Дети церкви.

Лололошка успел позабыть, что у его соседа имеется две крайности. И если первую — абсолютная апатия и отсутствие желания что-то делать — он прочувствовал на себе в полной мере, то о второй мог только догадываться до сих пор, пока не был вынужден лично с ней столкнуться.  Джон сместил свой фокус внимания, но, по-прежнему не на себя, а на одну-единственную идею — выбраться из монастыря, и Лололошка часто сидел в шоке, слушая бесконечный поток идей соседа. Впрочем, чем больше Джон распинался, тем больше в его словах становилось смысла и структуры. Постепенно, поэтапно, однако в тоже время стремительно быстро, сосед сообразил свой следующий шаг.  — Я должен убедиться в том, что мои документы — уничтожены. — сообщил как-то Джон, а Лололошка лишь плечами пожал. У него никогда не было паспорта — мальчик не знал даже собственную дату рождения и точный возраст. Поглядывая на сверстников, а больше всего на внешне идентичного соседа, Лололошка хотел предполагать, что их возраст также совпадает. Однако с тем же успехом Лололошка мог оказался и старше, и младше Джона. Мысль эта казалась неестественной, поэтому мальчик решил не задумываться об этом.  — И как ты это сделаешь? — запоздало поинтересовался Лололошка, прекрасно зная, что именно такого вопроса от него ждут. Соседа своего он успел выучить вдоль и поперек — по-крайней мере ему так казалось. Впрочем, насколько вообще возможно выучить настолько противоречивую личность? Джон был умен, но в тоже время мог не понимать элементарных человеческих вещей. В какой-то момент мог наговорить всякого, а затем сразу же объясниться за свое поведение. Был достаточно эмпатичен, но всю свою эмпатию уводил в сухой анализ и использовал эмоции как набор характеристик. Даже его честность и открытость, сквозившая через каждое слово порой наоборот путала сильнее, чем банальная ложь. Вот и сейчас — Лололошка знал, что Джон позиционирует и всегда позиционировал себя самостоятельным, но начать очередной рассказ, точно не удостоверившись в заинтересованности собеседника не мог. Лололошка старался ловить этот эмоциональный посыл, однако Джон настолько не любил казаться слабым, что шифровался, как мог, а затем спокойно обижался на любую мелочь. Впрочем, Лололошка также был достаточно закрыт. Лишь взаимодействие с Джоном буквально вынудило его начать чувствовать эмоции — это необходимо, чтобы выжить рядом с нестабильным соседом. Однако, он все еще часто улетал в облака, куда-то далеко в свои мысли, или же просто мог сидеть, уставившись в одну точку, не подавая признаков жизни. Джона это раздражало, а высказывал свое раздражение сосед очень охотно, в выражениях не стесняясь, на что мог получить соответствующую реакцию.  — Просто пойду и спрошу. — заявил Джон, стреляя глазками в сторону соседа. Лололошка лишь вздохнул. Он знал, что должен вытягивать информацию, знал, что Джон благодаря этому чувствует себя ценным. Ему лично признались в том, что нуждаются в подтверждении своей значимости — признались, после того, как они в очередной раз поскандалили — и Лололошка смирился. Но подобное всё равно переодически утомляло.  — Не уверен, что это хороший план. — заниматься подстрекательством было задачей рискованной, но Лололошке все сложнее было от этого удержаться. Джон, пусть не со зла, но мог указать на свое умственное превосходство, что, в конечном итоге, раздражало. А ставить его на место было бессмысленно, потому что сосед включит свою объективную сторону и раскидает ситуацию по фактам. Лололошка все еще не определился, с кем было взаимодействовать легче: с объективным или субъективным Джоном. Первый был в разы осознаннее, быстро анализировал психологическую ситуацию и поворачивал ее в нужное русло. Второй же составлял всю остальную часть его личности — был непредсказуем, эмоционален, позволял себе не следить за словами и подвергался кардинальным перепадам настроения. Лололошка постепенно понял, что субъективному Джону доказать ничего было нельзя, а объективный занимался одними лишь доказательствами и пояснениями к собственным поступкам. Структура, если разобраться, довольно понятная, но от этого не менее сложная.  — Ты даже не послушал! — Лололошка склонил голову на бок, пытаясь сделать, как Джон — логически проанализировать поведение соседа. Но у него не получилось. Лололошка чувствовал один лишь эмоциональный посыл, а объяснить его без этих самых эмоций пока не мог. Он часто чувствовал себя неполноценным рядом с Джоном и не понимал, почему тот все еще с ним возиться. Однако в тоже время Лололошка знал, что его собственная субъективная часть более зрелая и стабильная. Он не мог мыслить отстранённо от самого себя и быть объективным, но и не нуждался в этом, будучи способным жестко контролировать свои эмоции, а посему невольно брал на себя ответственность за Джона, уступал ему и пытался заботиться о его чувствах. Было ли это взаимно? Определенно да. Лололошка видел, что сосед также переживает о нем. Но Джон никогда не уступает, стремясь в первую очередь донести свою мысль и объясниться. Эта его черта была исключительной, особенной, в каком-то смысле правильной, однако…. тяжелой.  — Я слушаю тебя. — мягко сообщил Лололошка. — Рассказывай, что придумал, Джон.  *** План походил больше на очередную отчаянную попытку, однако все лучше, чем ничего. Джон постучался в деревянную дверь дальнего медицинского корпуса, надеясь, что старик будет на месте. Надежды оправдались. Беренгарий приоткрыл дверь, а затем радушно распахнул ее перед подростком, одарив того беспокойной улыбкой.  — Джонушка, мальчик мой, проходи! Ты по делу, али нет? Случилось что?  — По делу, но нет, ничего не случилось. — сообщил Джон, проходя внутрь. — Поговорить хочу.  — Поговорить.. — задумчиво повторил Беренгарий. — Ну что ж, поговорить — дело хорошее.  Они сели за маленький стол, заваленный разными колбочками, травами и бинтами. Старик с любопытством поглядывал на Джона, ожидая, когда тот начнет разговор. Долго, впрочем, ждать не пришлось.  — Скажите.. — вдумчиво начал он, подбирая слова. Говорить о подобных вещах Джон не решился бы ни с кем, кроме Лололошки, однако последние события сильно повысили уровень доверия к этому старому медику. Первое время Джон ждал, что к ним заявятся с разборками насчет попытки самоубийства Лололошки, так как подобное считается самым страшным грехом. Но время шло, никого на пороге не наблюдалось, а значит Беренгарий не донес. Скрыл подобный страшный факт, чего делать был не должен, и тем самым спас мальчиков от очередного скандала, который мог закончится довольно плачевно. Сложив в голове у себя полную картину, Джон решил довериться. Не потому, что хотел, а от банальной безысходности. Но пока вариантов лучше не было, а ждать он не мог. — Вы знаете куда отправляются документы попавших сюда детей после их изъятия?  Беренгарий явно не ожидал такого вопроса. Он озадачено нахмурил брови, затем погладил бороду и, наконец, видимо что-то для себя решил и вздохнул.  — В топку, Джонушка. В топку.  Подросток ждал подобного ответа, но надеялся на лучшее. Вероятность счастливого исхода крайне мала, но ему жизненно необходимо было добиться его. Джон дал себе второй шанс и понимал, что если не справится — окончательно поставит на себе крест.  — А.. в какую? — ненавязчиво поинтересовался он.  — Джонушка! — недовольно пробормотал Беренгарий. — Мою благосклонность к вам нельзя использовать в злых умыслах!  — Я и не думал! — тут же принялся оправдываться Джон. Лишь бы не сказать чего-то лишнего. — Просто…  — Уйти хочешь? В большой мир? — сходу разгадал его старик с ощутимой претензией.  Джон поднял на него растерянный взгляд, в котором явно читался положительный ответ. Он не знал, что лучше: пытаться соврать или быть честным. В прошлый раз когда его мучал подобный выбор, он решил скрыть правду. Ни к чему хорошему это не привело. Сейчас же ситуации были небо и земля, однако Джон решил поменять тактику. Решил рискнуть.  — Да.. очень. — признался он. — Я хочу уйти. И я уйду, независимо от того, что вы скажете.  Беренгарий поджал губы и опустил взгляд на стол. Джон видел происходящую в нем внутреннюю борьбу и надеялся, что адекватность пересилит.  Молчание длилось долго. Наконец-то старик поднял взгляд на Джона, и тот его сразу же подхватил с надеждой в глазах.  — Каждый должен выбирать сам свой путь. — заявил Беренгарий и вздохнул. — Если ты решил, что тебе в большом мире будет лучше, насильно к богу твою душу не привести. Люди приходят к вере методом проб и ошибок, Джон. Я понимаю, что заставлять никого нельзя.  Джон не сразу понял, что на верном пути — настолько сильно было его удивление собственной удаче. Подросток мог точно сказать, что самостоятельно к вере больше не подойдет и на сто километров, однако выбрал промолчать, чтобы не сбивать старика с нужного настроя.  — Если ты решил — то ты сделаешь. Я вижу это по твоим глазам, Джонушка. В них горит огонек — огонек адского пламени. Может, своей помощью я погублю тебя, но у тебя хотя бы будет шанс спасти себя самостоятельно. А это, знаешь ли, самый действенный метод из всех. — продолжил свою мысль Беренгарий, не переставая тяжело вздыхать. — Посмотри свой документ в коробках на сжигание, в сарае, рядом с дровницей. Если тебе повезет, он все еще там.  *** Этой ночью в келье не ночевали ни Джон, ни Лололошка. Аккуратно, так, чтобы не получить по первое число, мальчики прокрались к сараю. Разумеется, он был заперт, и разумеется Джон умел взламывать замки.  — А насколько громко это будет? — поинтересовался Лололошка, оглядываясь по сторонам, пока Джон ковырял замок тем самым кухонным ножиком, пережившим три конца света.  — Да не особо. — отозвался он, не отрываясь от своего дела. Замок был хоть и массивный, но довольно примитивный, поэтому мальчик управился за несколько минут. Железка упала в снег, приглушенно звякнув. Джон толкнул хлипкую деревянную дверь сарая и утянул за собой в темноту Лололошку.  Чиркнула спичка, и в руках последнего вспыхнула лампадка. Пахло плесенью. В воздухе летали клочья пыли. На деревянных полках висели инструменты и стояли какие-то ящики, а пол был заставлен картонными коробками, доверху забитыми макулатурой.  — Да-а… — озадачено протянул Джон. — Дела.  — Ты собрался все это перерыть? — осведомился Лололошка и нервно усмехнулся. — Джон, не хочу тебя разочаровывать, но…  — Еще одно слово, и ты будешь заниматься этим в одиночку. А я буду контролировать процесс. Во сне. — сообщил Джон и приступил к первой коробке. Лололошка лишь вздохнул и последовал чужому примеру.  Это был тот самый момент, когда стоило действительно помолиться Господу, потому что лишь божье чудо помогло бы в такой ситуации. Джон, впрочем, оставался верен себе, продолжая копаться в затхлой и влажной бумаге в поисках яркой обложки своего паспорта. А Лололошка оставался верен Джону, занимаясь тем же в паре метрах от него. Ориентироваться на описание, данное ему соседом, было немного ненадежно, однако альтернатив ему не предложили. Глаза уже болели от напряжения и почти полного отсутствия света, однако Лололошка пытался держаться и продолжал искать то-не-знаю-что. Рука потянулась к следующей коробке и начала перебирать ее содержимое.  — Что ты понимал, я нашел уже два паспорта! — возмутился рядом Джон. — И все они почему-то не мои. И даже не детские! Я отказываюсь верить, что взрослые люди добровольно сюда идут…  Лололошка понял, что больше не улавливает смысл слова "добровольно" и сосредоточился сугубо на поисках, сводя возмущения соседа на уровень фонового шума. Соображать ответы Джону он сейчас точно не в состоянии. Почти добравшись до дна коробки, Лололошка заметил что-то яркое. Какие там цвета Джон описывал? Красный…? Он выудил маленькую книжечку и принялся рассматривать обложку. Большими желтыми буквами на ней было написано "доширак", а под надписью изображение лапши с курицей. Лололошка растерянно похлопал глазами и открыл первую страницу. На ней слева четко виднелась фотография до боли знакомого лица, а справа надписи, гласящие следующую информацию:  Фамилия: Харрис Имя: Джон  Отчество: Дейвисон  Пол: муж. Дата рождения: 13.09.2000 Место рождения: гор. Барнаул. Россия.  — Джон? — позвал его Лололошка. — Мне кажется я что-то нашел.  — А? — сосед моментально оказался рядом и забрал паспорт. — Ну и что смотрим? На паспорте всегда фотка ужасная.  — Да? Я не обратил внимания. — пробормотал Лололошка, а затем поинтересовался. — А почему у тебя вместо "паспорт" на обложке написано "доширак"?  — Тц.. потому что обложка на паспорт с принтом упаковки доширака. — Джон закатил глаза. — Ну… в моменте это казалось хорошей идеей.  — Выглядит вкусно.  — Я тебе куплю, как только, так сразу.  *** Половина пути будто бы пройдена. Джон не сразу понял, как много для него значило найти документ, подтверждающий свою личность, однако расставаться с ним не хотелось ни на минуту. Он еле сдерживался от того, чтобы не начать хвастаться своим паспортом направо и налево, но понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя.  Они ждали нужную дату, а именно Крещение, девятнадцатое января. В этот день детей добровольно-принудительно вывозили за стены на озеро и окунали в прорубь. Если правильно подгадать время, можно было по-тихому сбежать. При разговоре с Лололошкой, Джон понял, что праздник этот далеко не радостное событие в жизни и от того слегка напрягся. Впрочем, больше других его тревожила мысль о скором расставании с соседом.  Уходить он собирался один. Во-первых из соображения безопасности — расчлененные конечности сбежавших мальчиков в холодильнике все еще переодически всплывали в ночных кошмарах. Если ему суждено погибнуть в лесу страшной смертью, то пусть подобную судьбу Лололошка с ним не разделит. Во-вторых — документов у соседа не было. Этим он будет затруднять передвижение по городу и может создать Джону дополнительные проблемы с законом. Оставлять Лололошку здесь, одного, Джону тоже не улыбалось — мало ли, что может случится. Но он поторопиться. Он должен будет вернуться, как можно скорее.  Лололошка и сам осознавал близящееся расставание, а вместе с этим чувствовал, как внутри него постепенно угасает подпаленный Джоном огонек. Мысленно он готовился к возвращению в абсолютное одиночество, а также к возможным последствиям побега соседа, которые вряд ли обойдут его стороной. Впрочем, возмущаться или препятствовать исполнению плана он не будет ни в коем случае. Потерпит пару дней до приезда Джона, а во время его отсутствия будет безоговорочно доверять ему.  Все эти мысли остались неозвученным  — никто не хотел нагнетать и без того спорную ситуацию. Девятнадцатого января, в день икс, мальчики сидели на снегу чуть поодаль от остальных детей и взрослых, у черной, большой машины, которая привезла из сюда. Лололошка положил голову Джону на плечо и прикрыл глаза, а тот, в свою очередь, наблюдал за творящимся на льду. Дети, взрослые скакали почти без одежды и окунались в холодную воду проруби. Даже смотреть на них Джону было некомфортно, не говоря уже о том, чтобы принимать в подобном участие. У него была своя идиллия — Лололошка. Но она продлилась недолго.  — Эй вы, что сидим? — послышался взрослый мужской голос одного из монахов.  Лололошка мигом вскочил и протер глаза. Джон поднялся следом, одарив взрослого раздраженным взглядом. Несколько метров расстояния их не спасло.  — А ну ка, поглядите на них! Не проснулись еще, лентяи? — принялся горланить мужик, намереваясь опозорить обоих на весь человеческий род, однако что Лололошке, что тем более Джону пытаться внушить стыд в данной ситуации — тоже самое, что биться головой об стенку.  — Стоят, красавцы! Голову надо опустить, и глаза в пол, когда с тобой старшие разговаривают! — Монах схватил за руку мальчика, стоявшего к нему поближе — Лололошку — и потянул к проруби. — Сейчас я тебя разбужу, малец!  