Малолетка

Бомбила притормозил сразу после поворота, не без интереса выглядывая из окна пассажирской двери. Титова могла бы сунуть ему сейчас в руку вместо купюр фантики от конфет «Коровка», и он вряд ли различил бы те на ощупь, разве что по фольгированному шелесту. Да и то, это произошло бы сильно после того, как его старенький «Москвич» откатил от здания по адресу Воздвиженка, дом девять, на приличное расстояние. Наверное, после этого по окраине столицы поползли бы слухи, мол, совсем зажрались эти детки богатеев: катаются в центр, а на бабки наёбывают. Его дикие, с интересом цепляющие всё вокруг глаза были понятны выбирающейся с заднего сиденья Лере. Она и сама засматривалась на купол и не слишком высокий шпиль дома Волконского. Жёлтый цвет стен напоминал тот, которым было покрыто здание офиса Белого, отличался лишь едва заметно оттенком. Впрочем, вполне возможно, они были совсем идентичными, а различия только казались из-за вставшего высоко в небе солнца. Девчонка знала, что её ждут. Виктор Петрович в конце ужина предупредил Титову: ему светиться в этом деле лишний раз не стоит, потому крестницу встретит его проверенный юрист. Всё расскажет, покажет, и они уже вместе решат, как лучше организовать частную галерею в совершенно не частном помещении. Лера одёрнула рукава бежевого пальто, поправила манжеты и поплотнее усадила на плечо небольшую сумку, в которой валялся паспорт с ключами от дома. От неё не требовалось многого. Просто внимательно слушать те важные, чёрствые подробности бюрократической процедуры сдачи в плёвую по стоимости аренду, а после, если идеальный вариант подойдёт, дать свои паспортные данные. Немолодой мужчина, но и не старый, стоял аккурат возле пешеходного перехода и осматривался по сторонам. В нём всё выдавало чопорного выходца юридического факультета какого-нибудь хорошего универа: тёмно-серые брюки с чёрными ботинками и такого же цвета пальто, под которым проглядывалась коричневая рубашка с надетой поверх вязаной жилеткой. В руке у этого знатока законов был зажат увесистый, судя по оттянутой ручке, дипломат. Он отбивал носком по асфальту тротуара, когда прямо перед ним появилась белокурая девчонка, совершенно не напоминающая ту барышню, которой перепало практически в собственность здание, давящее на старую часть города своим величием и помпезностью. — Здравствуйте, — вежливо кивнул мужчина, плохо скрывая удивление в голосе, — вы Валерия? — Да, доброе утро. — Лера подавила зевок, мысленно отмечая, как сейчас она бы сладко потягивалась в своей постели, если бы не назначенная встреча. Наручные часы мужчины показывали ровно десять утра. — Меня зовут Кирилл Вячеславович, — юрист махнул рукой чуть дальше, показывая на дверь, уютно расположившуюся под небольшим навесом. Девчонка отставала на шаг, стараясь идти почти вровень, но всё равно чуть притормаживая. Мама всегда говорила ей, что таким образом вышагивающий рядом спутник ощущает себя более значимым. Ведущим. На подсознательном уровне улавливая лидерскую позицию, человек расслабляется, не ожидает слишком много, и именно так его можно продавить сильнее. Судя по тому, как плечи этого Кирилла Вячеславовича расслаблялись с каждым переносом веса с одной ступни на другую, и как вместе с тем выпрямлялась его спина, схема оказалась рабочей. — Вы уже думали о том, как видите галерею? — чуть обернувшись к Титовой, спросил мужчина, придерживая резную деревянную дверь за полукруглую ручку с покрытием под золото. — Честно говоря, я придумала этот проект совсем недавно, — тон Леры был таким же, как и её шаг: немного уступающим, пока девчонка лихорадочно соображала, насколько идиотской покажется вся затея, озвучь она, что та родилась меньше суток назад. — Пока что я хотела бы посмотреть помещение, увидеть, как и что можно там расположить. — Знаете, мы с супругой недавно летали в Нью-Йорк, — Кирилл Вячеславович лихо поднимался по крутой лестнице на второй этаж, попутно хвастаясь заграничной поездкой, — так там этих галерей — тьма! Вы бывали на выставках в Америке? — Пока не довелось. — Удары больших квадратный каблуков отскакивали от ступеней к стенам и потолку, когда Титова прошла мимо охранника, приветственно кивнувшего юристу. Видимо, даже среди рабочего персонала было принято сохранять чувство такта и не влезать в разговор. — Если вам будет интересно, могу поделиться, как у них это устроено. — Еле заметная отдышка проявилась ровно на лестничном пролёте. Кирилл Вячеславович, будучи явно мужчиной галантным, пропустил Леру вперёд, не собираясь выглядеть в её глазах слабаком. — Слева — благотворительный фонд развития русского языка, — продолжал он из-за спины девчонки, — а справа — ваше помещение. Уголок губы Титовой немного приподнялся. Мужчина разговаривал с ней на равных, будто бы искренне не замечал возраст своей спутницы, и это было настолько до абсурда напускным, что она сдерживала полноценную ухмылку. Он же прекрасно понимал, кто его сопровождал на этом просмотре. Не мог не понимать. Пигалица, у которой ещё до конца не высохло материнское молоко на губах, припёрлась оглядываться буквально в драгоценном здании, прикидывая, насколько то подойдёт для её совершенно расплывчатой и даже несколько залихватской идеи. Сделать выставку современного искусства в историческом центре Москвы было ничем иным, как физической формой юношеского максимализма. Но отдать должное Кириллу Вячеславовичу всё же стоило. Ни единым мускулом на лице он не выдал, что его понимание ситуации куда больше, чем могло показаться. Мужчина проглотил восхищённый вздох Титовой, открыв той дверь небольшим ключом, словно вовсе его не расслышал. Нарочно юрист подошёл к окну, опёрся на подоконник и лениво разглядывал снующих по улочке людей, давая Лере возможность округлять глаза, запрокидывая голову к высоченным потолкам с лепниной. Теперь фасад не мог тягаться своей помпезностью с внутрянкой. Они находились в разных измерениях, существовали будто бы порознь. Здесь было действительно невероятно. Первой, вне всякого сомнения, привлекла внимание девчонки всё та же лепнина. У неё вообще была странная тяга к этому украшению. Завитки с позолотой тянулись по всему периметру потолка, обрамляясь с двух сторон красными и изумрудными полосами. Бежевые стены едва ли могли вскружить голову так же, как две колонны в арочном проёме, соединяющие части помещения. Это всё было слишком. И это всё подходило как нельзя лучше. Контраст чего-то очень дорогого, богатого, старинного невероятным образом подчёркивал бы свежесть и новизну полотен. Впрочем, пока ещё даже не спал шок от увиденного, в голове Леры уже родилась очевидная проблема: выставлять здесь репродукции нельзя. Ни под каким предлогом. Колонны просто выдавят несчастные подделки, не собираясь стоять бок о бок с ними. Лепнина скорее обвалится, чем позволит прямо под собой повесить не подлинники. Это место не должно было терпеть ничего дешёвого. Оно натурально орало: здесь разрешено находиться лишь истинным произведениям искусства. — Ну, как вам? — Кирилл Вячеславович выждал небольшую паузу, прежде чем повернуться к девчонке. Он давал ей возможность принять беспристрастный вид, не показывать свой шок. — Это… это просто восхитительно, — заворожённо пробормотала Титова. Она стояла в самом центре комнаты с запрокинутой головой и улыбалась, будто в воздухе витал веселящий газ. Лера наглоталась его вдоволь. Во всяком случае, об этом говорили приподнятые и растянутые уголки её губ. — Дальше, вот за той дверью, — мужчина ладонью указал вперёд , на деревянные двустворчатые двери белого цвета с вставками из замутнённого стекла, — ещё три помещения поменьше. В качестве рабочих, я думаю, вам подойдут. Посмотрите? — Да, конечно, — выдохнула девчонка. Ей пришлось приложить немало усилий, оторваться от поистине красивейших завитков вдоль потолка было трудно, но врезаться в одну из колонн не входило в планы Титовой. Шаркающей походкой она плелась вслед за Кириллом Вячеславовичем. Тот что-то негромко, скорее для фона, говорил. В пустынном пространстве голос разносился эхом, и стены отталкивали его, словно этот тембр слышался им недостаточно богатым. Лера расстегнула пуговицу на пальто, откинув в сторону лацкан, проходя в небольшой коридор, который упирался в ещё одну дверцу. По бокам также располагались помещения, но их девчонка почти не смотрела. Она не слишком-то остановилась даже на той комнате, которую юрист предложил в качестве кабинета. С каждой секундой Титова ощущала себя здесь всё комфортнее, распрямляла спину, примеряла витиеватые линии на себя, а себя — на них. Таким же образом меряют дорогущую шубу в меховом салоне. Не только предмет гардероба должен соответствовать покупательнице, но и она ему. И Лера знала: она стоит дома Волконского. Чувствовала это в покалываниях, которые небольшими искорками отдавались в кончиках