Проклятье

      Леди Наган оказывается девушкой под тридцать с небольшим и с винтовкой прямо в руке. Причуды удивительны. Сатору также видит явно улучшенное зрение и ещё несколько воздействий на строение тела, чтобы винтовка, очевидно, не вызывала внутреннего гниения, окисления металла и прочего.       А ещё у Леди Наган явно не всё в порядке с головой.       Хотя сейчас она просто принимает заказ с явно недовольным видом, будто её раздражает исключительно само присутствие Сатору рядом с ней, а не что-либо ещё, всё равно все признаки на лицо. То есть, буквально на лице. Небольшой нервный тик. Мешки под глазами. Бледный цвет лица.       Как минимум, бессонница. Как максимум… ну, он скажет позже.       — Я не нанималась нянькой, — ворчит она.       Честно говоря, до этого дня Сатору мало что знал про Леди Наган, хотя её лицо кажется довольно знакомым: скорее всего, он видел её на паре билбордов. Так что она должна быть действующим профессиональным героем, который работает в том числе на публику, участвует в рейтингах и имеет свой мерч. Какая дурость.       — Ой, Леди Наган, как жестоко! — ноет Сатору. — Между прочим, я ваш большой фанат! Подпишите футболку?       Он старается сделать свой голос искренним, но сердцебиение девушки ускоряется настолько, что это можно услышать даже обычным слухом.       Так что, отлично, очередной герой с ПТСР. Сатору начинает казаться, что данный диагноз как-то обязателен для этой работы.       Они молча добираются до крыши небоскрёба где-то посреди Токио. Это первый раз, когда Сатору официально покидает учебный корпус. Немного освежает. Ему нравятся ночные огни. Он улыбается, рассматривая пейзаж, и вдыхает жизнь ночного города поглубже.       — Ты понимаешь, чем мы тут занимаемся? — спрашивает она. Её правая рука по-ужасному прекрасна. С какой-то стороны это похоже на боди-хоррор. С другой стороны, в каком-нибудь фильме это можно было бы трактовать как знак эмансипации женщины. С третьей стороны, тот факт, что она во власти мужчины-начальника, который травмирует её всё больше и больше, может сказать о том, что…       — Эй, — она одёргивает его.       — Вы занимаете позицию для наблюдения. Я наблюдаю за вами, — мирно отвечает Сатору. Наверняка она уже читала его файл. Он здесь не совсем понимает, чего она от него хочет.       — Ты же ещё ребёнок, и чего они добиваются, — бормочет она и замолкает, наблюдая в прицел. Сатору пожимает плечами.       — Растят вам замену, — предполагает он. Она не отвечает на очевидную правду.       Сатору предполагает, что они захотят её убрать в ближайшие года три. Возможно, по-тихому, отпустив в бессрочный отпуск где-то с личным домиком на окраине моря, если у них есть порядочность. Но, скорее всего, убьют.       — Ты читал файл? — спрашивает она, продолжая смотреть вперёд. Для драматичности только дождя не хватает.       Сатору присаживается рядом, скрестив ноги и уперевшись щекой в руку.       — Да. Мелкий герой в сговоре с местными бандами. Он не арестовывает их, они выдают ему имена конкурентов, — он отвечает. И думает, как далеко может нажать, чтобы выдавить из неё больше информации. — Думаете, это заслуживает убийства?       — Даби, — она обращается к нему, и он позволяет себе вздрогнуть от обезличивания и какого-то мерзкого предсказания в этом имени, — замолчи.       — Он не злодей. Думаете, его действительно надо устранить? — он продолжает давить. Ему скучно.       — Есть приказ. Мы выполняем приказ ради сохранения этого общества. Вот и всё. Не надо думать. Не надо решать.       Ой, она из тех, которые «делай так, как я говорю, а не как я делаю».       — Кто будет решать, если не мы? Мы герои. Мы рискуем жизнью. Мы знаем лучше.       — Чем кто?       — Чем кто-либо ещё.       Он не доверяет информации в этом файле. Он вообще не доверяет людям, которые вербуют детей в особую программу взращивания про-героев. В конце концов, подобная постоянная политика убийства по поводу и без вызовет огромный взрыв мыльного пузыря репутации из-за непрозрачности всей системы. От этого больше вреда, чем пользы. Даже если иногда убийство — единственный выход.       — Тогда поделись мнением, — сатирически просит она, — кто достоин убийства.       — Нет, — отвечает он, и это заставляет её отвернуться от цели и посмотреть прямо на него. — Кто знает, может, я поделюсь, а на следующее утро не открою глаза. Но у меня строгий моральный компас, если что, — последнюю фразу он добавляет на всякий случай. Вдруг в ней есть что-то от настоящего героя.       — Что же, Даби, — Леди Наган смиренно улыбается, — ты хотя бы знаешь, когда надо замолчать.       — Не совсем. Здесь скучно, и вы вроде как должны меня чему-то обучить… — Даби сдувается и глядит на недавно включенный свет в окне. Единственный на двенадцать этажей. — Раз вы практикующий герой, а я здесь на практике, я хотя бы могу вопросы позадавать. Насколько я понимаю, ваша задача устранять всех, кто может хоть как-то угрожать образу праведности героев ради комиссии? — Он не дожидается кивка. Ему в целом от неё не очень-то нужны ответы. — Допустим, есть про-герой, который избивает жену и своих детей. Это явно угрожает образу праведности героев. Вам выдадут приказ его устранить, если об этой ситуации станет известно комиссии общественной безопасности? Ведь данная ситуация навряд ли касается общественной безопасности.       Леди Наган, кажется, смиряется с его болтливостью.       — Данная ситуация не стоит внимания комиссии. Они даже не расследуют подобные дела, — отвечает она, и в тоне чувствуется всё больше и больше усталости. Даби наслаждается прохладным ветерком на коже.       — Тем не менее, допустим, вам выдали подобный приказ. Вы его исполните?       — Хватит софистики. Подобное даже не стоит моего времени.       Даби хлопает в ладоши.       — Так значит вы всё же решаете, кого убить! Так почему сговор с бандой заслуживает убийства, а мужчина-насильник – нет? Ведь и там, и там ситуация, где могут быть потенциальные трупы. Но второй случай вы хотите проигнорировать. А в первом убить, — к концу он старается сделать тон более серьёзным.       — Ты не убивал. Не смей ставить мне в укор убийство. Ты не знаешь, чем приходится платить, лишь бы эта система жила, — она срывается. Даби наблюдает, как свет в окне тухнет.       Будет неприятно, если первая же миссия, на которую его отправят, будет сорвана.       Свет снова включается.       Даби действительно жаль. Он зажигает небольшой огонь на ладони.       — С чего вы решили? — улыбка сходит с его лица. Леди Наган явно начинает нервничать, потому что не видит его глаз, и огонь автоматически притягивает её взгляд. — Как думаете, ваше убийство с моей стороны будет морально неоправданным, если я спасаю множество жизней в будущем?       Она направляет винтовку на него.       Он не шевелится.       — Это был серьёзный вопрос, между прочим, — Даби обижается.       Леди Наган выстреливает.       Даби с отстранённым видом трогает пулю возле своего носа. Она вертится вокруг своей оси, и он отталкивает её в сторону двумя пальцами. Даби наблюдает за человеком в окне. Свет выключен вновь.       Леди Наган медленно встаёт и отступает на шаг. Затем на ещё один.       — Не собираетесь выполнить приказ? — спрашивает Даби, в этот раз серьёзно.       Она не отводит от него взгляда.       Тогда Даби вытягивает руку и пускает искру. Та долетает до открытого окна и врезается в затылок мужчины, прожигая дыру насквозь.       Не так разрушительно, как любая из его проклятых техник, но чертовски удобно.       — Может, это вам стоит подумать, кого вы готовы убить.       Даби как бы указывает на себя.       Он не жалеет об этом. Как минимум, потому что девушка в квартире со слезами на глазах высвобождает запястья и тихо убегает. Он наблюдает, как через минуту её рвёт в переулке, и на шатающихся ногах она уходит от здания как можно дальше.       Но запах сгоревшего мяса свербит в носу.       Обратный путь становится крайне неловким.       Даби возвращается на следующий день, и ничего не меняется.       Он так привык быть оружием за всю свою прошлую жизнь, но также привык не принадлежать кому-либо в этой. К хорошему быстро привыкаешь.       Ястреб смотрит на него с тревогой, под столом толкает в ногу, но Даби не чувствует. Ястреб думает, что до него наконец-то добрались. Думает, что они нашли, как физически воздействовать на Даби.       (Он молчит, что они нашли способ уже давно.)       — Сатору? — Ястреб не выдерживает и спрашивает в перерыве между их уроками. Даби моргает пару раз и устало вздыхает.       — Теперь меня зовут Даби.       — Сатору, — повторяет Ястреб и пытается взять его за руку. Потому что Ястреб не идиот, он знает, что может значить подобное имя, и всё равно пытается взять за руку.       — Кейго, — вторит Даби, и Ястреб вздрагивает.       Тогда Даби сбрасывает бесконечность, и рука Ястреба врезается в чужую руку, обхватывая изо всех сил, прямо как первый раз, когда он не мог отпустить из-за птичьих инстинктов. И это действительно как тогда, потому что, когда даже начинается урок, Ястреб не может отпустить его ладонь.       Даби очень тепло. Он слушает вполуха, зевает, оттаивает, и в конце задаёт глупый вопрос, чтобы позлить учителя. Он чувствует, как нужда Ястреба давно угасла, но тот всё так же не отпускает.       Сатору немного рад.       Ястреб проводит его через все уроки в качестве какого-то подобия антистресса. Сатору освобождают от боевой подготовки и вместо этого вызывает к куратору для дачи то ли показаний, то ли отчёта.       — Как тебе первая миссия, Даби-кун? — спрашивает она. Если бы эта улыбка не была приклеена к ней всё время, Сатору бы решил, что она издевается над ним.       — Вы серьёзно интересуетесь моим мнением в целом? — уточняет он. Она склоняет голову, будто ей важно услышать его мнение. — Тогда я считаю, что в штабе комиссии должен быть штатный психолог. Хотя бы беспричудный, — фыркает он и приглашает сам себя присесть. — Леди Наган явно выгорела на этой работе.       Улыбка немного сползает с её лица. Сатору сочтёт это за небольшую победу.       — Кажется, это не… повлияло на тебя, — деликатно отмечает куратор. Сатору сдерживает смех.       — Боитесь, что я убью вас за то, что вы заставили меня убить другого человека? — он дразнит, и она вздрагивает в страхе, потому что эта идея даже не приходила ей в голову. Хорошо. Сатору действительно скучал по всем этим угрозам туда-сюда.       — Ты не должен был делать ничего подобного, — еле подбирает она ответ.       — Но мне пришлось, и это ваша вина, потому что Леди Наган явно не стрессоустойчива и не смогла выполнить свою работу, когда за ней просто кто-то наблюдал.       Он не знает, что в своём отчёте успела написать Наган. Но сделает ставку, что она не скажет, что её напугал обычный подросток.       — Ещё я думаю, что это всё мыльный пузырь, но вы навряд ли действительно интересуетесь моим мнением по поводу вашей политики. Так что… — он стучит пальцем по столу в раздумьях, — я хочу получить как минимум плейстейшн и кинобиблиотеку в свою комнату, раз вы собираетесь обучать меня подобному. Знаете, для поддержания стабильности моей психики.       Сумасшедшая улыбка возвращается.       — Конечно, не думаю, что это будет проблемой. Можешь идти, Даби-кун.       Сатору встаёт, но задерживается в дверях. Всё равно они уже знают о его привязанности.       — Вы же не собираетесь сделать то же самое с Ястребом?       В Ястреба слишком много вложено. Он слишком хорош, чтобы заниматься чем-то подобным. Но Сатору не понимает, почему проходит всю эту внешнюю политику и устройство агентств вместе с ним, если от него нужно, видимо, обучаться убирать мусор.       — Тебе не надо думать ни о чём подобном, — просто отвечает она, но это не ответ. Сатору не двигается с места. — Его причуда не подходит для подобной работы.       Тогда Сатору уходит.       Ястреб ловит его возле комнаты, явно сбежав с тренировки. Он осматривает его с головы до ног, даже ощупывает, а потом за руку заводит в комнату и сажает на кровать. Его крылья как-то странно растопырены, не то в попытке взлететь, не то в попытке что-то отбить.       — Мы больше не ссоримся? — на всякий случай уточняет Сатору. Ястреб поджимает губы.       — Мы не ссорились. С тобой всё в порядке? Я не могу найти никаких видимых повреждений, и ты не пахнешь кровью, но…       — Я в порядке, птичка.       Тогда крылья обнимают его. Крылья и чужие руки, сжимая изо всех сил. Так сильно, что на секунду невозможно дышать.       Сатору умудряется поднять руки и зарыться пальцами в мягкие пуховые перья. Он кладёт голову на плечо и думает, что рассказать Кейго. Может ли он разрушить его мечту сейчас или скрыть всё и построить заново до того, как Кейго выйдет во внешний мир.       — Что случилось? — задают ему вопрос куда-то за спину.       — Меня отправили на миссию. Наблюдать за Леди Наган. Она выполняет особые поручения комиссии, как будем мы. Она убивает для них. Тех, кто, по мнению комиссии, мог бы нарушить образ супергеройского общества. Я с ней поговорил. Она захотела убить меня. Я убил вместо неё цель.       Сатору думает, что на этом покончено. Что можно разорвать объятье и быть в безопасности объятий бесконечности. Но вместо этого Его сжимают ещё сильнее и ведут к кровати, не разжимая рук.       Они неудобно падают на матрас.       — Почему ты это сделал?       — Несколько причин. Я видел, как цель пыталась изнасиловать в этот момент девушку. Было бы неплохо ей помочь.       Кейго впервые разжимает объятья. Одна рука всё ещё находится под шеей Сатору, но другая освобождает его от веса и поддевает повязку на глазах. Кейго вздыхает.       — Твои глаза – настоящая угроза, — пытается пошутить Кейго.       — Я вижу слишком много, — сознаётся Сатору. — Они могут перегружать мой мозг информацией. Поэтому повязка. Чтобы приглушить. Но сейчас всё в порядке.       — Хорошо. Другая причина?       — Как ты думаешь, — Сатору задаётся риторическим вопросом, — насколько, по их мнению, я смогу нарушить образ супергеройского общества? Если бы они знали, что я ещё могу…       Его вновь прижимают к плечу. Сатору не думает, что это то, что ему надо, но это приятно.       — Хочешь сходить к братьям и сестре?       Сатору отрицательно мотает головой. Он увидится с ними завтра.       — Ладно. Хорошо. Отлично…       — И тут я подумал, что у тебя хорошо получается оказывать эмоциональную поддержку.       — И тут я подумал, что у тебя нет кинка на крылья, — парирует Кейго и чуть ведёт плечами.       Сатору смеётся.       — Я бы никогда не опустился до простой фетишизации части тела, птичка.       Хорошо иногда полежать и разговаривать ни о чём. Ястреб играет с бананом в пупке Сатору, и сам Сатору объясняет, как сделал первый пирсинг.       — Хочешь проколоть уши? — спрашивает он. Взгляд Ястреба задерживается сначала на языке, затем на кольце в губе. Парень кивает.       Так они оказываются в салоне Хинаты-чан. Сатору жертвует собственные первые серёжки, чтобы потом соврать, что прокалывал в своей комнате уши Ястребу. Хината дезинфицирует их всеми возможными средствами и смешно поглядывает на своего любимого клиента.       — Впервые вижу твои глаза открытыми, — подмечает она и лукаво подмигивает Ястребу. — А теперь вместо того, чтобы дать мне сделать принца Альберта, ты привёл мне нового клиента.       Сатору ухмыляется.       — Может быть, когда-нибудь я подпущу тебя к своему члену, но не в этом десятилетии.       Где-то на заднем плане давится Ястреб.       — Приятно знать, что у меня есть надежда! — весело отвечает Хината-чан.       Она прокалывает мочки осторожно, иголкой, а не пистолетом. Ястреб даже не дёргается и не меняется в лице.       — Тебе действительно идёт, Сатору-кун был прав, что привёл тебя. Как только заживёт, возвращайся снова! — говорит она Ястребу.       Они возвращаются в комнату на учебной базе уже через пару минут. Он отбивает руки Ястреба от мочек, чтобы тот не занёс инфекцию.       — Свяжу, если будешь пытаться, — угрожает Сатору в шутливой форме.       — Прекрати давать мне новый материал для шуток о кинках, это становится однообразным.       На утро Сатору возвращается домой. Будит Шото. Показывает ему приём с искрой и пытается научить направлять энергию правильно. Шото тут же улавливает, но его искра летит с самого плеча.       Затем они взрывают площадку соединением льда и огня, потому что при резком столкновении температур происходит взрыв.       Шото что-то замечает, но молчит.       Сатору получает плейстешн. И доступ к стриминговым сервисам. Сначала он пытается найти хоть какие-то знакомые названия, но быстро сдаётся. Вместо этого он включает какой-то фильм о Всемогущем на фон. Потом он преодолевает своё расстройство и ищет действительно что-то хорошее, что можно посмотреть.       Он находит несколько хороших сериалов. Он находит Звёздные войны. Они смотрят всё вместе с Ястребом, пока Сатору аккуратно протирает уши Ястреба хлоргексидином.       