
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Лера смотрела на двух мужчин, что появились в её жизни с разницей в пару недель. Они оба пришли явно с одной и той же целью: перевернуть всё вверх дном. Вывернуть. Раскурочить. И у них это получилось. Титовой бы так хотелось вернуться в свои семнадцать лет, нажать на паузу и остановить запись этой трагикомедии. Но жизнь намного честнее любого кино. В ней нельзя достать кассету из камеры, а после уничтожить плёнку.
Примечания
Метки будут добавляться по ходу сюжета.
#1 «Популярное» в Бригаде 01.10-08-10.
Двадцать шестая глава
25 марта 2023, 12:00
Лера закрыла глаза, средним пальцем растёрла складочку меж бровей, которая была там настолько долго, что рисковала оставить после себя внушительной глубины залом на продолжительное время. Девчонка хмурилась, сидя возле домашнего телефона, решаясь на звонок, который ощущался самым волнительным за всю её недолгую жизнь.
Титова пялилась на красный пластик, создавая полное впечатление, будто она всерьёз рассчитывала загипнотизировать волновые колебания в трубке, заранее расположить к себе собеседника. Если бы Лера могла, ввела бы в транс того, кому предназначался всё никак не раздавшийся звонок, лишь бы собеседник без лишних слов согласился помочь. Ибо, если откажется он — пиздец. Девчонка пропала.
— Ой, блять, — пробормотала себе под нос Титова, резко распахнув глаза и выдохнув через рот.
За те десять дней, что девяносто шестой натурально владел миром, не прошло и суток, в которые Лера бы не прикидывала, кто может дать денег на галерею. Вопрос с художниками уже даже не стоял. Зорин посоветовал крестнице чудесную девушку, честно отпахавшую пять лет за сущие копейки в музее имени Пушкина, на должность руководителя. Ну, что значит посоветовал? Можно ли считать ультимативный тон голоса и формулировку «думаю, это то, что тебе нужно» за рекомендацию? Вряд ли.
Как итог того разговора с Зориным — пришедшая на собеседование Вероника, двадцать семь лет отроду. Впрочем, едва ли Титова приценивалась к первой сотруднице, скорее девушка задавала каверзные вопросы новому начальству, пытаясь прощупать, насколько рыхлая почва под ногами девятнадцатилетней новоявленной галеристки.
Кроме целого самосвала с личным унижением, вываленным на Леру под улыбчивое выражение лица Вероники, на том «собеседовании» было несколько действительно дельных вопросов. Разговор про причины столь бурного интереса к современным художникам особого возбуждения в мозгах девчонки не вызвал, но вот про бабки… Это звучало логичной и вместе с тем абсолютно предательской темой для общения при первой встрече. Титова понятия не имела, откуда ей нагрести такую гору бабла, которую описала в своём плане по развитию галереи современного искусства Вероника. Хоть почку продавай, честное слово.
— Ладно, попытка — не пытка, — выдохнув ещё резче, чем до этого, твёрдо решила Лера.
Запрещая самой себе передумать, девчонка уверенно подхватила красную трубку, зажала её между ухом и плечом и принялась набирать номер стационарного телефона. Это был, пожалуй, один из немногих наборов цифр, которые ей стоило запомнить наизусть достаточно давно, но она так этого и не сделала. Примерно месяца три назад Титова вообще решила, что никогда не наберёт этот номер, ан нет: жизнь внесла свои коррективы.
— Приёмная коммерческого фонда «Реставрация», здравствуйте, — прощебетал ласковый женский голос на том конце провода буквально через два гудка. Лера лишь чудом не расхохоталась в ответ: ей всегда казалось, по этому номеру должны говорить нечто вроде «вечер в хату», учитывая, кто конкретно сидел в здании на Цветном.
— Здравствуйте, — вежливо начала девчонка, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала себя, — с Космосом Юрьевичем соедините меня, пожалуйста.
— Как вас представить?
— Скажите, что звонит… — Титова замолкла, молниеносно перебирая в голове с десяток вариантов, каким конкретно образом себя назвать. Лера? Бывшая девушка? Та, кому он обязан по гроб жизни? Лучший ответ нашёлся в самом конце. — Исчадие ада.
— Простите, как? — негромко кашлянув, переспросила девушка. С каждой секундой на лице Леры всё сильнее расплывалась улыбка, представляя силу замешательства той, которая, должно быть, привыкла соединять Коса со всякими представительными мужиками.
— Так и скажите, он поймёт.
Под абсолютную тишину в трубке, явно намекающую на то, что девчонку поставили на удержание, Титова отстукивала пальцами по стене. Она перебирала в голове возможные сценарии диалога, варьирующиеся от вдумчивого разговора до послания её на хуй. Ожидать от Холмогорова можно было любой реакции, если он догадается, что Лера просто решила воспользоваться их некогда близкими отношениями.
Желудок прилип к позвоночнику в тот же момент, когда в трубке послышался характерный щелчок. Видимо, он ударил девчонку прямо по внутренним органам одним лишь звуковым колебанием.
— Ты напугала секретаршу, — такой знакомый бас со смехом там, на другом конце, звучал совершенно расслабленно.
Он понял. Конечно понял. Ведь это был Кос: он всегда понимал. Кроме тех минут, когда вместо него в тело пробирался порошок через слизистую оболочку носа.
— Надеюсь, она не начнёт заикаться, — поддержала Космоса Титова и тоже негромко хихикнула.
Воспоминания о том, как она ровно так же болтала с ним, валяясь в кровати, притаскивая телефон в свою комнату, провод которого натягивался, словно резинка, когда Лера с одноклассницами играла во дворе школы в ту замысловатую игру, чувствовались по-настоящему далёкими. Она не смогла бы воспроизвести ни один из тех их разговоров так же, как не вспомнила бы сейчас, каким конкретно образом сделать «конвертик».
— Ты решила поговорить? — с какой-то надеждой спросил Кос.
— И да, и нет. — Девчонка, выдохнув, собралась с мыслями, не сумев разобрать по его голосу, пошлёт ли он Титову куда подальше. — Мне нужна твоя помощь.
— Для тебя что угодно, — решительно заявил Холмогоров.
— Не торопись. Ты не знаешь, что мне нужно, — оттягивала время она. — Сначала выслушай меня, а потом уже скажешь, что угодно или нет.
— Лер, я уже сказал, — Космос настаивал на своём, но если бы сейчас Лера его видела, то смогла бы заметить, как парень напрягся. — Для тебя я сделаю всё, что в моих силах. Только на МКС отправить не смогу.
— Космос и не в силах отправить на МКС? Забавно, — нервно рассмеялась девчонка. — В общем, устрой мне встречу с Беловым.
Его замешательство длинною в тридцать секунд звучало оглушающе громким. Барабанные перепонки Титовой натянулись так сильно, что она чувствовала, как те норовят лопнуть, окрасив трубку в бордовый цвет вытекающей из уха крови.
— Зачем? — наконец, задал вопрос Кос. Она была к нему готова, хоть и не горела желанием отвечать.
— Мне нужна его помощь, — почти что скороговоркой выпалила Лера.
— Я могу тебе помочь, — хмыкнул Холмогоров, уязвлённый тем, что она в качестве помощника выбрала не его. Даже не так: девчонка решила попиздеть о чём-то с самым далёким для себя человеком в компании Космоса. Фил и тот был ей ближе.
— Нет, в этом вопросе может только Саша, — увиливала Титова.
— Лер, я не знаю, что у тебя случилось, но Белый… — Она перебила его, не дав закончить. Кое-что оставалось постоянным, плевало на смену времён года за окном, на обновлённые выпуски календарей: из года в год Лера не дослушивала фразы до конца.
— Ты устроишь мне встречу или нет? — еле сдерживаясь от грубости, спросила девчонка. Если он откажется, тогда ей придётся просто заявиться в офис и пыта…
— Я могу попросить его с тобой поговорить, но не факт, что он тебе поможет, — сдался Холмогоров.
— Отлично, завтра днём нормально? — Один рваный выдох разделился на три ступени, с каждой из которых внутренняя нервозная скованность постепенно спадала, как падает к ногам корсет, который был затянул с утра и до самого вечера, делая талию осиной.
— Да, Саня тут каждый день, так что часикам к двум подъезжай. — Предмет гардероба сползал по голеням, почти позволяя дышать полной грудью. — Скажешь, в чём дело?
— После того, как поговорю с Сашей, — не оставляя ни единой возможности хоть как-то намекнуть на вектор той самой беседы, с обещанием отозвалась Титова.
— Тогда завтра в два.
— Ага, до встречи, пока. — Лера сбросила звонок, быстро зажав небольшую кнопку окончания вызова. Предвосхищая очередную попытку Космоса выведать, о чём пойдёт речь, ведь девчонка хорошо знала: Холмогоров терпеть не мог недосказанность. Она раздражала его едва ли не сильнее, чем хамство в свой адрес или чересчур наглый тон голоса собеседника.
Титова зачерпывала ртом воздух, проглатывая его в месте с согласием Коса организовать встречу. Ещё гуляющее по телу волнение перед отказом, откликающееся в пальцах, которые уже около минуты крепко сжимали вернувшуюся на место трубку телефона, чувствовалось, как фантомное, остаточное явление туго завязанных атласных лент на спине — продолжало сковывать верхнюю часть тела, а потому и расслабиться полностью казалось невозможным.
Лера ненавидела использовать людей. Она всегда считала подобное низким, совершенно недостойным её фамилии, но парадокс заключался в том, что именно это умение было в самом большом почёте у мамы. Казалось, весь их род держался на феерическом таланте надавить на нужные точки, заставить людей прогнуть спины вопреки их желаниям. Наталья Петровна в своё время, ласково припоминая, кто её муж, сумела сесть в кресло директора первой частной школы. Сам Игорь Владимирович, не без упоминания прошлых заслуг и должков, захапал за бесценок огромную фабрику.
Да что далеко ходить? Взять хотя бы Катю. Девчонка была уверена: сестра загнула в качестве желания на день рождения «Мерс» именно потому, что догадывалась об изменах мужа. Прощупала его уязвимое место, захватила презент с самого верха невидимого списка желаний и выпросила. Это было похоже на шантаж, вот только ни единой прямой угрозы не поступало, а уличённый, сам того не подозревая, откупился.
Да, Лера ненавидела такие примитивные манипуляции, но они всегда работали, а значит, имели место быть. Именно по этой причине она «не вычеркнула из записной книжки» Космоса. Как раз из-за этого позвонила именно ему, а не напрямую Саше. Девчонка всё же ходила с той же фамилией, что и люди, фантастически умеющие получать выгоду от других. Белов не был слабым звеном в цепи её рассуждений, как проспонсировать существование галереи, зато такой трухлявой металлической частью был Кос.
И она использовала его, не моргнув глазом, ведь оно так и работает: ты либо получаешь всё, что хочешь, либо стоишь на обочине жизни, дожидаясь, пока тебе в руки упадёт счастливый билет. Безусловно, существует ещё третий вариант, где ты упорным трудом с утра до ночи добиваешься какой-то высшей цели. По пути падаешь, жрёшь дерьмо из неудач, перегрызаешь глотку более сильным соперникам, но это всё так долго и нудно, а у Титовой натурально горело прямо сейчас.
Лера оглянулась к зеркалу, готовясь обнаружить на своей спине, прямо на домашней футболке, несколько полос от лент. Тот корсет состоял из манипуляций. Он был жёстким, давящим, а поверх него нашили кружево, в завитках которого можно было разглядеть ласковый тон голоса, которым она планировала говорить с Беловым, и нужные фразы, не позволяющие сомневаться ни в одном слове.
Очевидно, им с Катей родители надели такие корсеты с самого детства, затянув так туго, что обе девчонки сроднились с ними, воспринимая как неотъемлемую часть собственного существования. Лера ненавидела манипуляции? Чушь! Она пользовалась ими почти с младенчества, как только научилась сидеть. Криком выпрашивая новую игрушку или сладость, улыбочкой прося у отца на карманные расходы, виноватым взглядом оправдываясь за очередную двойку.