пальцев, когда девчонка провела ими по гладкой стене с едва заметными шероховатостями. Она могла позволить не ощущать себя за резным творением мастеров по выделке дверей как недостойная. Ох, Титова однозначно знала: уж если что ей и полагается, так ходить вот по таким шикарным паркетным доскам. — Что скажете? — Обычно подобные вопросы от солидного вида мужчин звучат с бахвальством. Кирилл Вячеславович же спрашивал совершенно ровно, будто у него завалялось ещё с десяток подобных этому вариантов и в случае чего он предложит те. Наверное, фыркни сейчас Лера на цвет стен, мужчина предложил бы ей посмотреть помещение в самом Кремле. — Скажу, что это даже больше, чем нужно. — Глаза у девчонки горели, переливались под преломлёнными солнечными лучами из окна, и она разве что не прыгала на месте от распирающего восторга. — Продано? — рассмеялся Кирилл Вячеславович, подав первую искреннюю, не формальную эмоцию. — Продано! — поддержала его Титова. — Дядя Витя… то есть Виктор Петрович сказал, что нужен будет мой паспорт. — Да, всё верно, вы его взяли? — От слуха юриста не ускользнуло прозвище Зорина. Дядя Витя — это было сильно. Если до этого момента Кирилл Вячеславович не верил ни в один звук на счёт крестницы, считая Леру какой-нибудь соской, решившей поиграться в галеристку, то теперь порядком засомневался. Ну, только если у Зорина не было фетиша, и он не просил называть эту девчонку его в постели почти по-отечески. — Да-да, он тут, — в практически пустой сумке быстро нашлась красная книжечка, тут же перешедшая из ладони Титовой в цепкие пальцы мужчины. — Я данные себе быстренько перепишу сейчас, а договор составлю уже у себя в конторе. — То ли его совершенно не восхищало убранство вокруг, то ли он просто не был ценителем подобных интерьеров, вот только Кирилл Вячеславович и глазом не моргнул, водрузив дипломат на подоконник и достав из него ручку с листом, на который принялся переносить данные Леры. Она продолжала осматриваться, очень тихо передвигаясь из одного помещения в другое. Девчонка старалась как можно осторожнее ступать по полу, невесомо касаться стен и вдыхала, вдыхала, вдыхала пропитанный дороговизной воздух. Да, здесь правда мог жить князь. Он взаправду мог быть дедом Великого писателя. Наташа Ростова вполне могла бы увидеть впервые в одной из этих комнат своего будущего мужа. Теперь Титова, прямо как Наташа, смогла рассмотреть эту красоту своими глазами, не забыв пощупать. Чтобы точно убедиться: ей не мерещится. — Валерия, я закончил, — слишком громко для величественной тишины окликнул Леру Кирилл Вячеславович. — Я здесь, — почти что шёпотом отозвалась она, наплевав на поддержание одинакового тона. Девчонка вернулась в так называемый кабинет и лихо подхватила из руки юриста свой паспорт. — Про аренду Виктор Петрович вам рассказал или мне? — Ну так, в общих чертах, — смутившись, пожала плечами Титова. — Аренда пойдёт с того момента, как откроется галерея. Не раньше. — Бумажка с ручкой прыгнули в дипломат, боясь не успеть, ибо захлопнулся тот моментально. — До этого помещение придержат для вас, скажем так. Договор будет без конкретной даты, её уже впишем перед открытием. — Ага, поняла, — робко кивнув, деловито ответила Лера. Её голос диссонировал с повадками испуганного от нахлынувшей серьёзности ситуации ребёнка, но отступать было уже поздно. Позади — Москва. В прямом смысле. Вот ровно за окном сама столица необъятной родины. — Как у вас с занятостью? В какой день будет удобно встретиться прочитать договор? — Кирилл Вячеславович поправил чуть съехавшее с плеча пальто, крепко взявшись за ручку дипломата. — Я свободна в любой день, — совершено бесхитростно призналась девчонка. Ей бы стоило придумать загруженный график, не показывать своё безделье, но она попросту не додумалась. — Когда вам будет удобно, тогда и можем встретиться. — Отлично. — Губы мужчины растянулись в удовлетворении. — Я посмотрел по своему ежедневнику, давайте пятого декабря? Чтобы я точно успел всё подготовить без спешки, без нервов. Часиков в шесть здесь, сможете? — Пятого? — На какую-то долю секунды она задумалась, прикидывая, насколько ей хотелось проводить свой день рождения, ставя закорючки в конце страниц печатного текста. — Давайте, я смогу пятого. — Ну, вот и ладушки! — Кирилл Вячеславович хлопнул в ладоши, совершенно неестественно радуясь соглашающейся на всё Титовой. Он получил от Зорина довольно ясное распоряжение: эта Лера хочет открыть галерею — значит, она должна её открыть. — Вас подвезти? — Да не нужно, спасибо, я сама. Спускались они совершенно по-разному. Кирилл Вячеславович грузно, томно, с нотами усталости в каждом шаге. Девчонка разве что не перепрыгивала через ступени, продолжая улыбаться, остаточно вдыхая в себя всё тот же веселящий газ. Ей хотелось смеяться, кружиться, обнимать идущего сзади малознакомого мужика. Ей хотелось кричать на весь мир о том, какой же чрезвычайно удачливой стороной повернулась жизнь. Титова до дрожи желала рассказать каждому на этой планете, даже в самом захудалом городишке на земном шаре, о её плане, который постепенно превращался в реальность. Она смогла, правда смогла выдумать нечто эдакое. То, во что поверил крёстный, далеко не тупой человек, а значит, игра стоила свеч. Впереди было так много вопросов, которые требовали ответов: кого выставлять, как связаться с художниками и коллекционерами, каким образом умаслить тех и заманить к себе. Где взять на это деньги, ведь вбухивать всё наследство в довольно туманный проект не было никакого желания. Но это всё оставалось там, за ширмой газа, и потому могло подождать, пока Титова успокоится, перестав вот так лыбиться.

***

Лера выползла с заднего сиденья попутки прямо перед воротами. Она слишком сильно надавила каблуком на тонкую ледяную корочку, покрывшую вчерашнюю лужу, и та треснула, расползаясь вокруг несколькими кривыми отростками. Девчонка в детстве обожала прыгать по вот таким миниатюрам замёрзших озёр, выпуская наружу коричневую воду от смешавшихся с грязью капель. — Лер, — крикнул знакомым басом некто откуда-то сбоку. Она тотчас повернулась на звук, вырвавшийся из раскрытой двери тёмного автомобиля. Судя по всему, у сидящего внутри человека был какой-то особенный иммунитет к её колким, даже несколько обидным фразам, выработанный за полтора года. Его личный щит должен был закрывать парня с головой, раз он решил приехать буквально на следующий день после того, как девчонка послала его на хуй. — Ты чё тут делаешь? — нахмурилась Титова, собирая меж бровей пару тонких морщинок. — В гости приехал, — совершенно спокойно отозвался этот бронированный товарищ. Леру всегда поражало, как легко Космос выбирался из машины. Учитывая его рост, это должно было выглядеть неуклюже, но так не казалось. Вот и сейчас он был пластичным и даже каким-то грациозным, ступая на асфальт и захлопывая дверь авто. — Зачем? — продолжала допытываться девчонка. — Просто так, — он пожал плечами и дёрнулся к сумке, ручки которой Титова перехватила поудобнее в ладони. — Давай донесу. — Не надо, — слегка выставила она плечо вперёд. — Тогда тебя придётся в квартиру приглашать. — Да я ж по-доброму приехал, нормально. — Этот добряк с силой вырвал сумку. Ошалев от такой наглости, девчонка схватила его за подбородок и стала крутить голову парня, ловя прямо на лице солнечный луч. — Чё ты делаешь? — Зрачки смотрю, — рявкнула Лера. — Человек в здравом уме не будет таскаться к бывшей, как на работу. Припоминая слова крёстного и его наставления, девчонка пыталась не звучать настолько резко. Рациональная часть её мозга понимала: в любой момент, от совершенно любого слова Холмогоров может развернуться, уехать и больше никогда не заявиться вот так, ведомый чувством вины посреди белого дня. — Ты меня знаешь, — совершенно спокойно начал Кос, ничуть не обидевшись, когда Титова соизволила отдёрнуть тонкие пальцы от его лица, — я не отступлюсь просто так. Мы всё равно поговорим. — Кос, ты понимаешь, что это смешно? — Она подобралась, чуть распрямила плечи, а после заглянула ему в глаза, стараясь не видеть в них так много той улыбки, которая когда-то натурально приворожила Леру. — Это должно быть не только твоё желание. Я должна быть готова. — Хорошо. Скажи, когда приехать. — Будто бы нехотя Космос протянул девчонке её практически пустую сумку, понимая, что такой груз она в состоянии донести сама. Вот если бы это был забитый доверху пропитанием пакет — другое дело, а так не осталось даже глупого предлога провести с ней на пару минут дольше. — Боже, это так не работает, — цокнув, закатила глаза Титова. — Я не знаю, когда наступит этот момент. Возможно, через неделю. Может быть, через год. Я не знаю! — Я не хотел давить, просто мне показалось, ты свалила именно из-за той встречи на дне рождения у Кати… — он оправдывался, и в его басистом тембре было так