Дети церкви.

За три месяца до нынешних событий… 

Джон повернул ключ в замочной скважине свой квартиры и отправился вызывать лифт. В подъезде было довольно темно — лампочки недавно перегорели, поэтому подросток включил фонарик на телефоне, чтобы хоть что-то видеть.  Поздний вечер октября. Родителей дома как обычно не наблюдалось — снова уехали отдыхать по своим делам и оставили его с младшей сестрой. Не то чтобы Джон был в восторге от такой перспективы, но выбора ему не предоставляли. Родиться первым ребенком — довольно страшный приговор, который был подписан не им, но имел большую власть.  И где же сейчас носит эту мелкую? Джон вздохнул, кутаясь в длинный оранжевый шарф в клеточку. Сбегать в магазин через дорогу — пятиминутное занятие. Ну, для особо одаренных — десяти. Но прошло всё тридцать, и Джон, как заботливый старший брат, решил отправится на поиски. Был ли в этом смысл? Да нет. Скорее всего, Саша решила заскочить в фуд-корт неподалеку, или же за кофе — стоит сейчас где-то там, дожидаясь своей очереди. А Джон должен переживать. Хорошо, что родители не знают о том, что он отпускает сестру на улицу в позднее время, да и сам переодически выходит, когда не занят.  Раздался звук, оповещающий о том, что лифт приехал, и внутри зажегся свет белых ламп, отразившийся в свежей, красной лужи крови на полу. Джон часто заморгал, стараясь прогнать наваждение, но оно никуда не уходило. В его ногах лежало тело одиннадцатилетней девочки, насмерть зарезанной кем-то в пятнадцать ножевых ранений. После чего двери лифта захлопнулись. 

Настоящее время… 

Джон смог проснуться только после того, как понял, что задыхается от нехватки кислорода под подушкой. Он резко распахнул глаза, вдыхая воздух полной грудью. Перед ним все еще стоял навсегда отпечатавшийся в памяти образ мертвой сестры, лежащей на холодном полу в подъезде. Казалось, что в воздухе опять стоит тот запах крови, сигаретного дыма и кофе с карамелью — ее любимого — стакан из под которого валялся рядом, а коричневые пятна от него прослеживались на одежде девочки. Джон помнил, как пытался ладошками остановить кровь, как набирал измазанными пальцами номер скорой и безжалостный механический голос, приказавший ему оставаться на линии. Помнил игравшую из телефона музыку ожидания, казавшуюся слишком громкой и бьющей по ушам. Навсегда в кожу въелся холод каменной кладки подъезда, на которой он провел ночь того октябрьского понедельника рядом с мертвой сестрой, прижимая ее к себе и собственный голос, старающийся убедить в нереальности происходящего.  Джон протер глаза, вспоминая о том, где находиться в данный момент и не решил, где ему было бы лучше. Он же обещал себе спать короткими промежутками, чтобы избежать кошмаров! Почему не проконтролировал? Подросток выдохнул — дыхание постепенно приходило в норму, а затем задумался.  Кошмары о смерти сестры не снились ему уже около месяца — их выместили все недавние события. Джон не знал, почему его психика решила сместить фокус внимания, да и знать особо не хотел. Нужно было отвлечься, вот только на что? Джон прислушался, чувствуя, будто ему чего-то остро не хватает и быстро понял, что не слышит чужого дыхания. Думать о Лололошке после всего, что они друг другу наговорили — особенно после последних брошенных фраз, не хотелось, однако Джон чувствовал, как тревога, оставшаяся со сна, поглощает его все больше.  Подросток перевел взгляд на дверь — как он ненавидел ночные отсутствия, а за эту ночь уже второй раз, просыпаясь, не наблюдал Лололошку. И если с первым разом все понятно, то где сосед ходит сейчас? Недавние воспоминания подтолкнули провести страшную параллель и заставили Джона подняться с кровати. Саша тоже так ушла и больше не вернулась, а он не успел ее встретить, не смог помочь. Мысль о том, что Лололошка также не вернется, пугала до панического ужаса. Джону было страшно даже открывать дверь, из-за опасений встретиться лицом к лицу с окровавленным трупом, лежащим в снегу, однако на этот раз пронесло. Прикрывая лампадку рукой, Джон двинулся по скрипящему снегу, пытаясь разглядеть на нем чужие следы. Ему повезло — метель недавно стихла и еще не успела замести отпечатки сапог сверстника.  С каждым шагом Джон чувствовал, как тревога приобретает немного иной характер. Найдет он Лололошку, а что потом? Если с ним все в порядке, то придется перекинуться хотя бы парой фраз. От этого осознания Джону захотелось все бросить и уйти обратно. Он совершенно не знал, чего ожидать от Лололошки, да и от себя самого в том числе. Сосед же его теперь абсолютно точно ненавидит — эта уверенность была крепка, как никогда.  Поток мысленного диалога в попытках предугадать все те вещи, что он еще сможет услышать от Лололошки в свой адрес дошла до абсурда, но остановить его смог только открывшийся вид за углом дальнего корпуса. Все теории Джона моментально посыпались при виде лежащего на снегу Лололошки. Он был прав. Он знал, чем это закончится, но все равно пришел только сейчас.  Джон подбежал к соседу, падая рядом на колени, и перевернул его лицом к себе. Голубые глаза были плотно закрыты, губы отливали фиолетовым оттенком, а кожа слегка посинела от холода. Джон принялся быстро анализировать ситуацию, вспоминая все, что читал о стадиях обморожения, находу ища чужую руку и пытаясь определить пульс. Только вместо руки пальцы ткнулись во что-то липкое и мягкое. Джон замер, пытаясь убедить себя сохранять ясную голову, и аккуратно подсветил руку Лололошки, тут же невольно закрывая глаза после увиденного. Темные полосы застывшей крови покрывали кожу, но из под них продолжала течь свежая, капая на снег. Вся внутренняя сторона руки была истерзана в мясо. Мерять здесь пульс было негде. А затем в свете лампадки очень некстати блеснул кухонный ножик, лежащий рядом. Тот самый, который Джон собственноручно вручил Лололошке, по сути убив его этим действием. 

