Проклятье

      Сатору ставит поднос на стол со вздохом и садится, хмуро глядя на еду. Ястреб садится напротив и вопросительно смотрит, но Сатору отмахивается. Жалко только, что Ястреб слишком настойчив.       — Ну что. Ну что. Ну что? — повторяет он и пытается каждый раз тыкать в щёку, останавливаясь в паре миллиметров от кожи.       Сатору смотрит на вполне обычный завтрак: яйцо, пару сосисок, помидор, брокколи, стакан чая. Смотрит и не может понять, что не так.       — Поменяемся едой? — в итоге говорит он. Ястреб, пожав плечами, меняет их подносы местами. Проблема только в том, что от еды Ястреба точно такое же странное чувство неудовлетворения.       Сатору делает первый укус и еле замечает, как в нескольких миллиметрах от губ застревают мелкие белые песчинки.       Он выбивает палочки с куском яичницы из рук Ястреба с оглушительным звоном. Ещё одна секунда, и было бы поздно.       — Что за хрень? — обиженно вопит Ястреб и машет рукой, параллельно дуя на неё.       Сатору молча собирает песок вокруг рта пальцем. Он застревает на слое бесконечности, и Сатору еле удерживается от того, чтобы сжечь всё это. Не хватало ещё смертельных паров.       — Отравлено, — поясняет он.       Ястреб замирает.       — Оба подноса? — из последней надежды уточняет он. Сатору не удосуживается ответить.       Он не уверен, действительно ли его хотели отравить. Возможно, его хотели проверить. Предел его бесконечности. А если отравят — то и хорошо.       Даби официально устраивает голодовку.       Сатору завтракает, обедает и ужинает в родном доме, и Фуюми не успевает готовить на всех разом, поэтому приспосабливает Нацуо. Сатору задумчиво кидает фрикадельку в рот, размышляя, были ли приняты меры скорой помощи для Ястреба. Или «Даби» становится для них настолько неудобным уже в подростковом возрасте, что они решают отказаться даже от своего выигрышного проекта?       Но в той же мере, в какой они задевают его любопытство, они задевают его гордость. Они всё же тронули Ястреба. Они посмели допустить его отравление.       Он заходит в гараж не-Сёко, всё ещё слишком задумчивый. Не-Сёко это не нравится.       — Данные расшифрованы? — спрашивает он и плюхается на диван, тут же подбирая пачку мармеладок со стола рядом.       — Манами закончила примерно на половину. Но то, что уже есть…       Сталь вонзается ровно в центр мишени для дартса. Сатору размышляет, сколько во всём этом его влияния, и решает не думать о чём-то таком бесполезном. Смерть есть смерть. Воспоминания есть воспоминания.       — А что потом? Допустим, комиссия распускается. Герои всё равно не могут существовать без управляющего органа. Они проведут ребрендинг. Соберутся под другим именем. И станут ещё хуже, зная, как легко их можно разрушить. И это в лучшем случае, если они не смогут настоять на том, что все документы — это фикция.       — Что именно ты здесь говоришь? — не-Сёко впервые на его памяти огрызается не просто на него, а вообще.       — Дай мне время. Я…       — Что? Разрушишь их изнутри? Не смеши меня, Сатору! Тебе сколько, пятнадцать? Шестнадцать? Сколько времени для этого понадобится? Десять лет? Нельзя столько ждать, когда люди страдают!       — Дослушай, прежде чем перебивать, — спокойно говорит он, и не-Сёко сдувается, как воздушный шарик, будто пристыженная. — Я возглавлю комиссию к двадцати.       Он складывает ладони вместе и опирается подбородком на пальцы, размышляя. И ловит себя на мысли, что это абсолютно точно жест Шото, который всегда был собственным жестом Годжо, который от него переняли.       — Но мне нужно безопасное место. Которое никто не найдёт. Мы будем накапливать всю информацию. Мне нужно больше материала шантажа. Мне нужны слабые места. Мне нужно знать всё, что можно использовать.       Не-Сёко только качает головой.       — Ты всегда был гением, но даже для тебя это перебор.       Сатору ухмыляется.       — Не я буду делать основную работу.       Вечером, сидя на полу возле кровати, Ястреб говорит ему:       — Не дразни их. Молчи. Пусть думают, что у тебя уже меньше энергии, чем обычно. Когда они попытаются воззвать к разумности, скажи, что жил на улице и знаешь, как голодать. Взови к их жадности: что я настолько беспокоюсь за тебя, что сам перестаю есть и пытаюсь впихнуть еду в тебя насильно.       Сатору лежит на кровати и опускает голову Ястребу на плечо, поднимая ноги вверх и стуча ими по стене. Мир перевёрнут, но именно в таком положении пальцы Кейго особенно приятно расчёсывают пряди волос.       — Они уже травили тебя. Разве это сработает?       — Они контролировали это. Мои эмоции — то, что они не могут контролировать, поэтому результат им неизвестен. — Кейго прекращает почёсывать чужую голову и сам поворачивается, чтобы посмотреть в голубые глаза. — Хорошо, что ты уже тощий, как палка. Под одеждой не понять, насколько ты на самом деле не худой.       Сатору фыркает и отворачивается, полностью ложась на кровать.       — А если они поведут тебя на нижний этаж?       — Вероятность есть, — Ястреб пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного, — но риск для них больше. Для них ты в слишком нестабильном состоянии, чтобы предсказать реакцию, и если они это сделают, они ударят тебя по тому же триггеру. Кто знает, что тогда ты сделаешь?       Сатору смеётся.       Действительно, даже он сам не знает, что сделает в этом случае.       Но вместо самого Даби на следующий день к куратору вызывают Ястреба.       Сатору устраивает небольшую сцену, отказываясь его отпускать прямо перед дверью, и Ястреб подыгрывает ему, пытаясь вырваться и одновременно успокоить. Они оба не знают, сколько в этом настоящей игры.       Ястреб очищает выражение лица и заходит внутрь.       — Ястреб-кун, — говорит она и просит присесть напротив неё. — Можешь ли ты сказать, как именно Даби смог распознать яд?       — Чутьё, — тут же выдаёт он, нисколько не смущаясь формулировки. — Он мог сказать, что с едой что-то не так, ещё даже до того, как присмотрелся к ней или понюхал. Возможно, его насторожило что-то в поведении поваров.       — А почему же ты не заметил?       Ястреб не отводит взгляд.       — Обеденная зона – зона вне тренировок. Я… не мог предположить, что, потратив на меня столько средств, вы будете проводить подобное… учение.       Он несколько раз почти запинается, но в целом справляется хорошо.       — Даби действительно влияет на тебя. Ты уже говоришь почти так же, как он, — она высказывает максимальное неодобрение. — другой важный вопрос: смог ли ты понять, как работает его барьер? Как именно после того, как он проглотил кусок, он смог избежать отравления?       Ястреб вспоминает порошок в нескольких миллиметрах от губ, который Сатору стирает. Который висит над пальцами. Который даже не касается кожи. Не часть еды, а сам порошок. Будто бы барьер самостоятельно отфильтровывает…       — Ничего общего с барьером. Он сжёг еду внутри рта, как только понял вкус. Предполагаю, что раньше его уже пытались отравить подобным образом.       Куратор хмурится, недовольная его ответом. Но она знает, что он не станет ей лгать.       — Что ты можешь сказать о его прошлом?       Ястреб поджимает губы.       — Ничего хорошего. Сумасшедшая мать. Отец поднимал руку. Периоды голода. Пытался сбежать, но не смог. Оказался на улице только благодаря смерти.       — Имена родителей?       — Он не любит про это говорить, и если я давлю, отдаляется, — Ястреб сокрушённо качает головой. Он прекрасно знает, что из него плохой актёр, но добавлять правду в ложь всегда его спасает.       — Так когда закончится его детское поведение? — куратор стучит пальцем по столу. Она выглядит чуть более довольной, чем после ответа про яд, хотя явно раздражена.       — Иногда мне удаётся заставлять его съесть хоть что-то, но Даби не остановится, пока не добьётся своего. Разговаривает меньше. Больше спит. У него действительно есть опыт, как пережить голод.       Для пущего эффект Ястреб сжимает ладони в кулаки на коленях и смотрит в пол. Самый максимум эмоций в кабинете, где не позволено проявляться эмоциям, чтобы руководители рассчитывали, что он действительно обеспокоен и говорит им все свои ужасные предположения.       — Свободен, Ястреб.       Ястреб кланяется и уходит.       Сатору тут же хватает его под локоть и ведёт в свою комнату.       — И как прошла экзекуция? — он спрашивает до крайности весёлым тоном, садится на пол возле кровати и хватает пульт, чтобы выбрать фильм.       Ястреб плюхается на кровать, внимательно смотря на трещину на потолке. Краем глаза Сатору сканирует его: нет ли скрытых повреждений, не ерошили ли ему перья и прочее дерьмо. Становится немного лучше, когда приходит понимание, что не сделано ничего плохого физически.       Правда, это не значит, что они не могли залить яда в уши.       Ястреб бездумно тыкает в шею Сатору настолько много раз, что тот раздражается и вновь включает бесконечность. Палец Ястреба застывает в сантиметре от обнажённой шеи.       — Это ведь не причуда?       Сердце Сатору сбивается с ритма на несколько ударов. Он не дышит. Он не видит.       Но когда он поворачивает голову к Кейго, он может только поджать губы, чтобы не дать вырваться бессмысленному вздоху. Он зарывается носом куда-то в чужой живот, абсолютно не понимая, какое сейчас у него выражение лица.       Возможно, смущённое.       Возможно, слишком восторженное.       В этом мире, где у каждого есть своя супер-способность прямо из комиксов, а некоторые из них выходят за грани любых законов логики, чтобы кто-то поверил… Что его сила — это его энергия, а не какая-то врождённая супергеройская чушь…       Возможно, совсем немного. Совсем чуть-чуть.       Но ему действительно повезло найти такого друга.       — Тебе надо нормально познакомиться с моими братьями и сестрой. Ты им понравишься, — тихо шепчет он, слегка отстраняясь. — Устроим небольшой семейный ужин, ты сможешь своровать всё что угодно из дома Старателя…       И Кейго всё равно понимает, что это такой способ сказать «Спасибо».       