Прокурор

Вторник следующей недели, после произошедшего в то субботнее утро в офисе прокурора, был очередным выходным для Лисбон. На этот раз она проснулась одна, и никто не разбудил измождённое сознание шёпотом её имени на ухо, а тело нежными ласками. Всё вокруг шло своим чередом. Работа, занимающая большую часть жизни, Патрик Джейн, по-прежнему доставляющий неудобства членам её команды, даже будильник, установленный на мобильнике, который, как на зло, был забыт где-то под подушкой и, само собой, не отключен, прозвенел в законные пять утра, и Тереза твердо решила, двигаться дальше, жить своей прежней жизнью, где нет прокурора, с которым их связывало бы нечто большее, чем вынужденные беседы по сугубо рабочим вопросам. Впрочем, решить — это одно, а вот осуществить своё решение — совсем другое. Сегодняшний день начался с утренней лёгкой пробежки, хорошо помогающей девушке держать в тонусе не только тело, что, собственно говоря, было очень полезно по роду её профессии, но и мысли, которые вот уже несколько дней сваливались внезапно, как снег на голову, а порой так навязчиво заполняли её, что буквально не давали сосредоточится ни на чём другом. Затем следовал контрастный душ, закрепляющий результат тренировки, а после - стандартный завтрак, состоящий из нескольких американских блинчиков на молоке, пары кусков цельнозернового хлеба, яичницы-болтуньи из одного яйца и растворимого баночного кофе, завалявшегося на кухонной полке. «Можно притворяться, что мне всё равно, но стоит забыться хотя бы на несколько минут, как не слишком тщательно обдуманные действия приводят к тебе», — с такими тупиковыми мыслями Тереза берёт с полки стеклянную банку, ставит на одну из кухонных столешниц и возвращается к плите, от которой веет сладковатым запахом блинчиков. Через несколько минут раздаётся звук дверного звонка. Короткий, словно тот, кто воспользовался им, не обделён манерами, а значит, это не братья и не Джейн, которые обычно нажимают кнопку несколько раз. Лисбон отрывается от дел на кухне, оставляя на сковороде не успевшую сформироваться в готовый продукт массу, вытирает руки о бумажное полотенце и направляется в гостиную, чтобы открыть дверь. Увидев на пороге прокурора, девушку охватывают разноречивые чувства: от слабого желания закрыть дверь, прежде сообщив нежданному гостю о своём решении жить дальше, как в её понимании, сделал он своим поступком, о котором она узнала от Барретта, до более сильного - прижаться к груди, облачённой в непривычный для неё тёмно-синий пуловер, чтобы услышать стук его сердца. Побеждает среднее, но, как ни странно, самое уместное. — Переезжаешь, Освальдо? — Откуда ты… — Джек, — коротко отвечает Тереза, опережая вопрос. — Понятие адвокатской тайны для него ничего не значит, — не задумываясь и с легкой ухмылкой в голосе выдаёт он. — Думаешь это смешно?! — возмущается та. — Сначала обещаешь дать мне время, затем пытаешься вторгнуться в личное пространство, а после решаешь уехать из города под предлогом достойной должности?! Разговор прерывает звук шипящей сковородки и запах горелой блинной массы, непредусмотрительно забытой хозяйкой, которая теперь в попытке спасти свой завтрак, срывается в сторону плиты, оставляя Ардилеса стоять на пороге. Он долго думает, прежде чем переступить его, и издалека, сквозь крохотную гостиную, большую часть которой занимает невзрачный угловой диван серого цвета, наблюдает за действиями Терезы, на которой надеты короткие тёмные шорты и облегающая белая майка на голое тело. — Я не хотел соглашаться, Тереза, — раздаётся тихий голос за спиной девушки. — Сколько? Первые три минуты? — она оборачивается и видит, что мужчина стоит очень близко. — В знак хорошего тона или дань позёрству, как золотой «Rolex» на твоём запястье? Не сомневаюсь, что твоя семья обеспечила тебя престижным образованием, наделила аристократскими манерами. И теперь, конечно, у тебя безукоризненное резюме, которым заинтересовались спустя пару дней. — Пару дней? — удивляется он, вскидывая вверх брови. — Я опубликовал его в тот день, когда ушёл из твоего офиса, думая, что стал причиной лжи и соучастником предательства. — Что? — Да, не знал, что делать, — продолжает прокурор, — и одна мысль о том, что мне придётся видеть тебя