Сэлфхарм.

С того инцидента прошло уже недели две. Руслан стал тенью в голубых глазах и вместе с тем избегал случайных встреч. Кашин все это время его не замечал, не здоровался и не трогал. Только хмуро смотрел, и то мельком. Возможно это к лучшему, как ни как вдруг сумел вынести какой-нибудь урок для себя. Наконец-то повзрослеет. Но теперь голова забита далеко не рыжей проблемой, с которой приходится встречаться каждый день. Отказ от веществ нёс не самые радужные последствия. О них Тушенцов знал и не раз сталкивался. Но в этот раз все шло иначе. Терпения на удивление хватало, чтобы не начать обшаривать квартиру в поиске денег или какой-нибудь завалявшейся таблетки. Из вредного в рот попадали только никотин и обезболивающие, последнее хотя бы могло облегчить некоторые симптомы. —… Ну и короче записался я туда, думаю вдруг поможет, — Тушенцов пожимает плечами, морщась от приторного запаха духов своей однокурсницы. — Удачи тебе, Руслан, — Илья ободряюще улыбается, когда они выходят из здания университета. Он кивает в сторону ворот, около которых обычно курят. — Знаешь, неделя — это большой прогресс. После той драки… в тебе как будто что-то изменилось. В хорошем, наверное, плане, раз ты вот больше недели чист. Будешь? Коряков тыкает пачкой сигарет с мятной кнопкой. Грех не отказаться. Сегодня остаток дня обещает быть слишком насыщенным. Тушенцов испытывал даже что-то вроде предвкушения и приятного волнения, но чашу весов перевешивал страх. Вдруг что-то пойдет не так? Сигаретный дым выбивает из головы мысли, заставляя обратить внимание на своего собеседника. — А ты чем занят сегодня? — Руслан хитро щурится, замечая на чужом лицу смущение. — Чё, с Ксюхой что-то запланировали? — Ну, мы сегодня идем гулять, а потом ко мне. — Илья нервно посмеивается, периодически переводит взгляд на входные двери. — Знаешь, она такая… Чем-то напоминает солнце, яркая, смешная и до ужаса красивая. Мне кажется будь у слова «невероятная» человеческое воплощение, то это была бы она. Тушенцов лишь присвистывает от такого напора нежных чувств к девчонке. При виде Корякова внутри селится ощущение, что все будет в порядке, рано или поздно, но будет. И эта вера трогает улыбкой, которая неумело расплывается только на половину лица. Другую когда-то парализовало. Затушив сигарету о козырек мусорки, Руслан, стоило восхитительно-невероятно-прекрасно-чудесной Ксении выйти из университета, быстро попрощался с другом. Смущать его еще больше своим присутствием не хотелось, как и наблюдать за такой, пока что, приторной любовью. Иногда в горле прямо-таки першит от того, как эта парочка выглядит. Мило конечно и главное, что друг счастлив. Лучший друг. Остальное не очень важно. Сырость и холод заставили задуматься о покупке более-менее приличной обуви и, если получится, куртки. Надо бы ещё продуктов купить нормальных, а то желудок уже в последнее время не выдерживает напора дешевой быстрой еды. А есть ли в той квартире вообще посуда для готовки? Надо бы посмотреть. Единственная проблема — деньги. Да, у Руслана оставалась заначка чтобы оплатить аренду и, может быть, на покупку хлеба с яйцами. Возвращаться на старые работы не хотелось, ведь это значит опять перейти на скользкую дорожку. Дорожку. От неё Тушенцов может быть не отказался, чтобы облегчить себе существование. «Нельзя» — ярко светилось красным светом прямо перед глазами. Употребить это равно опять быть зависимым чмом. К тому же за плечами целая неделя. Неделя!!! Задев плечом прохожего, Руслан слышит как в спину прилетает какое-то невнятное оскорбление. Ну и мудила же мужик. А между тем Тушенцов понял, что пришёл на нужный адрес. Железная дверь, обитая чем-то похожим на дерево и открываемая только с помощью кода, висела на последнем издыхании. Где-то ржавчина проедала края, где-то отколот кусок был. Ощущение что эта конструкция ещё и скрипит ужасно.

