Пока сыпется багровый песок

      Утренние события несколько потрясли привычную рутину Харпера. После пережитых «приключений» мужчина ощущал себя разбитым и сбитым с толка. С одной стороны, после схватки и перевоплощения он ощущал себя безумно измотанным, но, с другой, его распирало от переполняющих смешанных эмоций и вопросов. Что это было за преображение? Что за странное ощущение силы? Что скрывает Алистер? Что произошло тогда на охоте, которой тот так хвастал? Почему вдруг ненависть и жажда мести отошли на второй план, сменившись сочувствием? В прочем, об ответе на один вопрос Хаск догадывался, уж слишком очевидный ответ напрашивался в связи с реакциями ведущего на внезапную близость. Правда, тот крайне быстро прятал «лишнее» за маской благополучия и легкой непринужденной улыбкой, не позволяя заглянуть глубже в свою душу.       Мужчина нахмурился и коснулся пальцами повязки. Вообще, он не ожидал, что Астори с больной рукой вообще сможет так аккуратно наложить и зафиксировать бинт. Скотт недовольно цыкнул, осознав тот факт, что вновь попался на обманку. Миниатюрный, нежный, хрупкий ведущий оказался далеко не слабым и беззащитным, как казалось на первый взгляд. И всё-таки, Хаск всё никак не мог отделаться от странного удовольствия, когда обнимал своего… обидчика? Мучителя? Товарища? Какие между ними вообще отношения? Уж явно не дружеские. Нет, Харпер мог себе поклясться, что он, лично он, всеми фибрами своей души ненавидит Алистера за содеянное, что он безумно скорбит о своей семье. Только вот, эти чувства были сокрыты за барьером ложных чувств. Хаск даже поймал себя на мысли, что, быть может, оно даже к лучшему.       Правда, теперь Скотт понял, почему так отчаянно цеплялся за попытку удержать рядом с собой хотя бы Алистера. В доме оказалось слишком тихо, слишком пусто. Раньше в этих стенах всегда царила жизнь. Играла музыка, пахло вкусностями, в камине вечерами весело трещали горящие дрова, дом наполнялся счастливым детским смехом, теплыми женскими причитаниями и поучениями. А теперь вокруг стояла лишь мертвая тишина, и два гроба в скорбном молчании напоминали о трагедии. Покинув ванную и накинув на плечи новую рубашку, мужчина вернулся в гостиную и мягко опустил ладонь на гладкую крышку, ощущая, как сердце начинает щемить от боли. Хаск тихо опустился на колени и прислонился лбом, позволяя себе слабость в виде слез и немых сдавленных рыданий.       В дверь постучали как-то слишком внезапно и быстро. Наспех стерев слезы рукавом, небрежно застегнув пуговицы и повязав бабочку, он подскочил к двери и открыл, проверяя, кто пришел. Родители его покойной жены. Хоть Харпер и договорился со всеми встретиться уже в церкви, отец и мать погибшей всё равно приехали сюда. Почему? Скотт ответа не знал, также, как и не знал, как теперь смотреть всем в глаза. Всё что он теперь мог – лишь упасть на колени и молить о прощении за то, что оказался недостаточно силен или проницателен. К счастью, хоть все и были огорчены произошедшим, тяжелой ссоры на фоне скорби не произошло, толи благодаря хорошей репутации Скотта, толи благодаря его растрепанному и замученному виду, будто бы он всю ночь провел рядом с телами, не сомкнув глаз. Даже, наоборот, вопреки ожиданиям мужчина получил много поддерживающих и теплых слов, хоть и ощущал, что совершенно их не заслуживает, особенно, от тех, чью дочь подверг смертельной опасности и чью внучку убил собственноручно.       Получив легкий нагоняй за внешний вид, Хаск немного поправил волосы с одеждой, и, собственно, вовремя, поскольку приехали за телами. Настала пора похорон. Дорога до церкви, короткие сухие диалоги с родными, — всё погрузилось в странный туман, пролетев мимо внимания мужчины. Он невольно засмотрелся на жену и дочь, ощущая странный диссонанс. А они точно мертвы? Хоть логика и подсказывала, что они абсолютно точно больше никогда не откроют глаза и не вздохнут, душа же мужчины кричала о том, что те просто спят и вот-вот должны проснуться.       Харпер невидящем взором следил за тем, как священник совершает похоронный обряд. Скотт механически повернул голову в сторону открывшейся двери и словно очнулся ото сна, увидев припозднившегося радиоведущего. Одет тот был во всё чёрное, волосы аккуратно зачесаны назад, а на лице легкая полуулыбка, полная искренней жалости и печали. Ну… Как «искренней»? Хаск был уверен практически на сто процентов, что это просто очередная маска, хоть и очень искусная. Это выражение лица, от чего-то, не казалось неуместным, скорее, даже наоборот казалось, что Астори вот-вот разрыдается навзрыд, если даст «слабину». Мужчина тихо выдохнул и отвернулся от пришедшего, который тихо извинился за опоздание и присел где-то сзади. Идеален, как всегда. Скотту даже стало от этого не по себе. Он всё никак не мог понять, насколько огромную выдержку нужно иметь, чтобы так непринужденно подавлять все ненужные эмоции и держать сложившийся годами образ идеального мужчины, о котором мечтают многие молодые девушки. В прочем, как выяснилось, не только девушки, но и, как минимум, один высокопоставленный офицер полиции.       Немного позже настала пора прощания с покойными. Харпер так погряз в своих раздумьях, что не сразу заметил, что к нему подошли. Он невольно вздрогнул, ощутив на своем плече мягко опустившуюся изящную ладошку, облаченную в тонкую черную тканевую перчатку, сделанную то ли из шелка, то ли из дорогой атласной ткани. Легкий, мягкий, почти женственный аромат парфюма мягко тронул ноздри, мешаясь с запахом воска и ладана церкви. Алистер едва ощутимо похлопал и кивнул головой в сторону гробов, намекая, что было бы неплохо подняться и подойти. Скотт тихо выдохнул и поднялся, решив последовать немому совету. Он медленно двинулся к алтарю, краем глаза следя за идущим рядом ведущим. Тот, как обычно, шагал элегантно, мягко, практически неслышно, создавая ощущение, словно плывет или парит над полом.       — Ты всё-таки пришел...       — Ты ведь сам меня позвал, и так упрямо просил прийти… Разве я мог отказать?       — Разумеется. Ты мог просто сослаться на плохое самочувствие и не прийти, как сделали некоторые.       — Хмф… Не равняй меня с этими отбросами. Настоящий джентльмен всегда держит слово. К тому же, ты ведь так настаивал…       — Так безопаснее.       — И что это вообще должно значить?       — Так ты точно будешь на виду и никого не убьешь.       — О? Как самоотверженно… А не боишься, что я присмотрю кого-то из этих глупых овечек? Будет забавно переубивать их у тебя на глазах. Ха-ха-ха… Бедный малыш Хаски только и сможет наблюдать, как его родные один за одним будут смотреть на него в отчаянии и медленно умирать. —тихо ехидно прошептал мужчина, прищурившись.       — Ты не посмеешь…       — О-о-о… Ещё как посмею, мой дорогой друг. Это ведь будет так весело. Ну? С кого начнем? Может, с родителей, убитых горем? Или с вон того парнишки, который ковыряет в носу и мажет козявками чужое платье, думая, что его не видят? Или с вон той очаровательной юной леди? Ох… погоди… Она ведь уже не ребенок, надеюсь?       — Заканчивай эти шуточки.       — А кто сказал, что я шучу?       — От тебя сейчас совершенно не исходит жажды крови. К тому же, ты сам говорил, что пока не хочешь ловить овечек, а хочешь пойти в лес на оленя.       — Пф… Ладно, сдаюсь. Я и правда это говорил, и действительно пока не намерен вредить людям. Тогда отложим идею с убийством всех, кто тебе дорог, до лучших времен.       — Д-да… Как скажешь, говнюк улыбчивый. Послушай… Прости за то, что я наговорил тогда в ванной.             — А ты разве что-то говорил? Я слышал лишь глупое мяуканье.       — Я серьезно.       — Я тоже. Распустишь руки ещё раз, и, уверяю, что кастрирую тебя маникюрными ножничками.       — Как скажешь. — Харпер покосился на закашлявшего собеседника, который прикрыл рот платочком, после чего опустился на колени, взял за руку покойную жену и склонил голову, мысленно прощаясь и извиняясь за все неприятности и боль, что доставил за годы совместного проживания. Алистер же молча положил принесенные с собой цветы, похлопал собеседника по плечу, будто бы поддерживая и отошел в сторону, заговорив с кем-то из присутствующих.       Скотт прислонился лбом к ледяной руке, ощущая, как глаза начинает щипать от горечи и обиды. Осознание, что мирные деньки навсегда в прошлом, что он больше никогда не увидит жену и дочь, не услышит их голоса и смех, пугало и причиняло боль. Видимо, наконец, вылезли на поверхность его собственные чувства. Не самое хорошее время, но выбирать не приходилось. К тому же, эту проявленную слабость можно будет назвать простой игрой.        «Черта с два этот чертов Демон получит своё… Не дождешься, Ал. Наверняка, для тебя все происходящее лишь игра. Ты ведь сейчас веселишься и наслаждаешься происходящим, я прав? Смейся, пока можешь, ведь однажды я тебя достану. Сорву с твоего лица эту мерзкую улыбку, отберу превосходство. Хотя… Будет ли это верно? Хоть я и назвал его монстром, но он, скорее, выглядит сломленной жертвой, озлобленной на мир за всю ту боль, что тот причинил. В конце концов, его тело и душа изуродованы множеством страшных шрамов. Хоть он и скрывает, это все равно видно. Хм… Кашляет… Похоже, он всё-таки умудрился простудиться. Серьёзно? Мы ведь провели в том лесу всего ничего… Да и сегодня он наверняка не сильно замерз. Хотя… Одет он был довольно легко. А как он выглядит сейчас? Всё ли нормально? Грустит… Хм… Выглядит так естественно, что и не скажешь, что он притворяется. Не думаю, что он вообще способен чувствовать что-либо. Чертов психопат... Но… Странно… Во всём этом искусственном образе печаль выглядит более, чем настоящей. Неужели беспокоится? Из-за чего? Вряд ли из-за похорон. Может, случилось что? Или какие-то мои слова сильно его ранили? Это из-за моих слов о чудовище? Но на правду ведь не обижаются. Черт… А не выйдет ли мне это боком? О чем это я? Определенно выйдет. Ненавижу этого чертову убийцу. У меня больше нет к нему дружеских чувств. Я не должен жалеть этого монстра. Он чудовище, обычный психопат…. Я должен от него избавиться как можно скорее, пока не пострадал кто-либо ещё. Может, попробовать сегодня? Просто подсыпать яд в любой напиток, и всё будет кончено. А если он догадается? Мне тогда точно несдобровать. А если он разозлится и действительно нападет на моих родных? Да и яда у меня нет. Нет… Нужно что-то точное и быстрое. Пистолет? Нет… Из-за его охранника я не смогу спустить курок. Да и не только из-за него. Раздражает… Что же делать? Как мне быть? Главное — не торопиться и не действовать безрассудно. Клянусь, я заставлю его пожалеть, что оставил меня в живых. Если только смогу избавиться от этой чертовой жалости. Блять… Ну почему ты просто не оказался каким-то поехавшим придурком без трагической предыстории? Вернее, Алистер и есть поехавший придурок, только с одним нюансом. И этот нюанс портит всё. Чем больше я его узнаю, тем меньше во мне остается ненависти и презрения. Возможно, стоит остановиться, пока дела не стали совсем плохи. Если я начну его жалеть и не смогу прикончить, то зачем вообще остался жив?»       — Харпер, пора идти. — тихо проговорил отец погибшей, положив грубую мозолистую ладонь на плечо, пахнущую дешевым мылом и машинным маслом.       — Да… Сейчас… — тихо севшим голосом ответил мужчина, пытаясь в себе найти силы отпустить чужую руку и подняться. Ему всё казалось, что его жена и дочь вот-вот проснутся, и жизнь вновь потечет тихо и мирно. Только вот, горькая реальность и логика безжалостно рушили эти мечты, причиняя боль.       И вот, спустя небольшой промежуток времени, Скотт, наконец, смог заставить себя подняться. Крышки закрыли, гробы погрузили на телегу, заваленную цветами, и вся процессия медленно двинулась на кладбище. Кто-то плакал, кто-то причитал, а кто-то лишь горько вздыхал и украдкой вытирал скупые слезы. Равнодушным не остался никто. Ну… Разве что, трагедия не затронула лишь одного из присутствующих. Харпер был готов поклясться, что идущий рядом радиоведущий откровенно наслаждается и упивается чужими страданиями. Стоило ли его вообще звать? Скотт не был уверен, но надеялся, что это может помочь облегчить его участь хоть немного, хоть ненадолго, да и, может, это ещё отсрочит убийства и продлит жизнь какому-нибудь бедолаге. Возможно, хоть немного дольше кто-то не познает горечь утраты родного человека.       Хаск поднял голову, глядя на небо, затянутое тяжелыми свинцовыми тучами. Кажется, на сегодня дождь не обещали, однако, и без того отвратное настроение портилось ещё сильнее, будя стойкое желание напиться до беспамятства чем-либо покрепче, залить спиртным свежие зияющие раны, чтобы не болели столь сильно. И тот факт, что в доме не осталось ни капли, раздражал неимоверно сильно. Мужчина с силой сжал руки в кулаки, пытаясь справиться с тяжелыми эмоциями и искренне не понимая, как подобное так легко удавалось его спутнику. Быть может, тот действительно ничего не чувствовал? Нет… Мужчина был готов поклясться, что иногда чувства всё-таки проскакивали за пределы маски. Правда, Хаск даже не мог представить, насколько же сильными те должны быть, чтобы пробиться сквозь плотнейшую защиту, и насколько ужасающ и мучителен был шторм в душе, внутри почти непроницаемых стен.       И вот, наконец, настала финальная часть мероприятия. Скотт окинул взглядом скорбящих, после чего посмотрел на прислонившегося как бы невзначай Астори, который напряженно покашливал, прикрыв рот платочком. Лишь сейчас мужчина заметил на белоснежной ткани небольшие свежие пятна крови. Да и сам ведущий выглядел крайне бледным и слабым. Нездоровый румянец на щеках лишь усугублял картину, придавая Алистеру ещё более жалкий вид. Казалось, тот вот-вот рухнет без чувств, изможденный болезнью, от чего даже некоторые присутствующие начали сочувствующе шептаться.       —Ал?       — Я в порядке.       — Уверен? Ты кашляешь кровью.       — Кхм… Просто неприятный побочный эффект из-за утреннего срыва. Через пару дней пройдет. — Алистер хотел уже было отстраниться, но ему не дали, удержав за рукав.       — Подожди немного.       — Мы вообще-то на людях. Того гляди, подумают что-то не то — мужчина отодвинулся и расправил складки костюма.       — Ты выглядишь совсем плохо… Если бы знал, что ты так тяжело переносишь подобное состояние, то не тал бы так настаивать на твоем присутствии. Мог бы отлежаться.       — Зато ты, хоть и пышешь тут здоровьем, а выглядишь черти как. О чем ты вообще думал, когда собирался? На тебя ведь все люди смотрят. Заросший, словно йети, даже нормально не расчесался. А рубашка? Ну просто же ужас! — Ал недовольно нахмурился, принявшись нормально застегивать чужие пуговицы.       — Да нормальная рубашка…       — Может и нормальная, но застегнута черти как! Боже… И ты так позорился всё это время? Так и знал, что нужно было остаться и проконтролировать. — Астори закончил с пуговицами, затем поправил чужой воротник, после чего перевязал нормально галстук-бабочку и тихо выдохнул. — Хаск-Хаск-Хаск… Нельзя ведь так беспечно относиться к такому важном дню. Знаю, тебе тяжело, но хотя бы постарайся проводить достойно этих прекрасных леди в последний путь. Полиция непременно найдет виновных и предаст справедливому суду.       — Д…да… — только и смог выдавить из себя мужчина, пытаясь подыграть развернувшемуся спектаклю. — Прости.       — Всё наладится.       Алистер отстранился и перевел взгляд на пришедшего священника, который принялся исполнять последний обряд и читать прощальную речь. Хаск тихо вздохнул, глядя на новенькие гробы и плачущих родственников, после чего сморгнул с ресниц выступившую влагу, и, поднял взгляд к небу, стараясь подавить рвущиеся наружу слёзы. Нельзя плакать. Он ведь мужчина, да ещё и бывший военный. К тому же, он поклялся сам себе, что не проявит слабости перед тем, кого намерился убить. Если он заплачет — это будет означать лишь то, что проиграл в сдерживании эмоций какому-то мелкому выскочке с очаровательной улыбкой. Харпер потряс головой, пытаясь скинуть наваждение. Он и сам не до конца понимал, о чем вообще думает и почему чувствует себя столь странно.       Правда, очень скоро он отбросил в сторону эти волнения и мысли, поскольку настала пора самой тяжелой и сложной части похорон. Смотреть на то, как мать, хоронящее своё дитя, истошно воет и кричит, оказалось поистине душераздирающе. Харпер поймал женщину, которая чуть ли не прыгнула следом в могилу за начавшим медленно опускаться гробом, и всё-таки не смог сдержать эмоций. Осознание, что теперь всё, действительно настал конец, причиняло боль, а чужие крики и рыдания лишь больше рвали душу.       Мужчина с чувством ненависти и презрения взглянул на виновника, однако, все негативные чувства в одно мгновение сменились удивлением, поскольку вместо ожидаемой наигранной печальной полуулыбки он увидел потухший взгляд и глубокую задумчивость с легким налетом растерянности. Неужели получилось вызвать у того муки совести? Правда, продлилось это недолго. Едва Алистер поймал на себе чужой взгляд, как на место вернулась раздражающая улыбка, причем более широкая и хищная, чем раньше, словно тот откровенно наслаждался происходящим.       Хаск спешно отвернулся, ощущая, как по его спине прошелся холодок ужаса. Похоже, он сейчас и в самом деле увидел то, что не стоило. Мужчине оставалось лишь гадать, какое ужасное наказание для него выдумает больной мозг, лишенный всякой жалости. Убить — не убьют, но наверняка поиздеваются так, что смерть покажется спасением. Взглянув на наручные часы, Астори тихо охнул и, извинившись и сославшись на какие-то важные неотложные дела, поторопился прочь. Следом за ним увязался и Блэквинг, что всколыхнуло в душе Скотта легкую ревность. Почему? Потому что какая-то его часть хотела единолично обладать хитрым лисом и изящным олененком в одном лице, и офицер, в этом случае, рассматривался, как самый настоящий соперник. А вдруг презрение Алистера сменится симпатией? Нет… Такого Харпер себе позволить не мог, ведь тогда план «подкрадись поближе и ударь наверняка» точно полетит в утиль, а ведь он казался самым возможным в плане исполнения.       Когда с самой тяжелой частью было покончено, Скотт ещё немного постоял около свежих могил, а потом, сославшись на усталость и желание побыть в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок, покинул остальных родственников и вернулся домой, ощущая себя максимально истощенным. Закурив сигару, мужчина устроился на полу около загашенного камина и бросил взгляд на бутылку, стоящую неподалеку. На дне ещё оставался алкоголь. Не так много, чтобы напиться, но достаточно, чтобы немного притупить рефлексы и приглушить мысли. Харпер выпил потерявший вкус напиток и заглянул в горлышко, проверяя, не осталось ли там чего. Ни капли спиртного, ни потерянного счастья и покоя. Ответов на вопросы тоже нет.       Затянувшись посильнее и выдохнув крупное облако дыма, Хаск прикрыл глаза, вспоминая прошлый вечер. Теплый огонь, хорошая выпивка и… приятная компания? Что ж… Отринув обиду, мужчина был готов признать, что общество одного шумного ведущего ему было совершенно не в тягость. Скорее даже, это помогало отвлечься и забыть о произошедшем. А теперь перед глазами вновь стояла лишь трагедия, произошедшая не так давно. Полумрак, изящная фигурка Алистера с окровавленным ножом, безумная ухмылка, неестественно оживленный взгляд и труп с перерезанным горлом и пузырящейся свежей горячей кровью. А потом…        Скотт невольно вздрогнул, вспомнив момент, как его руки сомкнулись на тонкой хрупкой шее, как ладони обожгло теплой нежной кожей, как сумасшедшая ухмылка сменилась кокетливой улыбкой, приоткрытые губы, с которых срывалось тихое хрипение и на которых так соблазнительно поблескивала слюна, взгляд алых глаз, затуманенный легким возбуждением. Аккуратные маленькие, похожие на кукольные, руки, облаченные в перчатки, лежащие на его собственных, при этом даже не пытающиеся как-либо спасти владельца. Тонкие длинные пальцы, один из которых едва ощутимо проскользил по нижней губе Харпера, вызывая в душе ворох смешанных эмоций. «Разве… тебе не весело?.. Хаск…»,— звучит в голове едва слышный тихий полухрип—полушепот.       — Это нихрена не весело… — растерянно пробормотал мужчина, после чего нервно затянулся, ощущая, как медленно начинает расти странная привязанность. Почему? Увы, но на этот вопрос Скотт всё никак не мог найти ответ.       А потом вернулись воспоминания под конец прошлого вечера. Приятный разговор как-то слишком резко закончился очередным лезвием у горла и нервной обозленной улыбкой. Алистер спешно сбежал от «опасности», после чего с обиженным видом сел в кресло. Правда, злость его продлилась не так и долго, сменившись сонливостью и заторможенностью. Скотт осторожно поднял задремавшего и понес в спальню, решив, что не может позволить гостю отдыхать в кресле. Правда, уложить с первого раза ведущего не вышло, поскольку тот сквозь сон запротестовал по поводу того, что костюм помнется и что, чуть ли не жизненно важно, нужно переодеться. На недовольные бурчания Алистер распалился больше, сбрасывая пелену сна и откровенно начиная ругаться и пререкаться со своим новым подельником. В конце концов, решив не перечить, Хаск одолжил Астори одну из своих рубашек, которая давно стала мужчине маловата в плечах и груди, но хранилась, как память. Харперу та, может, и была мала, а вот Алу всё равно оказалась велика. Рукава свободно свисали, а низ доходил аж до середины бедра, от чего складывалось ощущение, что радиоведущий ещё меньше, чем казался изначально.       