Кошмары...

Так проходили годы. Годы в бесконечном одиночестве, где дни сменялись ночами, а время теряло всякий смысл. Единственное, что хоть как-то скрашивало его существование — письма. Письма от детей, которые, казалось, уже давно покинули его мир, но всё ещё продолжали писать, отправлять весточки, делиться своими успехами. Он читал их снова и снова, пока буквы не начинали расплываться перед глазами. Иногда ему казалось, что он слышит их голоса, что они рядом, но стоило моргнуть — и иллюзия исчезала, оставляя после себя только звенящую пустоту. Со временем Безликий решил переместить Ци Жуна на гору Тунлу. Он не спрашивал, хочет ли он этого, не объяснял причин. Просто в один день он оказался здесь, среди заброшенных руин, в месте, которое когда-то было великим государством Уюн. На то, чтобы ему здесь не нравилось, было слишком много причин. Тишина. Она была иной, чем та, к которой он привык. Здесь даже ветер казался мёртвым, его холодные порывы пробирали до костей, заставляя вспоминать что-то далёкое, что-то болезненное. Развалины.. Они вызывали ассоциации с Сянлэ, с тем, что некогда было домом, а теперь стало лишь тенью прошлого, уступив место Юнани. Он пытался игнорировать эти чувства, пытался убедить себя, что это просто камни, просто старые стены, но каждый раз, проходя по этим опустевшим улицам, он чувствовал, как что-то внутри него сжимается. Безликий теперь приходил редко. И от этого не становилось легче. Ци Жун не знал, что должен чувствовать. Должен ли он ненавидеть его? Ненавидеть того, кто помог пасть его государству? Того, кто стал причиной всех его страданий? Разве не логично было бы презирать его? Но чем больше проходило времени, тем отчётливее он осознавал: он скучает. Он скучал по нему постоянно. По его голосу, по его прикосновениям, даже по его наказаниям. Он пытался игнорировать это чувство, пытался подавить его, но чем сильнее он сопротивлялся, тем больше оно росло внутри. Кажется, теперь он понял свою мать. Понял, что именно она чувствовала, сбегая с тем, кого любила, даже если этот человек обрёк их обоих. Она выбрала любовь, несмотря ни на что. Но в его случае... изменений не было. Он не сбежал. Он не сделал выбор. Он просто существовал, позволяя всему идти своим чередом. Единственное, что хоть как-то отвлекало его, — тренировки. Он совершенствовал владение мечом, учился управлять огнём, и его тело стало сильнее, движения — точнее. Но это не имело значения. Всё это было просто рутиной, просто способом занять себя, чтобы не думать, чтобы не чувствовать. И всё же... он чувствовал. Его раны от Безликого заживали быстро. Слишком быстро. Каждый раз, когда он оставлял на нём следы, спустя какое-то время их уже не было. Он исцелял его, передавая духовные силы, но этот способ... Ци Жун ненавидел это признавать, но ему нравилось. Ему нравились его поцелуи. Нравилось, как его холодные пальцы касались кожи, как тёплая духовная энергия пропитывала его тело, заставляя его чувствовать. Нравился его запах. Он не мог описать его словами. Это было нечто особенное, незаметное, тонкое, как аромат благовоний, как холодный утренний воздух. Этот запах проникал в его сознание, оставляя в нём след, и теперь, даже когда Безликий был далеко, Ци Жун всё равно ощущал его. А вместе с этим он ощущал пустоту. Годы шли, но внутри него ничего не менялось. Всё та же боль, всё то же одиночество. Всё та же ненависть к себе за то, что он скучает по тому, кто разрушил его жизнь. *** В какой-то момент письма перестали приходить. Сначала Ци Жун не придал этому значения. Мало ли что могло случиться — возможно, учителя