Поймать Фантома

Ты не такой как все

Написано на колбасе (ха-ха-ха-ха)!

"Молодец!" — написано в дневнике

Но ты не растешь победителем

Ты уже вырос никем!

———

      Страх. Этот огромный дом ещё никогда не казался таким неживым. Обычно тут становится тихо и темно только глубокой ночью, а в гостиной так и вовсе практически всегда горел ночник. Сейчас единственным ориентиром в помещении является лишь мигающая красным сигнализация.        Страх. Именно этим словом можно было описать женские крики, что слышались, наверно, даже на другом конце Петербурга. Попытка переезда из Москвы в родной город явно не удалась. Почему ещё никто не пришёл на такие громкие, жалобные, молящие просьбы спасти — непонятно. Единственные, кого можно оправдать — дети. Они сами не хотели умереть.       Страх. Именно это чувство сейчас испытывает Ольга Душнова. Животной хваткой она вцепилась в руку брата, и сидят они так уже довольно продолжительное количество времени. Олежа, безусловно, и сам достаточно испуган, а паника всё больше поглощает его, но он был старшим братом. Это, так сказать, его обязанность.       Тишина. Оглушающая тишина пришла заместо криков, и теперь им ещё страшнее. Впереди лишь неизвестность.       — Так, надо выбираться, — шёпотом проговаривает Олежа, медленно вставая с пола, и пытается помочь то же сделать и сестре. Та лишь сопротивляется.       — Нам сказали сидеть тут!       — Уже как десять минут всё затихло. Либо это прошло, либо что-то случилось. Мы не можем сидеть тут до бесконечности.       Всё начиналось с мелочей. Очередной ужин. Очередная ссора на почве пусть и не долгосрочного, но переезда, компании и поступления Олегсея. Душнов-старший опять сетовал на то, что его вытащили подальше от центрального офиса «ФармМета», Апполинария парировала воспоминаниями десятилетней давности, родственниками и пустующим домом. Ну и единственная причина, по которой Михаил вообще согласился на поездку — совещание. Дети сидели, уткнув носы в тарелки, никак не собираясь участвовать в дискуссии. В принципе, всё было как обычно. Если бы Олежа не заметил грустный взгляд мамы и более яростные слова отца. Если бы с каждым разом эти «перепалки» не становились всё кровожаднее и кровожаднее. И если бы Апполинария два дня назад не плакалась в плечо Олежи, не говорила ему, как ей всё это надоело и как она уже несколько лет подряд хочет развестись и не вспоминать об этом ужасе. Душнов тогда погладил её по плечу и заметил огромное количество синяков, что будто месяцами не проходили. Так точно продолжаться не могло. Была бы воля Олегсея — они бы давно избавились от тиранического поведения отца. Но они, вроде как, пока недостаточно сумасшедшие.       — Олегсей.       Названный поднял взгляд на отца, уже догадываясь, о чём пойдёт речь.       — Как идут дела с подготовкой к экзаменам?        — Нормально… Мой вуз требует обществознание и профильную математику. Написал заявление на эти предметы.       — Они, вроде как, нужны и в экономический, — ну всё, приехали. Взгляд Михаила сверлил во лбу сына огромную дыру.       — Да, но…       — И я всё ещё надеюсь, что ты не совершишь ошибку при выборе учебного заведения. Уже один раз попытался с театральным.       — Это была моя мечта, — шёпотом проговорил младший. Есть уже совершенно не хотелось, и он лишь ковырял мясо вилкой, уткнув взгляд вниз.       — И ты должен помнить, — пытаясь снова вернуть внимание Олежи, Михаил повышает тон, чуть ли не стуча по столу, — что все рассчитывают на тебя, как на моего преемника.       Олежа замер. Поднял свои полные ненависти голубые глаза, что с каждой секундой темнели, на отца. Если бы взглядом можно было убивать — он бы это и сделал.       — Я не собираюсь зарабатывать деньги нечестным путём.       — Ах ты гадёныш! Этот «нечестный путь» тебя кормит!       — Миша! — сорвалась Апполинария и, придерживая мужа за плечи, пыталась его успокоить. И в попытках успокоится самой глаза её бегали то со стиснувшего до скрежета зубы сына, то на дочь, что пыталась казаться меньше.       — А ты вообще заткнись! Поддерживаешь его безумные идеи!        — Оставь сына в покое! Мы можем это сами обсудить в спальне.       — Да с тобой нереально нормально поговорить. Сумасшедшая, — и продолжил трапезничать. Как ни в чём не бывало. Ну, хотя бы успокоился.       