Малолетка

Лера ходила кругами по комнате, словно растравленный перед боем зверь, разве что пенящаяся слюна не собиралась в уголках губ. Она вообще не собиралась. Все жидкости испарились, собравшись в пот на ладонях, который девчонка вытирала о штанины домашних шорт вот уже восьмой раз за полчаса. Каждый брошенный на свадебное платье взгляд подстёгивал что-то внутри девчонки, какой-то механизм, заставляющий тело биться в импульсах. Ей было страшно. По-настоящему, а не как в те минуты, когда она шла к доске на уроке алгебры, совершенно не зная темы. Влага на ладонях пугала ещё сильнее. В общем-то, её пугал сам факт этого страха. Титова оправдывалась, мол, предсвадебный мандраж, со всеми бывает — совершенно нормальная реакция организма. И она бы с радостью поверила, даже умудрилась бы облегчённо выдохнуть, если бы не крохотное уточнение: Лера не боялась свадьбы, поцелуев или криков «горько». Она до озноба в костях страшилась того, что произойдёт наутро после бракосочетания. Жена, муж, семья — вот это всё заставляло плечи дёргаться уже в миллионный раз. Осознание слишком сильно заигравшейся в песочнице девочки, начисто позабывшей о времени, проходилось небольшим молоточком по позвонкам, и Титова присела на корточки, уперевшись потными руками в диван. Она закрыла глаза, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Пытаясь остановить панику, которая теперь не просто подавала импульсы по телу, эта тварь натурально прошибала Леру от макушки до пяток. Ей нужно было успокоиться. Выпить чай с лимоном, достать пачку без трёх сигарет из сумки, покурить на кухонном подоконнике. Ей… ей нужно было прийти в себя. Перестать пялиться на белый цвет платья фасона «русалочка», которое, как сказала продавец свадебного салона, «какое-то неказистое». Девчонка усмехнулась тогда, поправляя тонкие лямки на плечах, думая, что это совершенно точно не про неё. Взбалмошная, себе на уме — возможно, но точно не неказистая. Она едва не свалилась на колени, услышав три оборота ключа в замочной скважине. Титовой, не сходи она в эту минуту с ума от раскалённых до состояния вязкой жидкости извилин в мозгу, было бы легко догадаться, кто решил заявиться к ней вечером перед свадьбой. Но Лера моргала, увлажняя пересохшие глаза из-за слишком долгого рассматривания бежевого ворса дивана, и сидела, затаив дыхание. Стало ещё страшнее. Теперь это переросло в маниакальную форму. — Лер, ты дома? — его хриплый, сбитый, словно он бежал на этаж, голос облизал хребет шершавым языком, оставляя на каждом позвонке смесь злости и волнения. — Что ты… — Девчонка повернула голову в сторону дверного проёма, оставаясь всем телом в статичном положении. Витя выглядел… Чёрт, он выглядел идеально. Так, как не имеет права выглядеть парень за несколько часов до свадьбы бывшей любовницы. Если его голос и выдавал быстрый забег на третий этаж, то внешний вид подсказывал, словно Пчёлкин просто прогуливался в округе, случайно набрёл на квартиру Титовой и, так и быть, решил с ней перекинуться парой фраз напоследок. — Не выходи за него, — выпалил на одном дыхании Витя и одёрнул лацкан серого пиджака, как будто заметил там соринку, портящую его безукоризненный вид. — Чего? — Сердце пропустило удар. Лера поднималась на ватные ноги, ощущая каждый толчок пульса прямо в ушах, и пыталась систематизировать всё происходящее, потому что, видел Бог, дополнительного хаоса её нервная система просто бы не выдержала. — Ты не любишь его, — без тени сомнения заявил Витя. Девчонка даже задохнулась на секунду от подобной дерзости — кидаться правдой вот так в лицо, без предупреждения. — Ты тоже не любишь свою жену! — прикрикнула Титова, возвращая фрисби ему прямо в горло. Во всяком случае, она надеялась, он провёл по гортани из-за саднящей боли. — Это другое, — Пчёлкин говорил сквозь сжатые зубы, наверное, пытаясь сдержать кровь от прорезанной трахеи. — Это то же самое! — Лера вскрикнула, ткнув пальцем в его сторону. Она угрожающе двинулась вперёд, намереваясь вытолкать Витю за дверь, а после сменить замки, ибо с неё было достаточно. Этот спектакль должен был закончиться через две секунды, как Пчёлкин ввалился в квартиру, но, судя по расставленным в дверные косяки рукам, парень не планировал ничего завершать. — Ты пришёл сюда и решил, что тебе можно вот так просто… приказать мне не выходить замуж? — Лицо девчонки скривилось, пока мозг подбирал максимально отвратительное слово. — Ты просто псих! — Замолчи, — должно быть, кровь продолжала хлестать, раз он не разомкнул зубы ни на миллиметр. — Ты один из тех людей, от которых мне стоит держаться подальше, ясно? — Титова сделала очередной шаг, выглядя действительно грозно, если бы не бьющийся в импульсах тока палец, который вырисовывал зигзаги в воздухе. — Закрой рот, — шёпотом произнёс парень, закрыв глаза, словно ему нужно было обнулиться, чтобы продолжить ничего не стоящую ссору. — Ты понятия не имеешь, что такое любовь, так что не смей… — Между ними оставалось два её семенящих шага и один взгляд голубых глаз, в которые сейчас вмешалась ненависть. — В последний раз предупреждаю, — не поднимая веки, Пчёлкин покачал головой, чувствуя ровно один шаг и фантомную дырку между глаз. — Я продолжу и мне плевать, сколько раз ты меня перебьёшь. — Титова не боялась его тихого голоса, а стоило бы. Именно по той причине, что базовые инстинкты, а конкретно — самосохранения, отключились, указательный палец Леры упёрся в грудь Вити. — Я. Его. Люблю. — произнесла девчонка, втыкая ноготь со свежим маникюром сильнее с каждым словом. Её плечи были сантиметров на восемь ниже, чем его, даже при учёте того, что Титова выпрямилась, будто ей вместо позвоночника вогнали металлический штырь. Она тяжело дышала, пыталась грозно осматривать лицо Вити, выискивая в нём намёк на искреннюю эмоцию, но всё, что она видела — закрытые глаза, сжатые челюсти, ходящие желваки и движение кадыка, как доказательство проглоченной порции крови. Девчонка подалась