временно запретили им отправлять письма, возможно, они были заняты, возможно… Но дни превращались в недели, недели — в месяцы. Он пытался успокоить себя. «Они просто заняты, у них новая жизнь, тренировки, друзья…» Но тревога уже вцепилась в его сердце, заставляя прокручивать в голове всё более мрачные мысли. Неужели он им больше не нужен? Неужели они просто забыли о нём? Или… они догадались? Догадались о том, кем он является на самом деле. О его сущности. О его проклятом существовании. Догадались, что тот, кого они называли родным, оказался демоном. Догадались — и почувствовали отвращение. Догадались — и решили разорвать все связи. Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но он даже не почувствовал боли. Вместо этого по телу разливался ледяной холод. — Хаха… — глухой смешок вырвался из его пересохшего горла. — Как глупо… Он не знал, на кого злиться. На них? На себя? На мир, который всегда был к нему несправедлив? Может, так даже лучше? Так или иначе, он всегда был один. Даже когда их письма приходили, даже когда он читал их, перечитывал снова и снова, цепляясь за иллюзию связи — он всё равно был один. Просто теперь эта иллюзия исчезла окончательно. А вместе с ней исчезла и последняя слабая искра тепла, что ещё оставалась в его груди. *** Одиноко. Бай Усянь должен был вернуться уже давно. В их последнюю встречу он обещал не задерживаться, обещал вернуться раньше, чем обычно. Ци Жун ждал. Ждал слишком долго. Сначала он успокаивал себя, убеждал, что тому просто нужно больше времени. Бывали ведь случаи, когда Бай Усянь исчезал на несколько дней? Да, бывало. Значит, не стоит волноваться. Но дни тянулись, превращаясь в недели. Молчание росло, становясь тяжёлым, давящим грузом. И вот однажды ночью Ци Жун увидел сон. Во сне он стоял в зале, склонившись над развернутым свитком. Текст был неразборчив, символы дрожали перед глазами, но он каким-то образом понимал каждое слово. Бай Усянь мёртв. Эти два слова будто обожгли его сознание. Бай Усяня убил небесный владыка, Цзюнь У. Нет. Нет. Нет. Ци Жун резко проснулся, был он жив сердце бы бешено стучало. Ком подступил к горлу, он задыхался, сдавленный всхлип сорвался с губ. Глупо. Это всего лишь сон. Но было больно. Он вцепился в подушку, вдыхая слабый, но всё ещё различимый запах. Запах, который всегда дарил ему чувство комфорта и безопасности. Пусть это был сон, но… Что, если он прав? Что, если Бай Усянь действительно больше не вернётся? Эта мысль резанула так, словно кто-то вонзил ему меч прямо в сердце. Нет. Он не может просто сидеть и ждать. Решив для себя, что подождёт ещё немного, он всё же пришёл к выводу — если тот не вернётся, он уйдёт сам. Всего несколько дней. Но дни слились в недели. Один день, второй, третий. Неделя. Вторая. Он не заметил, как время ускользало сквозь пальцы, как одиночество становилось всё более нестерпимым. Может, ему уже давно стоило уйти? Третья неделя принесла с собой ледяное осознание. Ци Жун больше не мог обманывать себя. Бай Усянь не вернётся. Тяжесть этого понимания давила на него, вгоняя в ступор, но в то же время — впервые за долгое время — в нём зашевелилось что-то живое. Не злость, не страх, не ненависть, а странное, болезненное желание… узнать. Убедиться. Вдруг это ложь? Вдруг это просто дурной сон, навеянный одиночеством? Но что, если нет? Мысль о том, что он останется здесь в ожидании чего-то, что никогда не произойдёт, была невыносима. Он не мог больше сидеть в этом проклятом месте, надеясь на чудо. Впервые за много лет он собирался покинуть Тунлу. Его пальцы дрожали, когда он собрал свои вещи. Его шаги гулко