Малолетка

Титова в сотый раз нажала кнопку с цифрой один на телевизионном пульте. Ничего, совершенно ни единой программы по ящику не привлекло её внимания. Даже «Поле чудес» не смогло сотворить обещанного чуда, и Лера выключила вращающийся барабан. Девчонка ненавидела эту незамысловатую телепередачу как раз по той причине, что она была до ужаса глупа, если разобраться. Загаданные слова — наипростейшие, призы в чёрном ящике — копеечные и, как правило, съедобные. Титова была уверена, что попади она сама хотя бы на раз игру, отгадала бы слово за один ход, но вряд ли тройки игроков состояли из конченых идиотов… Пожалуй, все те, кто увлечённо вытаскивал из-под игрового поля очередную банку с соленьями, сидя дома перед телевизорами, рассуждали так же, как Лера. А потом полчаса отгадывали слово «слон». Если бы телевизор продолжал работать, девчонка восприняла бы тонкую, почти неслышную трель за часть музыкального сопровождения очередной передачи. Она за все два месяца с дня рождения не смогла привыкнуть, что сотовый — это не просто игрушка, показывающая наличие денег, а средство связи. Титовой, которая в своё время обзывала пейджер «глупостью в чехле», мобильник казался более расширенной версией той ненужной херни, по которой люди обменивались пустыми сообщениями из серии «что сегодня приготовить на ужин?». На небольшом окошке, светящимся неприятным оттенком зелёного, было написано «Витя Пчёлкин». Лера усмехнулась. Даже если там была бы одна буква «В», она бы поняла, кто так отчаянно трезвонил. Телефон был подарком Кати с Витей на двадцатилетие, а потому и звонили чаще всего именно они, в принципе оставаясь единственными, кто знал о существовании мобильника. Как правило, это был Витя. Как правило, он звонил по какой-нибудь ерунде. Девчонка неуверенно нажала на кнопку с зелёной трубкой и тут же поднесла аппарат к уху, боясь пропустить первый вздох, с которого Пчёлкин всегда начинал разговор. — Малыш? — он протараторил слово, будто выплюнул один звук. — Слушай меня внимательно и не перебивай: кто-то взорвал тачку Фила, он и Кос с Саней в больнице… — Что? Господи, — Титова едва не выронила трубку из руки, отшатнувшись, словно взрыв прогремел на том конце провода и именно в эту секунду. — Не перебивай, я сказал! — рявкнул Витя. — Малыш, это не я, клянусь тебе. Все стрелки на мне сходятся, а я не при делах. Что бы ни случилось… слышишь меня? — Да-да, я слышу, — растерянно отозвалась Лера. — Что бы ни случилось, знай: я этого не делал. — Он вымотано провёл ладонью по лицу, девчонка это просто знала, снимая былую собранность, будто маскарадный костюм, и оставляя только непомерную усталость. — Всё будет хорошо, Лер, обещаю тебе, но если… если меня грохнут, знай, что я не при делах. — Кто грохнет? Ты о чём? — У Титовой же пальцы пробила нервная дрожь. Она вскочила с дивана, села обратно, а после опять вскочила, не зная, куда себя деть. — Просто пообещай мне, что будешь это знать. — Хватит! Не говори так, как будто мы прощаемся! — сквозь всхлип вскрикнула Лера. Она не успела понять, когда начала плакать. — Где Валера? Что с ним? — В Склифе, скорее всего, — пробормотал Пчёлкин, как если бы отвечал скорее на автомате, без участия мозга. — Я сейчас же поеду туда! — Девчонка остервенело вытерла слёзы со щеки, злясь на них. Они мешали думать, путали мысли в голове, словно заводили те в лабиринт. — Не вздумай туда соваться! — Витя крикнул, надеясь напугать её своим тоном, но ему было не тягаться с нотами прощания в предшествующих фразах. Вот именно они пугали Титову, а не приказы по телефонной связи. — Ты не мой отец и не смей мне указывать! — жёстко, безапелляционно заявила Лера и тут же сбросила звонок. Она откинула от себя телефон так, словно он был виноват в словах Пчёлкина. Как будто бы там, на том конце провода, парень говорил нечто иное, очень хорошее и даже счастливое, а телефонные линии всё извратили, переврали, оставляя теперь осадок страха на языке. Страха за жизнь Вити, потому что, если его считают причастным к взрыву в машине Валеры… — Блять! — Вдруг осознав, что сказал Пчёлкин, Титова перевела испуганный взгляд туда, где мобильник опять запиликал. Ей не нужно было приглядываться, чтобы узнать, какой абонент слушает гудки. Обычно Лера отвечала после двух секунд звонка. Реже — трёх, но это было в том случае, если они ругались в предыдущем разговоре, и девчонке требовалось показать свою гордость. Сейчас же не осталось никакого места для вальяжности, с которой она, будто нехотя, нажимала заветную кнопку. Не осталось места ни для чего, кроме того страха, который вместе с нейронными связями формировал понимание всего ужаса ситуации. Страх заполнил Титову