Сатору ещё несколько минут наслаждается звуком своего голоса и поглаживанием по голове, пока собирается с мыслями.       — Как ты понял? — в конце концов спрашивает он, возвращаясь в реальность. Ему необходимо знать, как именно он может спалиться. Он уже слишком долго торчит здесь, но если смог понять Ястреб, сможет понять и куратор.       — Яд, — отвечают ему, но поглаживания по голове не прекращаются. — Твоя бесконечность пропустила всю еду, но оставила именно яд на поверхности. При этом твоя легенда в том, что барьер является ответвлением защитного механизма твоего огня. Оно просто не состыковывается.       Хороший момент.       По крайней мере, их больше не будут пытаться отравить.       (Он может немного верить в лучшее.)       — Хорошая соображалка, герой.       Ястреб внезапно покрывается лёгким румянцем от комплимента и начинает прихорашиваться, несколько раз проведя свободной рукой по своим перьям. Позёр.       — Так. Ты хочешь мне рассказать, что именно это такое?       Сатору, если честно, не хочет. Но у него нет выбора.       Он ковыряет пальцем свой единственный шрам в ладони, когда подбирает правильные слова в голове. Тот факт, что он никогда об этом не говорил открыто, не помогает. Не помогает и то, что он не уверен во всей этой теории перерождения.       — Когда ты умираешь, у тебя есть выбор, куда отправиться: север, если хочешь стать новой версией себя, и юг, если хочешь вернуться к тому, кем был раньше. Я выбрал. И протащил свои прошлые силы с собой.       Он останавливается, пытаясь уловить какие-то изменения в атмосфере. Какое-то неверие, напряжение. Но его по-прежнему продолжают гладить по волосам в полной тишине.       — Внутри это чем-то похоже на фактор причуд. Проклятая энергия. Я не уверен, была ли это другая вселенная или просто прошлое столетие. Возможно, проклятая энергия аккумулировалась в причуды. Я не знаю. Я не хочу знать.       Это так просто было бы выяснить. Даже если за столетие следы бы зачистили, поискать информацию о случае в Сибуи было бы презрительно легко. Сатору никогда этого не делал. Нацуо тоже. Шото отринул всё, что было.       — Проклятая энергия была везде, люди не контролировали её. Когда проклятой энергии становилось слишком много, появлялись проклятия. Монстры. Мы, маги, должны были их убивать. Люди не знали о нас. Существовали скрытно. А потом случился апокалипсис. Мы начали дохнуть.       Он прерывается. Он не знает, о чём именно здесь хочет или может сказать. Сколько нужно сказать. Но, возможно, что-то просто необходимо пояснить вслух, чтобы в следующий раз Кейго смог понять, из чего произрастают все желания.       — Я был сильнейшим. Буквально. Половина моих учеников жила и обучалась только за счёт моего имени. Я мог делать, что хотел, потому что никто физически не был способен мне помешать. А потом воскрес король проклятий. Итак, умер, не дожив до тридцати.       И он продолжал говорить. Как всё вспомнил. Как в этот мир пришёл Шото, а потом…       — Ох, — вздыхает Кейго, и на одну ужасную секунду волосы прекращают гладить. — Они твои ученики.       — Они мои дети, — признаётся Сатору. В каждой жизни несчастные сироты.       Они молчат. Кейго что-то напевает, не совсем человеческое, но и не птичье. Что-то просто утешительное. Сатору наслаждается тишиной и возможностью, что может кому-то рассказать.       — Ни брака, ни родных детей? — в шутку спрашивает Кейго, слегка потянув за волосы.       Сатору смеётся.       — Спасибо, что рассказал.       — Если ты кому-то расскажешь, тебе всё равно не поверят, — Сатору пожимает плечами.       Удивительно, насколько теперь эта история кажется далёкой. Пусть это определило его нынешнюю жизнь. Пусть это травмировало. Пусть это огромная тайна до конца дней на его плечах. Однако теперь Сатору по-настоящему ощущает: это — другая жизнь. Пусть и не такая уж чужая, но уже очень далёкая.       Ни слёз. Ни паники. Ни разочарования.       Только тихая печаль.       — Так что, ты педофил? — Кейго продолжает шутить. Сатору понимает, что шутки продолжаются, потому что другой всё ещё пытается полностью обработать и принять всю новую информацию.       — Химия мозга физически влияет на личность, так что нет. У меня просто чуть больше воспоминаний.       — Фу, зачем ты так серьёзно отвечаешь на идиотский подкол? — Кейго ноет.       — Ты спросил, я ответил. Мало ли какая хрень на полном серьёзе может всплыть в твоей голове позже. Лучше быть честным.       — Всё, прекрати это. Ты слишком серьёзный.       Кажется, это и правда вызывает почти физический дискомфорт у Ястреба. Но Сатору чувствует себя каким-то слишком плавучим, бескостным, чтобы быть способным на остроты. Ему доверяют. Ему верят. Он наконец-то не переваривает всё в своей голове снова и снова.       Он сможет поговорить об этом с кем-то, если захочет.       — Что мне сказать куратору? Она продолжает требовать отчётов о тебе. Рано или поздно мне придётся что-то дать.       Ох, неприятность.       Они никогда настолько прямо не обсуждали, что Ястреб даёт какие-то отчёты о нём. Они оба знали, что знают, и этого достаточно. Признать подобное вслух слегка неприятно.       — Скажи, что я тебе доверился. Что у меня на самом деле где-то есть живая семья. Что для меня они мёртвые, но их тел я не видел. Что-то, что не будет опровергать сеансы у доктора, потому что я уже говорил о их смерти, и что-то при этом неожиданное. Это вызовет достаточно волнений.       Ястреб мычит и затягивает Сатору на кровать рядом. Тот закидывает ногу на чужие ноги и пропихивает одну свою руку под чужую шею, оказываясь за спиной.       — Разве тогда они не проведут тест ДНК? У них наверняка есть образцы Старателя. Даже если они не могут взять образец у тебя напрямую, им достаточно взять твою зубную щётку.       — Это легко решить. Просто оставь свою щётку у меня, я оставлю у тебя. Или вообще буду чистить зубы дома. Разберёмся.       — Ну, твоё слово последнее.       Они смотрят фильм, и Сатору впадает в полусознательное состояние: не совсем дрёма, но уже не может сформулировать предложения. Он теряется в неге, забывая о всех проблемах и несчастьях вне их маленького счастливого пузыря комнаты.       Но следующий день наступает. Никто не хочет говорить с Сатору по поводу его голодовки, и это начинает вызывать беспокойство. Потому что ещё сутки, и комиссия поймёт, что у него есть альтернативный источник питания. Что он в любой момент может сбежать от них.       Итак, он притворяется слабым. Он даёт Ястребу повалить себя на пол, пусть и с включённой бесконечностью. Он пытается экспериментировать с лечением другого человека на Ястребе, чтобы просто вымотать себя.       Его пытаются брать измором.       Сатору злится.       Он прокрадывается на кухню посреди ночи, открывает рецепты в интернете и за пару часов готовит ужин, обед и завтрак на несколько человек. Следуя рецепту, даже он может приготовить курицу в соусе терияки, особенно если уже есть готовый соус.       Они отсматривают материал камер с утра, и тогда зовут его, считая, что он в конец ошалел от голода. Итак, он идёт в кабинет куратора, Ястреб позади него, в кармане — недоеденный чупа-чупс.       — Даби, — она устало приветствует его, недовольная, что он смог пробраться аж до кухни, ни разу за стриггерив систему безопасности, — чего ты хочешь? Даже ты должен понимать, что твоя смерть на данном этапе не выгодна не только тебе, но и нам.       В целом, в общем-то, нет. Они бы точно убили его, будь у них возможность.       Это как вложить несколько миллионов долларов в пилотный эпизод сериала, снять его, а потом отменить всё шоу. Предотвратить будущие возможные потери.       — Документ. С печатью. Подписями. Что комиссия по общественной безопасности никогда не будет прямо или косвенно участвовать, содействовать и прочие глаголы в причинении серьёзных увечий и моей смерти. И Ястреба.       Тогда куратор позволяет себе смешок.       Грёбанный смешок.       — В трёх экземплярах, — добавляет он, чтобы она повеселела ещё больше.       — О, мальчик, ты совсем заблудился в своих фантазиях…       — Думаешь, я не знаю, сколько детей вы убили? — перебивает он. — Сколько совсем недавно покончили с собой из-за ваших экспериментов по усилению причуд?       Она прекращает смеяться.       — Не смей угрожать комиссии. Слово Ястреба против…       — Ой, — Сатору улыбается, стягивая повязку с глаз на шею, — кто сказал, что у меня нет документов с электронной подписью бывшего президента?       На самом деле, у него нет. Ла Брава ещё даже не расшифровала половины, но там точно нет данных по их секретной программе. Это не значит, что их нет где-то в этом здании.       — Я жалею о том дне, когда подобрала тебя с улицы, — говорит она.       Итак, теперь всё обострится. Всё будет очень сложно.       Сатору готов.       Главное, чтобы к этому была не готова комиссия.       Они составляют контракт. В трёх экземплярах. На них стоит официальная красная печать и печать самой комиссии.       — Ещё какие-то невыполнимые пожелания? — саркастично спрашивает она.       — Ой, конечно же! — возбуждённо отвечает Сатору, дочитывая третий раз до последней строчки. — Перестать сажать злодеев в тюрьму. Более активно использовать смертную казнь над супер-злодеями. Проводить открытые дела над теми, кто пытается подорвать авторитет героев, чтобы показать, что вы не боитесь их. Как вам идея?       Она хмыкает и отпускает его.       (Сатору ещё не знает, но в будущем он пожалеет.)       Они празднуют в комнате, как настоящие подростки, стащив пиво из холодильника дома Тодороки, под какой-то фоновый фильм ужасов и жужжание радости победы в воздухе. Как настоящие подростки, они ещё не понимают, что ни Даби, ни Ястреба юридически всё ещё не существует, поскольку у них нет геройских лицензий.       — Так! Когда я официально познакомлюсь с твоими сиблингами? — Кейго допивает третью банку и смотрит огромными глазами в ожидании решения.       Глаза Ястреба — первое, что Сатору увидел когда-то в этой комнате. Первое, что впечатлило Сатору. И когда в этих глазах с внезапно очень широкими зрачками отображается такое очевидное нетерпение (а ещё обожание, невыносимое обожание), выбора не остаётся.       — Послезавтра, — решает Сатору, допивая свою банку. — Я спрошу завтра, и послезавтра ты придёшь максимально официально.       Завтра наступает очень быстро.       Опять школьная программа, обед, который в этот раз полностью съедается, тренировки.       Следующий поход к комнате с браслетами и радужным плакатом заканчивается тем, с чего Сатору давно хотел начать. Они не говорят о голодовке. Они не говорят об отравлении.       — У меня был подопечный, — выдаёт он на её вопрос о семье. — Однажды им завладели ментально, и он делал вещи, которые сломали его. С тех пор он слышал голос в своей голове. Но он был ребёнком семи лет. Он даже не мог понять, что является его триггером. И у него не было возможности обратиться за помощью.       В её глазах за очками появляется искра. Настоящая, которую Сатору видит в глаза Ястреба, когда он кого-то удерживает от падения во время тренировки, или у Нацуо, когда он лечит их травмы. Желание помочь.       — Что с ним сейчас?       — Мёртв, — просто отвечает Сатору, еле улыбаясь. Искра в её глазах затухает, и они некоторое время молчат.       — Это было самоубийство?       Сатору размышляет, как на это можно ответить.       — Он сдался. И я действительно хочу знать, мог ли я как-то помочь.       Она размышляет над ответом. Потому что она понимает, что это какая-то ловушка, но также знает, что он говорит правду. Смешно, насколько сильно полагаются люди на причуды.       — Я отвечу тебе при условии, что ты честно и открыто ответишь на один мой вопрос.       Сатору решает, что здоровье Шото важнее, чем какая-либо вскрытая ментальная травма. Поэтому кивает. Терапевт услужливо пишет на бумажке — нет, на самом деле это полноценный рецепт, — название всевозможных лекарств и курс терапии. Названий и методик так много, что они даже не помещаются на листке. Сатору аккуратно убирает его за пазуху.       — Твой единственный шрам. Можешь рассказать его историю?       Сатору сначала моргает, неуверенный, о чём она вообще говорит. А затем смотрит на ладонь.       — О, — очень умно выдаёт он, почти забыв, что на нём действительно есть целый шрам. — Вы же не думаете, что я родился с идеальным контролем? Это от моей причуды. Случай из детства.       — Были ли у тебя с тех пор проблемы с контролем своего пламени?       — Не волнуйтесь. С тех пор я сжигал людей только намеренно.       На этом его обязательная честность заканчивается.       Он сменяет повязку на солнцезащитные очки, телепортируется до ближайшей аптеки и сгребает по каждой банке нейролептиков. Всех перечисленных названий нет, поэтому ему приходится телепортироваться до самой больницы и красть запасы там. И в аптеке, и в больнице он услужливо оставляет пачки купюр.       Вечером он вываливает всю стопку лекарств в комнате Шото.       — Мы будем пробовать по одному, — говорит он вместо приветствия. — Что-то обязательно подойдёт. Если ничего не подойдёт, мы будем пробовать ещё.       — Я не Рей, — тут же противится Шото и захлопывает книгу по астрономии в руке.       — Правильно, Рей никогда не была одержима Сукуной, — подтверждает Сатору. — А ещё тебе нужна медитация. И можно попробовать арт-терапию. Вообще-то, всё что угодно, что поможет избегать стресса.       — А что ты? Тоже принимаешь таблетки от своих кошмаров? А?       Шото пытается вывести его из себя, как будто не знает, что у него никогда это не получится. Выводить из себя — это работа самого Сатору.       — На самом деле… у меня давно не было кошмаров, — понимает Сатору, присаживаясь рядом. — Шото, — зовёт он и берёт Шото за руки. Даже сквозь тонкий слой бесконечности одна рука обжигается холодом, в другая – жаром, — возможно, поздно, но это пройдёт.       — Обещаешь?       Сатору не может обещать. Не имеет права.       — Обещаю.       Но он делает это, потому что нет ничего, чего он не может сделать.       — Эй, ты не против, если я завтра приведу Птичку? — спрашивает Сатору, чтобы сменить тему.       — Птичку?.. А, твой парень. Будет весело…       Шото засыпает прямо у него на руках после такого эмоционального стресса. Иногда Сатору забывает, что Шото — ещё очень маленький ребёнок. Которого нужно очень любить, холить и лелеять. Так что Сатору укладывает младшего брата на кровать, переодевает в пижаму и накрывает одеялом.       Возможно, Фуюми сможет заставить Старателя отправить Шото в школу. Придумать какие-то аргументы о том, что будущему герою номер один нужна социализация. Что-то разумное.       Сатору заглядывает к Нацуо, но того не оказывается в комнате. Зато отлично слышно звук включённого телевизора в гостиной и видно неяркий свет экрана.       — Нарушаем комендантский час? — Сатору прислоняется к косяку с улыбкой, но Нацуо даже не вздрагивает.       — У нас нет комендантского часа, а завтра выходной. Можно и посмотреть кино, — еле отвечает он, запуская руку в попкорн на столе.       Сатору вздыхает, трёт затылок и идёт на кухню. Чистит несколько фруктов, режет, возвращается в гостиную и заменяет миску попкорна чем-то менее вредным на ночь. Не то чтобы Нацуо особо замечает.       Они смотрят действительно старое кино. Что-то, что похоже на Шоу Трумана. Ещё через пятнадцать минут к ним присоединяется Фуюми. Они досматривают фильм в блаженной тишине, и Сатору почти засыпает, запрокинув голову на спинку дивана.       — Ты не можешь приходить почаще? — спрашивает Нацуо, когда начинаются титры.       — К сожалению, нет, — Сатору вздыхает и гладит младшего брата по голове.       — А рассказать, чем ты занимаешься? — Фуюми пересаживается на место рядом с Сатору, пытаясь проникнуть под бесконечность, но натыкается на небольшой барьер. Ха, хорошая попытка, девочка.       — Завтра приду на ужин. Приведу птичку. Можешь приготовить что-нибудь из курицы? — он просит Фуюми. Та тут же светлеет на глазах.       — О-о-о, официальное знакомство с твоим парнем! Нацу, Нацу, нам нужно придумать стратегию! — она перелазит через колени Сатору и дёргает брата за рукав, когда тот пытается встать.       — Зачем? Он хороший парень. Мы с Шото уже поговорили с ним, — недоумённо говорит он и отцепляет руку сестры с рукава толстовки. А затем встаёт и вновь идёт к полке с дисками. Неудивительно, что они смотрят такое старое кино. У кого вообще сохранилась полка с дисками, кроме дома Тодороки?       Сатору хмурится и смотрит на часы. Уже час ночи.       — Что ты делаешь? Пора спать.       — Я пытаюсь найти фильм, который не вызывает у меня чувство дежавю, — Нацуо отвечает и хмурится ещё сильнее, перебирая коробки.       — Где твой азарт? — Фуюми недовольно всплёскивает руками. — Это та самая птичка, ради которой он бросил нас!       — Эй, — Сатору грубо перебивает и усаживает Фуюми на место со своих колен. Ему не хочется признаваться, но за это время она действительно стала тяжёлой. — Я не бросал вас.       — Бросил.       — Бросил.       Они говорят в унисон, что заставляет вздрагивать от синхронности. Кажется, если бы Шото уже не спал, то тоже бы прокричал откуда-то из спальни.       — Я занимаюсь каким-то дерьмом с комиссией героев, понятно? Там мы и познакомились. Я не просто подобрал его где-то на улице и решил жить с ним.       — Бросил нас.       — Бросил нас.       Сатору вздыхает. Кажется, они решают быть просто трудными детьми именно в час ночи. Вот что делает недостаток сна.       Он хватает Нацуо за шиворот и притягивает к другой руке спину Фуюми. Если дети не ложатся сами спать, он их уложит. Нацуо, кажется, странно доволен подобным развитием событий. Фуюми дуется.       Он закидывает Нацуо в его комнату первым. На полках прибавилось несколько учебников по биологии, химии и анатомии с кучей закладок, а на стенах появился постер с одной из актрис какой-то серии блокбастеров.       — Спи. Завтра выберешь фильм, — говорит Сатору на прощание, и Нацуо счастливо улыбается в ответ.       Фуюми же он аккуратно оставляет в её комнате. Её комната, по сути, представляет сейчас из себя две комнаты, где вторая — это чисто гардеробная.       — Ты даже столько вещей носишь?       — Главное, чтобы было, из чего выбрать, — она фыркает.       С другой стороны, не ему её попрекать, когда его некоторая собственная одежда стоит примерно как новый телефон.       — По поводу готовки… я серьёзно. Наверное, единственный раз, когда он ел домашнюю еду, это когда ты дала с собой бенто.       Фуюми тут же теряет всю надутость и приобретает серьёзный вид.       — Нии-сан, чем ты там занимаешься? Серьёзно. Я волнуюсь.       — Не стоит. Помнишь? Я самый сильный в мире.       — И это не значит, что тебе не могут сделать больно.       Сатору чуть наклоняется, чтобы смотреть ей прямо в глаза, пусть его собственные под очками. Фуюми младше его всего на год, но, кажется, ей достался рост от их биологической матери.       — Вы единственные, кто может сделать мне больно. И если это случится, значит, я заслужил.       Фуюми слишком грустно смотрит на него, чтобы Сатору мог вытерпеть это.       — Я в безопасности, честно. Даже к психологу хожу.       Это заставляет его сестру рассмеяться.       Сатору телепортируется обратно на базу прямо в свою комнату. Ястреб спит в его кровати в слишком неудобной позе, а одно его крыло неправильно подвёрнуто, поэтому на следующий день точно будет больно.       Сатору еле выворачивает это крыло в правильное положение, отодвигает Ястреба к стене и укрывается огромными красными перьями.       Утро проходит в спешке: почистить зубы, помыться, переодеться, прийти на завтрак до конца завтрака, учёба, тренировки. Даже в управлении комиссии сидят не такие уж монстры, поэтому в воскресенье после трёх дня у них официально отдых.       — Готов? — максимально серьёзно спрашивает Сатору, и Ястреб фыркает на такое обращение.       Они телепортируются перед дверью в дом. Почему-то кажется важной возможность войти именно через дверь, как нормальные люди.       Впрочем, Сатору всё равно распахивает её ногой.       — Эй! Я привёл Птичку!       Ему отвечают из кухни приветственными криками. Фуюми выглядывает в коридор, вытирая руки полотенцем и оценивающе разглядывая Ястреба: она единственная не видела его вживую. Однако именно она хранит красное перо.       Что-то в явно нервничающем Ястребе, который улыбается не так ярко, как обычно, и переминается с ноги на ногу, ей нравится. А Сатору это не нравится, Ястреб не должен нервничать в этом доме, иначе он не выдержит будущих подколов.       — Ах, так вот на кого ты променял своих родных братьев и сестру, — говорит она, явно ожидая какого-то ответа именно от Ястреба. Сатору даёт право ему высказаться в ответ.       Ястреб фыркает.       — Он проводит здесь минимум по шесть часов в день. Мне кажется это довольно равноценным, — с улыбкой отвечает он, расслабляясь. Сатору сам еле заметно выдыхает и чувствует, как его плечи опускаются.       Фуюми улыбается и кивает.       — Ладно, проходите, мы ужинаем во дворе.       По меркам Ястреба для ужина во дворе уже достаточно холодно, но его окружают пользователи причуд огня и льда: одни греют сами себя достаточно, а вторые просто не мёрзнут. Так что Ястреб не жалуется и кутается в тёплую куртку.       Он замечает на столе жаренную курицу.       Вечер только что стал менее стрессовым.       Сатору улыбается, замечая, как перья Ястреба слегка дрожат от волнения, и присаживается за стол. Шото со стоическим лицом первым протягивает руку к еде, и это снимает неловкую атмосферу, когда никто не знает, кто первым должен начать есть.       Ястреб берёт всю еду следом за Сатору, наслаждаясь даже фруктовым салатом. Сатору придвигается чуть ближе и еле заметно шепчет:       — Здесь ничего не отравлено.       Это развязывает руки Ястребу, всегда слишком голодному из-за своей причуды. Фуюми невольно теплеет к птичке, видя, с каким аппетитом едят её еду. Шото теплеет, когда решает украсть палочки из-под носа Ястреба, провалив их в портал, но Ястреб даже не ведёт глазом, пока одно из его более мелких перьев ныряет в портал и вытаскивает приборы обратно. Это слишком увлекает Шото, и минут десять он проверяет реакцию будущего героя. Нацуо расслабляется, когда Ястреб заводит разговор о последнем просмотренном фильме, и это был именно тот фильм, который не вызвал в брате дежавю, поэтому он особенно рад обсудить все сюжетные ходы и операторскую работу в нём.       Сатору просто очень доволен.       Это выглядит нормальным. Будто он не сбежал с Кейго со сверхсекретной базы комиссии, будто его братья и сестра всегда расслаблены во время ужина и счастливы. Будто где-то за углом прячется их мать, чтобы не мешать подросткам, но всё равно приготовила для них этот ужин.       В этой картине легко забыться.       Каким-то образом Шото утягивает Ястреба в спарринг, уже на полном серьёзе тестируя скорость и реакцию перьев, и Ястреб немного восхищён управлением тенью. Он менее восхищён, когда из тени сзади на его крылья выливается струя огня, но глаза у Шото только разгораются. Нацуо присоединяется, чтобы ударить спереди, и тогда Ястреб уже по полной использует свои крылья, чтобы летать по двору и обходить лёд с огнём стороной, всё ещё пытаясь достать детей.       — Он убил вас уже трижды! — довольно кричит Сатору со своего места, когда Нацуо обиженно вытирает грязь с носа после падения лицом в траву.       — Ты говорил с ним? О нас? — Фуюми расслабленно спрашивает, попивая чай.       — Он сам понял, — Сатору пожимает плечами и облокачивается на стену дома. — И я привёл вам другого спарринг-партнёра. Все в выигрыше. Но не сжигай ему перья! — кричит он Шото, когда тот, особенно злой, умудряется выстроить целый купол из огня. — Но если тебя сожжёт второклашка, ты сам виноват! — кричит он уже Ястребу. — Не хочешь присоединиться?       — Эх, нет настроения для тренировок, — отвечает сестра.       Спарринг перерастает в салочки, и Шото втягивает старшего брата в их невероятно опасную, но слишком весёлую игру. У Шото слишком много приемуществ, но у Сатору ещё больше, так что он позволяет маленькой руке поднять себя. Каким-то образом они меняются с Ястребом местами.       Сатору думает, что Кейго можно дать и отдохнуть, хрустит пальцами и начинает играть серьёзно.       Кейго понимает, что не может перестать улыбаться. Это было… интенсивно. И весело. Нацуо — очень добродушный парень, и у него те же самые вкусы в кино, что у самого Кейго. Шото очень сложно читать, но его характер внутри слишком похож на Сатору, чтобы не понять.       Он пьёт чай и надеется, что сможет ещё раз прийти сюда.       — Нии-сан любит подбирать брошенных и несчастных, обречённых судьбой. Он видит, как людям делают больно, и старается это исправить. И жертвует собой ради этого. А ты такой же, — Фуюми тыкает в него чайной ложкой, и Ястреб шумно сглатывает. Почему-то хочется поднять руки в капитуляции. — И он не выбрал бы тебя, если бы не был заперт с тобой в одном помещении.       Ау, удар ниже пояса.       Не то чтобы сам Ястреб об этом не думал. Думал, думает и будет думать.       Сатору делает всё одновременно сложнее и легче. До Сатору он не знал, что при обучении может быть лучше. До него он не знал, что у него на спине столько мелких перьев, которые могут отрасти, если их не выдёргивать в наказание. Он не знал кино. Не знал игр. Не знал общения со сверстниками, ведь общаться с ними было глупостью — ибо он знал, что рано или поздно они тоже умрут.       Не знал, насколько комиссия извращена в своей сути.       И он знает, что Сатору он не нужен, как нужен самому Кейго Сатору. Сатору — это защита от наказаний. Сатору — это комфорт. Сатору — это выход в окружающий мир. Что может дать Ястреб?       — Но нии-сан бы ни с кем и не подружился, не будь заперт с ними в одном помещении, — Фуюми устало вздыхает и прикрывает глаза. Ястреб невольно издаёт заинтересованный чирикающий звук.       — Мне он всегда казался вполне… социализированным парнем, — он выбирает самые безопасные слова.       — Возможно, ты думаешь по-другому, — Фуюми смотрит, как Сатору вытягивает Шото из тени за воротник прежде, чем младший брат успевает погрузиться в неё полностью, — но ты нужен ему больше, чем он тебе. Я никогда не видела его таким… спокойным. Уверенным. У него не было детства, юности, понимаешь? Он родился уже взрослым. Как будто только чтобы воспитывать нас. Он единственный родитель, которого мы знаем. А потом появился ты.       Фуюми всё ещё не смотрит на него, будто ей больно осознавать, что их было недостаточно для старшего брата. Ей больно, что они часть его большой семейной проблемы.       — Оказывается, нии-сану всего лишь нужен был лучший друг, чтобы стать полноценным человеком.       Формулировка очень жестокая. Даже чересчур.       Ястреб чувствует, как кровь приливает к щекам. И теперь, когда Фуюми всё же смотрит на него, он сам отворачивается и глядит вдаль.       — Ну, я бы не назвал себя… — он прикусывает себе язык, не зная, может ли говорить об этом перед другими. Сатору ему ничего не говорил про это. Знают ли его братья и сестра?       Фуюми надменно фыркает.       — Если твой парень тебе не лучший друг, то он хреновый парень, — декларирует она, а Ястреб смеётся от того, насколько в её исполнении это звучит как самый очевидный в мире факт. — Знаешь, я отличаюсь от них. Тойя-нии будто бы всегда всех нас знал. У Нацуо есть эти вспышки, из-за которых он может рыдать несколько ночей подряд, а потом ничего не помнить и не вспоминать несколько месяцев. Шото… ему хуже всего. Он не помнит всё, но то, что он помнит, достаточно, чтобы буквально сводить его с ума. А у меня просто есть эти силы и абсолютно никаких воспоминаний. Одни бонусы, никаких недостатков.       Ястреб внимательно рассматривает лицо Фуюми. Она кажется одновременно молодой, но при этом старше на десяток лет.       — Ты завидуешь им? — спрашивает он прямо, и Фуюми дёргается, а затем улыбается.       — А, вот как ты прокрался к нии-сану в постель, — в словах нет злого умысла. Но Ястреб уже понял, что за каждой фразой Фуюми скрыта сила задеть за живое даже без её желания. — Я чувствую себя виноватой, что не помню. И чувствую зависть, потому что у них есть связь, которой они со мной не делятся. Но в любом случае, — она ставит чашку на пол и впервые глядит на него с искренней широкой улыбкой: — я рада иметь в семье кого-то нормального, понимаешь?       Кажется, вот так просто, Ястреб становится членом семьи.       — Главное, даже если нии-сан может стереть этот город в пыль за несколько секунд, помни, кто может убить тебя с другого конца земного шара.       Слава богам, они вернулись к предыдущему темпу диалога.       — Это сложно забыть. Ты довольно устрашающая девушка.       — Попробуй вырасти в этом доме с этими братьями, чёрт возьми. Я ещё слишком мягкая.       А после этого она делится историей, в которой Сатору запирается в её комнате на целых полчаса, чтобы пережить кризис сексуальности, что как бы слишком сильно подпитывает самооценку Ястреба. Он делится в ответ, как на спор заставил Сатору есть одни овощи в течение целого дня, чем заслуживает восхищение Фуюми.       День заканчивается мирно. Закат красивый, а Ястреб наслаждается теплом чая, улыбкой Сатору и смехом во дворе.       Они собираются уходить, когда Фуюми хватает его за рукав и отводит в сторону, пока Сатору разговаривает с Шото, что-то записывая на бумажке.       — У нас у всех новые имена. Новая жизнь. И только нии-сан… — она прикусывает губу, глубоко вдыхая. — Пожалуйста. Попробуй научить его жить настоящим.       Это тот момент, когда Ястреб обретает настоящую цель.