И, судя по тому, что завтра в два часа в своём кабинете её будет ждать Саша Белов, ей даже не нужно было смотреть на человека, чтобы получить желаемое. Космос повёлся на такой тупой понт исключительно по тону её голоса. Титова глубоко и удовлетворённо вздохнула, где-то на подсознательном уровне отмечая: ей лишь показалось, будто прочная ткань спала к ногам. На самом деле она вросла в кожу за девятнадцать лет.
***
Лера широко улыбнулась, потянув на себя ручку «Девятки», которую Гоша по какой-то причине называл вишнёвой. Девчонка доказывала ему каждый раз, видя автомобиль, что вишня совершенно другого оттенка, а этот скорее походил на переспелую ягоду черешни. — Минет в машине — четыре тысячи, — наклонилась внутрь Титова, продолжая лыбиться, и опёрлась правой рукой на крышу. — Эй, вчера было три! — картинно возмутился парень, едва сдерживая порыв рассмеяться. — Инфляция, — пожала плечами Лера, тут же запрыгнув внутрь. — Так что? — У меня хватит только на дрочку, — очень натурально расстроился Морозов, сложил ладони перед собой, словно в мольбе, и щенячьими глазами взглянул на девчонку. — Так и быть, сделаю скидку как постоянному клиенту, — Титова, смеясь, подалась вперёд, закрепив договор поцелуем. Естественно, он не платил ей за секс. Ну, физически, Лера не получала от парня ни копейки, но по её подсчётам, он нехило так тратился на постоянные походы в кино, музеи, чтобы девчонка лучше разбиралась в живописи, и ужины в ресторанах. Ах, ещё презервативы! Те тоже стоили недёшево. Титова предпочитала немецкие, с большим количеством смазки, и за них брали раза в три больше, чем за родные российские аналоги. Добавить к этому регулярные букеты цветов, небольшие подарки, вроде недавно купленного платья, на которое девчонка слишком долго засматривалась в витрине «ЦУМа», или золотого браслета, вручённого Морозовым в качестве презента на Новый год, и выходила неплохая такая сумма. Куда больше, чем четыре тысячи за один отсос. — О, это мне? — Лера обернулась назад поставить сумку, чтобы та не мешалась на коленях, и увидела букет ранункулюсов рядом с небольшим подарочным пакетом. — Вообще-то, нет, — смущённо опустил глаза Гоша, буквально чувствуя, как лицо девчонки вытягивалось. — У мамы сегодня день рождения, вот, надо её поздравить. — А-а… — протянула Титова. Если бы она ещё хоть немного раскрыла удивлённо рот, её челюсть пришлось бы соскребать с прорезиненного коврика. — Прости, я забыл сказать, — оправдывался парень. — Надо к ней заехать, поздравить. — Да, да, всё в порядке, — Лере пришлось поджать губы, лишь бы не выглядеть так, будто она крайне недовольна фактом существования у Морозова родителей. — Заедем сейчас быстренько, ладно? Она сегодня допоздна на работе, не знаю, когда смогу поймать её дома, — искоса глядя на девчонку, Гоша завёл свою совершенно не вишнёвую «Девятку», отъезжая от ворот. — Без проблем, — улыбнулась Титова и пожала плечами, как бы показывая, что поездка в психушку — не слишком пугающее предложение. Морозов всегда включал громко музыку в магнитоле, вставляя в неё купленную на радиорынке в Митино новенькую кассету. Его привычка глушить слишком сильно ревущий звук двигателя песнями контрастировала с тем, как любил в тишине гонять Космос. Гоша самозабвенно подпевал «Dangerous» Джексона из одноимённого альбома, пока Лера с интересом рассматривала обложку небольшой пластмассовой коробочки. Как и любого человека, выросшего в Союзе, девчонку привлекало всё яркое, цепляющее взгляд. Золотая, натурально царская маска, из которой смотрели два подведённых глаза исполнителя, завораживала Титову. Она каждый раз пыталась найти в обложке нечто новое, на что ещё ни разу не обращала внимания, фокусируясь на чём-то другом. Вот и теперь она щурилась, присматриваясь, какое конкретно животное облачено в синюю королевскую мантию, восседающую на троне. Лера чуть подпрыгнула на сидении, выронив из пальцев коробку. Каждый год дыры на дорогах в столице латали, но, видимо, засыпали их какой-то смесью из трухи старых снесённых домов по окраинам и разбавленной газировки из автоматов, а потому материал выходил хоть и клейким, но уж слишком ненадёжным, расслаиваясь уже через несколько месяцев. Девчонка боялась представить, как обстоят дела с асфальтовым полотном за пределами Московской области. Наверное, туда засыпали просто труху, не пытаясь соединить части между собой. Или подбирали с обочин старый асфальт, аккуратно примеряли под размер и засовывали, будто в той детской игре с кубиками разного размера. — Лер, — крикнул Гоша, пытаясь переорать Короля, — а у меня к теб… — Чего? — Титова придвинулась ближе, тыча пальцем в своё ухо, как бы намекая на то, что конец фразы она не расслышала вовсе. — Бля, — парень крутанул переключатель громкости, заткнув Джексона на полуслове. — Так вот, я спросить хотел: когда у тебя день рождения? — Пятого декабря, — медленно проводя кончиком языка по нижней губе, Лера видела, как Морозов судорожно складывает в голове даты. — То есть, я проебал твою днюху, а ты даже слова не сказала? — хмыкнул он, проезжая мимо метро «Сокольники». — А ты не спрашивал, — невозмутимо пожала плечами девчонка. Гоша продолжал ухмыляться, не говоря ни слова. И Титовой так сильно нравилась в нём конкретно эта черта, что она могла ощутить, как внутри у неё перекручивались какие-то высоковольтные провода, смешивались в клубок внизу живота, заставляя разглядывать приподнятый уголок губы. Он много разговаривал, был даже несколько болтливым, но при этом никогда не кидался пустыми фразами. Его поистине мужская привлекательность заключалась вот в таких моментах. Морозов мог без умолку трещать весь вечер на свидании, чтобы потом молча расплатиться. Бродил вдоль витрин, обсуждая с Лерой гуляющих по другой стороне прохода девушек, как какая-то подружка, откровенно смеялся на пару с девчонкой над их совершенно колхозными дублёнками, а потом оплачивал понравившееся Титовой платье, не проронив звука. Было в этом что-то сексуальное. В том, как он молча делал, а не вешал на уши лапшу. Правда, такое же молчаливое решение повезти Леру в дурку, пусть и для знакомства с мамой, уже не выглядело так возбуждающе. Ну, вообще, сама формулировка «знакомство с мамой в психушке» отдаёт чем-то шизофреничным, не находите? Если умолчать о том, что женщина там именно работала, ситуация становилась ещё более странной. Баннер с надписью «С Новым годом и Рождеством!», мимо которого промчалась «Девятка», выглядел, по меньшей мере, странно. Второй из перечисленных праздников прошёл несколько дней назад, и девчонке всегда казалось, что вот подобные поздравления всем и никому должны снимать сразу же, как часы покажут полночь восьмого января, но, наверное, даже мэр хотел как можно дольше продлить празднования, оставляя подобные растяжки аж до февраля. Гоша притормозил возле ворот в светло-зелёном заборе напротив такого же цвета здания. Он стоически выдержал целую минуту ожидания, прежде чем из небольшой коморки, пыхтя, вылез пожилой мужчина, ворчливо бубнящий себе под нос и поочерёдно распахивающий створки. — Н-да, — протянула Титова, оглядываясь по сторонам, — дай угадаю: вот там сидит медперсонал, — она мотнула головой прямо, где располагалась достаточно обычная деревянная дверь, зато вот над ней фасад украшало четыре колонны, — а там — пациенты, — второй кивок точно указал на одноэтажное здание без каких-либо украшений. — А вот и нет! — парень медленно катился к постройке с белыми колоннами. — Там как раз пациенты, ну и медперсонал, а в том, которое справа было — морг. — М-морг? — По загривку прошлось несколько дорожек мурашек, подстёгивая подняться волосы не только на руках, но и добавить объёма на голове. — Ну, да, — совершенно спокойно ответил Морозов, глуша мотор напротив той деревянной двери. — Ты думаешь, в психушке не умирают? Только так! Лера поёрзала, вдавливаясь в тканевую обивку кресла сильнее, пытаясь счесать поганые мурашки, которые теперь распространились по всему телу, начиная от линии роста волос и до пяток. Всегда девчонка считала, что в подобных больницах люди лечатся, после выходят «на волю» здоровыми и счастливыми, способными начать жизнь с чистого листа. Знание, что для некоторых стены психиатрической больницы стали последним в жизни воспоминанием, чувствовалось, словно проглоченная большая пилюля, вставшая поперёк горла. Вполне возможно, пациентов здесь кормили похожими, а потом они умирали, сумев-таки протолкнуть таблетку вниз. — Я подожду тебя здесь, — прохрипела Титова, не собираясь проглатывать лекарственный препарат. Он полностью состоял из необъяснимого страха за жизни других людей, и его попадание внутрь означало бы, что теперь этот страх всосался в кровь Леры, пропитав её насквозь. — Э, нет, идём вместе! — рассмеялся Гоша, рассматривая её зажатую позу и одновременно с этим выключая работающую на беззвучном магнитолу. — Матушка давно с тобой познакомиться хотела. — Гош, я без подарка, — продолжала придумывать оправдания Лера, не готовая сейчас знакомиться с кем бы то ни было, особенно после выяснения, чем являлось то одноэтажное здание. — Скажем, что этот от нас двоих, — бодро заявил Морозов, выбравшись с переднего сиденья и аккуратно закрыв дверь. Он никогда ею не хлопал. Спорить с ним — всё равно, что пытаться переубедить человека, для которого мнение других равноценно пыли на книжной полке. Девчонка прочухала это в самом начале отношений, а потому мысленно закатывала глаза всякий раз, когда их с Гошей мнения оказывались диаметрально противоположными. Так непохоже на себя она соглашалась с позицией парня, пусть и только внешне, но благодаря этому нехитрому приёму за всё время отношений между ними не случилось ни единой ссоры. Титовой вообще казалось, что с Морозовым нереально полноценно поскандалить. Он умел переводить в шутку любой острый разговор, вот как недавно, когда Лера в очередной раз стала ему доказывать, что учёба в меде — решённое за него будущее, а не искреннее рвение врачевать людей. Он тогда пошутил что-то о том, что станет патологоанатомом, лишь бы к нему никто не лез со своими болячками. А ещё парень владел невероятным умением затыкать беспрерывное возмущение Титовой настолько дурманящим поцелуем, что в конце, отстранившись, она едва ли могла припомнить, на какую тему недовольно бубнила. — Я тебе этого не прощу, — процедила сквозь зубы Лера, выбираясь из авто. Ей на секунду показалось, что Морозов специально напугал её сначала моргом, чтобы потом, пока девчонка слабо соображала от блуждающего по сознанию шока, под шумок потащить её внутрь. Это не было в стиле парня, но ожидать от того, чья мама ежедневно общалась не с самыми здоровыми людьми, можно было чего угодно. — А я думала, они кричат, корчатся. — Титова прижалась ближе к Гоше, стараясь залезть к нему под кожу, когда мимо них прошла молодая девушка в голубой форме и накинутом сверху пальто, везущая перед собой инвалидную коляску. В той сидела женщина с совсем седой головой, опущенной вниз, накрытая пледом. В старушке ничего не выдавало пациентку, разве что ритмично дёргающиеся плечи. — Ну, знаешь, как в фильмах. — Есть и буйные, но их не выпускают на прогулки, — ничуть не смутившись, Морозов обвил девчонку за талию, осторожно подводя к двери. Титова то и дело оборачивалась к женщине, размышляя, каким образом приходят вот к такому состоянию. Это не выглядело как жизнь. Так, существование. Почему-то все стены в больницах всегда делают именно такого оттенка. Вроде как зелёный должен успокаивать, но конкретно этот вызывал рвотные позывы. Кое-где краска облупилась, рваными серыми дырами декорируя и без того убогий вид стен. Лера, крепко вцепившись в подарочный пакет, внутри которого лежала какая-то блузка с