целиком, подстёгивая накинуть поверх пижамы пальто, втиснуться в ботинки и, вытащив наощупь из сумки в коридоре ключи с кошельком, понестись вниз. Она бежала к воротам, точно зная, что где-то внутри работает таймер. Лера слышала секундную стрелку в своей голове настолько отчётливо, словно завела его сама. Хотелось забиться в угол и рыдать, но вместо этого девчонка трясла вытянутой в сторону рукой, как умалишённая, проклиная каждую машину, которая проносилась мимо, не останавливаясь даже на мгновение. Титова прыгала на месте, кричала вслед автомобилям проклятия и опять трясла рукой. По правде говоря, она не опускала её ни на секунду, боясь пропустить именно того человека, который сжалится и подвезёт Леру, из-под пальто которой виднелась пижама с брюками светло-розового цвета. Возможно, водитель притормозившей «Копейки» был слеповат и именно по этой причине не рассмотрел, до какой степени безумной выглядела девчонка, а может быть, он просто знал, что иногда бывает паршиво настолько, что приличный вид — непосильная задача. — Куда вам? — Обернулся на резко распахнувшуюся пассажирскую дверь мужчина преклонных лет. В салоне пахло дешёвым табаком и собачьей шерстью. Через пять минут там станет отдавать паникой. — Склиф. — Титова забралась в салон, не спрашивая, удобно ли мужчине везти её туда и вообще по пути ли ему. Она словно схватила удачно подвернувшуюся жертву, планируя получить максимум пользы. — Пожалуйста, быстрее, умоляю. — Да-да, конечно. — Очевидно, безумие Леры заразило пальцы старика. Они промахнулись по рулю трижды, прежде чем он сумел крепко ухватиться за «баранку» и вывернуть ту влево, въезжая на круговое движение. Подбородок девчонки трясся, как трясся двигатель этой развалюхи, покрытой пятнами ржавчины на порогах. Титова не знала, что ей делать, чтобы спасти Пчёлкина. Понятия не имела, нужно ли его спасать в действительности. Какая-то часть девчонки подсказывала, что да, нужно. Необходимо. Не ради его жизни. Боже, конечно, нет. Ради себя самой. Потому что если его убьют, что от неё останется? Что, блять, останется от Леры Титовой? Да нихуя. Пара колких фраз в воспоминаниях близких и непроглядная пустота — вот и весь её набор по виднеющейся в будущем жизни. Однако было в этом нечто противоестественное — настолько сильно хотеть защитить мужчину, который, в общем-то должен был оберегать её саму. На секунду Лера задумалась, как себя вести и что говорить, если в больницу так же, как и она сама, примчится Катя, но эта мысль не задержалась надолго, отстав где-то на повороте. Она наврёт ей что-нибудь. Придумает какой-то бред про то, что об аварии сообщили по новостям. Белый же был в машине, так? Когда произошло то покушение в 94-ом, о нём трубили со всех щелей, так что… Да, она просто скажет, что узнала обо всём из вечерней сводки. Титовой хотелось заякориться на чём-то не пугающем. Зациклить мысленно тот момент, где Фил болтал с ней по дороге от дома до Цветного, перевозя груду Катиных вещей. Лере нужно было зафиксировать как данность, что с Валерой всё в порядке. Страх перед возможной смертью Вити настолько сильно сжимал внутренние органы, что, добавив туда смерть Фила, девчонку бы разорвало на куски. А сейчас необходимо сделать всё правильно. Чётко следовать плану, которого не было. — Вроде здесь, — вглядываясь в темноту крыльца приёмного отделения, неуверенно пробормотал водитель «Копейки». Титова с такой силой погрузилась в вакуум, что не заметила, как пролетел путь. Молча она вышла на обжигающе холодный февральский ветер. Позволила ему стать частью себя ненадолго, остудить рвущееся вперёд тело. Потому что Лера не знала, что ждёт её там, за стеклянными дверьми с металлическими вставками, из которых она сама когда-то выходила, чуть прихрамывая. Возможно, улыбающееся лицо Вити. Может быть, рыдающая Тома. Лера отказывалась принимать тот факт, что существовал ещё третий вариант, где никто не улыбался, склоняя набок голову. Этого. Просто. Не могло. Быть. Если бы она не была двадцатилетней девчонкой, мчащейся через весь город, чтобы спасать человека, для которого каждый день — шанс умереть, Титова важно одёрнула бы рукава пальто, поправила слегка задравшуюся юбку и сделала неспешный шаг по лестнице. Но она была всего лишь двадцатилетней девчонкой, на которой трепыхалась из-за сильного ветра пижама, а потому перепрыгнуть через ступень, желая быстрее оказаться внутри, — вполне объяснимое поведение. Бесчисленное количество крепко сбитых мужчин в чёрных кожаных дублёнках, словно в форменной одежде, разбрелись по холлу приёмного отделения. Одни что-то нервно рявкали в мобильные, другие переговаривались между собой. Лера перебирала их лица, будто откидывала