каждый день, вспоминая ту ночь с комом в горле, щемящим чувством в груди, которые появились с той самой минуты, как я закрыл дверь твоего кабинета и не иметь возможности её повторить, уничтожала, — он тяжело выдыхает и опускает глаза. — Затем пришла ты и спасла меня от самого себя, грубых заблуждений и необходимости идти на крайние меры. — Но, Барретт… — начинает та, но, хорошенько покопавшись в воспоминаниях, понимает, что его помощник не говорил точной даты, когда Ардилес выложил своё резюме, а возникшее недопонимание - результат ошибочных предположений. — Что Барретт? — спрашивает он, поднимая глаза на девушку. — Неважно, — отвечает она. — И всё-таки ты здесь, чтобы сообщить мне о том, что идёшь на крайние меры. Верно? — Я здесь, чтобы понять, что ты чувствуешь и чего хочешь, Тереза. — И как? Понял? — девушка хмурится. — Пока нет, — прокурор поджимает губы и отрицательно кивает головой. — Ты ошибаешься на мой счёт. Всего, что у меня есть, я добился сам. Не буду лгать, что знанию некоторых вещей, таких как умение сервировать стол, манере речи, поведению на светских мероприятиях, которые, кстати, ненавижу, а также обладанию нескольких языков, вдобавок ко всему прочему неоспоримому таланту подбирать одежду, аксессуары и парфюм к поре дня, я обязан родителям, но никак не образованию или должности, которую занимаю в Сакраменто. — Освальдо, ты думаешь, для меня это важно? — Знаю, что неважно, но именно это отталкивает и пугает тебя. — Может быть, — неоднозначно отвечает девушка. — Тереза, — он протягивает руку к её лицу и почти касается бледной кожи, но тут же одёргивает. — Я слишком долго искал свою судьбу и сейчас, когда нашёл, понял, что не готов держаться на расстоянии, давать время, даже если она того сильно хочет, — Ардилес делает короткую паузу и переводит дух, рассматривая сосредоточенные на нём глаза девушки. — Мне хочется быть с тобой рядом, чтобы по ночам заниматься любовью, утром готовить завтрак, с каждым днём узнавать тебя лучше, а затем, однажды проснуться и понять, что мы проведём вместе остаток жизни. — Знаешь, времени было предостаточно, особенно когда ты намеренно игнорировал мои звонки, Освальдо, и я приняла решение, как и ты с той должностью, что тебе предложили. Кстати, где она? — Лисбон успешно борется с напряжением, но прокурору даёт подсказки язык её тела, которое накрывает мелкая дрожь, из-за чего мимика и жестикуляции становятся гораздо выразительными, а голос более громким. — Наверняка как можно дальше от Сакраменто. Раньше он редко ошибался и сейчас надеялся, что его догадки верны, а иначе ему придётся уехать, оставив позади любовь всей своей жизни. Чего опасался больше всего, решив приехать домой к Терезе сегодня утром, чтобы раз и навсегда расставить точки в их отношениях. — Чикаго, — коротко отвечает Ардилес. — Три с половиной тысячи километров, — она точно знает, потому что этот город - место её рождения. — Так, какое решение ты приняла, Тереза? Девушка тяжело вздыхает, одна из её рук сгибается в локте и поднимается, соприкасаясь с основанием стоящей позади кухонной столешницы, а другая поочередно сжимается и разжимается так, будто само сердце заставляет её это делать, чтобы справится с ускоряющимся движением крови по венам. Освальдо без слов становится ясно, что та принимает самое трудное решение в своей жизни, но он не вмешивается в затаённой надежде услышать подтверждение своим домыслам. — Я люблю тебя, — произносит Лисбон, а после совершает глубокий вдох, затаивает дыхание и сердце пропускает пару ударов, а к бледным щекам приливает кровь, от чего те мгновенно краснеют. Ардилес делает один шаг, намереваясь прижать к себе её ослабевшее тело, но та сама льнёт к нему, как к спасательному кругу, в открытом море, крепко обвивает руками и, наконец, делает выдох. — Ты ведь не уедешь из Сакраменто? Не согласишься на новую работу? — голос Терезы звучит едва слышно. — Нет, — даёт короткий ответ на оба вопроса, а после губами прикасается к её волосам и целует голову, от чего та сильнее вжимается в его грудь. — Потому что? — Потому что люблю тебя, — руки прокурора крепче стискивают девушку во взаимных объятиях. — Как и я тебя, Освальдо, — она делает паузу, а затем шёпотом, как бы самой себе, добавляет: — люблю.