много раскаяния, что ещё каких-то полгода назад Лера упивалась бы каждой нотой. — Тебе показалось, — беззлобно ответила девчонка. — Я позвоню, когда буду готова, и мы с тобой обо всём поговорим. — Как скажешь. — Еле уловимый шаг назад ставил точку в подобии разговора. Воздух вокруг становился плотным, вмещая в себя подбирающийся декабрь. Титова, коротко кивнув, двинулась в сторону ворот, оставляя за спиной Холмогорова, который невероятно медлительно забирался в машину. Парень словно предполагал, что та самая готовность появится в Лере за пару шагов. — Кос, — крикнула девчонка, вполоборота взглянув на Космоса, одна нога которого уже была внутри машины, — она красивая? — Очень. — Уголки губ парня несмело приподнялись. Так, будто бы он не был уверен, как именно ему стоит ответить на очевидно провокационный вопрос. — Хорошая? — Титова склонила вбок голову, совершенно не ощущая уколы ревности в груди. — Ещё больше, чем красивая, — вспоминая, насколько Люда замечательная, с той же искренностью заявил Кос. — Тогда не обижай её, пожалуйста. Не проебись, как со мной. Никогда в жизни парень не видел в ней такого. Лера стала взрослой. По-настоящему. Ни пальто, накидывающее пару лет, ни бриллиантовые серьги в ушах — ничего так не показывало, как невероятно она повзрослела. Вот именно её последняя фраза, предшествующая резкому развороту обратно к воротам, транслировала то, насколько переменилась девчонка, когда-то бесперебойно хамящая направо и налево. Холмогоров сел за руль, не решаясь двигаться с места ещё какое-то время. Они уже проходили подобное: она шла вперёд, не оглядываясь, а он сидел, барабанил по рулю и смотрел ей вслед. Казалось, в этот раз Титова даже копировала то, как раньше она перепрыгивала через лужи. Вот только на этот раз ощущения у обоих были другие. Рука парня в этот раз не тянулась во внутренний карман, оттягиваемый теперь исключительно портмоне. Он не слизывал липкий слой её блеска для губ, остающийся на его собственных. Правда, кое-что всё же вернулось, как по остаточному принципу, словно в этой части города располагался купол, держащий под собой каждый приезд Космоса. Он всегда, глядя на её удаляющуюся спину, размышлял, насколько Лера красивая. Какой лоск и какая стать заточены в умении держать спину. Во взгляде девчонки сохранялось достоинство. Это объединяло их с сестрой. Словно при рождении прямо в хрусталик глаза инкрустировали благородство и выдержку даже перед самой паршивой речью собеседника. Разговор о влюблённости бывшего парня подходил под описание «паршивый» как нельзя лучше. Такое же достоинство вшивали под фарфоровую кожу. Если смотреть издалека, можно заметить общность с аристократами на старых картинах. Будто бы самый большой орган человека легонько просвечивал, сочился из-под одежды, если встать на солнце, и можно заметить едва различимый оттенок крови. Голубой. Великосветская выдержка была одним из составляющих элементов бытия Титовой. Она могла как угодно придуриваться, кривляться, трепать языком, а это всё равно не выглядело простецки. Лере удавалось привлекать к себе внимание на расстоянии нескольких метров. Наверное, по этой причине Космос пялился в спину той, которая когда-то вызывала мнимую влюблённость. Потому что, даже оставшись в прошлом, она всё равно была где-то в настоящем и, парень надеялся, в будущем.

***

— … и давайте каких-нибудь сыров и мясную нарезку в стол, — закончил заказ Гоша, не оторвав взгляд от Титовой ни на секунду. Впрочем, у него не было шанса обратить всё внимание к официантке: та, что сидела напротив, упорно накручивала локон на указательный палец, закусывала нижнюю губу и периодически, явно специально, проводила по месту укуса кончиком языка. — Что желаете из напитков? — вежливо поинтересовалась девушка в форменном коротком платье, доходящем до колена. — М? — бровь парня вопросительно приподнялась, когда тот кивнул Лере, предлагая выбрать напиток самостоятельно. — Вино. — Девчонка же намеренно повернулась к официантке, словно случайно продемонстрировав изящную шею, которой так сильно не хватало засосов в качестве ожерелья. — Красное, сухое. — Бутылку «Скьявы», спасибо. — Гоше пришлось и самому обратить взор на работницу зала, иначе возникал вполне реальный шанс сойти за какого-то придурка, что приводит девушку на свидание и трахает её глазами весь вечер. Парень уже начал снимать с неё чёрного цвета трикотажное платье, расправляясь с потайной молнией сбоку. Он повернулся обратно ровно в тот момент, когда заметил на себе игривый взгляд Титовой. — И чего это мы так на меня смотрим? — Да пытаюсь понять, ты правда при бабках или передо мной понтануться решил. Гоша расхохотался, опустив голову и качая ею, будто бы Лере удалось нечто нереальное: заставить его смеяться совершенно глупым, неоправданным в своей дерзости предположением. Статус парня был в стенах той квартиры, где она проснулась, в его наручных часах и дорогих ботинках. Такой понт — слишком большая плата за одно свидание. — А ты западаешь только на тех, у кого есть деньги? — Гоша вдруг посмотрел на девчонку таким же взглядом исподлобья, который она практиковала, пытаясь вывести человека на чистую воду. Судя по всему, подобный трюк срабатывал у каждого, кто его применял, ведь Титова ответила совершенно честно. — Я не западаю на тех, у кого их нет. — Другая девушка смутилась бы, не решившись произнести столь вызывающую фразу, но Лера не была одной из тех, кому нужно что-то строить из себя перед парнем. — Ладно, то, что ты живёшь в ебейшем районе, я поняла. Что можешь себе позволить дорогущее вино тоже. А подробности? Фамилия? Кто родители? Чем вообще по жизни занимаешься? Соразмерно тому, как сыпала вопросами девчонка, подошедшая к их столику официантка заполняла белоснежную скатерть с красным напероном двумя большими бокалами, тарелкой с сырами и идентичной ей с мясными нарезками. Гоша краем глаза посмотрел на демонстрируемую им бутылку, до которой ему, в общем-то, не было никакого дела. — Морозов Егор Александрович, — подавляя приступ смеха от столь серьёзного представления девушке, которую он трахал на своей кровати полночи, принялся отчитываться парень. — Мама у меня главврач четвёртой больницы, это которая на Потешной. Папка — главврач Боткинской. Даю три попытки угадать, где я учусь. — Подожди, а четвёртая — это не психушка, не? — Титова, хмурясь, следила за наполняющим её бокал вином. — В десятку! — рассмеялся Гоша. — Бывала там? — Ага, постоянная клиентка, — поддерживая его настрой, хохотнула Лера. — В меде учишься? Типа династия врачей у вас будет? — Да у меня дед ещё всё в той же Ботке работал, — парень явно рассказывал историю своей семьи с гордостью и стоит сказать, там было чем гордиться. — Он папку маме и сосватал, мол, хороший парень, трудолюбивый, пойдёт далеко. Ну, как ты можешь догадаться, у меня особо выбора не осталось, по чьим стопам идти. — Ты хотел стать врачом? — тонкая ножка бокала прокрутилась в большом и указательном пальцах девчонки. — И да, и нет, — пожал плечами Морозов. — В детстве мне это всё казалось интересным, потом ещё и крутым, а щас… не знаю даже. Есть ощущение, что за меня всё решили в жизни. Титова знала это ощущение. Чувствовала так же отчётливо, как слишком сильно закрученную застёжку на своих серьгах. Безвыходность высокого положения была ей знакома буквально с пелёнок, так что Лера могла понять Гошу, как никто другой. Совершенно незнакомые друг другу люди теперь, оказалось, плыли на одном корабле с младенчества, просто встретились посреди палубы только сейчас. — Если за тебя всё решили, зачем ты поступил в мед? — Вино в бокале ударилось о стенки, продолжая движение отведённого назад плеча. — Потому что я знаю, где смогу добиться больших успехов, — не скрывая довольно прагматичного подхода к выбору жизненного пути, ответил Морозов. — С моей родословной открыты все двери, так что лучше варианта не придумаешь. За тебя? — Он взял свой бокал за ножку и чуть придвинулся, предлагая удариться сосудам друг о друга. — За меня. — Опомнившись, что она не допрашивает серийного маньяка, а просто пришла на свидание, Титова лучезарно улыбнулась, даруя звонкий треск вплоть до соседнего стола. Вино оказалось действительно очень хорошим на вкус. В меру терпким, но при этом лёгким, оставляющим после себя цветочное послевкусие. Должно быть, молодое, а не выдержанное. И это как нельзя лучше подходило тем, кто его пил. Дорогое, из лучших виноградников, без привкуса закостенелости и вязкости. Прямо как они сами. — Твоя очередь, — Гоша поставил бокал и откинулся на спинке стула. — То, что ты не из простых, я по дому уже понял. — Да? — изогнула бровь девчонка, ещё смакуя послевкусие на языке. — И как же? — Да папа хотел там как-то покупать хату, но до работы далековато было. Так и что, у тебя кем родители трудятся? — Мои родители погибли чуть