Кошмары...

Уже несколько дней Ци Жуну казалось, словно кто-то следит за ним. Каждый раз, когда он оборачивался, за его спиной никого не было. Но ощущение чужого взгляда не исчезало, словно невидимый наблюдатель затаился где-то в тени, едва ли не дыша ему в спину. Разговора с его царственным братом, Се Лянем, так и не произошло. Ни на следующий день, ни через неделю, ни спустя ещё больше времени. Брат был всегда занят: важные дела, бесконечные обязательства, встречи и прочее. Казалось, его жизнь не оставляла места для общения с младшим братом. Всё это время Ци Жуна преследовал один и тот же сон. Ночь за ночью он видел, как умирает. Его тело сгорало в ярком пламени, обнажая плоть, а затем растворялось в тёмной пустоте. Каждый раз он пытался что-то изменить, убежать или закричать, но сон возвращал его к началу — снова и снова. И казалось, что ничего не изменится, что этот цикл будет продолжаться бесконечно. Но прошлой ночью всё было иначе. Теперь он видел не свою гибель, а как во сне горел дворец. Зал, в котором он когда-то играл в детстве, был объят ярким пламенем. Огонь с жуткой красотой пожирал колонны, стены, потолки. Но самое ужасное было не это. В центре горящего зала лежало тело. Его лицо скрывали дым и тени, но Ци Жун понимал: он знает этого человека. Однако кто это, он так и не смог понять. Проснувшись в холодном поту, юноша тяжело дышал, крепко вцепившись в одеяло. На этот раз он понял, что начинает сходить с ума. Медленно, но верно. Ци Жун был подавлен. Он устал. Устал от одиночества, от кошмаров, от ощущения, что жизнь будто насмехается над ним. Больше всего он хотел выговориться, рассказать кому-то о своих страхах, о жутких видениях, которые не давали ему покоя. Ему было страшно признаться себе, но он знал, что эти сны — вещие. Они предвещали беду, и, возможно, это был лишь вопрос времени. Но кому он мог рассказать? У него не было друзей. Его дядя и тётя, скорее всего, посчитают его ненормальным, решат, что он сошёл с ума. Царственный брат, которому он так хотел довериться, всегда был занят. У него были дела поважнее, чем психическое состояние младшего брата. И всё же в глубине души Ци Жун лелеял надежду, что его услышат. Может быть, однажды. Может быть, тогда, когда станет слишком поздно. В ту ночь Ци Жун не мог уснуть. Лёжа на кровати, он смотрел в потолок, который слабо освещался лунным светом, проникающим через окно. Мысли в его голове смешались в хаотичный вихрь. Кошмары, одиночество, странные сны — всё это давило на него тяжёлым грузом. «Я должен что-то сделать, — думал он, сжимая кулаки. — Если эти сны действительно вещие, то это не просто случайность. Это предупреждение. Но как понять, что они значат? И почему именно я их вижу?» Он поднялся с кровати и медленно подошёл к окну. Лёгкий ночной ветер тронул его волосы, принося с собой аромат цветущих деревьев во дворце. Казалось бы, ночь была спокойной и безмятежной, но внутри Ци Жуна всё клокотало. — Брат… Ты ведь знаешь ответы, правда? — прошептал он в пустоту, глядя на здание, где, возможно, в это время спал Се Лянь. Но ответа, как и всегда, не последовало. Юноша повернулся к комнате, где всё казалось холодным и чужим. Даже собственные покои, в которых он провёл большую часть своей жизни, больше не дарили ему чувства уюта. Он заметил, как на столе тихо мерцала свеча, её слабое пламя колебалось, будто пытаясь рассказать что-то важное. Ци Жун подошёл к столу, сел и уставился на огонь. «Может быть, я схожу с ума. Может, всё это — просто плод моего воображения…» — думал он. Но в глубине души он знал, что это не так. Резкий стук в окно заставил его вздрогнуть. Он обернулся, ожидая увидеть птицу или что-то ещё, что могло бы объяснить этот звук. Но там ничего не было — лишь тёмный силуэт ночи за стеклом. — Кто здесь? — с дрожью в голосе произнёс