ненужные папки с личными делами в сейфе и пыталась выискать кого-то знакомого. Ко второму кругу на неё стали пялиться. И их можно понять: она выглядела здесь так же комично, как любой из них на детском утреннике. — Космос здесь? — неправдоподобно уверенно спросила она, чуть вздёрнув подбородок. Это сработало с подобным им амбалом на входе в «Метлу», значит и тут должно было. — А ты кто? — На лице парня, держащего в руке мобильный как какой-то аксессуар, будто пытаясь показать, насколько он тут важная шишка, пренебрежение виделось настолько отчётливо, что Титову едва не вырвало. — Та, к кому на «ты» ты обращаться не будешь, — выпалила она, явно недооценив ситуацию. Два десятка быков против одной пигалицы, ростом достающей им до кадыка, дай Бог, — однозначно переоценка своих сил. Но в Лере сейчас бушевал такой вихрь из страха и готовности разрывать всех вокруг, что она вцепилась бы в тот самый кадык, не задумываясь, и выгрызла, не забыв в конце сплюнуть кровь. — Слыш, ты… — парень дёрнул щекой, уже сделав шаг к девчонке, когда его остановила рука стоящего рядом брюнета. Что-то в лице этой пигалицы показалось ему знакомым. — Погоди, — он крепко держал рукав приятеля, соскальзывающий на плечо. — Я видел её где-то. Позову-ка я лучше Коса, от греха подальше. Она расправила плечи, подобравшись, хотя главным её желанием было прикрыться. Каждый оценивающий взгляд, ползущий от демисезонных ботинок до растрёпанной копны на голове, был таким же противным, как предчувствие чего-то страшного. Склиф целиком состоял из жутких воспоминаний для Титовой, добавляя сейчас в свою копилку очередное. Она правда пыталась не тушеваться, прекрасно понимая, что активное перешёптывание, расползающееся по холлу — это только начало неудобств. Скоро выйдет Космос, заберёт её от изучающих туповатых взглядов, и все эти парни примутся обсуждать Леру в голос. Но ей, откровенно говоря, было настолько поебать, кто и что про неё скажет, что она просто закусила щёки изнутри, уперевшись глазами в коридор, где скрылся парень, ушедший за Холмогоровым. — …аю, мне кажется, я её видел, но посмотри сам, — виновато объяснялся брюнет, идущий на полшага позади Коса. — Ты здесь откуда взялась? — резко спросил Холмогоров, разглядывая неоправданно уверенную позу девчонки. — На ковре-самолёте прилетела, — огрызнулась Титова. — Что с Валерой? — Пошли в кабинет, — Космос мотнул головой назад, не дожидаясь очередной желчной реплики Леры, развернулся и ушёл туда, откуда его практически приволок тот парень. Господи, девчонка не успела скрыться за поворотом в коридор, а голоса уже начали звучать громче. Как будто её присутствие служило глушителем, надетым поверх пистолета, из которого непременно начнут стрелять догадками, кто она такая и почему ей позволено сидеть в кабинете вместе с бригадирами. Титова сомневалась, что любой из этих быков решился бы спросить у Холмогорова напрямую. — Где Валера? Что с ним? — Лера быстро перебирала ногами, волочась за Косом, а тот продолжал молчать. Это напоминало их поездку в машине из «Диониса». Девчонка снова требовала ответов, а Холмогоров опять их не давал. То, что происходило это в стенах Склифа, можно было даже считать символичным. Как будто каждое их общее посещение больницы обязательно должно сопровождаться автомобильными трагедиями с приправой из лжи. Страх расходился по Титовой отростками, обхватывая её, словно в объятия, и дышать становилось всё труднее. Лера пялилась чётко в спину Космоса, который переступал порог знакомого ей кабинета, когда сжала пальцы так сильно, что чуть не вскрикнула. Как будто… — Чёрт! — девчонка слизала каплю крови, брызнувшую из лопнутой кожи на фаланге указательного. Обветрившаяся кожа от чересчур властных холодов не выдержала первой. — Ты откуда узнала? — Холмогоров обернулся буквально на секунду, проходя глубже в комнату. Она поняла, о чём речь. Вряд ли он спрашивал, где Титова выяснила, что в «Поле чудес» третья тройка игроков отгадывала именно «слон». — По новостям показывали, — впервые озвучила лживую версию причины своего приезда Лера. И это вышло довольно правдоподобно, надо сказать. Во всяком случае, Кос не расслышал ничего, что могло бы его смутить. — Вот суки, уже всё знают, — он выругался куда громче, чем стоило, но это всё равно было вполголоса. Девчонка зажмурилась, делая шаг через порог, словно она пыталась в последнюю секунду подготовиться. Чёрт, она правда пыталась это сделать, потому что раньше просто было не до этого. Титовой нужно было приехать сюда, придумать, что соврать, узнать о состоянии Валеры, убедить Космоса в невиновности Вити. Ей нужно было сделать так много, что она просто забыла подкопить для этого всего