Если бы…       Определённо, будь оно так, дети бы сейчас не боялись. Но час назад, пока они сидели в гостиной, начали слышаться громкие бранные слова из родительской комнаты, а через десять минут отец и вовсе вышел весь красный и злой, веля убираться им к чертям собачьим, в то время как из спальни доносился плач женщины. Итог таких руганей уже практически год оставался неизменным — побои. Но никогда не доходило до… Такого. «Не смей меня трогать!» и «я убью тебя!» слышались каждые десять секунд на протяжении почти сорока минут. И почти все эти сорок минут Олежа с Олей просидели в углу комнаты, практически не двигаясь и не издавая ни единого звука.       Но сейчас же вроде… Тихо.       Олежа дергает за ручку двери, когда в его ледышку впиваются короткие ногти сестры.       — Постой!       — Да что?!       — Только не ругайся с ним…       Душнов поджимает губы и медленно кивает, пока Оля сама поднимается на ноги, отряхивая свои домашние шорты. В гостиной тоже тихо и темно. Лишь телевизор мигает непонятными вспышками, а экран... Разбит пультом. Прямо кадр из фильма ужасов, что были так любимы Олей.       — Жуть… — девушка снова вцепилась в брата, только уже в плечо.       — Они, видимо, чередовали места для ругани.       — Ты точно ничего не слышишь из комнаты?        И оба замолкают на несколько секунд. Лишь тикание часов и писк сломанного телевизора можно было услышать. Олежа пожимает плечами и, сбрасывая женскую руку с плеча, направляется прямо к двери на запретную территорию в комнату. Она со скрипом открывается, представляя, на первый взгляд, пустое помещение.       — Никого вро-       — Блять! — чуть ли не с криком вырывается изо рта Оли, и девушка спешит к столу, садясь возле него.       — Что там? — он подходит ближе и замирает.        На полу, прямо перед ним, лежит его собственная мать с открытыми глазами и будто смотрит прямо на него мертвым взглядом. Он чуть отшатывается в сторону, но продолжает смотреть, стараясь сдержать рвотный позыв. Тело подсвечивается фонарём с улицы, а кровь возле головы уже теряет свой блеск, засыхая.        — Что за…       Оля, чтобы получше рассмотреть маму, включает настольную лампу, направляя её в нужную сторону и начиная мерить пульс. Свет включить не решается никто.       — У неё… Пистолет в руках, — слышно, как Душнова пытается сдерживать себя. И, несмотря на шок, продолжает изучать произошедшее.       Олежа обходит сестру и садится на корточки с другой стороны. Действительно. В руках женщины был чёрный пистолет. Он берёт его в руки, рассматривая.       — Предохранитель не спущен… Такие, вроде, хранятся у отца на случай… Очень неудачных переговоров, — и медленно переводит взгляд на стол. Ящик был открыт.       Наблюдает за действиями сестры, оценивая её состояние. Дрожь явно мешает, но Оля берёт себя в руки и с глубоким вздохом пытается адекватно оценить обстановку. Её тонкие пальцы подхватывают какую-то ткань на шее.       — Вряд ли она умерла от пистолета…       — Она точно мертва? — тихо спрашивает Олежа, откладывая пистолет и начиная поглаживать костяшки Апполинарии. К горлу подкатывает ком, а к глазам — слёзы.       Этого же не могло произойти, так ведь?        — А что ещё?! Пульса и дыхания у неё нет! — Оля жмурится и переводит дух. — Смотри, на углу стола пятно от крови застывшее, а на голове рана, но на шее у неё какая-то простыня, да и сама шея синяя. Как и губы, он, наверно, задушил её… Господи, да что мы вообще творим?! Надо вызывать скорую и полицию!       Олежа игнорирует её. Смотрит прямо на дверь, ведущую на балкон. На колыхающиеся шторы.       Почему он открыт?       Он встаёт, не обращая внимания на затёкшие ноги, и направляется прямо туда, но…       — Здесь никого нет, — слышатся тихие слова. — Но с первого этажа виден свет и… Кто-то говорит.       Оля не отвечает ему, пытаясь унять дрожь. Ещё пару секунд и она точно сойдёт с ума. Телефон её в комнате, но оставить маму она точно не может.  Душнов возвращается в комнату и идёт прямо на них. Внутри что-то будто меняется. Жажда мести полностью окутала его. Мысли о том, что этот ублюдок убил всё, что было им дорого, даже не спешат исчезать из головы. Остаётся только одна ненависть.       — Олежа…       — Да тише ты! — шипит, зажимая ей рот рукой. Девушка замерла. Её брат будто… Изменился за эти несколько мгновений. Он берёт с пола пистолет и поднимается на ноги. — Сиди тут.       Оставляет сестру в полном замешательстве, а сам выходит из комнаты быстро, но тихо, передвигаясь к лестнице. По мере того, как он переставляет ноги по ступенькам вниз, голос с первого этажа становится громче, а слова — отчётливее. Спустившись окончательно, Олежа сразу прошмыгивает за стенку, стараясь не стать замеченным. Прижимает к себе пистолет, жмуря глаза и часто дыша. Видела бы это Оля — сказала бы, что он как позер из фильма.       — И я тебя прошу, пусть Селезнёв никак не пронюхает про это. Сделай всё возможное. Стоп, что ты сказал? Как это едут сюда! Ты же сказал… — Михаил стучит кулаком по чему-то, и Олежа вздрагивает. — Я же просил! Я не паникую…       Парень делает несколько глубоких вдохов и пытается унять противные голоса в голове. Он точно не понимает, что творит, но обратного пути нет. Терпеть он это больше не намерен.        — Господи, что я вообще творю… — шёпотом проговаривают от нервов до крови покусанные губы.       И Олежа выскальзывает из своего укрытия, направляя пистолет на отца, сразу щёлкая предохранителем.        — Подожди чуток, у меня тут нарисовалась… Проблемка, — сразу же сбрасывает звонок Михаил, сжимая телефон в руке. — Ты что здесь делаешь?       — Ты убил её, — будто механическим голосом проговаривает парень.       Михаила передергивает. Перед ним явно стоял не его сын. Хотя, возможно ли оставаться в такой ситуации вообще самим собой?        — Она сама напросилась.       — Ты! — делает шаг. — Убил! — второй. — Её! — и становится на расстоянии пяти метров от мужчины, смотря чётко в чужие очи.       — Помолчи лучше, а то и тебя убью, — усмехается гад. Но Олежа непробиваем и хватку не теряет. — Что ты мне сделаешь? Ты же трус. Не выстрелишь, — чуть ли не в лицо сыну выплёвывает Михаил, но сразу же замирает.       Выстрел. В сантиметре от его уха. Оглушающий. Он готов забрать свои слова назад.       — Ты не заслуживаешь быстрой смерти.       Свист сквозняка режет уши. Ветер нарастает и становится всё сильнее и сильнее. Открытое окно с каждым порывом ударяется об стену, а шторы колышутся, роняя со близ стоящего стола всевозможные вещи. Внезапно распахнувшаяся дверь заставила отца со страхом дёрнуться, а Олежу — действовать. Воспользовавшись заминкой отца, он резко толкает того в грудь, и Михаил, не удержав равновесие, падает. Тощая нога в домашнем тапочке сдавливает грудную клетку, и это выглядит комично, если бы не пистолет, направленный прямо в голову.       — Но по-другому не выйдет, — палец резко давит на курок.        Пистолет падает, и Олежа, пошатнувшись, за ним, прямо на колени. Уперев руки в пол, он начинает ощущать одышку и головокружение. В носу стоит противный металический запах крови, к горлу подкатывает тошнота. Ещё чуть-чуть, и алая жидкость смешается с сегодняшним ужином. В ушах звенит, а в глазах плывёт. Олежа пытается сфокусировать взгляд и смотреться. Вдох. Выдох. В поле зрения попадается тело. Тело отца и лежащий пистолет рядом. Душнов отскакивает в сторону и падает уже другой частью тела, больно ударяясь поясницей о пол. Но сейчас ему явно не до боли. Он рассматривает свои руки и ему кажется, что они по локти в человеческой крови. Вдох. Выдох.       — Нет… Нет, нет… Нетнетнетнетнет… Нет! Этого не могло произойти, господи! — он зарывается ладонями в чёрные волосы и ему уже всё равно: перепачканы они кровью или нет. — Мама… Мамочки, боже, что с ней?       — Олежа? — он поднимает глаза на дверной проём, в котором стоит Оля. Глаза её, по мере понимания ситуации, медленно расширяются. — Что… Что произошло?!       Девушка оказывается рядом моментально. Рядом с ним, не с отцом. Она садится рядом и обхватывает его лицо ладонями. Заглядывает прямо в душу, пока он хватается за её плечи и сжимает ткань домашней футболки.       — Я не хотел…       — Что с тобой?       — Это он её убил! — атмосфера стала давить с такой силой, что ещё чуть-чуть и голова лопнет. Воздуха катастрофически не хватает, и парень в попытках насытиться недостающим кислородом начинает его глотать с такой скоростью, что давится собственной слюной.       Вдалеке слышатся сирены машин скорой помощи. Но удерживаться в сознании было невозможно.       Он, наверно, сошёл с ума.

