Малолетка

Ручка сумки, если бы могла, обматерила бы Титову за все разы, когда с виду хрупкие пальцы Леры сжимали чёрную кожу, будто сравнивали, что прочнее: сделанный в Париже аксессуар или ладони девчонки, рождённой в СССР. Если бы не прошли времена Союза, Титова выиграла бы эту схватку всухую, ибо проиграть представителю самой передовой страны было попросту нельзя. По лицу Леры плыла неуверенная улыбка, когда водитель попутки притормозил возле основных ворот. Уголки губ то поднимались, то резко опускались вниз, не зная, какое положение в данной ситуации более уместно. Девчонка нервно выглянула в окно, вместе с тем потянув в разные стороны ручку, и та заскрипела. Титовой показалось, она расслышала «сука». Что ж, это было справедливо. Лера боялась возле ворот заметить толпу разъярённых друзей и знакомых, которые непременно стояли бы с вилами, намереваясь заколоть легкомысленную девчонку насмерть за купленные специально на свадьбу букеты и подарки. Впрочем, она отменила лишь само бракосочетание. О том, что от подарков Титова тоже отказывается, речи не шло. Да и банкет можно было провести в принципе. Она хохотнула от этой мысли в тишине машины, и водитель бросил недоверчивый взгляд в зеркало заднего вида. Навряд ли Леру мог рассмешить проезжающий слева «Москвич», так что, скорее всего, водитель решил, будто девчонка тронулась умом. И не сказать, что он ушёл далеко от истины. — Здесь? — громко спросил мужчина, озираясь по сторонам и с интересом разглядывая коричнево-бежевый дом. Машина перегородила выезд какому-то соседу Титовой, а потому громкий сигнал клаксона был вполне ожидаемым. — Да, спасибо, — Лера, наспех вытащив из сумки скомканные купюры, всунула их в раскрытую ладонь водителя, которого очередной сигнал вообще не заботил. Казалось, он специально медленно расправлял смятые бумажки, пересчитывая. — Всё так? — Ага, всё так, — масляно улыбнувшись, мужчина запихнул купюры в нагрудный карман рубашки, провонявшей бензином, потом и соляркой. Визгливый сигнал гонгом отдался в голове девчонки, стоило той выйти из попутки. Куда так спешил сосед — неясно, всё же в пятницу, да ещё и в полдень, многие сидели на работе, неспешно перебирая бумажки. Наверное, на службу этот любитель звука клаксона и опаздывал. — А нечего дрыхнуть и диван полдня давить! — буркнула себе под нос Титова. Она выдохнула как-то непонятно. То ли с облегчением, то ли, наоборот, с такой неподъёмной тяжестью, что впору было лечь под гнётом собственных ожиданий. Потому что Лера ждала здесь толпу людей… Враньё. Она ждала одного конкретного. Того, кто должен был узнать от своей жены об отмене свадьбы и примчаться. Впрочем, у него же по-прежнему остался въезд прямо к дому. Наверное, он там. Припарковался, как обычно, на своём месте и ждёт её. Да, так оно и есть. Девчонка почти бежала по двору, но пыталась не слишком выдавать своё возбуждение. Ей не хотелось показаться перед Витей запыхавшейся и растрёпанной, так что каждый шаг был скорее размашистым, чем быстрым. Собственные ожидания нависали над Титовой, как дамоклов меч, обещая отрубить голову своей создательнице, если они не оправдаются. Первый дом, второй. Возле своего она чуть замедлилась, перехватывая сумку с зонтом в руке поудобнее, и убрала лезущие в глаза волосы. Желудок начинал постепенно сужаться, превращаться в небольшую трубку, которая с лёгкостью скрутится в узел. Оставшиеся позади два подъезда разрубили один канат, на котором был подвешен тот меч: машины Пчёлкина на привычном месте не оказалось. Но ведь у него есть ключ! Да, точно! Конечно, он бы не поехал на своей тачке, понимая, что к Титовой может заявиться кто угодно и просто спалить их. Это было логично: поймать какую-нибудь машину. Приехать на чём-то неприметном, словно шпион из фильма, замести все связующие их следы. — Хоть бы он был там, — шептала Лера, зажав три цифры на кодовом замке и потянув на себя дверь. — Хоть бы он был в квартире. Она понадеялась на открытое окошко в каморке Татьяны Викентьевны, из которого жёлтый свет очень непрезентабельно подсвечивал облупившуюся голубую краску на почтовых ящиках. Девчонка бы спросила у неё, приехал ли Витя, заранее подготавливаясь к их встрече, но, как назло, консьержку от жильцов скрывала задёрнутая небольшая шторка. Титова услышала трель домашнего телефона ещё на лестничном пролёте между первым и вторым этажом, мысленно простонав. Скорее всего, красный аппарат надрывался уже около двух часов от бесперебойно звонящих гостей, которым сестра невесты сообщила безрадостную новость. Вообще, Лера не боялась самолично объясняться, тут не за что было краснеть, но звонок от двух людей она надеялась не получить: с родителями Гоши вряд ли ей получится поговорить так же относительно спокойно, как и с самим парнем. Девчонка замешкалась перед дверью в квартиру. Ключ в её руке подрагивал, но в рамках разумного, а трель по ту сторону стихла. Всё замерло, даже стены будто бы задержали своё дыхание, позволяя Титовой собраться с мыслями и войти в квартиру, встретиться с происходящим в её жизни бардаком, как с реальным визави. Потому что все эти звонки, а если точнее, люди по ту сторону телефонных каналов, ощущались противниками. Вряд ли Лере звонили с приободряющими речами. Скорее всего, волны планировали передавать крики, звучащие до треска пластиковых трубок. Но ведь он же там, а значит, ничего не страшно. Это можно вытерпеть, если Пчёлкин будет обнимать её и прижимать к себе. Ключ вошёл в скважину, сделал три оборота и выскользнул обратно. Легко. Ручка опустилась вниз, и дверь приоткрылась — тоже несложно. Девчонка переступила порог вместе с тем, как красный аппарат вновь истошно заверещал. Первым делом глаза Титовой метнулись к обуви. Только женская. Никаких мужских ботинок. Она закрывала за собой дверь медленно и принюхивалась, пытаясь уловить сандал с цитрусом. Ничего. Только еле заметный шлейф от её парфюма, брызнутый перед выходом из дома на запястья. Второй канат, на котором висел меч, надорвался, оставшись одной хлипкой ниточкой надежды. Лера швырнула на пол сумку, из которой что-то вывалилось вместе с ключами и зонтом. Не разуваясь, она побежала по квартире, распахивая каждую дверь, как Вера Клейсорн из фильма «Десять негритят». Её комната, Катина… Девчонка усмехнулась перед дверью в отцовский кабинет. — Последний негритёнок посмотрел устало, повесился, и никого не стало, — истерично рассмеявшись, Титова толкнула резную дверцу. Пусто. Если бы это был фильм, то режиссёру стоило бы поставить жанр «ужасы». Саундтрек в виде надоедливого телефонного аппарата вызывал бы мурашки на коже зрителей, а сумасшедший оскал, с которым Лера дико оглядывала секретер, пугал похлеще любого скримера. Качнувшись, нитка порвалась, и меч полетел вниз, отрубая девчонке голову. Убийство без единой капли крови, даже ещё до того момента, как жертва успела испугаться. Режиссёр мог бы бороться с этой картиной за Оскар. Продолжая чудовищно в своём безумии улыбаться, труп обернулся на источник раздражающего звука. Теперь ей было нестрашно говорить с родителями Гоши, вряд ли они могли сделать Лере хуже. На негнущихся ногах она дошла в коридор, сняла трубку и прижала ту к уху, хрипло выдавив из себя: — Алло? — Лера, что происходит? — голос Виктора Петровича срывался, но настолько деликатно, словно он просто поперхнулся чаем аккурат в тот момент, когда девчонка соизволила ответить. — Мне позвонила Катя, сказала, что свадьбы не будет! Ничего не понимаю, что случилось? — Дядь Вить, свадьбы не будет, — она ровно пожала плечами. — Катя же сказала это. Я передумала. — Это что ещё значит? Что за фокусы, я понять не могу? — Зорин, девчонка могла поклясться, трясся сейчас и был больше похож на помидор сорта «Бычье сердце», чем на мужчину преклонных лет. — Мы с Гошей поспешили, вот и всё, — Титова звучала на фоне крёстного, как умалишённая под дозой транквилизаторов, ибо её голос был растёкшейся где-то у входа в отцовский кабинет кровью, которая хлестала из отрубленной башки. Как у Берлиоза. Они оба повстречали на своём пути Дьявола, и оба за это поплатились жизнью. Жаль только, что Лера не была написанным на страницах романа персонажем. — Я… Я даже не знаю, как это назвать, честное слово! Свадьба — это тебе не игрульки, это серьёзный шаг и к нему надо подходить со всей ответстве… — Дядь Вить, пожалуйста, мы можем поговорить об этом потом? — перебила его девчонка, не дав развить мысль до темы духовных скреп. — Мне сейчас и так погано. — Мы обязательно поговорим с тобой об этом, Валерия! — Треск пластика ударил Титовой в ухо, а она лишь преспокойно положила трубку обратно. Как будто этот истеричный вопль нравоучений для неё мог хоть что-то значить. Едва аппарат принял первозданный вид с положенной на него трубкой, как раздался новый звонок. Лера не стала томить ожиданием ни себя, ни человека там, сразу подняв трубку, становящуюся на этот день её неотъемлемой частью. — Да? — без налёта эмоций живого человека пробухтела девчонка. — Лера, здравствуй, это Ольга Константиновна, — заговорила тоном оперной певицы женщина. — Нам позвонила Катя… — Вы