чуточку сил. Белов стоял, оперевшись руками назад в стол, и если бы не его пальцы, кожа на которых натурально отмирала с каждой секундой всё сильнее, ничего не выдавало бы напряжения. Почему-то в глаза Титовой бросилась его рубашка: чистая. Выглаженная, накрахмаленная. Словно он заглянул сюда мимоходом, по пути в ресторан решил узнать, как дела у главврача. — Прикинь, Сань, уже и журналюги прознали чё к чему, — возмущение Космоса заставило Леру скосить на него взгляд. Как будто сюжет по новостям действительно был сейчас главной проблемой. — Ну, эти-то везде первые, — не проворачиваясь, отозвался Белый. — Лер, ты по телеку что ли узнала? — Да, там сказали… сказали, что было покушение на тебя и что вы втроём здесь, — она молола на ходу всё, что лезло в голову. Каждое очередное слово маскировала под уверенным тоном, а за сглатыванием слюны прятала лихорадочные попытки придумать, что произнести дальше. — Как они про меня-то узнали? Тачка же Фила, — рассуждал Саша. Лера лишь надеялась, что от неё никто не ждал ответа на этот вопрос, но судя по задумчивой интонации Белова, он просто вслух перебирал свои мысли. Она была здесь лишней. Это чувствовалось кожей, читалось по скованным движениям Холмогорова и совершенно статичной позе Белова. Девчонка не решалась заговорить ни с одним из них, понимая, что сейчас в приоритете для молодых людей было что угодно, но точно не вкрадчивый рассказ с кучей деталей произошедшего. — Лер, сядь туда, — почти механически кивнул Космос в сторону небольшой комнатки, дверью соединяющейся с кабинетом. — Валера жив? — в приоритетности же Титовой этот вопрос был вторым, пусть и озвучила она его раньше, чем интересующий куда сильнее. — Операция идёт, — монотонно произнёс Саша, по-прежнему не оборачиваясь. Лера не ответила ничего. Молча пошла в комнату, в которую её отправил Кос, наверное, чтобы она не мешалась под ногами. Так часто делали родители, когда посиделки с гостями чересчур затягивались, перетекали во «взрослые разговоры», и лишние уши в виде дочерей становились проблемой. Титова ещё с тех пор хорошо выучила: если отправляют подальше, нужно находиться поближе. Она с ногами забралась на кожаный диван, обвела комнату взглядом, а потом произошло нечто странное. Пиликание мобильного из кабинета соединилось с издевающимся голосом Холмогорова внутри её головы. Тем самым, которым он разговаривал, когда снюхивал дорожку пару лет назад. Эта интонация появилась так резко, как если бы переключили тумблер между извилинами. В той же степени неожиданно, как попавшийся на глаза Титовой прямоугольник из стекла, аккуратно лежащий рядом с металлической трубкой на кофейном столике. Лере не нужно было приглядываться, чтобы понять, откуда она знала эту трубку и остатки какого конкретно порошка ещё виднелись на прозрачном стекле. — К-кос? — она позвала парня, запнувшись. Его «закрой рот» орало внутри головы. Девчонка даже не пыталась перекричать. — Да, это я, — резко ответил Холмогоров в трубку. Титова натурально оторвала глаза от «места преступления», заранее готовясь к ярости парня. Наркотики и его злость — какая-то постоянная связь, знанием вкраплённая в мозг Леры. Но он не сделал ничего, чего она могла бы ждать. Ни крика, ни спешных попыток всё убрать. Космос крепко сжимал в ладони мобильный, прижав тот к уху, кивал невидимому собеседнику и… просто отмахнулся. Будто бы девчонка позвала его посмотреть, какую фигурку оригами она научилась делать, выбрав самый неподходящий момент. Ей казалось, та травма прошла вместе с вытащенными из её колена синими нитками, но, оказывается, она просто была отложенной. Титовой бы хотелось сейчас завопить, заорать куда-то в потолок, но картинка перед глазами превращалась в отдельные бордовые точки под пеленой слёз. Ничего, видимо, не изменилось. И в первую очередь не поменялся Космос, раз стёклышко лежало вплотную к злополучной трубке. Это чувствовалось двойным предательством. И боже, это было так глупо — горевать в эту секунду по зависимости Холмогорова, а Титова всё равно беззвучно зарыдала. — … Пчёла сейчас разговаривает с Олей, — донёсся голос Космоса из кабинета. Бордовые точки расходились вокруг себя лучами. Слёзы умудрились заполнить глаза полностью, не скатываясь на щёки. — Значит, Пчёла в городе? — какой-то непонятной, тягучей манерой сказал Саша. — А чё его тогда до сих пор здесь нет? — А чё его до сих пор здесь нет? — взревел Кос так, что Лера дёрнулась в сторону. Она узнала этот крик. Одичавший, практически срывающийся на голую ненависть. — А я тебе говорил, Саня! Говорил, что он в неё по уши влюблён! — Что ты мне предлагаешь делать? — тон Белова не уступал другу. — Любит — не любит… — Раз к ней