Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Взгляд первого человека всё никак не желал отлипать от такого знакомого и одновременно будто чужого лица. Словно его давняя спутница жизни прикрылась маской, до неузнаваемости изменившей её черты. Невольно и совсем того не желая, он совершил шаг навстречу к плакату. Углы его трепал ветер, и ангелу пришлось прижать их руками, дабы как следует рассмотреть ту, что разделяла с ним самый трудный период жизни. Светлые длинные волосы цвета пустынного песка и мокрой коры сменились на чёрные пряди чуть ниже плеч. Добрая улыбка сменилась чем-то, напоминающим скорее расчётливый оскал, да и взгляд был пронизывающий. Будто говорит: «Я тебя насквозь вижу, и даже не мечтай, что сумеешь от меня хоть что-то сокрыть». Жуткая метаморфоза. Впрочем, учитывая, что все эти тысячелетия Ева провела в аду, было странно надеяться, что ангел встретит прежнюю Еву, ничуть не поменявшуюся и сохранившую, несмотря на первородный грех, чистоту. Возможно, это и к лучшему. С Евой, учитывая его откровенно скотский поступок, он мог и не договориться, а вот демоница Ру… Это совсем другое дело. Ради выгодной сделки демон отринет прежние обиды. Ну а то, что сделка выгодная, поймёт любой. Никто в аду более не предложит избавления от того самого проклятья, что гнетёт род человеческий. Адам сжал губы. По правде говоря, он всё ещё сомневался, и это было проблемой. Невъёбенно непреодолимой. Потому что Деус напоследок предупредил, что малейшее сомнение или же нежелание Адама не позволят забрать проклятье. И Адам рад бы с уверенностью исполнить задуманное, но… Чёрт подери, он всего лишь человек! Притом временами трусливый, лишённый жертвенности, эгоистичный. Его недостатки можно перечислять ебучую вечность, и ещё на одну останутся. Пальцы резким движением скользнули вниз по стене, раздирая остатки и без того потрёпанного плаката, лишая Еву, точнее уже Ру, отталкивающей улыбки. Оставляя лишь взгляд, прожигающий ангела и только подтверждающий его мысли. Будь она здесь, за плечом, наверняка бы сказала, что он абсолютно прав. Она всегда говорила правду. Иногда жестокую, что задевало первого человека до глубины души. Кажется, она всегда пророчила, что его сгубит гордыня. Что ж, угадала. Постояв ещё с минуту, ангел чертыхнулся в который раз за день и пнул всё ещё находящегося в отключке волка. — Ладно, похуй, по ходу дела разберусь. Да, он оставил решение проблемы с внутренним состоянием на последний момент, втайне надеясь, что Деус напиздел и всё пройдёт гладко без этой ебучей силы добровольного самопожертвования или как он её там обозвал. Смерив волка под ногами долгим взглядом, ангел прикинул что-то в уме и принял его облик. Раз ангелов здесь не жалуют, а его прикид грешника тоже привлекает излишнее внимание, лучше прикинуться ветошью, то есть привычным для местных волчарой. Непривычный облик заставил поёжиться и передёрнуть слишком широкими для ангела плечами. Он и сам был не щуплым, но это просто груда мышц на ножках. А ещё шерсть, которая чешется пиздец как. Хоть бы не блохи. Адам не хотел давать противникам шанс обозвать его блохастым ангелом. В аду его гордость и без подобных прозвищ потерпела ужаснейшие травмы. Попривыкнув к новой тушке, ангел выглянул на улицу и постарался как можно более непринуждённо перемещаться к заметной издалека башенке из сот, самой высокой среди местных зданий. — Когда я выхожу во двор, мои волки делают «ауф», — бурчал под нос ангел, приближаясь к зданию. То, что там проходила вечеринка, стало понятно по приближению к башне, ведь музыка и особенно бассы били так, что даже земля, казалось, немного подрагивала. А в окнах периодически виднелись вспышки стробоскопов. Короче, веселье шло полным ходом. На входе волк, зрительно отличающийся от нынешней шкуры Адама только бордовой рубашкой и тёмными очками, остановил ангела. Перед глазами ангела пробежали все его поступки на круге чревоугодия, ибо он решил, что где-то знатно проебался. Мало ли хвост не так держал или рыкнул не так? Всё оказалось куда прозаичнее. Охранник горячо поприветствовал его, будто они братья родные, и без вопросов пропустил внутрь, на какой-то хер уточнив местоположение главы круга Вельзевул, словно отследив её по волчьему джипиэс. Похоже, шкурка у него была известная. Блять, вот это как раз не лучшее качество для того, кто хочет проникнуть в логово развра… а, бля, не тот случай, чревоугодия, незаметно. Сам себе ангел теперь напоминал самого хуёвого шпиона в мире — Джеймса Бонда. Почему хуёвого? Ну а как ещё назвать, сука, секретного агента, которого знает буквально каждая собака? Вот и Адам сейчас бил все рекорды секретности, потому что с ним здоровался каждый, блять, каждый