меньше года назад. — Выдрессированная со времён смотрин маска, как бы просящая «без лишней жалости», цепко прыгнула на лицо Титовой. — Папа был хозяином фабрики, а мама — директором школы на Солженицына. Может, слышал «Школа Сотрудничества»? — Да ну нахер? — Глаза парня почти вывалились из глазниц, так сильно он их распахнул. — Наталья Петровна? — Ты чё, знал мою маму? — недоверчиво, с отчётливо уловимым сомнением протянула Лера. — Она меня попёрла после восьмого класса, — рассмеяшись, закивал Морозов. — Вот мир тесен, а! Пазл сложился. В голове девчонки одна грань филигранно вошла в другую, пока Гоша напротив заливался смехом, про себя вспоминая, как его попёрли за сломанный бочок унитаза. Москва — что большая деревня, а уж среди людей натурально царского достатка и того меньше. Так, посёлок с парой домов и одной улочкой. Каким-то образом все те, у кого золотая ложка не просто вставлена в рот, а сплавлена с нёбным язычком, были перемешаны между собой. Либо знакомством родителей, либо ходили в одну школу, либо тусовались на одних вечеринках. Одни переплетения жизней не давали о себе знать никогда, другие же ощущались маленькими связующими узелками. На пути Гоши и Леры было аж два: мама девчонки и клуб «Арлекино». — Подожди, а я помню, к ней дочь приходила, — отсмеявшись, парень отрыл в воспоминаниях белокурую девушку, периодически появляющуюся в стенах учебного заведения, которая точно там не училась. — Но она постарше меня была. — Это сестра — Катя. — Титова, в отличие от старшей, к маме на работу не таскалась. В её расписание не входило подлизывание к родителям путём демонстрации очередной пятёрки. Хотя бы потому, что их Лере ставили крайне редко. — Я даже не знаю, что сказать, — так необычно для самого себя залепетал Морозов. Как правило, он всегда знал, что ответить, находил какие-то нужные слова в ситуациях, которые для других были бы поводом впасть в ступор. Очевидно, вся Титова была соткана из того, что вводило парня в состояние анабиоза. — Расслабься, — беспечно пожала плечами Лера, когда подошедшая официантка поставила перед ней жаркое, а перед Гошей свинину по-французски, которая, пусть и источала восхитительный аромат, всё равно была странной позицией в меню ресторана итальянской кухни. — Я тебе про родителей рассказала не для жалости, а просто чтобы лишних вопросов не возникало. Девчонка легко определила уровень своего личного интереса к этому разговору: за последующие два с половиной часа, в которые они успешно «уговорили» уже открытую бутылку вина, а после и добавили к ней вторую, она взаправду выкраивала момент, когда могла отправить в рот сочнейшие куски запечённой в горшочке свиной шеи и рубленого молодого картофеля. Еда не казалась сейчас чем-то важным. Она отошла на второй план, так же, как и напиток. Титовой было действительно интересно слушать, расспрашивать парня напротив, с удивлением узнавая, насколько они не похожи. Это немного напоминало первое свидание с Косом, во время которого Лера примеряла кадры своей жизни к его, подставляла их, прокручивая перед глазами, будто диафильм. Лишь один раз девчонка искренне негодовала, но не показала этого совершенно ничем. Морозов с удивлением, иногда даже со смехом слушал, как проходили смотрины у Титовой, сердечно признаваясь: он ни разу не был на подобных мероприятиях. Леру взбесило не столько тот факт, что она могла досконально воспроизвести тона голосов присутствующих в складывании пазла из чад родителей, сколько осознание, что подобным экзекуциям подвергались не все её ровесники из привилегированных семей. Ну нет, туда однозначно приходили парни! К кому-то же девчонку примеряли. Впрочем, была вероятность, что родители Морозова просто более адекватные, нежели её. Наверное, они смирились с девушкой, которую притащил сын аж в четырнадцать лет, заявив, будто та — любовь всей его жизни. — Мы почти четыре года встречались, — без смущения признавался Гоша. — Я думал, что всё, нам по восемнадцать будет и женюсь. — А чего ж не надел кольцо на пальчик? — Титова отпила вино, припоминая, как Ярик однажды тоже затирал что-то про женитьбу после выпускных экзаменов, вот только самой Лере. — А она сказала, что я слишком мелкий, прикинь, — какая-то тень разочарования, почти неуловимая за обезоруживающей улыбкой, промелькнула на лице парня. — До сих пор не понимаю, как я в пятнадцать не был мелким, а в восемнадцать стал. — Так в какой момент ты стал опаивать девушек в клубе и тащить их к себе? — девчонка слизала каплю красной жидкости с нижней губы, подхватив ту кончиком языка. — Ты так говоришь, как будто я клафилинщик, — расхохотался он. — Ну вот как мы с ней расстались, начал тусоваться с друзьями постоянно, с девушками знакомиться. Надо ж в жизни всё попробовать, так что я решил начать с клуба и секса. Они продолжали трещать без умолку, впитывая ответы в себя, словно разговор был их личным способом напиться. Титова не пыталась задавать каверзные вопросы, напоминающие небольшие ножи, пропитанные ядом из желания сковырнуть затянувшиеся раны. Она интересовалась жизнью Морозова без задней мысли. Ей правда был интересен это русоволосый парень, взгляд у которого становился озорным каждый раз, когда Лера придвигалась ближе и спрашивала какую-то деталь его жизни. Он один раз спросил, были ли у неё отношения. То, как в секунду тело девочки закостенело, а глаза опустились в тарелку, дало довольно однозначный ответ: были. И, судя по всему, не слишком радужные, если она стала настолько закрытой, тараторя что-то про недолгую совместную жизнь, закончившуюся болезненным разрывом. — Извините, мы скоро закрываемся, — неловко пролепетала подошедшая сбоку официантка. — Я могу вас рассчитать? — Да, конечно, — кивнул Гоша, не глядя на неё. Он продолжал рассматривать Титову, боясь упустить из виду, как она откинет волосы назад в очередной раз или намотает на указательный палец прядь. — Поймаешь мне такси? — Лера, ради приличия, достала из сумки кошель, но тут же бросила его обратно, правильно трактовав недовольный взгляд парня и взмах его ладони. Она была готова заплатить за себя, но если бы Морозов ей позволил, не было ни единого шанса на второе свидание. Ох, нет, это увольте. Девчонка считала, что мужчина просто обязан оплачивать счёт за двоих и не важно, какой статус отношений. Вот таких Гош, которые будут раздевать её весь вечер глазами, а потом повезут к себе и трахнут, на её пути может встретиться уйма. Если парень не в состоянии заплатить за несчастный ужин, что уж говорить о продолжении. Обычно громче всего орут о меркантильности женщин именно те мужики, с которых ничего не взять. Такие даже не тянут на ту паршивую овцу, с которой шерсти хотя бы клок можно наскрести. Эти скряги, как правило зарабатывающие сущие копейки, глотку дерут, доказывая: всё должно быть пополам! А-то ишь чего удумала, аферистка такая, за жаркое её плати. Вот ещё! Катя как-то рассказывала сестре и маме, что попала на свидание с представителем именно таких рассуждений. Он ей заявил, что это проверка на вшивость, мол, не решит ли она нагреть его на бабки. Придя домой, девушка громко хохотала, вспоминая свои мысли в тот момент. — А я сижу и думаю, — заливалась вечером на кухне Катя, — ну вот какая проверка? На что? Не украду ли я у него банку тушёнки? Придурок. Судя по тому, как легко Морозов закрыл счёт и даже оставил чаевые, он не допускал мысли, будто Лера может однажды обобрать его до нитки. — Я могу тебя довезти. — Гоша поднялся со стула, ожидая, пока то же самое сделает девчонка. — Если что, я нормально вожу. — Я не сажусь в машину к нетрезвым, — слишком резко, незаслуженно холодно рыкнула Титова. — Поймай мне такси, пожалуйста. Парню показалось, за этим стояло нечто большее, чем просто непоколебимые принципы. Какой-то животный страх, длящиеся какое-то время последствия травмы. Что-то такое, что сделало её тело опять каменным. И он бы хотел выяснить однажды причину столь жёстких перемен эмоций, но однажды — это про потом, а не про сейчас. Они вышли из ресторана, попав под шквалистые порывы ветра, который забрался под пальто Титовой, распахнув его в стороны, и окутал хрупкую фигуру собой. Словно природа тоже видела, сколько выпила Лера, а потому решила окружить её коконом, помочь спуститься по лестнице, не свернув себе шею. Гоша галантно подал руку, абсолютно не доверяя этому кокону, подхватил девочку покрепче и очень по-джентельменски проводил вниз, к нескольким стоящим, словно без дела, машинам. — Я позвоню тебе завтра? — Парень подтянул поближе лацканы на её пальто, стараясь защитить Титову от температуры утром. — Позвони, — ещё одна лукавая улыбка и всё тот же игривый взгляд выглядели, будто благодарность за прошедший вечер. Как правило, в подобные моменты, когда это происходит в кино, должен состояться очень картинный поцелуй. Обязательно без языка, но