Дети церкви.

И в мире, где небезопасно, пусть и видят краски Но нам с тобой как тут выбираться? Непонятно никак А где мой заказ, судьба, ты бессовестна? (Придётся подождать, «ваш человек готовится»)

("для тебя" — mzlff)

Лололошка сам не знал почему все учебное утро проходил хвостиком за Джоном, хотя вчера обещал себе больше с ним не разговаривать, дабы не вводить себя в грех. А грешить при общении со своим новым соседом было очень легко, учитывая его отношение ко всем окружающим. Джон был гордым, грубым и высокомерным, не упуская возможности показать свое превосходство. Лололошка тихо сидел рядом с ним и думал, пока тот затыкал учительницу по математике и спорил с ней так, будто от того, какую скобку нужно умножать первой, зависела жизнь всего человечества. За несколько учебных часов в голове у Лололошки построились целая иерархия греховных мыслей, возникавших от дурного влияния соседа, и первым, конечно же, был гнев. Никогда еще ровесник не раздражал настолько сильно, что хотелось заехать ему по лбу учебником истории. Только всё-таки… не слишком сильно, потому что следующий смертный грех нарушал аж вторую заповедь.  Не создавай себе кумира — четко и наизусть заучил Лололошка, однако уже несколько дней ему было тяжело подавлять взрыв эмоций, вызванный необычным соседом. Он отчетливо помнил, как вечером, прервав молитвы на сон грядущий, стройная нога в черных начищенных кроссовках самоуверенно переступила высокий деревянный порог, и мрак его кельи был нарушен появлением отрока в белом. Лололошка взгляда не мог отвести от чистоты и красоты чужого лица, что на контрасте с пеленок окружавшего грязного монастырского мира выглядело лучше, чем ангелы, изображенные на иконах. Появление Джона стало началом конца его личности и фундаментом для кумира, которого так нещадно запрещал закон божий.  Лололошка за одну ночь не чувствовал столько, сколько за ту, которую провел с Джоном под одной крышей. Из головы не выходили его идеально лежащие чистые волосы, белый костюм без жирных пятен и грязи, приятный шлейф цитрусового аромата с нотками корицы, а самое главное то, что сосед улегся спать без молитв, рискуя своим благом, просто потому что… не хотел. Лололошка знал, что не должен был чувствовать себя таким ущербным на фоне нового знакомого, знал, что прибывший из большого мира душой в разы чернее, и царства божьего в погоне за мирскими благами не унаследует, но в голове на всю жизнь отпечатался настоящий идеал, затмив собой все навязанные легко и быстро, посему Лололошке хотелось сидеть рядом со своим живым идолом и сдувать с него пылинки. Только к сожалению, жизнь была жестока, и ради спасения своих грешных душ надо было работать на благо церкви.  После учебы их снова разделили. Чем занимался Джон, Лололошка не знал, но, пока расчищал выпавший снег, мог думать лишь о том, насколько умён его сосед. Почему их вообще учат необразованные монахини, когда рядом существует такой человек, как Джон? Человек, который на раз прорешал все решебники на математике, мимоходом умело донеся классу новую тему. Человек, который на раз объяснил логику правил русского языка и обладал идеальной грамотностью. Человек, знавший наизусть все континенты, столицы, города большого мира и нарисовавший его карту для урока географии. Лололошка отчаянно пытался убедить себя в том, что образование — зло, развращающее умы, но в моменте не сумел подавить восхищения, а сейчас ему было очень стыдно за себя. Только бы не умереть без исповеди на этой неделе, слишком много грешных мытарств царило в его голове. 