обилием рюш, вышагивала вслед за Гошей, не планируя отставать ни на шаг. У неё так сильно округлялись глаза от самого ощущения дома для душевнобольных, что она начинала напоминать одного из постояльцев. В длинном коридоре, начинающемся со стойки дежурной медсестры, стены были ровно такого же цвета. Они нервировали девчонку, чего абсолютно точно не предполагает оттенок, направленный на успокоение психики. Желудок обматывался кишечником, как удавкой, и сдавливался всё сильнее с каждым вздохом. Титовой бы хотелось сказать, будто она разнервничалась перед знакомством с мамой Гоши, но это совершенно не было правдой. Её пугала возможность столкнуться лицом к лицу с каким-нибудь психом в смирительной рубашке. — Ой, Гошка, привет, — молодая девушка, возраст которой был примерно такой же, как у её коллеги, выгуливающей ту старушку, поднялась из-за стойки и опёрлась на неё обеими руками. — К маме приехал? — Ага, она занята сейчас? — Не заметить заинтересованный взгляд медсестры на сыне главврача было невозможно, но Морозов справлялся с этим, разглядывая натурально крадущуюся по коридору Леру. — В двести пятнадцатой, — улыбаясь, девушка откинула волосы с плеча назад и, покачивая бёдрами, обошла стойку, — но она там давно, я позову. — Спасибо, — не глядя на неё, ответил парень. Каждая из пары десятков белых деревянных дверей была закрыта. Каждая, кроме самой ближайшей к Титовой по правую руку, из которой доносились какие-то странные звуки. Рык, приглушённый писк и откровенная возня источали странное чувство: хотелось заглянуть внутрь, подсмотреть немного за буднями того, кто, возможно, никогда отсюда не выйдет, отправившись в соседнее здание, где на большой палец повесят бирку с номером. Кто-то внутри комнаты протяжно закричал нечеловеческим писклявым голосом, и это подтянуло девчонку ближе, словно невидимая рука сделала несколько оборотов поводка на её шее. Лера шагнула раз, второй, третий. Она, будто заворожённая воплями из небольшой щели, двигалась вперёд так же, как идёт герой ужастика в очевидную западню. Зрители в такие моменты обычно негодуют, возмущённо вздыхают, бьют себя ладонями по лбам. Те, что поэкспрессивнее, вовсе кричат на экран, абсолютно не понимая, какого чёрта этот придурок, называющийся главным героем, буквально дарует себя в качестве жертвы психу с зажатым в руке тесаком. Титова не хотела бы больше видеть ничего подобного никогда в жизни. Она даже не знала, что выглядело страшнее: обстановка палаты или действо, происходящее внутри. Первым глаза вычленили всё те же стены. Это был не зелёный, нет, скорее цвет морской волны. Жуткой, накрывающей с головой и погружающей полностью под воду. Решётки на окнах в форме «ёлочки» резко напомнили, где конкретно оказалась Лера, но вряд ли она могла об этом забыть, глядя на пружинистую металлическую койку, с которой наполовину сполз матрац. И он съехал не просто так. Извиваясь и продолжая выкрикивать отдельные звуки, а не слова, из стороны в сторону крутился лысый молодой парень. Он то выгибал спину, словно из него выходило нечто невидимое, вставал почти в мостик, то скрючивался в позу эмбриона. Это всё сменяло друг друга в считаные секунды. Парню отчаянно не позволяли принять какое-либо положение два крупных мужчины по обе стороны койки. На них была всё та же синяя форменная одежда, дополненная цилиндрическими колпаками. Титова на секунду задумалась, что им бы больше подошли капироты, ибо выглядели эти мужики как грешники, которым стоило покаяться. На их руках точно была не одна смерть. Возможно, прямо сейчас, под ошарашенным взглядом случайного зрителя, они добавляли к списку для покаяния очередной пункт. Этот парень настолько сильно вырывался, будто уже предрёк свою скорую кончину от четырёх рук, достаточно крепко его держащих. Медбратья, а это были именно они, работали слаженно. Один, словно в кандалы, приковал своими пальцами запястья парня к остаткам матраца, другой же поднял на свет из окна шприц в своей руке, выпустил из него немного жидкости и быстрым отточенным движением сделал болезненный укол пациенту прямо в вену. Тревога пульсировала в кистях Леры, будто она опустила их в ведро с колотым льдом. То, как заверещал этот парень во время прокола иглой тонкой кожи на локтевом сгибе, не оставляло никаких сомнений: ему было адски больно. — Господи, сколько раз говорила закрывать двери! — с неприкрытой злостью женщина, шагающая перед той молоденькой медсестричкой, захлопнула дверь рывком. Девчонка и не заметила, в какой момент по коридору разнёсся стук невысоких каблуков. Титова доподлинно помнила, как сама лежала на больничной койке, воя каждый раз, когда ей меняли катетер. И ни разу она не кричала так, как этот парень. Видимо, у него было нечто похлеще, чем переломанные кости. — Лер, — достаточно тихо, ровно позвал её Гоша. Титова моргнула от неожиданности, переведя взгляд с захлопнувшейся перед носом двери на Морозова. Лера не видела себя, но точно знала, что на её лице смесь ужаса и негодования. Лицо Гоши же ничем таким не отдавало. — Лер, познакомься, это моя мама, — парень совершенно добродушно улыбнулся, показывая ладонью на ту женщину, которая могла себе позволить внутри этих блевотных стен хлопать дверьми, — Марина Александровна. — Здравствуйте, я Лера. — Левая кисть не выдавала охладевшие пальцы, сильно вцепившись в ручки подарочного пакета, а вот правая… Те несколько долей секунды, пока девчонка протягивала ладонь вперёд, длились для неё вечность. Она смотрела на свою руку, трясущуюся, как у запойного алкаша, и даже не могла приказать той успокоиться. Это здание подбивало сходить с ума. — Напугали вас мы тут, да? — женщина заботливо взяла пальцы Титовой в обе свои ладони и ласково, с какой-то необычайной нежностью трижды погладила её. Участливая улыбка, совсем не такая, как у сына, без озорства, подсветила карие глаза, и теперь Марина Александровна не напоминала грозного главврача. Она больше походила на всепрощающую и понимающую маму. — Есть немного, — сглотнула Лера. — Он… он так кричал. — Девчонка покосилась на дверь, звуки из-за которой становились всё тише, вскоре смолкнув совсем. — Да, такое бывает, — продолжая не сильно сжимать успокаивающуюся вместе с криками ладонь Титовой, мягко произнесла женщина. — Все пациенты разные и подход к ним тоже. — Мам, мы вообще приехали поздравить тебя с днём рождения, — усмехнувшись, вклинился в разговор Гоша. — Держи, это тебе! — он протянул букет розоватых рунункулюсов и выглядел, как маленький мальчик, собственноручно сделавший маме открытку в детском саду. — Да, а это подарок от… — натурально всучив в свободную от цветов руку Марины Александровны пакет, тихо сказала Лера. Теперь-то она поняла, за какие заслуги женщина возглавляла это учреждение. Она правда была классным специалистом, без сомнения. Девчонка определила это по исчезновению тревоги в голосовых связках, которая щёлкала по ним, заставляя вибрировать в каждом слове. Её пальцы совсем успокоились, никакого намёка на тремор не осталось. Словно Титова до этого тряслась от жуткого холода, а заботливые руки Марины Александровны укутали её в пуховое одеяло, замотали, как в кокон, и обогрели. В всяком случае, от женщины на расстоянии полуметра исходило тепло. — От нас обоих подарок, — выделив дарителей, заключил Гоша. — Ты вроде хотела её, да? — Да, спасибо большое! — Марина Александровна заглянула в пакет, подхватив букет на сгиб локтя, и почти вытащила бордовую блузку из шифона, когда её окликнула всё та же медсестра. — Марина Александровна, в двести пятнадцатой опять, — устало выдохнула девушка, уже привыкшая к тому, что к особенно нервным требуется несколько заходов в течение дня. — Викуль, на, поставь в вазу, — Морозова спихнула в руки медсестре подарки, одёрнула прекрасно сидящий по стройной фигуре белый халат, не забыв поправить бейджик, и виновато взглянула поочерёдно на Леру с Гошей. — Так, друзья-товарищи, мне пора бежать, но послезавтра жду на праздничный ужин. Обоих! Лера не успела придумать какую-нибудь отговорку, вроде смертельно больного кота, планирующего отдать Богу душу у неё на руках как раз послезавтра вечером, или рассказа, что, как на зло, её район оцепляет милиция, пытаясь разыскать особо опасного преступника, и никому нельзя будет покидать пределов своих квартир аж неделю. Пока девчонка лихорадочно соображала, что бы такое соврать, Марина Александровна ласково приобняла её за плечи, следом поцеловала в щёку сына и практически побежала обратно в самый конец коридора. — Поехали? — притянув к себе за талию Титову, спросил Гоша, оставив поцелуй на виске. — Да, поехали, — неуверенно кивнула Лера. Его рука управляла девчонкой, для которой случилось слишком много потрясений за необычайно короткий период времени. Титову распирали эмоции, пытаясь вырваться из тела, показаться, а она просто медленно двигалась, стараясь ступать в один шаг с Морозовым. — Пока, Гош, — надеясь получить хоть сколько-то внимания своей персоне, крикнула в удаляющиеся спины медсестра. — Да, давай, пока. — И эта попытка тоже оказалась провальной. Парень ловил эмоции, которые уже начали выходить из Леры, облачившись в слёзы, медленно заполняющие её глаза. — Эй, ну ты чего? Тш-ш, иди ко мне. Он был сыном своей матери. Подтверждением служил не анализ ДНК, не внешнее сходство. Доказательством родства чувствовались руки, прижавшие девчонку к себе так близко, что слёзы выдавились из глаз, хлынув ручейками по лицу. Морозов обнимал беззвучно рыдающую Титову, стараясь облегчить сжавшуюся внутри неё металлическую пружину. Та словно в несколько секунд покрылась коррозией и теперь скрипела, как скрипел тихий всхлип Леры в шею парню, не собираясь расправляться. — Ну что, уснул? — мелодичный голос медсестры где-то далеко за пределами их личного пространства прозвучал сразу после звука закрывшейся на ключ двери. — Ага, — глухим басом отозвался медбрат, разглядывая свой указательный палец с несколькими глубокими отметинами. — Укусил меня, сука. — Да таких усыплять надо, как собак дворовых, — поддержал его второй, и они загоготали в голос. — Отвези меня домой, — прошептала Лера, слизывая с губ слёзы. — Уверена? Может, у меня переночуешь? — Морозов чуть наклонил голову, но не отодвинулся, пытаясь совладать с заржавевшим металлом голыми руками. — Нет, я хочу сегодня побыть одна дома. Усталость, с которой она говорила, не была такой, какая звучала в голосах людей, отстоявших возле станка на заводе двойную смену. Она не напоминала ту, с которой, задыхаясь, давали интервью спортсмены после соревнований. В Титовой слышалась настолько вымученная измотанность, что Гоше на мгновение показалось, будто она вот-вот свалится на пол без чувств. С абсолютно никаким выражением лица она смотрела в окно всю дорогу до дома. Её больше не интересовала коробка с альбомом Майкла, баннеры с запоздалыми поздравлениями, названия станций метро по пути. Леру не интересовало в этом мире больше ничего, кроме того лысого паренька, выгибающегося в неестественную ломанную позу. Морозов включил магнитолу, совсем немного прокрутив регулятор громкости так, чтобы песня играла фоном. Он даже не подпевал. Девчонка оторвалась от пустого рассматривания проносящейся перед глазами Москвы единожды, когда посмотрела влево и следом почти на максимум врубила «Remember The Time». Ей нужно было, чтобы что-то орало громче, чем её собственное сегодняшнее потрясение: у некоторых людей жизнь состоит из череды уколов, таблеток, ласковых поглаживаний, укусов пальцев и бесед успокаивающим тоном. А заканчивается та жизнь там же, где и у других — на холодном столе морга. Значит, все люди между собой схожи. Выходит, у того психа и Титовой тоже можно было рассмотреть общие черты.***
