Оставили небеса? Добро пожаловать в ад!

Это уже здорово нервировало. Всё происходящее действовало на нервы первому человеку, а они в последнее время и без того расшатанные, так что больше и представить сложно. Избавление их обоих от одежды стало временным облегчением. В первые секунды Адам обрадовался, что не придется больше мучиться и страдать над миллионом пуговичек, которые он теперь свято ненавидел. А потом скользнул взглядом по оголившейся фигуре падшего и страстно возжелал возвращения многочисленных одежд. Каждый изгиб, каждая мышца — всё в этом придурке было идеально до зубовного скрежета. Адам прокашлялся, хотя со стороны это, наверное, казалось предсмертной агонией. Он и хотел уже сдохнуть, только бы оказаться где-то подальше от Люцифера, у которого, похоже, начисто отказали тормоза. — Меня напрягает смена наших позиций, знаешь ли. — А мне очень даже нравится, — падший улыбнулся, и Адаму захотелось огреть его чем-то тяжелым. Самомнением, например, хотя у шестикрылого оно, блять, неподъемное. Он надеется, что одна улыбочка заставит Адама очуметь от радости и ноги раздвинуть? Судя по счастливому выражению, именно на это и рассчитывает Люцифер. Первые люди так легко не сдаются, так что может даже не рассчитывать, что он с величайшей готовностью рухнет к ногам искусителя. Даже если захочется, не рухнет… А ему не захочется даже! Адам скользнул взглядом ниже по прессу падшего и замер. Да в смысле?! Вспомнились все шутки про рост Люцифера и законы пропорций. Так вот, это шестикрылое ушлепище умудрилось поиметь эти самые пропорции во все возможные дыры. Вот как такое может быть, что даже в подобном вопросе падший ни хрена ему не уступает. Хорошо, если еще не превосходит. На глаз точно не определить. Интересно, падший сильно охренеет, если он сейчас предложит ему подождать и сбегает за линейкой? Спросить не получилось. Люциферу надоело бездействие, а возможно, он заметил, что Адама мысленно уносит в далекие края, и обратил внимание на себя самым тривиальным образом. Настолько банальным для них двоих и в какой-то мере слишком невинным, что ангел даже не ожидал подобного действа. Люцифер неспешно соединяет их губы вместе. Мягко. Нежно. Прикосновением легким, как дуновение ветерка. Очень горячее, обжигающее дуновение из самого пекла. И Адам замирает. Это действительно стало неожиданностью. У них ведь игра, кто быстрее кончит. Кто же в таком деле доверяет поцелуям, да еще таким невесомым. Будто они слащавая парочка на первом свидании. Да ангел же в райском саду целовался лучше, со всей отдачей, страстью и желанием… И тоже с Люцифером. Адам крепко зажмуривает глаза, только бы не видеть падшего и не вспоминать. Руки в крепкой хватке над головой судорожно дергаются. Безуспешно. Люцифер держит намертво, будто и вовсе никогда больше не отпустит. Будто им двоим больше нет дороги назад, потому как падший с изяществом небесного создания и коварством повелителя ада спалил все мосты, по которым бы мог скрыться первый человек. Адам ощутил, как его запястий касаются возникшие коготки, впиваясь в кожу, но не разрывая ее, а лишь слегка царапая. На контрасте с нежностью прикосновений к губам это даже можно было назвать приятным. Это могло означать лишь то, что Люцифер не такой уж непробиваемый, каким хочет казаться. И происходящее сейчас заставило его ослабить контроль, выпуская наружу темную сущность. Ангел был уверен: открой он сейчас глаза, и увидел бы полностью алые глаза. Он и открыл. Правда, не глаза, а кое-что другое. Губы раскрылись на глубоком вдохе, потому что кислорода в легких не хватало. Ему было жарко и душно. По распахнутым губам скользнул язык падшего, обрисовывая контур дразнящими движениями и смачивая обветренную и абсолютно сухую кожу. Он действовал так трепетно, что Адам захотел сравнить его с художником, а себя с холстом, на котором ровными мазками создают шедевр. Наконец кончик языка скользнул внутрь. Адам вспомнил, каким был их первый поцелуй. Тогда, много лет назад, вел он, а Люцифер лишь позволял исследовать свой рот миллиметр за миллиметром. А сейчас он словно отыгрывался за тот случай. Не давал Адаму перехватить инициативу и будто отмечал собой каждый уголок. И пусть кончить от поцелуя — вещь