Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Стоило Люциферу прикончить далеко не одну бутылку алкоголя, как боль, разрывающая на части сердце, душу, да и все прочие составляющие его организма впридачу, поутихла. Не исчезла, конечно, нет. Падший ангел как никто иной понимал, что такая боль, подобно незванному гостю, не уходит за пару мгновений. Наоборот, она старается задержаться на больший срок под совершенно идиотскими предлогами. И никакое средство не позволит изгнать её по щелчку пальцев. А жаль. За такую таблетку или зелье, да что там, даже заговор шаманов бы сгодился, Люцифер бы многое отдал. И запасся на всякий случай, ведь жизнь приучила его, что боль душевная никогда не покидает навсегда. Всегда она кидает монетку в виде приглушённого воспоминания на прощание, дабы вернуться наверняка. В глазах уже изрядно помутнело. С тяжёлым выдохом падший упёрся ладонями о столешницу барной стойки, за которой продолжал сидеть с самого ухода или, скорее, улета Адама. А есть ли вообще такое слово «улёт»? Люцифер вяло хихикнул и едва не упал со стула. Руки удержали, вот только зачем? Странный вопрос. Падший точно помнил, что какая-то причина держаться у него всё ещё была. Она загнанным зверем крутилась на самых задворках сознания. Хмельные размышления загнали её совсем далеко — даже если воспылаешь желанием, не сможешь отыскать её обратно. Виски заныли от напряжения, и Люцифер оставил попытки вспомнить смысл. В конце концов, если он такой уж важный, то рано или поздно вновь появится в сознании. При условии, что оно хоть немного прояснится. Раза этак с третьего падшему удалось подняться с места и начать долгое путешествие к своим комнатам по стеночке. Он мог переместиться за секунду, но рука не поднималась совершить заветный щелчок. Вообще-то магия и без него работала прекрасно, но покажись он в своих покоях без единого звука, и окончательно лишится ощущения реальности. Будто и не живёт, а пребывает в затянутом и воистину мерзком кошмаре, где каждая улыбка обращается жадным оскалом, а сам он — лишь бесплотное эфемерное создание без права выбора сценария. Каких усилий и времени стоило падшему добраться до комнаты, он и думать не хотел. У него и без того хватает неприятных размышлений. Главное, что он всё же оказался в постели. Холодной и одинокой, как и его сердце в нынешний момент. Падший лёг на середину кровати, как никогда ярко ощущая, как много на ней для него одного места. Прикрыл глаза. И зажмурил до разноцветных мушек, только бы не видеть будто выжженный образ немного ехидной и чертовски едкой улыбки. Глубоко под которой всегда скрывалась та самая улыбка, что покорила сердце падшего в самом начале времён. Тёплая и добрая. Полная искренней радости, ещё не потревоженная мирскими тревогами. Губы задрожали, но звука с них так и не сорвалось. Вместо этого в голове набатом звучали мысли одна хуже другой. Почему так происходит? Словами боль причинил именно он, но почему же сердце разрывается, словно он послужил для них главной мишенью? Это ведь нелогично. Будто в самую сердцевину груди раз за разом втыкают стальное лезвие. Без жалости и сочувствия. Прокручивают острие глубоко внутри, чтобы причинить максимум страданий. И память в насмешку подсовывает всё больше моментов с Адамом, будто злорадствуя, ведь увидеть его теперь падшему не светит. Тело само скрючилось в надежде, что чем меньше будет его фигура, тем меньше в ней будет боли. Наивно для такого древнего существа, как он, надеяться на чудо, но он продолжал. С усердием ребенка, что доказывает родителям существование подкроватного монстра, спасти от которого может только одеяло. Ладонь неловко заползла под подушку и так же неловко самыми кончиками пальцев нащупала что-то небольшое и твёрдое. Люцифер нахмурился, выныривая из потока грёз об одном конкретном ангеле. Обхватил нечто рукой и вытащил на свет адский. Приглушенное бордовое свечение небес с пентаграммой из распахнутого окна слабо осветило