Проклятье

      — Кто-нибудь хочет в парк развлечений? Я хочу в парк развлечений!       Сатору врывается в гостиную и смотрит на крайне невпечатлённое лицо Шото. Фуюми смотрит на экран телевизора так, будто там ей рассказывают правду жизни, и Нацуо рядом крепко сжимает её руку.       — Тартар сгорел, — констатирует Шото. — В синем пламени, — добавляет он, указывая на телевизор. Будто Сатору сам это не видит. Будто Сатору не был там, пока он горел.       — Так кто-нибудь хочет? Я чувствую, что мы давно не отдыхали вместе, — он продолжает гнуть свою линию, облокачиваясь на спинку дивана. Стремительно выдёргивает пульт из рук Шото и выключает телек.       — Мы вообще не отдыхали вместе. Помнишь, мёртвый брат? — Шото пытается выхватить пульт назад, но Сатору, слава богам, явно выше своего младшего брата.       — Нии-сан… — Фуюми шепчет и пытается найти слова, но не находит.       — Они заставили тебя сделать? Это была какая-то проверка? — у Нацуо явно меньше осторожности в этом вопросе.       Сатору вздыхает, морщится и трёт переносицу, пытаясь избавиться от головной боли. Он здесь буквально потому, что не хочет попадаться никому в комиссии на глазах. Ему не надо лишний раз об этом напоминать. Он не хочет снова видеть, как тысяча жизней буквально перед его носом сгорает, задыхается вживую и…       — Из тебя вытекает проклятая энергия, — с ужасом шепчет Шото. Кажется, это окончательно его сломало. — Что они с тобой сделали?       Какой позор. Он взрослый маг с идеальным контролем. Он не допускал подобного буквально с момента, когда родился. В прошлой жизни.       Этот мир его когда-нибудь погубит.       Нацуо вспыхивает. Его кулаки покрываются отрицательной энергией, и Сатору понимает, насколько он сам не в порядке, когда не может осознать, намеренно ли крушит столешницу его брат или нет.       — Уходи оттуда. Так продолжаться не может. Нии-сан, это…       — Ничего. Разве мы просто не можем пойти куда-нибудь вместе и притвориться на секунду, что всё в порядке? — он предлагает в последней попытке.       — Они называют это крупнейшим террористическим актом в текущем столетии. Все мероприятия отменены. Парки закрыты. Ничего не работает, — Фуюми беспомощно говорит, и где-то ближе к концу её голос срывается.       Сатору садится на диван, тут же раскрывая руки. Шото моментально оказывается у него в объятьях, а Нацуо подскакивает и плюхается рядом, устраиваясь поудобнее. Фуюми остаётся на своём месте, продолжая смотреть в выключенный экран телевизора. Нацуо берёт ладонь Сатору в руку и растирает, нажимая на какие-то особые точки, отчего голова и вправду болит гораздо меньше.       — Я не сжигал его, — говорит Сатору, и это всё, что им нужно знать. Шото под боком хмурится, но понятливо кивает, не собираясь расспрашивать дальше. Для других это знак, что и они не должны ничего говорить.       — Ничего, что Старатель дома? — спрашивает Фуюми, возвращаясь в реальность. Она садится на пол рядом с диваном и кладёт голову на колени Сатору.       — Мне сейчас так плевать, — говорит он ей в ответ.       Они сидят до конца вечера в гостиной. Сначала с выключенным телевизором, затем с каким-то фильмом про космос на заднем плане. Фуюми отходит несколько раз, чтобы принести им еды. Кажется, все младшие прогуливают школу, но Сатору даже не уверен, какой это день недели.       Старатель ни разу не заглядывает в гостиную. На данном этапе, если бы их дом не продолжал обеспечиваться продуктами, электричеством и водой, они бы даже не были уверены, жив ли вообще этот человек.       Все расходятся ближе к ночи. Шото остаётся сидеть под боком, держа кусок рубашки старшего брата до побелевших костяшек.       — Ты вздрогнул, — голос Шото хриплый ото сна. — Ты вздрогнул, когда сам ожидал объятий.       Сатору не знает, что должен ответить. Извинений неуместны, рассказывать что-либо Шото он не собирается. Тем более…       Сатору не заметил.       Не заметил, что вздрогнул.       — Я убью твою Птичку, — шипит Шото и сжимается в комок.       — Всё в порядке, — мягко говорит Сатору и гладит Шото по спине. — Со мной всё в порядке. Ничего не случилось. Правда.       Шото не верит. Шото скручивается ещё больше, хрипло дышит и ни капли не успокаивается от ладони старшего брата на спине, потому что его старший брат — огромный лжец.       Рядом нет Каччана, который заглушит голос в голове. И нет Деку, который заставляет перестать слушать голос в голове. Есть только тишина, лживый брат и фраза с хриплой насмешкой: «Мне даже ничего не надо делать, он сам себя погубит».       И впервые Шото согласен не только на эмоциональном уровне. В этом есть какая-то ужасная правда жизни, которую ему не суждено преодолеть.       — Я стану героем, — говорит он. — И тебе ничего из этого не придётся делать.       — Вырасти до моего уровня, — Сатору хмыкает, — и тогда посмотрим.       На утренней тренировке Шото умудряется ударить Сатору в спину. И если бы не бесконечность, тот бы отлетел далеко за пределы двора.       Сатору возвращается на базу с огромной ухмылкой, размышляя, как бы изменить план тренировок Шото. Тот явно прогрессирует гораздо быстрее, чем Сатору даже мог надеяться, и нужны новые цели. Если мальчик хочет тренироваться, то нельзя его останавливать. Может, сконцентрироваться на проклятых техниках? Возможно, территория…       — Даби-кун, — неизвестная женщина стоит возле его комнаты с огромной улыбкой на лице. Так. Куратор. Он узнает эту улыбку из тысячи. Но только если прошлая не сменила рост, цвет кожи и ещё чёрт знает ещё, это не его куратор.       — Вы кто?       — Я… — она произносит имя, но имя забывается моментально. — Твой прошлый куратор проходит психологическую переоценку. К сожалению, есть вероятность, что она не сможет вернуться к работе.       Сатору фыркает. Будто ему есть дело. Эта сука это заслужила.       — На данный момент твоим куратором являюсь я. Приятно познакомиться. Надеюсь на плодотворное сотрудничество.       Есть в ней что-то неприятно знакомое. Стрижка. Наклон головы. Сигаретный дым от волос. Выражение лица, если убрать эту фирменную улыбку комиссии…       — Ага, мне тоже, — бормочет он.       Она отходит от двери, и Сатору проскальзывает в комнату. Но прежде, чем дверь закроется, к нему левитирует пропуск. Он хватает его и смотрит на собственную фотографию и имя.       Пропуск на выход.       — Управление посчитало, что до сих пор… не совсем правильно вели себя с вами. Уже в следующем году вы дебютируете, и вам нужно больше социального взаимодействия. Будет хорошо, если вы начнёте вести соцсети, но мы на этом не настаиваем.       Сатору крутит пропуск в руках и пытается найти хоть какой-то подвох. Кроме того, что это чертовски странно, он ничего не может найти.       — Так можно уйти, когда угодно?       Ему смеются в лицо.       — Конечно нет, только раз в неделю. Если захочешь, скажи мне заранее.       Это очень странный переход. Кажется, ещё недавно его запирали в морозильной камере, а Ястребу выщипывали перья. Теперь им разрешается уходить.       — Так я могу пойти в ближайший полицейский участок и рассказать, как вы пытаете детей?       Она снова смеётся. Почти мило. Вот что на самом деле пугает.       — Конечно, ты можешь. Если хочешь, чтобы тебя казнили за теракт. Приятного дня, Даби-кун.       Дверь закрывается.       Впервые Сатору приходит в голову, что его могут бояться. По-настоящему, с угрозами и шантажом вместо обещаний физической расправы. Это должно быть хорошо. Это же хорошо, да? Теперь он может торговаться с ними.       Занятия начинаются как обычно. Сатору зевает, чешет затылок и игнорирует учителей. Пока его не задерживают после последнего занятия. Он кивает Ястребу, чтобы тот его не ждал, и скучающе смотрит на учителя.       — В твоём расписании изменения.       Ему пихают в руки листок и бросают одного в комнате. Сатору даже приспускает очки на переносице, чтобы посмотреть, что ему влепили дополнительно. Ради богов, ему уже семнадцать, какие такие факультативы.       «Символизм».       Ничерта не понятно. Немного интересно.       Ястреб ловит Сатору в столовой, где они уже автоматически обмениваются тарелками — что-то, что вошло в привычку после отравления. Бессмысленное, потому что травить их будут вместе, но так спокойнее. Сатору пихает бумажку в руки Ястребу. Тот её даже обнюхивает, но в итоге только качает головой.       — Это странно, потому что это отнимает у тебя время от физических тренировок.       — Расскажи мне о странностях, — Сатору фыркает. Ястреб незаметно толкает его ногой под столом, пытаясь поддержать.       Дополнительный урок ведёт его куратор.       — Думал ли ты, что будет обозначать твоё пламя? У пламени очень много значений, тем более у такого, как твоё. Согласно устным преданиям африканского народа фульбе, огонь — он небесный, потому что стремится вверх. Для них он имеет земное происхождение и небесное назначение.       Сатору устало трёт свои голубые глаза под очками.       — Огонь также может символизировать очаг, уют. Возможно, это не совсем твой случай, но такая трактовка тоже существует. Также можно провести аналогию с пламенем ада, символом мучения и наказаний…       Даже Старатель не зациклен так на своём пламени. Сатору кажется, что его голова взрывается от всевозможных трактовок обычного, блин, огня.       Ему почти хочется подойти и спросить прямо, в чём здесь скрытый смысл. Останавливает только название курса — явно же, ему не ответят, — и ощущение в затылке, что ещё немного, и паззл сложится. Новый куратор, больше свободы, шантаж, символизм…       Ястреб оказывается в его комнате после тренировок. Они не обсуждают горящий Тартар — нечего здесь обсуждать, — и не обсуждают, как Сатору, оказывается, вздрагивает от первого прикосновения к коже. Всё равно об этом больше никто не узнает. Не то чтобы он ходит без включённой бесконечности.       — Они пытаются тебя шантажировать поддельными фактами, — Ястреб стучит по губе пальцем, задумчиво глядя вверх, — но ведь и у тебя есть то, что они абсолютно не знают. Нет, я не про силы, прекрати смотреть на меня как на идиота. Я про твою предысторию.       К своему стыду, Сатору не сразу понимает, в какую сторону ведёт рассказ.       — Не говорим им, что ты Тодороки. Намекни им, что у героя с высоким рейтингом однажды пропал ребёнок. Что тебя зовут не Сатору. Что ты можешь выступить с обвинением, что из-за твоей сильной причуды тебя выкрали из семьи. Что они подстроили смерть. Ни о чём прямо, но достаточно, чтобы запутать. Пусть они не будут уверены, правда это или нет, заставь их бояться этой возможности. Раз они так трясутся за супергеройскую репутацию, то насколько сильно они должны бояться потери своей репутации?       Сатору забывает про любую душевную привязанность, когда смотрит Ястребу в глаза. Вот зачем на самом деле Ястреб рядом с ним.       — Я вроде как хочу расцеловать тебя, — охрипшим голосом говорит Сатору. Кейго напротив до безобразия ярко улыбается.       — Что тебя останавливает?       Действительно, ничего.       На один вечер Сатору полностью забывается.       Но следующий день становится действительно знаменательным.       — Мальчики, я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились, — их куратор стучит в дверь комнаты несколько раз, а затем отпечатком собственной руки с внешней стороны насильно открывает дверь.       Сатору кладёт кусок откушенного печенья на тарелку рядом и откладывает геймпад, вытирая вторую руку о футболку. Куратор оглядывает всю комнату и смотрит на потолок, будто Ястреб прятался бы в таком очевидном месте.       — Даби-кун, где Ястреб?       Сатору пожимает плечами.       — Мы на самом деле не сиамские близнецы, знаете ли, — отвечает он и возвращает внимание к игре. — Эй, но, если вы уверены, что мы постоянно занимаемся сексом, разумно ли просто так врываться в комнату?       Куратор раздражённо вздыхает.       — Я жду тебя в комнате для тренировок.       Дверь закрывается.       Открывается дверь душа, и Ястреб несмело выглядывает, пока несколько перьев вытирают его мокрую голову полотенцем.       — Разумно ли такое говорить? — слишком серьёзно спрашивает он для того, у кого одно полотенце для рук на бёдрах.       — Они думают, что знают всё, но на самом деле не знают. Мне нравится дразнить их неуверенность.       — Я знаю, что тебе нравится это. Я спрашиваю, разумно ли это.       Сатору несколько раз недоумённо моргает. Ястреб качает головой, будто бы уже устал от этой жизни, хотя сейчас всего час дня.       Они переодеваются в тренировочную одежду и уже через четыре минуты оказываются в спортивном зале. Они идут молча, почти довольные этой жизнью и немножко счастливые, пока не видят фигуру на ринге впереди.       Всемогущий.       Комиссия притащила грёбанного Всемогущего.       Их куратор разговаривает с героем, явно предупреждая о каких-то нормах предупреждения. Герой, огромный, вроде бы источающий силу, стоит к ним спиной, и Сатору останавливает рукой Ястреба, от неверия приподнимая повязку с одного глаза и всматриваясь ближе.       Как же комиссия облажалась.       Сатору еле сдерживает смех.       Они продолжают молча наблюдать, и Ястреб абсолютно не шевелится, давая всё нужное время Сатору.       — Так и будете там стоять, мальчики? — произносит Всемогущий громко, и эхо прокатывается по всему залу. Он поправляет утяжелители на руках и ногах.       Сатору убирает руку, заходит за спину Ястреба и прикрывает рот крылом. Оно легко поддаётся чужим манипуляциям и выгибается под руками Сатору, пока тот наклоняется и еле слышно шепчет. Так, что только слух Ястреба уловит.       — Он умирает, — и не сдерживает нервное хихиканье в конце.       Может, не в этом месяце. Может, не через несколько лет даже. Но уже сейчас он не способен продержать эту форму больше суток.       Их символ мира болен. Их символ мира падает. Их символ мира — человек с ранением, которое вытягивает из него жизнь.       Отдельного рассмотрения, конечно, заслуживает его причуда. Что-то извращённое. Уродское. То, что не должно существовать в таком виде, в каком существует.       — Нам кажется, что вы начали стагнировать, мальчики. Так что для обучения боя в качестве противника мы пригласили для вас Всемогущего. К тому же, встреча с кумиром действительно способствует поднятию духа, да? — с улыбкой на лице говорит куратор, чуть отодвигаясь от Всемогущего, чтобы увидеть их реакцию.       — Он фанат Старателя, — Сатору выдаёт Ястреба с потрохами. Тот вышвыривает его из-за спины вторым крылом.       — Он хейтер Всемогущего.       — Да, какая нынче трудная аудитория, — притворно качает головой Всемогущий. — Так что, мальчики, готовы к обучению?       Конечно, они готовы.       Даже если редкие бои с Шото и Нацуо не дают расслабиться Ястребу, сам Сатору уже давно не то что скучает, а смертельно унывает от любых тренировок. Любое разнообразие он примет с распростёртыми объятьями, даже если это не смертельный бой.       Они знают о его причуде и слабых местах.       Даже если крылья Ястреба очевидны, возможности «причуды» Сатору для героя — загадка. Они могут сыграть на этом. И если не побудить, то хотя бы повеселиться.       — Эй, мальчики, — куратор окликает их, когда они уже готовы выйти на бой, — это от отдела поддержки.       Небольшой тюбик левитирует прямо в затылок Сатору, но тот перехватывает его до того, как он ударяется в барьер. Ястреб отнимает тюбик, открывает, нюхает и удивлённо смотрит на нового куратора.       — Чтобы перья не горели. Выдерживает даже на самой высокой температуре Даби, судя по отчётам. Так что если ты не можешь разгорячиться ещё больше, то всё должно быть в порядке. Честно, они должны были дать это вам раньше, — она качает головой со слегка противной ухмылкой.       В голове у Сатору чувство какого-то отвратного дежавю, будто он смотрит на куратора и видит совершенно кого-то другого. Он просто не может понять, откуда и почему.       Ястреб быстро открывает тюбик и промазывает маховые перья. Сатору смотрит на эти мучения, отнимает тюбик и сам смазывает перья, которые ближе к спине, аккуратно проводя пальцами и слегка массируя кожу у костей. На несколько секунд Кейго млеет под его руками, пока позади них Всемогущий с крайне смущённым лицом не прочищает горло.       