———

      Воздух тяжёлый. Очень. Дышать им просто невозможно. Слишком мало кислорода попадает в лёгкие. Слишком мало… Слишком мало! Пальцы резко впиваются в бледную кожу на шее, оставляя красные царапины короткими ногтями. В попытках добыть как можно больше воздуха он чуть ли не рвёт самого себя и не сразу чувствует боль. Резко подскакивает и закашливается. Задыхается. Воздуха катастрофически не хватает. Не удержав равновесие, парень падает прямо на пол, на колени, держась на руках и пытаясь убрать чёрные пятна перед глазами. Он кашляет, и ему кажется, что сейчас лишится всех внутренностей, но этого не происходит. Заместо кто-то хватает его за плечи и поднимает обратно на нечто, похожее на кровать.       — Душнов!        Он слышит эти слова, но не может переварить их. Душнов? Кто это? Что это? Кто он и где он находится? Дыхание снова спирает, но хлёсткая пощёчина приводит его в чувства. Своими голубыми глазами он фокусирует взгляд на человеке перед ним.       — Вы… Кто?        Кажется, это лицо ему было знакомым.       — Хороший вопрос. Но для начала ответь на другой: ты-то кто?        Он оглядывается. Рассматривает интерьер помещения, в котором оказался. Обычная гостиная, будто бы прямиком из Советского Союза, или в какое там время были популярны ковры на стенах. Нечто, на что он лежал, оказалось диваном. На стене висят полки, на полках стоят старые, покрытые пылью книги, под полками — пузатый телевизор. Тоже пыльный. Всё старое, всё пыльное и, по всей видимости, это и было причиной тяжкого воздуха. Комната не была частью квартиры его семьи, но была будто бы исполнена в их стиле. В стиле его отца. Михаила Душнова.       Душнов. Он — Олегсей Душнов.       — Я… М-м… О-олежа? Олегсей Душнов, — он до сих пор не может прийти в себя до конца. Дрожь так и ощущается по всему телу.       — Отлично, хоть что-то. А то ты всю ночь в бреду пытался понять, кто ты есть. Оля отходить не хотела, пока сама не уснула.       — Оля? — Олежа взъерошивается. Вспоминает о сестре и оставляет свой фокус внимания на ней. — Где она?       — Спит, говорю же. В соседней комнате.       — А. А я… Мы… Мы где?        Мужчина улыбается. Хлопает ему по плечу и отходит к окну, чуть приоткрывая тёмные занавески. Луч света проливается сквозь щель, оставляя на старом линолеуме жёлтый след.       — Квартира моей давней знакомой. Но не суть важно. Ты до сих пор задаёшься вопросом, кто я? — оборачивается на парня и замечает этот немой вопрос на лице. Попал в цель. — Валерий Селезнёв. Возможно, слышал обо мне. От отца.       Точно. Не раз Михаил своим подчинённым приказывал, чтобы о деле не услышал Селезнёв. Фамилия московского полковника была и так известна многим, а связанные с криминалом и того слышали её в своих страшных снах ежедневно. Великий борец с преступностью, коррупцией и беззаконием. Аж смешно.       Постойте-ка. Криминал, коррупция, беззаконие. Отец.        Олежа смотрит на свои руки, но ни пистолета, ни крови не видно.       — А… Где?       — Что? — Селезнёв, видимо задумавшись, отрывается от разглядывания вида за окном и оборачивается, складывая руки на груди.       — Мои родители. Нет, не так. Что я здесь вообще делаю?        Мысли не складываются воедино. Общая картина не получена, и, хотя парню кажется, что он знает обо всех событиях, принимать это как реальность, а не как сон, он отказывается.       — О как. То есть, ты не помнишь, что было вчера?       Вчера? А такое ощущение, будто прошла вечность.       Олежа молчит. Не находит слов для ответа и смотрит в упор. На секунду удивляется, что так долго может держать зрительный контакт с тем, кого боится. Он сглатывает слюну, а вместе с ней и ком в горле, что давил и не давал произнести ни слова. Его мысли, эмоции, чувства делятся. Он путается, не может понять где настоящее, а где лишь плод его воображения. Чего таить — возникает ощущение, что он сам раздваивается.       