до умопомрачения сладкий. Лера не собиралась целоваться. Нет. Ей хотелось оставить какую-то недосказанность после себя, заставить парня ворочаться в кровати, перебирая в голове мысли о том, что он мог сделать не так, раз она подмигнула и быстро юркнула в такси. Её план почти сработал. Если бы этот мужчина в зимней кепке, фасоном похожую на те, что носил Лужков, был чуть порасторопнее, Морозов бы уже смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Вот только водитель чересчур долго кряхтел, устраиваясь на сидении, покрытом чехлом из сотен деревянных бусин, похожих по форме на бочонки для игры в «Лото». Как раз в тот момент, когда мужик поёрзал задницей, открылась задняя дверь, а следом рядом с Титовой опустился Гоша, резво толкнув её плечом. — Нет, я всё же провожу тебя! — не предполагая отказа, заявил он. Лера и не думала сопротивляться. Она пожала плечами, отвернулась к окну и закусила внутренние поверхности щёк, лишь бы Морозов не заметил улыбку на её лице. Девчонка не знала, чувствовал ли он то же самое, что ощущала она сама. Титова могла поклясться: прямо по швам её платья из плотного трикотажа распространяется неловкость, пробирается через капрон колготок, залезает к ней в нижнее бельё и впитывается в кожу, следом проникая в кровь. А вместе с неловкостью приходило поразительное удовлетворение. Лере бы хотелось, чтобы это всё происходило и с парнем, пальцы которого переплелись с её собственными властно, при этом без принуждения. Он не стеснялся, но и не давил. Не пытался ухватить её в капкан, чтобы потом раскромсать на мелкие кусочки или, при худшем для него раскладе, оставить девчонку без ноги. Почему-то она подумала, что у неё оторвалась бы правая. Ведь именно она пострадала в прошлый раз. Титова первая вышла из дверей авто, оставив Гошу внутри расплачиваться. Если брать что-то с той овцы, так по-максимуму. — Но только до подъезда! — обернулась Лера, прервав очень долгое молчание. — А я надеялся, чаем угостишь, — парень хмыкнул, застегнул пальто и опять подал ей руку, подставив локоть. — В прошлый раз чай закончился сексом, — припомнила девчонка. — А я в прошлый раз и не предлагал тебе чай. Смущение осело в порах. Точно забралось в каждую, плотно сгруппировалось, протискиваясь, и устроилось там так же комфортно, как водитель машины на своём массажном чехле. Титова вслушивалась в хруст только-только успевшего упасть на асфальт снега, который покрывал двор совсем тонким слоем, заранее понимая, что к утру растает. Не заметить его автомобиль напротив её подъезда было невозможно. И даже не потому, что она видела горящие фары и белёсый дым, выходящий из выхлопной трубы. Просто у Леры был намётан глаз на всё, что связано с ним. Он оттачивал этот вид издёвки, как с собакой Павлова, паркуясь на этом месте всякий раз, когда приезжал. Печать, оставленная Пчёлкиным внутри девчонки, жглась, когда она увидела в меню название его любимого коньяка или почувствовала у проходящего мимо мужчины в ресторане парфюм с нотами сандала и цитруса. Невидимое глазом клеймо было внутри, отзвуками страха звуча везде и нигде сразу. Если бы под её рёбрами не жёгся тот оттиск, запекая органы, как жаркое, вставшее у горла от скрутившего в испуге желудка, она бы просто прошла мимо, не обратив никакого внимания на заведённый «Мерс». Но ей не хватило стойкости притвориться, будто она не заметила. Дрессировка — самый изощрённый способ напоминать о себе, находясь на расстоянии. — Так что, я завтра наберу? Даже если скажешь нет — всё равно наберу. — Морозов встал напротив Леры, почти загораживая её спиной от пытающегося добраться до горла взгляда. Почему-то девчонке казалось, Витя хотел бы сейчас её придушить. — Даже не поцелуешь на прощание? — быстрее, чем успела сообразить сказанное, выпалила Титова. Усмехнувшись, а он делал так почти перед любой репликой или действием, Гоша сделал небольшой шаг к Лере, взял лицо совершенно замёрзшими ладонями и поцеловал настолько аккуратно, что ей хотелось кричать, лишь бы он добавил напора. Со стороны могло быть недостаточно отчётливо видно поцелуй. Его губы, мягкие, без трещинок и сухости, сминали Лерины так же, как он взял за руку в такси. Без попытки принудить или заставить, позволяя отстраниться в любой момент. Даже в том, как Морозов слегка провёл языком по языку девчонки и, не встретив взаимности, решил не продолжать, читалась полная свобода, дарованная им Титовой. — До завтра, — прошептал он, контрастируя разгорячённым дыханием с кожей Леры, близкой по температуре к морозильной камере. Они встретились глазами на секунду. Возможно, даже чуть меньше. И будь на его месте любой другой человек, девчонка не разобрала бы, как именно водитель «Мерина» смотрел на неё. Но подопытный всегда знает повадки своего дрессировщика, потому что выучивает их наизусть, стараясь ничем не разозлить экспериментатора, на пальцах рук у которого подвязаны узелки марионеточных ниток. Злость. Ярость. Почти ненависть. Какая-то совершенно дикая смесь. Если бы Пчёлкин мог стать предметом в этот момент, он превратился бы в огнемёт, испепеляя Титову до такого состояния, что её пришлось бы опознавать по стоматологической карте. Она забежала в подъезд, надеясь унестись от всепоглощающего пламени достаточно далеко. — Лерочка, — Татьяна Викентиевна, судя по её внешнему виду, собирающаяся ко сну, вздрогнула от резко захлопнувшейся двери и выглянула в своё окошко, — приезжал Виктор, тебя спрашивал. — Давно? — Девчонка нервно отсчитывала, через сколько он распахнёт входную дверь, если вышел сразу за ней. — Да около часа назад, — зевнув, женщина посмотрела на наручные часы и кивнула, подтверждая собственные слова. — Спасибо. — Титова побежала наверх по лестнице, перепрыгивая через одну ступень. Лишь бы успеть закрыться изнутри и вставить в замок ключ, чтобы он не вошёл. Когда она добралась до своей квартиры и, осторожно отодвинув тюль на кухне, выглянула в окно, то место, где он стоял, оказалось пустым. Витя уехал. Он не помчался вслед, не стал требовать объяснений, закатывать истерик или чего там хотела Лера, желая почувствовать себя нужной? Да это было и не важно. Пчёлкин приехал. Прождал её под окнами целый час, прежде чем увидел целующуюся с каким-то типом. Он. Прождал. Её. Час. Теперь она знала наверняка: болело не только у неё. И от осознания того факта, что ему тоже хуёво, ей самой полегчало. Сложно представить более изощрённую форму садизма, чем печать, выжженную на сердце Титовой. Она распространялась ещё и на того, кто её поставил.

***

Стелу замело снегом почти на треть. Теперь под белым сугробом скрывалась надпись, которая, должно быть, была призвана вызывать какие-то грузные мысли и не менее тяжкие чувства, но кладбищу не требуются дополнительные атрибуты скорби. Оно уже заранее отсвечивает чёрным одеянием, промокшими насквозь носовыми платками, опухшими лицами и полопавшимися капиллярами в глазах. Ветер подхватывал успевший осесть на тропинки между оградок белоснежный бархат, кружил его, и Лера двумя пальцами затянула посильнее белый платок, повязанный на голове. Мамин. В ушах под ярчайшим солнцем переливались бриллианты — подарок родителей на совершеннолетие. Девчонка уткнулась подбородком в мягкий мех шубы, которую надевала на свадьбу сестры. Тоже мамину. Она чудом не проваливалась в рыхлый снег, по нему почти никто не ходил сегодня, пробираясь через порывы буйного зимнего ветродуя, и едва не свалилась через заборчик до колена, рискуя упасть прямо на чьё-то захоронение. Пожалуй, снеси ветер Титову, в этой огромной шубе она не поднялась бы без сторонней помощи. Лера по памяти брела к тому месту, где ей необходимо было появиться сегодня. Сигара из папиного секретера и мамины любимые конфеты «Птичье молоко», аккуратно уложенные на дне её сумки, трепыхались из стороны в сторону каждый раз, когда девчонка замирала, пережидая очередной порыв. Она была здесь последний раз меньше года назад. Тридцать первого декабря. Титова пропустила и девятый, и сороковой день, ведь родители не были крещёными, как и их дочери. Они называли Виктора Петровича крёстным просто потому, что так было удобнее. Как совершенно постороннюю женщину дети называют «тётей» просто так, подбирая максимально удобное определение. Сам Зорин считал детей семьи Титовых названными дочерьми, так что крёстный — лучшее описание из взаимоотношений. Возле чёрной оградки, буквально на пару шагов поодаль, стоял парень в большой кожаной дублёнке и таких же перчатках. Лера не сразу сообразила, какого чёрта он трётся возле могил родителей, пока не разглядела сидящую на скамейке за столом женскую фигуру в коричневой шубе, лицо которой лежало в ладонях, а плечи вздрагивали. Она плакала, не нарушая мертвецкую тишину своим рёвом. Парень покосился на приближающуюся девчонку, заметно напрягся, но с места не сдвинулся. Словно просчитывал, насколько