Какой старик с испорченным разумом. Усмотреть здесь какой-то подтекст можно только при желании или знании.       Сатору остаётся на земле, и Ястреб взлетает вверх, но не выходит за границы очерченной площадки. Сатору щёлкает каждым пальцем, достаёт ладонями до пола и хрустит шеей.       Они атакуют одновременно.       Сатору вкладывает немного больше отрицательной энергии в тело, потому что не хочет получить перелом позвоночника, но округлённые глаза героя номер один, когда его отталкивают обычным ударом в живот с места — огромный бонус. Даже если мужик успевает поставить блок, это всё ещё очень мило, особенно с перьями сзади, на которые натыкается его спина.       Ещё милее, когда Сатору даже не пытается поставить блок на очевидный пинок, потому что удар просто не проходит.       Но герой быстро соображает, что барьер вполне пропускает воздух или вибрацию.       Это превращается в своеобразные салки: Сатору постоянно пытается сократить дистанцию, пока Всемогущий отдаляется на пару шагов и пытается ударить его ударной волной от собственного пинка или хука. Но с этими салками герой забывает о Ястребе, который резко сокращает дистанцию и ударяет прямо в голову.       Всемогущий отвлекается, и тогда Сатору запускает огонь.       Стена синего пламени горит ярко, обжигающе, однако пропускает перья. Которые горят, но не сгорают.       Ястреб держит Всемогущего в напряжении с постоянной сменой дистанции, и герой прыгает вверх, пытаясь достать Ястреба и сбросить вниз. Как будто Сатору позволит.       Он хватает за ногу Всемогущего и впечатывает в пол изо всех сил. Пол трещит. Поднимается пыль.       — Думаю, юноши, пора повысить ставки.       Он снимает утяжелители с грохотом большим, чем до сих пор раздавался в помещении. Сатору ухмыляется.       Они спаррингуют долго. Несколько раз Всемогущему даже удаётся достать самого Сатору, когда тот взаимодействует физически с Ястребом, и это раздражает. Настолько, что Сатору забывается и использует безграничность, притягивая Всемогущего к полу изо всех сил.       — Ты… Ты связан с Все за одного, да? Зачем же ты спутался с ним, мальчик мой?       Сатору непонимающе поднимает бровь и отправляет Ака прямо на героя. Тот уворачивается. И в полу теперь огромная дыра.       — Я без понятия, о чём ты, старик.       — Даби, — сзади шепчет Ястреб, уже поджигая несколько перьев от синего пламени в руке Сатору, — это немного перебор.       Сатору обиженно поджимает губы.       Ястреб отправляет перья прямо в раненный бок Всемогущего.       Ни одно из перьев не попадает, остановленное рукой, но наконец-то первая кровь за ними.       Через секунду шея Ястреба оказывается в огромной, мозолистой руке. Сатору не успевает шелохнуться. Не успевает что-либо сделать.       — Думаю, мальчики, этот раунд за мной. На этом…       Сатору ударяет прежде, чем успевает подумать. Всемогущий улетает за пределы ринга, за пределы стены, за пределы здания. Сатору успевает подумать, прежде чем послать искру пламени, которая взрывается прямо в лицо Всемогущему.       — Ты в порядке? — Сатору спрашивает, осматривая шею Ястреба. Тот хрипит и пытается глотнуть воздуха. На первый взгляд кадык не выбит, беспокоят только огромные красные следы на коже, которые превратятся в гематому позже.       Их куратор давно ушла, оставив на попечение этому ублюдку. Но камеры…       С другой стороны, волнует ли это его сейчас?       Нет.       — Жить буду, — хрипит Кейго в ответ, рукой потянувшись к бутылке воды на столике возле целой стены. Та моментально оказывается у него, и Кейго жадно глотает. — Твой огонь мне слизистую высушил.       — Прости. Синяки надо помазать…       Ястреб резко поворачивает голову в сторону звука, и Сатору притягивает Всемогущего в пыли к полу прежде, чем сам слышит звук.       Ястреб поднимается на ноги первым, протягивая руку Сатору. Тот усмехается, берёт её, и они выходит подальше из этого зала.       Ла Брава проникает в облачное хранилище и стирает записи.       Ничего нельзя сделать с огромной дырой (с несколькими, если уж на то пошло), но пока никто не знает, как именно это произошло, всё в порядке.       — Всемогущий хочет спарринговать с тобой, — куратор стучится в дверь и облокачивается на косяк.       — Перехочет, — отвечает Сатору и демонстративно включает приставку.       Сначала у него было искушение помочь этому человеку. Было искушение узнать о такой странной причуде больше, чем то, что он видит своими собственными глазами. Но после этого спарринга? Он не хочет лишней головной боли.       Всемогущий приходит ещё раз. Потом меняет тактику.       Ястреб приносит в его комнату фруктовую корзину и смотрит на неё, будто это бомба замедленного действия.       — У меня попросил прощения Всемогущий. Сказал, что переступил черту, — поясняет он, ставит корзину на пол и отходит на пару шагов, разглядывая с подозрением. Они обходят её за метр, пока Ястреб не решается понюхать фрукты, пожать плечами и схомячить в течение дня.       Умный ход. Но поздно.       Однако после всего этого Ястреб не выдерживает и рассказывает Фуюми. Фуюми не выдерживает и рассказывает остальным.       — У тебя любовная ссора со Всемогущим, — она подло улыбается, тыкая в него пальцем, когда он приходит ужинать.       Сатору обиженно ойкает и смотрит на Кейго в поисках поддержки.       — Честно, я себя сейчас даже парнем не чувствую, — Ястреб прижимает руку к сердцу и опрокидывается на спинку стула, закрыв глаза.       Шото смеётся над ним. Нацуо пытается расспросить подробности поединка.       Ночью Сатору доказывает Кейго, что они очень даже сейчас активно встречаются. А потом видит синяки и преисполняется чувством, что, если герой не отстанет, поиздеваться над ним будет лучшей стратегией.       Где-то посреди собственного балагана Сатору просит Ла Браву достать информацию о «Все за одного». В трубке очень звенящее молчание.       — Ты серьёзно?       — Я не про то, кто именно он такой, — Сатору вздыхает, параллельно гугля информацию и высматривая сводки последних новостей, — мне интересна связь со Всемогущим.       — Злодей номер один решил свергнуть героя номер один. Что тебе ещё надо?       — Но они же сталкивались до его становления номер один, да? В общем, покопайся, пожалуйста.       Сатору даже «пожалуйста» произносит — это уже похоже на небольшое унижение. Ла Брава устало вздыхает и кидает трубку.       Она зарывается в какие-то теории заговоров на реддите, которые объединяются единым фактором: возможностью передачи причуды. Что большая часть прислужников злодея работала не из страха, а из благодарности за возможности, которые мог дать им Все за одного. А мог и не дать. В зависимости от настроения.       Сама идея передачи причуды, генетического фактора, звучит смешно. Однако Сатору смотрит на собственную бесконечность поверх кожи, и что же, он тоже не должен был получить свои глаза в этом мире. Но вот они здесь.       — Иди и сразись с ним, — приказывает куратор на следующий день, уставшая от визитов Всемогущего на сверхсекретную (или уже не очень, Сатору не уверен) базу комиссии.       Сатору слушается. Приходит в тренировочную комнату, садится посреди ринга и говорит Всемогущему:       — Бей.       Тот, зараза, не бьёт. А было бы смешно со стороны, Сатору уверен. Куратор встаёт вдалеке возле стеночки и лениво наблюдает за ними, в этот раз не решаясь оставлять героя номер один наедине со своим активом. Впрочем, достаточно далеко, чтобы не слышать, о чём будет разговор.       — Сатору-кун, — начинает Всемогущий свою речь, и Сатору показательно лезет в телефон, просматривая ленту инстаграма. Каччан затащил Шото в поход! Вот это недовольная рожа, умора. — Я понимаю, что обидел тебя. Мне хотелось бы разрешить это недоразумение между нами, чтобы в будущем…       — В отличие от вас, — Сатору перебивает, всё ещё просматривая ленту; шортсы с котиками – его слабость, — мы ни разу не попытались вас убить. Вы же, как только результат вас не устроил, решили выйти за пределы спарринга. Угрожая нам напрямую.       Сатору продолжает бессмысленно листать ленту. Всемогущий молчит. Становится немного неловко.       — Я не обижен, — Сатору устало вздыхает, откладывая телефон и решая разжевать всё чётко. — Я вообще ни на кого не обижаюсь. Я раздражён.       — Пожалуйста, подскажи, как я могу это исправить?       — Перестаньте ко мне лезть? — предлагает Сатору, поднимая бровь. Всемогущий не двигается с места.       Все эти извращённые факторы причуды, Все за одного, передача сил от одного другому и прочая чушь — то, во что Сатору не хочет лезть.       — Я больше года активно действовал на улицах. Я перекрыл несколько портов, в том числе токийский, который находился вне моей компетенции, для торговли людьми ради причуд. Из-за чего правительство наконец-то ужесточило законы по этому поводу, ведь они перестали получать проценты с продаж, — Сатору крутит телефон в руках. — И они воспользовались этим, чтобы заработать очки социального одобрения. И я ни разу не слышал о Все за одного. Так что я подумаю о том, чтобы перестать раздражаться, если ты мне расскажешь, как я могу быть связан со злодеем, который, судя по последним сводкам, уже почти десяток лет сидел в Тартаре, а теперь и вовсе сгорел.       Всемогущий корчит мину. Такую, не раздражённую, а когда тебе явно задают вопрос, на который ты не хочешь отвечать.       — У него всегда были способы… выжить, даже когда это было невозможно, — говорит Всемогущий. И это самая огромная отмазка, которую Сатору когда-либо слышал в своей жизни. Даже когда Юджи не делал домашнее задание и говорил «извините, сенсей, я забыл», хотя его комната в пяти минутах ходьбы от класса. — Поэтому твоё владение несколькими причудами одновременно заставило меня подумать, что он вновь взялся за старое…       Всемогущий не хитрый. Он не политик. Сатору, впрочем, тоже, но хотя бы умеет держать лицо.       — Если вы не понимаете, как работает моя причуда, это не значит, что их несколько. Вот в тебе точно несколько причуд, но я же не говорю, что ты связан как-то с великим злодеем века и прочее дерьмо, — Сатору пожимает плечами, встаёт и собирается уходить, когда его пытается остановить рука.       Он поворачивается, выгибает бровь и аккуратно отталкивает руку с барьера.       — Несколько причуд?       — Ну, да. Несколько факторов. Видимо, неосвоенных, раз ты так удивлён.       Что-то то ли в потерянном взгляде, то ли в позе не даёт Сатору уйти так, как он хочет. До сих пор хочет, честно.       Но они оба садятся на пол и Сатору говорит, что видит. Как эта причуда искажена. Как может пожрать тебя заживо абсолютно буквально. Теория сингулярности, все дела.       — Понятно. Спасибо огромное, мой мальчик, что объяснил, — Всемогущий кланяется напоследок и собирается уже уходить, когда Сатору окончательно понимает.       