***

Лололошка никак не мог сосредоточится на вечерних молитвах. Стоя перед горящей лампадкой в келье и шепча про себя слова, внимание его было сосредоточено на горящем огоньке рядом. Примостившись на единственной табуретке перед шатким столиком, его сосед что-то вырисовывал на бумаге. С горем пополам Лололошка заставил себя дочитать молитву и тихонько присел рядом с Джоном.  — Откуда у тебя бумага? И карандаши.. — наконец спросил он, ровно ничего не поняв в замысловатых символах, которые выводил Джон.  — Позаимствовал в учебном классе, пока по десятому кругу полы там драил. — отозвался Джон, не отрываясь от своего занятия. — Подвинься, ты мне загораживает свет. Я так зрение испорчу!  Лололошка, однако, не отодвинулся, а наоборот — резко развернул Джона к себе. В его глазах вспыхнуло негодование.  — Ты украл? Украл у монастыря? Как тебе не стыдно??  — Ой, отвяжись! — отмахнулся Джон и огонек, теплившийся на столе, погас от их возни. Джон страдальчески вздохнул.  — Радуйся. Ты лишил меня света.  — Ты заслужил.. то есть.. ты знал, что воровство — смертный грех?  Лололошка неосознанно вцепился в соседа покрепче. Царящая вокруг темнота была какой-то слишком плотной и пугающей, особенно, когда рядом с тобой сидит бессовестный грешник, нарушивший уже не одну заповедь.  — Ай! Будь со мной аккуратнее! — Джон положил свою ладонь поверх чужой. Ему тоже не нравилось сидеть в темноте, однако в отличии от Лололошки, она его не пугала. — Ты чего так цепляешься за меня? Боишься что ли?  — Я..  Откуда-то из глубин памяти всплыли обрывки воспоминаний о том, как кто-то запирал его в полной темноте. Он искал выход, пытался звать на помощь, но все было без толку. Лололошка сжался еще сильнее и зажмурился, пытаясь подавить подобные появления своей памяти. Как не вовремя..  — Да что с тобой? — Джон тряхнул соседа за плечи. Он не мог его видеть, однако дрожь в чужих руках была красноречива. — Успокойся. Сейчас я зажгу этот гребанный свет!  Он высвободился из хватки Лололошки и полез искать спички наощупь по столу.  — Как же вы выживаете без электричества! — попытка Джона увенчалась успехом и келью снова озарил слабый свет. Он плюхнулся обратно и придирчиво осмотрел Лололошку. Тот обнимал себя руками и растерянно, как зачарованный, смотрел на горящее пламя. Джон закатил глаза и щелкнул пальцами перед чужим лицом, привлекая внимание.  — Ну и что это было? Я раньше не замечал, чтобы ты боялся темноты.  — Это.. — Лололошка не знал, стоит ли рассказать, однако.. никто в монастыре никогда не спрашивал его о чем-то просто ради интереса. Всегда целью откровенных разговоров было уличить его в "блудных помыслах", грехах, вранье и всем таком прочем. Но темные глаза напротив смотрели без привычного осуждения. Недоумение, интерес, беспокойство — может быть? Но никак не желание причинить зло.  — Просто я вспомнил.. что-то страшное. — наконец проговорил Лололошка, не сводя глаз с Джона. Вдруг он ошибается? Вдруг его сейчас начнут обвинять во всех смертных грехах? Нет.. Джон не сделал ничего такого, лишь больше нахмурился и скрестил руки на груди.  — В смысле? Что вспомнил?  — Я не помню.. просто резко накрыло.. такое бывает, но я не понимаю почему.. что я должен сделать, чтобы искупить свою вину?  — Да какую вину! — Джону мысли Лололошки, на удивление, показались знакомы. Но в чем может быть виноват этот ребенок! Пусть они сверстники, но Лололошка выглядел так, будто в жизни никому ничего плохого не делал. Хотя, вряд ли у него был выбор.  — У тебя с памятью проблемы что ли?  — Да.. да. Большие такие… знаешь, епископ Лукий говорит, что я это заслужил. Говорит, что моя жизнь слишком греховна, поэтому при покаянии Бог забирает у меня даже воспоминания о грехах, чтобы не было соблазна повторять. Говорит, что это великое благо и защита. Что я должен быть благодарен, а не роптать..  — Ну и бред!  По мере того, как Лололошка делился крупицами своей истории, Джон чувствовал себя все более злым на весь монастырский устой. У соседа явно проблемы с психологическим здоровьем, раз мозг заблокировал большую часть его жизни. А если задумываться о причинах, то становилось не по себе.  — Не говори так. Он лучше знает..  — Конечно! Только тебе говорит полную ахинею чтобы манипулировать было удобнее. Черт, я только сейчас понял, что ты себя знаешь только со слов этого дятла…  А как поддержать в таком случае? Что сказать, как помочь? Джон не знал. Он никогда не умел поддерживать, всегда предпочитая решения проблем, пустой болтовне, однако решать… да с чего он вообще должен решать проблемы своего непутевого соседа? Ему бы свои решить для начала. А Лололошка так.. если возможность подвернется.  — Ладно! Не будем о плохом! Ты дочитал там молитвы свои? Иди ложись спать, а я пока продолжу заниматься.  Лололошка одарил Джона каким-то пустым взглядом, встал, явно собираясь идти ложиться на свою кровать, но резко развернулся, будто что-то вспоминая.  — А чем ты занимаешься хоть?  Вопрос этот был задан зря, так как Джон моментально весь расцвел от возможности объяснить необразованному неучу все тайны мироздания.  — Я занимаюсь учебой, чтобы не деградировать в твоем обществе на время моего пребывания здесь, очевидно же! Ты.. если спать не идешь, можешь.. посмотреть.   

