Предание о Тигровой Лилии

Послушание никогда не займет свое место в списке достоинств Чан Хуан. Для окружавших людей непослушание прослыло её главным недостатком. Если Чан Хуан пытались принудить сделать то, чего она не хотела, девушка на зло делала по своему. Нынешняя ситуация предполагала, что Чан Хуан нужно разорваться на две части.

***

Катавасия с освободившейся нечистью и пожаром закончилась так же быстро, как началась. Когда огонь подполз к ним, укрытым от демонов, но не от пламени, а от дыма у Чан Хуан начинала кружится голова, Наследный принц добрался до дворца. Му Цин и Фэн Синь опустили барьер, позволив принцу схватить самого сильного духа. Се Лянь сжал его в своей руке и душа рассеялась, а демоны остались без предводителя и вернулись в хранилище цянькунь. Пожар смогли потушить. Наследный принц поднял на руки Хун-эра, а Му Цин и Фэн Синь только выдохнули, и отходя от потрясения и поднялись с колен. Чан Хуан тоже попыталась встать, но тупая боль зажглась в пояснице и она тут же осела на пол. Раненую продолжало трясти, а опереться было не на что. — Барышня Ци, давайте я помогу, — нагнулся к ней Му Цин, чье лицо перепачкалось в саже. В других обстоятельствах, Чан Хуан непременно отказала бы. Если Му Цин понесет её на руках, советники и другие монахи решат, что она изнеженная белоручка, рвущаяся напролом, которой не место в монастыре. Но ноги тряслись, а малейшее движение болезненно отзывалось в теле. Она будто бы упала с ветки могучего дуба и ударилась спиной о землю. Чан Хуан слабо кивнула и Му Цин бережно поднял на руки, подхватив за талию и под коленями. Он аккуратно её вынес из дворца Сяньлэ. На улице их окружили сановники. — Что стряслось с госпожой Ци? На неё напали демоны? — Прошла сквозь демоническую воронку. Одна — тихо ответил Му Цин. Главный советник, до этого обсуждавший с Наследным принцем ужасную судьбу мальчика подошел к ним. Он надавил на точку на спине Чан Хуан и резкая боль наполнила поясницу. Девушка вздрогнула, а Му Цин борясь со стеснением, ухватил её покрепче — Лекари тут ни к чему, — сказал советник, после ещё нескольких мучительных для Чан Хуан нажатий. — Отнеси её в покои и дай настойку. Я скоро приду. — Нет! — дернулась Чан Хуан. — Мне надо… — осмотреть… Хун…эра. — Вам надо отдохнуть, дитя, — покачал головой советник, прерывая её порывистые вздохи. — Людей не положено лечить, когда себя на ногах удержать не с силах. Ступайте. — Посмотрите на свою цзецзе, — глядя им в след сказал Мэй Няньцин вернувшись к наследному принцу. — Вот что бывает, мой дорогой, когда пытаешься изменить судьбу. — Вас саму бы кто осмотрел, — тихо вздохнул Му Цин. Му Цин шел в тишине, а у Чан Хуан не было сил, чтобы поддерживать беседы. Свежий воздух помогал сознанию проясниться, вернуться к яви, и все же соображала Чан Хуан туго, чтобы оценить ситуацию. Она не ощущала боль, только усталость, свинцом наполнившую все тело. Но Му Цин, в отличие от неё, был в здравом уме, положение, котором они оказались доставляло неловкость. Но это была вынужденная мера — успокаивал он себя. — Какая же вы упрямица, — не смог сдержать комментария, минуя монастырские сооружения. — Вы хорошо проявили себя в игре, помогли Наследному принцу, хотя и этого от вас не ждали. Зачем во дворец принца только пошли… — Я чувствовала, что нужна там, — тихо отозвалась Чан Хуан и прикрыв глаза.

