Малолетка

В Праге было легче. Однозначно. Лера на секунду раньше того, как открыть глаза, услышала рой всё тех же пчёл, снующих между её извилинами внутри черепной коробки и гудящих что есть мочи. Должно быть, насекомые говорили по-чешски, ибо девчонка не разобрала ни слова. Общий шум в голове был одной сплошной какофонией с проскакивающим напоминанием: как только Титова откроет глаза — вольётся серная кислота. Лера немного приподняла веки, которые за ночь накачали расплавленным свинцом, контролируя каждый миллиметр. Стоило еле ощутимому свету начать давить на сетчатку — девчонка закрыла глаза обратно. Она вполне могла бы взять на это две попытки. Чтобы наверняка — три. Вместе с открыванием глаз, которое сейчас требовало физических усилий столько же, как поднятие штанги весом около двухсот килограмм, причём тоже глазами, Титова сладко потянулась в кровати, разминая затёкшее тело. Она совершенно не помнила вчерашний вечер, лишь по очертаниям восстанавливая, как танцевала с тем парнем в «Арлекино». Лера даже не запомнила его имя. Вот настолько размазала водка с апельсиновым соком. Нога девчонки, выгнувшейся в какой-то абсолютно неестественной позе, пока Титова предпринимала третью попытку таки проснуться, наткнулась на нечто тёплое и мягкое. А ещё волосатое. И, видит Бог, если бы она не была с такого жуткого похмелья, подскочила бы на кровати, как это показывают в голливудском кино, завопила бы во всю глотку на этого огромного постельного клопа, но у роя пчёл в её голове были другие мысли на этот счёт. И девчонка, и насекомые сейчас стали сторонниками более медлительных и даже несколько скучающих форм решения данного вопроса. Титова осторожно, стараясь больше никак не касаться этого волосатого… чего бы то ни было, повернулась, попутно приподнимая веки. Хотя, если быть до конца откровенными, ей этого не хотелось совершенно. И теперь даже не слишком волновали продолжающие летать пчёлы, которые, очевидно, кружили вокруг одной извилины, соединяющей правое и левое ухо Леры. Ибо надо быть конченой идиоткой, чтобы поехать домой к незнакомому парню, проснуться у него дома, что поняла девчонка по окружающей обстановке, и не помнить ровным счётом ничего. Титова могла бы отшатнуться, опять же очень по-киношному, когда глаза, ещё не привыкшие к свету, прошлись по фигуре парня. Лера смогла её рассмотреть так же хорошо, как могла бы обматерить саму себя. И заодно ей удалось заметить пару небольших синяков на своём бедре. О, это чрезвычайно легко сделать, когда вы оба лежите голые. — Эй, — девчонка осторожно потянулась вперёд и ткнула спящего парня, голова у которого свалилась набок, в плечо. — Проснись, эй! Парень не особо-то отреагировал. Отмахнулся от Титовой так, словно она была кружащим вокруг уха комаром или надоедливым будильником, поднимающим ученика средней школы к первому уроку. Хорошо, что этот русый не долбанул ей по башке со всей дури, лишь бы заткнуть. Она именно так поступала со своим будильником классе в седьмом. — Эй, парень, просыпайся. — Лера попыталась прикрыться валяющимся между их телами одеялом, надеясь выглядеть так хоть немного прилично. Наверное, он всегда опаздывал к первому уроку. Скорее всего, ко второму тоже. Девчонка толкала этого обладателя, что уж скрывать, хорошего тела в плечо до тех пор, пока он минут через пять не соизволил приподнять свои веки, словно тот Вий, и не посмотрел на Титову сначала совершенно ошарашено, но с каждой сотой доли секунды всё более самодовольно. И в принципе, Лера даже могла понять его улыбочку. Видимо, выглядела она так же, как чувствовала себя — помятой. Обычно наутро её волосы сбивались в один сплошной колтун, из которого, как головы змей из клубка, торчали отдельные прядки. Если учесть, что уснула вчера девчонка накрашенной, то тушь её должна была размазаться аж до подбородка, смешавшись по пути с