объект, и падший хмыкнул. — Под цвет глаз, — медленно и потерянно пробормотал падший, сглотнув. В тишине его комнат звук этот был схож со взрывом бомбы. В ладони покоился тот самый камень со дна эдемского озера. Подарок Адама. Первый и единственный. Для других как-то времени не нашлось. Точнее, Люцифер сам его безжалостно сократил. Кто знает, может, они до сих пор бы все бродили по эдемским чертогам, если не та глупость? И ему не пришлось бы причинять Адаму боль. Снова. А заодно и себе. Они будто стояли на одной линии огня, и выстрел, задевающий одного из них, автоматически и второго ранил. Голубой камень в руке издевательски напоминал, каким чистым было их прошлое. Оно было таким же чистым, как и его взгляд, и сравнимо разве что с безграничной лазурностью небес. Жаль, что он не способен менять прошлое, в его руках только настоящее. Мерзкое и болезненное, и может он лишь одно — не позволить этому настоящему скатиться в ещё более ужасное будущее. Ладонь сжала камень, показавшийся в холоде ночи изумительно тёплым. Сжатая рука прижалась к груди, там, где так размеренно и тоскливо билось сердце падшего. И только после этой манипуляции глаза Люцифера смогли наконец закрыться, позволяя ему погрузиться в мрак, лишенный мыслей и сожалений. Но, конечно, в его существовании ничего не могло происходить так просто. А даже если могло, то тогда уже сам падший с радостью опытного мазохиста кидался с головой усложнять жизнь самостоятельно. Вот и сейчас мрак сознания стал медленно, но верно проясняться сновидением. И не таким, как у Адама при их прошлой встрече, а самым настоящим. Камешек из прошлого сыграл свою роль, и пред взором падшего предстало голубое небо, сплошь усыпанное ватой облаков самых разных оттенков, от белоснежного до нежно-розового в местах, где ласковое закатное солнце касалось лучами пушистой массы. Такое небо на памяти падшего могло быть только в одном месте. — Задумался что ли? В груди дёрнуло, будто из него прямо сквозь грудную клетку попытались выдернуть сердце, но не смогли протащить через клетку рёбер. Люцифер рывком повернул голову, так что в шее болезненно хрустнуло. Рядом с ним, улыбаясь, лежал Адам. Они вдвоём валялись под осенью пышных деревьев в самом цвету, подобно ленивым четвероногим обитателям сада. Хотя Люцифер сравнил бы себя со змеёй из-за желания обвить Адама кольцами тела и более никогда не отпускать. Мягкая, как бархат, трава позволяла представить, что они возлежали на самой дорогой из постелей, а не на обычной земле. — Какой-то ты странный. Я имею в виду, страннее, чем обычно, — не смог не съязвить первый человек. Впрочем, падший с высоты прожитых лет понимал, что остроты Адама в начале их общения были сравнимы с мягкостью пуха. В них даже яда не ощущалось. И падший расслабился, до конца приняв, что спит. Губы тронула лёгкая, хоть и грустная, улыбка. — Посмотрите на него, он ещё и улыбается, — хмыкнул Адам совсем беззлобно и лёг ближе. Теперь его пальцы касались ладони падшего без опаски и смущения, поглаживая её от запястья к самым кончикам пальцев, задерживаясь на секунду и начиная процесс заново. Люцифер зажмурился, как кот, наслаждаясь нехитрой, но такой искренней лаской. Когда-то такие мелкие знаки внимания он регулярно получал от первого человека без споров и договоров. Просто потому, что обоим этого хотелось, а ограничений просто не было. — Просто я рад, Адам. Рад тому, что ты рядом со мной, — тихо выдохнул падший. Последние перед наступлением ночи лучи солнца дразнили прикрытые веки падшего, и он почти ощущал, как они щекочут кожу. Чувство это было сравнимо разве что со слабым тёплым ветерком. Или дыханием. Так реалистично. Качественные у него, однако, сновидения… — Правда? — немало удивился первый человек. Трава зашуршала. Похоже, от удивления услышанным первый человек даже потрудился приподняться на локтях с земли. — Повтори. Одно простое слово, пронизанное самой настоящей потребностью, жаждой заполучить