Пытаясь заглянуть в зеркало заднего вида попутки, Лера чуть вытянула шею, должно быть, загораживая водителю обзор. Почти ничего на её лице не выдавало несколько часов рыданий под одеялом, заполнивших вчерашний вечер девчонки вплоть до того момента, когда влетевший в поддувающую оконную раму ветер ласково обнял Титову, убаюкивая и погружая в сон. Лёгкий макияж, скрывающий чуть тёмные круги под глазами, выглядел достаточно свежо. Не перегружал внешность, не трансформировал молодые черты в великовозрастные. Длинные волосы Титова затянула в высокий хвост, нарочно вытащив несколько «петухов». Ей было необходимо выглядеть самой собой, не навешивать поверх тонкого джемпера и джинсы груз из «важного разговора». Лере требовалось крохотное преимущество: до последней секунды оставлять Белова в неведении. Так будет легче его склонить на нужный путь размышлений. — Девушка, вы долго прихорашиваться будете? — прохрипел прокуренным голосом мужчина за «баранкой». — Да всё, я уже ухожу, — бросив последний взгляд на собственное отражение, девчонка поправила большим пальцем контур помады в левом уголке губы и быстро выскочила из машины. Благо, ей пришло в голову расплатиться до того, как пропасть в омуте отражающей поверхности зеркала. Вполне возможно, водитель по итогу затребовал бы двойную плату. Ничего не изменилось за чуть больше, чем год. Разве что Титова теперь не стояла возле ворот зарёванная и с сумкой наперевес, в которую был скидан немногочисленный багаж юной беглянки из дома. Сейчас в изящной ладони, пальцы которой украшали кольца из маминой шкатулки, а на запястье поблёскивал браслет с подвеской в форме буквы «Л», были зажаты ручки небольшой сумки «Chouchou». Она ещё пахла пыльником, скрипучей стёганной кожей и дороговизной. Лера ни за что в жизни не купила бы себе такую сумку, хотя бы потому, что искренне не понимала, куда с ней ходить, но вот этот чёрный лаковый экземпляр натурально упал ей прямо в руки этим утром. Гоша сделал то, что было полностью в его стиле: молча, не задавая никаких наводящих вопросов и не прощупывая почву, купил Титовой в качестве подарка на пропущенный день рождения эту сумку «Dior». Она шокировано оглядывала каждый стежок, прощупывала те пальцами и теперь понимала, по какой причине Леди Ди выбрала для недавнего выхода похожую: вещь действительно была стоящей. Сделав шаг вперёд, Лера украдкой поправила подвеску. Она надела её не просто так. Конечно, очередная примитивная манипуляция, но ведь рабочая. — Здравствуйте, вы к кому? — из двери за воротами, отделявшими Москву и «царство» бригады Белова, вышел молодой человек. Он чем-то напоминал девчонке того, кто встретил её тогда, больше года назад, но в них читалось, точнее слышалось, разительное отличие: голос этого не был туповато грубым. — Добрый день, к Александру, — лучезарно улыбнувшись, Титова приподняла подбородок, чтобы её ровный ряд зубов был точно виден, а не скрывался за воротом шубы. — У вас назначена встреча? — продолжая интересоваться деталями, парень в кожаной, будто форменной дублёнке, не спешил отворять ворота. — Да, на два часа, — ответила честно Лера, сделав небольшой шаг вперёд, и быстро добавила. — Но договаривался Космос, так что я не знаю, надо ли было куда-то записываться. Белов не по талончикам принимает? Молодой человек неловко хохотнул себе под нос. Он словно не был уверен, что ему позволено смеяться над любой, даже самой беззубой шуткой в адрес начальства. — Тём, я погнал, открой ворота, — из-за всё той же двери выглянуло смутно знакомое Титовой лицо, и она невольно поджала губы, пытаясь восстановить в памяти, откуда конкретно они могут быть знакомы. — О, Лера, при… здравствуйте, — заметив посетительницу, продолжающую рыться в памяти, «лицо» вышло полностью, показываясь в полный рост. Коренастая фигура и грузные плечи, грубая дублёнка на которых добавляла объёма, воскресила в памяти Леры встречу на кладбище почти месячной давности. — Антон, добрый день! — прикрикнула девчонка, перебивая сильный порыв ветра справа, от которого тяжёлая шуба прилипла к телу. — Вы знакомы? — всё ещё остающийся безымянным для Титовой парень обернулся к охраннику Пчёлкиной. — Да, это сестра жены Пчёлы. — Видимо, статус принадлежности к семье Вити имел здесь больший вес, чем назначенная встреча, ибо ворота перед Лерой раскрылись почти моментально, а на лице молодого человека появилось нечто похожее на улыбку. — Родственница, значит? — пропуская девчонку вперёд, поинтересовался он. — Ага, ближайшая, — усмехнулась Титова. Пухлый снег обрамлял полосы со следами протекторов шин. Лера шла точно по ним, не желая нечаянно провалиться по колено или, ещё хуже, вовсе поскользнуться, распластавшись напротив переглядывающихся между собой молодых людей. Она не знала, какими мыслями молча обменивались те, но выглядело это так, будто они оценивали её, про себя сравнивая девчонку с Катей. Год назад парни не заметили бы никакого сходства, но сейчас их общность была такой же очевидной, как сверкающие золотые кольца на пальцах Титовой. Сёстры обе внушали ощущение большого достатка, и видно это было даже не по сумке или шубе. Стать, с которой ходили девушки — вот что их выдавало. — Прямо, направо… — кричал вслед Лере парень, открывающий вторую створку ворот. — Второй этаж, — обернулась она на секунду, вновь подарив ему лучистую улыбку. — Спасибо, я знаю. Всё изменилось в этом неизменно жёлтом старом особняке. Теперь он не пугал девчонку так сильно, как тогда. На этот раз он волновал её, возбуждал в каком-то смысле. Она шла вперёд, на встречу с человеком, от которого зависело её будущее, в прямом смысле. Наверное, в руках Белова частенько оказывались чужие судьбы, но едва ли ему приходилось решать в своей жизни задачки, подобные тем, что спешила ему подкинуть Титова. Она достаточно легко открыла такую же тяжёлую входную дверь, какой Лера её запомнила. Да, поменялось правда многое. В прошлый раз она запрокидывала голову наверх, рассматривая лепнину по потолку, а сейчас просто поднималась на второй этаж по раскидистой широкой лестнице. Это здание мигом померкло в глазах девчонки, как только она сравнила его с домом Волконского. Возможно, поменялась и девушка, сидящая за стойкой секретаря возле резной двери. Титова совсем не помнила её, приносящую несколько кружек чая с лимоном. Когда она оказалась тут, растрёпанная и с красными от слёз глазами, её не интересовало лицо барышни, заботливо забирающей опустевшую чашку и подающую новую, заполненную доверху горячим напитком. — Здравствуйте, вы к Александру Николаевичу? — блондинка в голубой рубашке и обтягивающей юбке, причёска которой должна была держаться по меньшей мере год, учитывая количество вылитого на голову лака, приподнялась из-за стойки. — Да, я просила Космоса устроить встречу, — решила уточнить Лера, используя имя бывшего парня как код-ключ к встрече с Беловым. — Да-да, конечно, — кивнула блондинка, обходя стойку. — Давайте, я повешу шубу. Чай, кофе? — Пока ничего, спасибо. — Девчонка уверенно бросила сумку на диван позади себя, словно та не стоила несколько месячных окладов секретаря, и аккуратно, пытаясь ничем не выдавать прогрессирующее чувство нервозности внутри, выудила каждую пуговицу из петелек, быстро стаскивая верхнюю одежду с плечей и передавая её миловидной блондинке. Титовой стало даже как-то неловко, если именно эта девушка вчера перепугалась от «исчадия ада». — Присядьте, пожалуйста. Я передам, что вы пришли, — елейно произнесла блондинка, скрывшись из вида за поворотом достаточно длинного коридора. Леру начало трясти. Буквально. Она вжималась в кожаную обивку дивана, но её ноги… они будто предавали её. Девчонка не могла вспомнить, когда нервничала настолько сильно. Разве что на выпускном. Стук каблуков поглощал большой красный ковёр. И Титовой бы хотелось, чтобы он смог собрать на ворс пусть малую, но часть её волнения. Оно ощущалось передавленным вокруг грудной клетки капканом на медведя, сжимающимся с каждым неглубоким вдохом сильнее. Ладони покрывались влажным, чуть липким слоем, нервируя ещё сильнее. Трижды Лера стёрла его на джинсы, и он появился вновь. Она будто попала в один из своих самых страшных, до жути нереалистичных кошмаров, где ей нужно было заинтересовать человека, которого волновало пополнение своих банковских счетов, а не их опустошение. Комната уменьшалась пропорционально тому, как сжимался капкан. Острые края зубцов продирали кожу, распарывали её, и волнение вытекало из отверстий, растекаясь по дивану, который стоило выбросить после Титовой. Она должна была пропитать его насквозь своей неуверенностью. Обычно ловушки на животных, не таких больших, как медведь, захватывая зверя прямо за горло, убивают сразу. Вот и этот капкан добрался до трахеи Леры, продырявив ту, и теперь к вспотевшим ладоням добавилась нехватка воздуха. Ей натурально было нечем дышать. — Александр Николаевич, Валерия… — Девчонка даже не заметила, в какой момент секретарь вернулась на своё рабочее место. Она так увлеклась попытками выжить в этом вакууме без кислорода, что окружающий мир померк, а после вовсе сосредоточился на зубцах нервной ловушки. — А, точно! — после писка в чёрном небольшом аппарате послышался откровенно смеющийся голос Белова. Стало ещё страшнее. Видимо, для него всё происходящее напоминало какую-то искромётную шутку. — Проводи ко мне, Люд. На трясущихся ногах, будто именно их в качестве локальной зоны поражения выбрала болезнь Паркинсона, Лера несмело поднялась с дивана, одёрнув край джемпера. Ей нужно было выглядеть достаточно уверенной. Взять себя в руки. Судя по всему, мозг постепенно начал успокаиваться, смиряться с невозможностью отступить, ибо где-то на подсознательном уровне девчонка отметила, что секретаря зовут Люда. Да, точно. Кос несколько раз упоминал это имя, рассказывая истории, происходившие в офисе, пока он делал вид, что работал. — Может, водички? — блондинка остановилась возле двери, положив на ручку ладонь, но не нажала на неё, участливо заглядывая в побелевшее лицо Титовой. — Нет, спасибо, — сглотнув, Лера выдохнула через рот и коротко кивнула, без слов благодаря за заботу. Если уж Люда увидела, насколько сильно ей страшно, что говорить о Белове. Она готовилась к разговору, да. Собиралась с мыслями, продумывала каждую фразу, прикидывала разные сценарии в своей голове. Она, блять, готовилась ко всему на свете, связанному с Сашей и галереей, не учитывая крохотную деталь, именно сейчас вставшую в пазы: он тоже может быть в офисе. Разумеется, Пчёлкин стоял, опираясь на стол, когда Лера вошла в кабинет, оставляя за своей спиной Люду. Само собой, именно Витя обернулся на звук открывшейся двери, продолжая смеяться над чем-то вместе с другом, лицо которого было почти пунцового цвета. Пчёлкин смотрел на девчонку, и улыбка с его лица постепенно стиралась, будто по ней проводили ластиком, опуская каждый уголок по отдельности так медленно, что этот процесс хотелось поставить на быструю перемотку. Титова забыла, когда он улыбался при виде неё в последний раз. Кажется, это было в коридоре отеля, по пути в гостиничный номер. В тот самый номер, где материализовался взбешённый доберман, рьяно раскапывающий пол под своими лапами. Это было так давно и так недавно, что у Леры похолодело где-то под рёбрами. Его исчезающая улыбка была словно приветом из прошлого, в котором на какое-то время не существовало боли разочарования. Впрочем, девчонке не стоило очаровываться Витей с самого начала. Теперь-то она знала это наверняка. — Прив… — Титова прочистила горло, попробовав ещё раз. Уголки его губ приняли полностью ровное положение. — Привет. — Здорово! — продолжая хохотать, Саша слегка кивнул головой, не заметив метаморфоз, приключившихся с настроением