кто? — Титова нахмурила, взаправду не узнавая этот голос. — Подруга твоей мамы, мы виделись на похоронах. Так вот, я бы… — Если бы Лера была в мультике, над её головой сейчас зажглась бы лампочка, а она сама карикатурно подняла бы указательный палец вверх. Ну, конечно, это была та баба, которой девчонка что-то сказанула про мытьё полов, если бы не Наталья Петровна. Титова могла слушать нравоучения от крёстного, но не от женщины, с которой их связывало примерно ничего. Лера фыркнула и с силой вернула трубку на место, не дослушав фразу женщины до конца. — Господи, Катя реально звала всех подряд, — девчонка закатила глаза, опёрлась спиной о стену и почти съехала вниз, но очередной звонок послужил невидимыми костылями, заставляя стоять на месте. Титова со злостью дёрнула на себя трубку, сразу же рявкнув в неё: — Что ещё? — Да к тебе не прорваться! То не отвечаешь, то занято… — со смехом причитал Кос. — Президент ещё только не звонил, — поддержала его Титова, чувствуя, как остатки жизни внутри трепыхались от баса Холмогорова, словно вспомнили, как раньше он мог рассмешить Леру в любой ситуации. — Я за него, — голос Космоса стал ниже, что всегда говорило о начале более серьёзного разговора. — Катюха звонила, сказала, что ты свадьбу отменила. Что стряслось? — Не знаю, как объяснить, Кос. Просто не моё это, вот и всё. Может быть, некоторые девушки не созданы для брака? — Телефонный провод, похожий на кудрявый девичий волос, наматывался на фалангу указательного пальца Титовой и скрипел. — Наверное, такие и есть, но ты к ним не относишься, — она слышала, с какой теплотой Космос доносил слова, и в груди действительно стало теплее. Будто обёрнутую в махровое полотенце грелку положили. — Я, кстати, так и думал, что ты в итоге труханёшь. — Да ну? В провидцы заделался? — неожиданно для самой себя Лера рассмеялась, как будто та трепыхавшаяся жизнь стала постепенно наращивать силу, готовясь снова завладеть телом. — Не в том дело, — она была уверена, что Холмогоров закатил глаза. — Слишком ты нервная была, дёрганая, неспроста ж. — Наверное. — Завиток провода слетел с пальца и ударился о борт красного аппарата. — Ладно, Кос, я пойду хоть переоденусь, умоюсь, а то чувствую себя, как в говне извалялась от всего этого. — Давай. Я на днях заскочу к тебе в галерею, потрещим. Вполне возможно, Лера до сих пор не переболела тот вирус, который когда-то подхватила от Коса, ибо она положила трубку, чувствуя, как когтистая грусть процарапывала ей точно вдоль грудины, а на лице девчонки робко проклёвывалась улыбка. Ему до сих пор удавалось делать это: заставлять Титову растягивать уголки губ, когда, казалось бы, ничего не располагало. Ей бы хотелось стаскивать с себя водолазку, джинсы, носки и вместе с ними ответственность за происходящее под размеренную тишину квартиры, но вместо этого жуткий саундтрек не утихал ни на секунду. Лера была бы счастлива накинуть чёрный шёлковый халат, наслаждаясь пением птиц за окном, однако у телефонного аппарата были другие планы. — Да? — гаркнула девчонка, удивительным образом не вырвав провод с мясом. — Здравствуй, Лера, это Олег Миха… — она бросила трубку обратно, не собираясь дослушивать даже отчество, произнесённое в таком тоне, словно ей позвонил коллектор. Если до этого момента Титова считала, что сможет вытерпеть десятки звонков, оставшись в относительном спокойствии, то теперь… Лера даже не хотела притворяться. Просить людей не волноваться. Убеждать гостей, что всё в порядке, что это нормально, что так бывает. Ей казалось безумием оправдываться за собственный выбор, который не касался ни одного человека, решившего набрать девчонке после новости о сорванной свадьбе. Она искренне не понимала, какого хера все говорят с ней таким тоном, будто она должна объясняться. За что? За свои чувства? Нет, это уже слишком. Лера зашла в деревянный дом, чиркнула колёсиком зажигалки и поднесла открытый огонь к слегка подгнившим стенам. Пламя медленно охватывало всё вокруг, позволяя дому сгореть. И Титовой вместе с ним. А этих гостей просили одного: не рыпаться, не вытаскивать её. Но даже такой, до тупости простой просьбы оказалось чересчур много для людей, привыкших жить по правилам. Лера сжимала в руке красный пластик, глубоко дышала и слышала его. Тихое сопение, примешанное к едва уловимому гортанному рычанию прямо за спиной. Безумная улыбка вновь поплыла по лицу, захватывая в пламя горящего дома глаза, потому что девчонка точно знала, кто стоял сзади. Она обернулась, встретив его, как старого друга, с которым они вместе прошли немало дерьма. Доберман обнажил клыки, капля слюны упала с его пасти на паркет, и острые уши коснулись ладони Титовой. Он ластился, заранее зная: через секунду ему позволят её загрызть. В некоторой степени Лера была даже рада этой встрече, просто потому, что это доказывало факт существования их с Витей отношений, пусть и в прошлом. Только вдумайтесь: несуществующим доказательством несуществующих отношений являлась несуществующая псина. Если бы сейчас, бредя в ванную и чертя по стенам линии стеклянными глазами, девчонка умудрилась самую малость прийти в себя, она бы поняла, насколько её рассуждения шизофреничны. Захлопнуть дверь прямо перед носом скалящейся собаки, открыть вентиль холодной воды в раковине на полную и осесть на пол — почти машинальные движения, выполняемые без участия мозга. Что-то про знание, при каких условиях не станет хуже. На то, что ситуация изменится в лучшую сторону под аккомпанемент хлещущей воды, Титова не рассчитывала. Зато этот звук практически умудрялся перекрикивать звонящий в коридоре телефон и рычащую собаку, а потому Лера не обращала внимания на ледяные капли, которые отскакивали ей на лоб, оседая поверх пудры. Девчонка смотрела перед собой, не моргая, словно вместо глазных яблок кто-то вставил имплант, имитирующий глаза. Впрочем, сейчас на холодном кафеле сидела не Титова, а набитое опилками из чувства вины перед Гошей и разочарований в своих иллюзорных мечтах чучело, так что искусственные глаза — вполне логичный атрибут. Раковина заполнялась быстрее, чем успевала утекать вода в водосток. Талый лёд, текущий из крана, стал переливаться через борт и литься на пол, намачивая голые ноги Леры, по которым даже не пошли мурашки от холода. Она натурально не чувствовала ничего, кроме раздирающего першения в горле и постепенно нарастающего жжения в глазах из-за подступающих слёз. Всё разом сократилось до примитивных показателей надвигающейся истерики, а девчонка настолько сильно старалась её раззадорить, мысленно прокручивая, как ждала машину Пчёлкина возле подъезда, что первая капля слезы не стала неожиданностью. — Ненавижу! — взревела Титова, шлёпнув ладонями по воде на полу. Она била несчастную плитку и повторяла это слово раз за разом, пока пятерня не начала гореть, а голос не сорвался на кашель. Это был излюбленный способ Леры вымещать обиду за всё на свете: кричать так сильно, будто уровнем децибел можно заставить мир измениться, припугнуть его достаточно, чтобы всё исправилось само собой. И каждый раз девчонка убеждалась, что её метод абсолютно антинаучный и нерабочий, но она продолжала его использовать, надеясь однажды получить такой необходимый положительный результат. Она продолжала орать и бить кафель, ощущая пылающий огонь в ладонях, вместе с тем пытаясь рассмотреть что-то внизу сквозь слёзы. Какой-нибудь проблеск надежды в очередном всплеске воды, но вместо этого услышала крик из коридора, точно взращённый безумием. — Лера! На секунду она замолчала, прислушиваясь. Смолк телефонный аппарат, Витя тупо снял заткнувшуюся на пару секунд трубку и положил ту рядом. Перестал рычать доберман. Всё замерло, заполняя ванную звуком вытекающей из крана воды. — Ненавижу! — заверещала девчонка сразу после того, как он дёрнул ручку запертой изнутри двери. — Я тебя ненавижу! — Открой дверь! — Пчёлкин вновь потянул на себя металл, и это было так глупо, потому что засов оставался внутри щеколды. — Убирайся отсюда! — Очередной всплеск воды из-под ладоней обрызгал Титову до самой груди. — Не смей приходить больше никогда! — Я вынесу эту ёбаную дверь, если ты не откроешь! Она не видела, как Витя стащил с себя пиджак и бросил тот на пол рядом, как закатал рукава, словно ему предстояло поработать руками в ближайшее время. Лера продолжала избивать несчастную воду, залившую кафельный пол примерно на сантиметр или около того. — Уйди! — закричала девчонка, вскочив. Ноги чудом не разъехались в разные стороны, когда она немного поскользнулась и вполне рисковала расшибить себе голову в следующую секунду, дёрнувшись в сторону раковины. Дверь почти слетела с петель, а щеколда повисла на одном шурупе. Титова не была уверена, что это правда он. Возможно, воспалённый истерикой мозг просто издевается? Подкидывает ей галлюцинацию, проверяя, сколько выдержит Лера? Как будто каждый спазм всхлипа, каждая слеза и каждое подрагивание подбородка собрались вместе, смешались и вылились в физический образ, стоящий прямо сейчас в дверном проёме ванной. — Не приближайся ко мне, — помотав головой, зашептала