Проклятье

      — Эй, старик, — Сатору врывается в кабинет, умудряясь отодвинуть раздвижную дверь ногой, — ты что-то говорил о тренировках.       Энджи впервые ему улыбается. Они идут на тренировочную площадку, и Сатору впервые понимает, насколько одержим этот человек. У них, блин, есть собственная тренировочная площадка.       — Твой барьер — очевидно защитный механизм против урона от огня. Причуды на многое способны. Так что покажи, как ты можешь этим пользоваться! — орёт Энджи.       Сатору вызывает голубую фигурку дракона. Судя по искорёженной морде мужика, это не то, что тот ожидал.       Итак, тренировка скучная. Его заставляют использовать огонь и только огонь, и когда даже тело Сатору сдаётся от перегрева (на это уходит примерно четыре часа), они не останавливаются. Ему просто говорят продолжать. И продолжать. И снова продолжать.       — А будет что-то полезное, кроме пуканья огнём? — спрашивает он на шестой час. Это заставляет вспыхнуть красные усища.       — Ты даже не владеешь своей причудой в полной мере, а называешь это «пуканьем»? Ты, неблагодарный!.. — и опять по новому кругу.       Так Сатору понимает, что большему научится по гайдам на ютюбе, чем от бесполезного героя номер два. Вот уж действительно, разочарование.       Они начинают учиться на этой самой площадке вместе с Фуюми и Нацуо. Сначала правильно падать, затем простые ката, затем он обучает их приёмам. Он даёт оружие в руки Фуюми. Он учит боксу Нацуо. Он показывает лучшие удары ногами для Фуюми. Он повторяет всё то, что помнит, болит даже костями, но вместе с этим возвращается к тому, что надо. К той форме, которая у него должна быть.       Он больше не приходит на тренировки к Старателю. Тот пытается вырвать его из постели в десять утра, но Сатору только что окончил четырёхчасовую тренировку с братом и сестрой, поэтому даже чужой лай на ухо не в силах его разбудить.       Энджи бушует. Рей прячется по углам дома, стараясь не попадаться детям на глаза. А когда попадается, испытывает за себя стыд: за грязные волосы патлами, изнеможённое лицо, испачканную одежду, которую она не в силах снять, и нежелание их видеть. Но она всегда на месте, когда Сатору болтает очередную глупость, а Энджи начинает орать.       — Смол дик энерджи, — вякает Сатору и показывает язык, когда Энджи опять пытается давить пламенем.       Позже ему будет казаться, что Рей сошла с ума из-за него. Кажется, она делает своей миссией не допустить отцеубийства в их разваливающейся семье, а вид Шото ей всё больше напоминает Энджи, из-за чего она перестаёт понимать, кого Сатору собирается убить.       Шото сначала ползает, затем ходит за Сатору, будто цыплёнок за матерью-наседкой. Рей перестаёт ощущать себя матерью, отдавая все бразды родительства одиннадцатилетнему ребёнку. Не то чтобы Сатору был абсолютно против: эта женщина не может позаботиться даже о собственном психическом здоровье, что уж говорить о детях.       Но вот что ему самому делать с малолетним ребёнком?       Сатору улучшает своё владение огнём. Он делает целые представления из пламени, вызывая улыбку у маленького мальчика. Со временем к ним присоединяются Фуюми и Нацуо: те, как ни странно, нисколько не завидуют, что внезапно большая часть внимания уделяется другому ребёнку, а не им.       — Так и должно быть, — Нацуо пожимает плечами, будто констатирует самую очевидную вещь, когда Сатору об этом спрашивает. Фуюми даже не подаёт вида, что вопрос был задан.       Так что, видимо, всё в порядке. Он не наносит психологическую травму детям. Он не совсем проваливается как старший брат. Приятно знать.       В то же время Сатору пытается скомбинировать проклятые техники и свою причуду как-то, кроме использования бесконечности и огня одновременно. Проблема только в том, что отрицательные числа не подразумевают, что где-то там может хорониться огонь. Он не может создать огонь отдельно от своего тела настолько далеко, чтобы завернуть его внутрь красного или синего, к тому же сама его суть противоречит такому бреду. Но он всё ещё может поджигать предметы, которые притягивает к себе, и только затем отправлять их в полёт. Приятно знать.       