Малолетка

— Ты не можешь просто делать вид, что этого не было, — практически нечленораздельно произнёс он. Пчёлкин уже четвёртый раз встряхнул ладонью, в пальцах которой зажимал поганую зажигалку, отказывающуюся работать. Сигарета слегка намокла под его губами. Он злился, нервничал и хотел придушить смотрящую в окно Титову половину взмахов рукой. Вторую половину он хотел её застрелить. — Да что ты? — Ухмылка была настолько издевательской, что он увидел её аж с затылка. — На что поспорим? Предлагаю на женитьбу. Ты же у нас любишь использовать брак как ставку. — Сука, не выводи меня, — прошипел Витя, встряхнул ладонью, прокрутил колёсико и ничего не случилось. Он отшвырнул зажигалку куда-то в смятое одеяло. — Дай спички! — Сам возьми, — не поворачиваясь, рявкнула Лера. Девчонка слышала, что он выругался себе под нос, но предпочла проигнорировать. Ровно так же, как она сделала вид, будто не заметила толчок в плечо, когда Пчёлкин нагнулся и подхватил на подоконнике прямо перед её лицом коробок. Ей было чертовски сложно сохранять беспристрастную маску на лице, учитывая все вводные, но она прекрасно осознавала: если сейчас отреагировать на его провокации, наступит Армагеддон. Титова терпеть не могла звук поджигающейся спички, когда головка чиркает по красному фосфору. Это напоминало те минуты, когда учительница геометрии чертила на зелёной доске скрипучим мелом очередную фигуру, рисовала в двух из трёх углов знаки вопроса и вызывала Леру к доске. Следом всегда шла двойка ручкой в дневник и карандашом в журнал. Буквально на следующем уроке «лебедь», нарисованный серым грифелем, превращался в ярко-синий. А ещё она терпеть не могла то, что они ругались стабильно раз в два дня. Ей казалось, он перестал приезжать ежедневно по той причине, что без выходного от ссор их нервы закончились бы к концу первой недели, а так они оба умудрились протянуть аж два месяца. Это был успех. Сегодня и Лера, и Витя справились с просмотром фильма практически до середины, не послав друг друга никуда ни разу. — Я просила не курить в постели, — безынициативно напомнила девчонка. Она не хотела звучать с претензией, но эти два месяца почти любое её слово звучало именно так. — Я просил не ебать мне мозг и не поднимать эту тему, — парировал Пчёлкин. Она закатила глаза, цокнула языком и выдохнула. Её пожелания относительно их отношений были куда более гуманными, чем его. Титова просила элементарного, а парень требовал невозможного. — Мне это надоело, Вить. — Лера собралась с силами и повернулась к нему лицом. Она предпочитала каждый раз говорить, что называется, с глазу на глаз. Чтобы он увидел, насколько сильно для девчонки важно то, что она пыталась донести. — Опять двадцать пять, — Витя устало выдохнул сигаретный дым, по правде говоря, притворяясь утомившимся. О, он только начал заводиться, и Титова хорошо это знала. Ему бесконечно сложно стало вводить её в заблуждение. Она буквально научилась в нём существовать ежесекундно. — Я тебе уже говорил, что не могу развестись, но ты продолжа… — Меня это достало! — заверещала Лера, перебивая, но вместо этого их голоса стали смешиваться, как джин-тоник. — Ты не можешь или не хочешь? Потому что… — … и мы обсуждали это раз сто с тобой… — … у тебя всегда какие-то отговорки! Ты постоянно… — … заебало! — Пчёлкин поднялся, рывком открыл форточку и отправил туда окурок. — Поняла? Меня это уже самого… — Если бы тебя это заебало, ты бы развёлся! — девчонка продолжала орать, следя за тем, как Пчёлкин подошёл к кровати, словно раздумывал, садиться или нет, но остался стоять у подножья. Теперь Титова оказалась снизу. Обычно ей это нравилось, но конкретно сейчас — нет. Пришлось подскочить на ноги, откинуть волосы за плечо и попытаться не зареветь хотя бы до конца этой части ссоры. — Блять, с тобой невозможно разговаривать! — Он качнул головой, посмотрев на Леру, и развернулся, твёрдым шагом идя в коридор. На ходу Витя поднял с пола чуть смятые брюки вместе с рубашкой. Естественно, он слышал, как Титова отправилась следом. Её истеричный бег трудно было пропустить мимо ушей. — Вали! Давай, сваливай, правильно! — кидалась словесными дротиками в спину парня Лера. — Это же твой любимый способ решать все вопросы! — Да тут нечего решать! — заорал Витя, резко развернувшись к ней. — Я не разведусь и точка! Она замерла на месте, буравя взглядом то, как вздымалась его грудь и раздувались ноздри в гневе. Девчонка знала, что он не разведётся. И даже причина была ей известна, Витя никогда не утаивал истинные мотивы их с Катей брака. Но почему-то от знания того факта, что именно сейчас нельзя потерять фабрику, легче не становилось ни на секунду. Титова старалась рационализировать всё, упорядочить и каждый раз натыкалась на бетонную стену