Титова. — Пожалуйста. — Я… — Витя сделал шаг, переступая порог, начав говорить. Его перебил даже не крик. Натурально вопль, вырвавшийся из её груди. Следом в парня полетела зубная щётка, паста, стаканчик для воды. В его грудь врезалось мыло с засохшей на нём пеной и небольшое карманное зеркальце. Лера оглядывалась за спину, ища ещё хоть что-то и понимала, что израсходовала всю обойму, попав точно в цель, но не уничтожив ту. — Легче? Между ними был метр. Ничтожное расстояние, если так подумать, но Пчёлкину казалось, что ему до девчонки сотни тысяч километров всех тех обид, которыми пылало её красное от безумия лицо даже под слоем макияжа. Капилляры в глазах Титовой полопались. Она напоминала разбушевавшегося пациента психиатрического отделения, что довольно выгодно подтверждала продолжающая лить ледяная вода. — Что ты творишь? — зарычал Витя, преодолев несчастный метр между ними за один взмах намокших девичьих ресниц. Он умудрился одной рукой закрыть вентиль, а второй схватить её за подбородок, повернув к зеркалу лицом. — Убери от меня свои руки! — Титова вырывалась, брыкалась, поэтому свободной рукой парню пришлось прижать её к себе, обездвижить, лишь бы трепыхающееся тело смогло на секунду сфокусировать взгляд напротив себя. — Хватит! Посмотри на себя! — Пчёлкин сильнее дёрнул подбородок, буквально принуждая её увидеть то же самое, что видел сам: чистое сумасшествие, пробравшееся под кожу Леры и окрасившее её всю в алый цвет. — Не хочу, ясно тебе? — отчеканила она, заглядывая в его глаза через отражение. — Потому что я ненавижу себя, тебя и всё, что с нами связано! Не-на-ви-жу! Возможно, к его злости существовало стоп-слово, произнесённое ею за этот недолгий диалог четырежды. Скорее всего, оно же становилось спусковым крючком. Витя секунду колебался, словно обдумывал, можно ли заразиться её безумием через поцелуй, но, видимо, парень был готов делить с Лерой одну палату на двоих до скончания веков, а потому резко развернул девчонку к себе, тут же накрыв своими губами её. Что удивительно, он ожидал удары по плечами или крутящуюся голову, но Титова лишь податливо подалась ближе, обвивая руками шею Пчёлкина. Это чувствовалось как лихорадка. Предсмертная агония, поглощающая в первую очередь мозг. Тот его отдел, который отвечал за здравый смысл, за ничем не помутнённый рассудок. Судя по всему, в его слюну примешали что-то отравленное, какой-то яд, который был абсолютно убийственным для Леры. Кости хрустели и разламывались, как песочное печенье, но острыми краями вспарывали кожу и выпускали бурлящую заражённую кровь. Его губы целиком и полностью состояли из вируса, потому что она хватала ртом воздух, когда он отстранялся, как больной цепляется за ремиссию. А потом он вновь её целовал, и она опять стремительно умирала. Наверное, к концу этого поцелуя в его руках останется бездыханное тело. Наверное, именно этого он и добивался. Наверное, она была к этому готова. Ноги Титовой не держали её совершенно. Она оседала на пол, тянула Пчёлкина за собой, а он поддавался настолько легко, будто ему самому требовалось заземлиться, как в те моменты, когда алкоголь в крови пересекал верхнюю границу допустимого и вместе с закрытыми веками появлялись вертолёты. Витя не обратил внимания на вымокшие в воде штанины, оказавшись вместе с Лерой на полу. Главное, что она была рядом. Он целовал так, словно всё, чего желал в этом грёбаном мире — её губы. Будто бы зациклился на низшей ступени пирамиды Маслоу и был этому чертовски рад. Ладонь Пчёлкина сжимала затылок Леры до боли, прижимая ближе, пытаясь вдавить девчонку в себя, лишь бы не отпустить больше никогда и никуда. Его пальцы путались под копной её волос, сжимали их до боли, контролируя наклон головы Титовой. Он слишком привык к покорности за те месяцы, пока трахал её, и чересчур сильно отвык от того, как легко она поддавалась каждый раз. — Ты моя, ясно? — его выдох обдул остатки слюны на её губах, когда Пчёлкин произнёс слова так чётко, чтобы до Леры точно дошло. Девчонка моргнула дважды, пытаясь поверить ему. Пытаясь заставить свой мозг забыть неловкое хмыкание и молчание, чуть опущенные вниз плечи, когда он сидел на кровати гостиничного номера. Ей было необходимо заглушить те воспоминания вот этой его фразой, просто вытравить их. Потому что, видит Бог, она верила в его равнодушие куда сильнее, чем в признание, произнесённое несколько секунд назад. — Больше. Никогда. Не отпущу, — вкрадчиво произнёс Витя, задирая искупанный в воде низ её халата на талию. Они будто играли в какую-то игру, имея на руках одинаковое количество фишек, но Пчёлкин всё равно умудрялся оставаться в фаворе. Лера проигрывала в реакциях своего тела, куда более хаотичных, чем у Вити. Она то притягивала его ближе, норовя оторвать рукав рубашки по шву, то стягивала её, совершенно позабыв про застёгнутые пуговицы. Девчонка металась, не зная, за что взяться в первую очередь. Так всегда бывает, когда ты мечтаешь о чём-то незначительном, вроде робкого поцелуя перед сном или кекса, а получаешь входной билет на кондитерскую фабрику с разрешением дегустировать всё. Он снова поцеловал её, на этот раз так, как раньше: спешно, воруя у жизни каждый мазок губ и стук зубов. И отношения с Гошей вдруг стали до абсурда смешными в глазах девчонки, потому что… Боже, потому что она искала в нём Витю, не понимая, что один из главных талантов Пчёлкина — уникальность. Возможно, именно поэтому забыть его было чем-то из раздела научной фантастики в ближайшем книжном. Человек устроен таким образом, чтобы нечто, больше никогда не повторяющееся, преследовало до конца дней. — Ты бы не вышла за него, — она утыкалась лбом в его висок, продолжая стягивать с плеча рубашку, и слышала улыбку. Самодовольную. Наглую. Уверенную в собственных словах. — С чего ты взял? — Титова ойкнула от неожиданности, когда холодные пальцы Вити отодвинули её намокшее бельё в сторону и прошлись по клитору. — Потому что я просто тебя целую, а ты уже течёшь, — два пальца проскользнули внутрь настолько легко, словно это было совершенно естественно: трахаться посреди ванной после сорванной свадьбы. — Ты бы не смогла быть с другим так же, как я с другой. Это была настолько сладкая, приятная, как его сбитое, тяжёлое дыхание, ложь, что она сглотнула, поверив. И эта ложь была такой же очевидной, как причина, почему рубашка никак не стягивалась, она крылась в застёгнутых почти до верха пуговицах, вокруг которых жена Пчёлкина прошлась раскалённым утюгом, не оставляя заломов. Он мог быть с другой. Доказательство тому — штамп в паспорте. А вот она, действительно, не могла. Титова отшатнулась, когда два пальца вошли в неё до упора, ощущая прохладу от прилипнувшей холодной ткани халата к низу живота и жару, смерчем крутящемуся внутри. Лера подняла глаза выше и столкнулась с его собственным взглядом. Это было так неожиданно, то, что он наблюдал, как будто она увидела напротив своего лица дуло пистолета. Все эти месяцы она ходила по кругам Ада, сложенным из его голубых глаз. Из того, как звучал его голос, когда он звал её. Из его рук, которые обнимали во сне чересчур властно. Каждый круг — про него. Наверное, он был Дьяволом, потому что только тот мог создать Преисподнюю целиком и полностью из ассоциаций с собой. И сейчас этот Дьявол вырывал из неё стон, похожий на молитву, делая всё происходящее ужасающей формой богохульства. Пчёлкин с мокрым звуком вышел из неё, стянул бельё на лодыжки, зная, что дальше она справится сама. Всегда справлялась. Лера елозила ногами по плитке, рассматривая, как парень раскрыл пряжку ремня, выглядя так же, как его выбритая щека: лощёно, с холёным блеском. Те секунды, в которые бегунок молнии опускался вниз, девчонке хотелось раствориться, исчезнуть, оставшись немым наблюдателем. И она смотрела бы вечно. Витя выглядел безумно сексуально, растягивая момент перед тем, как перестать тянуть что-либо. Он приспустил брюки, как обычно, вместе с боксерами. Как обычно подтянул её ближе к себе и вошёл сразу глубоко, тоже как обычно. Но, Господи… Нет, не как обычно. Всё теперь было иначе. В этот раз она, мокрая и жавшаяся к нему всем телом, будто разрешила самой себе стать другой. Позволила касаться не только снаружи, но и изнутри, задевать костяшками пальцев кожу на груди, которая оголилась из-за разъехавшегося халата, а заодно дотрагиваться до сердца. — Блять, — прошептал Витя, сомкнув зубы с силой. Ему так недоставало этого. Чертовски не хватало того момента, когда она вся целиком была в его руках, когда каждый вздох был о нём. Он сжимал одной ладонью её грудь, второй сдавливая в пальцах талию до красных отметин, до полос, когда подушечки соскользнули ниже. Девчонка впитывала движение кадыка и раздувающиеся ноздри, пытаясь поверить, что им точно можно делать это всё в ванной, на кровати, где угодно. Потому что если бы он первым понял, что им нельзя, и остановился, она бы просто… — Приподнимись, — сказал он куда-то ей в шею, на которой рассматривал красные пятна. Его возбуждение подстёгивало Титову вскинуть бёдра наверх, словно секунда промедления стоила удовольствия обоим. Более глубокое