буквально на миллиметр ближе, незаметно принюхалась, надеясь уловить запах алкоголя, исходящий от Пчёлкина. Просто чтобы доказать самой себе: он приехал лишь потому, что пьяный. Сандал, цитрус, табак… Никакого коньяка или виски. Ничего. Витя приехал совершенно трезвый, не позволяя ей потом списать этот порыв поговорить на миллилитры обжигающей горло жидкости. Так же, как рука спасателя не позволяет утопающему опуститься на дно, вытаскивая того за волосы на поверхность воды. Ей было бы легче, прикати он пьяный в стельку и закати истерику. Да, это бы всё разом упростило. При таком раскладе остался бы шанс оправдаться, мол, она нужна ему только под градусом, как альтернатива очередному бокалу. Теперь же он стоял без капли алкоголя в организме, доказывая: она нужна ему в любом состоянии. Лера отшатнулась бы, не трясись она сейчас от злости, когда идентичные её собственным радужки прорезали по щеке девчонки, как сюрикены. Теперь он смотрел не со злобой. Теперь в этом было что-то ещё. Что-то про уязвлённое самолюбие и мужскую гордость. Что-то поистине страшное. — Не выходи за него замуж, — сдерживаясь от крика, практически по буквам произнёс Пчёлкин. Возможно, тон, с которыми он это говорил, должен был заставить Титову задуматься, но она лишь вздёрнула подбородок и нагло ухмыльнулась. — Убирайся из моей квартиры. — Я его грохну, — его голос гудел силой, способной расколоть горы надвое, что уж говорить о Лере, спесь с которой мигом спала, а голова опустилась. — Не грохнешь, — мотнула головой девчонка, отгоняя пустую угрозу за порог вместе с её обладателем. — Проверим? — теперь пришла очередь Вити ухмыляться. Если бы девчонка посмотрела сейчас на Пчёлкина, она бы поняла, в чём заключалось главное различие между ними: Титова всегда блефовала, когда кидалась фразами. Витя — никогда. — Уйди! — крикнула она, прыгнув на месте. Честно говоря, Лера упустила тот момент, когда её палец перестал продавливать кожу парня под рубашкой, а стал вместе с остальной пятернёй нервно теребить край отцовской футболки. Одна нитка торчала, и девчонка наматывала её на палец, пытаясь вырвать, но ничего не выходило. Титова смотрела в пол, пока Пчёлкин пялился ей в темечко. Он глубоко дышал, в противовес тому, как она то и дело задерживала дыхание на пару секунд. Два человека, стоящих в пространстве общей боли. Одно безумие, разделённое на двоих разными симптомами. Пожалуй, они могли бы стоять так вечность, не испытывая потребности в еде и воде. Наверное, им удалось бы даже побороть естественную сонливость или усталость в ногах. Лера была уверена, что они бы справились со всем, только бы находиться на расстоянии поцелуя, но одного из них ждала дома жена, а вторую завтра в полдень будет ждать в ЗАГСе самый замечательный парень, которого только можно себе представить. — Уходи, — вновь покачала головой девчонка, не стараясь скрыть, как сильно эти пять букв растерзали её внутри. Он простоял ещё ровно двенадцать секунд, каждую из которых Титова отсчитывала в своей голове. Она понятия не имела, чего хотелось сильнее: чтобы он, наплевав на просьбу, остался, притянул к себе и поцеловал так, словно ничего не было все эти месяцы, или чтобы поддался на уговоры и ушёл. Наверное, второе. Лера привыкла, что он всегда уходил. Каждый раз. Это было чем-то до боли понятным, какой-то отлаженной схемой, повторяющейся настолько часто, как если бы Витя отыгрывал спектакль точно по сценарию. Девчонка бы хотела предугадывать его действия, а не теряться из-за импровизации Пчёлкина. Впрочем, она также привыкла и к его губам, всегда немного потрескавшимся и с содранной кожей, которую парень сгрызал из-за нервов. Титова знала, что он сначала целует совершенно невесомо, позволяя уловить ритм, привыкнуть к ощущениям, а уже потом надавливает на подбородок и впускает язык. Этот спектакль нравился ей куда больше. Его ботинки исчезли из поля зрения, делая босые ноги Леры какими-то бесконечно сиротливыми на паркетном полу. Рядом с правой ступнёй упала и разбилась капля. Вторая. Третья. Девчонка беззвучно плакала, заливая слезами ворот футболки, который впитывал её боль, как вата. Она вздрогнула, выдернув злосчастную нитку вместе с тем, как Витя захлопнул за собой дверь. — Зачем ты пришёл? — прошептала Титова, сглотнула попавшую в рот каплю солёной влаги и закашлялась. Слёзы чувствовались как серная кислота, потому что Лера становилась совершенно нагой, без кожи. Он не имел никакого права приходить к ней вот так, почти ночью, и вызывать жжение по всему телу своими словами, не объясняя причину этого порыва. Витя был обязан сказать раньше, если хотел остановить свадьбу! На дне рождении Кати, на даче, в номере отеля. Он, блять, был обязан исправить всё до того, как разрушил! Титова больше не дрожала, не ненавидела его. В ней сгорел предохранитель, короткое замыкание произошло, остановив импульсы тока по телу. В ней кончилось всё. Опять. А ведь Лера совсем недавно восполнила какой-то сосуд, выпитый Пчёлкиным до дна вместе с поцелуями. Может быть, это и было целью существования парня: опустошать Титову каждый раз, когда казалось, что на дне что-то стало появляться. Совершенно спокойно, всхлипнув, Лера вытерла залитые жидкостью щёки тыльными сторонами ладоней, глубоко вдохнула и подняла голову. Он явно пришёл не просто так, сделал этот рывок перед финишной чертой с конкретной целью. Он не хотел, чтобы она была с другим. Да и она сама этого совершенно не хотела. Титова обернулась, наткнувшись взглядом на белое платье, теперь кажущееся тюремной робой. Когда-то Кос сказал, что для Вити брак — это своего рода тюрьма. Вот теперь-то Лера поняла, что не всегда заключение в четырёх стенах, образно выражаясь, сопровождается серыми однотипными форменными одеждами с номером и фамилией, пришитыми к груди. Иногда роба — про помпезность и вычурность. Кружева, пайетки, дорогущая ткань. Иногда тебя ведут в камеру не под бряцание оружия у конвоира вперемешку с