cmhell

я на месте

14:23

Потирая руки друг о друга, Руслан слышит изнутри здания копошение. Громкий писк сигнализирует о том, что замок разблокирован, можно войти. Забавно, что скрипа не было, когда открылась сама дверь. На пороге стоял высокий парень, наверное ровесник или на год-два старше, с необъяснимо печальным лицом, но светлой и радостной улыбкой. — Я Слава. Слава Карелин, — они пожимают руки и проходят вглубь тёплого помещения. А тут довольно неплохо. — Так значит это ты Руслан? Ха-ха, знаешь я рад что у нас пополнение в коллективе. Просто многие… ушли отсюда. Короче добро пожаловать в клуб анонимных наркоманов. Комната, в которой было ещё человека четыре, очень понравилась внешне Тушенцову: стены обклеены обоями спокойного зелёного цвета, хотя во многих местах уже давно выцвели, красовались плакаты в духе «скажи "нет" зависимости», на подоконнике стояли растения в треснутых горшках. Посередине стоял вытянутый стол, на котором находились кружки, чайник и даже печенье с конфетами. — Я взял чашку для тебя, но в следующий раз бери свою, чтобы тут потом оставить, — все резко оживляются, когда слышат голос Славы. Рассаживаются по местам и с неподдельным интересом слушают. — Сегодня наша встреча будет посвящена знакомству. И так, Я Слава, мне двадцать три, и вот как четыре года чист. Это сообщество я основал с целью помочь людям, которых объединяет наша общая проблема - наркотики. Надеюсь, что тут вы найдете поддержку и стимул идти дальше. На этом у меня все. Руслан пилил взглядом глянцевую поверхность стола, пытаясь вслушиваться в чужую речь. Внутри боролась внутренняя неуверенность. Скорее всего сидящие тут уже чисты как несколько лет в отличие от бесхарактерного Тушенцова. Даже от табака не может отказаться, вот смех-то, да? Может быть, мама права? Может судьба Руслана заключается в том, чтобы сдохнуть от эпилепсии или от передоза и сгнить в своей квартире? Будет ли жалеть о смерти Даня? Придет ли на могилу? Губа дергается, пока в голове нарастает белый шум. Страх сковывал тело, ещё немного и до груди доберется. Сожмет в огромные тиски. По спине бежит ледяной пот и мурашки от собственной беспомощности. Хочется что-то сказать, попросить помочь. Но на выходе только вздох. Пальцы цепляются за кружку как за последний шанс спастись. Женский голос, рассказывающий кажется о своих похождениях, режет уши. Он слишком высокий, слишком эмоциональный. Голова болит. «Хочу к маме» — пробегает где-то в мыслях. Убежать. Спастись. —...илось? Руслан? Как себя чувствуешь? — Карелин, выражая то ли страх то ли тревогу, хмурится. Тушенцов не видит, но новый знакомый долго всматривается. Как будто насквозь видит все то, что происходит. Рукой он приобнимает за плечи. — Дыши. Носом вдыхай и выдыхай ртом. Ты сейчас в безопасности, никто тебя не собирается преследовать, убивать, приносить в жертву, — Слава, практически ничего не сделав, поселил внутри частичку спокойствия. И хоть вера в волшебников и дедов Морозов угасла лет так в восемь, Руслан считал, что это было какое-то чудо. — Недавно бросил, да? — Да, — вымученно кивая, Тушенцов выдыхает. Набирается сил продолжить. — Чуть больше недели держусь, до этого лет с восемнадцати юзал наверное. Подняв голову, глаза встречаются с сожалеющими взглядами. Жалость — отвратительная вещь, которая порождает только слабость. Но в момент, когда становится невыносимо больно, получить её хочется. Просто понять что ты, или хотя бы твои страдания, не безразличны другим. — Спасибо.., — шепчет Руслан в пустоту. Он благодарит всех присутствующих, кто его не осудил сегодня. Вдохнуть побольше воздуха, откинуть страх. Попытаться. — Я Руслан, мне двадцать один год. Пока что чист только одиннадцать дней, можно сказать мой рекорд. Наркотики я впервые попробовал в восемнадцать лет, а потом занесло: порошки, таблетки...

***

За окном шёл дождь. Скорее даже ливень, так как капли воды нещадно колотили по карнизу и окнам. Работа на складе была похожа на медитацию. Пока разгружаешь товар хорошо очищаются мысли. Да и полезно, силовая нагрузка, все такое. Воздухом ещё подышать успеваешь, когда выходишь на перекур. А то бывает столько пыли, что дурно становится. Нос чешется и глаза слезятся. Но в принципе жаловаться не на что, платят неплохо, да и суматохи нет, которая была на работе официантом. Данила пытался расписать, на данный момент, единственную ручку. Запасные давно разворовали, а отчет написать надо. Вся эта бумажная волокита была такой нудной и скучной, происходила всегда на автомате. Интересно, настоящие журналисты занимаются чем-то подобным? Приносит ли вся эта тягомотина удовольствие? Кашин, будто отвечая сам себе, пожимает плечами. Все равно учится только для галочки, чтобы мама была спокойна. Кто вообще покупает красные ручки? Мало того что странно выглядит, так у этой марки ещё и паста жидкая. Шарик вылетает из корпуса. Бордовое пятно, которое начало растекаться по бланку, загипнотизировало. Перед глазами мелькают картинки, которые не хотелось вспоминать: асфальт, вымазанный чем-то красным, потертая панелька и пустота вокруг, школа. В уши бьет детский гул, женский плач и сдавленное "бля..." откуда-то со стороны. Нагнетает. По рукам начинают бежать мурашки и мелкая дрожь. Глаз не отвести от пятна. Кашин может поклясться, что сердце затрещало. Как будто тканевую игрушку порвали. Делает шаг назад и упирается в стенд. Данила, уже не вынося шума, оглядывается и понимает, что никого нет. Только на противоположной стороне дед тащит пачки, периодически тяжело вздыхая. — Я курить! — громкий и твёрдый голос дрогнул. Прохлада опалила разгорячённое лицо. Пальцы, держащие сигарету и зажигалку, не слушались, дрожали. Пришлось доставать вторую никотиновую палочку, так как первая упала в лужу. — Я делаю это для Леры... — успокаивая себя, Кашин выдыхает едкий дым. Но в голове всплывают образы прошлого и в каждом есть лицо Руслана. Раньше Тушенцов выглядел живее, сейчас же его глаза выражают абсолютное ничего. Дерганый ещё больше, чем когда учился в школе. Стараясь перебить нежелательные мысли нежным лицом Мидлер, глаза цепляются за размытую фигуру вдалеке на фоне, пускай не такого большого и густого, леса. — Где-то я раньше это видел...