погружение, новый угол, вернувшиеся два пальца на клитор, переставшие мучить её талию, — это всё смешалось, сконцентрировалось на ощущениях внутри Леры, когда она сжала ноги, обхватывая его, словно заковывала в тиски. Только бы не отпускать от себя. Только бы он больше не ушёл. Только бы он был… навсегда… с ней. Несколько его влажных горячих «моя» застряли в её горле, разливайся по ванной тягучим стоном. Витя качнулся ещё дважды, прежде чем выйти и кончить на внутреннюю поверхность бедра девчонки, тут же покрывшуюся тёплой мутной белой жидкостью. Титова дрожала в его руках, цепляясь за так и не снятую рубашку, как будто это имело хоть какое-то значение сейчас. Как будто хоть что-то могло стать настолько важным, чтобы иметь значение. Она чувствовала касающиеся её груди его вздохи, отмеряла, насколько те глубокие, но при этом рваные, полностью потерявшись в ощущениях. Ванная вибрировала вокруг них, словно была готова взорваться по щелчку пальцев, как какой-нибудь реактор. Витя провёл подушечками пальцев по линии волос на шее Леры, потянув на себя, и прошептал на ухо с такой болью в голосе, что она расслышала её даже за очевидно расслабленными нотами после оргазма: — Я не врал, когда говорил, что грохну его. Если бы ты была с ним… — он выдохнул, оставляя в этом окончание фразы. Если бы она была с Гошей, у Пчёлкина бы не осталось ничего, что он боялся проебать. — Я так ждала тебя раньше, — прошептала девчонка, задержав взгляд на кадыке Вити, когда тот сглотнул непроизнесённые слова. — Почему ты не приехал, когда я позвонила Кате? Было странно произносить имя сестры в разговоре с её мужем, особенно учитывая тот факт, что воздух в ванной продолжал пахнуть недавно закончившимся сексом, но Титовой необходимо было задать вопрос, вернувший добермана из глубин сознания на самую поверхность. — Я вчера, когда от тебя уехал, нажрался, как тварь последняя, — опустив голову и качнув ею, Витя ухмыльнулся, вспоминая прошлый вечер. Он опять пытался выискать похожую на Леру девушку и опять никого не нашел, понимая, насколько это тупо: искать замену той, которая по праву его. — Катя еле растолкала меня утром, пока всех обзванивала. Как я в себя пришёл — сразу к тебе. — Пообещай, что больше не оставишь меня, — девчонка подползла ближе к Пчёлкину, тут же уткнувшись носом в его шею. Она провела языком по вене, собирая на кончике горький привкус любимого парфюма. — Ни за что, — прижав её к себе, Витя смог убедиться: она действительно рядом. Сейчас не хотелось вспоминать, что камнем преткновения в их отношениях никогда не была её свадьба или существование Гоши. Скорее, это были вытекающие обстоятельства из имеющихся вводных в виде нежелания Пчёлкина разводиться. Но именно в эту минуту реальные причины той ссоры, которая теперь отголосками звучала в восстанавливающемся дыхании и каплях солёного пота, стали неважными на какой-то период времени. До тех пор, пока эйфория не спадёт, погнув оправу розовых очков. Пока Лера вдруг не вспомнит о штампе в паспорте Вити, а он сам в очередной раз не примется объяснять ей, что разойтись с Катей — всё равно, что отказаться от бизнеса, строившегося много лет. Новые витки проблем и недопонимания были впереди, а сейчас… Сейчас она слушала стук его сердца, а он — её дыхания. И этого было достаточно.

***

Кабинет стал идеальным местом, в которое не совал нос ни один из собравшихся в зале, разве что, кроме управляющей галереей Вероники. Мягкие черты лица брюнетки вводили в заблуждение всех без исключения, заставляя думать, будто эта девушка — лёгкая добыча для какого-нибудь богатея, но Веронику больше интересовало искусство, чем возможность быстренько выскочить замуж за хорошую партию, так сказать. Пожалуй, Лера ценила в ней это качество больше всего на свете. Девушка не засматривалась ни на Коса, ни на Белого, когда те заваливались в здание на Воздвиженке, как к себе домой. Она участливо кивала, сдержанно улыбалась на их комплименты, но никогда не позволяла себе ничего сверх нормы общения. Разве что искренне восхищалась очередным урванным у коллекционера полотном, впрочем, парням к этому моменту разговор обычно надоедал. — Лер, готова? — Вероника в третий раз просунула голову в кабинет девчонки, замечая, что та совершенно не меняла своего положения последние десять минут. Титова бесцельно перекладывала на столе бумажки из одной стопки в другую, имитируя бурную деятельность, по правде говоря, собираясь с мыслями. — Торговать лицом? — ухмыльнулась Лера, после чего отложила очередной акт сверки. — Всегда. Для открытия «Первой Московской галереи современного искусства» был выбран прекрасный день. Вероника использовала слово «поэтичный», когда девчонка предложила ей открываться пятого декабря, в день своего двадцатилетия. Это было действительно символично: ровно год назад они с Кириллом Вячеславовичем, присутствующим с супругой сегодня в доме Волконского, составили окончательный вариант договора об аренде. Спустя двенадцать месяцев старый особняк обрёл новую жизнь, закованную в резные рамки и несколько инсталляций. Титова без особой грусти восприняла отсутствие подарков, заявив каждому приглашённому, что лучший способ поздравить её с днём рождения — прийти и своими глазами оценить детище Леры, обещающее изменить культурную жизнь столицы. Многие, к слову, всё же захватили презенты, теперь дожидающиеся своей очереди в груде сваленных на диване кабинета вещей. — Речь отрепетировала? — Вероника смотрела, как девчонка неспешно поднялась со стула и одёрнула задравшуюся юбку-карандаш, выдав волнение. Ткань не задиралась, плотно прилегая к бёдрам. — Да, всё помню. Это был первый официальный выход Титовой в свет с момента смерти родителей и после сорванной свадьбы, гости с которой пришли сегодня и сюда. Лере казалось странным, что люди, совершенно не знавшие её, разве что в детстве, даже спустя почти два года после гибели Титовых, отдавали дань памяти им, словно Игорь и Наталья до сих пор имели на них какое-то влияние и могли бы разрушить судьбы из могил. Девчонка подхватила бокал с подноса проходящего мимо официанта, выйдя в главный зал. Она едва не задохнулась от увиденного: около трёх десятков человек разглядывали полотна, негромко обсуждая что-то между собой, разбившись на небольшие группки. Нет, конечно, Титова предполагала, что всё будет происходить именно так, но осознание факта, что все собравшиеся пришли по её душу, волновало Леру не меньше, чем свербящая прямо в центре черепной коробки головная боль. Девчонка прошла в центр зала, и даже если бы помещение погрузилось в кромешную темноту, она бы выделялась. Взгляды, направленные на взбалмошную девицу, отменившую собственную свадьбу за час до регистрации, и наследницу уважаемой фамилии по совместительству, напоминали несколько прожекторов. Титовой пришлось расправить плечи, добавляя в свой образ уверенности, вместе с тем приклеив к лицу пластмассовую улыбку. Она вела себя именно так, как учила мама перед «смотринами». И это работало безотказно, потому что мама всегда лучше знала, как надо держаться в обществе. — Я бы хотела сказать пару слов. — Лера чуть слышно прочистила горло, посильнее сжала ножку бокала в пальцах и продолжила. — Мне очень приятно, что вы нашли время и пришли сегодня на открытие совершенно нового формата галереи, который для нашей страны пока очень чужд. Я надеюсь, вы получите удовольствие от этого вечера и полотен, собранных мной и прекрасной управляющей этой галереей Вероникой. Если же нет, закуски и шампанское вам точно понравятся! По залу прошёлся подбадривающий смешок, а Космос и Фил, стоящие рядом друг с другом, отсалютовали девчонке бокалами, задорно подмигнув. — Я бы хотела поблагодарить Виктора Петровича, — она обернулась к крёстному, приподняв уголки губ ровно настолько, насколько это позволял фантомный пластик поверх её лица. — Дядя Витя, большое спасибо тебе за поддержку моих начинаний. Также я бы хотела сказать спасибо Александру Белову, поверившему в меня и мою безумную идею. — Белый, покрепче прижав к себе супругу за талию, ухмыльнулся, поймав взгляд Титовой. — Без него этого всего бы не случилось. И, конечно, я бы хотела поблагодарить мою семью: Катю, маму и папу. Катя стояла вплотную к Ольге, явно с трудом сдерживая подступающий к горлу ком. В её глазах плескались слёзы, но Лера отметила это лишь краем сознания. Её глаза задержались на Вите, который сохранял между собой и супругой почти пионерскую дистанцию. — Меня с детства учили, что можно и нужно совершать ошибки, если хочешь добиться чего-то. Прогуливать уроки, танцевать до утра, влюбляться, срывать свадьбу. — Зал вновь заполнился смехом, теперь уже куда более расслабленным, чем до этого. — Смотря на вас всех и на прекрасные картины вокруг нас, я понимаю, что ошибки остались в прошлом. Спасибо, что пришли. За вас! Одобрительный гул и звон бокалов пробились через маску Титовой. Она рассмеялась, чокаясь с Вероникой, и легко приобняла ту за плечи, шепча при этом слова благодарности. Собственно, как раз таки управляющая наняла спичрайтера, сумевшего написать такую речь, которая бы