***

Чан Хуан открыла глаза когда юноша аккуратно уложил на постель. Он оставил чай на огне и отлучился. Вернулся совсем скоро, в ладонях сжимая неизвестный Чан Хуан пузырек и ложку. — На этом снадобье заживляющее заклинание, — заговорил Му Цин, опережая расспросы Чан Хуан о содержимом снадобья. Он остановился рядом с кроватью. Чан Хуан на миг почувствовала себя маленькой девочкой, подхватившей хворь и нуждающейся в том, чтобы её с ложечки отпаивали. Это не отзывалось теплом в сердце, а неприятным раздраженным скрежетом по стенкам где-то внутри. Она приподнялась на локтях, игнорируя дрожь ослабевших рук и тянущую боль в пояснице. — Завтра возвратится ваш главный лекарь. Если выпью — к утру смогу выполнять поручения? — Если постараетесь поберечь силы и не совершать лишних движений до утра, барышня Ци, — хмыкнул Му Цин до приторного вежливо, но глаза и сведенные на груди руки выдавали недовольство. — Выпивайте по половине ложки каждый вечер в течение недели и боли пройдут… Сегодня я помогу — уж слишком у вас руки дрожат. Му Цин накапал сколько нужно, снадобья и наклонился к Чан Хуан. Княжна приоткрыла рот, опустила взгляд: то ли вся смелость растерялась вместе с силами, то ли она впервые оказалась с юношей, не считая братьев и Пан Ту, наедине и так близко… И все это так странно. Никогда раньше её юноши не поили с проклятой ложки! Горькая жидкость оказалась во рту, Чан Хуан поморщилась и заставив себя проглотить, улеглась обратно. — Я не культивирую, — вдохнула она, потирая все ещё тяжелые веки. — Была абсолютно бесполезна во дворце Его Высочества. Но иногда я бываю очень упрямой и доставляю окружающим хлопоты. Прости, Му Цин и прости, что не слушала. Му Цин коротко кивнул, задержав на ссыльной взгляд. Всего на секунду, но Чан Хуан разглядела в черных глазах неожиданное радушие. — Все мы хотим быть нужными, — ободряюще начал он, — и желание помогать — черта хорошего лекаря. Но больше не забывайте, вы не всегда можете помочь. — Советник дал добро Его Высочеству отбыть в Лонгвей, — Чан Хуан ненадолго замолчала, силясь правильно подобрать слова, не упоминая Фэн Синя, — ты сопроводишь его? — Все в руках наставника. Я не телохранитель Его Высочества, чтобы обязательно быть с ним рядом, — помотал головой Му Цин, до того как понял, что иногда даже телохранители не всегда бывают рядом со своими хозяевами, он продолжил глядя в лицо, — моё место — здесь. Если он решит отправляться, отправлюсь. — А ты бы хотел? Му Цин покосился на Чан Хуан, удивляясь простому вопросу… Он не помнил, когда его спрашивали о таком в последний раз. — Эта поездка усложнит выполнение моих обязательств здесь. — Ты должен заботиться о своих родителях, так? — О матери, — коротко ответил Му Цин, отворачиваясь, обрубая дальнейшие потуги Чан Хуан разговорить себя. Должно быть она потянулась слишком глубоко в душу. Туда, куда ей было не позволено входить, после нескольких дней знакомства. Му Цин и так с ней достаточно добродушен. Чан Хуан внезапно осознала, что не видит перед собой человека, которого описывал Фэн Синь на церемонии. Му Цин производил впечатление юноши, что не изольет другому душу, но который будет в своей манере отстаивать свои мысли. Чан Хуан таких уважала. Но он совсем не был похож на человека «с приветом», который из-за пустяка закатывает скандалы. Такой не стал бы на себе нести взбалмошную ссыльную княжну, Чан Хуан это точно знала. Неловкость между ними нарастала. Чан Хуан удивилась в который раз за день: раньше отношения с людьми выстраивались совсем по другому. Возможно суть дела была в статусе? Случается, что люди готовы идти на встречу, услышав красиво звучащие имя. Чан Хуан этого лишили и теперь ей предстояло научиться хоть как-то налаживать связи с людьми и собой, такой какая она была. Ведь это и есть свобода. Чан Хуан, хватало бы у неё сил — стукнула себя по голове. Забыла совсем! — Мне стыдно за поведение Ци Жуна на церемонии и после неё, ты не заслуживаешь подобного пренебрежения, и я постаралась донести до его ума. Там на столике стоит корзинка с фруктами. Прими её в знак извинений. — Госпожа Ци — Му Цин, стараясь скрыть неуверенность немного резко подошел к столу. — Я не приму. Я не зол на вас, но не пытайтесь откупиться за своего брата. Вам не за что извинятся. — Я не откупаюсь, — нахмурилась Чан Хуан, только мысль о задабривании после поступка Ци Жуна вызывала отвращение. — Жун-эр поступал очень бессовестно. Но я старшая сестра и видимо где-то не справилась. Это просто… просто так, порадовать. Не порадуешься сам — отнеси своей маме. Чем взрослее становится человек, тем ему важнее вкушать фрукты. Му Цин промолчал, потянувшись к чайничку налил в пиалу чай и вернувшись к кровати протянул её Чан Хуан. В покоях показался советник Сяньлэ. Му Цин поклонился наставнику, тот смерил его безразличным взглядом. — Можешь идти, Му Цин, — бросил советник и остановился возле кровати ссыльной. Му Цин пару секунд колебался, переводя взгляд то на Чан Хуан, то на корзинку. Наконец, она победила: Му Цин взял корзинку и поклонившись ей вышел из покоев. Находиться вдвоем с советником Сяньлэ ещё сложнее, чем в окружении монахов тем утром. Наставник