Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Если бы в аду кто-то додумался провести соревнование по неловкому молчанию, то Адам бы занял на нём гордое первое место. Тишина, воцарившаяся в комнате с закрытием двери, казалась оглушающей. До этого Адам мог поклясться, что отсутствие звуков не может оглушать, но теперь понял обратное. Эта тишина, вакуум, давила со всех сторон и грозила в любую секунду к херам разорвать его барабанные перепонки. И нарушать эту тишину никто из них не хотел. Если быть более точным, Ева не хотела, а он физически не мог. Будто это молчание было ритуалом, который ни в коем случае нельзя нарушать. Начать разговор непременно должна была Ева. Просто чтобы первый человек мог оценить масштаб своего проеба с бывшей спутницей жизни. Ева не спешила. Она со спокойным выражением лица прошла к постели и так же безэмоционально, будто Адам мебель, упала на сваленные кучей одеяла. Может, реально он мебель? Что-то вроде дохуя эксклюзивной вешалки для одежды, и с минуты на минуту на него начнут вешать плащи да накидки? Изящная и даже чересчур тонкая (раньше Ева не была такой худосочной) рука потянулась к прикроватному столику и без спешки стащила с него коробку сигарет. Обычных, без дури, но и подобное в руках Евы видеть было непривычно. Пару секунд, звучный чирк старомодной зажигалки с колёсиком, и по комнате разливается сизый дымок. А после доносится приглушённый голос Евы. — Чего в дверях стоишь, как неродной? Проходи, располагайся. У меня с мебелью голяк, так что приглашаю в постель. Но только прилечь, на большее не надейся. Будто Адам и сам этого не понимал. Да и не хотелось ему по причине тотального изменения вкусов за прошедшее время разлуки с Евой, ну или как она сама себя теперь называет — Ру. С непроходящим чувством неловкости Адам опустился на край постели. К слову, очень мягкой и комфортной, неудивительно, что у Ру не было никакого желания покидать столь уютное место. Здесь всяко лучше, чем во всех уголках ада вместе взятых. Сизый дымок всё вился над ними, складываясь в колечки, и заполнял пустующее пространство комнаты. Ру неторопливо прикладывала сигарету к губам, наблюдая за причудливыми картинами. — Знаешь, Адам, я знала, что ты окажешься в аду. Но до последнего не верила, что это случится, хотя все мои предсказания сбываются. Я совсем по-человечески не могла тебя здесь представить. Казалось, что ты будешь здесь чужеродной деталью. Деталью пазла из другого набора, но на удивление ты очень хорошо вписался. Будто всю вечность здесь провёл. Сомнительный комплимент, но Ру с ним хотя бы заговорила, да и в целом не выглядела слишком недовольной, какой показалась в начале их встречи. — Меня самого это удивляет, и, возможно, в раю меня за такие слова мордой по асфальту протащат, но жизнь здесь и там не сильно различается. В некотором роде это вводит в тоску и уныние. Ру выпустила особо плотное колечко дыма в сторону Адама. — Как всегда бестактен. Говоришь о рае так, будто это курорт, на который попасть нет никаких проблем, а мы, местные, вообще-то не можем этого сделать. А ещё я не услышала ничего даже близко похожего на извинения. Впрочем, чего я вообще ждала. Девушка усмехнулась чуть грустно и прикрыла глаза, раскинув руки. Перед этим зашвырнула окурок дотлевающей сигареты куда-то в угол, не заботясь о чистоте собственных хором. В родном доме так себя не ведут. И Адам выпалил, прежде чем подумать: — Ты ведь не живёшь здесь. Вышел не вопрос, а утверждение. Картина сложилась из мелких деталей. Необжитая, будто наспех собранная комната, из мебели лишь самое необходимое, ни одной памятной детали, какая появляется за долгое время жизни. — Браво, детектив, — с хриплым смешком подтвердила Ру и приподнялась на локтях. — В аду у меня нет места, которое даже отдалённо можно назвать домом. Да и, если ты помнишь, на земле такого тоже не было. Ни у тебя, ни у меня. Мы потерянными детьми бродили повсюду и желали лишь одного… Места, где тебя ждут… Вновь в комнате воцарилось молчание, в котором мысли текли особо вязко и противно. Липкие, они зловонной слизью обволакивали мозг и растворяли хлипую защиту из повседневных забот и кратковременного удовольствия, обнажая худший страх любого смертного. — Здесь, на кругу чревоугодия, меня всегда ждёт Вельзевул. Она в некотором роде моя лучшая подруга и скрашивает жизнь, но, к сожалению, не может прогнать этого пакостного чувства… — Одиночества. Ру взглянула на него без недовольства, но скорее с пониманием и сочуствием. — Мы слишком привыкли защищать друг друга в прошлом и ощущать хоть кого-то рядом. Самая ужасная черта человека, которая при этом делает нас людьми, да, Адам? Первый человек