отражала, насколько сильно повзрослела Лера. Ни одно слово, произнесённое ею, не было самодеятельностью. Всё строго по бумажке, текст с которой девчонка заучивала последние две недели куда более инициативно, чем «Письмо Татьяны к Онегину» в девятом классе. В этом случае от оценки зависело её будущее. Первой к Титовой подлетела сестра, натурально вырвав Леру из объятий управляющей. По всхлипам возле своего уха девчонка догадалась: Катя всё же не смогла сдержать слёзы. Хорошая, значит, получилась речь. Смогла добраться ровно туда, куда и была нацелена. — Ты такая умница! — всхлипывая, бормотала Пчёлкина. — Просто умница! Поздравляю! — Спасибо большое, — ласково проведя ладонью по спине сестры, отозвалась девчонка. — Ну что, теперь ты серьёзная дама с собственным бизнесом? — Витя нарочито громко рассмеялся, заключая Титову в объятия вслед за супругой, а после добавил совсем тихо на ухо. Так, чтобы услышала только Лера. — Малыш, я тобой горжусь! — Спасибо тебе огромное, — она вдохнула запах сандала с цитрусом, пьянея от него в сотни раз сильнее, чем от шампанского на пустой желудок. Ей бы хотелось сейчас поцеловать Пчёлкина, но они ещё пару дней назад договорились, что этот пункт поздравлений наверстают завтра. Дальше люди шли вереницей, словно у них на руках были номерки очереди, заблаговременно написанные в те минуты, пока Титова пряталась в кабинете, оттягивая приветственную речь. Лера улыбалась настолько закостенело, что хотелось размять челюсть, лишь бы троичный нерв не защемился от постоянно растянутых губ и демонстрации ровного ряда зубов. Это было одним из обязательных условий подобных мероприятий, наравне с фальшивым восхищением и заверениями, будто все собравшиеся всегда считали, что когда-нибудь такое произойдёт. Естественно, никто не ожидал от легкомысленной девчонки собственной галереи в двадцать, но люди в последние годы вообще перестали строить долгоиграющие планы, точно не после развала Союза, так что для них даже обычное открытие ресторана становилось приятным сюрпризом. Гости опять разбредались по группам, останавливаясь возле особенно заинтересовавших их картин. Кто-то обсуждал живопись между собой, другие увлечённо слушали Веронику. Титова же пришвартовалась возле Томы и Валеры, зная, как легко удаётся Филатову разряжать любую обстановку. Особенно такую, чересчур напыщенную, как сейчас. — Интересно, чем вдохновлялся автор? — задумчиво протянула Тамара, разглядывая нарисованные палочки, сложенные не то в пентаграмму, не то в замысловатую вариацию детского ребуса, где необходимо сосчитать, сколько геометрических фигур расположено на рисунке. — Клеем «Момент» и пакетом, — хохотнула в бокал Лера, тут же пригубив напиток. С каждым днём перед открытием галереи она всё сильнее убеждалась, что ни черта не смыслила в современном искусстве. Девчонка могла дать руку на отсечение: щёки Томы вспыхнули, словно именно её вопрос заставил Титову так неуместно пошутить. Смех Валеры рядом усугублял ситуацию, в которой Тамара растерянно переводила взгляд с мужа на Леру, пытаясь определить, насколько много шутки в ответе девчонки. — Классная галерея, только я нихера не понимаю в этой мазне, — сквозь смех признался Фил. — Там вот написано, что это картина, в которой девушка рыдает над телом погибшего парня, — он мотнул головой, указав на противоположную стену. — Это где какой-то круг нарисован и разводы вокруг? — Титова качала головой из стороны в сторону, понимая, к чему вёл Валера. — Скажи, эти художники от балды потом придумывают, что нарисовали или как? — Это просто очень тонкое искусство… — Тамара переступала с ноги на ногу, звуча тише, чем её муж. Со стороны это выглядело очаровательно. То, как она старалась соответствовать общему пафосу, а смеющийся Фил рушил планы жены на корню. — Возможно, они пишут их бухими и поэ… — теория Титовой не успела оформиться до конца, оставшись прерванной на полуслове Кириллом Вячеславовичем, подошедшим вместе с Ольгой Беловой и какой-то женщиной, в ушах которой красовались массивные серьги с камнем глубокого зелёного цвета. — Валерия, а мы как раз обсуждали с Ольгой галереи в Штатах! — невероятно бодро для такой скучной темы заявил юрист. — Сошлись во мнении, что однажды и в России станут делать их с таким размахом. — Не сомневаюсь, — елейно процедила Лера, бегло оглядев изменившуюся Белову. Витя рассказывал девчонке, что Оля жила последние полгода вместе с сыном в Америке. Упомянул однажды, будто сослал её Саша под прикрытием безопасности, мол, подальше от криминала всяко лучше, пускай и за океаном. А ещё Пчёлкин сболтнул о любовнице Белого — Анечке, которая работала вместе с Филом над одним фильмом и лезла из кожи вон, лишь бы такой влиятельный Белов оставался с ней рядом, спонсируя походы в ресторан и новые побрякушки. Титова не знала, какая из причин ссылки Ольги была истинно верной. Возможно, обе. Так или иначе, вернулась из-за бугра статная девушка, осанку которой можно было преподавать как отдельный предмет в институте благородных девиц. Белова была одета в облегающее платье с вырезом-лодочкой, похожее Лера видела на обложке «Burda moda» пару недель назад. Что лучше показывает статус девушки, чем украшения? Правильно, новомодная шмотка, привезённая из заграничной поездки. Вне всякого сомнения, Оля за полгода в Америке стала олицетворением того самого статуса. — Уверена, Саша много почерпнёт из рассказов жены про заокеанские галереи и наша станет ещё лучше, — на грани издёвки сказала Титова. Даже она понимала, что интересующийся живописью Белов — это что-то нереальное. — Вы тут тайны Мадридского двора обсуждаете? — как всегда чрезвычайно властный голос Белого ударил Леру в лопатки, словно хлыстом, и она подалась ближе, слегка пролив шампанское на коктейльное платье супруги Саши. — Лёгок на помине, — прорычала себе под нос девчонка, спешно вытирая небольшое пятнышко, сделавшее тёмно-синее платье Ольги в зоне декольте чёрного цвета. — Извини, я нечаянно, — виновато прошептала Титова. Ей не нужно было поднимать глаза наверх, чтобы убедиться, по какой причине темечко просверливала невидимая дрель. Белова пыталась взглядом убить косорукую галеристку. — Я хотел познакомиться во-он с тем мужиком, который от Зорина не отлипает, — Саша потянул Леру к себе за локоть, очевидно, решив, что супруга получила достаточно внимания. — Знаешь его? — Приятель отца, вместе в партию вступали, — практически опустевший бокал в руке девчонки сменился на полный, за что благодарить стоило проходящего мимо официанта с подносом в руке. Или Веронику, организовывающую мероприятие. — Пошли, буду отрабатывать свою часть сделки. История про меценатство Белова не была фикцией. Он действительно вбухал в галерею огромные бабки, совершенно не контролируя, на что те расходуются. Все его частые визиты «проследить за ходом работ» были лишь формальным предлогом, удобным способом заболтать Титову, выводя свою мысль так отчётливо, что Лере в какой-то момент казалось, будто именно она нужна была Саше, а не наоборот. За шелухой из поддержки юных, бесспорно талантливых любителей современного искусства скрывались мотивы, которые подходили Белову куда больше, чем благородное пожертвование на развитие галереи. Белый поставил условие ещё в самом начале сотрудничества: все деньги шли через его фонд, благодаря которому бригада Саши получала льготы на импорт табака и сигарет, но только половина оседала на расчётном счету новой игрушки Титовой, как называл дом на Воздвиженке сам меценат. Вторая же половина благополучно выводилась через офшоры в карман всей великолепной четвёрки, когда-то заседающей в трухлявой беседке на окраине Москвы, а теперь занимающей внушительное здание посреди Цветного бульвара. Лера закрывала на эту схему, довольно откровенно серую, глаза. Словно купюры, щедро отстёгиваемые Белым, становились бельмом, не позволяя девчонке рассмотреть, в какую кристальную грязь та ввязалась. У неё было право попросить больше, возмутиться задержке транша. На этом права Титовой кончались, ибо начинались запреты. Она должна была молчать об отмывании бабла, стоически смиряясь с тем, что её способ выбиться в люди по-взрослому — подспорье для обогащения бригадиров. Это, к слову, тоже являлось одним из условий сотрудничества, выдвинутых Сашей. — Кстати, я тоже кое-кого пригласил, ты не против? — вышагивая по залу под руку с Лерой, спросил Белов. — А я могла бы тебе запретить? — Она приподняла бровь, коротко взглянув на молодого человека. — Нет, не могла бы, — он произнёс это без бахвальства или самодовольства, просто как данность. И Титова знала это. Подходя к мужчинам, на чьих лицах власть была написана так же отчётливо, как читалась громадная стоимость часов, украшающих запястья, она ощущала исходящую от Белова энергию силы. Он имел право заткнуть ей рот пачкой денег, не забыв при этом напомнить, что Лера пошла на это с открытыми глазами. Он не выкручивал ей руки, ставя условия, хотя, на самом деле, заламывал похлеще ОМОНа, штурмующего офисы разных бригад. У девчонки, для которой галерея стала целью жизни, пункты негласного договора равнялись