смерил Чан Хуан пытливым взглядом, явно намереваясь сказать и спросить многое. — Славно, если вы, дитя уже поняли, чем так опасна ненужная отвага. Особенно в наших стенах, — хмыкнул советник. Не спрашивая он присел на угол кровати. — Но я здесь не для того, чтобы вам выговаривать — не сегодня. Я хочу взглянуть на ваши ладони. Чан Хуан медленно протянула советнику Сяньлэ, заворожённо наблюдая как Мэй Няньцин «читает» с линий на внутренней стороне ладони что-то ясное только ему одному. — Не раскроете тайну своей победы? — безэмоционально спросил он, не отрываясь от гадания. — Если раскрою — тайное станет явным, — слабо ухмыльнулась Чан Хуан. — Вот так значит? Как интересно, — промычал наставник и отпустил руки ссыльной. — Что на этот раз скажите, советник? Стать мне свободной, добьюсь своих целей? Или так и буду правилам чужим следовать? Очень уж хотелось произнести вслух. С усмешкой, с неприкрытым недоверием. Несмотря нынешнее положение при котором оставалось терпеливо отмалчиваться когда советник снова заведет речи о пророчествах, предназначениях… Чан Хуан поверила в демонов и не отрицала небожителей, но от гаданий её воротило. Человек сам выбирает как ему прожить эту жизнь. Чан Хуан была убеждена: где бы ты не оказался — это результат твоих же действий. А любое действие совершается от твоего выбора. Предсказания дают надежду, освобождают от нужды думать, но забирают время — самую большую человеческую ценность. Но ведь предсказания сбываются? Отнюдь. И все же люди выбирают им верить и верят. Вера ведет их навстречу к исполнению предсказаний. Люди верили Мей Няньцину и его предсказаниям. Когда-то советник напророчил Чан Хуан погибель всего, что ей дорого, если она выйдет замуж раньше своего двадцатилетия. Верила ли она этому? Нет. Но другие поверили, а Чан Хуан не разубеждала — то ей на руку было. — Жизнь у вас будет намного дольше человеческой. К свободе все стремитесь, моя дорогая, — произнес советник, игнорируя колкость в свою сторону. Как ни в чем не бывало Мэй Няньцин поднялся с кровати, чтобы подойти к столу и налить себе чай. — Вы её познаете. Пройдя через боль и немыслимые страдания. Вы станете выдающейся личностью. Настолько, что однажды окажетесь на перепутье: вознесетесь или падете и это будет зависеть только от вас. — И никакой предопределенности? — холодно спросила Чан Хуан, отпивая чай, надеясь, что горячий напиток обогреет похолодевшее от речей советника нутро. Советник тоже отпил, покрутил пиалу в руке и с его губ сорвалась усмешка. — Как вы там считаете? Жизнь — действия, а действия — выбор? Вы можете поступать так, а можете иначе. На кону то, к какой жизни вы себя приведите, дитя. — Я не могу вознестись, — в холодном голосе зазвучали нотки нервозности. — Значит не вознесетесь, — советник вернул пиалу на место и многозначительно уставился на ссыльную. — У всего есть противоположная сторона. Советник удалился, оставив Чан Хуан отдыхать. Но после всего сказанного, она долго не могла найти покой в тепле покрывал, отпустив мысли и подступившую тревогу. Всё смотрела на свои ладони. И как он только разглядел там что-то? Проклятые предсказания!

***

Солнце светало, озаряя золотым светом комнату: стены, скромную мебель. Она находилась на грани сна и ленивого пробуждения. Блики под глазами раздражали, Чан Хуан приоткрыла глаза и сразу сощурилась. Тело ныло, вчерашнее противостояние нечисти не забылось и теперь отзывалось тяжестью в плечах. Одно хорошо — дрожь прошла и Чан Хуан на свой страх поднялась с кровати. Она добралась до пузырька со снадобьем которое в паре с ложкой лежало на столе. Пока есть время надо написать письмо Цзянь Лан. Ей не хватает их бесед: простых, личных, со словами, которые сближают и, которые не расскажешь простому знакомому. Чан Хуан как раз появилась такая история, которой необходимо поделиться с лучшей подругой.

***

Снадобье обладало действительно волшебным эффектом. Когда Чан Хуан направилась к лекарской комнате боль отступила. Оставалась небольшая слабость, но она не жаловалась. На ногах стоит крепко и на том спасибо. Лекарская пустовала. Прохладный воздух легкими касаниями ласкал лицо девушки. Чуть дальше стояла кровать, а рядом с ней раскладная ширма — все для удобства больных. Чан Хуан подошла к шкафам, что подпирали потолок, прошлась взглядом по бесчисленным полкам, на которых вперемешку стояли баночки, бутыли и пузырьки. Пустые и наполненные, наполовину или до краев разноцветными микстурами с названиями обозначенными на ровно приклеенных бумажных лоскутах. Она провела по ним напряженным взглядом. Кажется Чан Хуан нашла свое место, только мысли не здесь. Одно неприятное обстоятельство мешало отдаться наслаждению долгожданным моментом сбывшейся мечты. Хун-эр сбежал этой ночью — Чан Хуан это у монаха Чжу выведала, когда он пришел в её покои, чтобы предупредить о прибытии лекаря Шан Юана. После того как Му Цин унес Чан Хуан, советник перед всеми объявил мальчика отверженцем. — «Ему суждено быть одиноким, к нему тянется всякая нечисть; кто с ним свяжется — того ждёт беда, кто с ним сблизится — распрощается с жизнью!» — цитировал советника монах Чжу, а Чан Хуан лишь закатывала