***

Хорошая память еще никогда не приносила столько вреда и пользы одновременно. Пока Джон пытался подавить желание перерезать горло прямо на месте от осознания себя, как причины смерти двух самых близких ему людей, в памяти очень вовремя вспылыла карта монастыря. Собрав остатки силы воли, Джон аккуратно поволок Лололошку в медицинский корпус, находящийся тут в двух шагах.  Он совершенно не помнил, откуда нашел на это силы, но они явно были последними. Сейчас мальчик сидел на полу, около печки, как тогда, в ногах у Лололошки, и пытался просто не уснуть. Рядом с ним хлопотал Беренгарий, бегая вокруг соседа. Подкидывал дровишек в печь, растирал обмороженные конечности и вместе с этим умудрялся зашивать изрезанную руку. Единственное, что Джон уяснил для себя из всех его причитаний, так это то, что Лололошка останется в живых. 

***

— Не сиди на полу.  Знакомый девичий голос вывел Джона из полусна, заставив вернуться в реальность.  — И тебе привет. — пробормотал он и огляделся. Беренгария уже не было — наверно, старик пошел отдыхать и оставил следить за Лололошкой свою вечную помощницу — Сайриссу. Сосед все также лежал на пледе перед печкой, укутанный в несколько одеял, но его кожа уже приобрела нормальный оттенок. Эта мысль успокоила, и Джон снова закрыл глаза, позабыв о том, ради чего его разбудили.  — Для того чтобы спать, у нас есть свободная кровать. — снова раздался голос Сайриссы над головой, и Джон почувствовал всколыхнувшееся в душе раздражение.  — Где хочу, там и сплю. — бросил он, но было кристаллически ясно, что девочка не отстанет. Джон понимал, как ей было скучно в одиночестве, и невольно вспомнил их второй разговор в похожих условиях. Он открыл глаза пошире и смерил Сайриссу долгим, пронзительным взглядом. Да. Она действительно была очень похожа на Отца. Та же кровь. Тот же цвет.  — Ты чего? — поинтересовалась она, ловя его взгляд. Такое было трудно не заметить. — Я же не из вредности говорю тебе…  — Ты была права. — резко перебил ее Джон и поднялся на ноги. — Есть вещи, хуже смерти.  — М?.. — Сайрисса смерила его любопытным взглядом, а затем, слегка помедлив, направилась следом.  Они расселись на кровати в разных ее концах. Джон объясняться не спешил, вообще не понимая, что его сподвигло завлечь Сайриссу в диалог. Впрочем, для того, чтобы сложить в голове полную картинку образа этой девочки, времени ему много не понадобилось. Джон смотрел на худенькую высокую фигурку напротив, и ему было грустно за ее судьбу, особенно сейчас, когда он понимал, что она чувствует.  — Я должен тебе что-то говорить? — поинтересовался Джон вместо объяснений.  — Ты мне ничего не должен. — отрезала та, а потом подняла на него глаза, в которых Джон прочитал безграничную тоску.  — Должен извиниться. — его голос звучал все тише. — Прости, что не выполнил твою просьбу.  Сайрисса отвела взгляд и уставилась на горевший в печи огонь.  — Вещи хуже смерти… — эхом повторила она, будто находясь где-то не здесь. — Мне жаль, Джон.  Он ничего не ответил, но они оба прекрасно понимали, о чем вели разговор. Сайрисса перевела взгляд на лежащего около печи Лололошку и неожиданно поинтересовалась:  — В этом тоже ты виноват? — Да. — без тени сомнения отозвался Джон.  — Ты ему все рассказал, он отказался делить с нечистым грешником келью, и ты со злости пырнул его ножом?  Джон в лёгком шоке уставился на Сайриссу и мысленно порадовался тому, что ее логическая цепочка далека от реальности. Может быть, все не так и плохо, как он себе представляет?  — Нет конечно! — возразил Джон. — Все в точности наоборот. Я ему ничего не рассказывал… сама понимаешь, почему. А он… он сам себя..  — Ого. — протянула Сайрисса. — А у меня не получилось так хорошо, как у него.  Джон промолчал. Ну, а что ему еще оставалось? Осуждать Сайриссу он никак не мог — полностью понимал причины ее такого равнодушного поведения. Если у него был Лололошка, который не позволил ему полностью уйти в себя, то у Сайриссы не было никого с самого детства. Джон видел, что ее уже не спасти, и осознал, что страшно не хочет проходить следом за ней эту точку невозврата. 