обязательным. — Ох, Лерочка! — Зорин хлопнул в ладоши, затыкая своего собеседника на полуслове. Видимо, тот стоял на ступень ниже Виктора Петровича в пищевой цепочке. — А мы как раз с Михаилом Александровичем обсуждали, как интересно подобраны картины! — Спасибо большое, — ласково, несколько пугающе ровно произнесла Титова, отодвинувшись в сторону от Саши, будто планировала его продемонстрировать. — Познакомьтесь, кстати, Александр Белов. Возможно, вы слышали про его фонд «Реставрация»… — Мы недавно закончили с Церковью Николая Чудотворца. — Лера незаметно ухмыльнулась. По какой-то необъяснимой причине люди всегда использовали «мы», говоря о детях или перекладывая с себя ответственность. — Да-да! — оживился Михаил Александрович, а глаза его загорелись так, словно он мечтал Белову пожать руку минимум половину жизни. — На днях крестили там внука. Чудная церковь, просто чудная! А какие там… Титова отвлеклась от похвалы в адрес Белого. Боже, улыбка, растягивающаяся на его лице, была настолько лицемерной, что хотелось ударить молодого человека лопатой, лишь бы стереть её вовсе. Взгляд Леры метнулся к двум людям, непозволительно сильно опоздавшим на празднование очередного места, куда будут ходить исключительно привилегированные члены общества. Высокая худощавая блондинка, чья причёска напоминала ощипанного воробья, впрочем, так было модно носить последние пару лет, крепко хваталась за поданную ей руку вылизанного брюнета. Титова определённо понятия не имела, кто эти двое и что здесь забыли. Они смотрели по сторонам, одаривая улыбками всех без исключения, но взгляд девушки остановился на Саше. Она смотрела испытывающе долго, наверное, дожидаясь, когда он сам обратит на неё внимание. — Ты зачем её позвала? — Лера вздрогнула от злого шёпота появившейся из ниоткуда сестры прямо в ухо. — Я понятия не имею, кто это… — растерянно прошептала девчонка. — Белов сказал, что тоже кого-то пригласил, наверное, это он. — Боже, какой позор! — Пчёлкина подтащила Титову к себе, будто тряпичную куклу. — Это та любовница, про которую я тебе рассказывала! Нет, ну это надо? Позвать эту блядь на открытие галереи, где будет жена! Была в сёстрах общность, вышколенная десятками смотрин в своё время. И Лера, и Катя чувствовали себя на подобных мероприятиях, как рыбы в воде. Если точнее, то как пираньи в аквариуме. Хищники всегда замечают добычу, даже если та пытается маскироваться под один подвид с особями более сильного вида. Так же коренные москвички Титова и Пчёлкина моментально раскусывали провинциалок, прыгнувших в постели к богатым кошелькам. Анечка не стала исключением. Лимитчицы цепляли себе на пальцы подаренные кольца, вставляли в уши насосанные серьги, но всё равно даже близко не походили на тех, кто обладал властью в обществе просто по праву рождения. В тех кругах, которые достались Лере и Кате в качестве наследства, они были пираньями. Каждая новая особа, приехавшая позавчера из своей деревни, а сегодня стоящая рядом на мероприятии, была для девушек развлечением. Они с интересом наблюдали, как барышня крутится возле папика, как тот потом её кидает и как в конце этого спектакля девушка или исчезает, или цепляется за нового. Шоу в реальной жизни было лучше любого сериала или фильма. Видимо, именно по этой причине Титова пялилась поочерёдно то на Белова, то на его жену, то на любовницу. Впитывала в себя их эмоции, как губка, растворяя те в удовлетворённой улыбке. Ей было интересно наблюдать за сжавшей челюсти Ольгой. Лера разве что на свист не сорвалась, когда Саша подошёл к Ане и её спутнику, быстро что-то произнеся. Открытие галереи, собственный день рождения — всё разом померкло, оставляя центральной, яркой частью Белова и его баб. Одна из них, та, которая всем своим видом демонстрировала обручальное кольцо, приблизилась к Титовой и Пчёлкиной, оставляя на паркете следы своих шпилек. — Лера, прекрасный вечер, чудесная галерея, но у меня так разболелась голова, — Оля попыталась улыбнуться, но эта улыбка вышла такой натянутой, кривой, словно ей минуту назад сделали неудачную подтяжку. — Я поеду домой, ладно? — Да, конечно, — ответила Лера в удаляющуюся спину Беловой. Девчонка надеялась, что Оля, проходя мимо Анечки, толкнёт ту плечом, но это было ниже достоинства Беловой, очевидно. Она удостоила любовницу уничижительным взглядом, а на супруга даже не взглянула. Титова задумалась о том, насколько всё в этом городе, а возможно, даже и в мире, переплетено между собой. Как такие разные и вместе с тем похожие ситуации, людские судьбы пересекаются внутри одного небольшого помещения. Две жены и две любовницы пришли этим вечером отпраздновать небольшое, локальное событие. По сути, разница перевешивала незримые весы благородства на сторону Саши, тот хотя бы выбрал себе для секса на стороне не сестру жены, но кто знает, как бы сложились обстоятельства, будь Ольга не единственной дочерью в своей семье. — Это просто невероятно! — продолжала возмущаться Катя полушёпотом, но у Леры создавалось впечатление, будто сестра орала ей прямо в ухо, настолько ощутимо было недовольство Пчёлкиной всей ситуацией. Особенно учтивым кивком Саши, который и не думал догонять супругу. — Как так можно? Опозорить Олю при всех… — Да кроме тебя и его друзей никто понятия не имеет, что это за девица, — фыркнула Титова. Обычно именно она реагировала на несправедливости чересчур бурно, но, видимо, эта тема была очень личной как раз для Кати. — Но он же знает, что в глазах друзей жена выглядит дурой! — девушка почти взвизгнула и, будь она помладше лет эдак на двадцать, непременно топнула бы ногой. — Кать, пожалуйста, я не хочу сегодня разбираться в личной жизни Белова, ладно? — откинув за плечо волосы, твёрдо произнесла Лера. Вопросительная интонация была скорее обязательным элементом фразы, а не желанием действительно подискутировать. — Выпей, расслабься. Хватит забивать себе голову чужими проблемами. — Одна вон уже расслабилась, — Пчёлкина кивнула в сторону выхода из галереи, куда так стремительно ускакала её подруга. — Я пойду пообщаюсь с людьми, которых не волнует, кого ебёт Белов, если ты позволишь! Девчонка ушла быстрее, чем Катя успела переставить иглу на своём проигрывателе к краю пластинки и завести её вновь. Стоящие в полукруге Филатовы с Косом и Людой виделись Титовой островком, на котором можно выдохнуть. Четвёрка переговаривалась, периодически хихикая, и совершенно точно не бросала высокомерные взгляды на блондинку, чья рука должна была прирасти к пиджаку её спутника. Анечка не отлипала от холёного брюнета даже в тот момент, когда он протянул раскрытую ладонь Саше. — Это всё больше начинает походить на дурдом, — вклинилась в обсуждение четвёрки Лера, перебив начинающуюся шутку Космоса. — Да, наверное, — как-то робко прошептала Люда. Резко возникшее напряжение можно было пощупать, настолько очевидным оно чувствовалось. Девчонка понимала это по неловко озирающемуся Филу, пока его супруга принялась с особым интересом разглядывать носки своих демисезонных сапог. Замечала возникшее напряжение по Люде, глаза которой метались от Титовой к Холмогорову и обратно. Сам же Космос, переминаясь с ноги на ногу, придвинулся ближе к секретарше, будто не знал, как лучше ему встать. Это всё добавило ощущения клиники для душевнобольных. Хотя нет. Теперь поведение людей, до этого свободно болтающих, походило на заключённых тюремной камеры, в которую без предупреждения вошёл надзиратель аккурат в тот момент, когда разрабатывался план побега. — Кос, чё присходит? — нахмурилась Лера. Ей нужно было задать этот вопрос, пока Валера не свернул себе шею, а Тома не потеряла сознание из-за долгого смотрения в пол. — Лер, познакомься, это Люда, — Холмогоров вплотную прижался к девушке, став в глазах Титовой самым глубоко больным. — Да мы знакомы вроде бы, — брови Леры почти сошлись в одной точке, отделяя бред внутри разговора. — Это та девушка, про которую я тебе рассказывал. — Космос неуверенно приобнял Люду за талию, в то время как она вытянула хрупкую ладонь вперёд, наверное, считая, что при повторном знакомстве рукопожатие — нечто очень важное. — Господи, так бы сразу! — Девчонка мотнула головой, разглаживая складочку меж бровей, и незамедлительно, довольно картинно, обхватила пальцы Люды. — Приятно познакомиться! — рассмеялась она. — Не подходи к ней близко, может укусить, — громко прошептал Космос как бы на ухо своей девушке, но так, чтобы слышали все остальные. — Ещё одно слово и я тебя прокляну! — бархатистым голосом, похожим на урчание лоснящейся кошки, протянула угрозу Титова. — Это как? — расхохотался Фил, шея у которого была размята лет на десять вперёд. — А у меня бабка в роду была, — расцепив рукопожатие, произнесла Лера. — Как нашепчу, так хуй до конца жизни стоять не будет! Последующий за откровением смех разрядил обстановку достаточно, чтобы девчонка смогла ощутить всю ту усталость, которая обволакивала плечи, будто цигейковая шуба в детстве, кажущаяся совершенно неподъёмной. Титова незаметно прокрутила правый голеностоп трижды по часовой стрелке и против, разминая забившиеся