Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Люцифер не мог поверить собственным ушам. Этот голос, знакомый, с нотками веселья и одновременно с тем полный уверенного спокойствия, мог принадлежать только одному существу во вселенной. И только он мог назвать падшего любимым творением. Люцифер скривился. Ему эта привилегированная любимость вечно поперёк горла вставала. Обернуться он не смог. Просто не способен был отвести взгляда от Адама, что скрылся в тёмной дымке, сформировавшей непроглядную сферу чистейшего мрака. В одно мгновение его накрыло тьмой и укутало, как бабочку в кокон, вот только Люцифер сомневался, что из этого кокона есть хоть малая вероятность выбраться. Единственным, что осталось в мире от ангела Адама, был этот кокон. И если сейчас прикрыть глаза даже на секунду, он исчезнет совсем. Пропадет, словно его никогда и не было. Словно Адам и все проведенные с ним прожитые мгновения были ничем иным, как плодом его умирающего от тоски и одиночества воображения. Весь мир необъятный в секунду сузился до этой сферы, как вселенная однажды сжалась до состояния точки перед взрывом, заставившим ее рассыпаться миллионом миров и дать начало этому безумному миру. Так всегда происходит. Для сотворения чего-то сложного необходимо простое. Сложное без него не может жить и существует лишь ради него. Быть может, вся эта вселенная родилась однажды, чтобы в ней могли раскрыться полные золотого блеска глаза. — Я почти обижен твоим невниманием, Люцифер, а ведь всё это произошло только ради тебя. Так старался и никакой отдачи, — сокрушённый вздох позади, и краем глаза Люцифер видит углы белоснежного плаща, оседающего на землю рядом с ним. Творец сам подошёл к падшему и, присев на корточки, устремил «взгляд» вперёд на сферу, по чьей поверхности продолжала расходиться мутная рябь. Да и сама сфера увеличивалась в объёме. — Что? О чём ты вообще… Люцифер не узнавал своего голоса. Тихий, будто мёртвый. Без капли жизни. Ему и говорить не хотелось, но воздух сам по себе вышел из лёгких, формируясь в слова. — Как о чём? Об исправлении твоей ошибки. Впрочем, даже она была частью плана. Бог без изысков сел прямо на землю, хотя щелчком пальцев мог создать что угодно. Даже целый мир. Но ему всегда были неинтересны лёгкие пути. Уж кому как не Люциферу было об этом знать. Поставив локоть на согнутое колено, он подпёр голову ладонью и наклонил голову к падшему. — Это был лучший из вариантов развития событий, уж поверь моему слову. Хочешь узнать подробности? Люцифер не хотел ничего. Он снова ощутил то забытое и мерзкое чувство, от которого бежал всю свою жизнь. Чувство, что его использовали, а все его самостоятельные решения были лишь давно спланированным развитием событий. Будто он кукла в театре, что и двигаться может, только если как следует подёргать за ниточки. — Какой же ты иногда скучный, — выдохнул бог и наигранно веселым голосом продолжил: — Я все равно расскажу, как обстояли дела. Помнишь, серафимы решили создать людей? Без моей помощи они решили сыграть в творца, и, ожидаемо, результат был так себе. Знаешь, Люцифер, я хотел избавиться от столь неудачного творения, но… Падший нахмурился и наконец повернулся к творцу, встречаясь не с давним блеском глаз, а лишь с глухой повязкой — естественным ограничителем, созданным руками творца для самого себя. — Они приглянулись тебе. Неидеальные, с явными недоработками, созданные даже неясно для чего. И вместо того, чтобы поступить правильно, я пошел на поводу у своего желания тебе, Люцифер, угодить. Творец резко встал и принялся шагать взад-вперед перед Люцифером, превращая свой спокойный монолог в выплеск наболевшего и активно жестикулируя руками. Создать новое всегда легче, чем исправить старое, но был один неплохой вариант. Нужно было лишь дать им весь спектр чувств, эмоций, желаний и свободу воли. Слишком многое для неидеальной, почти кукольной души, что смогли сотворить другие серафимы. Не под силу стакану вместить в себя море. Но если создать таковых великое множество и столетиями вычерпывать, то могло и получиться. А чтобы стаканчик не исчез в небытии, ему нужно дать вечность в подарок. Люцифер в непонимании хмурился и шевелил губами, желая сказать хоть слово, но не мог подобрать подходящее. Творец замер перед ним. — В вас, своих первых созданий, я добавил часть себя как отголосок божественности, но в них уже не мог. И тогда я обратился к плодам древа познания. Они несли в себе такую же божественность и давали душе вкусившей его вечность, но только вместе с проклятием. И даже это оказалось на руку в итоге. Ведь ничто так не закаляет душу, не улучшает ее, как искушения и тяжкие испытания… — Что еще за вечность? Что ты имеешь в виду? — Именно то, что сказал, — терпеливо, но с оттенком усталости проронил творец. — Душа людская не может умереть и исчезнуть в никуда. — А