Малолетка

Звук затвора перестал раздражать около сорока минут назад. Он теперь был не больше, чем фоновая музыка, переплетаясь с какофонией голосов. Вспышки фотоаппарата, казалось, впаялись в сетчатку глаза, а потому стали абсолютно невидимыми. Такой же фон. Обязательный атрибут, как бокал с шампанским в руке каждого гостя, — само собой разумеющееся. Лера оглянулась в попытке максимально радушно осмотреть каждого пришедшего сегодня человека, и в её голове против воли проскочила мысль: это всё выглядело как пир во время чумы. Буквально. Страна сотрясалась от новостей, в каждой из которых президент умирал то от палёной водки, то от инсульта, а около тридцати человек в самом сердце столицы России пили французское игристое, обсуждали американские картины и хвастались новеньким немецким автомобилем. Титовой пришлось сделать глоток колкого напитка, чтобы пузырики вобрали в себя эти глупые мысли — рассуждения о будущем государства, и просто лопнули. Ей повезло, она входила в касту тех, кого не заботило, на сколько подорожает картошка. Вот если бы «Моёт» взлетел в цене — это да, другое дело. Интеллигенция бывает разной: артистической, политической, академической. В «Галерее современного искусства и модернизма» собрались щепотки каждой, смешиваясь в один великосветский коктейль. Лера внутренне смеялась, кивая пришедшим гостям, потому что это было так уморительно: если бы с каждой из этих дам сняли все украшения и пустили те с молотка, вопрос с годовым бюджетом парочки провинциальных городков можно было бы закрыть сразу. Девчонка не могла не отметить поистине отличную работу имиджмейкеров Белого, постаравшихся на славу, чтобы этот вечер вошёл, как минимум, в историю культурной Москвы. То и дело рядом с гостями сновали умасленные деньгами журналисты нескольких изданий, задавая заранее обговорённые вопросы и получая дежурные ответы, которые позднее, уже в редакции, им придётся «докрутить». Это была их основная задача — раскрасить каждую фразу так, чтобы она буквально пестрила красками с чёрно-белых страниц газет. Непрерывно делающие кадры на свои фотоаппараты с огромными линзами фотографы тоже превосходно знали свою задачу. Им натурально приказали делать только удачные снимки, где каждый из гостей больше напоминал божество, чем реально существующего человека. Любой плохой кадр сразу в топку. Впрочем, был один из присутствующих, кого требовалось показывать иначе. Эдакий свой среди чужих. Кандидат в депутаты Александр Белов немного опускал плечи и чуть горбился, стараясь не выглядеть вышколенным мужчиной с металлическим штырём в спине, и совершенно обезоруживающе улыбался. Его имиджмейкеры действительно поработали на славу. Основной задачей они поставили показать людям, что Саша — такой же простецкий паренёк с окраины города, как и любой другой, покупающий новый выпуск газеты в киоске возле метро, прежде чем сесть в трясущийся вагон и поехать час на свою работу, где вместо премии выдадут дворники на «Москвич». Это, к слову, не выдумка: не так давно «Коммерсант» рассказал о подобном случае где-то в глубинке, осветил, так сказать, и на предприятии клятвенно заверили, якобы больше никаких дворников. Наверное, решили вместо них выдавать ручки от стеклоподъёмников. — Как вы считаете, — вновь заговорил журналист, и Лера вернулась взглядом к его глазам с милейшей улыбкой на лице и полным отсутствием интереса к беседе. Юноша стоял непозволительно близко, держал диктофон чересчур высоко, а вопросы задавал до ужаса монотонно — ничего не располагало к искренним эмоциям девчонки, — в регионах подобные галереи тоже будут востребованы или это только для Москвы актуально? — Я уверена, — Титова начала говорить елейно, с придыханием, стараясь отвлечь тоном голоса от того, как едва заметно отодвинулась назад, — что искусство не имеет границ, не видит разницы в глазах смотрящих, но при этом открывается для каждого по-своему в зависимости от жизненного опыта конкретного человека и его взглядов на этот мир. Так что да, подобные пространства — это не что-то столичное, элитарное, — Лера рассмеялась, показав пальцами кавычки, которые вполне можно было и не делать, но имиджмейкеры Саши настаивали на подобных картинных жестах, — а вполне себе естественные места для культурного отдыха. — Сегодня на открытие экспозиции пришли действительно очень разные люди: и деятели культуры, и бизнеса, и даже кандидат в депутаты. — Девчонка вновь вежливо улыбнулась, буквально слыша в голове голос одного из тех парней Белова, который инструктировал её прошлым вечером в офисе на Цветном. — Это такой способ привлечь внимание чиновников к вопросам культуры в стране? — Я бы хотела ответить вам, что имею настолько высокий уровень связей, чтобы позвонить депутатам и позвать их в свою скромную галерею, но нет, — смущённо рассмеялась Титова. Боже, какое счастье, что это интервью было исключительно для печати. Она была скверной актрисой, особенно по сценарию, а не экспромтом, а потому едва ли ей кто-то поверил, если бы смотрел этот диалог в записи на экране телевизора. — Вы упомянули кандидата в депутаты. Я так понимаю, речь о Саше Белове? Ой, извините, Александре. Он же теперь серьёзный человек, а я его так по-простому — Саша. Лера театрально прикусила язык, будто сболтнула лишнего и эта случайная оплошность — назвать Белова очень по-простому, не была спланированной акцией. — Да, именно о нём, — кивнул журналист, отыгрывая свой непринуждённый интерес куда лучше, чем девчонка притворялась совершенно обычной девушкой, по счастливой случайности ставшей хозяйкой галереи в центре Москвы. — Александр с самого первого дня здесь появляется практически ежедневно, — Титова сделала глоток шампанского, промачивая горло. — Как меценат и человек, с помощью которого это прекрасное место увидело свет, он помогает мне с галерей и иногда даже кажется, что я тут бываю куда реже. А я приезжаю каждый день, между прочим. Боюсь, вам стоит взять у него интервью, если хотите подробностей. Хотя, вряд ли читателям было бы интересно узнать, где у нас какая протечка, и как они с сантехником на пару её устраняли. — Так значит, Александр здесь не в качестве кандидата, а пришёл как обычный гость? — Юноша шагнул вперёд, сокращая и до того мизерное расстояние. — Я бы сказала, он здесь как человек, для которого эта галерея — почти второй дом, — украдкой посмотрев на Белова с напускной нежностью и гордостью, заявила Лера. — Думаю, вам стоит узнать это у него, но мне кажется, что для Александра сегодняшнее мероприятие — очень личная история. Эта экспозиция открылась в день гибели моих родителей, а для Саши семья, пожалуй, самое ценное, что есть в жизни. — Спасибо большое за ответы, — учтиво кивнул журналист. — Вы не будете против, если мы сделаем фотографию вас и вашей сестры вместе? Для вас обеих это важный день, я думаю. — Да, конечно. — Впервые за всё интервью девчонка позволила себе выдать искреннюю эмоцию, сцепив зубы до такой степени, что десна над левой верхней семёркой запульсировала. Катя не могла не прийти. Естественно. Слава Богу, она заявилась хотя бы не под руку с супругом, а вошла в зал одна, что-то причитая про опоздание и жуткие пробки на дорогах в пятничный вечер. Титова, увидев сестру, натянуто улыбнулась и сделала подобие кивка головой, получив в ответ точно такой же жест. Это выглядело со стороны странно, словно они не могли находиться на расстоянии ближе, чем пара метров. Впрочем, они действительно не были способны притягиваться друг к другу, как однозаряженные полюса магнита. Лера шла за журналистом, вслед которому семенил фотограф, и кожей чувствовала напряжение. Ей казалось, что в любой момент поле, обволакивающее её и сестру, заискрится разрядами тока, а потому девчонке было даже как-то жаль юношей, оказавшихся буферами между двумя источниками энергии. Скорее всего, Титова и Пчёлкина не почувствуют ничего, когда два несчастных парня умрут от остановки сердца из-за попавших в тела молний. — Екатерина, прошу прощения, — оторвав девушку от разговора с Ольгой Беловой, заговорил журналист. — Андрей Кольцов, газета «Коммерсант». Мы бы хотели сделать вашу с Валерией фотографию, позволите? — С Валерией? — Округлившиеся глаза Кати почти не зацепились за фигуру сестры, когда девушка обратила взгляд на Кольцова. — О, да, без проблем. Титова напряглась, мысленно отсчитывая секунды до взрыва, готовясь сгруппироваться в тот момент, когда их откинет в стены по разные стороны. Пчёлкина подошла к сестре вплотную, прижавшись плечом к