своих собственных обид. Порой ей казалось, что его отказ от развода — просто предлог, чтобы не быть с Лерой. Пожалуй, ей бы стало легче, если бы он сказал, что не хочет подавать заявление о расторжении брака, потому что девчонка совершенно не умела готовить и была не способна содержать быт. Так хотя бы у неё появлялась возможность исправить всё своими руками, а в этой ситуации Титовой оставалось лишь, смиряясь, соглашаться с доводами про «завязанный на четверых бизнес». Витя не мог поставить друзей ниже женщины и лишить бригаду хлебной кормушки. Бизнес и личное — раздельно. Даже если этот бизнес начисто рушил всё, что касалось личного. Но почему-то ей казалось, что дело было в чём-то ещё. В какой-то незначительной детали, настолько крошечной, что она ускользала из вида, прячась за более весомыми. Иногда Лера думала, что нащупала её, задав очередной вопрос, почему Витя с ней и не услышав ответа. Он всегда молчал, загадочно улыбаясь и пожимая плечами. В такие моменты девчонка испытывала удовлетворение, как наркоман, всадивший в себя чересчур большую дозу за мгновение до передоза. Когда Пчёлкин так и оставался улыбчивым и молчаливым, Титова умирала. После он её целовал, она оживала и всё по-новой. — Ты прекрасно знаешь, почему, — почти что по слогам произнёс Витя, стоя в полуметре от Леры и успокаиваясь. Он ненавидел уходить сразу после ссоры, но каждый раз хлопал дверью в унисон её крикам. — Дело не в моей… как ты сказала? Безумной любви к Кате? — Бесконечной, — девчонка поправила его на автомате, будто искажение слов несло в себе гигантскую смысловую нагрузку. — Точно, бесконечной! — усмехнулся Пчёлкин. — Ты хотя бы раз видела, чтобы я её целовал за последние пару лет, м? Или чтобы смотрел так же, как на тебя? Давай, Титова, хоть один момент вспомни. — Если ты не делаешь этого на людях… — она оправдывалась, прекрасно понимая, что Витя загнал аргументами в такой узкий угол, градус которого ей никогда не удавалось высчитать на геометрии. — Хуйня! — оборвал парень Леру на полуслове. — Ты знаешь, что я её не люблю, но тебе удобно приплетать это каждый раз, потому что так легче притворяться идиоткой. У них не было ни единого разговора, расставляющего акценты в нужных местах. Статус их отношений до сих пор оставался подвешенным, словно пиньята, набитая взаимными обвинениями. С каждой подобной этой ссоре удары битой становились всё отчётливее и сильнее. — Мне сложно в это верить, когда ты вечером торопишься уехать домой, — честность её признаний едва ли возможно было переоценить. Девчонка до сих пор так ни разу и не сказала Вите, что подушка за все последние годы их непонятных отношений научилась ловить рёв просто великолепно. — Я уезжаю почти ночью. — Пчёлкин сделал шаг вперёд, но рубашку с брюками не вышвырнул. Будто бы оставлял себе немного той уверенности, с которой подхватывал вещи с пола. — И ты лучше меня знаешь, почему. Если Катя узнает, где я конкретно и с кем — рухнет всё. И я сейчас даже не о бизнесе, — за секунду предугадав ход её мыслей по приоткрывшемуся рту, уточнил Витя. — Ваши с Катей отношения будут первым, что пойдёт по пизде. — Ой, только не надо делать вид, что ты жертвуешь собой ради меня, — она вновь закатила глаза и покачала головой, неуверенно улыбаясь. — Хорошо, давай поставим вопрос по-другому. Ты готова навсегда лишиться сестры, твоей единственной семьи, ради отношений со мной? Готова, что Катя тебя возненавидит до конца жизни? М? Лера посмотрела в пол, закусив нижнюю губу. Она размышляла над этим в перерывах между всхлипами, остаточно слыша хлопок входной двери, когда Витя уезжал домой. И каждый раз девчонка боялась дать честный ответ, потому что он шёл вразрез с её желаниями. — Чё ты молчишь, Титова? Ты же постоянно от меня требуешь ответа на подобное, так давай, сама хоть раз его дай, — Пчёлкин говорил так хлёстко, что Титовой казалось, на её щеках должны остаться оттиски его ладоней. Во всяком случае, левая щека начала зудеть, и Лера ногтями соскребла с неё всю тяжесть его вопроса. — Я не хочу об этом говорить, — сквозь сжатые зубы выдавила девчонка. — Да что ты? Нет уж, мы будем об этом говорить! Ей свело скулы, будто даже они понимали степень серьёзности разговора и того, к чему он вёл. Витя сумел разгрести сотни претензий Леры, отбросить их в стороны и поставить свою, зато какую. Он подошёл вплотную, по пути кинув вещи на пол, взял её лицо в ладони и поднял, принуждая смотреть прямо в глаза. — Вот и я точно так же не хочу отвечать, когда ты начинаешь истерить, — аккуратно, словно вшивая смысл слов в извилины девчонки, говорил Пчёлкин. — То, что между нами не стоит постоянных криков и слёз. Такой его тон — успокаивающий, вразумительный, неправдоподобно спокойный всегда ощущался как сонный