помадой. С той её частью, которая осталась на Титовой, а не была на губах, щеках и шее этого самодовольного кретина напротив. — Я думал, ты проспишь до обеда, — парень стрельнул глазами на прикроватную тумбу позади Леры, часы на которой показывали семь утра, складываясь в цифры из ярких светодиодных лампочек зелёного цвета. Они били по склере глаза почти так же сильно, как растянутые и приподнятые уголки губ русого. — Ты кто? — сомневаясь, насколько адекватно задавать такой вопрос, настороженно спросила девчонка. Безусловно, она помнила, как они танцевали, пили, о чём-то увлечённо болтали, но вот имя… Оно начисто пропало из памяти, словно один из коктейлей состоял из какого-то очистителя ненужной информации. — Гоша, — русый откинулся на спинку кровати, даже не пытаясь прикрыться. Вообще. Нисколько. Титова чуть дёрнулась вперёд, накидывая на его член край одеяла одной рукой, другой контролируя насколько она прикрыта сама. Всё же общаться, когда твой собеседник совсем голый — крайне затруднительно. — Где я? — так же с опаской, как и до этого, уточнила Лера. — У меня дома. — Его забавляло всё происходящее. В отличие от девчонки, которой не хватало только взять в руку перцовый баллончик и пшикнуть им в глаза Гоше для законченности образа испуганной жертвы сексуального маньяка, парень помнил всё. Особенно хорошо, как она стонала под ним, перебирая его волосы в своих пальцах, и выгибалась, кончая. И стоит сказать, та Титова напоминала теперешнюю лишь отдалённо. — Только не говори, что мы трахались, — простонала она, на секунду забывшись и выпустив из руки одеяло, но когда оно почти оголило грудь, Лера собралась, подтянула его обратно и с мольбой посмотрела на Гошу, словно через разделяющее их расстояние могла бы изменить ход событий ночи у него в голове. — Ну да, — он рассмеялся громко и заливисто, совершенно не стесняясь ржать над ней ей же в лицо. Пчёлы внутри головы не просто забились о стенки, нет, они включили дополнительно воющую сирену, как у скорой помощи или милиции, засунув прямо в глазные яблоки по мигалке, потому что девчонке казалось, весь район узнал, как крупно она облажалась. Такой позор должен был звучать его смехом в рупор, клеймя Титову девушкой с низкой социальной ответственностью для всех, кто жил в округе. — Блять, блять, блять, — Лера упала лицом в ладони, мотая головой из стороны в сторону, отгоняя хохот от себя как можно дальше. — Почему всегда я? Это было ёбаное дежавю. Опять секс с малознакомым русым парнем, и она опять вляпалась так сильно, что будет вспоминать ещё долго. Хорошо хоть этот вряд ли тоже окажется Катиным женихом. Хотя кто его знает? Может, нынче в моде многомужество. То же чувство стыда. То же желание провалиться сквозь землю и никогда не существовать. Даже похожие ноты в смехе. Титова проживала один из самых безрассудных своих поступков опять, реагируя точно так же, как и тогда: она хотела убежать. Говорят, Всевышний посылает человеку одинаковые испытания до тех пор, пока он не извлечёт из них урок, не поступит иначе. Эдакий день сурка, повторяющийся ради другого вектора решений. Очевидно, Лера нихуя не усвоила в прошлый раз. — Да всё в порядке, ты чё? Если тебе станет легче, я не вход… — принялся успокаивать её Гоша. Он сам не слишком привык к подобным реакциям девушек утром. Ещё ни одна не забывала, как его зовут. — Замолчи! — резко распрямившись, прошипела Титова. Подробностей прошедшей ночи ей точно было не вынести. — И отвернись, мне надо одеться. — Чё я там не видел? — Парень закатил глаза, действительно хорошо рассмотрев всё, пока Лера делала ему минет, чуть пошатываясь на коленях, но ради приличия всё же повернулся к окну. Головная боль и жгущиеся глаза были просто ощущениями, второсортными отголосками похмелья из Праги, пока Лера, подскочив с кровати, подхватила с пола валяющиеся там трусы и натянула их