потащился напоследок, значит любит! — Девчонка рвано схватила ртом воздух, сразу проглотив его прямо в желудок. Необходимый кислород миновал лёгкие, словно там места было недостаточно. Она до боли сжала пальцы в кулаках, пытаясь абстрагироваться, не иметь к происходящему никакого отношения, не ощущать, как внутри что-то медленно затухало. Но это чувствовалось именно так — сидеть, обхватив колени руками, и слушать про его влюблённость в Олю, тихо глотая слёзы. Ах, да, ещё молчать. Потому что она здесь из-за сюжета по телеку, а не потому, что иначе поступить не могла. Титова натянула посильнее рукава пальто, прощупывая катышки из-за слишком частой носки в последнее время. Лера не могла припомнить, когда в последний раз оставалась дома на целый день, валяясь на диване за просмотром дурацкого фильма, изредка нагибаясь к полу, где обязательно бы остывал чёрный чай с лимоном. Ровно такой выходной планировался сегодня, но девчонка как раз сейчас прощупала очередные катышки, которых точно не было ещё вчера, так что… она определённо не смотрела кино. — Лерок, — Космос высунулся из-за дверного косяка, говоря куда тише, чем раньше, — может, ты домой поедешь? Нечего тебе ту… — Нет, я останусь, — едва ли не по буквам произнесла она. — Закончится операция — тогда уеду. Холмогоров заметил, с какой силой Титова тянула злосчастную ткань, будто бы ей было необходимо прикрыться, но она выбрала самый глупый способ. Понять, что Лере здесь крайне неуютно, оказалось совсем не сложно: брошенный взгляд на зажатую позу, испуг, застывший на мокром лице, и самое главное — она не разулась, забравшись с ногами на диван. Очевидно, чистота мебели не была у неё в приоритете. Космос прошёл в комнату, опустился перед Лерой на корточки и сжал её побелевшие пальцы в ладони, улыбаясь. От этой улыбки пахло домом. Переваренными и растерзанными «Баварскими» сосисками, зразами с чёрными пригаринками и разговорами за полночь. Пахло всем тем, что не пропиталось дымком от высыпанного на стекло кокаина. — Давай хотя бы в другом кабинете сядешь? — Холмогоров заглядывал в её раскрасневшееся лицо, с усилием держа улыбку. Ничего не располагало к положительным эмоциям. — Кос, пожалуйста, просто не обращай на меня внимания и всё. Он разочарованно, то ли в своём даре убеждения, то ли в девчонке, покачал головой, ещё раз сжал её пальцы и плавно распрямился, уходя обратно в смежный кабинет. Космос не считал, что ей стоило находиться здесь, но он так хорошо выучил твердолобый характер Титовой, что понимал: любые попытки выпроводить её даже силой закончатся истерикой, кидающейся в слезах на стены. Она бы не вышла по доброй воле сама, раз до сих пор продолжала подгибать обутые в ботинки ноги и пачкать диван. Лера понятия не имела, сколько прошло времени. Бордовые точки перед глазами то формировались в узор обоев на стене, то снова расплывались, когда Саша с Косом в стотысячный раз обсуждали что-то обтекаемое, где фигурировало имя Вити. Девчонка не разбирала фразы, не могла идентифицировать слова, словно её мозг резко забыл всё, что не складывалось в его имя. Звук мужского каблука по дорогому паркету звучал всё так же размыто. Даже это чуть напыщенное, самодовольное лицо и то казалось кляксой. В нём ничего не было от Пчёлкина, а значит, и важного для Титовой. — Привезли, — остановившись в дверном проёме, произнесла «клякса». Видимо, в любой структуре, среди бандитов тоже, существовал негласный кодекс, одним из пунктов которого поворот головы главного что-то означал. Во всяком случае, медленный, почти ленивый взгляд Белова на «кляксу» заставил того развернуться и выйти вон. Лера не видела лиц Космоса и Саши, только зажатые в их руках пистолеты и сброшенные Холмогоровым со стола главврача на пол документы, но почему-то ей казалось, там должна была играть злость. Девчонка не могла одна в кабинете её ощущать, это было просто невозможно. Такое сильное чувство не способно сидеть в одном хрупком тельце. Наверное, глаза Титовой взаправду перестали верифицировать всё, что не связано с Пчёлкиным. Она узнала его походку до того, как чуть ссутулившиеся плечи показались из-за поворота. Лера просто… просто поняла, что это он, потому что если бы это был не он, она бы рехнулась. Девчонка смотрела исподлобья, впрыскивая напрямую в мозг, через всхлип, понимание: Витя жив. Вот тут, прямо в нескольких метрах от неё стоит и пытается упорядочить всё происходящее. Титова видела, как он на секунду округлил глаза, встретившись с ней взглядом, и как молча пообещал, что всё будет хорошо. Уже по обыкновению врал ей, оказываясь напротив. Красные, с полопавшимися капиллярами глаза жглись, но Лера их не отводила, заставляя себя