паралич. Титовой казалось, что парень напротив становился самым большим её кошмаром наяву и никуда не исчезал. Она боялась Витю настолько, что губы предательски задрожали. Обычно он говорил этим тоном перед тем, как сказать, что ему уже пора ехать. — Останься… — зашептала Лера дрожащими губами. — Не на ночь, хотя бы… хотя бы на час ещё. — Тш-ш, успокойся, — Пчёлкин прижал её к себе, схватив в охапку, как если бы ему вдруг захотелось спасти девчонку от всего мира, закрыв собой. — Я с тобой, рядом, никуда не уезжаю. Титова жалась к нему так, словно до отчаяния ей оставалась пара вздохов. Сказать по правде, отчаяние уже пришло. Оно сгибало её пальцы на плечах парня и заставляло притягивать его чуть вниз, чтобы губам было легче оставлять поцелуи на шее. Витя прекрасно знал, почему она начала целоваться. Секс был одним из оружий Леры, и она не боялась замарать руки, играя грязно. — Лер, — почти отрезвляюще произнёс парень, зарываясь пятернёй в её волосы на затылке. Даже если бы он начал сейчас приказывать ей остановиться, при этом прижимая к себе вот так, она бы знала, что его слова — не больше, чем слабая попытка сделать хоть что-то между ними правильно. Хотя бы не трахаться с расчётом зализать раны после ссоры. Буквально выражаясь. — Я хочу тебя, — целуя выемку на шее, пробормотала Титова. Пчёлкин смотрел взглядом полуприкрытых глаз на часы перед ним, отмечая, что он мог выкроить ещё около сорока минут. Вряд ли Лера затылком знала, сколько времени, когда он обещал ей час. — Пожалуйста, Вить, поцелуй меня. Этот поцелуй был о чём-то. Он однозначно был о чём-то, потому что не мог быть пустым. Возможно, о его усталости от непрекращающихся ссор с той, которая умела не ругаться перед сексом. Возможно, о её ненависти к происходящему, потому что, видел Бог, она всей душой ненавидела их крики в слишком большой для этого квартире. На самом же деле, этот поцелуй был о необходимости стереть два месяца из этой минуты. Лера расцепила поцелуй и опустилась ниже, захватывая губами тот участок шеи, где пульсировала вена. Кровь билась в ней так же сильно, как девчонка врезалась лопатками в стену. Титова зарывалась одной рукой в волосы Пчёлкина, второй стаскивая с него боксеры. Ей нужно было почувствовать, о чём конкретно будет их секс, чтобы понять, что делать дальше. — Ты дрожишь, — сбивчиво прошептал Витя. И Лера действительно тряслась под его пальцами на талии, проводила языком по той злосчастной вене и тихо постанывала, думая, что бы он сделал, оставь она засос на шее. — Хочу тебя, — девчонка обожгла дыханием его кожу. Это не происходило как будто два любящих друг друга человека в минуте от рассказа телами о своих чувствах, нет. Со стороны они напоминали наркоманов под кайфом, потому что глаза обоих, если бы были открыты, испепеляли бешенством. Пчёлкин ударил кулаком в стену, чуть стесав кожу на костяшках, притянул Титову ещё ближе и по памяти повёл обратно в постель. Именно туда он бы мог привести её когда угодно и при любых обстоятельствах, ведь именно хрустящему белью удавалось заглушить ревность Леры, вытягивая стон. Небольшой красный отпечаток на его шее буквально схватил девчонку за склеру и заставил смотреть на себя, разглядывать, как блики от лампы в комнате преломлялись на пороге в коридор и делали засос ещё более пошлым. Что ж, очевидно, Титовой удастся узнать, как он отреагировал бы, если бы она оставила свою отметину. — Ты же знаешь, что я всё ещё злюсь? — Лера усмехнулась и вошла в комнату, туда, куда он её подтолкнул. Она просто обожала доводить Витю до состояния потребности в себе, в своём теле и запахе, а потом исчезать. Как правило, он умудрялся находить девчонку секунды за три. — А ты знаешь, что это взаимно? — Она понятия не имела, сколько между ними шагов, когда подошла к кровати, но, наверное, там было около двух, потому что… — Чёрт, — почти болезненно пропищала Титова. Одной рукой Пчёлкин обхватил её за талию и натурально вдавил лопатками в свою грудь, в то время как вторая с силой держала подбородок, заставляя смотреть в потолок. — Ты просто пиздец какая истеричка и сука, — он шептал, касаясь губами мочки, и ничего так не выдавало возбуждение вперемешку со злостью, бурлящие в парне, как обилие мата в одном предложении. — И если бы я мог, я бы тебя ёбнул после первого же скандала. — Так… в чём… проблема… — Лера говорила отрывисто, хотя Витя не перекрывал ей кислород. Технически. Он продолжал крепко сжимать подбородок, и не было абсолютно никакого давления на горло, вот разве что… Его ладонь опустилась по животу вниз, средний палец собрал смазку, прошёлся по клитору, делая ноги девчонки больше похожими по ощущениям на подтаявшее желе, и вошёл внутрь. — Слишком нравятся суки, — ответил Пчёлкин с насмешкой. В этом