плечу Леры, и импульсы токов проникли под кожу девчонки в этом месте, обугливая каждую вену. Титова была благодарна выбору платья с длинными рукавами — так никто не видел чёрные отростки на руках. Лере на секунду показалось, что ослепившая её от неожиданности вспышка — и есть тот самый взрыв. Она ожидала почувствовать вату вместо ног и глухой звук удара своей спины о стену, а после — отскакивающие, будто в тоннеле, крики перепуганных гостей. Но вместо этого — лишь довольная улыбка журналиста. Никакой витающей в воздухе пыли, никаких рухнувших перекрытий или запаха гари. Исключительно отмершая ткань в области плеча, как доказательство, что порой даже семейные узы горят, аки трухлявый мост, на который неудачно пришли побаловаться малолетние пироманы. — Отлично, спасибо, — хлопнул в ладоши журналист. Пожалуй, девчонка в чём-то оказалась права: Катю натурально отбросило в сторону подруги. Два полюса одного магнита — лучше и не скажешь. Вообще, Титова была благодарна сестре за её приход сегодня, как ни странно. Это было к лучшему. Некоторые гости, достаточно хорошо знающие, какого числа сёстры осиротели, но лишённые такой роскоши, как правда об отношениях девушек, могли бы насторожиться, пропусти Пчёлкина этот вечер, но она пришла. Их совместная фотография в дребезги разбивала любые догадки о прохладе, сквозящей между Лерой и Катей, словно в прохудившейся оконной раме. Они были выдрессированы одними укротителями, для которых фраза «держать лицо даже при самом паршивом раскладе» являлась чуть ли не заповедью. — Извините, — девчонка почти в прыжке оказалась рядом с исчезающим в хитросплетениях гостей журналистом, аккуратно взяв того под локоть, — я думаю, было бы замечательно, если бы вы пообщались также с Беловым и сделали какое-то наше общее фото. — Я… да, я тоже об этом подумал, — кашлянув, нервно протараторил юноша. Очевидно, ему это не пришло в голову. — Наверное, для начала стоит пообщаться с Александром… — Думаю, лучше будет начать с фото, — ласково прощебетала Титова, наивно хлопнув глазками. Журналист практически стекал струйкой по её ноге, элегантно выглядывающей из-под разреза юбки. — Да, отлично, сначала фото — лучше. — Парень говорил так быстро и нечленораздельно, словно вспухнувшая на виске вена давила ему на отдел мозга, отвечающий за речь. Это тоже было частью плана: как бы нечаянный разговор с меценатом, благотворителем, почти что благодетелем для земли русской, авторитетом среди криминального мира. Главной частью спектакля с нанятым журналистом, конечно, не являлось интервью Титовой. Синеющий от собственного дурацкого желания обаять Леру юноша должен был задать правильные вопросы Саше и получить на них не менее правильные ответы. Такие, которые бабушки возле подъездов будут читать с придыханием и вслух рассуждать: ну до чего же хороший парень этот Александр Белов! Титова глазами нашла в толпе Веронику, ведущую оживлённый разговор с Кортни через переводчицу Мэри, которую Лера самолично «выписала» из Штатов. За почти год отсутствия девчонки в Москве, управляющая освоилась, и теперь просьба пообщаться с хозяйкой забугорной галереи не казалась ей возможностью умереть от страха. Она поразительно уверенно держалась в обществе, и лучшего доказательства того, что Титова сделала всё правильно, оставив Веронику за главную, трудно себе представить. В радужках девушки, если всмотреться, уже можно было заметить безмерную благодарность, обращённую к Лере, и это, бесспорно, подтверждало теорию: Вероника останется должной девчонке до конца своих дней. — Прошу прощения, — крадучись, подошла Титова к американским гостьям, — не против совместной фотографии? Мэри быстро перевела на английский незамысловатый вопрос, и Кортни тут же согласилась. По меньшей мере, пять кивков головы выдавали её одобрение, что уж говорить об этой масляной, почти невозможной для копирования улыбке. Это было так по-американски: растянуть уголки губ и обнажить верхний ряд зубов, когда хватило бы одного кивка. Лера скучала по подобным проявлениям равнодушного дружелюбия. — Валерия, давайте вот здесь, — Кольцов окликнул девчонку, уже стоя рядом с Беловыми. Причём с обоими. Казалось, его главная задача — сделать как можно больше кадров Титовой и малоприятных ей людей. Лера собрала в своей улыбке всё, чему научилась на смотринах и за более чем полгода жизни в Америке. Стоя между Сашей и Кортни, она изображала тот же восторг, который вызывали в детстве новые цветные карандаши и альбом для рисования на девяносто шесть страниц. Совершенно обезоруживающий. Щелчок — и чувство, от которого когда-то ей хотелось отмыться, ощущается как нечто родное, до боли знакомое. Так же ощущается старое платье, которое тебе жутко не нравилось раньше, а теперь оно случайно обнаружилось на чердаке дачи и воспоминания о своём искривившемся лице, когда родители заставляли его надевать, кажутся выдумкой. Лера ненавидела улыбаться так, старалась всегда намеренно делать это с показательным презрением, а теперь она цепляла улыбку по собственной воле. Наверное, сложно найти более убедительное доказательство взросления. — Валерия, можно вас? — оживившись после сделанного фотографом ценного кадра, спросил Кольцов. — Я украду Валерию буквально на секунду, вы не против? — Белова добавила вопросительную интонацию своей фразе исключительно ради приличия, едва ли она бы выпустила локоть девчонки из своей руки, отводя Титову чуть в сторону. — Ты знаешь, я в чужую жизнь лезть не люблю… — Так не лезь, — перебила Лера. Она знала этот тон с детства. Он словно полностью состоял из претензии и нравоучений. — Мы не виделись после той годовщины, и я не могла сказать тебе лично, — Белова приподняла подбородок в безуспешных стараниях выглядеть самоуверенной. И девчонка бы оценила это, не будь ей плевать на девушку. — Это просто свинство — так поступать с сестр… — У тебя ко мне какие-то претензии? — Скрыла за бокалом надменную ухмылку Титова. — О да, у меня к тебе какие-то претензии, — Ольга натурально прошипела, видимо, взбешённая подобной реакцией. — Можешь попросить у Вероники книгу жалоб и предложений. Обещаю ответить в течение недели в письменном виде, — рассмеявшись, Лера сделала глоток тёплого шампанского. Его вкус был такой же, как этот разговор — не раздражал рецепторы, а только вызывал желание вылить в унитаз. — А теперь извини, мне нужно пообщаться с людьми, которые пришли на открытие выставки в моей галерее, где ты — всего лишь гостья и жена спонсора. Если бы Титова могла, ударила бы волосами Белову по щекам, заставив отшатнуться в сторону. Лера готова была вытерпеть её недовольное выражение лица, когда девушка вошла в зал, и даже была готова стоически терпеть брошенные, как бы невзначай, взгляды на себя, пока Ольга перешёптывалась с Катей, но вот такое откровенное хамство — увольте. — Прошу прощения, я сегодня нарасхват, — заменив бокал на новый у проходящего мимо официанта с подносном, Титова почти флиртующие обратилась к Кольцову. — Вы что-то хотели спросить? — Да, я хотел узнать, — он краснел и опускал вниз глаза, чертя взглядом линию по ноге Леры, — как подписать тех, кто на фото. — Валерия Титова, Кортни Уивер и Александр Белов с супругой, — почти пропела девчонка, точно зная, какая часть подписи будет выглядеть уколом по самолюбию жены кандидата в депутаты. Очередная вспышка не привлекала бы внимание Леры, если бы не бросила отблеск на её щёку. Девчонка обернулась машинально, на уровне инстинкта почувствовав, что ей нужно посмотреть на людей, которых запечатлела камера. Витя и Катя стояли буквально на пионерском расстоянии, не касаясь друг друга совершенно, но это не выглядело, как разлад в семье. Скорее просто правила приличия. Раньше Титова бы вспыхивала вслед за той вспышкой, но теперь это не трогало её совершенно. Она знала: Пчёлкины даже не разговаривают. Не живут вместе, не проводят хотя бы один день в неделю наедине. Витя приезжал к Лере каждый вечер, иногда оставаясь на ночь, если она не выпихивала его за дверь. Они не занимались сексом, не целовались. Они делали то, о чём раньше девчонка думала, как о потухших чувствах — разговаривали. Обсуждали планы Титовой на галерею и её развитие, говорили о том, что Пчёлкин теперь вместе с Холмогоровым встал у руля бизнеса. Им филигранно удавалось обходить тему будущего и прошлого, фокусируясь на настоящем, в котором Катя была дополнительной фигурой на снимке и не более того. Это настоящее стало лучше любого будущего, которое Лера могла себе нарисовать в голове.