он. В ответ тишина. Он открыл окно и выглянул наружу, надеясь увидеть хоть что-то. И вдруг ему показалось, что где-то вдалеке мелькнула фигура. Едва заметная, но она точно была там. — Эй! Кто ты?! — крикнул Ци Жун, но в ответ снова лишь молчание. Когда он вернулся в комнату, свеча неожиданно погасла, оставив его в полной темноте. Страх сжал сердце, но он старался сохранять спокойствие. «Это всего лишь ветер… Просто ветер…» — убеждал он себя. Но вдруг в темноте за его спиной раздался тихий, едва уловимый шёпот: «Ци Жун… Почему ты боишься? Ты ведь знаешь, что это не конец…» Юноша замер. Сердце забилось, как сумасшедшее. Он обернулся, но никого не увидел. Тяжело вздохнув, Сяоцзынь сжал края своих одежд на груди, пытаясь взять себя в руки. Он проглотил ком в горле, но мысли снова возвращались к голосу, что недавно прозвучал. Этот голос… слишком ему знаком. Он принадлежит тому самому человеку, из-за которого ему пришлось пожертвовать своей гордостью в том заброшенном доме. Всё ради того, чтобы его брат, Се Лянь, не пострадал. Этот человек помогает Юнани, и теперь он понимает — это враг. Но почему именно он оказался втянут в их игры? Сев на край кровати, Сяоцзынь опустил взгляд на пол. Мысли о происходящем не давали покоя. Восстание набирало силу, и, как будто этого было мало, в государстве Сянлэ появилось загадочное поветрие ликов. Болезнь, при которой на телах людей начинают вырастать маленькие лица, была словно проклятие, обрушившееся на их земли. Причины её возникновения оставались неизвестными, а лечение, если оно вообще существовало, никто не мог найти. Каждую ночь принц не мог заснуть, боясь, что обнаружит на своём теле признаки поветрия. Сначала болезнь начиналась с небольшого раздражения или боли, затем на коже появлялось лицо — и чем дольше она развивалась, тем больше становилось этих лиц. Одни шептали что-то неразборчивое, другие кричали или даже плакали, будто запертые души. Люди в ужасе прятались от зеркал, чтобы не видеть, как чужие черты покрывают их тела. Это доводило до безумия. «Почему только Сянлэ? — думал он, крепко сцепив пальцы. — Почему этот кошмар настиг именно наш народ?» Сяоцзынь задавал себе эти вопросы снова и снова. Ещё страшнее было осознание, что Се Лянь, их «совершенный принц», изо всех сил старается помочь каждому, заражённому или пострадавшему, хотя это только усугубляет его собственное состояние. «У него всегда найдётся дело важнее меня», — горько подумал Сяоцзынь, но тут же устыдился своих мыслей. Се Лянь никогда не был равнодушен к страданиям, и как он мог упрекать его за это? «Но если болезнь дойдёт до меня, сможет ли он помочь?» — подумал Сяоцзынь. Ему казалось, что никто не даст ему ответа. Даже лекари и мудрецы, собравшиеся со всего государства, не могли прийти к единому выводу. Некоторые считали поветрие наказанием небес, другие — результатом магии или даже работы врагов. Но что, если этот «Белый бедствие» — один из тех, кто принёс болезнь в их земли? Ведь именно после встречи с ним тревога и боль стали постоянными спутниками юноши. Опустив голову на подушку, Сяоцзынь завернулся в одеяле, словно надеясь, что его обнимет его мягкая ткань, придаст хоть немного уюта и покоя. Но, несмотря на попытки найти утешение в тени покоев, мысли продолжали терзать его. Он глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от чувства пустоты внутри, которое не отпускало его с самого утра. Его тело было усталым, а разум — охваченным тревогой. Он закрывал глаза, но вместо тишины, его разум вновь наполнился воспоминаниями о том самом моменте — моменте, когда чьи-то пальцы коснулись его головы. Это прикосновение, казалось, оставило след, глубокий и таинственный. Он вновь ощущал его — будто они были здесь, рядом. Но стоило ему открыть глаза, и перед ним было пустое пространство, без