***

Мальчик снова сидел на полу, но теперь у него было для этого оправдание — на кровати уснула Сайрисса. Он не знал, когда они оба пропустили этот момент, но после того, как девочка резко упала лицом на простыню из сидячего положения, Джон понял, что усталость над ней взяла свое и, уложив ее спать поудобнее, пересел на пол к соседу.  Видимо рукам Лололошки доставалось всегда больше всего, но хотя бы в этот раз забинтована была лишь одна. Джон мысленно усмехнулся про себя — прогресс! Только бы это не вылезло где-нибудь в другом месте. Подросток знал, что при сильном обморожении могут значительно пострадать внутренние органы. Конечно не сказать, что Лололошку пришлось вытаскивать с того света, но Джон последнее время преувеличивал все невзгоды своего соседа в геометрической прогрессии, из-за чего не мог не перебирать все худшие варианты развития событий.  — Джон? — позвал его слабый голос. Названный быстро среагировал и встретился взглядом с блестящей голубизной глаз напротив.  — Я. — отозвался он. Сколько слов хотелось сказать, красочно извиниться, а в итоге все как обычно. — Выспался, Ло?  — Я думал, что уже не проснусь. — устало улыбнулся Лололошка. — Это ты меня сюда притащил?  — А кто, кроме меня? — недовольно заметил Джон. Тон соседа ему не нравился. — Кому ты еще нужен?  — Никому? — предположил Лололошка и попытался сесть.  — Никому. — подтвердил Джон. — Звучит может быть не очень, но факт.  — Да не.. — Лололошка выпрямился, слегка раскутавшись из одеял. — Это уже немало.  — А я? — почему-то этот вопрос, не дававший покоя, всплыл именно сейчас. — А я тебе нужен, Ло? Или…  — Без "или", Джон. — пробормотал Лололошка. — Я.. — Но ты же говорил! — перебил его Джон, пытаясь уличить во лжи. — Говорил, что разочаровался…  — А ты говорил, что мы друг другу никто. — заметил Лололошка. — Но лично я беру свои слова назад, Джон.  — С чего вдруг? — поинтересовался тот, все еще посматривая на двойника с недоверием.  — Я просто сейчас окончательно понял, что ты — человек.  — Тебе это не нравится?  — Мне… я сам виноват, что вознес тебя до того, кем ты не являешься. Прости.  — Звучит так себе. — пробормотал Джон. Всё-таки, не дотягиваться до уровня идеала ему не улыбалось.   — Знаешь… я лежал, я думал.. — начал Лололошка. — Сначала я был очень обижен на тебя, Джон. Мне казалось, что… да ты и сам все знаешь, я не стеснялся в выражениях. Но потом.. Потом я понял, что жив, Джон. Жив, благодаря тебе — ты сам это сейчас подтвердил. И… это что-то да значит, верно? Ведь… после нашего разговора я считал, что утратил для тебя ценность как ресурс… получается, ты всё-таки ценишь меня, как человека. А если так… то ты тоже человек, Джон.  Цепочка рассуждений Лололошки была донельзя хаотичной, но больше всего Джона удивило то, что он ее понял. И должен был отплатить тем же.  — Ты никогда не утратишь для меня ценность, Лололошка. Я.. я сделал тебя центром своего мира, потому что… мне пришлось так поступить, чтобы выжить. Прости за это. Прости за то, что у меня не получилось сохранить собственную личность, Ло. Ты знаешь это чувство, когда напрочь теряется самоосознание? Когда ты перестанешь чувствовать себя кем-то и… вообще перестаешь что-то чувствовать. Я не хочу говорить, почему так произошло, но хочу, чтобы ты знал — я пытался держаться до последнего. Но ты верно подметил про человека. Очень.. логично. Методом исключения мы приходим к тому, что ценим друг друга… просто так? Ты потерял для меня ценность ресурса, когда лишил возможности самоутверждаться за свой счет. Я в твоих глазах больше не выгляжу идолом, которому нужно поклоняться. Но мы все еще здесь. Почему?  Лололошка помолчал. Он обрабатывал полученную информацию, чувствуя, как это всё-таки тяжело. Впрочем, Джон впервые за долгое время говорил понятно, и это помогало осознавать не только ход его мыслей, но и саму его мысль.  — Я не знаю. — признался Лололошка. — Но я бы хотел, чтобы все так и оставалось.  — А я бы хотел, чтобы стало лучше. — неожиданно для себя сообщил Джон, и понял, что… так оно и есть? Он прислушался к себе, ловя за хвост это ощущение, и понял, что оно постепенно возвращается к жизни. — Мне кажется, что я должен тебя благодарить без конца, Лололошка. Это так странно.  — Не надо, Джон! Я тебе гораздо большим обязан. Мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить тебя за всё..  — Вместо благодарности скажи мне только одну вещь. — внезапно заявил Джон. — Ты же больше не будешь пытаться…  — Нет. — перебил его Лололошка. — И не потому, что самоубийство — грех. Я впервые чувствую себя кем-то, Джон. Кем-то.. кого можно любить. Ой, то есть.. Вообщем, я не готов этого лишаться!  Джон невольно улыбнулся, но промолчал. Любить значит? Интересная оговорка. Впрочем если сейчас, пока в моменте все хорошо, задуматься над этим глубже, то мало ли, какие скрытые чувства можно обнаружить. Лололошка ему вообще кто? Джон впервые задумался над этим вопросом и понял, что ответа не знает. Сосед просто вызывал определенные положительные эмоции, которые Джон никак не мог определить из-за элементарной неопытности. Друзей у него не было никогда. Он также не влюблялся. В общем и целом концепция того, как строить близкие отношения, Джону была незнакома с самого детства. Интересно, а у Лололошки есть друзья? Вроде да. Может, он сможет объяснить то, что нужно к ним чувствовать?  — Ты чего молчишь, Джон? — послышался обеспокоенный голос. — Я сказал что-то не то?  — Все в порядке. — тут же среагировал подросток. — Я просто задумался…  Дверь резко отводилась и в помещение зашел Беренгарий. Увидев, что Лололошка пришел в порядок, его глаза засияли, и мальчикам пришлось отложить разговор для более приватной обстановки. Впрочем, все что им нужно было сделать на данный момент, они сделали.