на себя, то и дело проверяя, не повернулся ли обратно русый. Джинсы и носки она надела следом, благо, они были рядом. — А мы вообще где? — спросила она уже из коридора, обнаружив там лифчик с водолазкой. Видать, ночка выдалась страстной. — Староконюшенный переулок, — Гоша крикнул, продолжая рассматривать проглядывающее за облаками солнце, которое поднялось над крышами невысоких домов. — О, так ты меня в центр притащил, — усмешку проглотил ворот водолазки, что спешно натянула на себя Титова, наплевав на зажатые под тканью волосы. — Всё к вашим ногам, барышня, — опять рассмеялся он. Лера втиснулась в ботинки, шаря руками под валяющимся на полу пальто русого в поисках своей сумки, которая, как выяснилось, мирно покоилась под её верхней одеждой. Девчонка своим ещё полупьяным мозгом прикинула: жить здесь мог только очень обеспеченный товарищ. И это был единственный плюс ситуации. Ей хотя бы удалось не уехать куда-нибудь в Чертаново, потрахавшись там с нищим придурком. Наверное, в тот урок входило обязательное условие, что-то из серии: давать можно только парням при деньгах. Титова закинула на сгиб локтя пальто и сумку, разобралась с незамысловатым внутренним замком в два счёта и быстро распахнула дверь, бросив себе за плечо: — Пока, Гена. Было приятно познакомиться! — эта фраза тоже должна была стать обязательной. — Гоша, — в уже захлопывающуюся дверь крикнул русый. Он резко встал с кровати, опёрся руками на подоконник и тихо смеясь себе под нос, смотрел, как Лера выпорхнула из подъездной двери, на ходу вдевая руки в рукава пальто. Она остановилась буквально на секунду, обернулась, и они столкнулись взглядами. В её глазах искренний испуг и смятение. В его… Гоша не знал, что она рассмотрела, когда он подмигнул ей напоследок. Девчонка убегала к метро от парня, с которыми не планировала встречаться больше никогда в жизни, оставляя за собой развевающиеся полы пальто, а Гоша бросил взгляд к тумбе, где рядом с часами лежала небольшая бумажка с ручкой. Там, на этом несчастном клочке корявым, бухим в стельку почерком по диагонали был нацарапан её номер телефона. Девчонка уверяла, что утром она будет в ужасе и не оставит его. Видимо, она что-то про себя да знала. Гоша не планировал ей звонить. Он никогда не набирал девушкам, которых разводил на секс в баре или клубе. Если бы Титова отреагировала иначе, просто улыбнулась утром и ушла, перед этим растворившись в поцелуях под одеялом, парень вышвырнул бы эту напоминалку с цифрами её домашнего вместе с накопившимся в ведре под раковиной на кухне мусором. Но нет. Теперь он точно знал: ей обязательно нужно позвонить.

***

Два дня. Целых два дня потребовалось Лере, чтобы прийти в себя. Её тянуло блевать от одной мысли про еду, но она заставляла себя питаться кефиром и булками, прикупленными в универсаме возле дома. А ещё её тянуло блевать от кошмаров, которые приходили каждую ночь. В этот раз они изменились. Не терзали девчонку до дрожи, не пытались длинным острым ногтем вспороть ей брюхо, вытащить наружу кишки и размазать их по стенам ванной. Теперь они действовали куда изощрённее, даже несколько элегантно. Доберман стоял возле её постели, капая слюной из пасти на хрустящее бельё, но не хватал Титову за шкирку, волоча в ванну. Он подпитывал сны, в которых она из раза в раз убегала по тому коридору, натыкаясь в лифте на русую шевелюру. Что было самым диким: Лера не знала, кому она принадлежала. Вариантов за последние дни стало вдвое больше, чем до этого. Чёрный пластиковый пульт с упругими матовыми кнопками почти врос в ладонь девчонки за те часы, что она валялась напротив телевизора, бесцельно переключая каналы до тех пор, пока не останавливалась на какой-нибудь дурацкой передаче, служащей Титовой фоном. Она проваливалась в свои мысли, а монотонные звуки из экрана помогали сосредоточиться Лере на действительно важном