признании было больше искренности, чем Титова могла себе представить. Это был типаж Вити, если угодно, — суки с отвратительным, непредсказуемым характером, существование рядом с которыми напоминало русскую рулетку. И он был готов обменять тихую гавань семейной жизни на пулю в висок, когда барабан крутанётся неудачно. Ему хватило одного движения, чтобы развернуть Леру и притянуть к себе за шею. При учёте натурально шатающийся ног она почти не была способна стоять, а потому потянула его за плечи на кровать. Под кайфом хочется заземлиться. Она планировала провернуть нечто подобное. Девчонка планировала узнать, о чём будет их секс, и он был об этом: о сразу же закинутых ногах на его плечи, которые всегда забивались через какое-то непродолжительное время, но Титова не обращала внимания. О том, что нежность в движениях испарялась так начисто, словно никогда и не существовала между ними, поглощаясь злостью. Красные следы его пальцев на её талии, когда Витя дёрнул Леру на себя, однозначно не вопили о ласке. Их секс был о возможности подстрекать друг друга, припоминать все существующие проблемы. Она смотрела на его лицо, проводила линию взглядом от лба до выемки на подбородке, стараясь сосредоточиться на чём-то кроме ощущения, как головка распространяла смазку по клитору. Потому что обычно после она не могла сосредоточиться совершенно ни на чём. И у неё было букваль… Пчёлкин вошёл резко, наверное, специально, но Титова хорошо знала, что медленно он терпеть не мог. Она выгнулась в спине, вжимаясь в ещё чуть влажный после первого раза пододеяльники, и однозначно чувствовала впивающуюся куда-то в лопатки зажигалку. Боже, какое счастье, что та не работала, иначе Лера сгорела бы не только фигурально, но и вполне реально. Витя наклонился ниже, входя во всю длину и выходя самую малость, только чтобы сделать фрикции. Когда их секс был о его удовольствии — это ощущалось больно. Не морально, а вполне себе физически. Пододеяльник в руках Титовой чудом не рвался, зато вот мышцы под коленками и на задней поверхности бедра натянулись так сильно, что Лера могла бы сейчас услышать надрыв связок. Всех разом. Пожалуй, она не остановила бы Пчёлкина даже при таком раскладе. — Тебе не пора ехать к жене? — задыхаясь, спросила девчонка. Она втягивала его в скандал прямо посреди секса, и ему пришлось втянуть её в поцелуй, чтобы не устраивать драму с очередным шлепком тел. Если бы рот Пчёлкина не исследовал её, она бы закричала. Он вбивался в неё, натурально пытался растворить на этой кровати, заполняя комнату влагой, запахом своего пота, её колкостей и нерастраченной злости, которую выместил в трёх последних движениях, прежде чем выйти и кончить на бедро Лере. Девчонка бы хотела возмутиться сейчас, сказав, что она ещё не… но ей не хватило сил даже на писк. Они дышали в один такт. Он, рухнув на спину рядом, водил ладонью по лицу. Титова же смотрела в потолок, понимая, что сейчас всё случится заново. Он опять станет собираться домой, она опять почувствует, что истерика, которая отступила с ударом лопатками в стену коридора, вернулась на законное место. Лере нужно было оставить его рядом ради себя, и она знала только один вариант, который мог сработать. Она быстро стёрла пододеяльником с бедра мутную жидкость, текущую струйкой. — Как же, — приподнявшись на локте, девчонка поцеловала его в скулу и цепью из касаний губами стала спускаться ниже, — мне, — мокрый отпечаток появился рядом с засосом, который не увидеть было невозможного, — с тобой хорошо. — Титова обвела кончиком языка отметину и продолжила исследовать губами тело парня. — Малыш, мне… — сбивчиво пробормотал Витя, слегка надавливая на её плечо в попытке оторвать губы Леры от своей ключицы. — Мне реально надо ехать. Она подняла глаза, не поддаваясь на его мягкий жест, и попыталась через взгляд показать, оскомину каких размеров словосочетание «надо ехать» набило в её мозгу. Девчонка распрямилась, показательно вытерла мокрые от слюны губы тыльной стороной ладони и сжала челюсти. Как правило, ей хватало расслабленности после секса, чтобы отпустить его спокойно, хотя бы до двери. Но не в этот раз. — Окей, — пожала она плечами. — Надо ехать? Вали. — Блять, не начинай опять, — Пчёлкин откинулся головой на подушку так, как он делал всегда, когда сперма на её бедре нагревалась от температуры тела и стекала вниз быстрее. — Второй раз за вечер — это уже перебор. — Да? А Катя закатывает тебе скандалы, истерики? — нервно хохотнула Титова. — Могу поспорить, она даже кричит так, что тебе не хочется с ней разводиться. Лера демонизировала происходящее, словно брак — это что-то от лукавого. Не вообще. Конкретно этот. — Знаешь, нет, — он ухмыльнулся со злостью. — Катя никогда не закатывает истерики. Наверное, я не