опасна та, в руках у которой две белые розы. — Привет, — сквозь скрип калитки, не слишком громко произнесла Титова. — А, это ты, — обернувшись, с каким-то облегчением выдохнула Катя. Она выглядела ужасно. В сотню раз хуже, чем год назад на похоронах. Размазавшиеся дорожки туши на лице, забитая в складочки пудра, собравшаяся несколькими заломами вокруг губ, будто девушке было около сорока лет. — Привет. Неловкость была такой же отчётливой, как нарисованные слезами морщины на лице старшей сестры. Леры пыталась игнорировать её, опустив две розы на снег возле могильной плиты, по которой, разогнувшись, погладила рукой, шёпотом здороваясь с мамой. Тот же ритуал приветствия она провела и с серым камнем, на который двумя шурупами прикрутили овальную фотографию улыбающегося отца. — Как ты? — не зная, с чего начать и стоит ли вообще это делать, прошептала девчонка, сев на скамейку вплотную к Кате. Она даже не стала смахивать снег. Он не имел ни малейшего значения. — Отвратительно, — честно призналась Пчёлкина. — Ты как? — Так же. — Лера ещё раз, уже вблизи, осмотрела сестру, надеясь не разглядеть на её голове седых волос, ибо Катя выглядела как девушка, у которой такие точно должны быть. — Ты надела её серёжки, — со слабой улыбкой заметила девчонка мамины любимые жемчужные. — А ты её шубу, — Пчёлкина же не отрывала взгляд от фотографии Натальи Петровны, на которой та получилась просто изумительно. Забранные в «улитку» волосы открывали уши с теми же серьгами, замочки которых были плотно затянуты на мочках ушей старшей дочери. — Тебе идёт. — Ты почти не посмотрела на меня, — Титова покачала головой, продолжая несмело улыбаться. — Я помню со свадьбы, — пробормотала Катя. — Тебе шло ещё тогда. — Я хотела извиниться, — Лера собралась с силами, решая озвучить то, о чём она думала давно. Со своего дня рождения, который девчонка провела в полном одиночестве в окружении стен дома Волконского и подписанных листов договора. Кирилл Вячеславович торжественно вручил тогда Титовой её комплект ключей, спешно убежал на следующую встречу, а новоявленная галеристка спустилась вниз в магазин, прикупив там бутылку шампанского. Она пила отвратительную кислятину с белой этикеткой, на которой витиеватыми буквами было выведено «Советское шампанское», и выла белугой от своего тотального одиночества в этот день. Гоша понятия не имел, когда у Леры день рождения, она тупо не рассказывала, родители — в могилах, а Кате сестра даже боялась набирать. Больше девчонку не пугала мысль, словно Пчёлкина что-то на себя перетащит. Единственный люди, за внимание которых боролась девушка, были погребены под громадным слоем земли. В тот день Титова поняла, насколько сильно в её жизни недостаёт той, у кого она воровала туфли, косметику, фломастеры, иногда вещи. Той, чей взгляд вмещал в себя стать, надменность и периодически несвойственную ей ласку. Лере до сжатых от недостатка кислорода лёгких во время очередного приступа накатывающей истерики была нужна сестра. — Прости за то, что сбежала, — неторопливо заговорила девчонка, — что не позвонила. За мои слова тогда на даче. Ты переживала обо мне, а я поступила как идиотка. — Ей бы стоило попросить прощения ещё за кое-что, но о нём она решила не признаваться даже под пытками. — Не думала, что услышу от тебя когда-нибудь нечто подобное, честно говоря. — Катя повернулась лицом к сестре, принимая совершенно невыгодное положение, под таким углом морщины казались более глубокими, и посмотрела Титовой прямо в глаза. — Что бы ни случилось, ты — моя семья, запомни это. И я правда безумно переживала. — Пчёлкина сгребла Леру в охапку, согревая даже не дополнительным слоем меха, а каким-то бесконечным сестринским теплом. — Ты расскажешь мне, почему сбежала? — Когда буду готова. — Воющий меж каменных плит ветер и слёзы заталкивали слова обратно в горло, но девчонка продолжила. — Обещаю тебе: больше никаких побегов. Катя, прижимая сестру как можно ближе, разрыдалась вновь, задумавшись, что родители смотрят на них сейчас и улыбаются. Они бы хотели, чтобы девчонки однажды сидели вот так, в обнимку, плакали и улыбались одновременно, не скрывая своих эмоций. Будучи абсолютно открытыми друг к другу. Ну, почти. Хотя, это не должно было происходить на их могиле в день годовщины. Наверное, вот подобный порыв сестринской любви предполагает какой-то праздник с льющейся из бокалов пеной игристого, громкой музыкой и танцами. Да, это определённо не должно происходить в тот момент, когда по сердцу стекает разбавленная слезами кровь от утраты. — Так, всё, — Пчёлкина, отодвинувшись, взмахнула головой и с силой провела по плечам сестры, ободряюще улыбнувшись. — Хватит плакать, а-то у тебя тушь потечёт. — У тебя уже, — девчонка стащила с руки кожаную перчатку, заботливо стерев одну из чёрных полос на щеке Кати. — Я тоже должна извиниться, — повторяя тон Титовой, заговорила она, — за то, что не позвонила и не поздравила тебя с днём рождения. Но подарок я купила! — О, и что за подарок? — Лера оживилась, чуть поёрзав на скамейке, и несколько комьев снега упали вниз. — Когда отдам, тогда и узнаешь, — Пчёлкина, рассмеявшись, закатила глаза. Всё же в девчонке оставалась детскость, которую было не вытравить ничем. Она солнечными зайчиками прыгала в её глазах, задорным смехом разливалась вокруг и дарила надежду, будто все ужасы жизни прошли по касательной, не оставив после себя никакого следа. — А это кто? — Титова покосилась на широкоплечего молодого человека, который продолжал стоять чуть дальше. На его лице удивительным образом смешивалось абсолютное отстранение и напряжённое внимание. — Мой охранник Антон,— отозвалась сестра. — И зачем он тебе? — Лера хмыкнула. Видимо, её не было слишком долго, раз Пчёлкина стала птицей настолько высокого полёта, что теперь ей требовался телохранитель. — Витя приставил, — пожала плечами Катя. — Сказал, что так надо. Мало ли покушение какое будет? Семья всегда под прицелом. — У Кеннеди вон тоже охранник был, а всё равно грохнули,— уголки губ девчонки неумолимо ползли наверх. Это же так забавно: шутить про убийство, правда? — Сплюнь! — сестра ощутимо толкнула Титову в плечо. И трижды сплюнула. Странно, что не на сидящую рядом язву. Это звучало логично. Про охранника. Про Кеннеди, собственно, тоже, но Лера задумалась о другом: учитывая рассказ про того друга Саши, жизнь которого оборвалась в кабине колеса обозрения, Пчёлкин действительно должен был постоянно находиться под прицелом. А где он, там и его супруга. Так что да, Катю нужно было охранять, от греха подальше. А ещё логично было то, что рядом с самой девчонкой не таскался никакой амбал. Она ведь не ближний круг. Вряд ли любовницу станут убивать. — Кстати, Янку свою помнишь? — как бы между делом уточнила Катя, припоминала ли сестра свою единственную школьную подругу. Титовой хотелось язвительно ответить, будто она запамятовала, но бесить лишний раз никого не хотелось. — Ага, — кивнула Лера. — Замуж вышла, — Пчёлкина протянула это с явным намёком. — Повезло. — Ещё одна логичная новость: не зря же Волкову таскали на смотрины чаще, чем покупали мороженное. — За нефтяника, — уточнила Катя. Ох, ну, конечно. Кого там присматривали для Яны? Сына режиссёра? Тот паренёк однозначно теперь должен был выглядеть в глазах родителей подруги лохом, не способным обеспечить дочурке шикарное будущее. — Точно повезло, — с иронией, но на серьёзных щах, опять кивнула девчонка. — А ты откуда знаешь? — Да там Витя с ним знаком, насколько я поняла, — Пчёлкина махнула рукой, вспоминая, как супруг кинул на кухонный стол помпезное приглашение. — Я как узнала, что фамилия невесты Волкова, так сразу всё и сложила. Но мы не пошли, не до того было. — А меня она не позвала, овца, — добродушно прошипела Титова. Очевидная, идущая сквозь каждое слово сестры мысль, что Лере и самой бы стоило задуматься о выгодной партии, осталась без ответа. Девчонка не видела себя в свадебном платье, с высокой укладкой, в которую воткнута длинная фата, тянущаяся шлейфом. Замужество — это про Катю. Статус супруги, ужины как раз к приходу домой благоверного, снимки в рамках на стену — это всё туда. Титовой больше нравилось прожигать свою жизнь, не обременяясь абсолютно ничем. Она не представляла, как выйдет из дверей роддома, держа на руках собственного ребёнка, хотя бы потому, что детям нельзя иметь детей. А то, что Лера ещё ребёнок, выдавали её выходки по типу регулярных встреч с Гошей, заканчивающихся сексом. Он говорил, что они встречаются. Парень не предлагал ничего такого. Наверное, в девчонке была какая-то черта, освобождающая всех молодых людей в её окружении от предложений начать отношения. Морозов просто как-то представил её другу детства, встретив того во дворе своего дома, заявив довольно чётко: «Моя девушка — Лера». Она тогда не отшатнулась лишь по причине