друга. — Умеешь ты заинтриговать, конечно. Аж через Коса решила ко мне пробиваться. — Ну, ты у нас товарищ высокого полёта, — стараясь улыбаться как можно искреннее, Титова прошла вперёд, намеренно обогнув Витю, поза которого менялась так же, как та самая пресловутая улыбка: просто пиздец как медленно. — Мы можем поговорить наедине? — Я у себя буду, если что, Сань, — быстрее, чем Белов успел хоть что-то ответить, рявкнул Пчёлкин, следом выйдя из кабинета выверенным шагом. — Ну, давай, рассказывай, чего стряслось, — Саша мотнул головой, усмехнувшись в последний раз, и явно отогнал дымку беззаботного смеха куда-то в ту же сторону, где скрылся друг. — Чай, кофе не хочешь? Да ты садись, не стой как не родная. — Давай сначала поговорим, а потом уже и о чае с кофе подумаем, — кожаное кресло скрипнуло под влажными пальцами, отъехало назад и приняло в свои объятия продолжающую бороться за жизнь с капканом Титову. Она вновь выдохнула через рот, на этот раз точно собираясь с мыслями. Больше не осталось времени на подготовку, продумывание плана и прочей чепухи, не имеющей совершенно никакого смысла, когда речь идёт о разговоре с живым человеком. В идеальном сценарии Леры Белов молча слушал её, качал головой и после огромной тирады о прелестях поддержки современного искусства доставал бабки из какого-нибудь огромного сейфа, для которого у него обязательно был выделен отдельный кабинет. Но именно сейчас девчонка подумала, что она могла засунуть этот сценарий прямо в сложенный бумажный самолётик, который валялся на столе Саши, и пустить тот в окно. Его резко распрямившаяся спина и сцепленные перед собой в замок руки не предполагали быстрого согласия. По крайней мере, Титовой так показалось. — Не знаю, о чём вы говорите с дядей Витей, когда играете в теннис, кроме нашего расставания с Косом, — Лера сразу решила зайти с козырей: вскрыть знание о слишком длинном языке брюнета напротив и свои почти родственные отношения с Зориным, которые новостью не являлись, — но недавно он помог мне с помещением на Воздвиженке. — Та-ак, и зачем тебе там помещение? — настороженно протянул Белый. — Я решила открыть галерею, — будто это какой-то незначительный пустяк, девчонка пожала плечами. — Знаешь дом такой полукруглый жёлтый? Дом Волконского который? — Лер, я не тупой, — пальцы Саши сцепились ещё сильнее. Он явно пытался понять, к чему она клонит, зачем хвастается, почему именно ему. Ответы не находились, и это начинало нервировать Белова, привыкшего понимать всё раньше остальных. В такие моменты он чувствовал себя конченым идиотом. — Ну, раз ты такой не тупой, то должен был уже догадаться, зачем я к тебе пожаловала, — не скрывая ехидства, отозвалась Титова. — Бабки? — В глазах Саши прострелил странный блеск, соединяясь с улыбкой на лице. Что-то про азарт, заинтересованность, риск. Что-то такое, чего Лера никогда не видела в Белове, зато часто замечала у Вити. — Бабки, — утвердительно кивнула девчонка. Она знала: нужно выдавать информацию постепенно. Позволить Саше распробовать на языке сказанное раньше, проглотить, уже начать переваривать и именно в этот момент дать новую порцию. Так до тех пор, пока он не лопнет от желания начать инвестировать в совершенно безрассудную идею Титовой. — Ты не выгоняешь меня, не посылаешь сразу на хуй, — она улыбнулась, довольная ходом беседы. В сотнях её вариаций сценариев был самый худший, в котором Саша выставлял наглую пиздючку за дверь ещё минуты три назад. — Ну, мы не посторонние люди, — нарочито тягуче произнёс Белый, расцепив свои ладони, кровь в которых, видит Бог, должна была перестать циркулировать. Так плотно он их сжимал. — Тем более, раз Виктор Петрович в деле. Саша быстро подхватил на столе пачку сигарет, вытащил одну, не забыв размять фильтр в пальцах, резво подкурился от лежащей там же зажигалки и натурально швырнул курительный набор обратно. Девчонка едва не закатила глаза. Это всё выглядело до жути театрально, а потому она решила в такой же манере закинуть ногу на ногу. Ну, знаете, просто чтобы соответствовать ситуации. Белый вальяжно откинулся на спинку кожаного трона, уперевшись локтями в подлокотники. Он не подносил руку к губам, затягиваясь. Саша наклонялся, чуть прищуриваясь, вбирал в себя порцию никотина и опять возвращался в исходное положение. Это выглядело так по-киношному, словно он являлся прототипом Дона Корлеоне. Хотя нет, Белов только игрался в Вито. Как маленькие мальчики в детстве прикидывались партизанами или солдатами Красной Армии, бегая по двору с палками-автоматами. Титова поняла, кем был этот молодой мужчина напротив: всё тот же владелец столовки. Возможно, чуть подрос за прошедшие полтора года и теперь владел ещё и какой-нибудь закусочной. Пока не бистро. Не дотягивал. Лера продолжала разглядывать его, про себя отмечая: когда Саша станет столь влиятельным, что от него начнёт разить владением хорошим рестораном в центре Москвы, вот тогда он будет взаправду походить на «Крёстного отца». — Так ты предлагаешь мне быть спонсором? — выпустив третью порцию дыма, прервал тишину Белый. — Меценатом, — поправила девчонка, и он ухмыльнулся. — Ну, допустим, об этом можно подумать. — Это было не просто хорошо. Отлично. Прямо на глазах Титовой разворачивался один из лучших сценариев. — Зачем мне это? Твой резон я понимаю, а свой, уж извини, нет. — У тебя, как ты выразился «резона», тут куда больше. — Лера слегка подтянулась в кресле, распрямив спину и поправив перекрутившееся от пота кольцо, камень в котором упирался в соседний палец. — Во-первых, Зорин. Ты же не собираешься всю жизнь заниматься разборками и крышей? — Ты в офисе частного фонда, забыла? — рассмеявшись, Белов затушил выкуренную до конца сигарету, вдавив ту в стеклянную пепельницу. — Ой, я тебя умоляю, — её закатившиеся глаза развеселили Сашу ещё сильнее. — Рано или поздно это всё останется в прошлом. Ты пойдёшь дальше, и тебе нужна будет поддержка дяди Вити. Согласись, одно дело — протежировать просто какого-то Сашу Белова, бывшего бандита, и совсем другое — пропихивать человека, который помогает почти что дочери. Я понимаю, тебе, наверное, кажется, что сейчас вы с ним заодно, и он тебя прикроет в случае чего, но, Саш, дядя Витя громче всех орал за коммунистов, а потом в один день обмотался триколором. Титова понятия не имела, насколько точно попала в цель. Она видела мыслительный процесс Белого, отражающийся в постепенно образующейся складочке у него между бровей, но не знала, что конкретно означал этот взвешивающий аргумент внешний вид. В той складке нельзя было рассмотреть воспоминания Саши о покушении осенью 94-го, когда Зорин заморозил все бумаги по фонду, буквально отказывая партнёру по теннису в защите. Пожалуй, окажись парень вновь в похожей ситуации, Виктор Петрович опять пропал бы из поля зрения так же бесследно, как исчезала бутылка красного вина за ужином после каждой игры. — И куда я, по-твоему, решу расти? — брови нахмуривались всё сильнее, так, словно череп сжимался под чрезвычайно активной мозговой деятельностью. — Не знаю, — пожала плечами Лера. — Думаю, как и любой человек, который хочет власти, будешь метить в депутатское кресло. — Я не собираюсь в политику, — резкость ответа не совпадала с задумчивым взглядом, но уверенность девчонки в правильности выбранного вектора предположений немного пошатнулась. Впрочем, она умудрилась этого не показать. — Аппетит приходит во время еды, и ты это знаешь лучше меня. — Титова демонстративно осмотрелась по сторонам, прикидывая, что год назад кабинет выглядел куда скромнее, чем теперь. Прошлые диваны были из кожи намного более низкого качества, а стол однозначно не отливал красным деревом. — Поначалу почти никто этого не планирует. Поверь дочери члена ЦК. Эту порцию важной, в некоторой степени даже давящей на извилины информации она скормила ему, не моргая. Лера отыгрывала свой собственный диалог напротив зеркала, не отклоняясь ни на миллиметр от той траектории, которую вырабатывала, смотрясь в отражение. Упоминание отца было обязательной частью спектакля. Как бы Саша к нему не относился, судя по давнему рассказу Космоса в постели, идиотом Титова никто из парней не считал. — Допустим, ты решил податься в Думу… — продолжила Лера, но, видимо, слишком поспешила, не дала до конца всё хорошо обдумать человеку, тут же её прервавшему. — Я пока ничего не решил. — Теперь складочки образовались ещё и на его лбу, а не только меж бровей. Очевидно, пища была слишком тяжёлой для мозга Саши, раз он с таким скрипом обрабатывал каждое слово. — Допустим, — выделила девчонка, — ты решил податься в Думу. Тебе нужны будут избиратели, правильно? Восстановление храмов, памятников архитектуры — это всё, конечно, хорошо. Но знаешь, кому это интересно? Тем, кто живёт во-он там, — Титова кивнула головой в сторону окна, понимая, что ей придётся дать чуть больше конкретики. Это она тоже просчитывала. — Людям, чьи квартирки внутри Садового, нужно что-то посерьёзнее. Они ходят в Большой, едят вечерами в «Авроре», отдыхают на Лазурном. Тебе нужны будут и они тоже, а тут как раз я могу помочь. — И что ты, девятнадцатилетняя девочка, можешь предложить? — язвительно спросил Белов, посмотрев исподлобья. Он больше не выглядел вальяжно. — Связи, — Лера ухмыльнулась, доставая из рукава джемпера своего джокера — фамилию. — Они поддержат только того, кто входит в их круг. Ты — нет. Уж прости. — А ты, значит, да? — он выдохнул, приподняв подбородок. — Именно. Они оба понимали, что это не было блефом или попыткой показаться влиятельнее. Белый хорошо знал, как работала фамилия Игоря Владимировича до сих пор. У него перед глазами регулярно мелькал пример того самого влияния, измерялся в количестве подписей Екатерины Игоревны Пчёлкиной на бумагах фабрики отца, которой девушка владела, пусть и не целиком. Саша вновь закурил, обдумывая отрепетированную речь Титовой. До этого он несколько сомневался, насколько вообще Лера осознавала суть своего прихода, но вот сейчас парень рассмотрел в её уверенной позе чёткий план, которому девчонка следовала. Ему всегда нравилось иметь дело с людьми, понимающими, чего они хотят. — Не маловата для такого круга, нет? — с ухмылкой бросил вопрос Белый, пытаясь пробить брешь этой уверенности. — Я входила в него, когда ещё в ясельной группе садика была. Фамилия обязывает, сам понимаешь, — медленно наклоняя вбок голову, улыбнулась Титова. — И сколько мне будет стоить поддержка юных талантов? — Лера едва не взвизгнула, услышав этот вопрос. Он звучал как согласие. Господи, он правда звучал как сработавший механизм, когда все винтики закручены, детали чётко вставлены друг в друга, и аппарат, раньше не внушавший доверия, заработал. Он звучал как разомкнувшийся капкан на груди. Впервые за весь разговор девчонке удалось вдохнуть полной грудью. — Не дороже денег, — удовлетворённо хохотнула Титова. — А поконкретнее? — Складка между бровей расправлялась, плечи Саши тоже, а сам он улыбнулся одним уголком губ, ещё не до конца понимая, во что планировал ввязаться, но аргументы звучали достаточно убедительно, чтобы детально разобраться во всём чуть позже. — Как ты видишь, я пришла к тебе без папки с точными расчётами, — Лера бросила быстрый взгляд на свою сумку, в которой не поместилась бы даже школьная тетрадь. — У меня есть управляющая, которая занимается этим, дядя Витя подсобил. Давай она приедет и всё тебе обрисует? С планом развития, суммами. — Давай мы с тобой поступим так: Люда посмотрит, когда у меня на днях будет свободное время, наберёт тебе, я заеду к вам в галерею и обо всём там потолкуем с твоей этой барышней, идёт? — Белов вдавил окурок, после которого пепельницу стоило вытряхнуть. — Да, без проблем. Я напишу ей свой