Пробуждается причуда Шото. Глаза Энджи горят одержимостью, и Сатору просто знает, что должен следить за Шото в два раза пристальнее. Ублюдок хочет переселить младшего отдельно от них, ущербных.       — Отпусти его, — приказывает Старатель и тянет руку к трёхлетнему ребёнку. Шото прячется за ногами Сатору, сжимая штанину изо всех сил.       — Я его не держу, — отвечает Сатору, но ни рука, ни пламя Энджи не могут коснуться их.       — Ты страшный. Я хочу остаться с нии-саном, — шепчет Шото сзади.       Тогда Энджи пробует другую тактику. Вспоминая, что перед ним ребёнок. Вспоминая, что он, видимо, отец.       — Злодеи тоже будут страшными. Но надо будет тренироваться, чтобы защитить себя и других. Ты же хочешь вырасти сильным? — спрашивает Энджи слишком спокойно для одержимого ублюдка. Сатору даёт шанс Шото поразмышлять над ответом.       — Нии-сан защитит нас. И сделает нас сильными. Он всегда так делал, — частичка Мегуми выскальзывает из Шото так, как Сатору никогда не ожидал. Что-то колет в сердце и в глазах, напоминая, как он их подвёл. Они рассчитывали на него, а он их подвёл, подвёл, взял и сдох, просто потому что не смог использовать хоть капельку больше мозга, чем обычно, сдох, заставил увидеть это…       — Он здесь будет не всегда, — вновь пытается Энджи.       Сатору усмехается.       — Я буду здесь ровно столько, сколько нужно, — отвечает он. — Тебе придётся пройти через мой труп, чтобы заставить их сделать то, что они не хотят.       Энджи сдаётся. Пока что. Но в его позе, взгляде, сжатых кулаках читается: «Не зарекайся, мальчик». Сатору знает, что «отец» попробует ещё раз.       Когда температура в воздухе падает, он обнимает Шото сильно-сильно, прижимая к плечу, и маленькие кулачки цепляются за его рубашку сзади слишком отчаянно. Нацуо и Фуюми прокрадываются к нему в комнату и обнимают их с обеих сторон, напоминая, что всё не зря.       В школе дела обстоят странно. Его не пытаются активно избегать, но один из детей, который видел нападение, пропадает, и остальные пытаются шептаться за его спиной. Та самая девочка с задней парты их останавливает одной лишь непринуждённой улыбкой. Чем-то она напоминает ему Сёко: девочка может орудовать небольшими металлическими вещами на расстоянии вытянутой руки от себя. Дать ей скальпель в руку, и получится…       Но дети быстро забывают.       — Тодороки-кун, — обращается к нему учительница, останавливая после уроков, — можешь ли ты сказать своему отцу, чтобы он ответил на телефонный звонок?       — Даже я не могу дозвониться до героя номер два, вы-то на что надеетесь? — Он кладёт телефон в карман и закидывает рюкзак на плечо. Все уже давно смирились, что за его партой никогда нет учебника или тетрадей.       — Я действительно хочу помочь тебе, понимаешь? Тебе не место в младшей школе. Тебе необходимо учиться там, где ты будешь использовать свою голову.       Он игнорирует её. Возможно, она обращается с ним более тепло, но его мозг всё ещё маленький и мелочный: он помнит, что она говорила ему во время первых занятий.       — Тойя-кун, — она говорит мягче, и это почти противно, а затем вздыхает, — Сатору-кун.       Он останавливается посреди класса и поворачивается к ней.       — У тебя… всё в порядке дома?       И это такой наивный в своей простоте вопрос. Сатору улыбается как можно шире и кивает, потому что он не может допустить, чтобы она подумала…       Она резко вздыхает.       — Ты можешь рассказать мне. Школа здесь, чтобы помочь тебе, Сатору-кун. Если что-то не в порядке…       Он склоняет голову набок, размышляя. А потом… почему нет?       — Мой отец заключил причудливый брак и заставлял мать рожать, пока не получил ребёнка с нужной причудой. У моей матери психоз, и она не может получить лечение. Я единственный, кто заботится о трёх других детях, но он хочет отнять у меня Шото, потому что я, по его мнению, дефектный. Как и двое других его детей.       