мышцы. Лера хорошо помнила, как скидывала туфли на куда меньшем каблуке прямо посреди ужина лет в пятнадцать, потому что пальцы ног прощались с ней, буквально посылали воздушные поцелуи, обещая после себя оставить синюшные подушечки и скорую ампутацию. Теперь девчонке приходилось стоически выдерживать вот уже четвёртый час беспрерывной ходьбы на огромных цирлах, довольно прозрачно намекающих на ранний варикоз, лианами разросшийся по ногам Титовой. — Я скоро вернусь, — ласково проведя пальцами по предплечью Люды, Лера развернулась и неспешно, держа на лице улыбку, ушла к себе в кабинет. Это был совет, идущий от спичрайтера бонусом к приветственной речи. Молодой паренёк довольно прямо сказал девчонке, передавая той текст приветствия, мол, начать мероприятие хорошо — недостаточно. Примерно тридцать процентов людей запомнит, кого Титова поблагодарила и какую шутку позволила себе отпустить, но вот то, как тусовка завершится, будут помнить все. Конец должен быть в три раза эффектнее начала — вот такая интересная математика. Человек, чья профессия — натурально создавать ту самую эффектность, посоветовал Лере просто уйти. Пропасть, исчезнуть. Лишить гостей возможности стоять в очереди для совершенно пустых восхвалений выставкой или едва ощутимых объятий, из-за количества которых у девчонки непременно останутся синяки на плечах. Заставить гостей гадать, куда пропала Титова и в какой момент. Именно в этом был самый большой трюк: сделать так, чтобы гости после возвращения домой продолжали думать о мероприятии. Лера юркнула к себе в кабинет, по пути умыкнув две бутылки шампанского. Она провернула внутренний замок на случай, если кто-то из гостей захочет всё же разыскать хозяйку вечера, поддаваясь непреодолимому желанию обняться напоследок. Задача девчонки была проще некуда: сидеть в своём кабинете до тех пор, пока не войдёт Вероника и не выпустит птичку из клетки, рассказывая увлекательную историю, как все и каждый пытались припомнить, куда делась Титова, но так и не смогли. Лера, оставив честно украденные две бутылки игристого рядом с подарками, скинула ненавистные каблуки, простонав от того, насколько сильно, оказывается, затекли ноги. Мелкие иголочки расходились по стопам девчонки и выше, захватывая голени. Похожее ощущение приходило иногда во сне, если Титова неудачно подворачивала под себя руку, лежала на той полночи, а потом решала закончить экзекуцию. Создавалось такое ощущение, словно под кожей моментально появлялось с сотню шипов, и они начинали продавливать тонкую ткань, пытаясь выпустить застывшую в венах кровь наружу. Разминая уставшую шею, Лера осторожно подошла к окну, выглядывая на улицу. В это время из дверей здания вышли Зорин, Белов и, как ни странно, Анечка. Мужчины пожимали друг другу руки, а девушка стояла чуть поодаль, плотнее запахивая на себе шикарную шубу, вот только из какого животного та была сделана, девчонка рассмотреть не смогла. Очевидно, до гостей уже дошло, что Титова пропала, и они решили не отправляться на её поиски, вместо этого расходясь по домам. Стоило Виктору Петровичу сесть в свой автомобиль, а Саше с любовницей скрыться за дверьми чёрного внедорожника, на улицу повалили и остальные, причём все разом. Только один человек, не считая управляющей, знал, как конкретно завершит своё участие в открытии галереи Лера и, естественно, именно он посмотрел на окна её кабинета. Девчонка не знала, показалось ей или нет, но почему-то она считала, что Витя подмигнул и улыбнулся, заметив Титову. Все четыре месяца, прошедшие с момента их примирения, он делал именно так, уезжая ночью домой, когда Лера провожала его, стоя на кухне своей квартиры и отодвигая тюль возле окна. Девчонка вздрогнула, услышав вставленный в замочную скважину ключ, поймав себя на мысли, что улыбка на её лице раз третий за вечер не была натянутой. — Все разошлись, — заглянув в кабинет, устало выдохнула Вероника. — Не против, если я поеду тоже? Устала жутко! — Да, конечно, — Титова кивнула, с благодарностью посмотрев на девушку, без которой этой галереи ни за что бы не случилось. — Спасибо тебе огромное. — Да ладно, — махнула рукой управляющая, но то, как в полумраке комнаты блеснули её глаза, выдавало, насколько важно ей было услышать слова благодарности. — Ты уходишь? — Ещё немного посижу и поеду. Надо с подарками разобраться, цветы подрезать, — про две бутылки, предательски согревающихся без холодильника, Лера умолчала. В первую очередь она планировала заняться именно ими. — С Днём Рождения, кстати. В синем пакете подарок от меня. Девчонка уже хотела было ответить, что не стоило тратиться и вообще это лишнее, но Вероника закрыла дверь снаружи быстрее, чем Титова успела хоть что-то произнести. Последний тихий стук ударившегося о порог каблука исчез, словно последующий хлопок двери поглотил его. Вместе с тем он поглотил несколько часов бесперебойных разговоров и слышащихся в разных уголках галлереи смешков, перемешанных со звонкими ударами бокалов друг о друга. То, что ещё год назад казалось Лере невозможным, а последнюю неделю наводило на девчонку настоящий ужас, осталось в прошлом. Это напоминало то, как ты учишь какой-нибудь длинный стих, готовясь рассказывать тот у доски с выражением. Зубришь текст, вдалбливаешь каждую букву в подкорку, чтобы потом прочитать выученное и получить заслуженную, или не очень, оценку. Титова испытывала в эту минуту ровно такое же ощущение, как тогда, когда садилась за парту, отстрелявшись. Полное расслабление, будто до этого тащила за собой вагон, загруженный несколькими тоннами металла, а теперь его прицепили к основному составу. Толстые канаты перестали вдавливаться Лере в плечи, позвоночник перестал сжиматься, подобно пружине. Всё разом разжалось, оставляя после себя приятное чувство усталости. — Титова, я знаю, что ты тут! — бас, который бы девчонка не перепутала ни с одним другим, прозвучал как гром посреди бескрайнего поля. — Хватит прятаться, давай выходи! Она театрально закатила глаза, но улыбку сдержать не смогла. Конечно, Лере было приятно. А какой девушке не будет льстить тот факт, что бывший решил вернуться, хотя сам Бог велел уехать домой, как это сделали другие? Впрочем, Титова была бы не собой, выйди она сейчас сразу с распростёртыми объятиями. Вместо этого Лера запрыгнула на свой стол, словно они играли в прятки, и ждала, когда Кос её найдёт. Если бы это взаправду было игрой, Холмогоров должен был постучать трижды в стену после того, как распахнул дверь её кабинета. — Так и знал, что ты тут прячешься! — с ухмылкой заявил парень. — Доставай шампунь, будем отмечать твой день рождения. — Я оставила себе две бутылки, — улыбаясь, Титова качала ногами, будто прятки перешли в другую игру. Правила этой диктовали взаимный, ничего не значащий флирт, остающийся исключительно в качестве формата разговора. Не более. — В курсе, что бухать в одиночестве — первый признак алкоголизма? — Космос прошёл внутрь, оставив дверь открытой, и по-хозяйски раскинулся в кресле так, что теперь Лера могла закинуть ноги ему на колени. — Да что ты говоришь? — картинно изумилась девчонка. — А вдвоём бухать — это признак чего? — Вдвоём — это уже культурный отдых, — он произнёс ответ со знанием дела. — Давай уже свои бутылки, алкоголичка. Титова рассмеялась, фоново улавливая, что так она смеялась исключительно рядом с Холмогоровым. Было в нём что-то… что-то необъяснимое. Как будто в сердце Леры всегда была отведена для парня особенная роль. Того человека, который может заставить её улыбаться против воли, стирать ластиком усталость и грусть, выпуская наружу поднятые уголки губ и абсолютное счастье. Впрочем, возможно, всё дело было в его родных ртутных глазах напротив. Когда они не скрывались за кокаиновой поволокой, девчонка видела в Косе всё того же парня с пляжа, подкидывающего её с плечей в грязную воду Московского пруда. — Расскажешь, что за парень у тебя появился? — как бы между делом спросил Холмогоров, с напускным интересом разглядывая циферблат своих наручных часов. Титова замерла на месте, успев соскользнуть со стола и подойти к дивану, где так призывно лежало шампанское. — С чего ты взял, что у меня кто-то есть? Никого нет, я просто… — тараторила она. Космос не вёлся на подобный тон, когда они встречались, а уж теперь, отпустив былую влюблённость, так и вовсе научился распознавать ложь Леры до её произнесения. — Когда у девушки никого нет, она не смотрит на мужиков, как будто те ей до лампочки, — парень пожал плечами, выдохнул на круглое стёклышко и протёр то краем рукава. — А ты смотрела на всех именно так. — Там были либо старики, либо женатые, — отбила Титова, резко схватив сразу обе бутылки. Она сжимала пальцы на горлышках ровно с той силой, с которой будет незаметна мелкая нервозная дрожь, пробравшая всё тело. — Не хочешь говорить — не надо, но давай хотя бы без вранья, — ухмыльнулся Холмогоров, забрав бутылки, торжественно вручённые ему в качестве награды за проницательность. — Тогда не задавай мне вопросов, на которые нужно врать! — Она медлительно обошла стол, растягивая фразу, словно в каждой букве скрывалось послание