глаза. Советник не сомневался в верности своих предсказаний, и не имел привычку из жалости к чужой тонкой душевной организации выбирать смягчающие выражения. Чан Хуан малыша понимала, со слов Мэй Няньцина Чан Хуан вознесется или станет демоном. Мысль о побеге из этого пристанища блаженных невольно и лишь на секунду в её голове появилась, но ссыльная запретила рассматривать такую возможность. Внимательно рассматривая собственную ладонь и не замечая целое ничего, Чан Хуан размышляла о том, что не так уж и плохо её жизнь складывалась. Для той, кого отправили ссылку, за плетение интриг за спиной императора — лучше всех! Побег радости не принесет: её найдут и тут уже придется столкнуться с действительно гневом венценосного опекуна. Что уж точно стоит сделать так это меньше думать о бредовых предсказаниях и дышать станет легче. Сердце тревожно сжималась: как там Хун-эр? Не ухудшилось ли его состояние после побега? Монах Чжу сказал, что на территории горы Тайцаньшань не осталось и следа мальчика, значит он добрался до города. Чан Хуан разрывалась между желанием его разыскать, а потом долечить и обязательствами перед монастырем, что ограничивали в действиях. Ведь советник не допустит Хун-эра. Одну Чан Хуан никто слушать не станет, а наследный принц не сможет подсобить, находясь в Лонгвее. — Цзецзе. Знакомый голос. Лёгок на помине. Чан Хуан вздрогнула: слишком задумалась и не расслышала как раздвинулись створки у дверей, пока тишину проветренной лекарской не оборвал голос наследного принца. — Ваше Высочество, — Чан Хуан растерянно поклонилась. — Разве вы не должны были отбыть этим утром? Она посмотрела на его очередной ослепительно-белый дорожный наряд. Наследный принц всегда выглядел потрясающе. Сын того, кого поцеловали Небеса, должный однажды занять место своего отца, к тому же — потенциальный будущий небожитель. Многие простолюдины отдали бы многое, чтобы хоть один раз увидеть его лицо, озаренное неземной красотой, как любили говорить о венценосных особах. И о принце Сяньлэ переветчики не лгали. Сдержанная улыбка и внимательный взгляд, которым он смотрел на цзецзе, стараясь проникнуть за грань разрешенного к любованию. Он действительно был очень красивый. Но Чан Хуан покосилась на то, что затмевало сегодня весь лоск её двоюродного брата. В руке наследный принц держал сверкающий золотом, красивейший меч. — После всего я не мог отправиться в странствие не простившись с тобой, — принц уверенно сократил расстояние. — Как твое здоровье? — Недурно. Благодаря вашему снадобью. — Му Цин поведал обо всем — глаза принца загорелись огоньком, что обнадеживал, будто говоря: « — не так уж и сильно ты всех нас подвела». — Ты меняешь мнение о себе быстрее, чем можно представить, а твоя авантюра с картами… Наследный принц восторженно замер, силясь подобрать подходящее слово. Цзецзе не знала, не могла представить, как круто вчерашний вечер изменил отношение Се Ляня к Чан Хуан. В нём расцвело уважение к двоюродной сестре, самое искреннее восхищение. Она всегда отличалась от девушек при дворе непокорным нравом и смелыми действиями. Но вчера… Принц разглядел в цзецзе тот самый самородок, какой ценил и любил прикладывать руку к его огранке. Впервые он пожалел о том, что так рано уезжает. Восторг, что Чан Хуан своими руками в нем поселила, подначивал что-то сделать, но единственно возможное — неловким, немного резким движением протянуть руку с подарком, как будто им лет по семь и впервые в жизни он дарит девочке ромашку. Принц усмехнулся собственным мыслям. В какой-то степени так и было. — Твое упорство всегда на слуху, но теперь, я уверен: столь храброй девушке не обойтись без хорошего клинка, — принц вздохнул, не в силах сдержать тоску, пока Чан Хуан ошеломленно застыла, не сразу приняв дар: — Жаль только, я не успею обучить тебя обращению с ним. Рука задрожала, обхватывая тяжелые золотые ножны, украшенные резьбой и рубинами. Двумя руками Чан Хуан притянула оружие ближе, разглядывая тончайшее выполненную работу. Детская радость казалась неуместной, но кого бы это волновало. У принца было великое множество оружия — во дворце имелась целая коллекция прекрасных, дорогих клинков, но Чан Хуан ещё и никогда не преподносили подарок, хоть на пылинку подобный этому. От вида высеченного на рукояти тигра, что ее обвивал, Чан Хуан едва не подпрыгивала от радости. — Хоть я и не воин, — с ухмылкой произнесла она, вынимая меч, — но если однажды мне придется пойти в бой, он сопроводит меня. Благодарю, Ваше Высочество. Се Лянь широко улыбнулся. В Хуанцзи не обучали женщин, но он верил, что цзецзе найдет себе наставника и даже предполагал, кто мог бы им стать. Но он вспомнил, что ещё привело его сюда, помимо похвалы и его улыбка померкла. Что не скрылось от Чан Хуан. Сразу почувствовала неладное. — Тебе известно, что Хунхунэр пропал? Чан Хуан удивилась, как его высочество назвал Хун-эра, но только кивнула. Скорее всего принц и Хун-эр поладили и он назвал принцу свое имя. — Я не имею права на подобные просьбы… — в несвойственной ему неуверенной манере заговорил принц и Чан Хуан насторожилась. — Но я был бы благодарен, если бы ты его нашла. Чан Хуан неопределенно покачала