как же грешники? Истребления? Они уже не люди, что ли? Их каждый год выкашивали небесные истребители… — А души отправлялись на новый круг. Учитывая, что они грешники и сразу им путь в рай заказан, то, скорее всего, опять на земле рожались с шансом исправить следующее место жительства. — Чё, блять? Он наконец подобрал слова, идеально описывающие ситуацию. — Хочешь сказать, что на протяжении тысячелетий мы считали смерть в аду окончательной, полным уничтожением души, а это был всего лишь гребанный рестарт?! Да, они грешники и не особо хорошие люди, но это не значит, что у них нет привязанностей и они не горюют по умершим здесь друзьям, любимым в конце концов. Они же испытывали вечный страх перед днем истребления, который, оказывается, был всего лишь переносом души на новый виток перерождения! Творец замер и немного неловко накрыл заднюю сторону шеи ладонью, отворачивая голову в сторону. — Так я забыл об этом сказать, да? Неловко вышло… Это получается, вы с раем по-серьезке все это время грызлись? Я-то думал, что это просто ради интереса, что-то вроде посмертного развлечения. Ну вот на земле пейнтбол есть, а у вас истребления… Люцифер молча прикрыл лицо ладонью. Он уже и позабыть успел, каково это — общаться с отцом небесным. Но сейчас было важнее другое. — Допустим, я забыл об истреблениях и прочей мелочевке. Это что? — и указал рукой на сферу, в которой до сих пор находился Адам. Падший бы решился попытаться вытащить его, если б не аура ужасной мощи, от нее исходившая. Даже его силами серафима с ней не справиться. — Остатки проклятия. Мне же нужно его куда-то деть. Медленно, но верно человечество очищалось от первородного греха, и если сейчас разом всех уничтожить, то наконец оно станет идеальным. И полученные чистые души воплотятся в новом совершенном мире. Все будет как ты хотел. — А до этого проклятие собирал… — Азраил, да, — творец кивнул. — Вообще-то, как хозяин ада, этим заниматься должен был ты, но проклятие плохо влияет на своего носителя, чем больше его сконцентрировано в теле. Не мог же я своего любимчика подвергнуть такой пакости. Азраил очень удачно оказался под рукой, и стоило мне упомянуть, что проклятие причиняет страдания носителю, предложил себя на твое место. Сказал, что лучше уж сам будет страдать, если это хоть немного поможет тебе. Люцифер зажмурился. Так вот в чем было дело. Азраил никогда не был врагом. Прокручивая заново минувшие события, он понимал, что ангел смерти не желал его убивать. Даже мечом его Гавриил пронзил, а лицо Азраила в тот миг стало испуганным, а не торжествующим. Он хотел его спасти. — Когда мы отменили истребления, это нарушило твой план, верно? — Немного спутало карты, но зато в результате только взгляни, как быстро мы все закончим! Соберем все проклятие разом и уничтожим. Одной душой все же придется пожертвовать, зато другие очистятся. Люцифер застыл. Одной душой. Может, для творца, создавшего мир и миллионы душ в нем, потеря одной и вправду не означала практически ничего. Слишком малая жертва для такой грандиозной цели. Настолько жалкий и невидимый процент, что его и проигнорировать можно. Для него это даже не Адам. Просто душа. А для Люцифера? Первый человек, самодовольный, наглый, с кучей недостатков, лексиконом портового грузчика, пошлыми шуточками, жестокостью и любовью к битвам. Заботливый и самоотверженный, когда дело касается тех, кто ему дорог, способный прощать, верный, возможно, грубый, но зато честный. Невозможный и вместе с тем вполне реальный. Что вообще значит слово «идеальный»? Если душа Адама полна недостатков, а идеальная душа — полная ему противоположность, то нужна ли вообще такая идеальность? Сотни и тысячи копий, повторений одного образа без единого недостатка. Целая вселенная копий без капли сомнения, безгрешные и наверняка до одури скучные. Если именно такой мир в представлении творца является идеалом во плоти то он Люциферу не нужен к чертовой матери! — прости отец но мне приглянулись люди не за идеальность. И Адам стал для меня особенным не потому что он был до невозможности хорош. Я полюбил каждый его недостаток… Творец не предвидел этого заранее, потому что и сам Люцифер до конца не понимал, что именно он сделает. Это был импульс безумный, нелогичный и бесполезный. Люцифер знал, что ничего не выйдет. Адам объят проклятием даже не одного человека, а всех собранных Азраилом душ, потому крылья ангела смерти были полны черноты. Они собрали на себя всю грязь первородного греха умерших за века людей. Он копил его по капле, тогда как Адам окунулся в это море разом.Он, скорее всего, был мёртв. Но Люцифер не хотел с этим смиряться. Пусть нет никакой возможности хорошего конца этой истории. Пусть его порыв бесполезен. Но надежда всегда умирает последней, поэтому он будет надеяться. Надеяться, пока на всей скорости влетает во тьму проклятия.