Чем больше он рассматривал эту причуду, чем пристальнее пытался разобраться в переплетении сил, тем яснее он видел, что причуда не привязана к генетическому коду носителя. То есть это причуда, которую Всемогущий получил от другого. Который получил её от другого. И так до первого носителя.       И он собирается передать её вновь.       Кому-то, кого убьёт.       — Я знаю мальчика, — Сатору говорит в удаляющуюся спину, — который хочет стать профессиональным героем. И у которого нет причуды. У него твёрдые намерения. Он уже тренируется. И хороший моральный компас.       Всемогущий останавливается.       — И твоя причуда не убьёт его.       Он записывает адрес Мидории на клочке бумажки, который отрывает от каких-то документов куратора. Она корчит на него мину «ты серьёзно, что ли», но позволяет оторвать клок.       — Тебе решать, что с этим делать.       Он прощается со Всемогущим. В надежде, что ближайший год до дебюта они больше не встретятся.       Надежда, впрочем, умирает последней.       Дома Шото накидывается на него в детской истерике с кулаками.       — Деку способен стать героем без причуды! — кричит он и бьёт кулаками по бесконечности. — Я только вбил ему это в голову, только он воспринял тренировки всерьёз, и тут вмешиваешься ты! Зачем? Ради чего? Потешить эго? Серьёзно?       Сатору немного горд такой эмоциональной реакции. Раньше бы на него взглянули с пренебрежением. Сам факт того, что Шото так открыто выражает своё разочарование, его радует и заставлять растрепать двуцветные волосы на макушке.       — Деку сам решит, что ему делать. Ты дал возможность. Дальше дело за ним.       — Да, конечно, в обществе, которое помешано на причудах, где его гнобили всё детство, а он рыдал в ответ, Деку решит, что докажет им всем.       Шото обижается на него. Не выходит к ужину и игнорирует вечернюю тренировку. Сатору решает дать время остыть младшему.       — Это вообще безопасно? — спрашивает Нацуо перед телевизором, когда они садятся смотреть фильм.       — Я считаю, что ты правильно сделал, — Фуюми фыркает и отнимает миску попкорна, — потому что под протекцией героя номер один явно безопаснее. И обещание причуды… С причудой тоже лучше, чем без неё.       Сатору улыбается, глядя на экран.       — Пусть лучше эта сила будет у хорошего ребёнка, чем у кого-то другого, — оправдывается он, и они вместе замолкают.       Проходит время, и Шото всё ещё не простил его. Он делает вид, что ему всё равно во время ужинов и просмотра кино, даже во время тренировки, но какая-то нелепая угрюмость висит над ним, словно облако.       Меньше смеха. Никаких попыток прикоснуться. Не пишет первый.       Сатору пытается пойти на контакт, но все попытки игнорируются стеной молчания или односложным «Хм». Ничего не остаётся, кроме как ждать.       Всемогущий больше не приходит на базу с просьбами спарринга. Куратор больше не предлагает им другого героя.       Им подготавливают почву для дебюта. Ястреб заводит инстаграм и выкладывает прекрасные виды с высоты птичьего полёта. У их куратора нет вопросов, откуда у них телефоны. Или откуда фотографии, потому что за те три выходных, в которые они отпрашивались, невозможно сделать столько фотографий. Теоретически, конечно, можно, но тогда надо заниматься только ими.       Их куратора устраивает «теоретически».       Сатору заводит твиттер и размышляет о бренности бытия и современном кинематографе — он и раньше любил смотреть и разный трэш, и блокбастеры, и авторское, но запойная волна киномарафона Нацуо поселила в его голове слишком много мыслей. Теперь он обязан поделиться ими всеми со всем миром.       Почему-то его аудитории заходят только трэш-истории про то, как Нацуо разбил себе нос дважды на одном месте, а потом рыдал, что больше не хочет иметь нос, потому что иметь нос – больно.       Их готовят. Они репетируют речи перед камерами, интервью, что делать, если к тебе подойдут за автографом.       Их пропускают через машину психолога. Обоих. Порознь и вместе. Говорят, о том, что другой сказал вот так, и этот ответ отличается от твоего, Даби-кун, хотя Сатору точно знает, что это ложь.       — Что ты ответишь, когда спросят про твои отношения с Ястребом? — спрашивает куратор.       — Что-то с квирбейтингом, — отвечает Сатору. — Молодая аудитория такое любит. Вроде как.       Куратор вздыхает и идёт дальше.       — Вы скоро дебютируете. У комиссии есть несколько вариантов ваших костюмов, но вам позволено добавлять детали по мере нужды. А также, если вы аргументируете, зачем именно нужны изменения. Держите, — она пихает две папки им в лицо. — Изучите.       Сатору с опаской открывает свою собственную и видит… ну, он не совсем уверен, что именно. Кажется, длинные плащи критиковали ещё мультфильмы прошлого века. А тогда даже причуд не существовало.       — Я не хочу закрывать глаза — Ястреб морщится, когда рассматривает свой костюм. — Если по мне попадут, то очки просто разобьются и могут поранить лицо. Раны на лице неприемлемы. Даже если они пуленепробиваемы и обладают каким-то дополнительным интерфейсом, на них всё ещё можно воздействовать другими причудами.       Хорошая аргументация, в стиле комиссии.       Куратор просто кивает, принимая замечание.       Сатору лезет в папку Ястреба, чтобы посмотреть эскиз. Мешковатые штаны, куртка для полёта, перчатки, высокие ботинки. Яркие цвета. Не вырвиглазные, но всё равно.       