смотреть. Всовывать образ Вити под кожу, как занозу, которая вскоре зарастёт слоем эпидермиса и останется там навсегда. Ей было страшно моргнуть, пропустить любую мельчайшую деталь, которой будет так недоставать потом, когда она решится восстановить сегодняшний вечер поминутно. — Ребят, ну… Ребят, надо как-т… — Пчёлкин закашлялся, словно оправдания застревали в горле прозрачной рыбной косточкой и вставали поперёк. — Сань, Кос, надо ж разобраться. — Неуверенный, пугливый тон был настолько инородным для парня, что Лера непроизвольно напряглась. Впрочем, нельзя сказать, что до этого она ощущала себя расслабленно. Просто теперь невидимый пояс ужаса на её скелете затянулся ещё туже, хотя казалось, что туже уже было некуда. — Братья… — обвилось вокруг Титовой и она задержала дыхание. Казалось, даже стены перестали впускать в себя кислород, боясь потревожить повисшую в кабинете тишину. Саша, переводя взгляд на Космоса, не искал поддержки, во всяком случае, так не выглядел. Он как будто оттягивал что-то, пытался отодвинуть решение чуть дальше во временном отрезке. Словно ему физически сложно было убить Витю сейчас, не подготовившись основательно. — Спасибо, ребят, — с нечитаемой интонацией произнёс Белов. — Подождите снаружи. Всё происходило чертовски медленно, но Лера чувствовала это иначе. Будто всё происходящее не успевало зафиксироваться достаточно, остановиться на каком-то определённом кадре, сменяясь следующим. Поднявшийся со стола Космос, Саша, демонстрирующий пистолет Вите — всё это словно не поспевало за ситуацией. Девчонка лишь сильнее обхватывала колени, наблюдая за происходящим, как за высококлассным триллером. Пчёлкин не смотрел на неё. Ни разу. Говорят, если актёр пересекается глазами с линзой камеры, приходится переписывать дубль, но здесь и сейчас съёмка происходила одним кадром, так что у Вити не было возможности запороть этот единственный дубль. А Титова, безусловно, была по ту сторону экрана. — Ну что скажешь, Пчёлкин? — спросил Саша. В этом было так много лицемерия, что Лере хотелось проблеваться. Витя повёл плечом, дёрнул как-то странно головой и опустился на корточки. Пожалуй, лучшего ответа сложно было подобрать в сложившейся ситуации. По крайней мере, девчонка не знала, что бы удовлетворило Белова. Весь его вид, а особенно пистолет, натурально вопил о том, до какой степени слова Пчёлкина не имели ни малейшего значения. — Шмидт, что там? — рявкнул Саша, услышав возню и женские возмущения по ту сторону двери. Если бы не его крик, Титова бы даже не обратила внимание. Она пялилась в темечко Вити, стараясь запомнить, как прядь упала на лоб, чтобы потом, когда его уже не будет, вс… — Из-звините, — заикаясь, пролепетала влетевшая в двери медсестра. Она едва уловимо попятилась, глядя то на сидящего в центре кабинета Пчёлкина, то на Белова с Холмогоровым. Девушка говорила что-то об осложнениях, о переливании крови, а Лера просто смотрела на Витю, не пропуская ни один его вздох. Казалось, девчонка свои собственные жертвовала ему, то и дело задерживая дыхание. Ему сейчас это было нужнее. Вакуум в ушах, вызванный, видимо, кислородным голоданием, начисто стёр произнесённое Сашей слово. Но он сказал что-то действительно важное, раз Пчёлкин поднялся на ноги, развернулся и пошёл вслед за медсестрой. Уже через секунду Титова пожалела о подаренных Вите вдохах. Если бы она их делала, поняла бы, что случилось. Будь это кино, он бы всё запорол. Режиссёр, недовольно крикнув в громкоговоритель «Стоп!», приказал бы переснять последние несколько минут. Уже ступая за порог, Пчёлкин обернулся к ней, на какую-то долю секунды посмотрел прямо в глаза, и этого хватило, чтобы клапаны сердца забились тромбами. Все до единого. Лера прочитала в его радужках прощание вперемешку с извинениями, которые, вопреки её желанию, не рассеивались бордовыми точками. Уж что-что, но это она предпочла бы не видеть. — Я не смогу, — Белов отбросил пистолет на стол, будто ему было в тягость держать в руках такую ношу. — Не смогу этого сделать. — Пацанам скажем, — как-то слишком легкомысленно отозвался Холмогоров, бросая своё оружие рядом. То, насколько естественно они обсуждали его убийство… Боже, это затормаживало реакции Леры примерно на секунду, буксуя в тот момент, когда девчонке приходилось разжёвывать себе самой: они действительно готовы отнять у него жизнь. Это было до мерзости цинично даже для законченных бандитов. — Вы же не убьёте его? — неожиданно для себя самой спросила девчонка. Ей бы хотелось оставить вопросительный тон за скобками, но он оказался вкраплённым во фразу ещё до того, как она начала говорить. — Лер, езжай домой, — Космос устало провёл по лицу, словно именно Титова