головой. Она размышляла о судьбе мальчишки все утро, и все же её собственное положение, как никогда шаткое не позволяло рисковать и перечить. Непокорный нрав зазывал в очередное приключение, но советник лишил её права совершать ошибки. Чан Хуан невольно заземлялась и это злило. От наследного принца не скрылось, как цзецзе нахмурилась. Смотрела сквозь него, видимо взвешивая всевозможные последствия. Принца приятно удивляло, как скоро цзецзе стала проявлять осмотрительность, не спешить ввязываться в новые авантюры, только покончив со старыми. Он аккуратно прикрыл своей рукой ладонь, что по-хозяйски лежала на рукояти нового меча. — Хунхунэр пропал так неожиданно. Советник не желает, чтобы я с ним сталкивался. Он настоял покинуть монастырь сейчас же… Я не успею отыскать его, но если решишься ты — я даю слово, окажу поддержку в любой момент. Только напиши. Благодушие, столь непривычное для наследного принца с его отстраненностью. Чан Хуан выдохнула весь воздух, что был в груди и растеряно переминалась с ноги на ногу. Смешно, будто не она была его цзезцзе, будто не ею произнесены слова о походе в бой с верным клинком. Стыд за себя обуял, ведь это все не было правдой и настоящей Чан Хуан стоило взять себя в руки. — Ваше высочество сегодня очень великодушен с той, из-за кого вынужден уехать на чужбину, — хмыкнула Чан Хуан. — Я подумаю в вашей просьбе. Се Лянь на самоиронию Чан Хуан только цокнул. — Вынужден? Когда-то я покинул отчий дом, чтобы не отсиживаться в холодной роскоши дворца столицы. Но спустя годы начал понимать — мне и монастыря мало. Теперь, благодаря тебе, я наконец отправлюсь заниматься тем, о чем так долго грезил, — наследный принц хлопнул в ладони, испытывая сладостное предвкушение битвы с нечистью. — И сдается мне, что это путешествие принесет свои плоды. Что он хотел этим сказать, Чан Хуан понимала. Принц взлетел высоко и отнюдь не по годам. Он замахивался на вознесение и Чан Хуан только облегченно выдыхала. Все идет так, как и должно было быть. Раз государь лишил её титула, борьба за престолонаследие не коснется её через пару десятков лет — да даруют Небеса действующему правителю долгую жизнь! Время обоих заканчивалось. Чан Хуан предстояло познакомиться с главным лекарем монастыря — человеком, который по мнению принца имел тяжелый характер и посоветовал быть предельно внимательной к выполнению его поручений. Когда двоюродные брат и сестра прощались, Чан Хуан, ведомая порывом самых искренних светлых эмоций неуверенно раскинула руки. Прощальные объятия? Акт примирения и начало дружбы? Оба не знали, и не хотели загадывать, накладывать на себя очередные обязательства. Но если бы принц сказал, что не почувствовал к цзецзе взаимного, ненадолго зародившегося между ними, такими отстраненными, родственного тепла — стал бы последним лгуном. Отбросив по-императорски сильную горделивость Се Лянь обнял свою цзецзе. Миг сродни вечности. Кто-бы мог подумать. — Есть ещё кое-что, — Чан Хуан отстранилась, но наследный принц продолжал сжимать руками её плечи, смотря в глаза, говоря последнее, но не менее важное. — Му Цин остается в Хуанцзи. Я не смог уговорить советника отпустить его с нами. Но упросил позволить Му Цину иногда помогать тебе с поручениями. — Не перестаете меня удивлять, Ваше Высочество, — удивленно смотрела на брата Чан Хуан. — У него и навыки врачевания есть? — Для небольшой помощи — сгодиться. Сердце ссыльной Чан Хуан обуяло волнение. Му Цин будет помогать ей в поручениях. Чан Хуан такая не вписывающаяся в это место, не будет одна, белой брошенной вороной среди преподобных монахов бродить по храмовому комплексу. Но нужно ли это Му Цину? У него и без помощи неприкаянным, своих обязанностей было по горло. Не осерчает ли? До событий последних дней любой пожелал бы проводить время с княжной. Помогать ей из расчета на большее, чем невинная благодарная улыбка, какую всякий раз даровала Чан Хуан воздыхателям. Но Му Цин, она могла поспорить, был не из тех последних романтиков. Он был серьезнее, осторожнее. Чан Хуан не хотела в своих размышлениях о юноше, что сыграл демона в их первую встречу, оторваться с корнем от реальности, но будучи младше неё и её порой надоедливых ухажеров он был осознаннее? Взвалив на свои плечи заботу о матери и себе самом невольно повзрослеешь раньше одногодок. — Осмелюсь предположить, что у него и своих поручений полно. Я не стану загружать ещё и своими, это неправильно. Принц в ответ хмыкнул, задумчиво оглаживая гладко выбритую кожу подбородка. Конечно, Му Цин не загорелся ежесекундно вспыхнувшим желанием броситься на помощь, но и не стал изворачиваться в попытках выдвинуть реальные или надуманные причины поступить по другому. На удивление, зная непростой характер Му Цина и, как верно Чан Хуан подметила, он действительно был занят. Должно быть Чан Хуан думает: Се Лянь воспользовался положением и заставил, но Му Цин согласился сам. Снисходить до оправданий принц и не задумался: то было не в его манерах. — Не бей по руке, что тебе помощь протягивает, — вздохнул принц и исчез за створками дверей. Чан Хуан вздохнула, перебирая меж пальцев кольцо. Когда ее перестанут оставлять в раздумьях?