зажатой в сильной руке Гоши талии. Её пробил электрический разряд на этих словах, будто оголённые провода вставили прямо в позвоночник, запустив несколько медных жил под кожу. Кости пропускали ток, как проводники, распространяли напряжение по каждой косточке, а Титова улыбалась и прижималась ближе к парню, надеясь заземлиться. — Ладно, ехать уже пора, — Пчёлкина подтянула поближе к горлу воротник шубы и поднялась. — Тебя подвезти? — Да, — Лера встала вслед за сестрой, но быстро вспомнила, почему её сумка такая увесистая. — Ой, подожди секунду. Девчонка достала одну сигару с отрезанным кончиком, вдохнула аромат, поднеся к носу вплотную, как часто делал отец, и положила её на выступ в каменной плите. Она провела ладонью по закруглённому углу памятника, мысленно прощаясь и обещая наведываться чаще, пока сестра ровно то же самое делала возле могилы мамы. Разорвав прозрачный целлофан, Титова вытащила десять конфет, аккуратно сложив те одна к одной рядом с четырьмя белыми розами, две из которых были надломлены у бутона. Катя тоже захватила сегодня любимые цветы Натальи Петровны. — Твои поломались, — негромко заметила Лера, перебивая молчание сестры, пока та прощалась с папой. — А это специально, чтобы не утащили, — спустя несколько секунд тишины, в которые Пчёлкина, видимо, заканчивала какие-то фразы отцу, прозвучал ответ. Девчонке показалось это странным, но она повторила ровно то же и со своими двумя цветками. Всё же это предназначалось маме, а не проходящим мимо идиотам, которые решат украсить свою квартиру скудным букетом совершенно фантастически пахнущих роз даже на расстоянии. Титова постаралась не разрыдаться, когда ладонь соскользнула с ледяного мрамора, оставив на коже Леры ужасное осознание, что теперь родители — здесь. Не в школе, кабинете на фабрике, даче. Нет. Они в двух гробах, сверху на которые насыпана толстым слоем земля. Они остались фотками, надписью с именем, фамилией и отчеством и двумя полными датами. Рождения и смерти. Всё. Больше в жизнях дочерей от мамы с папой не будет никаких подробностей, лишь оставшиеся воспоминания. К счастью, их захоронить было нереально. — Антон, сейчас отвезём Леру домой и поедем на Цветной, — командным тоном отдавала распоряжение Пчёлкина, выйдя за оградку. — Это моя младшая сестра, кстати, познакомься. — Антон, — парень немного склонил голову. Проявления таких вот актов вежливости не вязались с родом его деятельности. — Лера, — скопировала жест Титова. Она не входила в группировку Саши Белова, а значит, ей вполне было позволено кланяться при знакомстве. Очевидно, Антон счёл завершённым этот немногословный обмен любезностями, развернулся и пошёл к стеле, где оставил автомобиль. Лера же, нагнав сестру и подхватив ту под локоть, немного склонила голову, стараясь не звучать громко. — Не похож он на бандита, — вполголоса сказала девчонка. — Бывший спортсмен, боксёр, — внесла ясность Катя, сильнее цепляясь за сестру. — С Валерой занимался раньше, а щас вот хотел в братки податься, так Филатов его сразу к делу и прикрутил. Витя сказал, парень хороший, нечего ему где-нибудь на лесной опушке прикопанным валяться. Но он и вправду вежливый, не грубит, так что пускай уж со мной ездит по всякой ерунде, чем разборки эти их. Титову поразило, с какой лёгкостью сестра рассуждала о делах мужа. Та девушка, которая когда-то смотрела на неё дикими глазами и заклинала не связываться ни с кем вроде Пчёлкина, теперь говорила о разборках и возможной смерти почти смеясь. За эти полтора года они обе изменились, научившись подстраиваться под течение собственных жизней. Лера привыкла, что у неё всё идёт через жопу. Отношения с парнями, учёба, которой не существовало, взаимоотношения с родителями, находящиеся в той же плоскости, галерея, для которой она понятия не имела, где взять бабки — всё это было в огромной такой заднице. Катя же, судя по всему, смирилась с участью жены бандита, для которого жизнь отнять — что чихнуть. В общем-то, у них обеих творился пиздец в судьбах. Девчонка забралась в Катин «Мерс» на заднее сиденье, стряхнув перед этим на землю налипший на ноги снег. Сестра уселась рядом и она явно ездила всегда на этом месте, потому как на соседнем с водительским валялись какие-то фантики, бутылка воды, журнал, пейджер и мобильник. Это всё точно собралось не за минуту. Катя быстро протараторила адрес родительского дома, не задумываясь, разобрал ли Антон хоть слово. — Ты слышала, у Белова любовница появилась? — Пчёлкина так давно не видела сестру, что ей хотелось обсосать каждую сплетню, обглодать все до одной косточки. — А так красовался, как будто жену любит, — фыркнула Титова и рассмеялась. — Вот и я о том же! — возмутившись, Катя округлила глаза и даже несколько подобралась, пытаясь показать своё негодование. — Ну каким надо быть придурком, чтобы таскать эту шалаву в «Аврору», а? Я его там с ней и встретила, когда заезжала поужинать. Ты как раз тогда в Праге была, а Витя в командировку укатил. Лера старалась ничем не показывать, насколько сильно заблуждалась продолжающая пыхтеть Пчёлкина. Она-то знала, как прошла та командировка. В прогулках и почти беспрерывном сексе. Ах, да, ещё были её слёзы и его молчание. — Ты представляешь, даже бровью не повёл! Ещё и поздоровался со мной! — Катя стащила с рук перчатки, злобно отшвырнув их от себя. — А ты Оле рассказала? — увлечённо поинтересовалась девчонка. — Я что, на дуру похожа? — Пчёлкина, продолжая транслировать через свои движения ярость, расстёгивала пуговицы на шубе. Да, от такой тирады должно было стать жарко. — Они помирятся, а я в итоге крайней останусь. Девушка на секунду замялась, словно хотела задать какой-то глубоко личный вопрос, при произнесении которого в ней должно переключиться нечто очень важное. Она дважды вдохнула и выдохнула, закусила нижнюю губу, но всё же решилась. И Титовой показалось буквально на секундочку, что в глазах у сестры появилась непонятная надежда. — Как думаешь, — понизила тон голоса Пчёлкина, — у Вити есть кто-нибудь? Ну, какая-нибудь постоянная. — Нет, что ты? — Лера усмехнулась, откинулась на спину, не зная, как себя вести. Потому что не ей было отвечать на подобное. Абсолютно точно не ей. — Он ведь женатый человек. — Девчонка рассчитывала звучать достаточно иронично и, видимо, это сработало, раз Катя хмыкнула, кивнув головой. — Знаешь, а я чувствовала, что у него кто-то был, — она скинула с плечей шубу, собирая ту на талии обтягивающего платья с высоким горлом. — Вот примерно когда мы праздновали мой день рождения. — С чего ты взяла? — Титова спиной ощущала холодный ветер, обволакивающий несущийся по трассе автомобиль. Он добрался до хребта Леры, сковав его полностью. Жена, догадывающаяся о любовнице — что может быть хуже? Только если эта самая жена рассказывает о своих подозрениях той, кого ебал её муж. — Не знаю. Шестое чувство, женская интуиция, не могу объяснить. — Отсутствие доказательств немного разжало оковы, но не сильно. Пожалуй, так же ощущают себя подсудимые на скамье, когда осознают, что дело рассыпается в ходе заседания. Никакие свидетели не пришли дать обвинительные показания. — Он возвращался домой поздно ночью, мы не спали несколько месяцев. Ну, в плане секса. Я думаю, он ездил в командировку с этой шлюхой и там что-то произошло. — Тоже шестое чувство подсказало? — нервно хохотнула Титова. Ей не было смешно. Но надо было смеяться, лишь бы чрезмерно догадливая сестра не заметила ничего странного в поведении Леры. — Да не смейся ты, — Пчёлкина шикнула, легонько ударив девчонку по руке. — Он вернулся такой загруженный, пил несколько вечеров подряд, а потом стал возвращаться домой в нормальное время, снова секс появился. Мне кажется, они расстались там в командировке. Или вообще он просто с ней туда поехал, а мне лапшу на уши навешал. Ты как думаешь? — Я думаю, что тебе надо меньше смотреть бразильские сериалы! — И ещё меньше доверять сестре. — Твой Пчёлкин и до этого пил, как конь, а секс… Ну, может, завал был на работе и у него просто не оставалось сил. — А командировка? — настаивала Катя, картинка измены мужа в голове которой не рассыпалась вообще ни разу. — Да что ты заладила с этой командировкой? — Титова прикрикнула, рассчитывая так звучать более убедительно. — Он у тебя бабки зарабатывает постоянно, а ты со своей паранойей его сразу обвиняешь во всём. Ты знаешь, он меня бесит, но не на столько. Пчёлкина облегчённо выдохнула, словно сестра смогла стащить склизкие подозрения в изменах мужа с груди девушки, но какая-то часть ещё сидела, плотно закрепившись под тканью платья и лифчика. Кате настолько сильно хотелось уверовать в верность Вити, пускай и условную, что она даже не обратила внимание на самую главную несостыковку: Пчёлкина защищала та, которая обычно готова была обвинить любого человека во всех смертных грехах, даже не узнав причину