тратила все его силы. А ведь она старалась молчать последний час или около того. — Нет, я никуда не уеду! — решительно заявила Лера, стерев с лица примерно десятый литр слёз. — Вы… вы с ума сошли, что вы творите? Он ваш друг! — Кос! — крикнул Белов, перебивая порыв девчонки достучаться до какой-то толики человечности внутри парней. Холмогоров был из тех людей, которым дважды повторять — глупо. А ещё он относился к тем немногим, кто умел считывать указания друга без дополнительных подсказок. Ему хватило трёх шагов, чтобы подойти к дивану и схватить Титову в охапку, и ещё пяти, чтобы вытащить её, брыкающуюся, в коридор. — Шмидт, домой её отвези, — рявкнул Космос, передавая извивающуюся Леру, ор которой должен был сдирать штукатурку со стен, в руки коренастого лысого парня. — Нет, не смей! — девчонка вырывалась, пыталась отпинываться, на задворках сознания понимая, насколько это бессмысленно. — Ненавижу вас всех! Сдохните! Ненавижу! Это действительно оказалось бессмысленно. Руки Шмидта плотно сжимали тело Титовой, словно она попала в капкан. Всё, что ей оставалось — истошно орать, смотреть на остающегося внутри больницы Космоса и через взгляд передавать всё красноречие своей злости. Чёрт, даже появившаяся ненависть к Холмогорову — и та оказалась символичной в стенах Склифа.

***

Пять часов утра. Часы в гостиной показывали почти пять часов утра, когда она услышала до боли знакомый рык за спиной. По неведомой Лере причине псина перестала пытаться её загрызть. Она всего лишь приходила, стояла рядом и всё. Как будто переквалифицировалась, став охранником, а не смертоубийственным врагом. Наверное, доберман тоже чувствовал, что его хозяина скоро убьют или уже убили, и решил больше ничего с девчонкой не делить. Очевидно, после новости о смерти Пчёлкина они завоют вместе. Титова так часто встречалась со смертью и болью от неё, что даже эта костлявая ощущалась как старая знакомая, с которой они играли в игру. Как будто смерть всегда наступала на пятки, но отставала самую малость, давая Лере фору. Смерть — сильный соперник, при этом привыкший играть грязно. Поэтому и девчонке пришлось изворачиваться, врать, пытаясь быть если не на равных, то хотя бы близко к тому. Титова хотела бы провести сейчас ладонью по холке добермана, немного приласкать его, как минимум ради того, чтобы располовинить боль, саднящую между рёбер. Они заслуживали испытывать её не в полной мере оба, потому что такое количество боли слишком велико на каждого. Лера бы хотела погладить гладкошёрстную величавую собаку, но её не было в реальности. Зато в реальности оставалась сама девочка, и уж если кому было необходимо ослабить давящее чувство меж рёбер, так это ей. Высохшие дорожки слёз наросли на лице в несколько слоёв. Кожа стягивалась, соль почти искрилась, а Титовой не было никакого дела до этого. Мама всегда заставляла маленькую Леру срочно умываться, если та плакала, не забыв при этом упомянуть, что для состояния кожи нет ничего хуже, чем рыдания. Очевидно, девчонка со дня на день планировала сделать пластическую операцию. — Как же я вас всех ненавижу, — пробормотала Титова, качая головой из стороны в сторону. Псина рыкнула за её спиной, пытаясь защитить своего хозяина. Практически нехотя Лера поднялась с дивана, чуть пошатнулась, запутавшись в ногах, но устояла. Она брела в ванную, будто пьяная, натурально отталкиваясь руками от стен коридора. Ей нужно было умыться ледяной водой, позволить своей коже остаться молодой и свежей. Что-то в девчонке должно было остаться, раз внутри постепенно выжигалось всё. Даже хлынувшая из крана ледяная вода, брызгами попав на лицо, превращалась в лаву, смывая засохшие слёзы и вместе с тем снимая скальп. Сегодня, сидя на диване в больнице, Лера неожиданно ощутила, до какой степени ей не хватает рядом родителей. Они бы смогли подсказать, как сделать правильно и что совершенно точно не стоит делать. Наверное, мама посоветовала бы позвонить Кате, а папа бы сказал, что это не её ума дело. Вряд ли девчонка бы послушала их. Господи, он причинил ей так много боли… Как будто Пчёлкин на каждый Новый год и день рождения с самого детства, из года в год загадывал её страдания. Мечтал видеть, как она будет корчиться, сжимаясь от спазмов посередине грудной клетки, и ловить короткие вздохи. — Ты дома? — крикнул он чуть пьяным голосом. Лера за шумом воды не разобрала, в какой момент он зашёл. Казалось, доберман ринулся к нему и поластился об ногу в приветствии. — Нет, — прошептала девчонка. Она закрыла вентиль, подняла глаза и встретилась взглядом с Витей через зеркало. Тот стоял в дверном проёме, выглядел куда хуже, чем когда-либо, но тот факт, что Пчёлкин стоял