Через неделю вице-президент становится президентом. Леди Наган, судя по официальной версии, сажают в Тартар за убийство какого-то другого героя. Которого она, вполне вероятно, убила, но по приказу комиссии.       Сатору пытается отыскать все засекреченные файлы, связанные с ней, но вся документация стёрта начисто. Будто её никогда не существовало. Возможно, если бы он мог вынуть жёсткий диск, в гараже смогли бы восстановить данные, но это слишком большой риск.       Так на учебной базе появляется психолог.       Почему-то именно Сатору попадает к ней чаще всего. Он не настолько психически нестабилен, спасибо большое.       Перед входом на всех напяливают наручники, блокирующие причуду. На двери весит разноцветный плакат об этом, с радугой и цветочками, который сводится к посылу, что это для его же собственной безопасности, потому что психологические сессии могут быть очень расстраивающими. Боже, Сатору сейчас расплачется.       — Как дела, Даби-кун? — спрашивает психолог.       Вместо ответа он поднимает руки и показывает наручники.       Ещё при первом взгляде он понимает, что она может определить ложь. Это может стать катастрофой, но её причуда определённо зависима от вербальных ответов, так что он старается максимально молчать. Он подросток. Он бунтует. Вот.       — Ты же понимаешь, зачем это сделано? — спрашивает она с грустной улыбкой.       — Вы же понимаете, что наручники создают образы неволи и преступления, и по ассоциации вызывают во мне чувства, будто я в чём-то провинился или нарушил закон? Разве это располагает к доверительной беседе?       При следующей беседе наручники заменяются браслетами.       После случая с Наган его больше не отправляли ни на какие задания. Так что психолог спрашивает его о совершенно странных вещах.       — Как думаешь, почему у тебя столько пирсинга?       Сатору задумчиво катает штангу в языке, размышляя, хотят ли его натолкнуть к ответу, что это своеобразная форма селфхарма.       — Потому что мне нравится, — отвечает он, и это правда.       — И почему он тебе нравится?       Сатору пожимает плечами. В основном, это просто подходит ему. Ему нравится вид. Ему нравится ловить восторженный взгляд Ястреба, когда Сатору крутит кольцо на губе или в ухе. Птичку вообще очень привлекают блестящие вещи, и это навряд ли из-за причуды. Сатору гуглил.       — Разве для того, чтобы вещь понравилась, должна быть определённая причина? — спрашивает он в ответ, потому что не знает, что от него хотят.       — Обычно у наших симпатий и антипатий есть причины, — обтекаемо говорят ему.       Сатору пожимает плечами. Иногда пирсинг — просто пирсинг.       Иногда она пытается раскопать о нём какую-то информацию. Это особенно смешно, потому что Сатору может говорить буквально что угодно, и это не будет ложью. Он может сказать, что был единственным ребёнком – и это будет правдой. Он может сказать, что у него несколько братьев – и это будет правдой.       — Как думаешь, ты готов поговорить о своей семье? — спрашивает она, потому что он уже несколько раз уводил в сторону.       — Если это настолько необходимо, — отвечает он, потому что у него, видимо, нет выбора.       — Я не хочу тащить информацию из тебя насильно, — говорит она, выглядя действительно расстроенной.       На самом деле, психолог во всей этой атмосфере выглядит крайне… неуместно. Ей под тридцать пять, обычные черные волосы и обычные чёрные глаза: она будто пережиток стандартной японской внешности, которая уже в года первой жизни Годжо исчезала. Нетугой пучок, очки в глазах, офисная одежда, но не слишком строгая. Юбка, ради богов. Кто вообще будет носить юбку, если можно надеть удобные штаны?       — Тогда я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.       — Только то, что ты готов рассказать, Даби-кун, — отвечает она со смиренной улыбкой. Самое страшное в этой женщине, что иногда она создаёт впечатление, будто действительно готова помочь. В эти моменты он поднимает свою защиту на максимум.       — Я тут как бы заперт. Не то чтобы в моей жизни происходит много всего, — скучающе отвечает он.       — Ты хочешь поговорить о последних событиях?       Сатору пожимает плечами. С ней он очень часто это делает.       — Тогда ты можешь рассказать, что чувствовал по поводу ареста Леди Наган?       Какая резкая смена темы. И какая… провокационная. Он обдумывает ответ. Не то чтобы он действительно испытывает много чувств по этому поводу. Они встречались всего один раз.       — Правоту, — в конце концов выдаёт он. — Я предупреждал, что она перегорела. Я был прав.       — Только это? — деликатно уточняет она, не пытаясь осуждать. Сатору молчит, потому что ему больше нечего сказать. — Это не вызывает в тебе никаких опасений?       — Ой, это просто показывает, насколько общество героев неструктурированное, — просто говорит он, отмахиваясь рукой. Подтекст, конечно, гораздо шире. — Это не вызывает во мне каких-то личных ассоциаций.       — Это хорошо, — он впервые слышит сомнения в её словах за все их сессии. Он размышляет, насколько допустимо выдать что-то личное, о чём они и так знают, но подтвердить их слова.       — Мне достаточно иметь людей, которые мне дороги. Леди Наган не такая. Она была заперта в самой себе и явно страдала. И если герой настолько заперт в своей голове, ему нужна помощь.       — Но, видишь ли, Даби-кун, — подмечает она, впервые на его памяти поправляя очки, — большинство героев в этой стране – это ты. Они не считают, что нуждаются в помощи, и никто не может заставить получить их помощь насильно.       — Звучит грустно, — он показушно вздыхает, возвращаясь к своей манере.       Но то, что его действительно заставляет волноваться, это:       — Кажется, ты очень близок с Ястребом.       — Это то, что выходит, когда вы помещаете единственных двух подростков в закрытое учреждение, и им больше не с кем поговорить, — говорит Сатору с улыбкой. Но ему не нравится, когда говорят о Ястребе. Это всегда ощущается как угроза.       — И он много проводит свободного времени в твоей комнате. Разве вам недостаточно времени вместе вне личных комнат?       Диалог идёт куда-то не туда, но Сатору ещё не совсем улавливает, в какую сторону.       — Я единственный, у кого есть телевизор, плойка и доступ к кино, — он защищается в ответ, и только потом хмурится, понимая, что ему не нужно оправдываться.       — А ещё в твоей комнате нет камер. Кажется, почти с начала обучения?       Он решает разыграть карту непонимающего ребёнка, потому что в данной ситуации ощущает себя именно так:       — Извините, но я не понимаю, к чему эти вопросы.       Судя по её виду, она еле сдерживает усталый вздох.       — Можешь ли ты сказать, что ты чувствуешь к Ястребу?       Ой.       Чёрт.       Он понимает, к чему этот диалог. Кривится.       — Это как-то мерзко с вашей стороны. Мы не трахаемся.       — Ну, раз ты говоришь, что я мерзкая, давай продолжим на этом же языке. Ты хочешь его сексуально?       Она загоняет его в ловушку.       Потому что Сатору внезапно осознаёт, что не знает, какой ответ будет ложью, а какой правдой. Он действительно не знает.       На самом деле, за всю свою жизнь он никогда не хотел никого романтически. Он занимался сексом, в основном на одну ночь, но это всегда были девушки. Он не мог найти никакого постоянства из-за своей силы: мало какая женщина-маг хотела связываться с ним, а обычный человек просто бы не понял.       Единственный, кто понимал его, был Сугуру. И он убил Сугуру своими руками.       Сатору за несколько секунд пытается пересмотреть все свои школьные годы в отрыве от нынешнего опыта и последующего в предыдущей жизни. Хотел ли он когда-либо Сугуру? Он пытается взглянуть на это с точки зрения пятнадцатилетнего себя тогда: Сугуру бесил. Сугуру был сильным, Сугуру понимал. Сугуру был ближе всех. Но никогда не в телесном плане.       Он отложит любой кризис на потом, если у него будет кризис.       — Я никогда не хотел ни от кого чего-либо, — отвечает он максимально честно. Внезапно психотерапевт выглядит очень грустно.       — Почему ты ограничиваешь себя в своих привязанностях?       Сатору хмурится.       — Я никогда не ограничивал себя. Я просто не ожидаю ответа, — потому что даже спустя столько времени он чувствует её, эту границу между ним и другими существами. Потому что ты не будешь просить понимания у цветка, которым ты любуешься.       