подтверждение их вечно недосказанных чувств. Он ведь не особо говорил о них в прошлом просто потому, что и сам понимал их очень смутно. Долго не мог принять. А когда наконец сумел сделать это, было уже слишком поздно. И только спустя тысячелетия умудрился признаться в надежде на полный искренности и радости ответ. Или хотя бы молчаливое принятие. Вот только Адам давно не та незапятнанная душа, которой был в Эдеме. Доверие строится тысячей поступков, но разрушается одним предательством. И оно у них уже было. Одними словами дело теперь не решить. А после сказанного им накануне и вовсе ничего уже не решить, даже обретя всемогущество. И тем не менее он должен сказать это. Пусть и не в реальности. — Прости меня, Адам. Хотя я, наверное, не достоин этого прощения и вообще крайне эгоистично и высокомерно мне его просить. Даже будучи врагами, я всегда причинял тебе больше боли, чем ты мне. И причинял незаслуженно. Видимо, по-другому я просто не умею. То, что я сказал сегодня, ложь от первого и до последнего слова. Ты не заслужил такой подлости. Но я не вижу иного выхода. Я не хочу, чтобы ты умирал, Адам. Теперь не хочу. Да и никогда не хотел. Я бы хотел быть с тобой до последнего вздоха, но если это принесёт тебе хоть еще каплю страданий, то лучше нам более никогда не встречаться. Я переживу разлуку и одиночество, если буду знать, что где-то далеко ты жив и, возможно, счастлив. Тишина. Люцифер медленно открыл глаза. Вместо безграничной синевы — яблочный орнамент на потолке, освещенный тусклым багровым светом. А чего он ещё ждал? Даже его сознание не позволяло облегчить душу иллюзорным прощением ангела. Какая жестокость. Люцифер с трещащей от чрезмерных возлияний головой подошёл к окну и недовольно задёрнул насыщенные и тяжёлые бордовые шторы. Ни лучика сквозь них не пробивалось, позволяя и дальше падшему пребывать во мраке. Падший вернулся в постель, так и не заострив внимание на плотно закрытом окне, которое всю ночь было открыто нараспашку. Его разум был слишком глубоко погружен в свои переживания, чтобы замечать такие малозначимые на первый взгляд детали. И забыл, что дьявол всегда кроется в деталях. Выбрался на свет божий Люцифер только к обеду, и вид его оставлял желать лучшего. В коридоре он столкнулся с чересчур, как и всегда, впрочем, счастливым Аластором. Падший принял, что даже грешники могут быть не такими уж гадами внутри. Все, кроме этой вечно лыбящейся гадины. И его хорошее настроение вмиг сделало настрой Люцифера ещё более паршивым. Потому он небрежно бросил грешнику: — Приготовь столовую для обеда на трёх персон. И поживее. Улыбка Аластора на краткий миг поблёкла, и это бальзамом легло на сердце падшему. — Я выполняю лишь просьбы Чарли, а не всяких неудачных родственников. Теперь перекосило уже Люцифера, впрочем, он всё равно оставил последнее слово за собой. — Этот неудачный родственник прикрыл твою задницу в битве с ангелами. Но, видимо, твоих скудных оленьих мозгов не хватает для понимания таких простых вещей. Иди куда шёл, попрошу Ниффти. Она куда понятливее. Скрип зубов грешника остался далеко позади, когда Люцифер отыскал Ниффти. Стоило только озвучить просьбу, как она уже мчалась на кухню, бормоча, что для главного плохиша ада она достанет хоть звезду с неба. Падшему оставалось только хмыкнуть и отправиться звать свою семью на совместную трапезу. Некоторые дела требовали безотлагательного решения. Обед начинался в гнетущем молчании. Чарли с долей беспомощности в глазах переводила взгляд с одного родителя на другого. На лице девушки застыло выражение «Помогите мне хоть кто-нибудь». Лилит смерила взглядом с изрядной долей превосходства содержимое своей тарелки. Под таким взором и королевский бифштекс со всеми возможными звёздами Мишлен ощутил бы себя подобранным с ближайшей свалки, путём жёсткой борьбы с местными крысами и сварганенный на скорую руку бомжами. Лилит подняла голову к Люциферу. Взгляд, кстати, не поменялся ни на йоту. Ах, ну