живой, делал его идеальным. Она терпеть не могла, когда он смахивал на идеал. Это было до ужаса не про него. Титовой пришлось дважды выдохнуть и трижды вдохнуть, прежде чем она решилась озвучить то, что крутилось внутри её головы, словно мысли ездили на поезде метро по кольцевой ветке несколько часов подряд. — То, чем ты занимаешься — это ужасно, — пустым голосом произнесла Лера. Это должно было звучать обвинительно, но она просто констатировала факт. — То, что ты делаешь — это худшее, что можно делать. — Я просто живу, — прорычал Витя. Пальцы на дверном косяке сжались так сильно, словно он планировал его вырвать с мясом и использовать как оборонительное оружие. — Просто живёшь? — она усмехнулась, развернувшись лицом к парню, чтобы смотреть в глаза, говоря это всё. — И Кос просто живёт? И Саша с Филом? Просто ставите друг друга под стволы, просто убиваете людей. Такие, блять, простые вы… — А то ты не знала, во что ввязываешься? — прищурился Витя, делая вид, что каждое слово не врезалось ему в грудь. — Я думала, что однажды вы изменитесь! — её крик заставил парня сильнее ухватиться за дверной косяк. — Посмотрите, какие руины оставляете после себя, скольким людям делаете больно! Но вы же как танки прёте вперёд! Он сжал челюсти, опустив вниз голову. Титова знала, что попала в десятку. По его горькой усмешке стало понятно: Пчёлкин и сам думал об этом в подобном ключе, скорее всего, не раз, но услышать правду от Леры было больнее, чем обвинять себя самого. Потому что девчонка не пыталась тут же найти оправдания, а он делал это постоянно. — Вы любите жён друг друга, изменяете своим… — продолжала Титова, заведясь достаточно сильно, чтобы пропустить, когда стоило замолчать. — Чё? Каких жён? — Витя моментально перестал терзаться внутренними обвинениями, наконец, услышав по-настоящему бредовую часть её претензий. — Ты чё несёшь? — Кос сказал, что ты любишь Олю! — В словах Леры было столько обиды, как будто вот это являлось проблемой, а не брак Пчёлкина с сестрой. О Кате она говорила с куда меньшим надрывом. — Я слышала! Они с Сашей это обсуждали! — Так, а теперь послушай меня, — его голос можно было назвать вкрадчивым, если бы не стиснутые зубы. — Я никогда не любил Олю, уяснила? Ни одной минуты. Ты когда-то спросила, влюблялся ли я, и я тогда тебе ответил правду. Я не называл Белову. — Что тебе мешало полюбить её позже, а? Что? — Витя удивлялся, как она не разорвала связки, крича ему вопросы чересчур громко для этой маленькой ванной. Впрочем, стой они даже в огромном поле, Лера всё равно орала бы непозволительно голосисто. — Кто, — тихо ответил он, не давая никаких пояснений. По правде говоря, девчонка настолько сильно увлеклась своей истерикой, что даже не услышала его ответ. — Нахрена ты поехала в больницу? Я же сказал тебе оставаться дома. — Кажется, мы с тобой сегодня уже выяснили, что ты мне не отец, — совершенно спокойно сказала девчонка. Витя не знал, что именно этот тон — предвестник бури. — То есть, ты у нас только родителей слушаешься? — ему почти удалось усмехнуться. — Тогда у меня для тебя плохие новости: маму с папой мы уже никогда не вернём! Она вдруг сжалась, посмотрела на него исподлобья и заплакала. Настолько честно, что у Пчёлкина не осталось никаких эмоций, кроме непреодолимой тяги защитить. Парень оттолкнулся от косяка, сделал один шаг и тут же притянул Титову за шею к себе. Он сжимал её в объятиях, дробил кости, а она только сильнее всхлипывала, разбивая рыдания о пропахшую медикаментами и спиртом рубашку. — Я скучаю по маме, — на вдохе призналась Лера. — Когда сегодня ты сказал, что тебя убьют, я так испугалась. А потом… Потом Космос и Саша… они же были готовы… — Тихо, малыш, тихо, — Витя гладил её по спине одной рукой, второй вжимая в себя. — Теперь всё хорошо, не плачь. — Не умирай, пожалуйста, — сквозь очередной всхлип попросила Титова. — Я так боюсь, что ты умрёшь. — Клянусь тебе: не умру! — Витя прижал её ещё ближе, шепча пустую клятву на ухо. Небольшая ванная навсегда впечатала в белую плитку этот их разговор. Слова отскакивали от стены к потолку и обратно, как мячики, а потом оседали на швах между плиточными квадратиками, растворялись в затирке. Давили на Леру со всех сторон, запечатывали её в кокон из надежды, и она постепенно обмякла в объятиях Пчёлкина. Он ощущал, как девчонка расслаблялась, как её тело переставало дрожать. Лишь раз в пару минут она всхлипывала и едва заметно дёргалась. Витя понятия не имел, что так хорошо сработало: её нервная система или его ложь. Потому что он знал, что обещать Титовой жить можно было с такой же уверенностью, как говорить, что им позволено любить друг друга. Ведь им нихуя это было не позволено.