***

Не суждено ей было надолго остаться в одиночестве — только тень наследного принца рассыпалась в лучах утреннего солнца, как створки снова разошлись, раскрыв высокий силуэт главного лекаря. Шан Юан был высоким, его волосы туго — даже смотреть больно, завязаны в высокий пучок, острые скулы, узкие глаза и сжатые, без того тонкие губы придавали ему серьезности, строгости. Красивая, но высокомерная физиономия, с которой он раздал тысячу и одно поручение быстро потеряло очаровательность в глазах Чан Хуан. Все бы хорошо, да поручения слабо пересекались с врачеванием. Как будто в монастыре ей предстояло быть служанкой, никаких проблем — поездка все ещё подразумевала наказание, а не исполнение детской мечты, но никто не соизволил предупредить. Так бы ссыльная не утопала в предвкушении грядущей работы. Первое поручение — перемыть полы и те самые баночки в шкафу лекарской комнаты — все до единого и переставить в определенном порядке, а после отправиться на рынок за травами и кое-какими маслами. Шан Юан заранее снарядил ссыльную небольшим свитком со всем необходимым и корзиночкой, а потом с гордым видом направил её к уже знакомому монаху — Ань Чжу, который с раздражающим жалостливым видом вручил ей метлу, тряпку и ведро наполненное водой. Сидя на карточках на полу, оттирая тряпкой грязь, Чан Хуан почти физически ощущала, как честь когда-то гордой княжны-сорви головы действительно сорвалась с высоты собственного статуса и вдребезги разбивалась о черную работу, которой занималась, почти что в другой жизни. Когда она ещё не видела дворца Сяньлэ, но уже была достаточно взрослой, чтобы исполнять обязанности старшей сестры в семье конюха и помогать матери по хозяйству. Белоручкой, падающей в обморок от вида грязи Чан Хуан не была. В ней завывала уязвленная гордость от почти змеиного шепота проходивших мимо, напыщенных обитателей монастыря, один их вид вызывал тошноту, а усмешки тех, кто должен был оставить мирские страсти хотелось смыть, окропив их лица грязной водой из ведра, куда Чан Хуан опускала тряпку. Грязь к грязи. Там где им самое место. «Их шушуканье не имеет значения. Их шушуканье не имеет значения.» — крепко сжимая тряпку в ладони, Чан Хуан повторяла себе как мантру, желая сохранить самообладание и не надеть ведро кому-нибудь на голову. Что может быть лучше остервенелого мытья полов? Все что угодно. Чан Хуан подумала о словах наследного принца, просьбе отыскать мальчика, и о том, как она могла бы его найти. Она скромно предполагала, что Хунхунэр отправился в столицу, и хорошо, что именно сегодня она получила возможность без лишних вопросов отправиться туда. Спасибо Шан Юану. Все сироты с попрошайками держатся вместе, если выцепить группку беспризорников, предложить вознаграждение, вероятно Чан Хуан сможет выйти на Хун-эра. Чан Хуан разочарованно помотала головой: надо бы притупить самонадеянность она не раз подводила. Столица огромна, ей одной не обойти все городские трущобы, и не вернуться до того, как Шан Юан, советник или ещё кто не хватится. Она не должна забывать о том, что дети, которых окружает бедность дружны в своей маленькой «стае» и зачастую не отличаются доверчивостью к чужакам. Увидев Чан Хуан они попросту обманут её. Что же делать? « — Не бей по руке, что тебе помощь протягивает», — голосом наследного принца прозвучала в голове мысль и все дороги вели её к Му Цину. Как-то Цзянь Лан заявила, что Му Цин всего лишь простолюдин из бедной семьи, который не заслуживает внимание княжны Сяоцзин. Тогда-ещё-княжна осуждающе её осадила. Не бывает ненужных знакомств — сказала она лучшей подруге, глубоко убежденная в своих словах. Ведь Му Цин наверняка знаком с детворой бедных кварталов столицы… Поделился ли наследный принц со своим слугой намерением возложить поиск мальчишки, упавшего с небес на плечи ссыльной непутевой двоюродной сестры? Помог бы Му Цин глупышке Чан Хуан, снова вмешивающейся туда, куда не стоит? Нужно ли вообще втягивать юношу в свои непростые дела? Ей ещё предстоит решить, куда поселить мальчика, когда она найдет его. Злость подгоняла её. Закончив драить полы, старательно игнорируя боль в коленях, Чан Хуан поплелась на задний двор, чтобы без зазрения совести, вылить грязную воду под кусты магнолии. Оставив ведро и тряпку, там откуда их взял монах Чжу, Чан Хуан вернулась в лекарскую комнату. Она обреченно смотрела на шкаф. Следовало протереть от пыли каждую полку, расставить пустые баночки отдельно, а те, что ещё не закончились по порядку. Чан Хуан вытащила из кармана свиток и развернула: микстуры от мигрени — на полку перед глазами, мази при вывихах на нижнюю, и дальше по списку — скукота! Чан Хуан воротило от монотонной работы. Зачем ей вообще дали это поручение? Разве не под силу подобное слугам? Глубоко вздохнув княжна, подошла к шкафу. Она собрала дюжину пузырьков и собиралась опустить их на