***

Непрекращающийся мозговой штурм пропитал офис. Он не просто витал где-то под потолком, цепляясь за плафоны люстр, он вытеснил кислород и заменил его собой. Титова буквально слышала щелчок каждый раз, когда кому-то приходила очередная гениальная идея. Но сейчас в кабинете Белова из щелчков были слышны лишь удары костей об игральную доску, а гениальность идей заключалась в том, как передвинуть фишки. Сказать честно, лучше бы они придумывали какую-нибудь очередную часть кампании. Саша выглядел непозволительно вальяжно для человека, ведущего партию в игру «не на жизнь, а на смерть», как выразилась Лера. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и курил, периодически с плохо скрытой ухмылкой глядя на девчонку, которая разве что не тряслась, вышвыривая очередную, совершенно ненужную ей комбинацию. То, как Белов зажимал в губах сигарету, с одолжением встряхивая руку, выкуривало из Титовой последние нервные клетки. Она-то сидела абсолютно собранной и сосредоточенной. — Показательный, — подмигнув Лере, Саша встряхнул сжатыми в замок руками, но кости не выбросил. — Давай уже, — рявкнула девчонка. Ему нужно было выкинуть две шестёрки, чтобы в очередной раз победить. Титова рассчитывала, что удача отвернулась от Белова, ну или как минимум отвлеклась на пару минут. Кости ударились о стол куда громче, чем до этого, рёбрами ранив сетчатку глаза Леры. Она зажмурилась так сильно, словно больше никогда не сможет вынести вид двух маленьких кубиков, повернувшихся к игрокам идентичными чёрными точками. Ровно по шесть штук на каждом. Девчонка прислонила по два пальца к вискам, массируя те, потому что ей всегда казалось, что именно такой жест помогает как-то справиться с подобными ситуациями. Когда проигрыш в равной степени неожиданный и предрешённый заранее. Титова сидела на стуле, продолжая вдавливать пальцы в виски, и темечком ощущала улыбку Белова. К слову, она могла бы дать голову на отсечение, что сидящий позади Пчёлкин лыбился не хуже друга. — Опа, в «Кашу» играете? — Лера даже плечом не повела на распахнувшуюся дверь и громкий голос Космоса. Он всегда заходил так, будто его ждали все присутствующие, а Холмогоров соизволил одарить собравшихся радостью лицезреть его персону. — Это не игра, — покачав головой, сквозь зубы прошипела девчонка. — Это унижение! — Какой счёт? — В том, с каким воодушевлением звучал Саша, очень явственно слышались поднятые уголки губ. — Общий счёт турнира шесть — один, — со знанием дела, словно роль рефери была самым любимым занятием в жизни, заявил Витя. — Чё ты врёшь-то? — Титова отдёрнула пальцы от висков, в которых должны остаться отпечатки её подушечек, и зыркнула себе за плечо. Рядом с Витей на диван упал Космос. Они оба сдерживали смех, закусывая внутренние поверхности щёк, но старались не выглядеть чересчур издевающимися. — Семь — ноль общий счёт. Белов в прошлый раз поддался. Это не считается. Саша по-настоящему получал удовольствие от игры с Лерой. Конечно, она не была равным соперником, но то, с каким достоинством девчонка принимала поражение за поражением, вызывало в Белове восторг. Впрочем, за эти семь партий голос Титовой переменился, став грубее и жёстче, так что это самое достоинство, очевидно, давалось ей с трудом. — Кос, привёз? — Саша быстро перекладывал фишки на одну половину поля, наверное, чтобы Лера перестала гипнотизировать их, закончив душить взглядом Витю. Они успели уже трижды поругаться на разной почве за последние два часа, а его попытка накинуть девчонке хотя бы одну победу однозначно была четвёртым поводом для ссоры. — Да, напечатали в лучшем виде. — Скинув с плеч пальто, постепенно тяжелеющее из-за растаявших снежинок, Холмогоров поднялся с дивана, на котором рисковали появиться пролежни под Пчёлкиным, учитывая, что он сидел там беспрерывно два часа. Космос аккуратно положил перед статично сидящей и разглядывающей игральные кости Титовой экземпляр «Коммерсанта», а на стол к Белову легло несколько свеженапечатанных миниатюр его баннера. Лера бегло взглянула на заголовок, пафос в котором начинался со шрифта с нетипичными витиеватостями заглавной буквы и заканчивался в самих словах. «Изменить Россию. История одной галереи». Господи, если бы девчонка сейчас пила что-то, то натурально захлебнулась бы льющейся из строк помпезностью. Титова быстро нашла глазами то, что должно было сработать бомбой для самолюбия Беловой — общий снимок. Журналист подписал фото ровно так, как сказала ему Лера, и теперь уже содержание статьи не имело никакого значения. Главная цель поставила напротив себя галочку мелким, практически незаметным шрифтом. «Александр Белов с супругой» хотелось вырезать и приклеить к свадебной фотографии на столе кандидата в депутаты. — Ну, как вам? — горделиво разглядывая приколотый канцелярской иглой к пробковой доске на стене плакат, спросил Белов. Титова медленно встала и надеялась, что буквы слогана будут видоизменяться, перестраиваться по мере того, как Лера приближалась к доске. — Голосуй за Александра Белова? Серьёзно? — Девчонка обернулась, рассматривая самодовольно улыбающегося кандидата в депутаты, и пыталась заметить хотя бы какой-то намёк на понимание, распирающее её саму: хуже слогана не найти. — А чё? Коротко и ясно, — небольшая складочка стала медленно проступать между бровей Саши, но это всё ещё не казалось тем самым пониманием. Скорее недовольство. — Ты этим яйцеголовым платишь такие бабки, что могли бы реально более интересное что-нибудь придумать, — проворчал развалившийся на диване Пчёлкин, впервые за последние пару часов соединившись во мнении с Титовой. — Ага, — хохотнула она. — Голосуй или проиграешь, например. А что? Слоган рабочий, проверенный. — К нему ещё коробка из-под «Ксерокса» прилагается и Чубайс, — ворча, Белов поправил чуть съехавший угол плаката. Наверное, он рассчитывал, что в ровном положении слоган зазвучит лучше, но его надежды остались там же, где осталась надежда Леры на победу Саши на выборах. — Кос, подай газету. — Просьба Пчёлкина прошлась холодком по позвоночнику девчонки. Шелест бумаги в руках Холмогорова точечными движениями, почти как неврологическим молоточком, дробил кости. Титова знала, что смерть настигнет её как раз в тот момент, когда Витя дойдёт до подписи к фото. Почти каждый вечер, приезжая к Лере, Витя заводил одну и ту же тему, избитую не меньше, чем пересуды за кухонными столами о здоровье Ельцина. Он убеждал девчонку помириться с Олей, говорил, что им придётся находить общий язык, но вся беда крылась в том, что девушки никогда не ругались. Это было странно: Белова и Титова не переносили друг друга на физическом уровне, просто базируя свою неприязнь на ощущениях. Лера не могла объяснить почему, но нахождение в одном помещении с Ольгой напоминало ей бомжа в клетке РОВД. С тем мужиком девчонка бы тоже детей крестить ни за что не пошла. Титова понятия не имела, что в ней настолько раздражало Белову с самого момента их знакомства, зато про себя осознавала всё довольно точно. Оля выглядела, вела себя, общалась один в один, как сестра. Ирония заключалась в том, что Катя в какой-то момент смогла перечеркнуть все свои минусы в глазах сестры за счёт кровных уз, которые теперь висели между ними ошмётками, а Белова — нет. У супруги кандидата в депутаты не было ни единого шанса наладить отношения с Лерой. Впрочем, вряд ли она горела желанием набиться девчонке в лучшие подруги. Титова коротко взглянула через плечо, пропуская мимо ушей трескотню Коса и Саши. Морщина меж бровей читающего газету Вити распрямлялась, чтобы на следующей строчке появиться вновь, став более ярко выраженной. Скорее всего, нахмурившись сильнее и проведя кончиком языка по левому резцу, он рассматривал фото Кати и Леры. Это означало, что до той самой фотографии осталось около