Бегущий в прошлое

Блёклые стены, плесень на обоях, скребущиеся об окно ветки деревьев. Томас лежал ла боку на узкой жёсткой кровати, подложив под голову руку вместо подушки, и рассматривал незнакомую комнату, морщась от затхлого запаха, как будто помещение не проветривали неделями, а дальнюю стену пометил кот. Вроде он видел её в первый раз, а может и нет — сложно сказать, ведь половина воспоминаний так и не вернулась. Всё вокруг было до странности серым. И было очень, очень тихо. Но вскоре Томас стал различать какие-то звуки, будто кто-то мурлыкает тихую мелодию. Затем стали различимы слова. А у моего сыночка весёлые глаза. Будет мой сыночек завтра бегать и играть. Сейчас уже вечер, сыночку спать пора. Спи спокойно, ведь во сне можно помечтать. Вырастет мой сын сильным и большим. Вырастет, и мир вокруг станет добрей. Наш с тобой кошмар не будет затяжным. Будем мы всех монстров вокруг сильней. Томас сел, свесил ноги с кровати, нехотя ставя ступни на холодный пол. Голова закружилось, всё вокруг стало расплываться, будто помещение заволок туман. Парень аккуратно повернул голову в лево и посмотрел в дверной проём. Там, в коридоре была приоткрыта дверь, прямо напротив кровати. Оттуда лился тёплый оранжевый свет, прибавляя миру красок. Шатаясь, Томас побрёл к этой двери. Она бесшумно отворилась, и он увидел средних лет женщину, которую ещё не до конца оставила красота. Её тёмные волосы были небрежно собраны в хвост, а глаза покраснели от недавних слёз. Она сидела не коленях радом с кроватью, похожей на ту, где очнулся Томас, и убаюкивала мальчика лет пяти. Женщина пела колыбельную и гладила сына по короткой, ровно подстриженной чёлке. Томми, Томми, Томми, Засыпай скорей… Мальчик почти уже закрыл глаза, но тут взгляд его упал на стоящего в дверях парня. Он резко скинул одеяло и подбежал к Томасу, хватая его за руку и выводя из комнаты. Женщина даже не заметила этого, продолжая напевать нехитрый мотив и водить рукой по подушке. А мальчик всё тянул Томаса и звонко пищал: -Пойдём, я тебе кое-что покажу! Пойдём! Я познакомлю тебя со своими друзьями! Наконец Томас сделал шаг вслед за мальчиком. Коридор тут же сменился на другое помещение, до боли знакомое и очень похожее на лабораторию ПОРОКА. Сирена выла и мигала красным, прям как когда Томас был здесь в последний раз. Мальчик завёл Томаса в кабинет, где они с Терезой победили Дженсона. Всё было раскидано, по полу валялись разбитые склянки. Вот только за непробиваемым стеклом в этот раз были совсем не шизы. Мальчик подбежал прямо к стеклу. Томас хотел схватить его, не дать подойти близко, предостеречь, но тот лишь щебетал: -Это Алби. Он всегда такой серьёзный. Но не бойся, он добрый. А это Бен. Знаешь, они с Алби похожи, хотя Бена я не очень хорошо знаю. Он указал на двух парней, которые стояли рядом. Их тело опутывали вздувшиеся тёмно-синие вены, они тяжело дышали и неотрывно следили за Томасом. Будто бешеные псы, они скалились, роняя слюну, и казалось, что они вот-вот залают — громко, так что уши заложит. -Это Чак. Чак очень забавный. Правда он в последнее время неразговорчив… Чак сидел, прислонившись к стене. И без того всегда растрёпанные кудряшки сильно спутались, пряди, обрамлявшие лицо, намокли от пота. На щеках застыл румянец, но какой-то неестественный, будто это краска на лице фарфоровой куклы. Из груди без остановки текла кровь. Чак смотрел перед собой тем пустым взглядом, который есть лишь у бедняг, которых бросила подруга-жизнь, оставив в голове звенящую пустоту. -Это Уинстон, он такой храбрый. Я хочу быть таким же мужественным когда вырасту. Уинстон стоял в углу, вздёрнув рубашку и разглядывая своё сгнившее, почерневшее тело. Из пробитой пулей головы прямо на ладони капала чёрная жидкость. Но этого Уинстон, кажется, совсем не замечал. -Это Ньют. Он тоже наш друг. Помнишь, он делал всё для близких ему людей. А ты не смог его спасти, тебе не хватило пары минут. Голос мальчика стал ниже, твёрже, и как по команде Ньют накинулся на стекло, пытаясь разбить его, дорваться до плоти, разорвать её. Нет, это был не Ньют. Одного взгляда в эти полностью почерневшие глаза было достаточно, чтобы понять, что это чудовище не может быть Ньютом, и оттого больнее было смотреть, как его кажущимся более хрупким чем когда бы то ни было телом управляет зверь. Что если этими тонкими, изящными пальцами он теперь хватает свою добычу, как тот шиз, которого они с Брендой встретили в тоннеле под землёй; может, Ньют, так по-особенному ласково и тепло улыбавшийся, теперь этим же ртом отрывает щуплым крысам головы. От этого становилось невыносимо. Но этого не могло произойти, ведь Ньют не успел полностью стать шизом, он погиб от ножа в сердце. Тоже воспоминание не из приятных, но сейчас Томасу помогло это немного прийти в себя. Это был не Ньют, на этом теле не было видно и следа от той смертельной раны. Вот только развить эту мысль Томасу не дал мальчишка, который повернулся к нему, хрипя уже совсем не невинным детским, и даже не совсем человеческим голосом: -И последняя… Тереза. Как думаешь, какого это — разбиться, упасть с такой высоты? Мальчик стал расти, вместе с тем изменялись его черты, светлели глаза, и