могу с ней развестись, потому что она идеальная жена! — Тогда пиздуй к своей идеальной жене и больше никогда здесь не появляйся, понял меня? — Это звучало так… свойственно ей. Господи, как будто Лера не умела говорить во время ссоры с другой интонацией. Она произносила слова, словно выставляла вперёд щит. Ей следовало это сделать, потому что парень выпускал всю обойму. Она защищала живот, а он целился в голову. Пчёлкин никогда не промахивался. Он просто не умел. Витя рывком поднялся с кровати, не обращая внимания на девчонку. Она же смотрела во все глаза. Следила, как он натянул поднятые с пола боксеры и вышел в коридор молча. Его молчание раздражало. Титовой нравилось ругаться с парнем как раз потому, что он никогда не оставался в долгу и всегда отвечал ей, не делал вид, что её бесы его не интересовали. А теперь он просто ушёл, и Лере приходилось справляться с демонами внутри себя в одиночку. — Ты уже когда-то сказала, чтобы я больше не приходил. — Он встал в дверном проёме с накинутой, но не застёгнутой рубашкой, и просовывал пуговицу брюк в петельку. — Ты повторила это сейчас. Говорю сразу: ещё раз и я реально больше не приду. — А знаешь, — её брови подскочили к краю растрёпанных волос, — давай. Давай вот прямо сейчас всё и закончим? — Ты хочешь расстаться? — практически в шутку Витя покачал головой, приводя рубашку в относительно приличный вид. — Ты первый сказал об этом. — Сердце в груди как-то рвано дёрнулось и замерло. Оно тоже ждало ответа вместе с лёгкими, которые перестали впускать в себя кислород. — Нет, это сказала ты, — заметил Витя, натягивая носки. — Решай, Титова, расстаёмся или нет. — Да, — Титова сглотнула своё согласие вместе со слюной. — Что? — Да, давай расстанемся, — пожала плечами Лера. — У нас нет будущего. Ты всегда будешь говорить, что сейч… — Я услышал достаточно. — На какую-то долю секунды ей показалось, что он сейчас рассмеётся. Потому что сама девчонка планировала захохотать в голос от того, какой бред выдали её связки. Витя развернулся, скрываясь дальше по коридору. Никакого смеха. Веселья. Шорох ботинок, пиджака и… Боже, Титова сорвалась с места, выбегая к входной двери, надеясь увидеть, как он стоял прямо там, привалившись к стене, и ждал её, чтобы начать заливаться вместе. Она выскочила аккурат в тот момент, когда он прокрутил замок и нажал на ручку двери. Лера оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть что-то, за что возможно было зацепиться, как за якорь. Она чувствовала, что уходила на дно с привязанным к шее его каменным взглядом. Прямо перед тем, как Витя закрыл дверь. Аккуратно. Без хлопка. Вау. За последние два месяца впервые без хлопка. Захотелось срочно отмыться от запаха его тела на себе. Лера использовала секс в качестве оружия, а он умудрился выхватить его из рук девчонки, направить точно в неё, выстрелить, а после закатить скандал, какого чёрта Титова так быстро померла. Ей хотелось мочалкой вытащить из пор сандал, цитрус и пот, растворить в пене и смотреть, как та утекала в слив. Их прошлое расставание ощущалось иначе. Оно было более… эффектным, хотя именно сейчас стены ещё продолжали вибрировать. В прошлый раз слёзы, растёкшаяся тушь, слипшиеся волосы, побег — это было по-киношному красиво. Этот разрыв чувствовался вскрытым нарывом. Тот очень долго ныл, отзывался болью на прикосновения, поражал ткани вокруг, но его удавалось игнорировать, пускай и с переменным успехом. А теперь гнойник проткнули иголкой, и из того брызнул экссудат. Титова почти ничего не почувствовала. Только облегчение. Карниз с тюлем на кухне пошатнулся от рывка Леры. Она вглядывалась в темноту двора, рассматривала, как Витя сел за руль «Мерса» и уехал, включив фары секунды через три. Он явно спешил убраться от её дома куда подальше. Девчонке казалось, она отпускала тонкую ткань из пальцев и делала шаг назад вечность. Старалась проанализировать в голове свои слова, его реакцию. Старалась осознать: они действительно расстались. Почему-то не чувствовалось, что это просто очередной виток их ссор, нет. Титова всегда хорошо понимала, где заканчивались игры и начиналась жизнь. В их расставании жизнь била ключом. Она не ждала, что Витя наберёт ей завтра и скажет, что они оба погорячились, как делал это обычно. Впрочем, обычно он звонил минут через тридцать, именно столько занимала дорога на Цветной с заездом в круглосуточный ларёк за сигаретами. Он торопился убраться из её квартиры и оставлял пачку на столе или, вот как сегодня, возле кровати. Титова ждала истерическую фазу их ссор, как знак, что она приняла расставание за нечто иное, но то поганое спокойствие внутри её черепной коробки и груди растирало ожидания в порошок. Глаза привыкли к темноте кухни, и Лера без труда налила в стакан воду