пяти вопросов. — Ладно, я поеду уже, у меня там дела, — запричитала девчонка, на полуслове прерывая Белова. Судя по замершему недосмеху Холмогорова, друг рассказывал ему анекдот, и Титова перебила на кульминационном моменте. — Давайте, на днях загляну. — Подожди, мне поговорить с тобой надо, — не отрываясь от чтения газеты, практически прорычал Пчёлкин. Ох, знала она этот тон — скорая смерть уже расколотила позвоночник, упрямо пробираясь к сердечным сосудам. Лере нужно было уносить ноги. Ей нужно было это сделать минуты три назад, но она слишком увлеклась разглядыванием Вити. — Давай вечером? — Девчонка мило улыбнулась и натурально выскользнула за дверь, оставляя в кабинете неотвеченный вопрос и неловко повисшую тишину. Не то чтобы они скрывали свои отношения. Скорее… не афишировали их. Пчёлкин не целовал Титову, пересекаясь в офисе или галерее, но когда они приезжали вместе и из «Мерса», припаркованного под окнами на Цветном, выходили вдвоём, дополнительные объяснения не требовались. Они не миловались, не держались за руки или что-то в этом роде, но их взгляды говорили сами за себя. Белов и Холмогоров никогда в это не лезли. Все словно резко ослепли и оглохли, игнорируя очевидное, принимая эти странные отношения как данность. Друзья пообещали Пчёлкину не лезть не в своё дело, а потому каждая вот такая брошенная на прощание фраза чувствовалась как грязное бельё, в котором никому не хотелось копаться. — Лер, ты не могла бы, — поймав девчонку возле стойки, Люда почти с мольбой посмотрела на Титову, — два билета на выставку твою достать? — А? — Лера растерянно посмотрела на девушку, рассчитывая в своей голове, насколько быстро может бежать человек с раздробленным позвоночником. — Так там же без билетов. Просто приходи и всё. — Да? Я хотела недавно в Третьяковку с Космосом сходить, а там билеты закончились, и я думала… — Люда не успела договорить. К сожалению девчонки, её душещипательный рассказ о бюрократической волоките в главном музее Москвы прервала распахнувшаяся дверь, едва не ударившая Титову по лопаткам, и красное от злости лицо Пчёлкина. Он постоянно говорил Лере о том, как важно показывать Ольгу в правильном свете, в первую очередь для кампании Саши. Это являлось заглавной темой их споров в гостиной, когда звук телевизора становился тише за счёт недовольного тона голосов обоих. Девчонка каждый раз убеждала Пчёлкина, что Белова — пустое место для неё, на которое Титова не собирается тратить своё время. И каждый раз от этой фразы несло пренебрежением, в котором удобно умещалась ревность. Лера ни на минуту не забыла тот вечер в кабинете Склифа и слова Космоса. Пожалуй, эти воспоминания сидели в той же коробке на чердаке её сознания, где аккуратно устроилась ревность к некой безликой Вике. Первой его любви. — Твою мать! Какого чёрта? — заверещал Пчёлкин, размахивая перед лицом девчонки газетой. Титова же, заметив испуганный взгляд Люды, абсолютно не осознающей происходящее, покрутила пальцем у виска, отвечая на безмолвный вопрос секретаря. Так, чтобы Витя точно заметил предположения Леры относительно его вменяемости. — Я твои пальцы сломаю сейчас. — Не понимаю, о чём речь, — беспечно пожала плечами девчонка и для верности отступила на шаг назад. — С супругой? С супругой, блять? — О, по её лицу было очевидно: всё Титова понимала. Потому и сделала ещё один семенящий шаг назад. Её смерть наливалась кровью, почти брызгала слюной и была готова открутить Лере голову. — Я тебе уже говорила, — почти воинственно начала девчонка, — что моя задача — создавать образ Белова. Продвигать его жену я не нанималась. — Я тебя убью. — Пчёлкин вышвырнул экземпляр в сторону, едва не попав в Люду, наблюдающую за цирком из первого ряда. — Люда, звони в ментовку, тут угроза убийством, — хохотнула Титова. Смех, как защитная реакция, вырвался непроизвольно, кажется, только раззадоривая Пчёлкина. — Люда, звони в ближайший морг, им сейчас привезут труп, — Витя не моргнул, подходя ближе к несчастно жмущейся в сторону коридора Лере. Она закусила нижнюю губу, спасая саму себя от откровенного хохота. Девчонку всегда веселило то, как Пчёлкин психовал. Она ведь заранее знала, что за этими пустыми угрозами не последует совершенно ничего. — Люда, у тебя есть шанс спасти человека от смерти, — пятилась Титова. Она видела бегущей строкой в глазах парня всё то, что он бы хотел с ней сделать, и там не было ни единого слова об убийстве. — Люда, я плачу тебе зарплату, не забывай. — Девушка за столом первой не выдержала происходящей вакханалии. Она рассмеялась, застенчиво прикрывая рот рукой, но цепная реакция дошла до Леры, которую хохот пробил секунд через двадцать после Люды. — Если бы ты хотел меня убить, то должен был сделать это раньше, — задыхаясь, сказала девчонка. — Все стрелки на тебе сойдутся. Представляешь, как будет обидно, когда после всех этих лет ты попадёшься именно на моей смерти? — Я довольно неплохо знаю места, где труп не найдут, — Витя покачал головой, хохотнул и развернулся, очевидно, поняв, что конкретно эта ссора закончится так же, как и те в гостиной её квартиры — ничем. — Люд, сделай кофе. А лучше коньяка.

***

— Ты такая красивая, Лер, — прошептал Витя в воздух. Она не ответила. Просто посмотрела на него и улыбнулась, ведь… ведь она такая красивая. Девчонка разглядывала его черты, словно видела впервые, и про себя отмечала, как много увиливало от её цепкого взгляда раньше. Она считала Пчёлкина привлекательным, было бы странно так долго спать с ним и думать иначе, но теперь Титова посмотрела на него под другим углом, и неожиданно выяснилось, что этот сукин сын был чертовски красив. Ей пришлось лечь обратно, чтобы перестать думать, сколько времени она умудрялась оставаться слепой к его внешности. Лера вслушивалась в его дыхание, прижимаясь ближе, и напоминала себе стетоскоп. Девчонка будто бы была готова уловить мельчайшие изменения в размеренно двигающейся грудной клетке Вити, чтобы потом сказать о том, насколько безалаберно он подходил к вопросам своего здоровья. Пчёлкин называл эту приобретённую ею чисто американскую черту паранойей. Пожалуй, это было лучшее, чему научила её жизнь в Нью-Йорке: заботиться о себе и ставить именно себя на первое место. Касательно всего. Начиная от здоровья и заканчивая желаниями. Лера хотела лежать на его груди, отсчитывая стук сердца, а потому делала именно это. Хотела вести ногтем по его светлой коже и именно по этой причине белеющий след тянулся от живота по рёбрам выше. — А если он проиграет? — тихо спросила девчонка. Полушёпот всегда звучит неуверенно, с сомнением, и Титова хотела, чтобы её вопрос не слышался как утверждение. Подобный тон обычно приводил по меньшей мере к спору. — Ну, ещё три месяца впереди, — Витя выдохнул обычный свой ответ, в котором менялось только количество оставшихся до выборов месяцев. — Эти его «чупа-чупсы» говорят, что всё решается в последние недели. — И всё же, — встрепенувшись, Лера поднялась и упёрлась руками в бока. Он увиливал от прямых вопросов, а девчонка не переставала задавать те из раза в раз. — Если Белов проиграет выборы, что будет? Он опять всё возьмёт в свои руки? — Малыш, мы об этом уже говорили, — Пчёлкин закатил глаза, понимая: она вновь решила заставить его давать ответы, которые парень попросту не знал. — Мы не обсуждали с Саней, как будут обстоять дела при таком раскладе. — Не поверю, что вы ничего не продумали на этот случай, — фыркнула Титова. — Я тебе повторяю ещё раз: мы не обсуждали! — Она видела, как он начинал заводиться от этой темы. И Лера бы поверила, замяла сейчас вопрос, сгладила углы поцелуем, если бы в раздувающихся ноздрях Пчёлкина и ходящих желваках не считывалась манипуляция. — Я обещал, что после выборов всё изменится? Он гарантировал это настолько часто, что