Нацуо до сих пор смотрит на него снизу вверх. Шото верит, что Сатору сможет решить все его проблемы. Фуюми думает, что он сможет остановить любой апокалипсис на планете. Ничего не изменилось.       — Ты считаешь, что никто не отвечает на твои чувства?       А вот это звучит настолько как типичный вопрос подростку в депрессии, что Сатору не выдерживает и смеётся.       Он всё ещё посмеивается, когда выходит из комнаты и снимает браслеты прикосновением к электронному замку в стене. Ястреб встречает его приподнятой бровью, облокотившись на стену со скрещенными руками.       — Хорошая сессия? — спрашивает он, искренне сомневаясь. Сатору отрицательно машет головой.       — Нет-нет-нет, это было чертовски смешно. Я бы даже сказал, уморительно.       Вытирая слёзы с уголков глаз, он внимательно смотрит на Ястреба. На отметины на глазах. На растрёпанные перья и волосы. На эту нервную энергию, которая течёт внутри тела пульсацией «скоро надо будет помочь». Смотрит и отступает.       Ястреб недоумённо моргает, будто не понимает, как его могут покинуть в такой момент. Сатору ощущает себя идиотом, но потом всё равно зовёт Ястреба в свою комнату.       — Мне надо поговорить с младшими, — объясняет он, когда двери комнаты закрываются. — Ты… хочешь посидеть здесь?       Он не хочет оставлять Ястреба одного. Но он и не хочет подпускать Ястреба на несколько километров к своему дому, где кто-то из братьев или сестра смогут его достать и дразнить до потери пульса. Он не готов к этому.       Ястреб улыбается уже фирменной улыбкой и пожимает плечами.       — Конечно. Я как раз досмотрю Дюну, раз ты отказываешься смотреть её больше, чем двадцать минут.       Сатору хмыкает. Конечно, у них всё в порядке.       Он телепортируется из комнаты прямо домой. Со временем ему нужно всё меньше и меньше остановок, чтобы оказаться в знакомых местах. Он заходит на кухню, чтобы взять немного мороженого, расстроенно потирая затылок и уже готовый впасть в эмоциональную спираль рефлексии, когда понимает, что на кухне ест отнюдь не Шото.       Это Старатель.       Его палочки останавливаются у рта, а глаза слишком широко открыты. Кажется, ещё немного, и мужик словит инсульт. Даже черные волосы и весь блеск пирсинга не помогают избежать чего-то крайне неловкого.       — Привет, — в итоге выдаёт Сатору и наваливает полкило мороженого в миску, — давно не виделись, — берёт ложку, — ты же больше не бьёшь детей?       — Тойя… — умно выдаёт Старатель, и Сатору так медленно реагирует, что ему пора признать: старое имя слишком прочно въедается в его кости, чтобы пытаться что-то изменить.       — Помни, я всегда могу вернуться, — грозит «Тойя» и телепортируется в комнату Фуюми. Старатель, судя по энергии, так и не уходит из кухни спустя даже долгие пять минут, пока Сатору мешает ложкой мороженое. Ладно, не кричит, и уже хорошо.       — Нии-сан, — Фуюми кивает головой и возвращается к урокам. Спустя какое-то время она хмурится и поворачивается назад, чтобы осуждающе глянуть на количество мороженого в миске.       Сатору тревожно замечает красное перо на самом видном месте на полке возле стола.       — Ты сделал какую-то фигню, — выносит вердикт его сестра.       Так, точно, вот где он был.       Кризис ориентации.       Он разумно возвращается к своей рефлексирующей спирали, размышляя, захотел бы он романтично Сугуру сейчас. С этим вечным раздражением, тупой чёлкой, постоянно прищуренными глазами, пониманием…       Сатору запихивает ещё одну ложку мороженого в рот.       Он так облажался.       Очевидно: если он не рассматривал парней в прошлой жизни, это не значит, что его тело не заставит его это сделать в нынешней.       Он пытается примирить этот мозг с идеей о том, что ему нравится Ястреб, ещё приблизительно минуту. Затем он размышляет, не испытывает ли он очень стрёмные чувства к Ястребу потому, что тот единственный его друг примерно за всё время, а ещё они заперты одни в закрытом элитарном учреждении, где их эмоциональное и психологическое здоровье в данный момент буквально зависит друг от друга.       — Ты закончил? — вежливо спрашивает Фуюми.       — Почти.       Итак, это может быть первопричиной появления привязанности, но это определённо не причина, почему ты хочешь трахнуть человека. А ещё, может быть, Кейго прав: возможно, там слишком много шуток о кинках, чтобы среди этого не было что-то правдой.       