Тот дернул рукой — неосознанная первая реакция была оказать сопротивление — тоже, надо полагать, из-за дурного влияния соседа, за что сразу в лицо полетел тяжелый кулак. Лололошка приготовился к удару, но его не последовало. Возникший впереди Джон одним точным движением заблокировал руку нападающего, выставив согнутое предплечье перед ней.  — Он не хочет, чтобы ты его трогал. — холодно произнес сосед. — И ты его не тронешь.  В глазах надзирателя отразился шок, а затем бешенство. Он схватил Джона за плечо и принялся трясти.  — А ты хочешь, чтобы тебя трогали?! Сын собаки!  Мужик поволок Джона к проруби и отпустил только у самого края, так, чтобы отступать было некуда.  — Раздевайся, сейчас крестить тебя будем. Ты же, небось, некрещеный, раз наглый такой! Родители мало в детстве били, я погляжу?! Джон заметил, как собственные руки отчаянно вцепились в одежду. Нет. Он чувствовал, что физически не может даже подумать о том, чтобы снять с себя балахон, а тем более рубашку и штаны в присутствии агрессивно настроенного взрослого. Он стоял на краю, чувствуя, как начинает колотиться сердце. Мужик сделал к нему шаг и Джон отступил назад, чуть ли не падая.  — Хватит. — через силу проговорил он.  — Не подходите ко мне..  — Не смей мне указывать! — прикрикнул на него воспитатель и грубо толкнул в ледяную воду.  Джон не успел набрать воздуха. Его обожгло холодом и конечности моментально отказали. Всего планы на хорошее будущее резко посыпались при виде удаляющегося света. Одежда намокла и тянула ко дну. Джон чувствовал, как его начинает уносить течением, но выплыть не представлялось возможным. То ли от холода, то ли от сковавшей все тело тревоги, мальчик не мог пошевелиться, погружаясь все глубже на дно. Воздуха перестало хватать окончательно и ледяная вода хлынула в легкие.  Первое, что увидел перед собой Джон, когда открыл глаза — мокрое, обеспокоенное лицо Лололошки. Он тут же приподнялся на локтях, осматриваясь и пытаясь окончательно прийти в себя.  — Все хорошо.. — послышался тихий, дрожащий — явно от холода — голос соседа. Джон одарил его растерянным взглядом. Лололошка был насквозь мокрый. С его лица еще не успела полностью уйти паника, однако, оно с каждой секундой становилось все более спокойным.  — Вы поглядите, он его спас, а этот неблагодарный даже спасибо не может сказать! — раздалось где-то сверху, и Джон только сейчас заметил, что их обступили дети и взрослые. Они что-то обсуждали, шептались и украдкой посмеивались между собой, вызывая своим поведением у подростка одно единственное желание — взять огнестрел и перестрелять всех к чертовой матери.  — Давайте вставайте и бегом к машине. Не задерживайте нас! — поторопили их и, наконец-то, сами начали расходиться.  ***  — Все на месте? — крикнул воспитатель перед тем, как погружаться в машину и перечитал детей по головам. Джон с Лололошкой стояли последними. Одежда на обоих заледенела, волосы покрылись инеем. Оба не могли представить, каким образом осуществлять свой дальнейший план, однако, время поджимало.  — Ло.. — Джон сжал чужую руку в своей. — Мне пора бежать.  — Джон, ты о чем? — шепотом отозвался Лололошка. — Ты не доберешься до города.. Ты замерзнешь насмерть!  — Другой возможности не будет.. — Джон понимал, что сосед прав, но не мог с этим смириться. Он просунул руку под балахон и нащупал промокший паспорт, который предусмотрительно взял сюда с собой. Это придало ему еще больше мотивации. — Я обязан попытаться. И да… спасибо, что вытащил меня из воды.  Лололошка почувствовал, что готов садиться и плакать от осознания своей беспомощности и страха за чужую жизнь. Однако… Джона переубедить было нереально. Он крепко сжал его руку в своей и прошептал:  — Пообещай, что я сделал это не зря. Пообещай, что не умрешь там… пообещай, что вернешься за мной, Джон.  — Я обещаю. — без тени сомнения ответил тот.  Лололошка залез в машину к остальным детям, а Джон, в последний момент, незаметно скрылся среди высоких деревьев, окружавших злосчастное озеро. Теперь все зависело от его силы воли.  — Я не просто обещаю, Лололошка. — проговорил он, смотря вслед удаляющейся машины. — Я клянусь.