иногда девчонке хотелось попросить у крёстного помощи и передвинуть девятнадцатое декабря на пораньше. Впихнуть его куда-нибудь в октябре, желательно ближе к началу месяца. — Обещал или нет? — надавил Витя на молчащую Леру, рассматривающую его косые мышцы живота. — Обещал, — пробормотала девчонка и кивнула под прожигающим взглядом Пчёлкина. Она не видела, как он смотрел — просто знала. Титова многое про него знала, но это взгляд почти отпечатался в её радужках за прошедшие годы, а потому ей не нужно было поднимать глаза наверх. — Тогда дождись выборов и перестань говорить на эту тему почти каждый день, — Витя потянул её к себе, и Лера легла обратно, даже не пытаясь делать вид, будто она готова противиться. В принципе, девчонку не интересовало, победит ли Белов — её жизнь не зависела от депутатского кресла ни в одной части. Титову больше волновало, что конкретно изменится и почему Пчёлкин с таким усердием скрывал подробности тех изменений. Ей казалось, это будет что-то глобальное, вроде развода. Впрочем, она поумнела за последний год достаточно, чтобы не тешить себя пустыми надеждами. Игнорировать существование этого формального брака оказалось куда лучшей тактикой, чем с замиранием сердца ждать, когда второй штамп появится на странице красной книжечки Вити. Лера решила для себя: чтобы не разочаровываться — не надейся. Пчёлкин провёл рукой по её спине, собирая шёлк сорочки пальцами, но не останавливался, как это было обычно, когда он решал, что пока рано. Сколько будет длиться это пока не знал никто, в первую очередь сам парень. Титова просила дать ей время — он дал. Она просила разрешить ей разобраться в своих чувствах и отношениях без примеси его пота на своей коже — Пчёлкин согласился. Иногда она думала попросить у него в подарок в качестве подтверждения чувств квартиру в Нью-Йорке, и почему-то Лера думала, что Витя купит ту примерно минуты через три. — Поцелуй меня, — попросила девчонка, едва не задохнувшись от мольбы, в которую превратился её голос. — Лер. — Пчёлкин мог сколько угодно звучать вот так — неодобрительно, и это всё было слишком напускным, когда его ладонь приподнимала её подбородок выше, а сам парень тянулся с поцелуем. Он редко целовал её в последнее время. Ещё реже целовал так, что его пульс ощущался на кончике языка и дурманил голову Титовой. Она придвинулась, обхватила шею Пчёлкина руками, не позволяя отстраниться, что следовало обычно после подобного вида поцелуев. Сейчас близость с Витей напоминала наркотик, запущенный в организм, от которого оторваться — сродни смерти. Ей нужно было хотя бы получить дозу полностью. Девчонка готова была даже отказаться от прихода, лишь бы шприц опустошился до конца. — Ты говорила, что нужно подо… — прошептал Пчёлкин, воспользовавшись секундой, пока Титова переползала к нему выше и устраивалась удобнее. — Плевать, что я говорила. — Отбросив глупую просьбу подождать, сказанную больше полугода назад, Лера вновь его поцеловала. Она старалась концентрироваться на пальцах Вити, которыми тот отодвинул в сторону её бельё и провёл по клитору несколько раз. Ей не хотелось слышать собственный глухой стон в ушах, она не имела ни малейшего желания улавливать свои реакции. Девчонку заботил исключительно Пчёлкин, второй ладонью стискивающий тонкую талию Титовой до боли. И эта боль — тоже несусветная ерунда. С любым другим Лера попросила бы нежнее, но не с ним. — Сколько у тебя было девушек за это время? — Она тяжело дышала, под стать Вите, и надеялась, что в её голосе было больше о любви, чем о ревности. — Ни одной. — Титова старалась найти пьяным взглядом в его радужках ложь, но вместо этого тонула в какой-то подозрительной глубинной честности. — Разве что эта, но с ней ты знакома, — он издевательски поднял правую руку, на указательном и среднем пальцах которой блестела её смазка. — Ты придурок, — хохотнула Лера. Даже если он и врал, то ему стоило поаплодировать стоя. Говорить неправду прямо в лицо и при этом сохранять насколько честный взгляд — это действительно заслуживало оваций. Он провёл ладонями по её талии медленно, словно наслаждался видом девчонки сверху. Титова и такой его взгляд знала, однако раньше не видела тех деталей, которые смогла рассмотреть в эту минуту. Обычно его чуть затуманенные голубые ободки Лера принимала за должное, но, как известно, чтобы что-то оценить по достоинству, это нужно потерять. Она наслаждалась тем, как прерывисто задышал Витя, стянув боксеры и до ужаса медленно опустив девчонку на себя. Чёрт. Титова не помнила, что раньше её возбуждали не столько действия, сколько само ощущение секса. Казалось, он был везде. Начиная от головы, в которой его голубые глаза роем ос кружили в вихре, и заканчивая кончиками пальцев на ногах, подгибающимися против воли. Пчёлкин задевал каждое её нервное окончание разом, насаживая Леру на себя тягуче, а после рвано поднимая наверх. Это был его любимый темп. Тот, на котором она не могла сосредоточиться и позволяла управлять собой. Девчонка не помнила, касался ли Витя её когда-нибудь так, но была уверена, что не касался, потому что… она бы запомнила. Он очерчивал её подбородок подушечками пальцев, смотря Титовой в глаза, и у неё создавалось впечатление, словно Пчёлкин рисовал какую-то карту. Выписывал весь их путь до этой точки, в которой лямка её ночнушки упала с плеча, оголяя грудь. Он смотрел так внимательно, как будто хотел присвоить себе этот её взгляд, в котором «ещё» и «не останавливайся» были написаны сплошными заглавными буквами. Иногда Лере казалось, что Витя мог бы просто запереть её голую в квартире, просто ради возможности разглядывать её тело в любую секунду, и сейчас она практически была уверена в том, что он обязательно прикуёт её к батарее, как только представится возможность. Девчонка скользнула вниз и громко вскрикнула, когда ладонь Вити больно шлёпнула её, оставляя после себя на правой ягодице алеющий след и покалывания, распространившиеся по всему телу от того места, куда пришёлся удар. В этом что-то было. Трахаться спустя такое огромное количество времени, чувствуя себя рядом с Витей, как дома. Странное чувство, да, но Лера не собиралась его анализировать. Точно не сейчас, когда он начал опускать её так же резко, как и возвращать наверх. — Блять, — сквозь зубы пробормотал Пчёлкин. — Как же с тобой охуенно. — Быстрее. Она никогда не повторяла свои приказы во время секса, а это был один из них. Витя выглядел пьяно, трахая её, но его сознание оставалось поразительно трезвым даже в тот момент, когда влажные звуки заглушали громкое тяжёлое дыхание обоих. Эти звуки перекрывали голос, вопящий в голове о всей неправильности происходящего. В тот момент, когда Лера хваталась за его предплечья и подстраивалась под быстрый ритм, всё резко становилось правильным, будто так и должно происходить. Он сильнее сжимал её талию, но девчонка не видела, изменилось ли его лицо так же, как её. Приоткрытый рот, закрытые веки — Титова жмурилась, сходя с ума от жалящих мозжечок ос. Ей хотелось затормозить процесс, остановить мокрые удары тел и невероятно быстро появившуюся пульсацию внизу живота, но вместо этого Лера вскрикнула, полностью потеряв возможность контролировать то малое, что у неё было раньше. Вряд ли она кончала так же быстро, хотя бы раз. В общем-то, Витя сам ни разу не позволял себе кончить всего лишь за десять минут. Перерыв больше, чем в год, оказался предательски классным, закончившись. Перестать трахаться почти на полтора года, чтобы после этого переспать вот так, случайно — разновидность безумия, не иначе, однако Титова искренне считала все их отношения каким-то подвидом отклонений психики, и этот секс подтверждал её теорию. Витя не успел вспотеть, а она не нашла секунды понять, что произошло, и в этом определённо был свой шарм.