лязганием наручников, а под крики «Горько!» и отсчёт отведённых лет. Порой жизнь меняет правила и устои находу, переписывает конституцию бытия, поддаваясь течению. Титова подошла к платью, поправила лямку, зацепленную на плечики, расправила подол. Её роба выглядела опрятно, соответствовала судебному заседанию, до которого оставалось четырнадцать часов. Завтра утром приедет адвокат, сделает ей макияж с причёской, а после удалится, желая на пороге счастливой семейной жизни. Потом свидетели обвинения встанут в ряд позади неё и прокурора, который обязательно ответит «да» на вопрос судьи, согласен ли он взять в жёны Титову Валерию Игоревну. И на это свидетели обязательно выкрикнут нечто до мерзости радостное, выдадут какое-нибудь улюлюкание или даже свист. После ей на безымянный палец правой руки прокурор натянет кольцо, а она проделает тот же трюк с ним самим. Завтра в её жизни случится так много непоправимых ошибок, что спустя десять лет Лере будет стыдно вспоминать, как она плакала на пороге своей гостиной, потому что один конкретный человек просил её не идти самолично под срок, а она пошла. Но до этого всего оставалось четырнадцать часов, заплаканные глаза и две выкуренные перед жалким подобием сна сигареты. Девчонка опять одёрнула подол на своём платье «неказистого» фасона, улыбнулась ему и цокнула языком. Она почти побежала в свою комнату, нажала красную кнопку на «Шарпе» и постепенно четыре стены стали заполняться строчками песни «Как на войне». Титова не вытаскивала её с того дня, как они слушали Агату Кристи вместе с Витей. Идти на пожизненный срок она решила с музыкой. Хотя бы это ей было позволено. Говорят, у каждого есть последнее желание и её было именно таким.

***

Лера выставила вперёд руку, уперевшись в край кухонного стола, и опустила вниз голову, едва не выколов себе глаз аппликатором в руке визажиста. Девушка, испуганно вздохнув, отдёрнула руку, не забыв бросить недовольный взгляд на невесту, которой до тихого цоканья над головой не было совершенно никакого дела. — Всё в порядке? — натуженно изображая беспокойство, спросила волшебница, чьей альтернативой волшебной палочке служили тени с пудрой. — Да, просто… — Титова сглотнула слюну, собравшуюся под языком, пытаясь просто дышать. Грудную клетку сдавливало, словно Лера успела нацепить на себя кольчужный корсет, а шлейки сзади представляли собой переплетённые вольфрамовые нити. — Нечем дышать, чёрт, совершенно… Господи, ужас какой-то! Девчонка резко поднялась со стула, нечаянно уронив банку с рассыпчатой пудрой на пол, теперь разлетевшейся по паркету, как будто только что здесь готовили пирог или снюхивали десятки дорожек. — Прошу прощения, я заплачу за неё, — не оборачиваясь, выдала Титова. Она схватила стакан с отпечатками своих губ на ободке, который стоял возле бутылки с отстоявшейся водой для растений, и налила почти до краёв. Примерно половина расплескалась, но Лере было плевать. Она нальёт ещё. Это поправимо. Это… это можно исправить, переделать. Это не смертельно. Стекло билось о верхние резцы, вода лилась по подбородку, начисто уничтожая часть макияжа, сделанного буквально в невыносимых условиях. Девчонку то кидало в жар, она махала руками перед лицом и просила сделать перерыв. То, наоборот, её пронзал холод, отчего Титова побежала в комнату за свитером. Визажист хмурилась, закатывала глаза, но продолжала. Девушка повидала немало невест, натурально у каждой случался приступ паники во время макияжа, но чтобы настолько — это случилось впервые в практике. Лера с грохотом поставила стакан в образовавшуюся на столешнице лужу, а та обрызгала её несколькими каплями. Нужно было возвращаться на своё место «счастливой невесты» и продолжать изображать искренний восторг от того, как удачно бежевые тени с перламутром подчеркнут яркость голубых глаз. Девчонке казалось, сегодня весь день состоял из притворства, но она-то рассчитывала на него чуть раньше, где-то в фойе ЗАГСа, а тут вон оно как: надевать маску фальши пришлось аж за три часа до события. — Лера, — позвала визажист, изображая ровно столько беспечности, сколько могла себе позволить девушка, прикидывающая, где достать новую пудру, — выдыхайте. У вас сегодня такой день! Или, если хотите, можем сказать жениху, что вы пропали, а сами сбежите куда-нибудь во Владивосток, — она расхохоталась, пошутив, и ожидала ровно такой же реакции от Титовой, которая резко обернулась, поймав совершенно глупую идею за хвост, как трос к спасению. Она же могла сбежать! Спрятаться где-нибудь, возможно, в Праге, а потом скормить небылицу, якобы её похитили инопланетяне, под страхом смерти запретив выходить замуж. Она могла… могла исчезнуть на время, затаиться. Не слишком долго, чтобы не забыли и не привыкли к мысли о её отсутствии, но достаточно, чтобы по возвращении все вытирали заплаканные от слёз счастья глаза, совершенно позабыв про сорванную свадьбу. — А в вашей практике было такое? Ну, чтобы невеста сбежала? — Лера слизала каплю проточной воды, крепко уцепившейся за высохшую чешуйку на губе. — Было как-то, да, — хохотнула визажист, отодвигаясь в сторону от стула, на который водрузила своё бренное тело девчонка. — Не во Владивосток, конечно, но отменила свадьбу за час до регистрации. — Почему? — Титова хмурилась, разглядывая около сотни совершенно одинаковых оттенков бежевого в палетке теней, которые, бесспорно, отличались. — Вообще, это подружка моя, — ухмыльнулась девушка. — Приподнимите голову. Да, вот так. — Лера задрала подбородок повыше, не сводя глаз с рассказчицы. — У неё школьная любовь была, ой, лет с пятнадцати, наверное. Парень что-то там набедокурил, разбил окно в ларьке, ну и сел, естественно. — А она? — Девчонка косила глаза, наблюдая за вдумчивым взглядом визажиста на нижнюю часть лица Титовой, по которой кривыми дорожками расползались подтёки воды. — Ну, она сказала, что ждать его не будет, конечно, — девушка аккуратно провела пуховкой с остатками пудры, скрывая следы