силы бьет кулаком в дверь и кричит, чтобы его точно услышали: — Чу Ваньнин! Выйдешь оттуда, и я заебу тебя до смерти!       Мужчина продолжает игнорировать его, и Мо Жаню ничего не остается, как временно отступить.       Он забирается под одеяло и укрывается им с головой. Внутри все мешается — тоска, обида, стыд, злость, возбуждение, нежность, — и он все-таки начинает плакать.       Спустя пятнадцать минут Чу Ваньнин выходит из душа, забирается к нему под одеяло и молча притягивает к себе.       Мо Жань утыкается в грудь мужчины и жалко всхлипывает. Чу Ваньнин успокаивающе гладит его по голове и целует в макушку. А Мо Жань лишь плачет сильнее, не в силах этого выносить.       — Боль не будет длиться вечно, — еле слышно нашептывает Чу Ваньнин ему в волосы. — Все заканчивается, и боль закончится тоже.       И Мо Жань почти верит ему.       Но он не знает, что Чу Ваньнин в этот момент не верит себе сам.
Вперед