Костюм кричит, что создан для какой-то обложки журнала. При этом нельзя сказать, что он не функционален. Он просто… как будто не совсем отображает Кейго.       Но им и не нужен Кейго. Им нужен Ястреб.       — Тебя даже руководство воспринимает королевой драмы, — Ястреб фыркает, когда тыкает в его плащ на эскизе. — Это смешно. Сат… Даби – боец смешанной дистанции. Плащ помешает ему в бою.       Какая-то крохотная часть мозга Сатору шепчет, что плащ очень круто будет развеваться во время боя. Он не слушает её и поддакивает Ястребу.       — Отклонено. Образ Даби-куна строится на противоречии, поэтому плащ…       — А, так вы хотите заставить меня выглядеть злодеем не только по имени, — Сатору качается на двух ножках стула, рассматривая другие эскизы. Везде чёрные плащи, байкерские ботинки, чуть ли не кожаные штаны. Различие лишь в деталях.       — Ты сам с собой это сделал, — она водит ладонью вокруг своего лица, недвусмысленно намекая на его пирсинг. — Комиссия работает лишь с теми данными, которые вы уже предоставили о себе.       — Оставь мне повязку на глазах, — требует он. Она вздыхает.       — Но ты всё ещё должен напоминать человека…       Сатору снимает очки и смотрит ей прямо в глаза. Она останавливается на половине фразы, сглатывая.       — Видишь. С повязкой я буду человечней.       Ястреб стучит ногой по его ножке стула, но Сатору мастер в качании на стуле и не падает. Вместо этого поворачивается к Ястребу, и его притягивают за подбородок, крутя из стороны в сторону голову.       — Я здесь не понимаю чего-то. Вполне красивые глаза, — Кейго говорит тихо, пытаясь высмотреть то, что пугает абсолютно всех вокруг, кроме него.       Сатору почти готов покраснеть. Вместо этого он усмехается, и бесконечность мягко отталкивает пальцы от его подбородка.       — Ты просто привык. В любом случае, — он резко и неумело переводит тему, потому что впервые ему кажется, что такой момент близости по-настоящему опасен перед чужими, по-настоящему что-то выдаёт, — задира-панк и солнечный лучик?       Их куратор прочищает горло, пытаясь взять себя в руки.       — Не совсем солнечный лучик. У вас двоих в некоторых моментах… схожая энергетика. Поэтому скорее задира-панк и задира солнышко, если выражаться твоими словами, Даби-кун.       Сатору почти хочет думать, что Кейго научился этой задиристости от него, но нет. Кейго просто видит, что хочет, и всегда получает своё.       — Верните повязку для глаз, и я соглашусь. Хотя во время боя всё может случиться с плащом…       Она качает головой, будто отрицает реальность, но принимает его ответ.       Только когда их куратор достаёт металлическую ручку с заточенным наконечником, а та летает по воздуху вокруг её запястья, словно нервный тик, до Сатору доходит.       Мама, работающая в комиссии.       Мама, отдавшая документы дочери, намеренно или нет.       Мама, которая видела фотографии выпускного. Мама, которая наверняка знала состав класса дочери. Мама, чью дочь спасли от убийства злодеем в младшей школе неким Тойей Тодороки, который просит называть себя Сатору.       Он замирает до конца их урока, хаотично пытаясь придумать, что именно надо сделать. Нужно ли что-то делать.       С одной стороны, с её появлением их жизнь немного улучшилась. С другой стороны, Сатору уже пытался сделать что-то с человеком в системе, и с такими не случается ничего хорошего.       — Сатору? — спрашивает Кейго поздно вечером, когда они укладываются уже спать.       — Мне надо уйти ненадолго. Хорошо? — бормочет он и тянется к тумбочке, но замирает. Повязка или очки?       Он берёт очки.       — С Шото что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Кейго.       — Нет, всё в порядке. И почему это должен быть Шото?.. Не отвечай. Я скоро вернусь.       Он треплет Кейго по голове и телепортируется в знакомый гараж. Не-Сёко обрабатывает собственные костяшки перекисью и чуть не роняет ватный диск, когда видит его. Сатору никогда не спрашивал, как именно не-Сёко борется с тем, с чем пытаются бороться все они, и не хочет и сейчас.       — Мне надо скопировать все файлы, которые у нас есть, на другой носитель, — говорит он ей вместо приветствия. Она фыркает и продолжает заниматься самолечением. — Нет, забудь. Мне надо, чтобы компьютер отсюда исчез. А сейчас ты бы отвела меня к себе домой.       Она хмурится и откладывает аптечку в сторону, смотря на некого с беспокойством.       — Сатору-кун? Какого чёрта?       — Как можно быстрее, — говорит он с улыбкой.       Она чертыхается, покрывает его четырёхэтажными ругательствами, но звонит Ла Браве и говорит, что их укрытие скомпрометировано.       — Ну и как ты смог умудриться спустя всё это время выдать это место? — она обвиняет его, тыкая ножом в бесконечность на расстоянии.       — Это не я. Мне нужно попасть в твой дом.       — Но… мама в последнее время не…       Сатору вздыхает, принимая то, что давно надо были принять.       — Сёко. Я не шучу.       Она резко вздыхает, напуганная собственным именем из его уст, и ведёт в дом. Гараж оказывается в двухстах метрах от обычного дома в тихом районе. Ничем не выделяющийся дом. Без особых мер безопасности.       — Даби-кун! Не виделись очень давно… Примерно часа три, — куратор улыбается ему, когда достаёт курицу из духовки. Позади неё огромный нож начинает разделывать курицу на аккуратные кусочки, отделяя мясо от костей.       