домашний. — Кислород, чересчур долго не поступающий в организм в полной мере, одурманивал сознание Леры, взвинчивал радость от её личной победы. Понимание, что она чего-то стоила в этой жизни, было для девчонки видом опиума, пьянило лишь фактом существования. — Ну, тогда, по рукам, — Саша приподнялся, протягивая Титовой раскрытую ладонь. — Считай, что я в деле. — Я рада. — Она встала полностью, распрямила спину и нежно, почти играючи пожала руку. Никогда ещё Лера не была настолько уверенной в себе, как в момент соприкосновения их пальцев. Казалось, если девчонка захочет по пути домой растоптать всю Москву, сравнять её с землёй под каблуками на своих сапогах, это получится так же легко, как рукопожатие. Потому что Белов не просто обладал визуальным ощущением силы, он подпитывал этим чувством других. Заражал, будто какой-то мутацией, вклинившимся в спирали ДНК стойким изменением генома. На секунду девчонке почудилось, что она ощутила разливающийся по венам подожжённый керосин, испепеляющий те сомнения, которые сидели внутри около тридцати минут назад, притворяющиеся капканом. Тонкий писк из небольшого телефонного аппарата слышался, как из-под толщи воды, настолько Титова была рада. — Александр Николаевич, звонят из банка… — всё тем же мягким голосом, пусть и немного огрубевшим через линии связи, произнесла Люда. — Да, соедини меня, — в противовес мягкости, с которой говорила секретарь, лицо Саши изменилось, став опять той копиркой Корлеоне. Он схватил трубку, тут же поднеся её к уху. Лера сочла этот жест за окончание разговора, своеобразное прощание, когда Белов кивнул ей и моргнул, опустившись обратно в кресло, а она аккуратно взяла ручки своей сумки и попятилась. — Лер, — окликнул девчонку возле двери Белый, зажав рукой динамик, — скажи честно, нахера тебе вся эта история с галереей? — Всё просто, — она обернулась, и керосин, очевидно, добрался до её глаз, ибо радужки натурально горели. — Либо ты игрок, либо играют тобой. Я не хочу, чтобы всю жизнь мной играли. — А мы похожи больше, чем я думал, — расхохотался Саша. — Алло, да? Да, это я… Титова вышла из кабинета, оставляя за своей спиной решающего что-то с банком Белова. Резная дверь упиралась в спину, продавливала кожу сквозь ткань джемпера, оставляла вмятины. Лера так сильно прислонилась к ней, закрыв глаза, что даже не чувствовала очевидной боли от впивающегося рисунка. Этой деревяшке стоило бояться девчонку, ведь именно по её венам текла легковоспламеняющаяся жидкость, а дерево, как известно, горит лучше всего. Титова просчитала всё, учла каждую деталь, кроме одной, о которой стоило подумать с самого начала, но она настолько сосредоточилась на финальной цели, что упустила поистине слона в комнате: Саша никогда и ничего не делал просто так, это было не в его правилах. Он искал выгоду там, где другие не могли её рассмотреть, и находил. Как нашёл и здесь. Ему, в принципе, было плевать на возможную будущую политическую карьеру, Белый не размышлял на эту тему ни разу в жизни. Более плотная связка с Зориным — другое дело. Вот это его правда интересовало. А ещё возможность попечительствовать через фонд галереей, располагающейся в здании, которое являлось обьектом культурного наследия. Белов пока очень расплывчато, понимая лишь примерные масштабы, представлял себе, как можно будет проводить сделки через такую выгодную схему, прилетевшую к нему на крылышках Леры. Девчонка решила «стать игроком» посредствам человека, восхитительно умеющего играть другими. — Люда, дайте бумажку и ручку какую-нибудь, пожалуйста, — пробормотала Титова, медленно открывая глаза и поворачиваясь к блондинке, явно считающей её сумасшедшей. — Да, сейчас, секунду, — девушка быстро положила на стойку перед собой чистый белый лист, сверху водрузив на него синюю шариковую ручку. — Я напишу свой домашний телефон, мы с Александром Николаевичем договорились, — продолжая бормотать себе под нос, Лера оставляла цифры номера, периферийным зрением замечая, как Люда чуть подавалась вперёд, пытаясь расслышать правильно все слова. — Кстати, а Космос ещё зд… — Космос ещё здесь! Девчонка вздрогнула, выронив ручку. Его бас всегда звучал так громко, словно он говорил в рупор, даже если шептал. Вот и сейчас, привалившийся к стене позади Титовой Кос напугал её, вовсе не желая устрашать кого бы то ни было. Она на самом деле не заметила в комнате животное. Просто не слона, а жирафа, держащего на сгибе локтя своё пальто. — Боже, почему ты каждый раз орёшь? — хмурясь, Лера опять взялась за ручку, вывела последние две цифры и аккуратно передела секретарю канцелярию. — Занят сейчас? — Как раз сейчас планировал пойти прыгнуть с парашютом. — Очевидно, настроение у Холмогорова было сегодня отличное, или ему хотелось создать видимость… В любом случае, он рассмеялся, глядя поочерёдно то на хмурящуюся Титову, то на робко улыбнувшуюся Люду. — Можешь до дома меня подкинуть? — игнорируя юмористические всплески Коса, спросила девчонка. — Я тебе заодно теорию расскажу интересную. — Какую ещё теорию? — Холмогоров оттолкнулся плечом от стены, оставаясь на расстоянии от обеих девушек, и где-то краем сознания уловил очевидное сходство между ними: обе блондинки, примерно одного роста, похожей комплекции. Наверное, именно это и называется типажом. — Я однажды слышала, что девушке смешно от шуток парня только в том случае, если она в него влюблена, — постепенно растягивая губы в улыбке, рассказывала Лера. — Если эта теория верна, то я определённо разлюбила тебя, Кос. — Бля, такая долгая подводка к тому, что шутка про парашют не смешная? — Девчонка не уловила, насколько неловко Люда опустила вниз голову, посматривая в сторону Холмогорова. — Теряешь хватку, раньше была язвительнее. Титова расхохоталась в голос, думая, что парень прав, по большому счёту. Она практически растеряла умение хамить, учась общаться подчёркнуто вежливо с нужными ей людьми. Это казалось предательством себя прежней, той семнадцатилетней девчонки, которая сломя голову могла унестись вечером из дома исключительно потому, что придумала обидеться на родителей. — Так что, до дома подбросишь? — Лера обернулась к резво поднимающейся на ноги Люде, словно та вспомнила о каком-то деле, вылетевшем из головы. — А моя шуба… — Да-да, я сейчас принесу, минуту, — семенящими шагами блондинка поспешила скрыться за поворотом коридора, и, видимо, как раз там сидело её неотложное дело. Больше никто из этой странной троицы не произнёс ни единого слова, разве что тихое прощание Люды и более бойкое — Титовой, для которой поведение секретаря показалось странным с появлением Холмогорова. Впрочем, Лере не было совершенно никакого дела до образовавшейся скованности, витающей в воздухе, подобно статическому напряжению. Какая разница, что скрывалось за ладонями блондинки, вцепившейся в край своего стола? Может быть, Космос шугал и её тоже, когда был под дозой. Девчонка на своей шкуре испытала, до какой степени Холмогоров способен запугать человека рядом. — Судя по твоему довольному лицу, разговор с Саней прошёл хорошо, — искоса глядя на Титову, заметил Кос, выезжая за ворота офиса. — Расскажешь, зачем приходила? — Я открываю галерею, — не без гордости ответила Лера. — Уже есть помещение, управляющая, а теперь и деньги. — Так ты к нему бабки просить пришла? — Он спросил это, наверное, с недоверием, и прокрутившиеся по снегу шины однозначно взвизгнули, но у девчонки настолько бешено стучало сердце, что она не расслышала никаких сомнений за звуком пульса в своих висках. — Ага, — кивнула Титова, — и он согласился. — А ко мне, значит, за деньгами ты решила не обращаться? Рожей не вышел или бабла не хватит? — Холмогоров обернулся к ней, притормаживая на мигающий зелёный на светофоре, и Лера приподняла вверх брови, пытаясь вычленить из его недовольства хотя бы какое-то зерно понимания, почему она обратилась конкретно к Белову. — Кос, тебе это не нужно, — спокойно принялась объяснять девчонка. — Дело не в том, что у тебя не хватило бы денег. Я об этом даже не задумывалась, если хочешь знать. Просто тебе не нужна вся эта показуха со спонсорством, а вот Белову она пригодится. Что она могла ему сказать? Что Космос не полезет в политику никогда, потому что не упускал момента в своё время заметить, насколько это отвратительное занятие? Ей казалось, он должен был понять причины прихода именно к Саше. — Ладно, дело твоё, — сорвавшись с места ещё на жёлтом, заговорил Холмогоров. — Но я в любом случае тебе помогу. — Чем? Ты Шишкина от Ван Гога не отличаешь, — ехидно бросила девчонка, понимая, что говорит ему колкости на автомате, словно это всегда крутилось на языке во время их разговоров с момента аварии. — Ой, а ты отличаешь как будто, — и, судя по улыбке во все тридцать два на лице парня, он ждал нечто подобное. Предчувствовал, что Титова просто не могла растерять свою суть за прошедшие полгода, лишиться главного качества в своей личной коллекции эмоций. Она была обязана сохранить где-то внутри эту занозу из острых фразочек. — Тоже нет, но это ты меня назвал исчадием ада, так что получай, — толкнув его в плечо, хихикнула Лера. Напряжение, появившееся в приёмной офиса, должно быть, прицепилось на пуговицы пальто Космоса, забралось в мех шубы девчонки, ибо оно витало в машине, примешивалось к запаху висящей на зеркале заднего вида ёлочке. Титова вдыхала его через ноздри, и оно щекотало слизистую настолько сильно, что хотелось чихнуть, кашлянуть, сделать хоть что-то, только бы избавиться. Оба испытывали странное чувство, будто им просто необходимо обсудить ту девушку, про которую Холмогоров хотел рассказать Лере сам. Но в то же время каждый не знал, как заговорить о ней. Та мифическая барышня была какой-то темой, к которой они боялись подойти, обхаживали со всех сторон, подбирая максимально вылизанные формулировки. — Кстати, что за парень от тебя тогда выходил? Гоша, да? — Космос решил сработать на опережение, выкроив себе время на признание в чувствах к Люде. — Ага, Гошан, — Титова поправила лежащую на коленях сумку, вспомнив, с какой улыбкой Морозов вручал её этим утром. — Мы с ним встречаемся, кстати. — Не обижает? — Серьёзность появилась насколько быстро, как если бы Кос только и делал всю дорогу, что ждал разговора про личную жизнь Леры. — Если что, ты только скажи… — Нет, Кос, он меня не обижает, — девчонка с нежностью прижала подарок ближе. — Он хороший. По-настоящему хороший. Они вновь замолчали. Титова пробовала в своей голове все вопросы, которые могла бы задать о той девушке. Старалась выбрать свой самый милый тон голоса, пыталась подобрать достаточно обтекаемые фразы, но… Это было бессмысленно. Её, по правде говоря, вообще не интересовала та, о которой Лере было известно более чем достаточно: она красивая и хорошая. — Бля, ладно, давай раз и навсегда договоримся: ты не должен мне рассказывать про свои отношения, а я тебе про свои, окей? — Слова вылетели так быстро, как будто девчонка знала, что он не решился бы начать первым. Ей нужно было закончить эти странные беседы ни о чём как раз ради того, чтобы двигаться дальше в их с Холмогоровым отношениях. — Я не хочу ничего знать про твою девушку. И это не потому, что я ревную или мне больно, а потому, что это странно, понимаешь? Титова перевела дыхание, рвано выдохнув на вопросительной интонации последнего слова, надеясь, что он понял всё правильно. Она не собиралась болтать с бывшим о нынешнем и не хотела быть той, кому Космос звонил бы вечерами, прося помочь придумать подарок своей пассии. Он отлично справлялся самостоятельно. Взять хотя бы то аквамариновое ожерелье. — Если когда-нибудь он тебя обидит… — заговорил Кос, но Лера перебила его, закатив глаза. — Ты будешь первый, кому я позвоню, если он меня обидит, договор? — Холмогоров усмехнулся, качнул головой, как делал всегда, и пожал протянутую ему ладонь, закрепляя сделку. — Ах да, если ты ещё хоть раз начнёшь разговаривать со мной таким виноватым тоном, как будто на моих глазах расстрелял всю семью, я тебе убью! Очень близко. Это было очень близко к той Лере, которую он знал так хорошо, будто написал черты её характера сам. Сейчас сидящая рядом девчонка не выглядела пустой, разбитой и угнетённой, а ведь именно такой он видел её тогда на кухне. В Титовой, нагло открывшей бардачок его машины в поисках жвачки, снова появилась та искристая жизнь, собирающаяся светлыми крапинками в голубых глазах. Космос понятия не имел, кого благодарить за столь разительные перемены: Белого, согласившегося дать бабки на галерею, или этого Гошу. Да и какая разница? Кто-то вернул потерявшуюся Леру обратно, достал её из какого-то запертого сундука. Кем бы ни был тот спаситель юной девичьей души, Холмогоров был благодарен ему.***
