Папа, расскажи мне сказку

Солнечные лучи играют под потолком, создавая причудливый узор из цветных пятен. Будто цветочная поляна в сосновом лесу. Место, в котором хотелось бы оказаться. Хотя… Я же хочу оказаться в любом месте, кроме этого. Дженис плачет. Не сказать, что она делает это громко — о нет, прожив на свете год и два месяца, она отлично понимает, что будить всех вокруг, когда тебе хочется есть, — не самая лучшая идея. Поэтому это не по годам хитрое создание кричит очень тихо, зато прямо мне в ухо. Это меня и будит. Создатель, я бы даже поблагодарил ее… Кошмары не оставляют меня с тех пор, как появилась Брешь, а после смерти мамы они только сильнее. И даже теперь, когда небо чистое и голубое, эти сны преследуют меня, как кошка осиротевшего крысёнка. Дженис сидит на холодном каменном полу, потирая сонные карие глазёнки маленькими ручками, и всячески делает вид, что меня тут нет, но эту мелкую стерву я знаю больше года и точно уверен, что помимо еды она ещё хочет на ручки. — С добрым утром, сестрёнка, — кое-как поднявшись с соломы, которой спал, я беру на руки эту «невинную принцесску». — Как спалось? — Дюлак, — фыркает она, пуская молнию по рукам, и я бы обжегся, но перехватить этот заряд и заставить исчезнуть проще простого — мы проделывали это много раз с ее рождения. — Куфать! — Сейчас-сейчас, — я глажу её черные кудряшки, которые уже начинают отрастать и скоро потребуют расчески. — Сейчас будем кушать. Дженис довольно урчит, а я в упор не представляю, где достать расческу и что с ней делать. Малышка не переносит боли и имеет дурную привычку кидаться магией направо и налево… Должно быть, поэтому остальные дети в приюте боятся нас. Спасибо Создателю или кто там наверху, что они еще спят… Покинув свой угол в дальнем конце церкви — а где еще может находиться приют? — мы отправляемся на поиски сестры Аввы. Она обычно отвечает за еду для сирот… — Куфать, — тихо говорит Джен, когда я беру в шкафу ложку и миску. — Будешь много кушать, я не смогу носить тебя на руках, глупышка, — она затихает, будто понимает мои слова в полной мере. — Сестра Авва? — дверь на кухню открыта, и оттуда пахнет кипящим молоком. — Брайан? — Авва умудряется быть ростом с меня в свои тридцать, но это не важно, ведь она, в отличие от большинства церковниц здесь, всегда нам рада. — И Дженис, смотри, какая большая! — улыбчивая сестра Церкви тоже гладит Джен по волосам. — Сестла Авва, — произносит Джен серьезно. — Куфать… — Конечно, маленькая моя, — судя по запаху, каша готова и на этот раз даже на молоке, так что не удивительно, что сестренка так рвётся «куфать». Пока Авва помешивает кашу большой ложкой, распространяя по кухне запах горячего молока, в основной части церкви становится куда более шумно, чем было, когда мы уходили. Остальные… Должно быть, я не закрыл дверь и они тоже учуяли еду. Задница Андрасте, ну почему каждый раз, когда происходит что-то хорошее, следом обязательно идёт какое-то дерьмо? Дженис чувствует напряжение и цепляется маленькими ручонками в мою рубашку. На кухню заглядывает рыжий парнишка лет четырнадцати — Роберт, главный местный заводила и главарь малолетних придурков, которые каждый раз норовили отобрать у нас еду, пользуясь тем, что мать Жизель запретила мне использовать магию, даже для защиты… Что она сделает в случае нарушения, сказано не было, но, увы, ничего хорошего ждать не приходилось. Пусть после закрытия Бреши маги стали свободны, но Церковь не одобряла колдовство. А поскольку мы под надзором Церкви… — Опять ты, — шипит рожа в дверном проеме, так уверенно, что можно точно сказать, что за его спиной уже стоит толпа. — Чего лезешь вперед всех? Думаешь, ты лучше нас, а? Дженис корчит рожицу. Едва ли она понимает, что именно он говорит, но тон понимает безошибочно. Презрительный, наглый… Мерзкий, как ни посмотри. Если мы что-то ему и сделали, то только потому, что он пытался отобрать то, что предназначалось нам с сестрой… Собственно, ожоги на его руках до сих пор не зажили. Такое случается с каждым, кто пытается притронуться к Дженис. — Роберт, побойся Создателя, — строго ворчит сестра Авва. — От того, что Брайан и Джен получат кашу раньше тебя, хуже или лучше она не станет. Никто здесь не лучше и не хуже. Но если кто-то будет отбирать еду у тех, кто не может дать сдачи, еды не получит вовсе. Понял меня? Кажется, он понимает. По крайней мере, позволяет нам выйти из кухни. И из церкви. Не хочется оставаться с ними дольше, чем это действительно необходимо. Мы садимся на ступени, и Джен наконец начинает «куфать». Будь благословен тот день, когда она научилась есть сама, потому что кормить эту капризную принцессу — то еще удовольствие. — Куфать! — окликает меня сестра, и, посмотрев в тарелку, я вижу, что оставила она мне больше половины. — Ты уверена? — Куфай! — она стукает меня по лбу ложкой, так что я не знаю, что тут возразишь. Каша действительно хороша. Густая, молочная… Мама сказала бы «пальчики оближешь», но даже Джен уже знает, что облизывать пальцы здесь — верный способ схватиться за живот в ближайшие дни. Впрочем, едва ли мама