нервного тремора рук невесты. — Его на два года посадили вроде бы. Она за это время нашла парня хорошего, до свадьбы уже всё дошло, а тут прямо за день появился этот придурок. Припёрся к ней домой, просил начать всё с начала… — Боже, она что, повелась? — надменно хмыкнув, Лера искренне хотела спрятать интерес. Что-то ей эта история напоминала. Даже ларёк был созвучен в двух историях. — Любовь зла, — пожала плечами и заливисто рассмеялась девушка. — Да нет, парень-то даже после тюрьмы был хороший. Вот женаты уже три года, сын родился недавно. — Я думала, такое только в сказках бывает, — закусив нижнюю губу, Титова почувствовала едва уловимый щелчок внутри головы. Словно какой-то механизм сработал, защёлкнулись, встав идеально, грани пазла. Решение, гонимое до этого, как будто оно было абсолютно нереалистичным, теперь показалось ей легковыполнимым и правильным. — А чем жизнь — не сказка? — философски заметила визажист. — Ко всему надо проще относиться, тогда и проблем меньше будет. Громкий, в какой-то степени истеричный смех заставил девушку натурально отпрыгнуть. Наверное, она в секунду поняла, что перед ней сидит крайне безумный человек, и побоялась заразиться этим сумасшествием. Вряд ли оно передавалось воздушно-капельным — скорее половым путём. Лера явно подхватила это от Вити, так что дрессировщице кистей и аппликаторов бояться было нечего. Девчонка не могла бы поклясться, что визажист не придумала эту историю. Ну, что-то вроде той самой сказки, которую она упомянула. Нечто, заставляющее мозг расслабиться, отпустить все грузные мысли. Выдохнуть. Сказки же так и действуют, даже самые неправдоподобные: они убаюкивают сознание, почти что насильственно заставляют уверовать в чушь и глупость, лишь бы извилины перестали крутиться на пределе, только бы вольфрамовые шлейки лопнули. — Закройте глаза, пожалуйста, — попросила девушка, и Титова незамедлительно подчинилась. Голова закружилась, как после пары кругов на американских горках в Парке Горького. Во рту появлялся неприятный привкус затхлости, а слюна, словно её подгорели, сворачивалась, превращаясь в вязкое неразборчивое месиво. Тошнота аккуратно подступала к горлу, вставала почти под яремной ямкой, Лера чувствовала это так же отчётливо, как аппликатор с перламутровыми тенями на правом веке. Ей хотелось считать, будто мутить начало из-за перепада давления, сегодня, как назло, на смену летнему сухому зною пришли раскатистые вспышки грозы и грома, подстёгиваемые ливнем. Девчонка стискивала зубы, не планируя пачкать джинсы и футболку визажиста вспененной рвотой, считала про себя до десяти, а после обратно, пытаясь придумать оправдание своему состоянию. Это давление как причина её недомоганий — крайне сомнительная теория. Всё дело было в волнении, страхе. Её однозначно пугало не понимание созвучности ситуаций, их идентичности в сути. Вряд ли Титова вышла бы замуж за Пчёлкина. Дважды это попросту невозможно провернуть. Но вот мысль о том, что Лера, ровно так же, как та безымянная девушка, была готова всё отменить сейчас, и была причиной головокружения, которое, впрочем, постепенно отступало, оставляя после себя стойкое чувство сжатых металлических пазов вокруг грудной клетки. — Лера, посмотрите, пожалуйста, — убрав аппликатор от левого глаза, попросила девушка. Титова чуть приоткрыла веки, подтянула ближе небольшое круглое зеркало на чёрной подставке и ахнула, поразившись настолько очевидным изменениям. К сожалению, те были вовсе не приятными. Глаза, а все и всегда обращали внимание именно на них, выглядели потухшими, потерявшими что-то в ободках радужки. Виной всему были даже не переливающиеся тени на глазах, блёстками пытающиеся вытащить некогда искрящиеся огоньки наружу, но проигрывали, потухая в голубом океане блюдец. — Это очень красиво, — на автомате кивнула Лера. — А что с тем парнем, ну, которого кинула ваша подруга? Как он отреагировал? Визажист на мгновение замешкалась, совершенно не рассчитывая на продолжение разговора, который, по правде говоря, служил способом проветрить юной невесте мысли, нежели загрузить её дополнительно. Очевидно, «план Барбаросса» не сработал. — Она особо не рассказывала, — девушка растерянно водила глазами по лицу Титовой, стараясь припомнить какие-то запомнившиеся ей детали того разговора с подругой. — В общем-то, она правда не слишком много рассказывала об этом. — Мне кажется, он разозлился, — шаря взглядом по полу и помпонам на своих тапках, прошептала Лера. — Да уж наверное! — Визажист смачно обмакнула аппликатор в тени. — Но, если так подумать, он должен быть рад. — Чему? Что она за сидельца замуж вышла? — Титова хохотнула и тут же прикрыла рукой рот, извиняясь за несдержанность. — Да не, но и это тоже, — девушка же, казалось, сама понимала степень абсурда, а потому поднятые уголки её губ были объяснимы. — Ну, ладно она решила пойти за него замуж, жить всю жизнь с нелюбимым… — Действительно, ерунда какая, — пытаясь удержать мало-мальски игривый настрой, подначивала Лера. — Но ведь парень же не выбирал этого? Не выбирал жить с девушкой, которая его не любит, — взгляд визажиста стал каким-то взрослым, серьёзным, а аппликатор в руке напоминал меч, как у Фемиды. В некотором смысле эта девушка судила сейчас свою подругу, пуская и несерьёзно. — Так что это было даже честно с её стороны — не втягивать его в такую кабалу. — Да, наверное, — растерянно пробормотала девчонка. Вдруг, неожиданно для себя самой, в хитросплетении бестолкового разговора Титова поняла, что заставляло нервно одёргивать платье прошлым вечером, не давало нормально спать ночью, по какой причине визажисту пришлось маскировать следы недосыпа под глазами. Что, в конце концов, разлило несчастную цветочную воду. Это нечто встало во весь рост, красуясь, позволяя рассмотреть целиком. Это нечто выглядело идеально, без растрёпанных от забега на третий этаж волос. Это нечто носило имя, происходящее от «победитель» на латыни. И, наверное, он