из-под крана, опустошила тот в два больших глотка и выдохнула. Опять. Спокойствие постепенно дошло до самых пят. Только сейчас девчонка поняла, что последние месяцы она существовала в состоянии сжатой пружины, как одна из тех в кровати, которая немного скрипела под весом Вити. Обычная реакция мозга — сравнивать что-то, что теперь осталось в прошлом, с настоящим. Как правило, она вызывает зуд по плечам такой силы, чтобы руки сами норовили счесать себе кожу. Пока что Титова не оставляла отметины ногтей. Мозг только-только загружал информацию в свои серверы, а потому отложил сравнения на потом в списке задач. Он непременно напомнит Лере, где конкретно она слышала ноты сандала и цитруса, учуяв их от парня в очереди магазина, но для подобного должно пройти какое-то количество времени. Порой девочка считала, что он мучил её недосказанностью между ними, но это ещё был вопрос, кто кого запытывал криками вслед. А сейчас всё разом кончилось. Да, она определённо испытала облегчение, но не от того, что Витя кончился. Ей нравилась сама мысль, что их перепалки останутся где-то между выкуренной сигаретой и валяющимся на паркете кружевным бельём. Титова оказалась не готова к тому, что там же затеряются и отношения, но пока… Пока мозг обрабатывал лишь первую порцию информации и не добрался до той, в которой сидело понимание, что конкретно произошло между Лерой и Витей. Поэтому пока ей действительно было спокойно.

***

Космос стоял, оперевшись ладонью об оконную раму, и курил. Он выдыхал дым в форточку, даже не приподнимая подбородок, хотя Титовой приходилось делать это всякий раз, да ещё и на носочки вставать, лишь бы уловить дуновение ветра. Кос молчал. Лера тоже. Она вообще старалась говорить как можно короче и по возможности реже, исключая шанс поругаться. — Ты же и сама понимаешь, что сейчас всё переиграть нереально, — наконец, выбросив окурок на улицу, произнёс Холмогоров вместе с захлопнувшимся небольшим прямоугольником окна. Девчонка гипнотизировала ручку, перекатывающуюся в её пальцах, и вместе с тем пыталась загипнотизировать ею себя. Вполне возможно, это работало в обе стороны. Крутящаяся ручка чем-то походила на вариацию маятника Фуко, а Титова… она могла бы быть одной из тех раскрасок, разбитых на крохотные фрагменты, от которых рябит в глазах и этим они раздражают ещё сильнее. Ей нужно было успокоиться. Чтобы не огрызнуться. Чтобы не сказать лишнего. Потому что она не имела никакого права говорить это «лишнее», не в её положении было ставить условия. Они уже были поставлены, причём достаточно давно, и Лера на них согласилась с открытыми глазами. — Что ты сейчас от меня хочешь? — Колпачок скрылся за фалангой указательного пальца. Девчонка приподняла бровь на мгновение, словно хотела усмехнуться, но что-то вспомнила и передумала. — Я же сказала: пускай всё остаётся как есть. Она была неправдоподобно спокойной. Космос от силы раза два видел её настолько собранной, и каждый это было что-то действительно жуткое. Титова сидела с такой же беспристрастной маской на лице в машине по пути на кладбище, где хоронили её родителей, и жалась на своей половине кровати в квартире после его возвращения из однодневного загула. Конечно, тогда своей половине. Теперь там спала Люда. Кос бы не приехал сегодня, если бы не увеличенный вдвое транш. Белый зачем-то решил вывести по-настоящему большую сумму, которая не могла не привлечь к себе внимание заинтересованных служб, а потому отправил своего главного переговорщика к Лере. Уладить всё до того, как девчонка начнёт обрывать телефон с криками и претензиями, на которые, естественно, не имела никакого права. Саша решил сыграть на опережение, но оно даже не требовалось, учитывая, что Холмогорову пришлось общаться с буквально коматозной Титовой. — Как он? — не уточняя, о ком шла речь, спросила Лера. Она бесшумно отложила ручку и вгрызлась глазами в невидимую зазубрину на столе. Ей как будто было нужно что-то гипнотизировать, чтобы выдержать ответ. Девчонка не видела его уже месяц. Если точнее, то четыре недели, три дня, шестнадцать часов и около тридцати минут. По необъяснимой причине всё время, которое сменялось в циферблатах и отрывных календарях, теперь исчислялось для Титовой во времени с их расставания. Космоса Лера видела чаще. Слишком часто для своего бывшего и недостаточно для его друга, но толку от него было не больше, чем от миниатюрного бюста Толстого на столе девчонки. Холмогоров наотрез отказывался говорить про Пчёлкина, периодически заявляя, что он «не нанимался быть связным». Титова обожала именно этот ответ, ведь в нём крылось то, что ей так хотелось узнать: Витя тоже спрашивал. — Нормально, — пробурчал себе под нос Космос. Лере было интересно, что значило его «нормально». То же самое, что