У Титовой в горле стоял какой-то клапан подачи воздуха, и, надевая мамино жемчужное ожерелье, она нечаянно передавила его, просто слишком переусердствовала, застёгивая замочек сзади. По крайней мере, Лера этим объясняла нехватку кислорода, когда оттянула пальцами край юбки платья, стараясь прикрыть шрам на колене. — Мама тебе привет передавала, кстати, — крикнул с кухни Гоша и отхлебнул остывший чай. — Спрашивала, не хочешь ли ты приехать в гости на днях. — А если я опять что-нибудь разобью? — девчонка выглянула в проход, пересеклась с Морозовым взглядом, и они оба рассмеялись, вспоминая первое появление Титовой в квартире родителей парня. Тот раз, когда она, стесняясь, зашла в поистине огромную трёшку на Патриарших. Лера старалась тогда дышать глубоко, не вздёргивать плечами слишком часто от накатывающего волнения. Очередные смотрины пришли в её жизнь под соусом празднования дня рождения Марины Александровны. И пусть Гоша убеждал девчонку, якобы его мама с папой — совершенно простые, без гонора и понтов, дорогущая ваза прямо на входе разбивала те убеждения в пух и прах. Титова так мощно взвинтила отдельные страхи внутри себя вроде возможности сойти недостаточно образованной или неказистой внешности, что натурально отшатнулась, стоило Марине, как женщина попросила Леру её называть, лишь ступить в коридор. Девчонка подалась назад, словно увидела на том конце коридора огромного орка с мохнатой мордой и длиннющими клыками, болезненно прилетела бедром в комод, ударилась ступнёй о ножку и это вообще всё такая хуета по сравнению с произошедшим в следующие пять секунд. Титова, как загипнотизированная, смотрела за траекторией полёта умопомрачительной красоты вазы из тонкого фарфора с позолоченными ручками. Казалось, дурацкий сосуд, даже без цветов, летел так медленно, будто хотел отпечататься напоследок в памяти Леры. Удар о ламинат она не услышала вовсе, уши заполнились отлившей от мозга кровью. Хруст и треск были уже более отчётливыми. Но вот звук того, как бренчали между собой неровные осколки, окончательно оседая на полу, рассёк краями фарфорового дна извилины в голове девчонки, оставаясь там навечно шрамами из воспоминаний. Её тело будто связали канатом в морской узел, не забыв пройтись кончиком по позвонкам, как плетью. Титова смотрела себе под ноги, в полумраке коридора замечала невероятно тонкую роспись каких-то цветов и боялась поднять голову на орка, который был просто обязан загрызть её теми самыми клыками. — Не волнуйся, от тебя теперь прячут в доме все хрупкие предметы, — Морозов подмигнул ей, вспомнив, с каким бледным лицом Марина Александровна собирала веником осколки в совок. Уже тогда Лера приглянулась женщине, а потому на девчонку никто даже косо не посмотрел. Уничтожь Гоша гордость маминой коллекции предметов из фарфора, через три дня возле его гроба стояли бы венки. Вряд ли среди них можно было найти что-то из серии «От любящих родителей». — Как я выгляжу? — Титова прокрутилась дважды, демонстрируя белое платье мини с высоким горлом. Она знала, что выглядела охуенно, глаза пока что неплохо функционировали, но услышать это от другого человека всегда намного приятнее. — Как девушка, которой лучше без одежды, — хмыкнул Морозов и отпил чай с лукавой ухмылкой. — Ты так переживаешь, как будто мы идём на приём в Кремль, а не праздновать день рождения твоей сестры. — Ты вообще не волнуешься перед знакомством с ней? — Лере правда это было интересно. Потому что она волновалась. И причина была вовсе не в Кате, которая пару дней назад позвонила сестре и пригласила их с Гошей вместе. Виновным в отвратительно лежащих волосах, выглядящих изумительно, и совершенно несуразном платье, сидящему на теле девочки так, будто его сшили конкретно для неё, был никто иной, как обладатель чёртовых голубых глаз, умеющих выкорчёвывать нечто очень потаённое в Титовой. В общем-то, она боялась так сильно идти сегодня в ресторан ровно по той причине, что если он захочет, вытащит наружу ещё теплящиеся в области сердца чувства. И ей казалось, увидев Гошу, он обязательно захочет. — А чё волноваться? — парень поднялся со стула, прихватив опустевшую чашку. — Даже если я ей не понравлюсь, это что-то изменит? — Нет, — в стотысячный раз Лера взглянула в своё отражение, и опять локон возле уха предательски некрасиво закручивался. — Ничего не поменяет. — Учитывая всё, что ты про неё рассказывала, это ещё кто кому должен приглянуться. Хлынувшая из крана на кухне вода заглушила тихий смешок девчонки напротив зеркала. Это было так похоже на Морозова. При всей живости парня, его совершенно не напускном свободолюбии, какой-то поразительной способности видеть нечто классное в привычных вещах, он умудрялся в секунду становиться вот таким: слегка заносчивым, немного высокомерным и до ужаса педантичным. Ни разу за почти пять месяцев отношений Гоша не оставил грязную посуду в раковине. По необъяснимой причине Титова отмечала эту деталь каждый раз, вписывая её в перечень положительных качеств парня. Если бы Лера взаправду взялась составлять список «Почему Гоша Морозов — идеальный парень», ей пришлось бы потратить на это ни один час. Помимо супер очевидных вещей вроде безграничной щедрости, иногда переходящей адекватность, любящих и понимающих родителей, взрастивших в сыне умение заботиться о ближних, парень сумел выработать в себе редкое, даже в какой-то степени драгоценное качество: он не боялся ответственности, желал её, если угодно. Гоша как-то за ужином обмолвился, что его не пугает мысль о браке. Перед глазами юноши стояли буквально идиллические отношения родителей, абсолютное понимание друг друга, и он искренне верил, будто так должно быть у всех. В общем-то по этой причине глаза Морозова округлялись всякий раз, когда Титова начинала рассказывать ему про своё детство. В голове Гоши не сращивалась история Леры, наполненная несправедливостью и перманентным стоянием на заднем плане, и своя собственная, где парень был центром вселенной для родителей, спешащих после работы к нему на утренник в детский сад или собрание в школе. Пожалуй, готовность Морозова к семье и детям стала бы венцом, самым жирным плюсом в том списке. Девчонка не знала второго такого молодого человека, который был готов в свои двадцать с небольшим надеть на палец кольцо и остепениться, выбрав спутницу жизни. Это одновременно поражало и пугало. Титова не взялась бы утверждать, что она созрела стать такой спутницей. — Я готова, — заявила Лера, накинув на плечи тренч кремового оттенка в цвет лодочек на длинной шпильке. Всю дорогу до родной «Авроры» они в унисон горлопанили заслушанный до дыр альбом Джексона, на обложке которого девчонка больше не находила ни одной новой детали. Титова проводила с Гошей так много времени, катаясь по дорогам вечерней и ночной столицы, что изучила красочную картинку по пикселям. Это был ещё один пункт списка: Морозов всегда находил на неё время, не исчезая, словно платье у Золушки, вместе с перевалившей за полночь стрелкой часов. — Вы приехали! — радостно улыбаясь, воскликнула Катя, подорвавшись с места. Правильно говорят, что родственная любовь крепчает на расстоянии: сёстры виделись достаточно редко, чтобы каждая из их встреч сопровождалась счастливыми криками. — А ты надеялась, что нас не будет, да? — Лера картинно сузила глаза, сканируя игривым взглядом сестру, и обняла её так крепко, будто надеялась в крошеве костей Пчёлкиной оставить часть себя. — Познакомься, это Гоша, — отстранившись, она обернулась к парню, в руках у которого был букет розовых пионов. — Катя, старшая сестра Леры. — На изящно поданой ладони именинницы остался галантный поцелуй, в качестве ещё одного подтверждения того, что Морозов был идеальным по всем пунктам. Манеры — как что-то неотъемлемое его образу, совершенно согласованное с внешним видом парня. Они были частью Гоши. — Ну, наконец-то, мы увидели этого загадочного Гошу, — хлопнул в ладони довольно улыбающийся Фил. — Кос все уши прожужжал. — Холмогоров, честное слово, когда-нибудь я вырву тебе язык! — гаркнула Титова, метнув несколько искр из глаз на лацкан серого пиджака Коса. Странно, как он не загорелся. — А я-то чё? Просто сказал как-то, что от тебя выходил пацан… — Космос заметно разнервничался, наверное, учуяв запах гари от своей одежды. — Гош, тебе надо всех представить же, да? — засуетилась хозяйка вечера, крутясь и осматривая каждого сидящего за столом. Это был тот же стол, за которым когда-то, словно прошло несколько веков, они в похожей компании праздновали совершеннолетие Леры. На местах, тогда занятых родителями, расположились Катя и Витя, а дальше по кругу — друзья Пчёлкина. Белов, изредка появляющийся в галерее и контролирующий, как тратятся его деньги, пришёл со своей супругой, а Фил — с Томой. Лишь Космос по какой-то причине появился без той загадочной пассии, о которой Титова по-прежнему не знала совсем ничего. Возможно, судьба выработала обязательный ритуал их встреч — пересечение глазами. Может быть, это был её личный способ напомнить Лере о том, как она отчаянно отказывалась впускать в своё сердце Витю, на самом же деле распахнув всю себя перед ним полностью. Катя представляла Гоше каждого гостя, что-то коротко говорила про них, а девчонка крутилась в радужках Вити, тонула, будто в водовороте, опять захлёбывалась, понимая, что это вновь приведёт к смерти, если она не отведёт взгляд. — Ну, думаю, я кроме Космоса не запомню никого, — прорвалась фраза Морозова через воронку. — Без обид, запоминающееся имя. Титова моргнула, мотнула головой и смогла выжать из себя неестественный смех, вкупе с остальными звучащий достаточно нормально. Она почувствовала, как вода уже встала в горле, почти забралась в ноздри, только бы вынудить Леру вспомнить все те цистерны слёз, которые она пролила за стойкой Пражского бара. — Всё нормально? — заботливо отодвинув стул перед девчонкой, спросил на ухо Гоша. И ей бы стоило ответить правдиво, но она соврала ему по обыкновению, как врала каждый раз, когда её мысли возвращались к тем голубым глазам, а парень успевал это уловить. — Да, всё отлично, — прошептала Титова, присаживаясь. Каждый день рождения Кати напоминал предыдущий и подсказывал, как пройдёт следующий. Тост можно было даже не придумывать, просто повторить прошлогодний, переставив слова местами, и заменить отдельные синонимами. Круг восхваления именинницы начался с её мужа, прошёлся по каждому гостю и завершился Ольгой Беловой. Но в этот раз изменилось главное правило: должно быть смертельно скучно. Обычно за столом беседы были скорее вялотекущие, чем эмоциональные, но теперь среди приглашённых оказался человек, способный разговорить мёртвого. Морозов болтал с Сашей, обсуждая начинание своей девушки и нахваливая её по