стол, когда створки дверей разошлись и в комнату немного неуверенно вошел Му Цин. — Доброе утро, барышня Ци, — тихий голос и поклон. — Здраствуй, Му Цин, — вежливо пробормотала Чан Хуан, все-таки опустив пузырьки на стол со стуком. — Зачем пожаловал? « — Надеюсь не причинять помощь, по просьбе принца» — надеялась она. Напрасно надеялась. — Его высочество переживает за ваше здоровье, — тихо сказал Му Цин, не находя ничего лучше правды. — Он попросил помогать вам с поручениями. Пока не привыкните. Фразы, брошенные без желания оскорбить, но по резко сжавшимся губам Чан Хуа, Му Цин понял, что попал. Почему-то все его слова, всегда истолковывались неверно. Но с Чан Хуан на первых порах выходило иначе. Как по волшебству, в те редкие минуты, когда им суждено было пересечься она понимала его правильно. Человеколюбие, запрятанное поглубже от окружающих, с которыми ему так не повезло находиться в одних стенах монастыря, нашептало не отказывать принцу в помощи помочь девушке. Му Цину — безотцовщине, в чьей семье достаток растаивал с каждым годом на пару с матушкиным здоровьем, с самой обычной кровью, здесь приходилось несладко. Наставники не жаловали, хотя его способности совсем немного уступали принцу, а про взаимоотношения с так называемыми «братьями» по вере даже думать не хотелось. Му Цина презирали просто за то, что он посмел быть среди них. Простолюдин, сын прилюдно казненного вора возомнил о себе невесть что, посмел замахнуться, посягнул на то, чем по-хорошему стоило запретить даже мечтать. Самозванец. Но Чан Хуан — был уверен в этом — придется в мужском монастыре сложнее, когда все узнают о ее ссылке. Страх перед наказанием очень хорошо держит в узде. Но стоит им почувствовать, что покровителя больше нет, никто не накажет, никто не заступится — растерзают не задумавшись. Как же не вовремя вся эта история с Мингжу и паломничеством принца! И потом, она его защищала. С самого начала, хотя не должна была. Тронуло, он решил отплатить ей тем же. Му Цин просто будет помогать. Ненавязчиво, не нарушая субординацию. Все это в его планы не входило, но… Хорошо, если она окажется в силах справляться в обществе культиваторов и не потерять себя. Му Цин понимал: на самом деле, он до сих пор держится благодаря поддержке Его Высочества. Вопреки представляющей порой настоящее унижение. « — Пока не привыкните» — неприятно полоснуло слух. Чан Хуан глубоко вздохнула. Она обещала, что справиться, но как же все это действует на нервы. Работа не смущала сама по себе и слуги для неё не были вторым сортом. Часть её — та расчётливая, давно выработавшая толерантность к бесплотным насмешкам отдергивала. Отказывать в помощи из вредности — глупость. Чан Хуан весь день нервирует. Каждый проходящий мимо находил смешным, что некогда своенравная княжна, чью поступь выдавал перезвон украшений, надоела своему венценосному дядюшке, и теперь в позорном изгнании в мужском монастыре сняла драгоценные побрякушки, забрав с собой лишь кольцо и нефритовый обруч, завязала густую и тяжелую капну в высокий хвост, а яркие наряды сменила на строгий темно-зеленый ханьфу, который если и замараешь — никто не заметит. Она никогда не выказывала высокомерие — знала как больно бьет по гордости, и не терпела такого от посторонних. Но теперь руки были связаны, а дыхание перекрыто — не закричишь. Теперь для неё подвернулась возможность выместить гнев на Му Цине — человеке, который говорит одно, подразумевая другое. В котором она была уверена: он не хотел её уколоть и из всех сил сдерживала себя. Она так радовалась, что не останется в одиночестве, обижать единственного, кто был хотя бы немного открыт для её — это было бы ещё большей дуростью. — Мне не впервой, — ухмыльнулась она, все-таки прорывается. — Му Цин, у тебя же есть свои обязанности. Не стоит тратить свое мнение на меня. Вместо ответа Му Цин подошел к шкафу и забрал несколько пузырьков. — С вами больше времени тратиться на споры. А оно драгоценно. — скучающе хмыкнул Му Цин, заметив как ошеломленно она на него смотрит. — Между прочим, мы справимся быстрее, если вы будете меньше на меня смотреть. Чан Хуан потеряла дар речи от такого дерзкого замечания. Она бросилась к шкафу, будто в ней проснулся азарт — переставить баночки на стол быстрее, будто от этого её вознаградят. — Как давно ты Хуанцзи? — спросила Чан Хуан, время спустя, встав рядом с Му Цином и протирая баночки и от пыли, они сразу откладывали их отдельно друг от друга, чтобы возвращая на место не запутаться. А под хорошую беседу любое дело пойдет быстрее. — Лет семь или шесть, — задумчиво ответил Му Цин, рассказывать не особо хотелось, но он решил, что все равно ей кто-то расскажет и пусть первым будет Му Цин. — Я пришел сюда слугой до приезда Его Высочества. Подметал полы, заправлял постели, стирал, штопал порванную одежду, готовил и с наследным принцем не сразу