невероятная, в этот момент Адам вполне мог поверить, что это возможно. В животе завязалось тугим узлом желание такой силы, что с губ почти сорвалось предательское «хочу». Хорошо хоть рот был занят. Люцифер отстранился на несколько сантиметров. Даже с закрытыми глазами ангел вполне мог представить, как тот выглядит. Растрепанный. Волосы увлажнились выступившими на висках капельками пота. И горящими глазами сверлит его, Адама. Как он сам выглядит, думать не хотелось совсем. Сбитое напрочь, частое и короткое дыхание уже говорило о многом. В один момент в комнате словно сгорел весь кислород, и как бы часто он ни вдыхал, горящим легким не хватало. — Открой глаза, — хриплая просьба сорвалась с губ падшего. Адам замотал головой. Может, он и будет потом считать себя трусом, но если он послушается, то случится что-то страшное. Он чувствует. Наверное, в нем проснулся дар предвидения. А потом пришло осознание, что сказанное было не просьбой. В горле запершило, и мир сжался до происходящего в этой комнате. Даже не так. Мира просто не существовало. Только Адам и Люцифер. Ангел вздохнул, как перед погружением на глубину, заранее зная, что это не поможет. И открыл глаза. Люцифер улыбался. Не насмешливо. А так, будто исполнилась его сокровенная мечта. Глаза сияли рубиновым, а на голове проявились рожки. Адам слышал, как разбивается что-то внутри него. Кажется, это были остатки здравомыслия. По виску падшего к скуле поползла капелька пота и приковала внимание ангела надежнее, чем кандалы. Мысли исчезли из головы, и действия его теперь контролировало то, что он всеми силами отрицал, отталкивал на протяжении веков. Старался закопать в самом далеком и глухом закоулке души. Вот только ни забыть, ни уничтожить не смог. Он подался вверх корпусом, насколько позволяло его положение, и сорвал каплю жадным поцелуем. Зрелище распахнутых в шоке глаз Люцифера стоило того. Адам ухмыльнулся задорно. — Я тоже умею доводить до края, Люцифер. Не забывай об этом. Я намерен победить. Падший задышал чаще. Глаза подернулись багровой пеленой. Он склонил голову, прислоняясь лбом ко лбу Адама, и выдохнул на грани слышимости: — Знаю, именно ты всегда подводил меня к краю. Только ты. Его руки ослабили хватку и заскользили по предплечьям ангела ниже. Коготки мягко обводили контур выступивших вен и напряженных до предела мышц, запуская по телу ангела табуны мурашек. Изнутри они собирались под кожей и послушно следовали за каждым движением падшего. Ладони падшего обхватили лицо Адама. Сжали мягко, бережно. Да с ним за всю жизнь так никто не обращался, наверное. Будто он может сломаться от одного неловкого движения. — Я не хрустальный, — прошептал первый человек. Он сам не понял, когда они перешли на шепот, но после слов Люцифера говорить громко казалось кощунством. Он не хотел, чтобы их кто-то слышал. Не хотел делиться этим моментом ни с одним живым существом мироздания. — Только не для меня. Я только сейчас понял, как сильно желал тебя. И я никому не позволю причинить тебе вред. Даже себе не позволю. — Если ты надеешься, что я от твоих слов кончу, то ты охуеть какой наивный, — протянул Адам. На самом деле слова падшего врезались в сердце вернее пущенной в упор пули. Но признаться в этом даже сыворотка правды не заставит. Люцифер застыл, сжал губы, прежде чем бросить небрежное: — Умеешь ты момент испортить. Не переживай, у меня в арсенале много способов довести тебя, Адам. Прозвучало почти угрожающе. Первый человек напрягся в ожидании тяжелой артиллерии падшего. Но вопреки ожиданиям Люцифер не перешел к более чувствительным местам. Ладони, все еще обхватывающие лицо ангела, принялись поглаживать скулы медленными движениями, пока губы покрывали поцелуями лицо. Адам бы засмеялся невинности подобных действий. И это король ада, главный искуситель ада, ха! Но смеяться почему-то не хотелось. Губы падшего мазнули по уголку рта Адама и стали покрывать поцелуями каждый участок кожи: скулы, переносицу, прикрытые веки. Перейдя к месту под подбородком, Люцифер нежно прикусил кожу, чем вырвал скупой стон ангела. От непрекращающихся прикосновений кожа горела, чувствительность повысилась, и даже самая невинная ласка казалась обжигающей. Адам ощутил, как вплетаются