взаправду побеждал всегда и во всём, потому что Лера на какой-то момент почувствовала себя трофеем, дарованным ему за просто так. Он ведь даже не соревновался с Гошей! Не пытался вырваться вперёд букетами цветов, не занимал лидерскую позицию за счёт красивых ухаживаний или ужинов в ресторанах. Он просто существовал и этого уже оказалось достаточно, чтобы имя оправдало себя полностью. — Так, сейчас сделаем причёску и уже после закончим губами, — заявила девушка, придирчиво осмотрев Леру и, по-видимому, решив, что с тенями дальше будет уже перебор, отложила на раскрытую палетку теней сверкающий блёстками аппликатор. — Знаете, — девочка откинула назад волосы в нервном жесте, — не надо никакой причёски. Сейчас, буквально минуту. Она вскочила со стула, едва не снося с ног ошарашенную и пытающуюся переварить сказанное девушку, ломанувшись в коридор. Ей нужно было позвонить на Цветной, сказать… сказать, что она не пойдёт замуж. Это же такая чепуха! Ну какое ещё замужество? Когда? В девятнадцать лет? Глупость несусветная! Да и за кого? Гоша — прекрасный парень, по всем фронтам положительный, идеальный, если угодно, а потому совершенно точно не подходящий Титовой ни с какой грани её пазла. Пальцы умудрялись попадать по нужным цифрам со второй попытки. Зажатая между ухом и плечом трубка врастала в кожу, так сильно Лера её сжимала, слушая гудки и отрывая заусенец на указательном пальце, которого не должно было появиться на второй день после похода в салон через два дома. Никто не брал. До регистрации оставалось два часа. Он не мог уже уехать покупать цветы или куда он бы поехал, реши девчонка всё же появиться на личном судебном заседании с заранее известным вердиктом. Титова жестом показала подождать ничего не понимающей возле стола на кухне девушке и, перед этим зажав кнопку сброса вызова, набрала номер ещё раз. Пять гудков набатом расходились по черепной коробке. Звучали, как удары церковного колокола в тишине рождественской ночи. На шестой послышалось шипение и возбуждённый женский голос. — Алло, да, — почти крикнула Катя, явно раздражённая надоедливым звонком. — Эм, привет. — Лера рассчитывала не на это, а потому пришлось судорожно менять маршрут разговора. Не кардинально. Так, корректируя конкретные детали. — Я звоню… — она замялась, перебирая в голове все адекватные формулировки. — Звоню, чтобы сказать, что никуда не надо ехать. Свадьбы не будет. — Что? Лер, это не смешно! — Пчёлкина однозначно задохнулась словами, аккурат в тот момент, когда визажист принялась испуганно махать перед собой руками. Ей в голову пришла дурная мысль, якобы её рассказ послужил вот такому абсурдному порыву невесты всё отменить. — Я и не смеюсь, — очередной успокаивающий жест, адресованный девушке с глазами, выпадающими из орбит, прорезал воздух коридора. На удивление, Титову даже не трясло. Теперь всё становилось правильно, так чего дрожать? — Ты можешь… — Я сейчас же приеду к тебе! — Катя звучала уверенно, хотя, смотри сейчас на неё сестра, эта уверенность была бы такой же напускной, как перламутровые тени. Она исчезла бы в два счёта. — Не надо никуда приезжать, я всё равно еду сейчас к Гоше, — цокнула языком Лера. — Если тебе не сложно, можешь позвонить всем, кто с моей стороны, и сказать им? Ты же список составляла, я половину людей даже не знаю. Секундное замешательство по ту сторону телефонного провода заставило девчонку напрячься, потому что сейчас ей было не до гостей. На них Титовой резко стало плевать, хотя нельзя сказать, что до этого она сильно переживала на их счёт. — Я могу, конечно, но это неправильно, — лепетала растерявшаяся Катя. — Ты не можешь просто так всё отменить, это неправильно, и я думаю… — Кать, неправильно — выходить замуж без любви, — её голос не дрогнул. Связки всегда поразительно тверды, когда дело касается правды. — Думаю, ты сможешь меня в этом понять. Треск пластика ударившейся о станцию трубки погрузил квартиру в вакуумную тишину. Вроде бы девушка, жавшаяся к столу, даже перестала дышать, боясь Титову, у которой глаза горели сейчас, как огонь, выпущенный из серебристой зажигалки. Она рассчитывала на другой разговор и с другим человеком, но жизнь приучила Леру выжимать максимум из имеющихся обстоятельств. Она скрутила ситуацию в жгут, выдавливая из неё все плюсы, и удовлетворённо улыбнулась. — Лера, я не к этому рассказывала, честно, — дребезжащим от волнения голосом заговорила визажист. — Я не то имела ввиду, у вас же совершенно другая ситуация… — Вы ничего не знаете, — покачала головой обезумевшая от приближающейся свободы Титова. — Сейчас, секунду подождите. Она рванула в гостиную, наспех вытащила из кошелька сложенные отдельно деньги и прихватила несколько купюр дополнительно. Была б её воля, Лера осыпала бы эту девушку золотом лишь за то, что, нанося тени, та смогла открыть ей глаза. — Вот, возьмите, — Титова впихнула в ладонь застывшей девушке купюры, и та на автомате пересчитала их. — Здесь в три раза больше, — шок металлическими пазами перепрыгнул на грудь визажиста, ибо она пыталась вдохнуть, а её грудь не вздымалась совершенно. — Я знаю, — улыбнулась Лера, поддавшись чувствам. — Спасибо вам. Спасибо огромное! Девчонка расслабленно плюхнулась на стул, уронила лицо в ладони и расхохоталась. Впервые за несколько месяцев настолько чисто, так искренне и непринуждённо, будто самое сложное осталось позади, а дальше — ничего конкретного. Размытые очертания, складывающиеся в какую-то до страшного счастливую картинку, где она обязательно выходит замуж, но за правильного человека, а не из-за необходимости и страха обидеть отказом. Там точно на ней не «неказистое» платье, а самое помпезное из возможных. Там жених рядом выглядит настолько идеально, что хочется отодвинуться, лишь бы не меркнуть на его фоне. Перед этим два разговора, которые надо пережить. Стрелки на настенных часах только что перевалили за десять утра, когда Титова захлопнула подъездную дверь своего дома.