Он давно стал замечать это за собой, но никогда не придавал этому значения. У всех же есть тёмная сторона души, желающая разрушить весь этот мир к чертям. Но никогда ещё это желание не переходило границу желаемого… Душнов резко переключает внимание на мужчину и замечает, что тот пристально наблюдает за ним. Будто пытается выяснить, будто подозревает. Лицо парня резко меняется. Оно будто сереет, брови хмурятся, а глаза теряют блеск. Губы складываются в одну напряжённую полоску.       — Я не убивал её.       — Я знаю.       — И его я тоже не убивал!       На один миг на лице Валерия можно было увидеть, как шестерёнки крутятся в его голове.        — А как же? — с насмешкой, с желанием надавить, заставить сказать правду. — Хочешь сказать, он сам себя убил?       — Именно.       — А опечатки пальцев твои на пистолете? Решил просто поиграться?        — Вы не понимаете! Он сам довёл себя до крайности.       — А ты, выходит, лишь вершил его судьбу.       — Я… — вся серьёзность вмиг исчезает. Он смыкает указательные пальцы, сразу же после этого складывая руки в замок, протирая чуть ли не до дыр свою же кожу. — Я правда не хотел этого делать… И ничью судьбу вершить я не хотел, но он убил её…       На глаза накатывают слёзы, а голова неимоверно кружится. От такого переизбытка эмоций и событий снова хочется упасть в небытие. И спать, и спать, и никогда не просыпаться.       Голос Селезнёва не даёт ему упасть без сознания. Рука крепкой хваткой держит парня и его разум. Олежа даже не понял, в какой момент тот оказался рядом.       — Ну-ну. Успокойся, дыши ровно.       — Что мне светит?       — Тебе? Ничего.       Олежа замирает. Поднимает взгляд и фокусируется на чужих синих глазах. Попытки отыскать там ложь, ненависть или презрение не венчаются успехом.       — Не смотри на меня так, как олень при свете фар. Все и так знали, что рано или поздно тот заплатит за свои грехи.       В голове возникает столько слов и вопросов, но выдавить из себя хоть что-то не получается. Мозг сам возобновляет картинки предыдущей ночи и крутит, крутит их, позволяя вспомнить, а голоса в голове снова не хотят замолкать.       — Эй, — перед его глазами щёлкают пальцами, пытаясь привести в чувства. — Ты слышишь меня?       Олежа делает глубокий вдох. Пытается найти ещё объект внимания помимо чужих синих очей. Концентрируется на запахе сигарет, что контрастирует с окружающим запахом старости. На чёрных волосах мужчины, на его одежде. Не полицейской форме, а вовсе обычной белой рубашке и чёрных брюках. На форму его лица, носа, губ. Лишь бы не слышать надоедающий голос.       — Как это «ничего»? Я же… Убил человека.       — А ты так сильно хочешь сесть за решётку?       — Нет, но…       — Послушай, — крепкая схватка возвращается ему на плечи, руки сдавливают их, не дают сойти с ума. — Закон, конечно, превыше всего, но порядок всегда будет важнее. Твой отец убивал людей ради бизнеса, а ему ничего не грозило.       — У него были деньги и власть.       — А у тебя есть алиби и психическое расстройство на фоне детской травмы.       — У меня нет алиби…       — Теперь есть.       Молчание. Десять секунд, двадцать… Полминуты.       — Как можно достичь порядка, если происходят убийства? Если творится хаос?       — Порядка без хаоса не существует. Всегда будут люди, приносящий хаос, а будут наводящие порядок. Иногда это одни и те же личности. Не зря люди говорили всегда, что зло можно искоренить лишь ещё большим злом. Это аксиома, неизменяемая константа, Олег.       — Я Олегсей.       — О как. Ну хорошо, О-лег-сей.       — Можно просто Олежа, — уже более тихо, снова смыкая указательные пальцы.       — Да как скажешь, — он снова отходит к окну. Открывает форточку и достаёт из кармана брюк сигареты с зажигалкой, медленно нажимая на кнопку, получая огонь. Языки пламени привлекают внимание Душнова, будто завораживая, пока огонь не потухает, а зажигалка не летит обратно в карман вместе с остальной пачкой сигарет.       — Я не понимаю… Вы же полицейский. Следователь. Хранитель закона. И слышать такие слова от вас…       — Если правительство, издавшее эти законы, не соблюдают их, то как же мы, простые люди, смеем идти против своих хозяев? Дипломатора знаешь?       Ещё бы ему не знать. Михаил все уши прожужжал этими сводками из новостей про героя в чёрно-красном плаще.       — Угу-м.       — Дают нам приказ: поймать его. Ведь нашей власти не нравится, когда кто-то прёт против системы. Думаешь, не поймали мы его?        — Ну раз он до сих пор не за решёткой… — бурчит Олежа. Он начинает ощущать холод в комнате и съёживается, по чуть-чуть растирая свои плечи.       — Поймать-то поймали, — усмехается Селёзнов, делая очередную затяжку. — Вон, Семён Палыч с ним в карты играл. Да только парень же дело говорит. Речи правильные толкует, разоблачения делает… Так и связи у него есть. В общем, всем отделом полиции дружно пишем в отчётах, что никак не можем поймать. Ускользает из наших лап.       — И личность вы его знаете? — лицо его вытягивается в удивлении. Такого он услышать явно не ожидал.       — Ну, я лично нет. Вроде кто-то с этим разбирается, но это точно не моя работа. Пока парень черту не переходит — мы его прикрываем.       Олегсей не отвечает. Вглядывается в ковёр на стене, рассматривая узоры.       — Разве убийство можно оправдать?       — А кто оправдывает? Я лишь помогаю жертве обстоятельств, — он тушит сигарету об оконную раму и выкидывает бычок на улицу. — Оля в соседней комнате спит. Подойди к ней попозже.       Парень опускает голову и только слышит шаги по направлению к выходу из комнаты. Разглаживает складки на своих пижамных штанах, что, непонятно как, не были в крови.       — Зачем вы помогаете?       — Ты исполнил желание многих.        И уходит. Вот так просто. Олеже ничего не понятно и, в общем-то, не особо и интересно. Сейчас он хочет находится в своей комнате в Москве, в Петербурге, в тёплом кафе или в школе… Да без разница где, главное не здесь и не при таких обстоятельствах. Он ставит на колени локти, а на ладони кладёт свою голову лицом вниз. Зарывается в чёрные, кудрявые и грязные волосы пальцами. Делает глубокий вдох и выдох. Вдох-выдох, вдох…       — Ты винишь себя?       Олежа вздрагивает, хочет вскочить, убежать и спрятаться, но знает, что ничего у него не получится. Слишком уж хорошо он знаком с этим голосом.       — Что? — Душнов всматривается в каждый уголок этой комнаты, но никого не находит. Это нечто нельзя увидеть, но его можно почувствовать. Оно движется со скоростью света и нагоняет ужас, а ты даже не сможешь скрыться от него.       А самое ужасное было то, что этот голос принадлежал самому Олеже.       — Ну, знаешь, обычно люди испытывают вину в таких ситуациях.       — Что за ситуация?       В середине помещения медленно кучкуется непонятное пятно, складываясь в тёмно-синий, почти чёрный силуэт. Не было видно ни очертания одежды, ни лица. Ничего, но было понятно, что, а точнее кто стоит перед тобой. Оно напоминает сонный паралич, но Олежа был уверен, что не спит, да и двигаться он может. Голова этого существа медленно поворачивается, на чём-то, что, по идее, должно быть лицом, можно разглядеть улыбку и хитрый прищур глаз.       — Этот инцидент.       Душнов хватает подушку с дивана и кидает, желая попасть по монстру, но пятно лишь быстро рассасывается и исчезает, а вещь попадает в стенку, задевая шторы. Нечто появляется рядом с ним, но уже не в облике паралича, а непосредственно самого Олежи. Лишь взгляд и руки по локти в крови говорил о том, что перед ним стоит самозванец.       — Ты меня боишься? Так долго сосуществовать со мной… Мы же одно целое, Олеж. Не забывай.       Они смотрят друг другу в упор. Не шевелясь, не издавая не звука и, кажется, не дыша.       — А этот Селезнёв мне нравится. Он будто… Хотел что-то предложить. Как думаешь, что именно?       — Отвали.       — Зачем же так грубо? — псевдо-Олежа аккуратно поворачивается и садится рядом со своим оригиналом. Закидывает ногу на ногу и подпирает подбородок рукой. Довольная улыбка не слезает с его лица. — Он явно на нашей стороне. Да и в принципе, как и ожидалось, полиция всегда поддерживала безумцев.       — Никакой «нашей» стороны не существует, — парень шипит в ответ и отодвигается как можно дальше.       — Как скажешь. Но ты всё-таки подумай над предложением, — и пропадает в небытие.        Олежа на минуту замирает, пытаясь привести в норму сердцебиение и дыхание. Несколько раз оглядывается вокруг, проверяя, но замечает лишь то, что потемнело очень быстро.