отдавались по каменным плитам. Всё вокруг словно замерло, задержав дыхание. Но в последний момент он ощутил знакомое присутствие. Он замер. Сердце ухнуло вниз. Он вернулся. Не думая больше ни о чём, Ци Жун развернулся и бросился вперёд. Ему было всё равно, что это выглядело глупо, что его лицо, наверное, перекошено от нахлынувших эмоций. Он просто хотел почувствовать, что это не сон. Обняв Бай Усяня, он крепко прижался к нему, вдыхая такой знакомый, такой родной запах. Его плечи дрожали, а по щекам текли слёзы. На плече ощущалось тёплое прикосновение ладони. — В чём дело? — голос Бай Усяня был низким, тягучим, пропитанным едва заметной усталостью. Пальцы запутались в его волосах, ласково пробежавшись по прядям. — Я ведь сказал, чтоб ждал меня, — с лёгким укором добавил он, чуть потянув за его затылок. Ци Жун всхлипнул, закрыв глаза. — Прости... — едва выдавил он, голос дрожал. — Всё в порядке, — хмыкнул Бай Усянь, сильнее прижимая его к себе. В его голосе слышалась усмешка. — Настолько соскучился? Ци Жун сжался, вдыхая его запах ещё глубже. Да. Соскучился. Но он не скажет ему об этом. Слишком стыдно… Слишком неловко. Как признаться, что эти долгие недели одиночества превратились в мучение? Что он ночами засыпал, сжимая в пальцах остатки его присутствия, боясь, что даже запах со временем исчезнет? Как сказать, что его мир будто опустел без него? Ци Жун крепче сжал пальцы на его одежде, но промолчал. Просто стоял, впитывая тепло, которого ему так не хватало. Бай Усянь, кажется, почувствовал что-то, потому что не отстранился, не подшучивал, а только крепче сжал его затылок, продолжая гладить по волосам. — Глупый, — тихо сказал он, но в голосе не было укора. Только тёплая, смутная нежность. Ци Жун закрыл глаза. Пусть этот момент продлится подольше. *** – Думаю ты готов, тебе стоит собрать себе репутацию. Ци Жун вскинул голову, не сразу понимая смысл его слов. — Собрать себе репутацию… — повторил он задумчиво, нахмурившись. — Но зачем? Бай Усянь чуть склонил голову, словно взвешивая, насколько можно ему объяснить. — Мир так устроен, — наконец заговорил он, отпустив его волосы и выпрямившись. — Чтобы тебя уважали, тебя должны бояться. Чтобы тебя боялись — тебе нужна репутация. Он смотрел на него сверху вниз, глаза мерцали в полумраке комнаты. — Ты ведь хочешь стать ещё одним Великим Бедствием, не так ли? Ци Жун непроизвольно сжал кулаки. Хотел ли он этого? Сам не был уверен. Но что ещё ему оставалось? Однажды он уже пытался идти иным путём — и его втоптали в грязь. Никто никогда не видел в нём равного, не воспринимал всерьёз. — Сейчас ты очень близок к тому, чтобы стать непревзойдённым, — продолжил Бай Усянь, вновь опуская руку на его плечо. — Но не стоит раскрывать этого. Придержи свои хитрости при себе. Ци Жун чуть приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но не нашёл слов. — Ты хочешь, чтобы я это скрывал? — уточнил он после паузы. — Молодец, всё схватываешь на лету, — усмехнулся Бай Усянь, а в его мыслях пронеслось: Не как его брат. По крайней мере, он понимает, что нужно, а что не стоит делать. Особенно перечить мне и мешать моим планам. Он легко сжал плечо Ци Жуна, словно закрепляя сказанное. — Сколько бы ни прошло времени, говори, что твой ранг «почти непревзойдённый». Пусть думают, что ты слабее, чем есть на самом деле. В будущем это сыграет тебе на руку. Ци Жун смотрел на него, ощущая внутри смутное волнение. «Репутация»… «Великое Бедствие»… — Ладно… — негромко выдохнул он, отводя взгляд. Он ещё не до конца понимал, к чему это приведёт. Но почему-то чувствовал — пути назад у него больше нет.