и её собственное? В нём тоже сидели ночные истерики с битьём посуды, разлетающейся осколками по всей кухне, и ледяная вода в лицо, чтобы привести себя в чувства? Девчонке просто было интересно, насколько честно они разделили это «нормально». Возможно, ему досталась более адекватная часть? — Слушай, я не знаю, чё у вас произошло, — вместе с очередной попыткой образумить Титову в голосе Холмогорова появлялся вот такой вымученный вздох, как сейчас, — но ты же сама прекрасно понимала, что это ни к че… Лера не оторвала бы взгляд от той несуществующей зазубрины, если бы не цокот каблуков дальше по коридору, который становился настолько отчётливым, словно Вероника заранее решила предупредить о надвигающемся на кабинет девчонки тайфуне. — У неё совещание, — девушка бежала вслед за Пчёлкиным, лепетала отговорки, по какой причине тому ну никак нельзя входить в кабинет, а он продолжал свой путь и даже не отмахивался. Витя будто не слышал ничего, вперив взгляд в темечко вновь склонённой головы Титовой. — Ничего страшного, — бросил за плечо парень. Лера улыбнулась, продолжив изучать стол. И пускай Пчёлкин приехал, скорее всего, из-за того злополучного транша, пускай сейчас мог надумать себе невесть что, увидев девчонку с другом в незапертом кабинете, это всё оказалось совершенно неважным. Он приехал — это главное. — Кос, выйдешь? Нам с этой мадам побазарить надо. — Витя остановился в дверном проёме, коротко взглянув на Веронику, глаза которой двигались настолько быстро, словно она была не человеком, а купленной в «Детском мире» неподалёку куклой. Как и любая другая кукла, она исчезла, став лишней. Удары каблуков обратно в зал звучали куда размереннее, чем раньше. Холмогоров за спиной Титовой неспешно развернулся, сжал ладонь на плече Леры, которая выглядела как человек, приговорённый к обезглавливанию, и ушёл, не говоря ни слова. Стоило пятке Космоса оказаться за порогом, Витя захлопнул дверь. В этом не было ничего адекватного, что означало равноценный раздел того «нормально» пополам. Девчонка тоже психовала в последние недели. — Чё ты тут забыл? — Титова огрызнулась по обыкновению. Она уже привыкла разговаривать подобным тоном со всеми за эти недели, так что Пчёлкин получил исключительно то, чего удостаивались все остальные в окружении Леры. — Какого хуя Кос с тобой постоянно трётся? — Он продолжал стоять на пороге, словно готовился уйти в любой момент, но оставлял им возможность поговорить перед тем, как дверь опять издаст лязг замка. — Ты прекрасно знаешь, что он помогает мне с галереей, — пожала плечами Титова. — Прекрати общаться с ним, — прорычал Витя. — Он сюда ездит чаще, чем в офис. — Не указывай мне, что делать, — Лера звучала в одной тональности с парнем, наверное, не желая проигрывать ни в чём. Особенно в вокальных частотах. — Я уже сказала: Космос помогает мне с галереей. — Давай я куплю тебе администраторов, кто там тебе нужен? Они точно лучше Коса разби… — Пчёлкин бы продолжил сыпать своей всеобъемлющей помощью, если бы его не перебил ровный, почти пустой голос. — Мне ничего от тебя не надо. Витя покачал головой, закатив глаза. В них обоих было больше об усталости, чем о желании поругаться, но это всегда начиналось именно так. — Ты знаешь, что через твою галерею отмывают бабки? — Лера взяла со стола пачку сигарет, теперь сопровождавших её будни на регулярной основе, вытащила одну и размяла фильтр. Ей нравилось курить. Она чувствовала себя такой… взрослой в эти моменты. Пчёлкин выхватил у неё сигарету за секунду до того, как девчонка поднесла её к губам, и встал за спиной рядом с окном. Боже, им всем там было как будто мёдом намазано. — Ты знаешь, что через твою галерею отмывают бабки. — Я этого не говорила, — поведя плечом, хмыкнула Титова. — У тебя на лице написано. — Пчёлкин вытащил из кармана зажигалку и подкурился, не утруждаясь открытием форточки. — Ты не видишь моего лица, — уголки её губ чуть приподнялись, зная, что сейчас парень обязательно ответит нечто едкое. Как серная кислота, но ещё более концентрированное. — Мне не надо смотреть, чтобы знать этот тупой взгляд, — злобно прошипел Витя, выдохнув дым. — Что ты, блять, творишь? Ты же не идиотка! Нахуя ты в это ввязалась? Только он умел завуалировать оскорбление в комплимент. Лера была уверена, что ни один другой человек в мире не обладал подобным талантом. Только Пчёлкин мог назвать её «не идиоткой», чтобы это звучало самым хлёстким ругательством из всех возможных. — А ты думаешь откуда бабки на галерею, м? — Наконец, Титова откинулась спиной в кресло, развернулась и решилась посмотреть на него впрямую, а не искоса. Увидеть что-то большее, чем лакированные начищенные ботинки, на которых осела пыль от Московских тротуаров. — На наследство отгрохала? Твой