тех самых обвинений. Лере жутко не хватало воздуха. Хотелось открыть все окна в машине, остановиться на обочине и зачерпывать ртом кислород, шатаясь от проносящихся мимо автомобилей. Они уже въехали в черту города, что становилось понятно по оставшейся позади табличке «Москва» и множащимся машинам на двухполосной дороге. Это всё казалось бредом. Сумасшествием. Весь их разговор про Витю и его любовницу звучал как рассказ человека с психическими отклонениями. Базальные ядра разжижались, не давая девчонке достаточно быстро оценивать ситуацию, насколько хорошо звучала её ложь и проглотила ли ту Катя. Как известно, базальные ганглии располагаются на границе между лобными долями и над стволом мозга. А ещё известно, что у психопатов патология развивается именно в лобной части. И Титова определённо была ебанутой, раз решила, будто ей позволено обсуждать с сестрой блядство Пчёлкина. Сердце стучало так сильно, словно хотело пробить грудную клетку, раскромсать её и выскочить наружу, лишь бы не участвовать в этом фарсе. Даже оно не собиралось становиться причастным к этой ужасающей в своём цинизме лжи. — Знаешь, я хочу предложить Вите обвенчаться, — прошептала Катя, смотря на сестру так серьёзно, как если бы открывала ей огромную тайну. — Мне, правда, надо покреститься перед этим… — Чего? — девчонка мотнула головой, прищурилась, опять мотнула и слабо, нерешительно улыбнулась, ожидая, как Пчёлкина рассмеётся, заявив, что её фраза — забавный розыгрыш. — Ну, сейчас это модно, — пожав плечами, Катя растворяла любое ожидание последующего хохота. — Да и это может нас как-то сблизить. — Вы женаты, куда уж ближе? — натурально выплюнула Титова с раздражением. Сестре словно доставляло удовольствие подчёркивать их с мужем статус. Как будто обручального кольца и свидетельства о браке было недостаточно. Наверное, если бы она могла, примотала бы его себе на лоб клейкой лентой. — В духовном плане, — воодушевлённо ответила Пчёлкина. — Всё таки брак перед Богом — это другое. — Ага, наверное, — Лера картинно отвернулась к окну, пытаясь этим показать, что разговор она считает законченным. Время только-только перевалило за двенадцать часов, а потому дороги оказались пустыми. Утренние заторы из опаздывающих на работу людей уже рассосались, а вечерние, из тех же, но уже возвращающихся домой к ужину, не успели образоваться. Вдалеке девчонка рассмотрела знакомые дома, отсчитывая минуты, в которые маска «да не гуляет твой муж» должна была сидеть идеально плотно, прилегая в каждом миллиметре к лицу Титовой. — А у тебя что нового? — бодро спросила Катя, судя по всему, избавившись от грузных мыслей окончательно. Ей всегда становилось легче, когда она выговаривалась кому-то, кто входил в её ближайшее окружение. — А у меня парень появился, — Лера загадочно улыбнулась, нарочито медленно поворачивая голову. Так, чтобы потянуть время, насладиться шоком сестры сполна. — Да ну? Кто? Как зовут? Рассказывай! — В Пчёлкиной встрепенулась девчушка лет так пятнадцати, которой одноклассница призналась по секрету, что недавно её поцеловал Коля из десятого «Б». Катя схватилась руками за шубу сестры, придвинулась ближе и даже дёрнула мех, подгоняя Титову говорить. — Ну давай, рассказывай быстрее! — Боже, тихо ты, рукав оторвёшь! — хохоча, Лера отцепила ладонь сестры, пройдясь по этому месту кончиками пальцев, словно его срочно потребовалось отряхнуть. Она молчала, навевая интригу, и упивалась нетерпением в глазах сестры. — Ну ла-адно! Гоша, двадцать лет. Родители — главврачи, сам тоже в меде учится. Живёт в Арбатских двориках, имеется своя квартира. Не дурак, — отчитавшись, девчонка перевела дух. — Красивый? Высокий? Ну, давай подробности! — не унималась Пчёлкина, почти что навалившись на сестру. — Нет, Кать, уродливый карлик, — Титова хмыкнула и приподняла бровь. — Ну сама подумай, я бы стала с горбуном каким-нибудь встречаться? — Лера надула щёки, согнулась и стала раскачиваться из стороны в сторону, пародируя Квазимодо из романа Гюго. Катя заразительно рассмеялась, и каждый хохот точно попадал внутрь сестры через ноздри, когда она глубоко вдохнула. Девчонку, вслед за сгибающейся пополам Пчёлкиной, и саму накрыл этот приступ неконтролируемого веселья. Казалось, он витал в воздухе, как микробы, и даже сидящий за рулём Антон, глянув в зеркало заднего вида, тихо хохотнул себе под нос, сворачивая на первом съезде кругового движения. — А внутрь как попасть? — аккуратно уточнил парень, остановив авто напротив ворот. — Я отсюда добегу, спасибо. — Титова почти валялась на полу, лёжа сверху на спине Кати, и задыхалась от смеха. У них редко случались подобные общие истерики без сопровождения криков, так что обе пользовались ситуацией на максимум. — Ой, мамочки! — Не выдержав дополнительно веса из тела сестры, Пчёлкина свалилась, успев выставить руки вперёд. Это оказалось последней каплей для стоящих в глазах слёз. У Леры болел пресс, который, она уверяла, был, просто скрывался очень глубоко внутри, ныла диафрагма, пересохло горло, и это всё не имело вообще никакого значения, когда девчонка рассмеялась ещё громче. Настолько, что даже откровенный смех Антона не был слышен. Эти бактерии не могли быть вредоносными, просто не имели на то никакого права. Должно быть, в них сидел вирус семейности, сестринского понимания, беспрекословной любви. Они проникли к Кате и Лере, объединили тех, связывая одной хворью на двоих, сверху повязав красный атласный бант. Самые лучшие подарки всегда перевязывают именно таким, а для девчонки этот хохот, перерастающий в истеричный, был желанным долгие годы сюрпризом. — Так, я пошла, — отрывисто, пытаясь не умереть от нехватки кислорода, заявила Титова. — Слышишь меня? Ты живая? — Ага, — Пчёлкина с трудом поднялась, усевшись на сиденье вразвалку, и смахнула указательными пальцами слёзы с уголков глаз. — Я позвоню тебе. — Буду ждать. — Лера крепко обняла сестру, следом спешно выбираясь из машины. — До свидания, Антон. — До свидания, — опять вежливо кивнул парень, давя смех. Девчонка захлопнула за собой дверь, поправила на плече сумку и двинулась в сторону дома. Высмеивая последние смешки, она качала головой из стороны в сторону, пытаясь припомнить хоть одну такую их общую сцену, но совершенно ничего не приходило на ум. Какие-то обрывки детских, ерундовых ссор. Украденные туфли, сворованная помада — их с сестрой отношения состояли из вот таких ситуаций, укладываясь друг на друга, как бисквитные коржи в торте. Сёстры промазывали слои кремом из криков и жалоб друг на друга, мастикой облепляли со всех сторон обидами, а теперь то кондитерское изделие прокисло, оказавшись выброшенным в мусорное ведро. Во всяком случае, Титова хотела верить, что их прошлое осталось запертым на даче родителей тем вечером. — Лер, — крикнула Катя сзади, — где ты будешь Новый год встречать? — Дома, а что? — Лера обернулась, вглядываясь через ворота в лицо сестры, смотрящей на неё из открытого окна. — Не хочешь к нам с Витей приехать? Можно с твоим этим Гошей. — Не, спасибо за приглашение, но мы хотели вдвоём отпраздновать, — без раздумий соврала девчонка. — Ну, тогда ладно, — Пчёлкина игриво подмигнула, что было совсем не похоже на неё. — Пока. Они не собирались встречать Новый год вместе с Морозовым, даже не упоминали праздник в планах. Насколько знала Титова, парень должен был поехать с родителями к бабушке, а сама Лера уже заранее определила местом для встречи девяносто шестого гостиную в компании фильмов и бутылки шампанского. Но скажи девчонка Кате этот превосходный план, та бы настаивала посидеть у них. И вот в этой ситуации Титовой было не отвертеться. Бесспорно, враньё — куда меньшая плата за спокойствие их обеих по сравнению с неловкостью празднования в компании Пчёлкина. Лера бы не смогла смотреть ему в глаза, да и Кате тоже. Разговор в машине разом всё усложнил. Раньше единственной головной болью для девчонки был сам факт недолгих, странных, болезненных отношений с Витей. Теперь же к этому добавились вздохи сестры на заднем сидении, её подозрения и поиски ответов. Мир повернул Титову головой к всему тому, что они с Пчёлкиным наворотили, впечатывая её носом в реальность, как дети упираются в стекло, изображая хрюшек. Лера с Витей причиняли боль человеку, совершенно того не заслуживающему. Катя же не выбирала себе такой участи: стать обманутой супругой и сестрой. Они решили это за неё. Понимание, что именно она виновата в параноидальных мыслях сестры, накатывало волнами, стирая с лица девчонки былую улыбку. Она дошла до двери своего подъезда, бросив взгляд на парковочное место, где он всегда парковался. Сейчас там никого не было. Воспоминания о том, как каждый вечер несколько месяцев подряд чёрный «Мерс» останавливался, глуша мотор, и в дождь, и в ясную погоду, ощущались издёвкой, пыткой. Насколько нездоровой, настолько же и приятной.