***

Проходит некоторое время, спустя которое взволнованное состояние Лисбон отступает, а дыхание приходит в норму, и она недалеко отстраняется от тела Ардилеса, чтобы заглянуть в глаза, но всё ещё продолжает его обнимать. — Твой завтрак пропал, — делает вывод Освальдо, замечая остывшую яичницу и недопёкшиеся блинчики, один из которых напрочь сгорел. — Зато десерт в полном порядке. — Десерт? — сначала не понимает он, но потом видит, с каким интересом девушка смотрит на его губы, слегка прикусывая свои. Она делает попытку поцеловать их, но тот уклоняется, а после слабо толкает тело Терезы вперёд, к стоящему позади холодильнику и, когда её спина соприкасается с холодной поверхностью, подаётся вперёд, самостоятельно впиваясь в приоткрытые пухлые губы. — Они так набухли, — рука Ардилеса касается одного из сосков, отчётливо выступающих из-под облегающей майки, а затем он опускается ниже, захватывает его ртом и прикусывает, лаская прямо через тонкую ткань одежды. Девушка тихо стонет и выгибается навстречу движениям его языка, но тот прекращает свои действия, выпрямляется, напоследок проводя рукой по изрядно намокшему месту в районе её груди. — Знаю, ты хочешь меня, как и я тебя, но сегодня, согласно моему плану «Б», — он достаёт из кармана чёрных брюк-чинос два билета в закрытый джаз клуб, — мы идём в «Факел», где сядем напротив сцены и будем наслаждаться джазовыми хитами пятидесятых. — «Факел»?! — глаза Тереза округляются. Она вынимает билеты из его руки и некоторое время с неподдельным интересом рассматривает их. — Освальдо, это потрясающе! — с изумлением восклицает та и возвращает свой взгляд на мужчину, который теперь довольно улыбается. — Но как ты узнал? — Как-то раз на столе, в твоём офисе увидел компакт-диски с музыкой Луи Армстронга, Бенни Гудмена и Джона Колтрейна. — Наблюдательно, — лукаво прищурившись, отвечает девушка. — Что ж, шоу начинается во второй половине дня, — считывая информацию с билетов, продолжает она, — чем займёмся до этого? — Начнём с завтрака, — улыбается Ардилес. — Как на счёт континентального, который подают в «Сампино’С Таун Фудс» по тысяча шестьсот седьмой улице? — Звучит вкусно, — Тереза улыбается в ответ. — Мне нужно время, чтобы одеться. Подождёшь меня здесь? — Конечно, — без колебаний соглашается он. — Надеюсь, — его глаза опускаются на её обнажённые бедра, — что то, что ты наденешь, будет менее сексуальным, чем эти шорты. — А что не так с этими шортами? — Вызывают неопределимое желание снять их. — О, Ардилес, боюсь, что в моём гардеробе нет ничего из того, чтобы тебе не захотелось с меня снять, — кокетливо заявляет она, затем легко целует мужчину в губы, разворачивается и отправляется к лестнице, ведущей на второй этаж. Через несколько секунд сквозь тонкую конструкцию дома доносятся её торопливые шаги, дающие Освальдо надежду, что, наконец, их жизни объединяются, образуя общую историю.