да, после выяснения отношений с Адамом падший теперь на одном уровне со всеми жителями мусорки вместе взятыми. — Итак, муж мой, ты решил вспомнить о приличиях и устроить семейный ужин вместо того, чтобы запереться в мастерской? — Ещё бы, ведь у меня такой яркий пример перед глазами. Ты вместо сеанса загара в раю выбрала снизойти до нашего скромного общества. Мне рассыпаться в благодарностях? Лилит откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. Протяжно выдохнула. — Сразу заметно общение с мусором. Ты даже манеру вести диалог у него позаимствовал. — Мне кажется, дело тут во мне и твоих поступках. Я бы не был так возмущён, подумай ты о последствиях. — Последствия?! — Лилит медленно и оттого внушающе трепет поднялась со своего места и, опершись о стол руками, перегнулась через него, выдыхая с едва сдерживаемой злобой: — Кто бы говорил. Напомню, что к нынешней ситуации нас привели твои поступки. Необдуманные. — Прекратите! И Люцифер, и Лилит с недоумением повернулись к дочери. Чарли сидела как в воду опущенна. Плечи поникли, ещё немного и польются слёзы. Кажется, некоторая часть влаги уже заблестела в уголках глаз. Но она стёрла ее одним слитным движением ладонью и через силу улыбнулась. — Мы так давно не собирались вместе. Разве нельзя быть немного терпимее? Вы же любили друг друга… Люцифер сконфужено опустил глаза на столешницу, в которую вцепился побелевшими от напряжения пальцами. Провел ладонью по лицу, сгоняя остатки гнева или даже скорее обиды. Злости или, не приведи мироздание, ненависти к Лилит он не чувствовал. Просто на глубине души появился неприятный осадок, и нынешнее напряжение его взбаламутило, заставляя Люцифера идти на поводу эмоций. Мягко улыбнувшись Чарли, он неспешно приступил к трапезе, попутно спрашивая Чарли о делах в отеле. Атмосфера потеплела, и Лилит присоединилась к обсуждению, хоть падшего и продолжила игнорировать. Долго это не продлилось. Спустя четверть часа обе начали клевать носом, и если Чарли просто заснула, откинувшись на спинку стула, то проницательная Лилит перед отходом в мир сновидений бросила на него укоряющий взгляд. Зная, что виноват он. Люцифер выждал еще пару минут до положенного часа и открыл небольшой портал в райские чертоги. Из него показались Сэра и Эмили. — Как и договорились, я забираю их в безопасное место до конца бойни. Азраил их не найдёт, — протянула Сэра, нервно сжимая руки, уже покрасневшие от частых прикосновений. — Ты уверена? Сэра лишь закатила глаза и поморщилась от адского антуража вокруг, пока Эмили переносила Лилит и Чарли. Люцифер провожал их преувеличенно безразличным взглядом. — Уверена. Я верховная… Была ей, — поправилась ангел. — Кому как не мне знать о всех тайных уголках рая? Минутная пауза, и с губ Серафима сорвалось неуверенное: — Ты не передумал? Я и тебя могу спрятать на некоторое время. Всё же в случившемся с Азраилом по большей части виновата я… — Нет, — Люцифер мотнул головой и уставился куда-то над плечом Сэры. — Азраил — это полностью моя проблема. Он хранит обиду на меня, и я обязан узнать, за что. К тому же, как я могу называться королём ада, если бросаю подданых на произвол судьбы? Последнее было произнесено с вызовом и задором прежнего Люцифера. Даже улыбка такой же стала. Сэра только покачала головой, понимая, что падшего не переубедить. — Ты всегда был таким. Что ж, это твой выбор. Она направилась к порталу, но замерла перед самым полотном пространства и бросила через плечо: — Прощаться не буду, ведь это не последний наш разговор. Люцифер лишь кивнул и вспомнил одну деталь, которую хотел бы прояснить. — Стой, а что с Адамом? Он в порядке? Сэра обернулась, и на лице ее читалось неподдельное удивление, даже шок. — С чего ты взял, что я о нем знаю больше, чем ты? В конце концов, об адских жителях ты точно знаешь больше меня. Сэра исчезла в портале, а Люцифер остался переваривать информацию. Адам в аду. До сих пор. — Да почему с ним всегда так сложно…