вопросе, свербящем где-то между висков: как жить дальше? И это не фигура речи, не слишком драматизированное вопрошение к вселенной. Это реалии, пришедшие к девчонке вместе с совершеннолетием, наверное, бонусом прицепившиеся к тем бриллиантовым серьгам от мамы и папы. Она не могла уповать на успешного мужа, как сестра, или наплевательски, расточительно тратить бегущие годы на прожигание жизни в стенах очередного бара. Титовой нужно было повзрослеть, причём так около года назад, но она умудрилась выкроить отсрочку у судьбы — ещё немного побыть абсолютно беспечной. Сейчас же, очевидно, таймер истёк, все песчинки из тех часов упали вниз, и пришло время принимать серьёзные решения. Лере необходимо было придумать, чем заниматься. Постоянные слова родителей о бесполезности младшей дочери пульсировали в ней, словно зарубцевавшийся шрам, реагирующий на изменение погоды, как её колено. Вот только шрама никакого не было, а ныло будто по-настоящему. Как если бы он был и не успел затянуться. Так вот, девчонка не знала, куда ей податься. Для начала под звуковое сопровождение фильма Астрахана Титова вытащила из шкафа свою старую тетрадь, ручку и принялась выписывать профессии, в которых ей удалось бы достичь успеха. Список получился крайне скудным, пока Лера, валяясь на диване, напевала себе под нос «Ты у меня одна». Она точно знала, что не будет работать на кого-то. Можно считать это брезгливостью, можно высокомерием, и оба варианта будут правильными. Девчонка буквально на секунду представила себе, что бы сказала мама, заяви Титова, будто она пойдёт падать в ноги к какому-нибудь вчерашнему челночнику и просить пристроить её. Скорее всего, Наталья Петровна умерла бы опять. Собственно, сам список, включающий в себя аж три профессии, мог поразить размахом мысли любого адекватного человека. Лера искренне посчитала, что может справиться с управлением новомодной парикмахерской, возглавить магазин шуб или, на худой конец, пойти к крёстному в политику. И девчонка, положа руку на сердце, была уверена: она вовсе не охуела и не замахивается на совершенно нереальные должности. Титова не могла себе представить что-то низкооплачиваемое в качестве работы. Ну, правда, как она, дочь владельца большой фабрики и директора престижной школы, может стоять, к примеру, за прилавком? Правильно, никак. Лере нужно было то место под солнцем, где она могла бы с удовольствием крутиться, подсвечиваемая лучами, и ничего не делать, получая с этого деньги. И девчонка почти утвердилась в мысли, что стоит открыть магазин меховых изделий, благо, в Москве это стало очень востребовано в последнее время, как ей на глаза попался момент фильма, где главного героя одевали в валютном магазине, и выглядело это просто до умопомрачения омерзительно. Впрочем, виной тому был явно минорное настроение самой картины, но Титовой-то хотелось, чтобы в её «райском меховом уголке» всё было иначе. Она представляла собственный магазин как один из тех, в которые пошла героиня Джулии Робертс, когда богатенький Ричард Гир подкинул ей баблишка на шмотки. Видела его роскошным, изысканным. Туда бы заходили дамы, одетые «с иголочки», а их бы встречали продавцы, услужливо подбирающие лучшего песца или норку. Покупательницы пили бы шампанское, а после щеголяли в обновке по заснеженной столице. И всё было бы именно так, если бы не одно но: Россия за окном была скорее «Ты у меня одна», чем «Красоткой». Здесь был бывший офицер, сейчас работающий швейцаром, которому хамил трансвестит, вместо лощёных барышень, прогуливающихся по Родео-Драйв. Титова захлопнула несчастную зелёную тетрадь и швырнула ту в сторону, словно именно она была виновата в том, что Лера не пошла никуда учиться. Возможно, стоило бы узнать, наконец, куда пристроил девчонку папа, прийти туда с поклоном, начать грызть гранит науки, а после много лет