признаков присутствия кого-то, кого бы он мог видеть. Он перевернулся на бок, пытаясь заставить свои мысли замереть. Однако, прикосновение всё не уходило. Он словно ощущал невидимое присутствие рядом. Пальцы, что касались его головы, были слишком реальными. Это не было обычным чувством одиночества, которое возникало в такие моменты ночных терзаний. Это было что-то большее. Сяоцзынь мог бы поклясться, что кто-то невидимый был рядом, ощущал его дыхание, даже если никаких телесных форм вокруг не было. Сердце принца забилось быстрее, а взгляд снова скользнул по комнате, ищя хоть малейший след присутствия, но её тени оставались пустыми. Но в глубине души он знал — что-то было не так. Это чувство, эта тяжёлая атмосфера, не поддавалась объяснению. Он пытался отогнать эти мысли, погрузиться в спокойный сон, но сомнения не отпускали его. «Неважно, — подумал он, — возможно, это просто мой разум, уставший от беспокойства и страха. Но если это не так? Если в этом дворце, в этих стенах, кто-то всё-таки есть?» Оглядев всё ещё раз, Сяоцзынь попытался убедить себя, что это просто игра его воображения. Он тщательно осмотрел каждую деталь комнаты: старинные обои, едва заметные трещины на потолке, зеркала, отражающие лишь пустое пространство. Всё оставалось на своих местах, как и прежде, ничего не изменилось. Его пальцы скользнули по холодному простыне, ощущая прохладу ночи. «Я просто себе накручиваю…» — проговорил он тихо, стараясь успокоить себя. Но даже когда он произнес эти слова, внутреннее беспокойство не исчезло. Напротив, оно стало ещё сильнее, словно его мысли продолжали клубиться, как мрак, готовый поглотить. Ци Жун сжался, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Он знал, что если продолжит думать, не уснёт вовсе, и тогда просто провалится от усталости. Глаза слипались, но каждая попытка заснуть встречала сопротивление. Кошмары не отпускали его даже во сне, а день за днём превращался в борьбу с собой. Он знал, что нужно отдыхать, что его тело требует покоя, но стресс, боль и беспокойство просто не отпускали. Последние несколько недель не было ни нормального сна, ни хорошего питания. Он не раз удивлялся, как мог дойти до того, что разрушал свою собственную кожу, но что-то внутри не позволяло остановиться. Недавние следы на запястьях — чёткие, неглубокие шрамы — были тому ярким свидетельством. Он снова повернулся на бок, пытаясь найти комфорт, но его тело, казалось, было не в силах расслабиться. С каждым вдохом он чувствовал тяжесть, нарастающую в груди. «Нужно просто уснуть,» — шептал он себе, но казалось, что даже сон стал для него врагом. Ци Жун обнял себя руками, поджимая колени к груди, и, сжавшись, пытался обрести хотя бы малую часть покоя. Его тело всё ещё дрожало, но теперь, в тишине ночи, он чувствовал нечто иное — боль, которая в какой-то момент стала чем-то привычным. Он закрыл глаза, пытаясь контролировать свой дыхание, но осознал, что в этот момент не мог подавить эмоции. Он плакал, и это удивило его. Но не хотелось ничего менять, не хотелось стирать слёзы, как он делал это всегда раньше. Тихие слёзы катились по щекам, и, несмотря на боль, он не мог остановиться. Так, дрожа и поглощённый своими чувствами, он постепенно погружался в сон. Это был необычный сон, не наполненный темными страхами, как всегда. Сон был странно спокойным, едва заметным. Он не видел ничего — только тусклый свет, который не слепил, а наоборот, казался успокаивающим. Сон не был ослепительно ярким, а лишь слегка мерцал, как тусклый огонь. Это было даже к лучшему. В этом сне не было ничего тревожного, не было лиц, не было того постоянного ощущения преследования. Просто темнота, в которой можно было забыться и отдохнуть хотя бы на мгновение. И в этой пустоте, в этом покое, он почувствовал, как его тело, наконец, отпускает боль.