***

Лера натурально подорвалась от дьявольского, практически нереального грохота. Она бы подумала, что ей приснилось нечто по-настоящему страшное, если бы рядом с таким же диким взглядом, как у неё самой, не оторвал голову от подушки Витя. Само собой, девчонка понятия не имела, как выглядела в данный момент, но почему-то ей казалось, что она мало отличалась от Пчёлкина, глаза которого метались от лица Титовой к закрытому наглухо окну. Пожалуй, они и перепугались-то так потому, что даже форточка была заперта. Звук рухнувшего города, не меньше, разбудил их, словно Москва обвалилась прямо возле ножки кровати. — Чё за хуйня? — Первым заметив поднимающиеся клубы дыма примерно через квартал, Витя вскочил на ноги и подошёл к подоконнику, всматриваясь вдаль. Впрочем, этого не требовалось. Лера никогда не видела ядерный гриб, к счастью, но если бы ей сейчас сказали, что это оно, девчонка бы поверила, не задавая лишних вопросов. Шум сотен сигнализаций, отдалённые вопли и серое облако над районом — это выглядело как катастрофа. Не меньше. — Боже, это же на Каширке… — Титова прислонила руку ко рту, успокаивая дрожащий подбородок, но лицо плевать хотело на тщетные попытки Леры взять себя в руки. Она своими глазами смотрела на нечто страшное, и незнание, чем являлось то нечто, пугало сильнее. — Там же живут Тома с Валерой. Там жила только Тома. Валера вот уже как почти два года все свои дни проводил в больничной палате, но по обыкновению все говорили, будто на Каширском шоссе проживают оба Филатовых. Это не было попыткой отмахнуться от состояния Фила, просто все привыкли так говорить. Как оказалось, даже кома не способна вытравить какие-то привычки. Наверное, проиграй Валера вместе с врачами битву за жизнь, знакомые и друзья продолжали бы говорить, что на Каширке «живут Тома с Валерой». — Сиди дома, я поеду туда, — буквально на ходу бросил Пчёлкин, хватая с комода брюки, параллельно одной рукой накидывая на себя рубашку. — Нет, я тут одна не останусь. — Титова решительно встала, но её растерянный взгляд вокруг портил такой уверенный тон. Сигнализации не затыкались, а крики людей где-то вдали становились мощнее. Словно те, кто был в эпицентре, начали осознавать произошедшее, и, судя по их надрывным истерическим воплям, ничего хорошего не приключилось. — Ты не знаешь, что там произошло, — едва уловимо за какофонией звуков ответил Витя, чуть подпрыгнув, чтобы застегнуть молнию. — Ты тоже не знаешь! — огрызнулась Лера. — Я не останусь здесь, пока ты поехал неизвестно куда, где что-то произошло. Они переглянулись, подумав об одном и том же. Вся Москва обсуждала взрыв на Гурьянова. Люди обмусоливали эту тему, будто бы обгладывали растушенные свиные рёбра, пока ехали на работу в метро, сидели в душных кабинетах офисов, за ужином на кухне, перед сном в постели. Особенно страшно было как раз за какое-то время до сна. Без малого четыре дня город жил в страхе, что завтра утром они проснутся не от надоедливого будильника, а под завалами своего подъезда. Хуже ощущалась только мысль, что они не проснутся уже никогда, если им не повезёт так же, как тем с улицы Гурьянова. Город погрузился в волнительный ужас. Да что там город? Вся страна сотрясалась от одной мысли о повторении той страшной трагедии. Новое слово, ставшее синонимом смерти — гексоген, которое передавали по новостям без каких-либо объяснений, промелькнуло в голове Титовой. По расширенным в испуге глазам Пчёлкина она поняла: они оба догадываются, что там произошло. — Не взорвали бы так быстро, — со странной надежной произнёс Витя. Лера видела, как он сказал это и не поверил сам себе. — Поехали, пожалуйста, — зубы клацнули на последней гласной. Им тоже было страшно. Они ведь тоже жили в Москве. Все эти четыре дня девчонка убеждала себя, что с её домом ничего подобного не произойдёт. Охраняемая территория, пускай охранник на воротах и считал своей прямой обязанностью поспать подольше, а не открыть ворота. Консьержки в каждом подъезде. Дом, в котором жила Титова, не был типовой панелькой, складывающей этажи, словно фишки домино, однако от этих доводов пружина страха внутри Леры не распрямлялась. Теперь же она затянулась с новой силой, скручивая желудок и запихивая тот прямо в горло. — Одевайся, а я пока машину прогрею, — проходя мимо к двери, Пчёлкин бегло поцеловал её в лоб. Как будто ему нужно было почувствовать под губами кожу Титовой и убедиться, что она рядом с ним и с ней всё в порядке. Лера бездумным, стеклянным взглядом шерстила комнату, понимая, что ей стоило бы одеться, но мозг словно стал разжиженным и отказывался хотя бы пытаться работать. Девчонка случайно заметила брошенный на спинку стула свитер, пропустив валяющиеся на сидушке скомканные джинсы, и натянула слегка колющуюся кофту прямо поверх сорочки. Обычно она сразу расчёсывала плечо — оно острее всего реагировало на вязку, но сейчас кожа будто бы онемела. Титова не испытывала ничего, кроме этого страха, сжимающего желудок и испепеляющего всё внутри. Она в беспамятстве втиснулась в ботинки, закуталась в пальто и вышла из подъезда. Рассвет не спешил подниматься над городом, солнце еле выглядывало, но за плотной завесой тумана у него не оставалось шанса подарить Москве красоту первых лучей. Отчётливый запах гари подмешивался к выхлопным газам «Мерса», продолжающим верещать сигнализациям и сиренам скорой помощи. Это всё стало куда более реальным тут, на улице, а потому у Леры не оставалось шанса притвориться, будто ей просто приснился взрыв. Часы на магнитоле в машине Вити показывали пятнадцать минут шестого. Через сорок пять начнётся утренний выпуск новостей по радио, и девчонка с содроганием представляла себе, как спешащие на работу люди с другого конца столицы услышал, что произошло в пять утра на Каширском шоссе. Наверное, многих из них пробьёт холодный пот, такой же, который стекал по спине Титовой и впитывался в свитер. Лера не рыдала, не подгоняла молчащего весь недолгий путь парня, не заходилась в истерике. Словно все последние четыре дня организм только и делал, что ждал чего-то подобного, в тайне надеясь больше никогда не слышать «гексоген» в настоящем времени. Титовой бы очень хотелось притвориться, будто девятого сентября произошла нелепая случайность, действительно взорвался газ в одной из квартир, как это говорили по телевизору в первые часы, но пронёсшаяся мимо карета скорой не давала закрывать глаза и отгораживаться от происходящего. — Твою мать, — всё, на что хватило Пчёлкина, резко затормозившего напротив того, что некогда было домом. Позже Лера узнает: на Гурьянова уцелели другие подъезды, потому как дом был «панелькой» и это спасло жизни остальных жителей. На Каширке же, к сожалению, дом был построен из кирпича. Такие всегда считались лучше, надёжнее, если угодно. Люди, живущие в подобных домах, фыркали на «пенопластовые» здания, как называли панельные, и не понимали, как можно жить в условиях, когда соседям слышен каждый чих. Дом номер шесть по Каширскому шоссе рухнул полностью как раз потому, что был такой «надёжный». — Сиди в машине, — крикнул Пчёлкин, выскакивая туда, где не было ничего. Толпа людей, жителей соседних домов оттесняли за стихийно созданное ограждение пожарные, и дымящиеся руины. Конечно, Титова его не послушала, вылетев из авто следом. Чего ещё от неё можно было ожидать? Может быть, если бы Витя обернулся проверить, выполнила ли она его приказ, случился бы скандал, но парень уже летел вперёд. Туда, где сотрудники МЧС осматривали завалы, наверное, надеясь спасти хотя бы кого-то. Лера посмотрела себе за спину и что-то в ней оборвалось, часть той пружины просто лопнула, потому что у девчонки резко перехватило дыхание. В старых «Жигулях» раскрошилось стекло, а внутри лежал комнатный радиатор. Титова водила руками по лицу, отрицательно мотала головой и хотела заплакать, но вся влага ринулась выливаться через пот. Этого просто не могло быть. Лера старательно придумывала, как батарея могла попасть внутрь авто, припаркованного достаточно далеко от дома, теперь ставшего обломками, и у неё не получалось. Так просто не бывает. Ещё несколько таких же многоэтажек, как та, из-под которой не доносилось ни одного звука, стояло рядом. Они были типовыми, настолько одинаковыми, что попади сюда вдрызг пьяным, человек попросту не разберётся, в какой дом ему идти. Титовой на секунду показалось, что эти дома — лучшее олицетворение Филатовых. Простые, как три