пять раз за фразу, говорил с Косом и Филом о машинах, даже смог втянуть в это Витю, доказывая тому, что шестисотый «Мерс» — это, конечно, круто, но вот «Кадиллак»… Безоговорочно расположить к себе именинницу Гоша умудрился, подав той руку и пригласив на танец, заранее спросив разрешения у супруга. Лера с интересом наблюдала за этим спектаклем, без задней мысли радовалась, что парень понравился почти всем, не учтя нюанс: Пчёлкин всегда пользовался предоставленной ему возможностью, при чём любой — на полную катушку. Вот и сейчас он согласился отпустить дражайшую супругу в руки малознакомому юноше при условии: сам Витя станцует с его девушкой. Это было похоже на него. Одно взамен на другое. Типичный Пчёлкин. Его ладони на талии Леры распространяли ледяной холод по коже через ткань платья, и она рассчитывала, что ему настолько же некомфортно сохранять их секрет на глазах у других, как и ей самой. Ей бы хотелось пускать под рубашкой Пчёлкина россыпь мурашек, заражать его, ибо хрупкое тельце в сильных мужских руках покрылось теми самыми мурашами. — И как вы познакомились? — негромко спросил парень, едва ощутимо прижав её ближе. Расстояние между ними было достаточным, чтобы не напоминать танец любовников. — В клубе, — тихо ответила Титова. — Потом поехали к нему, потрахались. — Она могла бы не упоминать о последнем. «Поехали к нему» было достаточно красноречивой формулировкой, но ведь это было правило: делать друг другу больно, надавливать на старые раны. — Твой любимый вид знакомства, — поддел Витя, словно ему тоже было необходимо вскрыть тот зарубцевавшийся шрам скальпелем. Вот только он не знал, что там нихера не затянулось. — Очередной наркоша? — Нет, — рявкнула всё тем же шёпотом Лера. Девчонка не приветствовала насилие ни в каком виде, но сейчас ей до зуда в костяшках хотелось врезать по нахально ухмыляющейся роже Пчёлкина, размазать ухмылку по лицу вперемешку с кровью. Он не имел никакого права разговаривать с ней так. Не после того, как пустил по её следу добермана. — Если он тебя хоть раз обидит… — предупредительно начал парень, и его пальцы впивались в кожу Титовой так сильно, будто он планировал через пару мгновений разорвать это ультра-короткое платье, оставив рваные лоскуты возле туфель. — Не смей ничего делать! — практически по буквам процедила Лера. — И не собирался, — ухмылка перерастала в оскал, откровенную угрозу, которую девчонка, впрочем, не заметила. Он прижал её к себе рискованно близко. — Но если хоть волос упадёт с твоей головы — будешь проведывать его могилу. — Только тебе позволено делать мне больно, да? Это же твоя любимая забава! Музыканты, играющие что-то джазовое, не позволили Пчёлкину ответить. Они словно знали, о чём там идёт разговор, догадывались по языку тел, будто профайлеры, и закончили играть свою мелодию ровно в тот момент, когда последняя капля яда брызнула из уст Титовой на парня, разъела его рубашку, добралась до кожи, а после прожгла и её до самых костей. Лера понятия не имела, о чём вели беседу Катя с Гошей, пока танцевали. Их переглядывания подсказывали девчонке, что это было не выяснение отношений, не поднятие со дна памяти каких-то обид и ссор между сёстрами. Катя взволнованно ёрзала, усевшись на свой стул, и отпила вино из бокала, которое раскачивалось из стороны в сторону. Пчёлкину трясло. Титову, севшую напротив, тоже. Если бы сейчас к ним присоединился хотя бы один дрожащий человек за столом, по полу «Авроры» пошли бы колебания. — Что ж, я бы хотел сказать пару слов. — В отличие от всех остальных, Морозов не опустился на стул, а встал рядом с Лерой. — Мне хотелось сделать всё правильно, поэтому, Катя, спасибо, что выслушала меня и дала согласие. — Именинница сделала ещё один глоток, словно в её организме выявили недостаточное содержание красного вина, и теперь она всеми силами его восполняла. — Говорят, в молодости надо нагуляться, но я всегда считал, что это делают до тех пор, пока не найдут ту самую. Мне кажется, я нашёл. Лера, — Гоша обернулся к ничего не понимающей девчонке, вытащил из внутреннего кармана небольшую бархатную коробочку красного цвета и раскрыл её, — ты выйдешь за меня? Титова смотрела на парня, раскрыв глаза так широко, будто между нижним и верхним веком вставлены спицы. Грани камня на кольце ловили тонкие лучи солнца из-за плеча Леры, преломляли и отбрасывали их на лицо девчонки, которое за последние три секунды лишилось совершенно всех красок. Она думала, что предложения делают наедине, интимно, подальше от чужих глаз. Видимо, жизнь мало похожа на романтические комедии, снятые в Голливуде, а потому происходящее в стенах «Авроры» предложение выйти замуж можно было считать публичной офертой. Морозов ведь сделал это в присутствии свидетелей. — Д-да? — вопросительно протянула Титова, не зная, имеет ли она право отвечать что-то другое. — Она согласна! — крикнула Катя, заливисто смеясь. — Она согласилась! Лера старалась не дышать, боясь спугнуть радость, которая была обязана прийти. Настоящая, сверкающая чистотой слёз в глазах. Она определённо не могла скручивать желудок и собираться слюной под прилипшим к нёбу языком. Искренняя радость, она… она по-другому. Не так, как у девчонки сейчас. Титова не соображала ровным счётом ничего. В какой момент Гоша вытащил кольцо с громадным бриллиантом из коробочки и натянул ей на палец, в какой момент нежно поцеловал её. Она оглядывалась по сторонам, надеясь хоть в одном лице обнаружить те же сомнения, что орали сиреной внутри головы Леры. Кто-то тоже должен был понимать всю степень серьёзности ситуации. Кто-то из этих свидетелей просто обязан был встать на её сторону, поддержать. Катя продолжала смеяться и хлопала в ладоши, словно именно ей предложили пойти под венец. Оля, Тома, да и все парни выбрали ту же позицию, что и Пчёлкина. Они все до единого аплодировали. Титова бросила молящий взгляд на Витю, как если бы он мог исправить неправильность происходящего, но он тоже улыбался. Не так, как остальные. Насильственно поднимал уголки губ, круша её последнюю надежду, отбивал ровный ритм между ладонями, в очередной раз отказавшись спасти Леру. — Ты не рада? — крепко обняв девчонку, почти беззвучно спросил Гоша. Она забыла, что имела дело с человеком, распознающим её эмоции за пару вздохов. — Я просто в шоке, — пролепетала Титова. В глазах стали появляться слёзы, притворялись той радостью, которую она ждала, но ведь Лера знала, почему они пришли: организм начал оплакивать глупое согласие, вылетевшее случайно. — Я люблю тебя, Лер, — тихонько признался Морозов, поцеловав её в висок. — Я тебя тоже. Она должна была радоваться сейчас, скакать до потолка и визжать, пугая звуком проходящих мимо официантов. Будь Титовой лет на пять поменьше, она бы так и сделала. Не потому, что ей предложили выйти замуж, а по той причине, что с этой минуты день рождения Кати закончился, превратившись в помолвку Леры. Пчёлкина же сама когда-то украла праздник у сестры по такому же поводу, так что всё честно. Но поздравления проходили мимо, по касательной огибали девчонку, не проникали вглубь, как не могли пробиться когда-то сквозь её кирпичную стену соболезнования об утрате родителей. Титова попала в карикатурный бред: помолвочное кольцо на пальце выглядело бутафорским, фраза «Вы такая красивая пара!» искусственно выведенным сортом цветов, примерка фамилии Гоши к её имени — белым шумом. Никто не пытался присмотреться к стоящему во весь рост идиотизму, который Лера видела так отчётливо, словно он был героем Патрика Суэйзи из фильма «Приведение», а девчонка — персонажем Вупи Голдберг. Будто бы только ей позволили понимать больше остальных. У Титовой тряслись руки и колени. Желудок уже даже не скручивался, просто сжался до размера ядра фундука. Возможно, то самое счастье приходило поочерёдно, не могло накрыть всех разом. Это бы объяснило причину, по которой Лера не танцевала вместе со всеми, а сидела за столом, держа в руках вилку. Перед девчонкой стояла абсолютно пустая тарелка, в которую она пялилась, не заметив, что, на самом-то деле, прямо за ней место в очереди к счастью, занял ещё один человек, пьющий коньяк. — Реально замуж выйдешь? — с совершенно нечитаемой интонацией спросил Витя. — Нет, понарошку, — огрызнулась Титова. — Тебе девятнадцать лет. — Парень не знал, зачем решил озвучить её возраст. Может, напомнить? Судя по всему, Лера тронулась умом, раз согласилась стать женой какого-то придурка, и Пчёлкин считал своим долгом открыть ей на всё глаза. — Я знаю, — кивнула головой девчонка, прочертив линию зубцом вилки от одного края белой тарелки до другой. Теперь этот предмет посуды навсегда останется на кухне, как крайне непригодный для подачи горячего блюда. Словно в отместку за отсутсвие счастья, Титова решила испоганить хоть что-то в «Авроре». — Ты ребёнок ещё, — надавил Витя на свой главный аргумент. Она не могла быть настолько тупой или слепой. Лера была обязана снять ебаное кольцо с пальца и вернуть то обратно в коробку. Он говорил так уверенно, будто возводил в абсолют тот факт, что выйти замуж настолько рано — несусветная глупость. — Сам ты ребёнок, — вилка полетела в сторону, упав рядом под тарелку Коса. — Знаешь во сколько цыгане женятся? Девчонка подскочила с места, совершенно не желая слышать, что он ей ответит. Она сбегала к пляшущими людям под «17 лет» группы «Чайф» и рассчитывала украсть у них немного этого веселья, которое предназначалось ей! Это ведь она теперь невеста! Она должна вот так танцевать, запрокидывая назад голову, и улыбаться! Каждый среди гостей был обязан пропустить вперёд её в той очереди, поставить первой, разрешить не чувствовать себя преданной самой собой. — Пусть всё будет так, как ты захочешь, — пропел Гоша, обернувшись к Титовой и показав на её пальцем. Как тогда в «Арлекино», с которого всё началось. — Пусть твои глаза как прежде горят, — пластмассовая улыбка растянула губы Леры, прикидываясь радостью. Может быть, она бы тогда не поехала к нему, если бы знала, к чему это приведёт. — Я с тобой опять сегодня этой ночью. — Девчонка уцепилась за указательный палец Морозова и сразу оказалась в его объятиях. Ведь если бы Витя и Катя не приехали тогда на дачу, она бы не помчалась сломя голову вытанцовывать злость и боль. — Ну, а впрочем, следующей ночью, — перебором пальцев, будто по клавишам роскошного рояля, парень прошёлся по позвонкам Титовой. Это Витя виноват в том, что она согласилась выйти замуж. — Я опять у тебя, — прошептала Лера и поцеловала Гошу за ухом, привстав на цыпочки. Да, это всё — его вина. Он опять всё испортил. Несколько следующих песен прошли фоном для танцующей девчонки. Она не могла сфокусироваться совершенно ни на чём, постоянно глядя на безымянный палец правой руки. Камень чересчур выделялся на её ладони, не сидел так, как заслуживал того. Ощущался привязанным к ноге булыжником, тянущим Титову на дно под звуки очередной весёленькой песни. Все так радовались, будто не замечали среди гостей ресторана утопленницу. Когда компания решила разъезжаться по домам, Лера в последний раз посмотрела на Витю. Он улыбался. Его улыбка была как звонкая пощёчина. Далеко не одна. Целая блядская череда шлепков по лицу. И девчонка терпела это, сцепив зубы. Даже не дёрнулась инстинктивно от удара, хотя порыв был. Прощаясь, Пчёлкин держался подчёркнуто вежливым, словно пытаясь оставить на память об их непонятных отношениях лишь вот такую дистанцию. Расстояние стола в ресторане. Он дарил ей шанс продолжать жить, попробовать влюбиться в кого-то подходящего и связать себя узами брака с правильным мужчиной. Буквально скинул такую восхитительную возможность с барского плеча. Очень жаль, что Титова была избалована подарками с детства, а потому этот не оценила.