драгоценный Белов помог, а взамен я помогаю ему. — Это даже не серая схема! — прикрикнул Пчёлкин, и это было бы куда ярче, не сделай он очередную затяжку. — Это просто пиздец! — Ты — бандит хуже многих, чё ты мне-то морали читаешь? — Либо Лера неуместно медленно для сложившейся ситуации моргала, либо Витя навис над ней в момент. Так или иначе, их лица оказались на расстоянии сантиметров пяти. Пчёлкин нависал над девчонкой и сдерживался из последних сил. Видел Бог, в нём осталось ничтожно мало. — Потому что я хочу, чтобы ты была другой! — Он цедил слова сквозь зубы, но звучало это громче крика. — Умнее, продуманнее! Чтобы не влезала в схемы, из которых я не смогу тебя вытащить, потому что я тебя очень люблю! Единственную на земле женщину по-настоящему! Казалось, он сам не понял, что сказал. Ожидал этого куда меньше, чем Лера. Её лицо хотя бы выражало шок, его же… Кровь отлила от щёк и лба быстрее, чем Пчёлкин оттолкнулся от подлокотников кресла и выпрямился, делая вид, будто признание в любви — очередная претензия, которую девчонка не в состоянии отбить. Впрочем, так оно и было. — Чт… — Титова закашлялась, перевела дух и попробовала ещё раз. Её голосовые связки запутались в сердце, которое упало куда-то на пол после его признания. — Что ты сказал? — Блять, где пепельница? — Он лихорадочно оглядывался и был похож на человека, запертого маньяком в сыром тёмном подвале с замурованной дверью. — В окно выброси, — протараторила Лера. — Повтори, что ты сказал. Витя резко открыл форточку, сделал последнюю затяжку, и бычок улетел туда же, где уже покоились несколько окурков Коса и самой девчонки. А она ждала. Боясь слишком громко обдумывать его слова, стараясь дышать через раз, ждала. — Короче, если я ещё хоть раз увижу здесь Коса, — предупредительно начал Пчёлкин. Он бы выглядел достаточно спокойно, если бы не провёл по уложенным волосам трижды. — Повтори. Что. Ты. Сказал. — Титова говорила так, будто вдалбливала слова в общее полотно разговора. — Ты прекрасно слышала, что я сказал, — усмехнулся парень. — И нихера повторять я не собираюсь. — Да? Тогда вали, — Лера махнула рукой в сторону двери, дёрнув подбородок вверх. — И ключи от моей квартиры отдай! — Ага, уже бегу, волосы назад. Она смотрела в его спину, следила, как прокатилась мышца под рубашкой, когда Витя потянул ручку двери и вышел, не закрыв за собой. А ещё она видела, что он, наверное из-за нервов, не прошёл дальше по коридору, а открыл первую дверь справа — в кладовку. Если бы Титова могла, она бы рассмеялась. — Где здесь выход? — заорал Пчёлкин, попав в галерейный лабиринт. — Там же, где вход! — Лера с усилием оттолкнулась от подлокотников, выверенным шагом дошла до двери и захлопнула ту, продолжая глазами держать парня на мушке. Он даже не повёл бровью, не оглянулся на звук её каблуков. Ничего. Девчонка привалилась спиной к двери, медленно съезжая вниз. Обтягивающая бёдра юбка задиралась, собирала на себе с десяток складок, обнажала кружево чулок, а Титова просто продолжала ехать. Его признание в любви испугало что-то очень глубинное в Лере, какую-то ту часть, которая ещё помнила её собственные слова Косу во время секса в Париже. Девчонка боялась этих десяти букв, расположенных в ужасно избитом порядке, разобранных на три отдельных слова. Ей было страшно однажды произнести заветное «Я тебя люблю», но, как оказалось, услышать такое — ничуть не легче. Наверное, обычно после подобного у девушек внутри распускаются бутоны каких-нибудь нежных цветов и щекочут лепестками сердце, но не у Титовой. Пчёлкин бросил факт о своих чувствах как всё то же оскорбление. Словно он обвинял в этом Леру, ставил ей в упрёк свои ощущения от их отношений, и она однозначно была не готова к подобному. Ей бы выработать стратегию ответных точечных ударов, определиться, что поставить в вину ему самому, а вместо этого девчонка качала головой, закрыв лицо руками, на корточках возле двери. И ей было, что бросить в ответ. Господи, она должна была сказать, что тоже его любит, но это оказалось бы голом в свои ворота. До сих пор Титова считала, что их с Холмогоровым отношения окончательно пришли в точку невозврата, когда она призналась в любви. Плюс ко всему, Лера помнила, как буквально через пару дней они спешно возвращались в Москву на похороны родителей. Для девчонки «Я тебя люблю» стало эквивалентом боли, разрушившей её жизнь несколько лет назад, так что она решила не повторять своих ошибок. Не признаваться в том, что чувствовала, чтобы не сломать эти самые чувства. Хотя всё ведь и так уже развалилось, разве нет? Она боялась разбить вазу, и так разлетевшуюся на осколки, которые Титова отчаянно пыталась сжать в руках и пускала из ладоней кровь. Пожалуй, сложно представить себе большую глупость.