Другой вопрос: допустим, если он смиряется с этим крайне интересным развитием собственных предпочтений, чем он рискует, если получит то, что хочет? Комиссия и так прекрасно знает о его привязанности. Психолог думает, что они трахаются. Они исходят из своих предположений, неважно, правдивы они или нет. Важный момент ещё в том, что они позволяют продолжать им делать то, что они делают, за закрытыми дверями, даже если там ничего не происходит. Это выглядит как какой-то план «два по цене одного»: если они хорошо воспитают хотя бы одного из них, привязав к комиссии, второй идёт в подарок.       Так что, да, звучит хреново. Но отступать уже слегка поздно.       Сатору смотрится в огромное зеркало рядом с таким же огромным шкафом-гардеробной. Он так похож на себя, но в то же время это уже не он. Если в детстве различия отсутствовали вовсе, то сейчас это выпячивается наружу: другой подбородок, немного другая форма носа, другая форма ушной раковины. Невообразимая куча пирсинга. Начинающие отрастать белые корни.       Он вздыхает.       — Подкрасишь меня? — спрашивает он, ставя миску на пол.       — Наконец-то, — выдыхает Фуюми и уход в ванну, чтобы развести краску там.       Иногда Сатору забывает, что она всего на год младше него. Что она взрослее всех остальных. Что, несмотря на почти неразумные затраты и взрывной характер, она заботится обо всех прежде всего, потому что понимает.       Краска пахнет противно, но ни одна капля не падает на пол. Фуюми уже научена. Им даже не надо стелить бумагу под стул.       — Так, мне надо привязать перо к кукле и переломать крылья этому парню? — незаинтересованно спрашивает она, аккуратно убирая подтёк с шеи.       — Нет, — отвечает он и смотрит в зеркало, как белый превращается в чёрный. Почти символично, если попытаться найти смысл. — Думаю, наоборот, я должен ему какой-то подарок.       Фуюми работает молча. Потом так же молча, но уже гордо смотрит на свою работу, вытирая волосы полотенцем.       — Мне действительно жаль, что ты слишком рано повзрослел для нас, — с грустной улыбкой говорит она, выбрасывая белое полотенце с чёрными разводами в мусорку. — Ты заслуживаешь немного… хотя бы подростковой драмы. Даже это ты отбираешь у себя.       Сатору фыркает, трогая слегка влажные пряди.       — Получаса хватит.       — Ты даже не даёшь шанса себя подразнить.       — Дорогая, это моя работа в этой семье.       — Тогда я буду дразнить его, когда ты в следующий раз приведёшь домой.       — Я с радостью понаблюдаю. Вам троим придётся придумать что-то действительно грандиозное.       — В любом случае, подожди полчаса. Я приготовлю ужин. Наверняка несчастный мальчик слишком давно не видел домашней еды.       Сатору сомневается, что Кейго вообще когда-либо видел домашнюю еду, но молчит об этом. Через полчаса он получает две коробки бенто и похлопывание по плечу на прощанье. У Сатору есть небольшое искушение заглянуть в гараж перед появлением обратно в учебном кампусе, но он сдерживает себя.       Он появляется как раз к концу фильма, избегая нечестивого клиффхенгера, из-за чего этот фильм не имеет права называться полноценным фильмом. Он присаживается рядом, передавая коробку бенто. У Ястреба лицо горит от предвкушения из-за запаха жаренной курицы, и, возможно, это может быть каннибализмом.       Сатору сдёргивает повязку с глаз, но затем закрывает их и прислоняется к плечу Кейго. Тот вздрагивает от контакта, издаёт странный звук внутри горла, чем-то напоминающий щебет, и атмосфера в комнате становится другой. Не плохой. Просто другой. Его приобнимают крылом, и Сатору позволяет себе зарыться пальцами в пуховые перья, медленно расчёсывая и разглаживая всё, что лежит неровно. А когда он не слышит какого-то глупого комментария, Сатору понимает.       Кейго знает.       И всё хорошо. И этого достаточно.       Пустая коробка ставится на пол подальше с глухим стуком.       — Как только я захочу что-то заполучить, я не могу сдерживаться. Это моя сущность.       Сатору открывает глаза, смотрит на Кейго и ухмыляется.       Пора уже по-настоящему оправдать отсутствие камер в его комнате.