———

      Он никому не обещал, но вправду подумал над словами своего друга. Даже попытался обговорить это с Олей, но та выпучила на него глаза и попросила перестать. В её глазах читались слова о том, что он становится сумасшедшим. Поэтому и разговор с психиатром по поводу этой затеи тоже был отменён. Не то, чтобы ему и правда требовалось это знать.       С того злосчастного случая прошёл год. Оля осталась в детском доме, ведь сам парень никак не мог быть её опекуном, а сам Душнов поступил в педагогический институт. Сын Селезнёва знатно помог, используя свои связи через небезызвестного Звёздочкина, поэтому, даже если Олежа плохо сдал бы экзамены, то в университет ему всё равно были открыты все двери.       Жил, кстати, он тоже с Женей. Не то, чтобы они хорошо общались, но выбора не было: возвращаться в квартиру не представлялось возможным по соображениям со стороны психического здоровья. Зато за этот год он заметил, что оба Селезнёвы были практически идентичны.       Он останавливается около кабинета. Сегодня — выходной день, а на дежурстве как раз-таки находился Селезнёв-старший. В отделении никого не должно было быть…       Была не была.       Олежа стучится и, после тихого «войдите», дёргает за ручку.       — Здравствуйте, Валерий Валерьевич, я… Ой, — взгляд падает на Женю, что вместе с отцом склонился над какой-то папкой. — Здрасьте…       — О, здравствуй, Олеж, как сеанс с психиатром? — не отрываясь от бумажки отвечает мужчина, пока Женя лишь что-то мычит в ответ.       — Да… Нормально. Вы сейчас слишком заняты?       — Нет, а ты что-то хотел?       — Да. В общем, — ну чего ты, где твоя смелость. Сейчас бы не помешал приход псевдо-Олежи, что обычно отвечает за подобные разговоры. — Помните, вы как-то говорили, что зло можно искоренить только ещё большим злом?       — Да у тебя феноменальная память, я погляжу.       — А ещё вы как-то рассказывали про проект «Фантом».       На удивление, Валерий Валерьевич остался спокоен, а вот Женя подозрительно замер.       — Ты ему рассказал?       — Мы просто говорили про Дипломатора.       — Я думал, это секретная информация!       — Она и была секретной. Продолжай, Олеж.       — Я не понимаю, почему вы отказались от идеи, — Душнов говорит чуть медленнее, пытаясь сконцентрировать внимание на своих словах. Оглядывается на камеру в углу, надеясь, что материал не будет использован против них.       — Не гуманно потому что. Вопрос закрыт?       — Но вы сами говорили, что людей и так убивают. А так хотя бы будет показательное убийство! Какая разница: скрытно, или показывая себя всему миру?       — А такая, что ни один человек на свете не согласиться подписать себе смертный приговор. Найди мне хотя бы одного адекватного, что захочет играть эту роль, даже если за его спинами будет стоять полиция?       — Я… Я бы мог.       Папка выпадает из рук Жени, а вместе с ней вылетает и смешок.       — Чего?       — Ну уж нет, Душнов. Тем более не ты. Мы и на тебя еле алиби нарыли, так ты ещё и психически нестабилен.        — Ну так! Сами же сказали: никакой здоровый человек не пойдёт на это.       — Это абсурд! — вскрикивает парень, поднимая папку с пола и кинул её на стол. — Проект закрыт! И не рассматривается более. Это не гуманно, не безопасно и не практично. А самое главное — незаконно!        — Женя, помолчи, — Валерий Валерьевич достал из кармана пачку с пугающей надписью «мертворождение» и, подойдя к окну, прикурил. — И ты что, готов пойти на такой риск только ради высшей цели?       Душнов замирает. Ладонями, что находились на плечах, он начинает тереть кожу, покрывшуюся табуном мурашек. Всё же двинувшись с места, он медленными шагами направился к противоположной стене кабинета — прямо к окну. Через стол, об который облокотился Женя и, скрестив руки на груди, своими синими глазами заглядывал в Олежины. Парень замечает в этих глазах предостережение и мольбу, но лишь опускает взгляд на поверхность стола, на папку, что недавно в порыве агрессии была брошена на пол. Обложка гласила о деле под двести тринадцатым номером с подозрительно знакомыми инициалами и фамилией.         