работать, совершенствоваться в ремесле и стать истинным профессионалом, но это так долго и муторно. В восемнадцать лет хочется получить всё разом. А уж когда для этого есть возможности — тем более. Громкий звонок стационарного телефона трелью пронёсся по коридору прямо в гостиную, напугав распластавшуюся по дивану Титову. Она вздрогнула, покосилась на звук и на секунду зависла, не зная, стоит ли подходить. Ей никто не звонил очень давно. За эту секунду, пока мозг обрабатывал сам факт соединения по телефонной связи, в голове появился лишь один вариант, кто бы мог захотеть услышать голос Леры. И она определённо не желала разговаривать с ним. Она быстро поднялась с пола, побежала в коридор, слыша, как с каждым шагом зубы стучали друг о друга сильнее, словно они воспринимали реальность за то, что необходимо раскусить чуть раньше, распробовать на вкус, понять, какой он. Организм хотел заранее подготовиться к тому голосу, который заставлял Титову смеяться или плакать, пить текилу или затягиваться косяком. Это должен был позвонить Витя, потому что… потому что Лере нужно было, чтобы позвонил именно он. Она остановилась напротив разрывающегося красного аппарата, встряхнула трясущуюся правую кисть и рывком подняла трубку, сразу прислонив ту к уху. — Алло? — девчонка пыталась звучать уверенно, но зубы продолжали стучать, и её уверенность расщёлкнулась в волнении. — До тебя не дозвонишься! — знакомый с самого детства взрослый голос укоризненно цокнул. — Борис Николаевич и то быстрее отвечает! — Дядя Витя, — Титова улыбнулась и если бы крёстный видел, как она выглядит, то смог бы заметить в уголках губ разочарование. Ей позвонил Витя. Но не тот, — а я-то думаю, кто мне звонит. — Поздравлял Катюшу с годовщиной вчера, а она сказала, что ты вернулась, — у Зорина была привычка рассказывать всё издалека, что он, собственно, принялся делать. — Напугала ты старика своим исчезновением, конечно. Ну кто так делает, Лер? — Так Катя знала, куда я уехала, — Лера прислонилась спиной к стене, накручивая завитки провода на палец. — Не понимаю, чего она такой кипиш подняла. — Ну, главное, что ты вернулась, — по-отечески заботливо выдохнул Виктор Петрович. — Я чего звоню-то… Видимо, у девчонки сегодня был приёмный день, который она выбросила из памяти вместе с упаковкой от «Московской» плюшки, валяющейся в мусорном ведре на кухне. Речь Зорина прервал протяжный долгий звонок в дверь, который опять заставил тело Титовой дёрнуться в сторону, а завиток с её пальца соскочил, ударившись об аппарат. — Минутку, дядь Вить, — протараторила Лера и, не дожидаясь ответа, положила трубку рядом с телефоном. Два длинных шага к двери и один поворот замка вышли совершенно спокойными, хотя вот тут бы стоило заволноваться, кого принесло к девчонке. Но подбивающий её в лопатки страх не успел так скоро перевести дыхание, догнать. Титова торопливо открыла дверь, замерев на месте. Пожалуй, впервые в жизни она не знала, что сказать. На пороге стоял тот парень, который нагло напоил её коктейлями и трахнул у себя дома несколько раз за ночь, растягивая губы в улыбке так, словно её растерянное выражение лица его забавляло. — О, Гриша, — удивлённо произнесла Лера. — Гоша, — русый закатил глаза и усмехнулся. — Такое сложное имя? — Точно! — щёлкнув пальцами, цокнула языком девчонка. — Откуда мой адрес? — Так ты сама номер мне ночью оставила, а я уж адресочек по нему пробил, — совершенно не смущаясь наклонностей сталкера, сообщил он, продолжая стоять на пороге. — Слушай, я… — Титова обернулась к трубке, посмотрела на парня и снова взглянула на трубку, словно её разрывало надвое, с кем конкретно она хочет продолжить разговор. — Я щас договорю по телефону быстренько, лады? Она никогда не умела дослушивать до конца. У Леры не было так много времени, чтобы тратить его на ответы людей, которые, впрочем, не изменят её решений. Девчонка