***

Про такую погоду говорят «Даже природа плачет». Огромные капли, больше напоминающие растаявший по пути от неба до земли град, тарабанили по чёрному зонту, спицы в котором едва выдерживали порывы ветра. Лера жалась под сухой островок над головой, чувствуя, как край правого рукава промок насквозь из-за стекающего с зонта дождя. Девчонка второпях нацепила на себя первую тёплую, но не слишком вещь, которая попалась ей под руку. Только здесь, в закоулке Арбатских двориков, до неё дошло, что конкретно мокло под проливным дождём: белая водолазка горловиной собирала на себя тональный крем и пудру с подбородка. Титова мысленно закатила глаза именно такому выбору одежды, понимая, что выглядит это как унизительный плевок, учитывая то, с кем она спешила поговорить и о чём. Будто хотя бы что-то должно быть белым в этот день, если уж платье осталось висеть на плечиках в гостиной. Лера запрыгнула под подъездный козырёк, встряхнула зонт, брызги с которого разошлись на метр, и закрыла его с усилием, вжав ручку в живот. Это был папин аксессуар, созданный специально для мужчины и учитывающий именно грубую, маскулинную силу. Девчонка едва справлялась с ним, припечатывая одну часть липучки к другой, чтобы зонт выглядел более презентабельно. Она быстро выглянула из-под козырька, заглядывая в окна квартиры на первом этаже, надеясь рассмотреть там… Чёрт его знает, что Титова хотела увидеть. Какую-нибудь полуголую девицу, разгуливающую по комнате Гоши, как возможность снять с себя любую ответственность за разговор? Возможно, где-то глубоко в подсознании и сидел такой вариант, но явно не на поверхности. Она посмотрела просто от нервов, оттягивая подъём по пяти ступеням лестницы на несколько дополнительных секунд, в которые Лере удастся подготовиться. Так или иначе, никакой любовницы в окне не показалось. Не было видно даже гардин, всё скрылось под плотной ширмой водопадного дождя, начавшегося с новой силой. Девчонка дважды рвано выдохнула, понимая: тянуть дальше — уже глупо. Надо закончить начатое, поставить финальную точку в решении, принятом пусть и на эмоциях, но однозначно не ощущающимся чем-то неправильным. Холод ручки на подъездной двери обжёг из-за влаги, которая покрыла ладони от дождевых капель. Титова потянула на себя металлическую дверь, та раскрылась несильно и впустила Леру в тёплый, пропахший щами и сигаретами подъезд. Девчонка поправила совершенно не съехавшую с плеча сумку, сделала первый шаг, мысленно сжигая за собой всё. Титова раскидывалась спичками, зная, что когда она выйдет из этого дома на улицу, останется пепелище. За пять ступней она трижды рисковала разрыдаться, потерять сознание, проблеваться и упасть замертво. Вот теперь было страшно. Вовсе не потому, что Лера сомневалась в своём решении, а потому, что Гоша не заслуживал быть брошенным вот так, за час до свадьбы. В его судьбе была обязана появиться замечательная девушка, оценившая его по достоинству, чего Титова сделать попросту не смогла. Ей не хватило мозгов и какой-то части сердца, в которой бы любовь к Морозову смогла раскрыться в полной мере, постепенно захватив остальные участки. Она нажала на чёрный кругляшок звонка, нервно отстукивая носком правой ступни ритм. Тишина. Лера нажала ещё раз, продолжительнее. По ту сторону послышалось шевеление, тихое ворчание. Он дома. Отлично. Какой кошмар. — Да, секунду, — открывая дверь, крикнул Гоша, не посмотрев в дверной глазок, которого не было. — Чёрт, я не должен тебя видеть! — Парень шутливо закрыл глаза ладонью, толкнув дверь вперёд, чтобы та раскрылась сильнее. — Гош, я пришла поговорить, — почти отрепетировано, словно голосом робота Вертера, произнесла Лера. — Убери руку, пожалуйста. — Нет, я не должен тебя видеть до свадьбы, — Морозов рассмеялся, качая головой, и сделал шаг назад, запнувшись о кроссовок. — Вот шею переломаю и поедем в больницу вместо ЗАГСа. — Мы не поедем в больницу. И в ЗАГС тоже, — девчонке пришлось сглотнуть перед второй фразой, потому что сердце её решило выпрыгнуть из груди, так сильно колотилось, а собирающаяся во рту слюна будто бы могла его как-то успокоить, залить барахлившие клапаны. Она видела всё очень медленно. Мозг перебирал реальность, как картинки несобранного мультика, перекладывая один лист на другой. Впрочем, их таких было двое: тех, для кого происходящее казалось скорее мультипликационным бредом, чем правдой. Ладонь Морозова вяло сползала вниз, поочерёдно открывая один глаз, а затем второй. На мгновение она задержалась на губах, чуть подрагивающих в ухмылке, но и это быстро прошло. Пальцы Гоши остановились на его шее. Наверное, он почувствовал там удавку. Лера вот точно её ощущала. — Повтори, — бесцветным тоном сказал парень, как если бы его связки выстирали на слишком сильном режиме, выставив перед этим девяносто градусов. — Гош, не будет никакой свадьбы. — Титова переминалась с ноги на ногу, стоя на пороге. Она не решалась войти внутрь, считая это уже перебором. — Я не знаю, что тебе сказать и как объяснить. — Попробуй сказать хоть что-то. — Наконец, его ладонь оторвалась от шеи, когда Морозов раскинул руки в стороны и пожал плечами, горько усмехнувшись. — Зайди в