Косу: ему не стоит копаться, выясняя загадочного молодого человека. Вряд ли ему бы понравился правдивый ответ. — Как думаешь, родители бы гордились мной? Космос в удивлении приподнял одну бровь. Казалось, даже его пальцы были шокированы настолько идиотским вопросом, ответ на который лежал на поверхности так же явственно, как буёк на морской глади. — Лер, я скажу, ты только не злись, ладно? — фольгированная обёртка с пробки отлетела в сторону. — Твой отец был конченым мудаком. Даже не вздумай этого отрицать! — Ты его почти не знал, — шёпотом произнесла девчонка, рассматривая, насколько мастерски Холмогоров избавлялся от проволоки. — Я знал его достаточно. — Тихий хлопок выпустил из горлышка белёсую дымку. — Один его звонок, когда у Катюхи выкидыш случился, чего стоил. Ты ж тогда вообще пиздючкой была! Как можно было позвонить собственной дочери и сказать, что из-за неё сестра ребёнка потеряла? Извини, конечно, но это совсем пиз… — Он не говорил этого, — на выдохе сказала Титова, тут же закрыв лицо руками и покачав головой из стороны в сторону. Никогда и никому она не признавалась, что ту ситуацию парень узнал в абсолютно другом свете, нежели она действительно произошла. — Что? — переспросил Кос. Будто он давал возможность Лере передумать, обвинить отца во всех смертных грехах. Безусловно, ей было в чём винить Игоря Владимировича, но добавлять Титову демонического образа девчонка не собиралась. — Он не произносил эту фразу, — чётко повторила она, оторвав руки от лица и посмотрев прямо на Холмогорова. — Мне кажется, я настолько тогда была на него обижена, не знаю, что мозг просто… придумал какие-то обидные слова, знаешь. — И что он сказал? — Космос медленно отхлебнул шампанское прямо из горла, промачивая пересохшее от откровений бывшей девушки горло. Она помнила тот разговор детально именно по той простой причине, что это был последний раз, когда голос отца звучал не записью с кассеты, вставленной в видеомагнитофон. Сейчас же Лера перебирала в голове личный архив, сотни вариаций его голоса, перекладывала неподходящие бабины в сторону, лишь бы найти ту самую. Воспроизвести точные ноты. И как только она отыскала, фразы сразу же всплыли в памяти, будто они говорили пять минут назад. — Как же там было… Мы с матерью для тебя не авторитет, я это понял, но пожалей хотя бы сестру. Она ночей не спала, за тебя переживала, а теперь у неё выкидыш, — девчонка сделала чуть более грубый и низкий голос, пародируя нравоучительный тон отца. — И всё? — Холмогоров продолжал с недоверием смотреть на девчонку. Потому что он правда знал Титова достаточно неплохо, чтобы отличать его истинные фразы от придуманных дочерью. Не мог Игорь Владимирович говорить настолько ровно. Точнее, нет, не так. Не вызвали бы эти слова той истерики, которая натурально скручивала Леру в бараний рог, когда девчонка рыдала в коридоре, цепляясь мокрыми от слёз пальцами за руки Коса. — Ну уж нет! — хохотнула она, жестом попросив передать бутылку. — Папка был бы не собой, если бы не добавил, что я должна радоваться, раз теперь нет никакого ребёнка. Титова сделала большой глоток, и пузырьки тут же защекотали горло. Стало очень холодно. Дело было вовсе не в прохудившихся оконных рамах, которые недавно запенили, безусловно, за счёт Белова. Причина этого холода крылась в одиночестве, всегда приходящем, когда Лера вспоминала о родителях. Создавалось ощущение, будто они специально умерли, лишив её такой необходимой опоры и поддержки, пускай даже и редкой. Она никогда бы не призналась в этом перед посторонними людьми, но Космос входил в ближний круг, так что девчонка позволила себе грустно улыбнуться, рассказывая этой улыбкой: ей очень пусто без мамы с папой. Пожалуй, именно по этой причине она ходила с середины ноября в маминой шубе, хотя вполне могла позволить себе купить собственную. — Знаешь, я сегодня так явно увидела, — вдруг заговорила Титова, смотря куда-то поверх головы Холмогорова, — мы же все мёртвые внутри. — В каком смысле? — Он вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет с зажигалкой. Космос так часто сидел в кабинете Леры, что на её столе теперь всегда стояла пепельница. — Что нас интересует? Кого выебать и кого наебать, — припомнила девчонка ультимативную просьбу Саши представить его товарищу Зорина и появление Анечки. — И в этом всём так классно быть мной. — Это почему? — Холмогоров прикурился от выпущенного из зажигалки огня, тут же бросив ту на стол. — Потому что я маленькая глупая блондинка. От меня никто и ничего не ждёт, — Титова сделала ещё один глоток, пьянея с каждой каплей. — Планка, чтобы удивить людей, очень низкая. Это было такое знакомое, почти родное чувство. Буквально физическое напоминание, что Лера ничего не стоила, во всяком случае, по сравнению с сестрой, появилось именно сейчас, когда четвёртый глоток колючего напитка стёк по её гортани. Наверное, родители гордились бы ей, но не потому, что девчонка умудрилась к двадцати годам обзавестись собственным бизнесом, а по причине того, что от неё в принципе ничего бы не ждали. Как люди искренне изумляются, если на пустыре в глуши кто-то строит шикарный коттедж. Это всегда поражает сознание. Обычно в таких случаях местные жители между собой шепчутся, мол, всё равно земля там паршивая и дом долго не простоит. Но первой их реакцией — да, становится приятный шок. — Почему этот твой парень не приехал на открытие галереи? — Титова рассмеялась, услышав вопрос. Глупо было надеяться, будто Холмогоров отстанет от неё. — Он не мой! — заявила Лера. Её уже начинало мутить от привкуса алкоголя на языке, а потому бутылка перекочевала на другую сторону стола, встав рядом с пепельницей, в которой затушил бычок парень. — А чё так? Язык сожрал? — Кос загоготал, бодро подхватил шампанское и сделал глоток раза в три больше, чем Титова. — Прекрати! Ты понял, что я имею в виду! Она говорила медленно, стараясь скрывать реальную степень своего опьянения. Вместе с усталостью пришла расслабленность, для которой поступающий в организм алкоголь — всё равно, что огонь для бензина. Лера ощущала, как язык спотыкался, ворочаясь во рту, пока мысли формулировались в слова. — Нахуй тебе парень, который даже в такой важный день не рядом? — Пьяная усмешка на её лице подстегнула Коса придвинуться ближе. У него создавалось ощущение, что очевидная ниточка, ведущая к личности того, с кем встречалась Лера, валялась прямо под носом. Возьми да раскрути. Но конец выскользнул из руки Холмогорова так же просто, как она перевела тему. — Почему ты не уехал с Людой? — вдруг спросила девчонка. — Я подумал, тебе будет нужен друг. Титова улыбнулась, закрыла глаза и заплакала. Пьяно, искренне, бесшумно. Прозрачные слёзы вытекали из-под ресниц, оставляли мокрые зигзагообразные дорожки на щеках и скрывались за линией подбородка. Лера неожиданно для себя осознала: ей так чертовски недоставало в жизни именно этой детали — друга. С которым можно было бы пить из горла шампанское, половиня дорогущую бутылку, напиток в которой создавался с расчётом на красивые бокалы. Титова с Холмгоровым практически оскорбляли виноделов тем, как облизывали кончиками языков горлышко, прежде чем передать пузатый сосуд в руки напротив. Пожалуй, на северо-востоке Франции бы сошли с ума, узнав, каким образом распивают брют в самом сердце Москвы. Ей нужен был друг, от которого исходило бы ощущение дома. Космос идеально подходил на такую роль. Когда-то именно за ним Лера была как за каменной стеной, правда, чуть позже разрушившейся, словно в неё выстрелили из танка. Теперь же она восстановилась кирпичик за кирпичиком и будто бы стала даже выше, скрывая девчонку с головой. — Так, всё, с тебя хватит, — громко заявила «стена», поднимаясь на ноги. — Время для подарка и поехали по домам. — Я же просила: никаких подарков, — ворчала Титова, всхлипывая. Он молча положил на стол две коробочки в синей бархатной обивке. Первой Лера открыла ту, которую знала. Пять аквамаринов, она была уверена, улыбнулись, увидя свою владелицу спустя почти два года. Камни совершенно не изменились за это время, по-прежнему оставаясь невероятно пафосными и величественными. А вот Титова поменялась кардинально, наконец-то став их достойной. Во второй, куда меньшей коробочке лежали серьги в комплект. Ничего так не подчёркивало новообретённый статус владелицы галереи, как дорогущие украшения. — Кос, это слишком, не надо было, — слова шли в разрез с пальцами, тут же схватившими драгоценность. — Надо, — удовлетворённо ответил парень, в очередной раз довольный тем, что смог её впечатлить. Оказалось, эта дурацкая привычка до сих пор жила в нём даже спустя столько времени после расставания. — С днём рождения, красотка! Лера подняла на Космоса глаза, и он увидел, сколько неподдельного счастья вместе с обидой плескалось, размывая радужку. Он не называл её так уже почти два года. Специально избегал этого слова, приберегая его на нужный момент, как оставляют напоследок самое вкусное в тарелке маленькие дети. Холмогоров точно знал: сегодня настал тот момент, когда «красотка» получила второй шанс на существование.