Он говорит размеренно, с улыбкой на лице, ожидая её реакции с искренним интересом. Через несколько секунд он понимает, что учительница не знает, как реагировать.       — Я… — она бормочет, но собирается с силами и смотрит прямо на него. — Школа поможет тебе. Клянусь. Мы составим обращение в органы опеки. Всё будет хорошо, Сатору-кун.       На какой-то наивный день он верит. Она выглядит так убеждённо в своей правоте, в своём строгом брючном костюме и с идеальной причёской, что он верит, что она сможет. Что, возможно, что-то изменится.       На следующий день Сатору не может открыть дверь собственной комнаты. Он стучит несколько раз, но в доме преступно тихо. Настолько, что Сатору телепортируется в комнату Шото рядом: ребёнок всё ещё на месте, спит спокойно. Он выходит из его комнаты и видит три электронных замка на собственной двери снаружи, которые достаточно легко сломать.       Но дело не в том, что их легко сломать. Дело в его наивности. Дело в том, что он поверил в кого-то из системы, в кого-то, кроме себя.       — Нии-сан? — спрашивает Шото, когда просыпается и видит Сатору в своей комнате.       — Это наш секрет, ладно? — говорит он очень серьёзно, и Шото тут же просыпается и серьёзно кивает. — Не говори, что видел меня днём.       Они вместе играют и рисуют. У Шото в его возрасте получается лучше, чем у Сатору, так что трёхлетний ребёнок учит одиннадцатилетнего, что такое перспектива и как правильно должны лежать тени. Лично Сатору думает, что его портрет и так идеален.       Он свободно бродит по пустому дому и ни о чём не рассказывает другим, но Фуюми первая замечает замки на его двери, которые открываются на два часа вечером ради утоления естественных потребностей.       — Что ты сделал? — она пытается сделать интонацию рассерженной, раздражённой, но там так явно сквозит страх, что Сатору морщится.       — Не беспокойся об этом.       Не то чтобы это помогает.       На следующее утро он обнаруживает совершенно новые замки на его двери, в этот раз стальные. Он надеется, что этого достаточно, чтобы Фуюми не пыталась ещё раз их разбить.       Его выпускают в школу через неделю. Всё это время он ни разу не видит Энджи. Не то чтобы ему хотелось, конечно.       А учительница пропадает. Её заменяет какой-то тюфяк в очках, и никому в классе он не нравится.       — Где ты был? — спрашивает не-Сёко на перемене.       Сатору не находит слов, чтобы объяснить. Его пытаются обнять, но чужие руки соскальзывают с плеч, и не-Сёко понимающе улыбается.       Весь класс смотрит в ожидании реакции Сатору. Но новый учитель даже не даёт повода, чтобы вызвать реакцию. Его не просят снять очки, не вызывают к доске и игнорируют на всех уроках. В один день ради эксперимента Сатору даже поднимает руку, и все другие руки в классе тут же опускаются. Учитель всё равно зовёт другого ученика к доске.       С этого момента он им не просто не нравится. Они его активно ненавидят. Учитель уходит после того, как кто-то умудряется разрезать шины его тойоты и не попасть на камеру.       Второй учитель точно такой же. И третий тоже.       Не-Сёко что-то понимает, шепчет всему классу, и они останавливаются. Дети заканчивают младшую школу без классного руководителя, покинутые, одинокие и полные, по их мнению, праведного гнева.       — Это мой запасной номер, — не-Сёко протягивает бумажку на вручении аттестатов, когда видит, что на церемонию к Сатору приходят только брат и сестра. — Если что-то случится, я помогу. Клянусь.       Сатору принимает бумажку с улыбкой, треплет девочку по голове и клянётся никогда ей не звонить. В конце концов, он так и не запоминает её имя.       — У тебя есть потенциал захватить этот мир, — говорит он ей на прощанье.       