обладатель ушей и хвоста на пути! И все его неловкие ответы, очевидно, не в тему, приближали его и без того хуёвое инкогнито к раскрытию. Смотрели на него уже не просто с долей, а с целой долиной подозрений. Он пропихивал свою бренную тушку сквозь ряды отжигающих на танцполе волков и волчиц. Музыка мешала сосредоточиться. Приглушённый свет и вспышки слепили. Найти в такой обстановке Еву не представлялось возможным. Адам уже себя в пространстве потерял, не до конца уверенный, с какой стороны он в этот бедлам пришёл, чтобы по-тихому выбраться. С видимым трудом и очередными полными недоверия взглядами он сумел отойти к стене и нашёл тихий уголок, спрятанный за пышноцветущими мелкотравчатыми деревьями в кадках. Оттуда и принялся наблюдать за проходящими мимо него. Но долго длиться его папоротниковой засаде было не суждено. Свет в зале разом померк. Да и музыка оборвалась погружая зал в уже непривычную для слуха тишину. И лишь под потолком на выступающем балконе остался источник приятного оранжевого света, будто пламя свечи сошло с фитиля и приняло живую форму. Вспыхнул одинокий софит, направленный точно на пламя, оказавшееся демоницей. Гибкая, с длинным, будто состоящим из тягучей жидкости хвостом, который и был источником приятного света. Внешность у неё была скорее лисьей, чем волчьей, но Адам быстро просёк, что столь заметная фигура может быть только хозяйкой круга, Вельзевул. Да и на плакате видел. Она улыбнулась сладко, почти приторно, но оттого не менее красиво и чарующе. И не сказала, пропела: — Приветик всем гостям! Рада видеть всех и каждого, зачётная причёска, Джими, — лисица подмигнула взвывшему от счастья волку и приняла более серьёзный вид. — Повод собрания не совсем радостный. Все мы знаем о грядущей схватке с ангелами… Ничему этих пернатых идиотов жизнь не учит. Каждый раз за добавкой к нам возвращаются. Неровные смешки прокатились по залу и переросли в задорный общий смех. — В прошлый раз всё веселье отхватили грешники и Люцифер, но в этот мы наконец сможем как следует развлечься! Уже завтра, ребята, мы вырвем этим зазнайкам все перья из крыльев и покажем, как хозяева ада встречают гостей! Чтоб ни один не ушёл от нашего гостеприимства, — ухмылка лисички обнажила клыки. — Уж вы, ребята, не подведёте, я знаю. Но сегодня мы займёмся другим. Многозначительная, почти драматичная пауза была завершена фейерверком сладкой ваты всех цветов, сотворённой руками демоницы, и звучным напевом: — Мы оторвёмся так, чтобы слышали все круги ада! Сказанное поддержали дружным гулом, и музыка заиграла в ещё большую силу. Такими темпами барабанные перепонки соберут манатки и покинут организм вместе с кровью раньше, чем Адам найдёт Еву. Или проблемы на задницу. Второе, кстати, вероятнее. Вельзевул скрылась из поля зрения, и первый человек внимание на это не обратил. Очень зря, как оказалось. Осознал он это, когда две изящные и теплые, будто долго над огнём держали, ладони накрыли его глаза. А сзади прижалось такое же горячее и полное пластичности тело. А ещё пламенный хвост скользнул по щеке, овевая запахом карамели. Адам поморщился. Стоило признать, что карамель ему нравилась только в сочетании с яблоками. — Угадай кто, — мелодично протянула на ухо Адаму демоница. Да всё-таки проблемы на задницу он нашёл быстрее. И что отвечать? Хозяйка круга чревоугодия явно знает его новую тушку и, судя по тому, как прижимается сзади, знает очень хорошо. — Вельзевул? — немного неуверенно протянул Адам охрипшим от волнения голосом. — Как официально, — резко бросила лисица. Ладони с глаз Адама пропали, и демоница застыла перед Адамом, уперев руки в бока. — Только не говори, что до сих пор дуешься из-за той мелочи? Ёб твою мать, это всё равно что глухому слушать разговор слепого и тупого. Тоже нихуя не понятно и даже не интересно. Первому человеку хотелось задать создателю сакраментальный вопрос, почему его создали, чтобы ебать особ женского пола, но вместо этого с завидной регулярностью, скорее, они ебут его в мозг. Демоница закатила глаза и, неожиданно приобняв его, шепнула на ухо: — Но ничего, я извинюсь перед тобой после вечеринки, — перешла на мурчащий шёпот лисица, и у Адама невольно пробежались мурашки. Но не от предвкушения, а от здорового опасения быть сожранным этой особой, ибо смотрели на него как на последнюю пироженку, оставшуюся на шведском столе. Соблазн отскочить от дамочки с визгом был велик, но первый хуй он или нет? Не испугается же он дамы, пусть и демоницы, пусть и одной из смертных грехов? Клыки Вельзевул на глазах увеличились, а глаза засияли магмовыми отблесками. А, нет, сука, он берёт свои слова обратно. Потому что лучше быть живым трусом, чем заёбанным насмерть долбоёбом. Он уже был готов