квартиру, давай хотя бы говорить не через порог. Она сделала шаг вперёд, сдерживая слёзы, не уступающие по силе и количеству влаги бьющему асфальт дождю. Гоша был таким хорошим. Твою мать, он был замечательным! И именно поэтому расставаться с ним, а вне всякого сомнения, они сейчас расставались, было сосредоточением инфантильной глупости внутри Леры. Он даже принимал её слова с достоинством, не кричал и не психовал. Девчонка могла бы дать голову на отсечение, что будь она в такой же ситуации с Витей, тот уже саданул бы кулаком в стену. — Закроешь дверь? — спросил Гоша, посмотрев за спину Титовой пустым взглядом. Наверное, его целиком закрутила та центрифуга. — Да, да, конечно, — бормоча, Лера захлопнула дверь, не защёлкнув внутренний замок. — Гош, я правда не знаю, как тебе сказать это. Пойми, ты замечательный, чудесный, наверное, самый лучший, но дело не в те… — Если ты сейчас скажешь, что дело не во мне, а в тебе, я вызову бригаду из маминой больницы, — парень, вздохнув, опёрся спиной о стену и съехал вниз, опустившись на корточки. Он водил ладонями по лицу, качал головой, и Титова видела в этом столько искренней грусти, что невольно начинала ненавидеть саму себя. — Но это правда! — попытка крикнуть оборвалась на первой же букве. — Прости меня, пожалуйста. Я не знаю, как тебе это всё объяснить, но я не могу выйти за тебя замуж. Это будет нечестно в первую очередь по отношению к тебе. — Ты же знала уже тогда, да? — Гоша упёрся подбородком в кулак, смотря на Леру свысока, что было странно, учитывая, как возвышалась в этом небольшом коридоре именно она. — Когда я сделал тебе предложение в ресторане, ты уже тогда понимала, что свадьбы не будет? — Не знаю, — пряча глаза, ответила девчонка. — Это всё было так неожиданно, спонтанно. Ты предложил — я согласилась. А потом вся эта подготовка, заявление… Всё как будто бежало вперёд, а я отстала на полпути, понимаешь? — Нет, — опять покачал головой Морозов. — Так я поспешил, да? Надавил на тебя слишком сильно? — Я же говорю: дело не в тебе. — Она присела на корточки, сложив сумку между коленями и грудной клеткой. Титова держала её, заглядывая парню в лицо, и надеялась, что один уровень между ними поможет чувствам лучше передаться. — Я оказалась не готова к замужеству, вот и всё. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой вот так расставались, но ещё больше ты не заслуживаешь рядом такую, как я. Тебе нужна хорошая, заботливая девушка. — В какой момент ты решила, что ты не такая? — вопросительно приподнял бровь Морозов. На фоне безэмоциональности это выглядело почти истерикой. — И с чего ты взяла, что можешь решать, что лучше будет для меня? — Я не хочу всю жизнь жить с человеком, за которого не хотела выходить замуж. — Её честность оглушила Гошу, только так можно было объяснить, почему он уронил голову на пару секунд, зажав уши ладонями. Титова дождалась, когда он смог слушать дальше, и продолжила. — И я не хочу всю жизнь врать тебе. Это отвратительно по отношению к нам обоим. Передышка, которую они оба взяли, длилась около пяти минут. Парень рассматривал пол, периодически усмехаясь своим мыслям и вырисовывая глазами на паркете геометрические фигуры. Титова за это время успела подняться на ноги, бросив взгляд в зеркало на трюмо: макияж, создаваемый кропотливыми усилиями визажиста, размазался. Будто бы даже косметика воспринимала всё происходящее слишком отвратительным и не желала становиться свидетелем, а потому пыталась стечь. — Если бы я знал, что предложение выйти замуж всё испортит, — смешок, адресованный выведенному ромбу, звучал болезненно в тишине квартиры. — Прости, я не хотела, чтобы всё закончилось вот так. — Вновь повисла пауза, но Лера понимала, что молчать сейчас — давать Гоше лишний повод надумать себе какой-нибудь ерунды, а потому ей пришлось продолжить. — Ты можешь дать мне список приглашённых с твоей стороны? Я сейчас всем наберу, кому смогу дозвониться, объяснюсь. — Не надо, я сам наберу. Они, скорее всего, будут причитать и возмущаться, а ты и так выглядишь чересчур виноватой, — вольфрамовые шлейки прорезали кожу, оставляя на спине девчонки алые полосы, потому что ей было больно от того, насколько Морозов по-настоящему хороший. — Скажу, что ты оказалась клептоманкой, стащила у меня все ценности из квартиры, — Гоша рассмеялся так, как умел только он: беззлобно, искренне и с неподдельной любовью. — Заодно вазу в квартире твоих родителей туда вплети, надо усилить эффект, — хохотнула Титова. — Гош, прости меня. Я надеюсь, однажды мы сможем просто встретиться и просто поболтать. — Конечно, — улыбка, оставшаяся от смеха, контрастировала с пустым взглядом на лице парня, но даже в этом было очень много про него. Наверное, нечто подобное ощущали люди, смотревшие на портреты Гагарина: какое-то такое чувство, словно всё обязательно будет. И непременно хорошо. — Не обещаю, что скоро, но когда-нибудь мы напьёмся с тобой спирта «Рояль» и будем горлопанить Джексона. — Мне жаль, — Лера часто-часто заморгала, а её подбородок задрожал, выдавая тщетные попытки взять себя в руки. Девчонка подалась вперёд, почти бросившись на шею к Гоше, но тот отрицательно покачал головой, выставив