рубля, без прикрас, очень понятные. В этом был весь Валера: имея огромные деньги, вырученные за годы бизнеса, обзавестись квартиркой не в помпезном жилом комплексе на Патриарших, к примеру, или элитном коттедже за чертой города, а жить тут, как обычный среднестатистический москвич. Пожалуй, впервые Лера обрадовалась местонахождению Фила за все два года со дня той аварии. — Мамочка, пожалуйста, — детский плач прорезал вакуумный шум в ушах Титовой. — Иди домой, я сказала! — рявкнула какая-то женщина, с силой развернув девчушку лет восьми, и побежала туда же, где разговаривал с МЧСником Пчёлкин. Произошедшее касалось каждого без исключения. И Леру, во все глаза осматривающую всхлипывающего ребёнка, который никогда в своей жизни не должен был видеть ничего подобного, и саму девочку. Она тряслась не то от страха, потому что стоять возле катастрофы — это по-настоящему дико, не то от холода. На ребёнке были хлопковые трусики, майка и дурацкие резиновые сапоги на несколько размеров больше. Скорее всего, она стащила их у мамы, побежав следом. — Мамочка! — крикнула девочка, дёрнувшись вслед за родительницей, но рука Титовой быстро остановила её. Ребёнок поднял вверх глаза, пытаясь найти то, что обычно дети ищут в лицах взрослых — обещание, уверенность, успокоение, и ничего там не обнаружила. Лера сама резко стала одной из тех, кому нужно было заметить нечто похожее. — Ты же замёрзнешь, — ласково сказала Титова, стащила с себя пальто и накинула на плечи трепыхающейся девочки. — Давай, закутывайся. Заболеть хочешь? — Взорвали, да? — Лера едва не отскочила от ребёнка, спрашивающего такой взрослый вопрос с обречённостью. — Я… я не знаю, что там произошло, — заикаясь, ответила Титова. Она не смотрела девочке в глаза, не желая врать ей прямо. Это было так больно. Лера видела в глазах маленькой девочки такое количество страха, словно ребёнок мог понять всю степень серьёзности происходящего. Это ощущалось практически предательством жизни конкретно к этому ребёнку. — Простите, — женщина, подбежавшая сбоку, немного грубо отодвинула Титову в сторону и присела на корточки рядом с девочкой. — Ириша, пожалуйста, иди домой. — Я боюсь, — она смогла бы сказать это более твёрдо, если бы не слёзы, омывающие лицо и текущие со щёк к шее. — Можно я с тобой тут постою? — Что это на тебе? — Мама девочки обернулась к Лере и стало понятно, кто дал дочери пальто. Низ сорочки облеплял ноги из-за ветра, а свитер немного надувался, будто воздушный шарик. — Снимай, давай, отдай тёте. — Нет, ей нужнее, — отмахнулась девчонка. Титова закашлялась, чувствуя гарь, заполнившую лёгкие. Скорые прибывали одна за другой, люди выходили из соседних домов, чтобы в ужасе закричать и броситься к пожарным помогать. Лера шла спиной вперёд к машине, удерживая на себе взгляд девочки. Ей так хотелось подарить вместе с пальто этому ребёнку какую-то надежду, что зло — не всеобъемлющее, что оно не пропитало каждого человека. Титова хотела верить, что эта маленькая девочка однажды вырастет в сильную женщину, навсегда сохранив себе кашемировый презент как напоминание о добре. Лера сидела в машине, опустив вниз голову и заткнув уши руками, по меньшей мере час. Девчонка то и дело вздрагивала, слыша очередной надрывный крик женщин там, возле руин, но голову ни разу не подняла. Ей было достаточно того, что она уже увидела, и эти картинки, Титова была уверена, никогда не исчезнут из памяти. Они будут возвращаться вместе со всепоглощающим страхом, хлопком и запахом гари. — Где твоё пальто? — устало спросил Витя, вернувшись в машину. Лера продолжала гипнотизировать узор на резиновом коврике, боясь заметить на лице парня безысходность. Ей казалось, за проведённое там время в чертах Пчёлкина отпечатались имена всех погибших. — Отдала маленькой девочке, она выскочила вслед за мамой, — практически беззвучно ответила Титова. — В каком доме живут Тома с Валерой? — В десятом, а это шестой. — Лера облегчённо выдохнула. Это новость не была радостной, точно не после увиденного, но она хотя бы не звучала как новый виток пиздеца. — Я позвонил Тамаре на мобилу — она в больнице у Фила. — Выжившие есть? — дурацкий вопрос сам сорвался с языка. Девчонка прекрасно понимала, что Витя не даст ей утвердительный ответ. — Пока никого. Пчёлкин завёл машину и не стал прогревать ту, а сразу выкрутил руль, отъезжая. Титова же не поднимала голову. Она упёрлась лбом в бардачок и думала о том, сколько историй остались там, между кирпичами и битыми сервизами. Там ведь жили люди. Ссорились, мирились, влюблялись, праздновали дни рождения и свадьбы, а теперь каждая слеза или улыбка скрывались под обломками их «надёжного» дома. Лера не хотела думать о том, что ещё пару часов назад они мирно спали в своих постелях, с недовольством предвкушая звон будильника. Она хотела, чтобы это всё оказалось её собственным страшным сном.

***

Титова стояла в окружении полутора десятков мужчин. По меньшей мере половине из них галстуки не шли так же, как крокодилу не идёт балетная пачка. Бедный Шмидт едва не синел, стоически выдерживая необходимость сегодня обвязать удавку и стоять рядом с федералами в штатском. Лера понятия не имела, из какой конторы прикатили те очаровательные мордовороты, но, как сказал Шмидт: «От них контрой за версту несёт». Ради справедливости стоит отметить, что девчонка никакого специфического душка не чувствовала. Две делегации предвыборных штабов заняли всю радиорубку, отделённую от основной комнаты, в которой с минуты на минуту должны были начаться дебаты, затемнённым стеклом. Оно напоминало то, через которое агенты ФБР смотрели на подозреваемых в тех сериалах, которые Титова взахлёб смотрела поздними вечерами в Нью-Йорке. Разве что сейчас язык не леденел от шоколадного мороженого, а живот не издавал урчания после слишком большого количества содовой. От тех захватывающих телевизионных расследований осталось только это стекло. Через него Лера увлечённо рассматривала мужчину, которого раньше видеть ей не приходилось ни разу. Такого она бы запомнила. Девчонка понятия не имела, что из себя представлял этот человек с залысинами, озлобленным взглядом и механической рукой. Пожалуй, эти три отличительные черты — первое, на что обратила внимание Титова. Нет, Пчёлкин рассказывал ей, кто такой Каверин, но его описание было достаточно скудным, использующим в основной своей массе слова «гнида», «сука» и «мразь». Сказать честно, не лучшая характеристика. — Лер, я не выгляжу как лох? — нагнувшись к уху девчонки, тихо спросил Шмидт. — Нет, ты отлично выглядишь, — Титова хохотнула, не поворачиваясь. Стоило ей увидеть лицо грозного начальника службы безопасности Белова с этим глупым галстуком, из-за которого парень становился похож на плюшевую игрушку, Леру пробивал смех. Девчонка напросилась на эти дебаты в качестве зрителя, пользуясь своим положением и слёзно умоляя Пчёлкина замолвить за неё словечко как-нибудь в разговоре с Беловым. Стоя тогда на кухне и заваривая чай, Титова практически впроброс сказала, мол, ей было бы интересно посмотреть на всё самолично, и она была бы несказанно счастлива, окажись Витя тем человеком, который мог повлиять на решение Саши, кого брать с собой. Как и всегда, когда Пчёлкину ничего не стоило исполнить желание Леры, он намеренно принял вид идиота, не понимающего, чего этой взбалмошной девчонке надо. Тогда она воспользовалась второй тактикой — угрозами. Стала говорить, что узнает, где будут проходить те дебаты, и ворвётся прямо посреди прямого эфира. Голой. Естественно, у Вити эти пугающие картинки, как Титову крутят возле телецентра Останкино и отвозят в дурдом, не вызвали ничего, кроме громкого смеха. В отместку Лера специально сделала целый чайник чёрного цейлонского с лимоном. Нарочно. Чтобы показать, до какой степени её бесила вся эта ситуация. Последний приём, между прочим грязный и бесчеловечный, как называл его Пчёлкин, она решилась пустить в ход последним. Сев напротив парня, Лера тяжело вздохнула, а потом зарыдала белугой, то и дело захлёбываясь собственным рёвом. Это была война, а потому любой способ достижения цели девчонка считала гуманным. Тем более тот, который сработал безотказно. Витя позвонил Саше, пока раскрасневшаяся Титова умывалась холодной водой из-под крана и тихонько посмеивалась. — … сегодня у нас в гостях кандидаты в депутаты Государственной думы: Владимир Каверин и Александр Белов, — с чётко поставленной дикцией проговорил ведущий