не мог отрицать очевидного. Он действительно привык иметь за спиной хотя бы одного родного человека. Того, кого нужно защитить, даже если он этого не просил, а потом ждать благодарности, любви и превозношения на пьедестал. — Намекаешь, что мы теперь не можем жить одни? Жуть как неудобно. — Не то слово. Мы всё уходим от темы, но я всё ещё жду твоих потуг, дабы загладить вину за тысячелетия разлуки. Ты ведь меня бросил. И не потому, что тебе это приказали на небесах, хотя это было косвенной причиной. Хотя бы мне скажи, чего ты боялся по-настоящему. Адам закусил нижнюю губу и глубоко вдохнул. Упал на кровать рядом с Ру и принялся рассматривать потолок с шестиугольной плиткой. И позволил самому себе заглянуть в дальний уголок сознания, куда не разрешал заходить. — Ты права, я боялся. Не наказаний и осуждений, хотя и это тоже. Но больше всего я боялся остаться в полном одиночестве против жителей Ада и в особенности конкретно одним… Это пиздецки сложно. Я заставлял себя думать, что ненавижу Люцифера столько лет, что даже сам в это верить начал, и это было чертовски правильной реакцией. Но встретив его в аду и поговорив, просто тупо поговорив, я бы, скорее всего, его простил. Как слабохарактерная размазня. Меня охуеть как пугает мысль, что я могу простить его почти за всё. Ты ведь знала, что я чувствую, или точно догадывалась, так зачем спрашивать? Адам не поворачивал головы на Ру, и девушке пришлось подниматься, чтобы заглянуть ему в глаза. Она мягко улыбалась. — Потому что это нужно было тебе. Иногда нужно выговориться и отпустить свои страхи, дабы они более не имели над тобой силы. — Ты сможешь простить мне эту трусость? — Ну ты ведь прощаешь Люцифера? Вот и я не могу тебя не простить. Адам, когда близкий человек ошибается, мы не выкидываем его из жизни, а помогаем эту ошибку исправить. Иначе это не чувства, а иллюзия. Хотя извиняешься ты всё так же паршиво, как и всегда. Даже на колено не встал, — фыркнула девушка, возвращаясь к прежнему ленивому возлежанию в коконе из одеял. — Если тебе так важны формальности, я могу даже на оба колена встать. Ты только масштаб жертвы! Ру захихикала так, как это делала Ева в их общем и таком далёком прошлом. Казалось, что всё происходило вчера. Но веселье было недолгим. Она резко затихла, прежде чем сказать. — Я ведь знаю, зачем ты пришёл. Знаю, почему ты хочешь поступить таким образом, и знаю, что это будет правильно. Но не хочу позволять тебе этого делать. Адам напрягся. После разговора с Ру он расслабился. Ему давно не было так легко говорить с кем-то, потому что она знала его таким, какой он есть. Без масок, за тысячелетия существования кропотливо вылепленных и наложенных на личность в несколько слоёв, так что ангел и сам успел забыть, какой он в реальности. И уже думал, что всё пройдёт как по маслу. — Сила, что сосредоточена в первородном грехе, не зря проклятием зовётся. Я много знаю, но счастливее от этого не становлюсь. И я не желаю тебе подобной жизни, потому что ты слишком импульсивен и прямой, как рельсы. Тебя эта сила сгубит, и даже не спорь со мной. — Но мне нужно это! Ты не понимаешь, насколько это важно, я не могу стоять в стороне! Адам вскочил, как наяву представив, что может случиться без его вмешательства. Кровавая бойня, в которой будут умирать с обеих сторон. И вот кому это счастье принесёт? Точно не тем, кто раз и навсегда потеряет своих близких. Но ощутил ладонь на плече. — Я не говорила, что не помогу совсем. Просто немного схитрю. Я передам тебе силу, а проклятье… оставлю себе. Я уже привыкла к нему. Почти как родное, оно словно третья нога - нахуй не нужна, но не отрезать ведь? Так себе шуточка. Адам смотрел на Ру и видел под вызывающим готическим макияжем и скучающим взором потемневших глаз свою Еву. Заботливую, самоотверженную и точно достойную рая. Вот только с проклятьем путь туда заказан. Он хотел возразить. Заявить, что свою жизнь в раю он уже получил и справедливо будет теперь местами поменяться. Но она молча взяла его за руку и покачала головой. — Единственной привилегией человека является выбор, и свой я сделал. Как и ты свой. Так не будем же от него отступать. Адам ощущал себя еще большим мудаком, чем в тот день, когда отказался идти за Евой в ад. Но кто он такой, чтобы лишать её выбора? Только головой дёрнул и выпалил: — Всевышний не может такого допустить! Он точно вмешается, и я попрошу его за тебя. Казалось бы, простая фраза, хотя уж скорее обещание. Адам нечасто думал о боге, но в свете последних событий был уверен, что скоро он вмешается, и считал такое обещание вполне адекватным. А вот Ру имела свое крайне негативное мнение на этот счёт. Почему негативное? Наверное, потому