длинные пальцы в его волосы, захватывают взмокшие от охватившего жара пряди, оттягивают их назад, заставляя его запрокинуть голову. И тут же прижимается губами к такой уязвимой и открытой сейчас шее. И вот тут протяжного стона Адам сдержать уже не в силах. Он сам себе напоминает оголенный нерв. Любое прикосновение пробивает его ударом тока, ввергая в состояние нежеланного, но такого приятного шока. Люцифер скользит губами по шее, всасывая и прикусывая кожу. Оставляя с сотню отметин. А в заключение еще и языком провел от самых ключиц до подбородка. И подул на оставленный влажный след, так что кожа ангела вмиг покрылась мурашками. Люциферу после такого хотелось врезать. Потому что дразнит. Потому что измывается. Потому что из-за него мысли и эмоции Адама пребывают нонстоп на блядских качелях между двумя состояниями. Блять, как же хорошо, и какого хуя я делаю. Он понимал, что делает то, о чем потом пожалеет и признает худшей из ошибок за всю жизнь, но остановиться было выше его сил. Язык падшего вырисовывал узоры на ключицах, а выше ангел ощутил нечто новое. Прикосновение, непохожее на влажную горячую жадность губ и отличающееся от трепетных поглаживаний ладоней. Прохладная гладкость с заостренным кончиком. Словно нож к горлу приставили, но одновременно с тем ощущение было чуть нежнее. Сравнимо с тем, как падший проводил по его запястьям острыми коготками. Люцифер продолжал целовать уже боковую часть шеи, тогда как неизвестный объект двигался точно посредине, обводя острием кадык и заставляя Адама, запрокидывая голову, вжиматься в постель. Ладони падшего массировали голову, и все это одновременно заставляло ангела почти извиваться на простынях. Это уже не предварительные ласки, а окончательное издевательство. Мгновение, и Адам наконец понял, чем его ласкал падший. В поле зрения показался треугольной формы кончик хвоста. И сейчас этот кончик прижался к его губам. На деле он был не такой уж острый, покрытый мелкими чешуйками, черного цвета с сердечком в середине. В некотором роде даже миленько. Люцифер продолжал измываться над шеей, но уже опасно спускался ниже, переходя к груди. У Адама в животе уже не то что узел завязался. У него уже все органы там в комок слиплись и ныли, напоминая, что неплохо было бы кончить и разойтись. А вот Люцифер выглядел по сравнению с ним почти спокойно. Только животом Адам ощущал, во-первых, чужой стояк, а во-вторых, обилие натекшей с него смазки. Сам ведь мучается, так нет, продолжает издеваться над ним. Внутри взыграло желание ответить той же монетой. И Адам не позволил хвосту вернуться к шее и ниже. Он обхватил кончик губами и дразняще прошелся по нему языком. Поцелуи падшего оборвались как отрезало. А крылья позади дрогнули и мелко затрепетали. И это было чертовски красиво и волнительно. Понимать, что лишь одно действие так действует на Люцифера. Воодушевленный Адам выпустил кончик хвоста изо рта и, дождавшись пристального взгляда алых глаз, с самой порочной улыбкой провел языком по всему наконечнику хвоста, от острия до самой широкой части треугольника. Вознаграждением стал хриплый не то стон, не то рык падшего. Хвост со свистом рассек воздух, скрываясь за спиной падшего. — Неужели я уже выиграл, Люцифер? — насмешливо протянул Адам, хоть и чувствовал каменный стояк падшего животом. Но поиздеваться хотелось. Падший осклабился. — Не надейся. Но знаешь, я подумал, и нам действительно стоит сменить позицию. Непонимание сменилось замешательством, когда руки падшего выпустили волосы Адама и перетекли ему под поясницу, приподнимая ангела с постели. Они оба теперь сидели на постели, не разрывая зрительного контакта, прежде чем… эта наглая сволочь перевернула его животом вниз и поставила на четвереньки. — Ты совсем охренел?! — Не беспокойся, я помню наши правила, ничего лишнего не сделаю. Просто так будет удобнее. Ты уже заметил, какой чувствительный у меня хвост. Адам ощутил, как Люцифер прижимается грудью к его спине, наваливается всем весом, будто уже его… Пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать лишние мысли. Дыхание падшего коснулось уха, заставляя вздрогнуть, прежде чем тот прошептал: — А сейчас я открою, какое самое чувствительное место у всех ангелов.