Владислав Петрович Рысь.        Олежа взгрогивает от неприятных воспоминаниях. Да уж, попробуй забыть о не самых приятных светских вечерах с присутствием этого человека и его отца. Особенно, последний раз — он его ни в жизнь не забудет.        Переводит взгляд на мужчину. Сглатывает и пытается сконцентрироваться на чём-то. Кроме неприятного тиканья настенных часов ничего не слышно. Даже шума улицы.       Он уже не особо этого хочет. Вырвать себе волосы, заплакать, закричать. Забыть об этой идее и убежать из этой комнаты, подальше от участка, от города. В Петербург, на родную улицу, где они с мамой в детстве сидя на качелях читали книги…       Берёт эту папку в руки и за два широких шага Душнов подходит к мужчине; взгляд его меняется вместе со внутреннем миром.        — Я всю свою жизнь жил в этом. Видел, как за просто так умирали люди, а другие набивали кошельки деньгами. Меня заставляли жить так же, как они! — он взмахивает папкой в своей руке и кидает её в сторону окна; та летит к подоконнику и, согнувшись, опирается о стену. — А теперь что? Пусть они пожалеют об этом!       Валерий Валерьевич смотрит немигающим взглядом куда-то на дорогу, где гудят автомобили. Выкидывает сигарету на улицу и разворачивается, кивая Жене.       — Дай ему пистолет, — младший Селезнёв не реагирует: как стоял, облокотившись о стол, так и стоит. Мужчина сразу же повторяет, уже по слогам проговаривая вторую часть предложения. — Женя, дай ему пистолет.       Парень вздыхает и, потирая переносицу большим и указательным пальцем, вытаскивает из своей кобуры табельное, сразу же снимая с предохранителя.       — Надо было идти в педагогический…       — Чего… — Олежа оборачивается и в этот же момент ему в руку суют оружие. Расширенными от страха глазами он смотрит на этот злосчастный пистолет, будто никогда его даже в глаза не видел.       — Стреляй.       — В смысле? Куда?       — Куда хочешь: в стенку, в окно, в меня, в Женю.       — Зачем? — он пятится назад, пытаясь куда-то деть вещь в его руке.       — Стреляй, кому говорю!       — Тут же камеры!       — А ты что, — Селезнёв грозной тучей стал надвигаться на парня. Его сын, что явно не хотел здесь находиться, стоит прямо за спиной Душнова, не давай лазейку, — боишься ответственности? Как же ты собраться тогда выполнять задания?       — Я…       — Стреляй или уходи отсюда.       Мужчина вплотную встаёт к нему. Проницательным взглядом всматривается в голубые глаза, видя в них страх и сомнение. Олежа резко зажмуривается и вытягивая руку в сторону, нажимает на чёртов курок.       Пуля попадает прямо в папку, простреливая её и задевая с треском окно.       Неприятный смех в голове становится всё громче и громче.       Олежа резко подрывается и зажимает свои уши ладонями, пытаясь унять этот неприятный звук, смешанный с шумом. Голова раскалывается, а всё тело неприятно ломит.       Этот сон… Эти воспоминания… С того момента прошло всего полтора года. С момента начала его не самой лучшей карьеры ещё меньше. А вылезти из этой пучины хочется настолько, будто он всю жизнь в этом живёт.       Кривые круги в глазах стали слишком яркими и неприятными и парень спешит поднять веки, теперь уже ругаясь на слишком яркий свет. Неприятный белый, присущий больничным палатам, и так режет, а распахнутое окно и неуместное для конца осени яркое солнце ухудшало ситуацию. Взгляд натыкается на спящего человека в кресле.       Женя.        Душнов зарывается руками во влажные от пота грязноватые волосы и вздыхает. Расслабив пальцы, сразу же откидывается обратно на подушки.       Так не может долго продолжаться.