что девушка подскочила с постели, как будто её за задницу укусили, ну или если та самая упомянутая часть тела знатно подгорела. — Ха, вмешается, как же. Вот прямо заявится на поле битвы и всех по сторонам разведёт! Может, когда-то это и было в его стиле, но сейчас он до последнего будет решать проблемы из-за угла и расщедрится только на крайне туманный совет. Как будто у него буквы платные! А лимит на личное вмешательство он в начале тысячелетия потратил! Ру принялась ходить взад-вперед по комнате с максимально недовольной миной. Адам не успевал головой вертеть, пока она не остановилась прямо перед ним и не ткнула пальцем в грудь. — Даже не смей обо мне заикаться. Мне не нужна помощь в стиле «я ничего не сделаю, но ты держись». А теперь доставай свой USB-кабель по передаче проклятий. Так древние артефакты ещё ни разу не оскорбляли, но Адам не возмущался. Рядом с такой фурией вообще возмущаться опасно для жизни, а первому человеку эта бренная субстанция ещё была нужна. Мир спасать, врагам по башке стучать. Люцифера трахнуть. Сначала по голове, а потом по старинке, хотя можно и в обратном порядке, главное сам факт наличия слова и, что более важно, действия под кодовой маркировкой «трахнуть» рядом с падшим в одном предложении. А дальше он определится, чего ему больше хочется на тот момент. И всё-таки почему в Еве такая враждебность к творцу? Было ощущение, что она знает больше, чем говорит, но шанса развязать ей язык у Адама не было. Она выхватила из его рук верёвку и обернула ей их запястья. Подняла чуть нерешительный взгляд на него. — Будет больно. Ты точно уверен, что этого хочешь? Всю свою жизнь первый человек был должен следовать заветам небес. Прислушиваться к более мудрым ангелам и априори не иметь своего мнения. Даже когда душа болит, намекая, что его поступки малость вразрез идут с его же желаниями. Постепенно он к этому даже привык и успел позабыть о том, каково это — быть свободным. Так никогда бы и не вспомнил, если бы не оказался в аду. Он сжал руку девушки и решительно кивнул. — Именно. Впервые за много лет я по-настоящему хочу что-то сделать. Даже если это обернётся феерическим проёбом. Это всё равно лучше, чем бездействовать. Или убегать. Тяжёлый выдох сорвался с её губ, и она прикрыла глаза. Их сцепленные руки сначала озарились светом, а после заволокло клубами серого дыма. И да, Ева не солгала. Было пиздец как больно. Адам только чудом удержал себя в сидячем положении. Его ладонь напряглась, чуть не до хруста сжимая руку Евы, пока сила калённым железом заползала в его вены. Она не была рада переселению и всячески сопротивлялась смене носителя. Жалила, кусала его изнутри, как взбесившаяся гадюка, и опаляла жаром, будто по венам ангела вместо крови начала течь лава. Это длилось ебучую вечность. Адам понимал, что не выдерживает. Проваливается в такую тихую и безмятежную пустоту. Зубы скрипели от силы, с которой он их сжимал, а боль напополам с силой только руку захватила. Что же будет, когда она вольётся во всё тело? Видимо, он всё же сдохнет в аду. Резкой вспышкой прострелило спину. Будто Адама с размаху насадили на копьё, и то, пройдя через живот и изорвав в труху внутренности, вышло чуть ниже лопаток. Беспорядочные хрипы сорвались с губ Адама вместе с вязким и металлическим привкусом. Он не выдержал и скатился с постели на пол, так и не разрывая связи с Евой. Сила наполняла его, как треснутый кувшин. Он уже изрядно протекал и грозил вот-вот лопнуть, но Адам не отпускал руки. Мало. Этого слишком мало, чтобы победить всех противников. Ничтожно мало, чтобы защитить всех, кто дорог. Ему нужно больше. Просто вытерпеть ещё с минуту. Или час. Похуй, он первый человек, он обязан выдержать. Глаза начало жечь и резать, будто какой-то больной придурок решил в его глазницах поковыряться. Кажется, рядом что-то кричала Ева. Вроде даже пыталась вытянуть руку из его хватки, но он всё держал. Спину пронзило ещё несколькими фантомными копьями, и из груди вырвался жалкий хрип. На ковёр под ногами вылилась кровь. То ли из груди, то ли изо рта. Адам уже плохо понимал реальность и не мог сказать, что происходит наяву, а что является лишь частью его больных фантазий. Но даже его выдержка подходила к концу. Не моральная. Физическая. Тело не выдержало первым. Рука повисла плетью и разжалась, прерывая безудержный поток проклятой силы. Мрак окружил его силой, втягивая в свои объятия. Последней мыслью Адама стало ехидное обещание, что уж теперь-то Люцифер от него избавиться не сможет. Даже если очень захочет, тупо не осилит такой битвы. Не сможет оставить без внимания принесённых Адамом жертв и пройденной им херни. А значит, они теперь навечно повязаны.