Намаявшись с пьяными капризами по поводу того, как всё нужно снять и повесить, с какой стороны удобнее спать и какое одеяло теплее, мужчина в измождении попросту завалился спать рядом с притихшим гостем. В полудреме он ощутил, как к нему мягко прижались, и, перепутав со своей женой, Скотт по привычке обнял лежащего рядом и коснулся губами макушки, бормоча «доброй ночи, милая».       «Доброй ночи, милая! Чёрт возьми! Это ж надо было сморозить ему такую хуйню! Повезло, что он ничего не слышал, а, если и слышал, то не помнит. И вообще! Какого хуя произошло?! Какого хера я вообще лег с ним? Просто перепил и устал. Просто случайность. А случайность ли? Блять… Я начинаю путаться всё сильнее…»,— Хапер прикрыл глаза рукой, ощущая смятение: «Что вообще происходит? Почему я чувствую себя так странно? Почему он мне не безразличен? Куда исчезает моя ненависть? Почему я его жалею? Почему мне хочется позаботиться об этом придурке? Хотя… Всё равно не выйдет. И почему он только так тревожится из-за чужой близости? Полагаю, дело или в тех шрамах, что он прячет, или в сексуальном насилии, или… и в том и том одновременно. Нда… Ну… Отца—тирана я еще могу понять. Мой вон, тоже буянил, хоть и из-за того, что ни дня не просыхал и просто пропил себе все мозги… А вот отец—тиран—насильник—педофил… Фу… даже звучит мерзко, да и чрезвычайно маловероятно. Может, насильником был кто-то другой и позже? В конце концов, вырос-то он крайне привлекательным молодым человеком, мог и спровоцировать кого-то ненормального… Стоп! Тогда бы его наверняка защитила та теневая хрень. А, быть может, он просто стал жертвой маньяка—педофила, при этом пытаясь ужиться с отцом—тираном? А у матери потом сдали нервы, и она прирезала подонка. Мда… сценарий просто пиздец. В прочем, от подобного точно можно было двинуться и ступить на криминальную дорожку, а потом, ощутив безнаказанность, мозги поплыли окончательно. Или же его свела с ума его живая хуйня? Теперь даже любопытно. Правда, он всё равно не ответит. Хм… А если обыграть его в карты и в качестве награды потребовать ответы на вопросы? А что? Мысль хорошая. Я ведь в этом ему абсолютно точно не уступлю. Мне нет равных в картах, чтении людей и махинациях. Наконец выведу его на чистую воду! Может и травануть попробовать? Кажется, где-то в шкафчике была отрава для крыс. Нет… Сейчас слишком рискованно. Он относится ко мне с подозрением и явно не станет просто пить всё, что ему дают. Нужно подождать. Нужно сперва обзавестись его доверием, а уже потом бить. Значит, сегодня попытаюсь вытащить из него хоть какие—нибудь ответы и стать немного ближе. Нужно бы, наверное, ещё прибраться в доме. И замыть кровь. И, наверное, нужно бы добыть чего-нибудь поесть… Хмф… Прям годы юности вспомнились… Ладно уж, к чему без толка сидеть и тратить время? Дела сами себя не сделают. А так хоть от этих паршивых мыслей отвлекусь. Выпить охото…»       Хаск затушил сигару и кинул в пепел, после чего закатал рукава, поднялся и двинулся прибираться. Первым делом он собрал всю посуду в столовой, избавился от стухших объедков и сгрузил всё в раковину. Затем он привел столовую в приличный вид и принялся мыть посуду, ощущая, как в душе растет тяжесть воспоминаний и боль от потери. Пара остановок на перекур, чтобы привести мысли в порядок, и вот, наконец чиста и кухня.       С тяжелым сердцем мужчина двинулся к гостевой спальне, желая оценить масштабы уборки. К своему удивлению он не нашел ни разбросанных внутренностей, ни символов на стенах. Лишь на ковре темнело огромное пятно застарелой темной крови, да местами были грязные следы, оставшиеся от ботинок полицейских. В детской оказалась такая же картина.       — Нда… Вот это я понимаю «чистая работа»… Но почему? Это ведь совершенно на него не похоже. Как будто и правда работал подражатель. Что ж… Тогда просо скручу ковры до хорошей погоды, а потом отнесу или в чистку, или расправлюсь с грязью сам. Осталось только разобраться с едой. Гр-р-р… Ненавижу готовку, никогда не получалось. Даже ебаный хлеб на сковородке или яйцо — и те сгорают! Хотя… Как-то и есть не охото. Плевать… Обойдусь.       Харпер свернул ковры и бросил в кладовую, после чего тяжело вздохнул и сел, вновь закурив. Пустота в душе отнимала все силы и желание, что-либо делать. Вообще, он и уборкой занимался через силу, подчиняясь природному упрямству доделывать задуманное. Разумеется, он бы мог лежать и жалеть себя, мог бы киснуть и предаваться воспоминаниям, но это всё равно ничего бы не изменило. Жизнь-то всё равно продолжается…       От раздумий его оторвал тихий стук. Неужели уже вечер и настала пора встречи? Бросив растерянный взгляд на темное небо за окном, а потом на автомате включенный свет, мужчина поторопился ко входной двери, боясь, что его задержку могут расценить, как опоздание. Лучше не злить психопата попусту. Расстройства расстройствами, а инстинкт самосохранения и жажду мести никто не отменял. Харпер распахнул дверь и тихо выдохнул, ощутив, как отступили негативные чувства. Он окинул взглядом ведущего и пропустил в дом, после чего забрал поданное пальто.       — Ты сегодня припозднился. Я думал, ты будешь раньше.       — Кое-какие дела оказались дольше, чем я того ожидал. Да и нужно было прихватить кое-какие вещи. Но зато какой результат!       — Тебе удалось выбить мне выходной?       — Лучше! Тебя уволили из той непримечательной забегаловки. Бар, конечно, был неплох, но слишком тесный, да и ассортимент скудненький…       — Ты, блять, издеваешься?! Думаешь, можешь вертеть моей жизнью, как тебе вздумается, и безнаказанно творить всякое дерьмо?!       — Весьма возможно. Держи, небольшой приветственный подарочек. Я нашел тебе работенку получше. — Алистер хитро прищурился и бросил мужчине бутылку недорогого спиртного       — Ты, блять, что, считаешь, что меня можно соблазнить такой дрянью?       — Там такого ещё полно, и всё в твое личное пользование.       — Что ж... Ты можешь. Кхм… И когда выходить?       — После праздников, как закончится ремонт.       — И что за заведение?       — Да так, один занимательный отель. Будешь стоять за барной стойкой и встречать посетителей. В общем, делать всё то, что уже умеешь.       — Серьезно? Да его ведь закроют легавые при первом удобном случае!       — Нет-нет-нет, приятель. Они и носа не посмеют туда сунуть. Я разве не упоминал, что это заведение дочурки главного кандидата в меры следующего года? Их семья чрезвычайно влиятельна не только в нашем городе, но и по всей стране, и с ними ссориться никто не рискнет.       — Это та девица, что однажды приходила к вам на радио с какой—то вшивой рекламкой?       — Ага. Очаровательная леди, но слишком наивна.       — Что ты задумал?       — Так… Одну занимательную игру. Но это потом, если сейчас раскрою все карты, то станет не интересно, м?       — Ты прав. Кстати о картах…       — Да-да… Сегодня поиграем, но не думай, что будет всё так просто.       — Где хочешь сесть? В столовой или у камина?       — М-м-м… Даже не знаю… У камина было бы удобнее, но пить там не так приятно. Слишком быстро наступает опьянение.       — Пить?       — Ну разумеется. Думал, только ты будешь приятно проводить время?       — Значит, сядем у камина. Сегодня обещали холодную ночь. Просто тогда не так сильно разведу огонь, как в прошлый раз.       — М… Полагаю, будет неплохо. — Алистер прошел в гостиную следом за хозяином дома и помог тому поудобнее расположить кресла перед столиком, после чего опустился на одно из сидений, наблюдая за тем, как Скотт разводит огонь в камине. Мужчина поставил на столик одну бутылку элитного алкоголя. — У тебя остались какие-нибудь закуски? Ни крошки во рту с самого утра.       — Аналогично. Можешь немного подождать? Кажется, мне понадобится немного больше времени. Да гори ты уже, тупая деревяшка!       — Не против, если я схожу? Или кто-т из моих приятелей?       — Лучше отдохни. Сейчас всё принесу.       — Чем ты вообще занимался весь оставшийся день?       — Прибирался после заебатого праздничка…       — М… Вот как? — Астори посмотрел на затрещавший огонь и тихо выдохнул, прикрыв глаза. Он поднял взгляд на подошедшего мужчину, ощутив у себя на лбу чужую руку. — Ну чего?       — Прости… Просто тебе нездоровилось днем. При простуде обычно всегда к вечеру температура поднимается.       — Это была не простуда и не болезнь. А теперь убери руку и поторопись. Нам завтра рано вставать.       — Уже иду. — Скотт с раздраженным цыком покинул комнату и вскоре вернулся со всем необходимым. Он поставил на столик стаканы и тарелку с орешками, после чего разлил алкоголь, достал карты и, устроившись поудобнее в кресле, принялся тасовать. — Может, сделаем небольшие ставки, чтобы было интереснее?       — Эй… Я и без того оплатил практически все твои расходы, а ты хочешь ещё с меня что-то содрать? — весело фыркнул мужчина, отпив немного из своего стакана.       — Нет, не деньги. Как насчет личной информации?       — Всё пытаешься залезть мне в душу? Хмф… Какой наглый котенок мне попался...       — Неужели боишься?       — Отнюдь. Ты ещё попробуй обыграть меня.       — Только без жульничества с тенями.       — Ха-ха-ха… Да за кого ты меня принимаешь? Нет, это, разумеется, весело, но я вполне справлюсь и без этого. Только вынь лишние карты из рукавов, мгм? — Астори щелкнул пальцами, и теневые щупальца ловко извлекли из потаенных мест лишние карты.       — Эй!       — Не думай, что мы не видим.       — Тц… Я и без этого тебя обыграю.       — Ну попробуй, котенок. Значит, сегодня у нас игра с откровениями?       — Можем и на желания поиграть.       — Нет, как-то сегодня не хочется. — Ал взял карты и задумчиво окинул взглядом. —А во что вообще играем?       — Классический покер. А… Стоп… А ты играть вообще умеешь?       — Разумеется.       Алистер мягко улыбнулся, закинув в рот один из орешков, после чего мельком бросил взгляд в камин. Началась игра. И лишь теперь Хаск понял, что конкретно встрял в проблемы, поскольку Астори оказался самым неудобным соперником. Мало того, что эмоции ведущего оказались абсолютно нечитаемы, так ещё и его следующий ход было предсказать абсолютно невозможно. Харпер впервые ощутил себя уязвленным. Он привык выигрывать, привык доминировать в игре, а здесь вдруг явился какой-то пацан и перевернул всё с ног на голову, прибрав к своим рукам всё преимущество. Похоже, в честном бою того было не одолеть. Как итог, первая игра оказалась проиграна, сея в душе проигравшего жажду отыграться любыми возможными средствами. И первое, на удивление, Алистер спросил про убийство на войне, которое до сих пор мучало Скотта и являлось в кошмарах.       Второй, третий проигрыш. В эти разы Астори не спросил ничего, словно потеряв весь настрой для игры или не желая узнавать что-то личное. Радиоведущий скучающе зевнул и скинул несколько карт, глядя на Скотта, который уже начинал нервничать, пытаясь придумать, как хоть раз обойти соперника, поскольку не помогали даже мелкие махинации и жульничества. Правда, четвертая игра внезапно закончилась в пользу Харпера. Алистер удивленно вскинул брови, после чего внезапно рассмеялся и снял очки, протирая.       — Похоже, удача всё-таки тебе улыбнулась, котенок. О! Придумал вопрос. Ответишь в качестве награды за вторую победу? А потом я отвечу на твой.       — Пф! Валяй… — Скотт откинулся на спинку и выпустил из зубов сигару, отпивая из своей бутылки с дешевой выпивкой. — И где ты научился так играть?       — Это вопрос?       — Риторический. Я хочу спросить о другом.       — О той охоте, да? — как-то разочарованно проговорил мужчина, после чего залпом выпил стакан и посмотрел на наполовину опустевшую бутылку. — В любом случае, сейчас моя очередь. Откуда ты родом? И почему решил переехать сюда? Ты как-то упоминал, что это были какие-то личные причины.       — На самом деле, это довольно скучная история. — Харпер отпил немного из бутылки, устроившись поудобнее. — Я родился в Шотландии, в одной маленькой рыбацкой деревушке, чьё название, наверное, не найти ни на одной из карт. Семья стандартная. Мать, отец, старший брат и три старших сестры.       — О? То есть, ты самый мелкий?       — Без понятия. Возможно, уже и не самый. Я сбежал из дома, потому что больше не мог выносить сцен, которые устраивал мой батя-алкоголик, пробрался ночью в корабельный трюм и приплыл в эту страну, разорвав все связи с семьёй.       — Жалеешь?       — Временами. Но больше всё-таки рад. Здесь началась моя новая, относительно спокойная жизнь. В общем, после прибытия в эту страну я немного пошароебился по штатам и, в итоге, осел в Неваде.       — Лас-Вегас?       — Хах! Он самый.       — То-то у тебя стиль игры знакомый…       — Бывал в Вегасе?       — Приходилось несколько раз.       — И когда успел?       — Секрет.       — Пф… Ладно уж… В любом случае, там я устроился, вырос и научился практически всему, что знаю теперь. Там я встретил и свою жену, потом отслужил в армии, повоевал за границей, а потом вернулся, случайно вляпался, куда не следует и переехал с семьей в этот город, чтобы уберечь от опасности. Но всё равно не уберег…       — Какая незадача! Ха-ха-ха… Видимо, от судьбы не убежишь.       — А сам-то ты откуда?       — Я здесь родился, здесь же и вырос. Братьев и сестер нет. Есть родные со стороны матери, но… Полагаю, с ними я немножко не в ладах.       — Из-за чего?       — Из-за… Пф-ха-х-ха! А вот и не расскажу. — насмешливо прищурился мужчина, допив свой стакан. — Если хочешь знать, то сперва обыграй меня.       — Ой, да ладно! Я ведь даже не задал вопрос!       — Задал. И не один. Что, неужели слабо, котенок? Сдаешься?       — Ха! Не дождешься! Хотя, вынужден признать, меня давно никто так не обставлял.       — Теряешь хватку? Какая незадача. — с плохо скрываемой издевкой протянул ведущий, отпивая из стакана.       — Это была всего-навсего разминка. Вся настоящая игра впереди.       — Ну давай, Хаскер, покажи, на что ты годен. Но, учти, что поддаваться лишь потому, что тебе интересно, я не стану.       Ещё несколько партий, и снова проигрыш раз за разом. Скотт разочарованно цыкнул, прикидывая в голове, что к этому моменту при настоящей азартной игре его бы уже давно оставили без денег и крыши над головой в огромнейших долгах. Астори к этому моменту, казалось, абсолютно потерял всякий интерес, даже отказавшись от «самой последней партии». Он скучающе перевел взгляд в огонь, потягивая из стакана напиток и время от времени грызя орешки. А вот Харпер, наоборот, чувствовал себя уязвленным, и дело было уже не столько в желании узнать правду, сколько в банальной жажде отыграться и вернуть утерянное превосходство.       — Может, всё-таки, ещё по одной?       — Возможно, не сегодня, котенок. Я устал.       — Да мы быстро…       — Нет. Так уж и быть, за твоё упорство я отвечу на твой вопрос. Ты, кажется, хотел знать, почему мы не ладим с семьёй?       — Можешь не отвечать. Дай хоть отыграться.       — Хмф… Нет уж. — самодовольно усмехнулся ведущий и ослабил галстук, после чего расстегнул пару верхних пуговиц. — Я выиграл честно. Если так сильно хочешь отыграться, то мы сыграем ещё. Только уже не сегодня.       — Хорошо. Как скажешь. — тихо разочарованно согласился мужчина и собрал карты. — Так что ты там говорил про ответы на вопросы?       — Ты ведь сказал, что я могу не отвечать. — Да… Можешь. И всё же… Что случилось на той чертовой охоте?       — Так ты хочешь знать про охоту или ссору с родными? Хотя… Хм… Знаешь, а ведь всё это взаимосвязано, на самом деле. Полагаю, придется начать с самого начала, чтобы стал ясен контекст.       — Ты не обязан отвечать… Я ведь продул тебе практически в сухую.       — Тс-с-с… — Мужчина приложил палец к губам и прикрыл глаза. — Я сделаю сегодня маленькое исключение.       — Уверен?       — Да. Просто побудь безмолвным болванчиком. Как кукла, или что-то в этом роде.       — Как твоя тень?       — К твоему сведению, мой приятель весьма говорлив. Если ты чего-то не слышишь, то это не значит, что этого нет. Хотя и он был таким не всегда. Итак… С чего бы мне стоит начать?.. Начало… Начало… Ах да. Думаю, стоит начать с семьи. На самом деле, наша семья не так проста, как могло казаться со стороны. Мой папаша рано осиротел и всё детство провел в приюте, хотя, наверное, его лучше было бы назвать уличным беспризорником, который повсюду шатался и вел не самую праведную жизнь. Моя матушка же жила в довольно обеспеченной семье. Поначалу она была простой католичкой, ходила по воскресеньям в церковь, соблюдала все обряды… До того момента, пока к ней в руки не попала книга о разных верованиях народов мира. И там её привлекли рассказы о практиках вуду. Она начала об этом читать, стала изучать, искать тех, кто практикует, и, так случилось, что и сама не заметила, как отреклась от церкви и занялась ритуалами сама. Правда, в тайне от семьи, поскольку знала, что строгая консервативная семья не примет её взглядов. А потом всё произошло как в бульварном романе с налетом желтой прессы. Встреча, любовь, побег, беременность.       — Звучит… Вполне себе обычно.       — Это только основа, чтобы стали понятны дальнейшие события. — мужчина мягко улыбнулся своей тени. — К слову, здесь, в Новом Орлеане, практики вуду довольно распространены. Правда, в подавляющей массе это светлое вуду, белая магия. Общение с духами, защитные талисманы, ритуалы для привлечения любви и удачи, предсказания на будущее, влияние на погоду. Чего ему только не приписывают… В прочем, это просто полезная в жизни и быту магия.       — Но магии не существует.       — Средневековые ведьмы бы с тобой поспорили, да и странно от тебя это слышать сейчас. В прочем, речь не об этом. Но, вообще, должен обмолвиться, что даже шаманы вуду, которые истинно верят и чтят все традиции, в большинстве своем шарлатаны.       — Почему?       — Потому что, чтобы что-то получить, нужно отдать что-то равноценное, а люди очень жадные существа от природы, и зачастую духи просто не хотят помогать, потому что плата за помощь оказалась слишком мала, а люди, поддавшись самовнушению и добившись мнимого успеха, приписывают свои достижения невидимым силам. Хм… Ну разве не глупо?       — Пожалуй… — Скотт невольно засмотрелся на то, как Алистер элегантно вылил остатки алкоголя из бутылки и отпил немного.       — В общем, моя матушка впуталась во всё это дело и довольно счастливо жила, считая, что своим белым вуду помогает нуждающимся. Только в этот момент уже начались проблемы в семье, и папаша показал своё истинное лицо. Не знаю, что конкретно произошло, поскольку матушка никогда не рассказывала об этом инциденте, но однажды я едва не умер в её утробе, и тогда она в отчаянии обратилась к одной из ведуний, поскольку все врачи лишь разводили руками. Не знаю, на каких условиях произошла сделка, однако, в этот раз высшая сила всё-таки вмешалась и родился я. — Астори тихо вздохнул, глядя на плещущуюся жидкость в стакане. — Тогда шаткое благополучие рухнуло, и мой папаша окончательно слетел с катушек. С какого-то перепуга он решил, что матушка ему изменила, и убедил себя, что я не его ребенок. В прочем, у него были причины так считать, поскольку из-за ритуала я родился не совсем обычным человеком. Я был поначалу несколько не похож на родителей, а ещё видел больше, чем обычные люди, слышал больше, больше чувствовал.       — А твоя тень уже тогда была живой?       — Да. Вернее, по началу он был лишь маленьким слабым комочком темной материи, который прятался в моей тени. Он не любил, да и не любит до сих пор показываться на глазах у посторонних, поэтому моим рассказам никто никогда не верил. Меня считали выдумщиком, чудиком, лгунишкой, и поэтому не хотели дружить. В прочем, это было и не важно. Да, было неприятно, что меня не приняли, но не критично. Больнее было из-за безразличия и жестокости отца. Он часто избивал нас с матушкой, всегда упрекал, как бы я ни старался сделать всё так, как он хочет, а все его «наказания» были весьма болезненные и изощренные. К примеру, эти шрамы остались от того, что он тушил об меня сигары и самокрутки, когда я приносил домой плохие оценки из школы. — Ал отставил стакан и отодвинул в сторону ворот рубашки, указывая на округлые шрамы на ключицах и плечах.       — Почему там? Неудобное ведь место. Я слышал, обычно тираны тушили их о запястья и предплечья.       — Потому что так больнее. — тихо отозвался мужчина и мягко улыбнулся. — К тому же, папаша всегда говорил, что у меня, как и у матушки, очень красивые лицо и руки, и что ему жалко это портить. Наверное, это была единственная похвала, которую он когда-либо мне говорил.       — А символ на лопатке? Тоже он оставил?       — Нет. Это единственный шрам, который оставил мне не папаша, а мой дорогой приятель. Что-то вроде договора. Моя добровольно отданная душа взамен на его лояльность и подчинение.       — Вот как… А остальные следы от чего?       — В основном, от ремня и плетей. Он бил меня за каждую провинность или просто ради развлечения. Ему не было разницы, мы были лишь удобными игрушками и средствами для снятия злобы и стресса. Наверное, если бы он остался жив, то однажды просто убил бы нас. Наверное, это было бы правильно, да? Наверное, было бы лучше просто не рождаться. — Астори, как бы невзначай, снял очки, делая вид, что протирает стекла, и смахнул выступившие слезы.       — Ал…       — Пф… Обойдешься. Даже не начинай. Ты сегодня стенка, которая слишком много болтает. Может, укоротить тебе слишком длинный язычок? — Алистер с пугающей ухмылкой достал из тени нож и провел языком по лезвию, однако, увидев, как в ответ ему отчаянно замахали головой, лишь рассмеялся. — Успокойся. Просто шучу.       — Нихуя не смешно…       — Разве? А мне очень. Так… На чем я остановился? Ах да… Охота. Папаша начал часто брать меня с собой в лес, когда я подрос. Обычно я просто ходил за ним, носил сумки с патронами, припасами и инструментами для разделки. А в тот день, когда я застрелил того белого оленя, он впервые доверил мне ружье. Мы уехали в лес ещё вечером, переночевали в хижине, а утром встали ещё до рассвета и вышли на поиски. Наверное, мы ходили часа два, пока не наткнулись на дикого кабана. Небольшой такой, но было лучше, чем вообще ничего, ведь нужно было заготовить мясо к надвигающимся праздникам.       — Погоди… Ты ведь говорил, что первым застрелил оленя.       — Ну да. Кабана мы тогда и не подстрелили, потому что я споткнулся и упал, а ружьё выстрелило куда-то в сторону и спугнуло добычу. Папаша тогда очень сильно ругался и даже, кажется, пнул меня несколько раз. Потом мы сделали небольшую передышку и пошли вновь. Честно, не знаю, сколько именно мы ходили, но я страшно вымотался, ещё и ноги болели так, что было практически не наступить. А папаша всё шел и шел. Даже не оборачивался. До тех пор, пока мы не нашли свежие оленьи следы. Их было много. Наверное, недавно прошло целое стадо.       — Наверное?       — Ну… Мы их не нашли, потому что во время пути я поскользнулся и скатился куда-то по склону. А потом…       — Да-да… Из кустов вышел белый олень, бла-бла-бла, и ты его прикончил.       — Да… Прикончил. — мужчина нервно сжал стакан, после чего протянул сбеседнику. — Налей.       — Может, тебе хватит?       — Может, засунешь свои предложения куда подальше?       — Воу... Это было грубо. Тише… — Скотт с демонстративным стуком поставил бутылку на столик, после чего выудил из трясущейся руки стакан, поднялся и подошел. Мужчина легким движением поднял на руки дрожащего ведущего, после чего сел ближе к камину и подкинул дров, мягко оглаживая спину. Повторения утреннего инцидента ему совершенно не хотелось. — Не вынуждай себя, если не можешь. Почему ты вообще решил рассказать это всё?       — Потому что мой приятель говорит, что слишком длительное подавление эмоций и воспоминаний вредно и может привести к очередному срыву. Поэтому иногда нужно выговариваться. И уж лучше это сделать так, чтобы не вспомнили ни я, ни ты.       — Ты стыдишься этих воспоминаний?       — Пожалуй… В любом случае, нужно вернуться к рассказу. Я ведь упоминал, что при падении повредил ногу, а после выстрела уронил ружье в траву?       — Да. И что случилось дальше? Вы ведь не просто забрали тушу и вернулись домой, я прав?       — Да… Когда олень пал, на выстрел прибежал мой отец. Я думал, что меня, наконец, похвалят… Что из простого случайно выжившего недоразумения в его глазах я превращусь хоть в кого-то важного, ну или хотя бы стоящего внимания время от времени. Но, как оказалось, он не беспокоился ни о моей пропаже, ни о том, что я поранился. Его волновало лишь ружье, которое я случайно выпустил из рук после выстрела. А когда я сказал, что у меня болит нога, и я не могу идти, он снял ремень и принялся меня пороть. Я знал, что он не остановится, пока не выместит всю злость. А ещё я знал, что в этот раз матушка меня уже не защитит. Он раздел меня и продолжил наказывать. Я думал, что на этот раз он забьет меня до смерти. На самом деле, я был к этому готов. Что угодно, лишь бы боль прекратилась. Что угодно, лишь бы больше не было страшно. Не знаю, устал ли он, или просто передумал, но бить он меня перестал.       — И ты поэтому так боишься вспоминать конец охоты?       — Это был не совсем конец… Честно, что было после, я помню очень плохо. Помню лишь, как он сказал, что-то про кровь и красоту, а потом принялся меня трогать. Грязно… А потом… — Астори прикусил губу, уткнувшись лицом в чужую грудь и едва слышно прошептал. —… он сотворил со мной ужасную и отвратительную вещь. Дважды... Один раз в лесу, на поляне. А второй в машине. Было так больно… Так мерзко… Так страшно… А я ничего не мог сделать…       — В этом не было твоей вины. — Хаск мягко провел ладонью по дрожащей спине, ощущая разочарование от того, что сбылись его самые страшные опасения по поводу случившегося, и жалость, что кому-то пришлось пережить подобное, да ещё и в детстве, когда разум и душа уязвимее всего.       — Я знаю… Когда матушка об этом узнала, то не смогла сдержать злости. Они очень громко и долго ругались… Отец разозлился на меня за то, что я не смог удержать язык за зубами, и хотел меня наказать. Но матушка не позволила. Она схватила нож и превратила его в решето. И это был самый счастливый момент. Никаких больше криков, никакой боли, никаких упреков… Тишина… Покой… Оказалось, убивать так приятно…       — Но ведь не ты убил.       — Но я видел. И это было необычайно… А ещё, поглотив половину моей души и душу моей первой жертвы, мой друг слился с тенью и изменился, став тем, кто он сейчас. Правда, тогда он был меньше. Но никто не ожидал, что из-за пережитых стрессов и резко возросшей силы мы потеряем контроль. Недолго музыка играла. Из-за ночного кошмара у нас случилась первая перегрузка, и я ранил свою дорогую матушку… А потом внезапно приехала полиция и случайно узнала, что папаши не стало.       — Что ж… Это… многое объясняет. Но, может, тебе стоит остановиться?       — Всё в порядке. Дальше не так ужасно. Полиция завела дело и забрала матушку. Но она не хотела, чтобы я попал в приют, поэтому попросила присмотреть за мной свою семью. А теперь представь, как отреагировали её родные, узнав, что их дочь, цитата, «неверная смутьянка, предавшая бога и обратившая свой взор к Сатане, породив на свет дьявольское отродье».       — Звучит… плохо... Полагаю, они отказались помочь?       — Да. Только тетя, родная сестра матушки, согласилась оформить надо мной опеку, но лишь на бумагах. В другом месте меня не ждали, да и заботиться не собирались.       — И что случилось?       — Ничего. Меня просто выбросили на улицу, как ненужную вещь. Я просто остался один. Было сложно, поначалу, но я быстро привык. Сложнее всего было научиться улыбаться, несмотря ни на что.       — Но зачем?       — Потому что без улыбки ты никогда не одет полностью. Потому что это прекрасный манипуляторный инструмент и крепкая защита.       — Вот как… — Скотт опустился щекой на чужую макушку и тихо выдохнул. — Значит, поэтому ты так боишься сближаться с кем-либо? Поэтому так враждебно настроен к любви и романтике?       — Не уверен, что я боюсь. С женщинами и близостью с ними проблем нет.       — Откуда такая уверенность?       — Я проверял. Но ничего не получилось. Я ничего не смог почувствовать. Поэтому я просто её убил. Хоть развлекла напоследок. Так забавно барахталась в ванне…       — Неужели ты к ней не чувствовал совершенно ничего?       — Ну… Друзьями мы стали неплохими, поэтому я солгу, если скажу, что она была мне абсолютно безразлична. Я думал, мы сможем остаться друзьями. Но она предала меня и не оставила выбора.       — Что она сделала?       — Не важно. Хм… Мне кажется, я чувствую себя опасным сейчас…       — Ты просто чертовски пьян.       — А если я сделаю что-нибудь ужасное?       — Например?       — Попытаюсь очаровать тебя.             — Зачем?       — Ради веселья. Забавно ведь понаблюдать, как ты будешь мучиться от безответной любви, не имея возможности сбежать.       — Тогда я могу сделать в ответ кое-что гораздо хуже.       — И что же это?       — Влюблюсь в тебя на самом деле м завоюю твое сердце.       — А что потом?       — Зависит от обстоятельств.       — А если полюбишь другого… Уйдешь?       — Нет.       — Лжец… Все ведь всегда уходят. Кроме моего приятеля я ведь никому и не нужен. Да и его интересует лишь остаток моей души. Ха-ха-ха... Интересно, а мир бы изменился, если бы меня не стало или не существовало бы вовсе?       — Прекрати уже строить подобные теории. Ты ведь сам никому меня не отдашь, даже если я и захочу уйти. Готов поспорить, та девица, что ты упомянул, просто попыталась разорвать с тобой связи и уйти к другому. К тому же, я не собираюсь тебя бросать, пока ты не перестанешь дышать в моих руках.       — Пф… Вряд ли это когда-то случится. Ты слишком никчемный и слабый.       — Никогда не говори «никогда». А пока… Хотел бы я чаще видеть тебя именно таким, как сейчас.       — Каким?       — Тихим, открытым, нежным, хрупким, чувствительным.       — Иными словами, слабым?       — Скорее, настоящим.       — Что ж… Я подумаю над этим, если будешь хорошо себя вести.       — Идем в кровать, манипулятор. Уже совсем носом клюешь. — Харпер мягко провел рукой по чужим волосам, наблюдая за тем, как его пригревшийся и наплакавшийся собеседник безуспешно борется со сном.       — Поставь будильник часов на четыре-пять утра, чтобы к рассвету уже быть на месте…       — Как скажешь. — Скотт мягко смахнул с влажных длинных ресниц остатки слез и коснулся губами виска, проверяя температуру. — Знаешь, ты сегодня выглядишь просто невероятно. Этот костюм тебе к лицу.       — Думаешь? Мне, конечно, нравится черный, однако, красный больше по душе.       — Ни разу тебя не видел в красном. Обычно ты предпочитаешь нейтральные или невзрачные тона. Серые, коричневые, бежевые…       — Это потому, что я не хочу привлекать к себе лишнее внимание, когда занят делами. Правильная одежда тоже, своего рода, полезный манипуляционный инструмент.       — Да-да… Я уже понял, что ты продумываешь все до мелочей. Кстати, совсем забыл спросить… А почему ты назвал мою жену неверной? Разве на то были причины?       — Из-за цвета души. Обычно души людей белые или серые, но когда они слишком часто поддаются пороку или становятся от чего-то слишком зависимы, то их душа меняет цвет. Так, у распутников и изменников они розовые, у алкоголиков серо-голубые, у воров и аферистов желто-коричневые, у тех, кто слишком часто подвержен унынию, бледно-синие, у творцов, зависимых от своего дела, небесно-голубые, у лгунов болотно-зеленые.       — А какая моя?       — Пчелиная.       — Это как?       — Твоя душа ведь смешана с чужой. Твоя часть золотая, а твоего компаньона чёрная.       — Почему золотая?       — Потому что ты, видимо, очень азартный и жадный котенок. — тихо тепло рассмеялся ведущий, устроив поудобнее голову.       — Что ж… Этого не могу отрицать. А какая твоя?       — Разумеется, красная. Словно кровь... Обожаю этот цвет. — Ал мягко приставил лезвие к чужой шее и процарапал, после чего придвинулся ближе. Скотт невольно вздрогнул, ощутив легкую боль и жжение, однако, в следующую секунду сглотнул, ощутив на своей коже разгоряченное дыхание. — Меня сводит с ума её запах, её тепло… Её вкус.       Хаск зарылся рукой в чужие волосы, ощутив, как мягкие губы с шершавой коркой с одного края припали к свежей ранке. Правда, очень быстро осторожный поцелуй сменился крайне болезненным укусом. Алистер, ощутив слабое оттягивание и услышав сдавленное шипение, лишь усмехнулся шире, слизывая свежую выступившую кровь. Лезвие с тихим звоном выпало из ослабшей хватки, после чего Астори устало сполз, не в силах больше бороться со сном, и тихо засопел.       Скотт тихо выдохнул, ощутив, как спало напряжение и исчезло чувство опасности. Мужчина осторожно положил ладонь на чужое горло, мягко сжимая и ощущая под пальцами мерный пульс. Казалось бы, осталось лишь сжать сильнее или же свернуть шею, и всё будет кончено. Только вот, необходимая решительность всё никак не находилась. Отпустив спящего, Харпер осторожно перенес свою ношу в спальню, снял с того лишнее и потеплее укутал в одеяло.       «Надо же… Не ожидал, что сегодня он соизволит рассказать о себе. Хотя… Теперь кажется, что лучше бы я и не знал правды.» ,— Скотт тихо присел на край кровати и погладил спящего,: «Черт… И как теперь быть? Я не смогу его убить, если начну жалеть. И всё-таки… Должно быть, сложно было расти, когда отец тебя буквально ненавидит. Мой хоть и был алкоголиком, хоть и буянил, но в перерывах между попойками был ничего такой. А он рос брошенный и забытый всеми, в грязи улиц и людского порока. Его сломали, извратили, лишили доброты и любви к человечеству, оставив в сердце лишь ненависть, страх и злобу. А ведь когда-то он был лишь беззащитным малышом, который просто хотел защиты, заботы и ласки… Хм… Если так подумать, Алистер и сейчас выглядит таким маленьким, слабым и беззащитным… Но защита вон, исправно стоит на страже и прожигает меня взглядом. Интересно, эта штука когда-нибудь спит? Никогда не видел. Интересно, каково расти с такой штукой бок о бок? Интересно, как видит это мир Ал? Он говорил, что всегда видел и слышал больше, чем обычные люди. Наверное, в детстве это могло пугать, да и со сверстниками, полагаю, из-за подобного поладить сложно. Ха-ха-ха… Сраная ирония. Он мог стать спасителем и помогать нуждающимся, но, по итогу, обозлился на мир и общество, став настоящим кошмаром. Черт… Только не говорите, что я ему уже сочувствую? Нет… Этого не может быть. Нельзя. Он ведь чудовище… А чудовище ли? Интересно, а если удастся стать для него настоящим другом, он остановит свои убийства? Возможно ли разорвать его контракт с той штукой и освободить? Возможно ли спасти от этого кошмара? Или уже слишком поздно? Всё-таки на добрые дела он способен, пусть и несколько специфические… Нет, ну это ведь нужно было додуматься уговорить уволить меня, при этом даже не спросив моего мнения! И какого хера я должен работать в каком-то хуевом отельчике?! Хотя… Он упоминал, что его крышует крупная шишка… Да и работать в баре, не боясь легавых, куда лучше, чем прятаться и выдумывать горы отговорок. Хм… Надеюсь, что хотя бы новая работа будет поближе к дому, чем прошлая. Да и… халявное бухло тоже здоровская штучка. Надеюсь, это не вместо зарплаты… Блять… Это ведь не вместо зарплаты, да? Агрх! Нужно было спросить раньше… Почему я даже не подумал об этом? Я ведь теперь не усну! Чертов придурок! Ещё ведь и спит так мило и мирно, что хер поднимется рука будить! Ещё и эта штука так угрожающе смотрит… Совсем как утром. Я думал, когда я в первый раз его будил, тень бросится атаковать… Хотя… По итогу, они всё-таки напали. Хм…Интересно, он просто не доверяет? Или ревнует? Не важно. Нужно идти спать.»       Скотт тихо пожелал спящему доброй ночи, после чего повесил чужой костюм на вешалку и покинул гостевую спальню, направившись в свою. Предвкушения от грядущего дня, от чего-то были не очень хорошие. Вероятно, просто упало настроение от осознания, что, скорее всего, его вновь будут гонять по лесу, словно дичь. Мужчина небрежно скинул снятые вещи на пол, после чего завел будильник и завалился в кровать спать, ощущая рядом с собой непривычную пустоту.