Сатору поступает в среднюю школу. Рутина, в которой ему предлагают вновь пройти тесты, вновь оценивают как гения, вновь говорят передать, чтобы отец взял трубку, ведь ему здесь не место. Сатору ничего не делает. Ему ведь не место не просто в средней школе.       Ему не место в этом мире.       В этот раз вокруг нет никакой толпы. Он не говорит называть себя «Сатору». Никто не пытается называть его по имени. Тойя Тодороки живёт инертно, в ожидании чего-то.       На второй год обучения это «что-то» приходит оттуда, откуда никто не ожидает.       — Я хочу тренировать свою причуду, — заявляет ему Шото, когда Сатору помогает ему с уроками. Только у Шото есть частные репетиторы. Только Шото получает такое особенное обращение, хотя всё ещё живёт вместе с ними.       — Со Старателем, — дополняет младший.       Сатору приспускает очки, чтобы взглянуть Шото в глаза: тот вздрагивает, но не отступает.       — Зачем? — спрашивает Сатору.       — Он не отстанет, — Шото пожимает плечами и складывает ладони перед собой вместе, размышляя. Жест, оставшийся от прошлой жизни. — Легче дать ему то, что он хочет.       Шото всего шесть.       — А что потом? Ты хочешь стать героем?       — Систему надо менять изнутри, — Мегуми в ответ слегка улыбается, и Сатору отступает.       Пусть так. То, что он сам не хочет иметь с этим ничего общего в этой жизни, не должно значить того же для других. Детям надо позволять улетать из гнезда за собственными увлечениями, яда-яда.       Меняется мало что. И меняется всё.       В доме вновь появляется больше людей настолько, что он кажется почти обитаемым. Повар, который заботится о диете шестилетнего ребёнка. Несколько новых репетиторов, заботящихся об образовании дошкольника. И надзиратель, который пытается отгородить младшего брата от них. Не то, чтобы у последнего что-то получится.       — Ты в порядке с этим? — Нацуо спрашивает у него, охлаждая очередной ожог Шото после тренировки под пристальным взглядом Сатору. — Потому что я… не очень.       Мегуми всегда должен был вырасти сильнее Годжо Сатору. Превзойти достойного.       Так что Сатору молчит. Молчит, когда видит, как Шото блюёт на тренировках, потому что Шото не жалуется. Молчит, когда видит особенно обидную гематому.       Молчит и пытается учиться использовать обратную проклятую технику на других. Когда спустя месяц у него всё ещё не получается, он продолжает молчать.       Это не его выбор.       Он застаёт волков Мегуми во дворе, когда убегает после второго урока. Сатору крадётся по дому тихо, избегая всех скрипучих половиц, когда слышит тявканье. Такое знакомое, что он не может не выглянуть во двор и не увидеть улыбающегося ребёнка, который чешет за ушами белого волка. Размером в два раза больше, чем сам ребёнок. Шото замечает его почти сразу, и гончие растворяются в тени под испуганный взгляд разноцветных глаз.       — Нии-сан, — бормочет Шото, не двигаясь с места, — пожалуйста, только не говори отцу. Только не говори отцу, ладно? Я очень осторожен, клянусь…       Сатору снимает очки, поправляя волосы, и вздыхает.       — О, Мегуми…       Именно тогда мозг Шото переклинивает.       Сатору кричит на Энджи: винит его тренировки, его измывательства, его комплекс неполноценности в нездоровье Шото. Ложь соскальзывает в крик так прекрасно, что во время всей ссоры Сатору сам верит, во что говорит. Рей сжимается в углу, даже не пытаясь вмешиваться, и Нацуо прикипает к Фуюми, постоянно пытаясь укрыть её голову от летающих предметов, которых нет в комнате. Сестра же наблюдает с нездоровым любопытством за ссорой, будто смотрит теннисный матч и как перекидывают мячик туда-сюда.       Это первый серьёзный раз, когда Сатору поскальзывается при своём нынешнем «отце»: обломки стула летят в Энджи заострёнными концами и сгорают в пламени.       Возможно, подростковый мозг влияет слишком сильно на его гормональный фон.       — Я никогда не оставлю Шото с таким сумасшедшим, как ты! — орёт Старатель, пока ещё не понимая, что происходит до конца.       Сатору, наконец-то, успокаивается. Он встаёт в расслабленную позу, выдыхая, и поднимает одну руку вверх.       — Нет! Только не смерть! — кричит Юджи Нацуо, и Сатору инстинктивно останавливается, потому что это просьба от его драгоценного ученика, как он может не послушать.       Именно тогда пламенный кулак Старателя оказывается у его головы, остановленный бесконечностью.       Сатору поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза. Голубые, но настолько другие, что их сложно спутать.       — Какой же ты жалкий, — вздыхает Сатору, потому что… а что ему ещё сказать? — Если ты ударишь Шото, Нацуо или Фуюми, ты умрёшь.       Пламя ревёт. Сатору фыркает на бессмысленную демонстрацию силы.       Пока что Старатель нужен им ради приемлемого уровня существования. Рей явно не способна идти и зарабатывать им на жизнь, он сам ещё недостаточно взрослый, чтобы поддерживать достаток, а остальные просто дети. Сатору привык жить роскошно. Он знает, что Фуюми наслаждается украденной кредиткой Старателя. Рей нужно оплатить лечение.       — Вообще-то, побудь разумным взрослым. Оплати лечение своей жене.       Он подходит к Нацуо и с силой, которую обычно не нужно прикладывать к детской руке, убирает чужую ладонь от лица Фуюми, а потом сжимает изо всех сил, пытаясь заземлить.       — Сегодня никто не умрёт, — шепчет он на ухо Нацуо, — ты ни в чём не виноват.       И заклинание спадает. Нацуо промаргивается, словно только осознавая, где оказался, и озирается по сторонам.       Сатору обнимает брата и сестру за плечи и уводит с поля битвы. Он укладывает их спать, а затем заказывает на дом их любимые сладости. У постели Шото он сидит весь день, иногда пытаясь подобрать хоть что-то с… (на самом деле, примерно половину времени он пытается вспомнить, что Мегуми когда-то любил есть; ребёнок так редко чего-то просил, а сам Сатору так редко был рядом, что ничего нет в голове) имбирём.       Утро встречает его доставкой и бессознательным Шото.       Старатель не трепыхается ещё пару дней, то ли избегая всей ситуации, то ли строя какие-то коварные планы у себя в тёмном-тёмном кабинете.       Сатору одалживает его кредитку и прокалывает ухо. Это же похоже на подростковый бунт?       — Ты, — Старатель входит в комнату так, будто имеет право находиться ближе, чем сто метров от Шото, — с завтрашнего дня опять начнёшь тренировки.       Именно тогда Сатору понимает, что его тупой подростковый мозг так сильно ошибся, решив закрепить точку зрения хозяина грубой физической силой. Старатель даже не знал о проклятых техниках, но теперь видел своими глазами. Амбал всегда сомневался в диагнозе врачей, но оставил его в покое.       До этого момента.       — Нет, — просто отвечает Сатору, потому что его достало делать то, что ему приказывают.       Старатель что-то орёт на фоне, но не пытается подойти или вновь атаковать, так что его легко игнорировать. Идиот сдувается, как воздушный шарик, и в какой-то момент уходит.       Шото открывает глаза поздно вечером.       — Эй, — хрипит он, — Годжо-сенсей…       Сатору тут же отрывается от своего телефона и смотрит Мегуми в глаза. Поток проклятой энергии настолько сильный в первые секунды, что это сбивает с толку, но затем успокаивается и сводится до обычного состояния.       — Извини… что убил… или умер…       Глаза вновь закрывается, и Шото сладко сопит, обнимая одеяло.       Сатору смеётся.       Он уходит в свою комнату и тут же засыпает.       Тогда начинаются его собственные кошмары.       О Гето, о Сукуне, о Шибуе, о последней битве, о звёздном сосуде, о провале, о кайфе осознания, о мёртвом Мегуми, о Юджи и о призраке Кугисаки. Об оторванных конечностях, шраме на лбу, посмертном проклятье, изуродованной любви, разрезанном горле, виде своих кишок на нижней части трупа.       И Мегуми решает притвориться, что он ничего не помнит. Не знает. У него просто есть кролики и собаки из тени, и на этом всё. Сатору принимает правила игры, потому что кто он такой, чтобы осуждать. Он делает то же самое.       