думала, что мы окажемся здесь. «Люди обычно не думают, что умрут», — объяснила как-то местная преподобная мать. — «Даже если кругом война…» — Прошу прощения, — от невеселых мыслей меня отвлекает незнакомый голос. — Полагаю, здесь находится сиротский приют? Незнакомец среднего роста, хорошо сложен, как сказала бы мама, и красив на лицо. Слегка вьющиеся волосы цвета воронова крыла, острый длинный нос, выразительные карие глаза, вычурно завитые усы… А его одежда… Шёлковая рубашка, жилет, расшитый золотом, плащ с настоящим мехом… А сапоги! Будто он ходит не по местной грязи, а по облакам каким-то! Что-то в нём есть от отца Дженис… Какое-то странное ощущение, как покалывание на кончиках пальцев… Тоже маг. С той же бьющей через край энергией. — Ага, — киваю я, на всякий случай прижимая к себе до странности возбужденную сестру. — А что? Незнакомец задумчиво потирает подбородок, явно размышляя, как мне ответить, будто не до конца понимая, что же его сюда привело. Дженис тем временем старательно пытается вырваться и даже опрокидывает тарелку, благо, та уже пуста. — Я хочу помочь, — наконец выдаёт незнакомец. — Может, пожертвовать денег или купить одежду детям… Может, забрать кого-нибудь, если церковницы позволят. Дженис недовольно фыркает, когда он все же входит в церковь, а я так и не выпускаю её. По рукам снова проходит ток. Сестрёнке явно нравится этот мужик, да и фраза про «забрать кого-нибудь» внушает надежду даже мне. Если кто-то и может забрать нас отсюда, то только какой-нибудь маг… Если бы только… — Вы с ума сошли, Дориан? — знакомый голос матери Жизель полон незнакомых ноток недовольства. — Нельзя вот так просто заявиться в приют и сказать «отдайте мне детей». Тем более вам… Дориан выходит из церкви следом за преподобной матерью, и на его лице больше нет той доброжелательности, которой он одарил нас. Напротив, кажется, что еще немного — и от священницы останется только горстка пепла. — Тем более мне? — если б с его губ начал капать яд, я бы не удивился. — Не делайте вид, будто не понимаете, о чем я, — похоже, они встречались и раньше… И уже тогда не смогли поладить. — Даже если забыть о том, что вы из Тевинтера, мы оба прекрасно знаем, какой будет та «семья», куда вы намерены их забрать. — Это будет семья, в котором им позволят быть такими, какие они есть, — шипит в ответ Дориан. — Не делайте из меня идиота, преподобная мать. Кем бы я ни был, всё лучше, чем быть вынужденными есть на улице, потому что остальным детям претит магия. Это он про нас? Правда? От неожиданности я даже разжимаю руки, Дженис наконец ползёт к нему и… — Хвать! — восклицает она, вцепившись в его сапог. — Джен! — мой первый порыв — взять ее на руки и начать извиняться, но Дориан останавливает меня жестом и, как завороженный, смотрит на то, как маленькая девочка обхватила его ногу всеми конечностями, чтобы точно не оторвали. — Дженис… — похоже, преподобная мать только сейчас понимает, что проиграла. — Не путю! — ультимативно заявляет Дженис, глядя прямо в глаза Дориану. — Мое! Тот закрывает рот рукой и отворачивается — видимо, сестрёнка расстрогала его до глубины души. Я смотрю на мать Жизель. Она испускает вздох, слишком похожий на обречённый. — Вы правы, — вынужденно соглашается она. — Детей с магическим даром не очень принимают в приюте… Дориан, впрочем, уже её не слушает. Он медленно садится на одно колено и так же медленно, будто боясь спугнуть Джен, берёт её на руки и осторожно прижимает к груди. Она тут же цепляется за его одежду, не оставляя никаких шансов на побег. — Дженис, — он произносит ее имя с такой нежностью, что даже преподобная мать улыбается. — А это твой брат, да? — он смотрит на меня, и взгляд этот кажется каким-то даже ласковым — так смотрела мама в лучшие моменты. — Бр-рат, — Джен с трудом произносит «р». — Бр-ран! — Брайан, — осторожно поправляю я сестренку. — Меня зовут Брайан. И мы действительно брат и сестра. — В тебе тоже есть магия, — не спрашивает, а просто говорит Дориан, глядя мне в глаза. — Дженис свое мнение явно высказала, поэтому я хочу спросить тебя, Брайан. Ты хочешь уйти отсюда со мной? — Да, — раздумывать нет смысла — что бы там не было не так с тем местом, куда Дориан хочет нас забрать, оставаться здесь невыносимо… К тому же, Дориан явно не бедствует и прекрасно чувствует себя со своей магией. — Очень хочу, если честно. Я первый раз вижу, чтоб Джен так охотно шла кому-то на руки… Кроме того, вы мне нравитесь. Вы… Смотрите, как мама. Как бы странно это ни звучало. Говорить все это в лицо только что встреченному незнакомцу, конечно, слишком, поэтому последнюю фразу я заканчиваю буквально в пол, чувствуя, как горит лицо. Но в следующий момент на макушку ложится его рука — крепкая и даже жёсткая. Подняв голову, я сталкиваюсь с Дорианом лицом к лицу — он склоняется ко мне, прижимая Джен к груди, и хотя она висит довольно опасно, почему-то страха нет. Глядя в эти тёплые глаза, я будто иду по пляжу в солнечный день и золотистый песок щекочет босые ноги. — Тогда пойдём отсюда, — говорит он, глядя в прямо в глаза, и целует меня в лоб. Совсем как мама…