познакомился. Он не замечал меня пока… однажды я не заигрался с метлой. — Метлой? — прыснула Чан Хуан, представляя как маленький мальчик пытается фехтовать метлой. Но встретившись с недовольным взглядом обсидиановых глаз проглотила хохот. — Прости. Его высочество увидел как фехтуешь? — И даже показал пару приемов, — гордо произнес Му Цин. — Мы встречались так несколько раз, потом он решил, что такой талант не должен прозябать среди пыли и мыла, и принялся уговаривать наставника обучать меня под свою ответственность. — Он не ошибся в тебе, — мягко произнесла Чан Хуан. — На церемонии поклонения, ты был очень хорош. Слишком уж хорош. — Когда в затылок прилетает пиала, почему-то задумываешься об обратном. Чан Хуан пристыжено опустила глаза. — Сама ситуация — доказательство твоих способностей. Ци Жун всегда восхвалял Его высочество, но в последнее время зашел слишком далеко. Мнит, словно все остальные должны выглядеть вошью рядом с принцем. Му Цин вымученно глядел на Чан Хуан. Он видел, как она, такая красивая, облаченная в желтое ханьфу и вуаль пыталась отругать его, и не смогла — стражники оттащили от перил трибун — отведенных только для императорской семьи. — Это ведь была сабля? На трибунах все были очень восхищены, когда ты отбил пиалу своим мечем. — Да, это была сабля. Неловкость новой ударной волной настигла Чан Хуан, сокрушая все на своем пути. Отмываться от стыда за действия, которые не она совершила, почему-то нужно было именно ей. Стоило ли снова извиниться? Она уже это делала, а Му Цин всегда принимал. Если начнет злоупотреблять, может сделать хуже: он непременно решит, что произносить подобное её ничего не стоит. Разговор застопорился, а вместе с ним и Чан Хуан. Когда начинаешь вести внутри себя войну — перестаешь обращать внимание на баночки. — Я не зол на вас, — Му Цин наконец прервал гнетущее обоих молчание. — Перестаньте с Ци Жуна перекладывать вину на себя. Вы его сестра, но только он в ответе за свои действия. — Кажется ты уже это говорил. Чан Хуан покачала головой, касаясь жемчужины на пальце. «Если бы все было так просто!» Она и так понимала все, что говорил Му Цин. Но всему виной пресловутый сестринский долг, который Чан Хуан выполняла паршиво. Поведение Ци Жуна результат упущения со стороны тетушки и дядюшки, но первую очередь — Чан Хуан. Ведь у правящей четы был свой ребенок и целое государство в придачу. А у Чан Хуан, его самой близкой крови — личные амбиции. Упустив из внимания ещё в детстве — она провинилась перед ним и обрекла на одиночество. Интересно отпаивает ли тетушка диди оставленной микстурой? Лекарство должно было сделать его спокойнее, но если он пропускает приемы — то все без толку. Они продолжали расставлять баночки по указанным местам в тишине, и, о Небеса, как глупо себя ощущала Чан Хуан! Му Цин тихо произнес то, чего Чан Хуан совсем не ожидала услышать: — То единственное, о чем сожалею — матушки на церемонии не было на трибунах. Чан Хуан кажется, на секунду забыла вздохнуть. Очередная склянка в руке застыла в миллиметре от твердой поверхности и так и не опустилась со стуком на полку. Она понимающе кивнула, сверкнув глазами опечаленно. У неё было тысячи таких церемоний, не посещенных матерью по её же нежеланию поддержать старшую дочь. Но момент первого триумфа, первая победа — над чем угодно — когда судьба разделяет в эту пору двух самых близких: мать и её дитя, она совершает непростительное преступление. — Это не умаляет её гордость за тебя, — тихо произнесла Чан Хуан, опустив ладонь на плечо Му Цина, и тут же опомнилась, заругав себя за фамильярность. — Прости. Черные, красивые глаза Му Цина удивленно распахнулись и заморгали часто-часто, бледные щеки налились красным. Что она себе позволяла? И почему Му Цин вместо того, чтобы обозначить границы, взволнованно застыл, а в голове кроме побега не возникало каких-либо более разумных идей? — Н-не н-надо так б-больше, — сглатывая, заикался он. Оба предпочли сделать вид, будто ничего не произошло и вернулись к работе. Закончив, Му Цин спросил Чан Хуан о дельнейших распоряжениях от Шан Юана и Чан Хуан вспомнила о своем плане поиска Хунхунэра. Она внимательно посмотрела на его лицо, вынося приговор им обоим. Необходимо было принять решение, стоило ли втягивать Му Цина в дела, которые не одобрял Мэй Няньцин. Если узнают, им несдобровать. С монастырем, пожалуй можно было распрощаться. Му Цин создавал впечатление хорошего, и немного недопонятого человека. Единственного, кто есть у своей матери. И у которого, жизнь стала более менее идти в гору… — Нет, — с широкой улыбкой произнесла Чан Хуан. — Я буду отдыхать. Спасибо за помощь Му Цин. Му Цин откланялся и покинул лекарскую. Чан Хуан пошла вперед и устало опустилась на кровать. Порядочность снова победила. Никакая она не интриганка. Ни отвар подлить, ни подговорить кого нужно не мочь! Трусиха. И только.