дебатов. Лера подобралась, распрямила плечи и осторожно выдохнула через рот. Она ощущала себя крайне некомфортно, упираясь плечом в грудь Шмидта, который дышал через раз, судя по редким движениям его грудной клетки. Девчонка только лишь надеялась, что он доживёт до конца и не упадёт замертво от удушья. Титова старалась не закатывать глаза, слушая привет семье, передаваемый Беловым. Это звучало даже трогательно, если бы каждое слово не было написано имиджмейкерами и не перепроверено около пяти раз. Один из них происходил на глазах Леры, а потому веры в искренний порыв светлых чувств Саши девчонка не испытывала. Боже, да он даже лицо делал такое же, как ему сказали! — Вот вы пропагандируете идеи социального равенства и справедливости, — начал Каверин после предоставления ему слова ведущим. — Скажите, как же в таком случае это согласуется с вашей, так называемой, коммерческой деятельностью? — Интересный вопрос, — не без иронии принялся отвечать Белов, пока Титова рассчитывала выдержать скучнейшие дебаты до конца. Судя по первому вопросу, ничего захватывающего ожидать не стоило. Все без исключения в штабе Саши прекрасно понимали: это та точка, в которую будут бить непременно. Его «коммерческая деятельность» виделась оппоненту, наверное, ахиллесовой пятой Белова, однако кое-что его имиджмейкеры понимали в своей работе. Насколько помнила Лера, бизнес Саши и фонд стали первой стороной его жизни, на которую два абсолютно идентичных друг другу по внешнему виду и по голосу парня обратили пристальное внимание. Все схемы, отмывание денег, подмятые под себя бизнесы — всё это с недавних пор не имело к Саше совершенно никакого отношения. Замазаны остались Витя и Кос. Официально Александр Николаевич, примерный семьянин и меценат, владел только фондом «Реставрация» и все его мысли занимало, какую церковь привести в божеский вид. В прямом и переносном смысле. Само собой, в ответе на «провокационный» вопрос Каверина, Белов не забыл упомянуть как раз об этом. — У меня будет личный вопрос, — Саша отхлебнул воды, и Лере показалось, что в удручающем своей скукотой водевиле забрызжала искорка чего-то интересного. — Скажите, пожалуйста, по какой причине вы покинули службу в органах? Девчонка разочарованно вздохнула. Опять. Она слышала о Каверине и том, что он был «оборотнем в погонах» почти так же часто, как обсуждалась схема переводов активов с Саши на Витю. А они говорили про это минимум один раз в день. Словно без этого ритуала работа в офисе не могла начаться. Титова скрестила руки на груди, и, если бы она сидела, демонстративно подпёрла бы подбородок. Теперь она жалела, что не осталась смотреть дебаты в офисе с Пчёлкиным и Холмогоровым. Там хотя бы наливали. Белов и Каверин практически плевались друг в друга, перекрикивали, но в рамках приличия, ведущий прерывал оппонентов, а Лера зевнула, потрясла головой и на этом всё. Знала бы, что так обернётся её желание поприсутствовать, не стала бы почём зря лить слёзы перед Витей. Такую карту стоило разыгрывать на нечто действительно стоящее, но девчонка просчиталась. Впрочем, она прекрасно знала, зачем приехала сюда сегодня и дело было вовсе не в словесной перепалке. — Максим, скажите, — обратился к ведущему Каверин, — могу я в качестве следующего своего вопроса продемонстрировать некую видеоплёнку? Надеюсь, которая рассеет все сомнения и иллюзии по поводу личности моего визави? Глаза Леры вспыхнули, а зевок, который уже подходил к горлу, растворился прямо в гортани и стёк вниз по трахее. Это оно. То, ради чего девчонка лила слёзы на своей кухне. Она хотела увидеть, сработает ли её личный план вживую. Когда Белов собрал в офисе Пчёлкина и Холмогорова, Титова припёрлась вместе с парнями. Вместе с ними же она смотрела оперативную запись с рынка, с разборки машины, кадры, снятые возле «Авроры», куда Витя приехал с коробкой из-под «Ксерокса». Его вид был настолько абсурдным, что становился гениальным. Антон, специалист по связи, занимающийся технической частью кампании, сказал, что в теории запись можно будет изменить, подключив другой кабель к передатчику. Лера не смыслила совершенно ничего в его долгой и, надо сказать, занудной речи. Она встрепенулась только тогда, когда Антон предложил придумать, что можно пустить вместо записи федералов. То, что они пустят это в эфир во время дебатов, ни у кого сомнений не вызывало. Вот в тот момент Титова и вспомнила, как когда-то сравнила Белова, приехав к нему в офис на встречу, с Корлеоне. Парни громко смеялись, Саша даже важно пожал Лере руку, поблагодарив за столь высокую оценку, но после они пришли к выводу, что лучшего варианта иронии не найти. Каверин же хотел показать Белова как главу буквально мафиозного клана? Что ж, бригада была готова поставить оригинал, а не жалкую пародию. — Друзья мои, — самодовольную улыбку вошедшего в радиорубку мужчины хотелось рассматривать, чтобы не упустить секунду, в которую она смажется и исказится недоумением, — Хиросима. Он ударил пальцами по кассете VHS, зажатой в его руке, и Лера прыснула в кулак. Если бы только этот мужик знал, насколько близко были его слова к правде. Девчонка быстро метнулась взглядом к Белову. Тот нервничал, это читалось по его закусанным губам. Титова считала про себя до пяти, между каждым счётом проговаривая «и раз», пока шла заставка центральной избирательной комиссии. Видеомагнитофон проглотил кассету, а Титова сглотнула слюну. Антон не имел права облажаться. Они все не имели ни малейшего права спустить такой восхитительный план в унитаз. Нестареющая чёрно-белая классика отдавала синевой на экране. Лера громко рассмеялась в унисон с тем мужиком, который совсем недавно бил по плёнке пальцами, а теперь верещал, будто ему вырезали органы без анестезии. Девчонка запрокидывала голову, хохоча, и выглядела, наверное, как истеричка, но её заботило лишь одно: она таки пропустила изменения эмоций на лице федерала. Жаль. Титова была готова провернуть этот фокус ещё раз, лишь бы рассмотреть исчезнувшую улыбочку. Её смех подхватили Шмидт, Антон, да и все остальные, стоящие на стороне Белова. Их личный триумф транслировался в прайм-тайм по центральному телевидению, показывая жителям страны, во что может превратиться серьёзная предвыборная борьба, если в ней схлестнутся бандит и бывший мент. В фарс. Обычно после подобного шла трагедия, но о ней все предпочитали забывать. — Я пойду покурю, — шепнула на ухо хохочущему Шмидту Лера, продолжая отсмеиваться. Она знала речь, вдохновенную и обещающую светлое будущее, которую Саша должен был сказать после их небольшой шалости в прямом эфире, однако эта часть дебатов девчонку не заботила совершенно. Она смогла вдохнуть полной грудью, а после опустошить лёгкие, выйдя на чуть морозный воздух, который дарила закончившаяся несколько дней назад осень. Титова облизала пересохшие губы, предчувствуя, как сейчас выкурит сигаретку и её полностью отпустит. Гонка Белова и Каверина на пути к депутатскому креслу втянула в себя слишком много людей, захватив заодно Леру, наплевав на то, что девчонке не было никакого дела до политики. Вся её жизнь с самого рождения крутилась вокруг партий и переделов власти. Ей просто хотелось забыть, кем она являлась и в каких кругах вращалась, но люди вокруг создавали воронку, водоворот, и у Титовой не оставалось шанса выбраться. В кармане пальто раздалась трель, вибрирующая в бедро Лере. Она вытащила мобильный, на автомате взглянув на экран, где мигала надпись «Витя Пчёлкин». Девчонка могла не смотреть. Ей больше никто не звонил. — Алло? — Титова зажала трубку между ухом и плечом, вытаскивая из второго кармана пачку сигарет с зажигалкой. — Ну что, тебя можно поздравить? — Сглотнув коньяка, Пчёлкин слегка закашлялся. Удивительно, но за все эти годы алкоголь периодически умудрялся попасть не в то горло. — Сработал твой фокус. — А ты во мне сомневался? — Она с гордостью затянулась сигаретой. Так, как это могла сделать только Лера. Стоя на крыльце Останкино в мини-юбке, свитере и пальто, оставляя позади себя сорванный план сотрудников федеральной службы безопасности. Только Титовой могло это казаться забавным приключением. К двадцати трём годам, которые должны были открыть дверь в её жизнь завтра, она так и не поняла, что иногда соперники проигрывают небольшой бой, чтобы выиграть всю войну целиком. А основная битва, по этому поводу никаких сомнений Лера не питала, была назначена на девятнадцатое декабря.