Сатору не надо поворачиваться, чтобы видеть ужас в глазах Сёко.       — Сёко-тян, иди в свою комнату, ладно? Видимо, мне надо поговорить с твоим лучшим другом, раз он уж здесь.       Сёко не шевелится. Она почти задыхается, сжимает кулаки так, что из порванной кожи на костяшках течёт кровь, и твёрдо стоит на месте. Сатору слегка толкает её, и она почти падает, но поворачивается к нему с вопросом в глазах. Он подбородком указывает на лестницу на второй этаж.       Сёко уходит.       Сатору смотрит на куратора несколько долгих секунд. Она смотрит на него с фирменной кураторской улыбкой. Нож продолжает отделять мясо от костей.       Сатору шумно выдыхает и трёт затылок, а затем садится за обеденный стол.       — Вы хоть представляете, как меня доконало чувство дежавю?       — Прошу прощения, Даби-кун, — она смеётся над ним. — Но ты моё главное разочарование карьеры. Столько усилий, чтобы ты просто попал в программу, и какая-то сука забирает тебя раньше, чем успеваю я. Это очень разочаровывает.       Конечно.       Вот она, точка схождения.       Эта женщина не просто позволила дочери увидеть какие-то секретные документы. И не потому, что разделяла какие-то идеалы или принципы, в которые комиссия не укладывалась.       Нет. Наверняка фраза там, фраза здесь. Информация от Сёко тут и там, случайные упоминания безымянного друга, которого она никак не могла завести, и картина готова.       Тойя Тодороки в руках комиссии, о причуде которого даже герой номер два знает не всё.       Вместо ответа Сатору притягивает нож к себе. Куратор на секунду застывает, но щурится на нож. Ничего не происходит. Вместо того, чтобы играть в перетягивание каната, Сатору отталкивает нож плашмя в стену. Трескается и стена, и нож.       — Поверьте. Я очень много знаю о разочаровании.       — М-м-м, да, я могу сказать… — она задумчиво смотрит на то, что осталось после ножа. — Будешь поздний ужин? Пока только из духовки.       Сатору пожимает плечами. Почему бы и нет.       — И не боишься, что отравлено?       Он пожимает плечами.       — Кажется, для вас уже слишком поздно меня травить. Все эти старания и инвестиции ради простого отравления в вашем собственном доме? Звучит глупо.       Она отдаёт ему тарелку с курицей и картошкой. На Сатору на пару секунд нападает ностальгия по командировкам в Европу, но он быстро отгоняет её, когда понимает, что курица недосолена.       — Вы не очень хороши в готовке, да?       Кажется, она по-настоящему оскорбляется. Пробует курицу сама и морщится.       — Попробуй быть матерью-одиночкой со сверхсекретной работой, я посмотрю на твои навыки в готовке. На столе есть соль и соевый соус. Выбирай на свой вкус.       Сатору почти хочется сменить невежливую ухмылку на лёгкую улыбку. Сёко похожа на свою мать. Ужасно, ужасно похожа.       — Если с моими братьями или сестрой что-то случится, Сёко больше не перешагнёт порог этого дома.       Куратор замирает с вилкой во рту.       — Ты бы не посмел. Она твоя подруга.       — Она линчеватель. Много чего случается на улицах. И почему вы сразу думаете о чём-то подобном? Ну-ну, что за испорченное мышление.       По крайней мере, у этой женщины есть эмпатия. Уже неплохо для куратора комиссии.       Проблема в том, что он действительно не смеет. Особенно теперь, когда признаётся вслух в том, в чём не смел признаться со времён младшей школы.       Это не значит, что он не может угрожать.       — Даби-кун, — она фальшиво улыбается и откладывает вилку в сторону, присаживаясь на столешницу, — мне кажется, мы как-то плохо начали с тобой.       — Вы человек комиссии. И вы слишком много знаете. Настолько много, что я предпочёл бы видеть вас мёртвой, если честно.       Он с поддельным интересом рассматривает кусок картошки на собственной вилке.       — И я могу понять тебя. И твои стремления изменить комиссию изнутри ради своих братьев и сестры. Ты уже так много сделал.       Подлизывание не поможет, у Сатору самооценка на адекватном уровне. Но за подлизыванием точно следует какое-то предложение, поэтому он переводит взгляд на неё, спуская очки на кончик носа.       — Я могу представить тебя президенту. Смогу убедить, что лучший следующий кандидат на управление — кто-то, кто работал на поле, кто понимает самые худшие стороны злодеев и героев.       — И какого чёрта тебе нужно от меня? — искренне интересуется он, потому что бесплатного сыра нет даже в неработающей мышеловке.       — Понимаешь, в какой-то момент я очень далеко зашла. И сейчас мне очень хочется на пенсию, но в нынешнем положении могу уйти с этой работы только вперёд ногами. Однако, если бы я завершила один крупный проект, по-настоящему масштабный, который превысил бы пользу от моей работы угрозу знаний…       Сатору фыркает. Он не верит в это ни на йоту. Если у неё будет успешный масштабный проект, они скорее ещё сильнее свяжут её по рукам и ногам, чем отпустят.       Это не имеет смысла.       — То, что они хотели сделать с тобой… Это трата таланта. Трата возможностей. Трата влияния на мировой политической арене. Хочешь ты того или нет, ты способен стать сильнейшим номером один. Не просто в Японии. Возможно, в мире. И я сделаю всё, чтобы довести тебя туда.       Когда у тебя в кармане про-герой номер один, ты можешь позволить выйти себе на пенсию.       Сатору неверяще смотрит на куратора.       Они хотят сделать его новым символом мира.