***

— А это как решать?  Когда первый ужас от проявления образования закончился, Лололошка стал постепенно вникать в его суть. Джон говорил слишком красиво, хоть и непонятно, однако горящие глаза, пальцы, строчащие какие-то формулы и длиннющие уравнения на бумажках и бесконечный поток информации выглядели настолько живыми в этом мраке ереси, что даже привыкшего к нему Лололошку цепляло и разжигало в нем желание что-то делать.  — О, да ты делаешь успехи! Могу сказать, что еще не все потеряно!  Бесконечные попытки найти Х и Y в различных придуманных Джоном уравнениях становились забавным квестом, главной составляющей которого для Лололошки стало отсутствие фактора осуждения. Да, пусть он необразован, а рядом с Джоном вообще ничего из себя не представляет, но, несмотря на все свои подколы и насмешки, сосед не осуждал, не пытался задеть, а наоборот стремился донести свою мысль до Лололошки наиболее понятным способом. И это было настолько непривычно, что поражало до глубины души.  — Джон, а откуда ты так много знаешь? — поинтересовался вдруг Лололошка. — Я не знаю, но будто бы… ты эм.. в каком классе?  — Рад, что ты спросил! Я должен был перейти в девятый, однако-о заканчиваю в этом году экстерном уже одиннадцатый и поступаю.. вернее.. заканчивал бы, не сиди я здесь.  — Экстерном? — повторил Лололошка. — Расскажи подробнее.  — Да что тебе рассказать? — Расскажи.. о себе.  По взгляду голубых глаз было ясно, что он хочет знать все. Лололошка впитывал информацию настолько быстро, что Джон начинал узнавать в нем свою нереализованную версию, отчего ему захотелось еще больше благ для соседа. Если они выберутся отсюда, то может быть Лололошка станет ему единственным понимающим человеком.  — Ладно-о, я понял. Я всю свою жизнь учусь, Лололошка. Я заканчиваю школу экстерном, я прошел множество курсов по программированию, умею играть на гитаре, фортепиано, скрипке, арфе, немного на трубе.. а еще флейта! Также я закончил художественную школу, умею фехтовать, хожу на танцы, акробатику и…  Джон прервался на полуслове, ощутив резкий прилив грусти. Ему явно пора привыкнуть говорить о своей прошлой жизни, добавляя к ней суффикс "л", ведь все, что его сейчас окружает — стены темной кельи и пара свечек. А ну и удивленное лицо Лололошки тоже было в счет и невольно заставило улыбнуться.  — О да, скажи что я молодец? Представь, что при всем при этом я оказался здесь? Мне до сих пор слабо вериться.  При всем при этом от него все равно отказались. Джон искренне не понимал почему. Он же старался быть самым лучшим и у него это отлично получалось. Так почему же… все так? — Епископ бы сказал, что все это лишнее, развращает ум и не оставляет время на молитвы.. . — медленно проговорил Лололошка.  — А что бы ты сказал?  Этот вопрос напугал. Он никогда не думал о том, что имеет право говорить что-то, что не совпадает с учением церкви…  — Я бы сказал, что ты молодец.  Но почему-то Лололошка чувствовал себя более счастливым, говоря эти слова Джону.