вперёд руку. — Не надо, Лер. Пожалуйста. — Всё та же искренне разбитая улыбка освещала лицо парня. Он кивнул на входную дверь, и Титова поняла, что ей пора уходить. — Мне надо обзвонить всех, придумать тебе достаточно достоверный психиатрический диагноз, сама понимаешь. — О, да, — робко хохотнула Лера. Морозов вставал на ноги, а она пятилась. Не сводила с него глаз, впрочем, Гоша сам впитывал в себя, в свою память очертания действительно любимой, пусть и принёсшей этим утром тонну боли, девушки. Зарисовывал такие родные васильковые глаза, запоминал расположение веснушек на щеках, которые появились весной, хоть Титова и уверяла, что это просто аллергия на солнце. Он хотел увидеть её в сегодня в белом, услышать правдивый ответ и после стать счастливыми молодожёнами. В общем-то, сбылось два желания из трёх: она стояла напротив в белой водолазке и говорила кристальной чистоты правду, вот только это почему-то не радовало парня. Иногда наши самые смелые «хочу» исполняются так, что после мы перестаём желать чего-либо на много лет вперёд. У Леры осталось последнее незавершённое дело в стенах квартиры, где она проснулась когда-то с адской головной болью, сухостью во рту и совершенным непониманием, что за парень лежал рядом. Ей было тогда стыдно, она ведь даже не могла восстановить в памяти его имя. Теперь и имя, и фамилия с отчеством были хорошо известны девчонке, только отчего-то стало ещё стыднее. Несмело, но при этом с отчётливым сожалением, Титова стянула с безымянного пальца правой руки обручальное кольцо, а после положила его рядом с паспортом, который валялся на трюмо, явно, чтобы Гоша его перед выходом не забыл. — Оставь, это был мой тебе подарок, — беззлобно заметил Морозов. — Не могу, — Лера сделала очередной шаг назад, продолжая играть в гляделки. — Ты знаешь, что я не смогу держать его у себя. Обещай мне, что однажды ты позвонишь, — девчонка нащупала пальцами ручку двери, сжав зубы с такой силой, будто поход к стоматологу планировался следующим пунктом в сегодняшнем списке дел. — Ты же знаешь, я пренебрегаю звонками и сразу прихожу в гости, — он ухмыльнулся, и она расплакалась. Впервые за сегодняшний день разревелась на пороге, как маленький ребёнок, который начинает лить слёзы даже когда всё хорошо. — Не плачь, Лерок, перестань. Улыбнись. Знаешь, какая ты красивая, когда улыбаешься? — Прости меня, пожалуйста, — она сорвалась с места, удерживаясь в реальности исключительно за счёт зажатых в левой ладони ручек сумки, потому что, честное слово, Титова была в параллельной вселенной. Только в другом измерении парень, которого бросили вот так, мог делать комплименты. — Обязательно прощу, обещаю. — Гоша прижал к себе бросившуюся ему на шею Леру, в последний раз зарываясь носом ей в волосы, и вдыхал глубоко. Настолько, чтобы её естественный запах защекотал слизистую, как нечто инородное, отторгаемое. Ему бы хотелось её отторгнуть, но руки Морозова лишь сильнее прижали девчонку к себе. — Спасибо тебе. — Я всё равно тебя люблю, Лер, — тихо прошептав, парень оставил невесомый поцелуй на виске Титовой. — И за это тоже спасибо. Они стояли в обнимку ещё около пяти минут молча. Гоша напитывался её присутствием. Она запоминала, каково это: когда тебя обнимает человек, для которого любовь — не просто пустой звук, а слово, обозначающее нечто поистине светлое. Волосы липли к мокрому от слёз лицу, глаза жглись, а Лера сильнее цеплялась пальцами правой ладони за рубашку парня, сминая её в этом месте до неприличия. — Ну, иди, давай. Только не оборачивайся и не прощайся, так будет легче, — шёпотом произнёс Морозов, отодвинул девчонку от себя, с лёгкостью развернув почти тряпичное тело, и подтолкнул легонько в лопатки. Это было просто. Разрешить ему исполнить прощальное желание. Ей всего-то и надо было: нажать на дверную ручку, раскрыть перед собой дверь и выйти прочь, перестав мучить их обоих. Гоша заслуживал получить на прощание нечто хорошее, но эгоизм Титовой натурально обхватил лапами её голову, повернув назад. Какое счастье, что в этот момент спина парня скрылась в спальне, и он не увидел, что даже здесь Лера сделала всё по-своему. Хотя ему было бы приятно знать, куда устремились два васильковых блюдца сейчас. Впрочем, он и так это знал. Морозов изучил девчонку за время их отношений достаточно, чтобы понять, что она всегда всё делает только так, как хочет того сама. Дождь почти стих, наверное, отрыдав своё вместе с Титовой. Редкие капли падали в лужи, не создавая пузыри, а расходясь несколькими колечками вокруг. Лера не стала доставать из сумки зонт, решив дойти до Гоголевского так и поймать машину «на руку». У неё было странное чувство: с одной стороны — лёгкость. Да такая, словно все шлейки разом лопнули, корсет распахнулся и упал где-то на пороге квартиры Гоши. С другой — мерзкое, вязкое ощущение предательства распласталось вдоль грудины, дублируя металлический предмет нижнего белья. Девчонка брела по двору, не оборачиваясь, не видя, как Морозов стоял и смотрел через оконное стекло ей вслед с телефонной трубкой в руке, что-то нервно объясняя и грубо обрывая собеседника. Она прощалась с парнем мысленно. Он с ней — взглядом.