В другой день Шото встаёт с постели, чтобы выпить воды, и Сатору следует за ним, потому что чувствует ещё одну энергию на кухне. Он не хочет оставлять никого из братьев и сестёр наедине с Рей.       Они встречаются в коридоре и идут вместе. Шото не говорит, почему не спит. Сатору тоже. Не то чтобы они не знали, почему это происходит.       На повороте они слышат звуки. Истошный шепот Рей, разговаривающей по телефону. Шото тут же опускает голову вниз, не желая приближаться к дверному проёму.       — Иди ко мне в комнату, — шепчет Сатору, трепля Шото по голове под нахмуренный взгляд, — я принесу тебе всё, что надо.       — Чай с имбирём, — шепчут ему.       Сатору приходит на кухню. Он встаёт посреди прохода, облокотившись на косяк, и смотрит на закипающий чайник, прямо как на закипающие мозги Рей.       Не то чтобы он её ненавидит. Эта женщина действительно любила его первые года. Он даже немного благодарен ей за первые очки. Она просто настолько слабая, она сделала себя слабой тогда, когда могла ещё выпрямить спину и поднять голову, что это жалко. Но и жалости он не испытывает. Просто… ничего.       Было бы здорово, если бы у Фуюми и Нацуо были любящие родители. Они заслуживают этого. Но, возможно, им это и не нужно.       (Даже во второй жизни уже поздно что-то менять.)       — Ты, — Рей шепчет, а чайник кипит всё громче, — ты… — продолжает она хрипеть, глядя Сатору прямо в глаза.       А затем чайник летит в него.       Кипяток встречается с бесконечностью и отскакивает лавиной в Рей. Она истошно вопит, и Сатору всё ещё не совсем понимает, что происходит, когда в комнату врывается Старатель.       Капля с исходящим паром всё ещё стекает по барьеру вокруг лица Сатору. Рей всё ещё кричит от ожога на вытянутой руке.       — А я говорил, — он смотрит в пол, где падают капли к его ногам, — что ей нужен психиатр.       — Рей? Рей! — Старатель бросается к жене, будто бы никогда не ожидал, что она может пострадать в этом мире. — Ты, чего стоишь! Вызови скорую!       Сатору смотрит на Энджи и впервые, кажется, видит немного любящего мужчину.       Так Рей исчезает из их жизни. Им запрещают её навещать. Что-то о том, что она слишком опасна для них. А Старатель ненавидит Сатору.       — Нии-сан, — Нацуо поджимает губы и поворачивается к самому старшему, явно требуя ответов, — что случилось?       — Психический срыв, — отвечает вместо него Фуюми, фыркая. — Это очевидно.       — Что такое психический срыв? — Шото спрашивает и теребит штанину Сатору. Тот поднимает его на руки, прижимая к себе поближе.       — Это когда тебя так долго мучают, что твоя психика не выдерживает, и ты делаешь то, что не хотел, — поясняет Сатору тихим голосом.       — Правда? — спрашивает Фуюми. — Она правда этого не хотела? Или впервые сделала то, что хотела?       У него нет для неё ответов. Он действительно хочет ответить. Не судьба.       В этот день они все спят в комнате Сатору. Никто их не ищет. Никто не зовёт в школу.       Прислуга исчезает из дома. Иногда в холодильнике появляется еда из магазинов, но слишком редко, чтобы прокормить четырёх детей. Старатель пропадает тоже. Они становятся бездомными в собственном доме.       Приходится учиться готовить. Фуюми, естественно, учится быстрее и лучше, и через две недели Сатору бросает это бесполезное дело. Но именно он вызывает электрика, когда коротит проводка на кухне, именно он отмывает ванну и туалет, именно он оплачивает все продукты чековой книжкой Старателя, потому что идиот заблокировал все украденные карты, но не отказался от банальной бумаги. А подписи Сатору подделывает хорошо.       Он думает, что это его не сильно задевает. Думает, что всё в порядке. Что дети слишком чувствительны. Но кошмары возвращаются с удвоенной силой.       И однажды, когда Сатору открывает глаза посреди собственного беззвучного крика, рядом истошно кричит Шото, зажимая глаз. А в воздухе запах сгоревшего мяса.       Иногда чему-то просто суждено случиться.