к тактическому отступлению, когда уши навострились на оброненное демоницей предложение: — Или хочешь, я уговорю Ру дать персональное предсказание? О нашей вечной любви. Неужели вместо очередной хуйни, портящей ему жизнь, к первому человеку привязалась удача? Такую нужно за хвост ловить! — А давай, правда, ничего нового я не услышу, ведь люблю тебя и без магической пыли в глаза, моя сладкая заноза в сердце. Хоть бы не блевануть радугой от ванильной сиропности своих же речей. Но слова, приторные как патока, демонице пришлись по душе. Схватив его за руку, она потащила его по боковой закрученной лестнице наверх. Пройдя не меньше пяти витков, они оказались на самой вершине башни из сот. Потолок здесь был абсолютно прозрачным, открывая вид на закатное оранжевое небо с первыми алыми, будто брызги крови, звёздами. Они прошли в шестиугольную комнату с шестью, соответственно, дверями. Вельзевул без раздумий шагнула к антрацитово-чёрной. И без промедлений и даже банального стука распахнула её. — Ру, депрессивное моё солнышко, ты уже вышла из спячки или всё ещё дрыхнешь? Ответом стал протяжный стон из глубины погруженной во мрак комнаты. Вельзевул с улыбкой, полной ехидства, раскрыла ладонь с жидкой жёлтой субстанцией, которая послушным жгутом потянулась к стене и нажала на выключатель. По периметру стен загорелись светильники, стилизованные под свечи, и Адам смог наконец осмотреться. Большая комната-сота была условно разделена на две части багровым занавесом, из-за которого и доносились стоны, шипения и проклятия на головы демоницы. С каждым новым проклятием улыбка Вельзевул только ширилась. Комната была почти пустой. Светильники на стенах, полог, загораживающий кровать, и небольшой столик, обитый чёрным сукном с картами на поверхности, вот и всё убранство. А ещё здесь было тихо, как в склепе, даже музыка, сходящая с ума этажом ниже, словно не могла пробиться через вязкую тишину этого места. Полог отодвинулся, открывая глазу ещё и большую постель, закрытую полупрозрачным балдахином. А на проходе застыла мрачная фигура. В голове ангела пронеслась мысль, что по мрачности на роль ангела смерти больше подходит она, а не Азраил. Последний вообще после столь пессимистичного и желающего всем жаворонкам издохнуть в муках взгляда казался клоуном на детском утренике. — После твоих воплей трудно продолжать мирно почивать, Ви. Если только вечным сном. Адам невольно сглотнул. Все сомнения как ветром сдуло, это точно была Ева. Внешность, манера поведения — всё изменилось. Но не голос. Именно этот голос всегда, провожая его, бормотал: «Пусть дорога твоя будет чиста от печалей и горестей, муж мой». Мрачный взгляд скользнул по нему и замер. Девушка буравила его взглядом всё более темнеющим. Когда-то её глаза были тёплого карего цвета с золотыми, будто медовыми вкраплениями. Теперь ни теплоты, ни золота. Только мрак открытого космоса с редкими искрами сильных эмоций. — А этот что здесь забыл? Адам сглотнул. На него смотрели как на таракана полусдохшего, прилипшего к подошве и ещё дрыгающего лапками. И ведь не скажешь, что не заслужил. А судя по реакции Вельзевул, прежний хозяин облика, тот самый волк, никогда ранее не удостаивался такого приёма. Это означает лишь одно: Ева, или как зовёт себя сейчас Ру, его узнала. — Ты что, умудрилась забыть моего парня? Или во сне привиделось, что с ним повздорила? Что за реакция? — Я ничего не забываю, — твёрдо произнесла девушка, и первый человек буквально окаменел. Надежда, что здесь ему помогут даже за самые выгодные предложения и обещания всех благ, испарилась так же быстро, как ангельская пыль исчезает рядом с Энджелом. Ру была демоницей, но в первую очередь она оставалась обиженной девушкой, которая понимает, что она нужна Адаму сейчас больше, чем он ей. Судя по выражению лица, он ей вообще не нужен. Ему придётся упрашивать и, похоже, делать то, что всегда удавалось ему до отвратительного плохо. Извиняться. Ну потому что, по правде, накосячил так, что разгребать пару сотен лет, но он попробует за один разговор. Демоница не успела ничего ещё добавить, как Ру замогильным голосом протянула: — Зря они решили поджигать ту бурду, намешанную из десяти бутылок. Мне нравилось это здание… Вельзевул навострила уши и с всё больше проявляющимися клыками кинулась вниз разбираться с происходящим без её внимания. Они остались вдвоём, и Ру уже спокойным голосом обратилась к нему: — Я, конечно, ждала твоего появления, но рассчитывала, что твоя совесть родится хотя бы на тысячелетие раньше. — Я тоже рад тебя видеть, Ева. Девушка смерила его нечитаемым взглядом, ухмыльнулась уголком губ и закрыла дверь позади него одним движением руки. Похоже, разговор действительно предстоит долгим.