пока он говорил, хрипота сменилась мягким женским голосом. Перед Томасом теперь стояла Тереза. Она вся была изранена, одна рука торчала под странным, неестественным углом. Тереза плавно приблизилась и вкрадчива прошептала: -Ну так что, Том? Как ты думаешь, какого это? Томас затаил дыхание. Относительно уцелевшую руку Тереза протянула к парню, осторожно обхватывая его ладонь, сплетая пальцы, делая ещё шажочек вперёд и смотря Томасу прямо в глаза, слегка наклонив голову набок. Треск. Грохот. Стекло раскололось, рассыпалось хрустальными каплями по полу. Мертвецы вырвались. Томас попятился было, хотел развернуться, убежать, но Тереза крепко сжала его руку, не давая увести её за собой и убежать самому. У девушки внезапно появилась огромная сила, и как бы Томас ни тянул, как бы ни вырывался, ни он, ни сама Тереза с места не сдвинулись. А ещё через секунду старые погибшие друзья обступили их, набросились. Каждой частичкой кожи Томас чувствовал, как его царапают, как сдирают кожу, как отрывают отросшими острыми зубами куски его плоти. Томас кричал от боли, но не мог освободиться. Его крик терялся в чужих криках, визгах, рёвах и стенаниях. Казалось, это длилось вечность. Иногда пелена боли отступала на несколько секунд, и Томас почти забывал о ней, утопая в небесно-голубых глазах напротив. А иногда эти глаза закрывали изувеченные лица старых друзей, искажённые животной яростью и ненасытным голодом, и в такие моменты казалось, что Томас чувствовал не только свою боль, но и их, и тогда воздух заканчивался, горло будто сгорало изнутри, и он не мог уже выкрикнуть ни слова. Томас резко сел, резко втягивая воздух и сдерживая крик, боясь, что с попыткой издать любой звук придёт новая волна боли. Парню понадобилось минут пять чтобы осознать, что всё, что только что происходило, было лишь сном, обыкновенным кошмаром, которые были частыми гостями всю его жизнь, сколько он себя помнил, и которые не оставили его даже в Тихой Гавани. Хотя этот сон казался слишком реальным. Слишком явно там ощущались запахи и боль. Томас глубже вдохнул свежий ветерок, просачивающийся в его скромное жилище, и на всякий случай осмотрел себя с ног до головы, но не нашёл ни царапины. Он поднялся с шаткой кровати, сколоченной наскоро из нескольких досок и брёвен, и вышел на улицу. Вокруг никого не было, все ещё спокойно досматривали свои, наверно, не такие кошмарные сны. Только солнце, казалось бы, приветствовало Томаса, лениво показавшись над морем, окрашивая его край и часть неба в бледно-золотой оттенок. Скоро оно проснётся окончательно, и пойдёт над Тихой Гаванью уже более бодрым шагом. Пару часов перед всеобщим пробуждением Томас провёл, сидя на берегу. Может, потому что больше было особо нечем заняться, а может, так он прощался с этим местом, надеясь больше не тратить дни напролёт, сидя здесь в своих мыслях. Так или иначе, когда шум со стороны лагеря стал уже достаточно явным, когда воздух наполнился десятками голосов и дымом из кухни, Томас встал с песка, отряхнулся и пошёл к Штабу. Примерно одновременно с ним с разных сторон пришли и остальные участники небольшой экспедиции, потягиваясь, потирая глаза и желая друг другу доброго утра. С ними пришла и Бренда. -С вами я не пойду, но хоть провожу, -сказала она, вздыхая и явно до сих пор сожалея о том, что остаётся. Все вместе они зашли в строение и стали ждать. Не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась, и зашёл Винс, явно пребывавший в хорошем расположении духа, а за ним Фрайпан и несколько мальчишек, тащивших походные рюкзаки. -Рад, что все в сборе. Мы притащили вам всё необходимое: здесь есть еда и вода, их хватит на несколько дней, но я надеюсь, вы сможете пополнить запасы; фонарики, верёвки, и так далее. О, и рация, -он поднял обе руки, в каждой из которых было по рации. — Их у нас всего две, так что одна будет у меня, другую кто-то из вас всегда должен носить с собой. Постарайтесь не потерять её и не сломать, это наш единственный способ связи, если только не отыщете здесь почтовых голубей. Так что вперёд, берите вещи и идите в любую из трёх возможных сторон, какую сами захотите. Но я бы рекомендовал начать с какого-либо побережья и близлежащих холмов. Минхо забрал рацию, все взяли по рюкзаку, попрощались с Винсом, поблагодарили его и Фрайпана и направились, не сговариваясь, вдоль левой части побережья. Бренда шла с ними минут двадцать, а когда Тихая Гавань осталась недалеко позади, она остановилась. Остановились и все остальные. -Ну, удачи вам. Постарайтесь держать свои задницы подальше от опасностей. И возвращайтесь поскорее, а то без вас тут будет смертельно скучно. Говоря всё это, девушка неотрывно смотрела в глаза Томасу. Под конец он, смутившись, отвёл взгляд, и вместе со всеми буркнул что-то вроде «Спасибо». Получилось довольно неловкое прощание, и судя по тому, как никто ещё долго не решался заговорить, так думали все. Кроме, пожалуй, Бренды, которую смутить было не так легко. Она ещё долго махала им вслед, а потом развернулась на носочках на сто восемьдесят градусов, засунула руки в передние карманы штанов и неспешно побрела к Тихой Гавани, насвистывая какую-то только ей известную мелодию.