быстро вернулась к телефонному аппарату, схватив тот всей пятернёй, и зажала трубку между ухом и плечом, скоро переводя дыхание от слишком большого наплыва мужчин в свою квартиру. — Дядь Вить, я тут, — выдохнула Титова, разглядывая парня, стоящего в подъезде. Он не заходил внутрь, Лера ведь не приглашала, и ей пришлось махнуть ему рукой, чтобы этот остолоп, наконец, закрыл за собой дверь изнутри. — Так вот, я тебе чего позвонил, — ничуть не стушевался Зорин от ожидания. — Не хочешь со стариком повидаться? Уйму лет уж тебя не видел. — О, это я всегда за, — кивнула девчонка. — Когда и где? — Через пару часиков сможешь? — Она слышала, как Виктор Петрович перевернул страницу, должно быть, своего ежедневника. — Поиграем в теннис партеечку, а потом поужинаем, м? — Сегодня — без проблем, но можно сразу к еде приступить? — хохот Титовой соединился со смехом крёстного, который всеми силами пытался затащить Леру на корт последние несколько лет. — Ну, засранка, никак играть со мной не хочешь, — продолжал смеяться мужчина. — Можно и сразу к еде. «Санта Фе» в Краснопресненском парке открылся недавно, была там? — Не-а, не довелось, — девчонка пожала плечами, продолжая рассматривать, с каким интересом Гоша оглядывался по сторонам и переминался с ноги на ногу, стоя на небольшом коврике. — Тогда жду тебя там в восемь, договорились? — Да, конечно, я буду, — обернувшись, Титова взглянула на большие часы, показывающие половину пятого вечера. — Ну, тогда до встречи. Лера вернула трубку на станцию, продолжая разглядывать Гошу. Он был симпатичным. Очень. Про таких парней говорят, что они с годами будут только лучше, как хороший коньячный напиток, теряя юношеские очертания во внешности и становясь солидными мужчинами. Пока до этого момента у русого был вагон времени, так что сейчас перед девчонкой стоял ещё не особо выдержанный коньяк. — Так ты чего приехал? — Титова склонила вбок голову, как делал Пчёлкин, когда показывал свою заинтересованность или увлечённость. — Хотел тебя увидеть, — Гоша мазал глазами по стенам за спину Лере, отсчитывая пять дверей в квартире, — и пригласить поужинать. Но, видимо, у тебя уже есть планы на сегодня. — На завтра нет, — девчонка, закусив нижнюю губу, сдерживала флиртующую улыбку. Никто и никогда не искал её по оставленному номеру телефона, желая пригласить на свидание. Этот русый был соткан из всего того, что с Титовой никогда не делали. — Тогда приглашаю завтра в «Арлекино», — он выделил название заведения, надеясь восстановить в памяти Леры их знакомство, и ему это удалось, потому как она округлила глаза, улыбнувшись во весь рот. — В ресторан, а не в клуб! — Тю, как скучно, — хохотнула девчонка. В это день сошлись те звёзды, которые никогда не должны были пересекаться в небе над Москвой. Ведь пока Титова откровенно заигрывала с малознакомым парнем, который знал её слишком хорошо, буквально в метре от них появилось целое пространство. Прямо за дверью. Это был Космос. Он мялся, слушая из-за металлической двери её голос, и думал, что она, наверное, трещит по телефону. Парень стоял у входа в её квартиру и не знал, что сказать. Точнее нет, он знал. Конечно, знал. Холмогоров понятия не имел, как именно это сделать. Потому что Лера была абсолютно права когда-то, сказав, что он её сломал. Кос взял в руки маленькую семнадцатилетнюю девчонку, которая, хоть и пыталась казаться взрослой, была совсем малолеткой. Он игрался с ней, будто с куклой. Живая «Барби», что может быть увлекательнее? Гнул в разные стороны, ожидая, когда же треснет пластик? Когда отлетит рука или нога? Но игрушку сделали хорошо, качественно. Ни порошок, ни голые девицы в «Дионисе» не сломили «Барби». Даже его собственные руки, которыми он швырял куклу в дверной косяк, а после ладонь — больно ударившая личико Леры. Она вытерпела всё. Её поломал грузовик. Какая банальщина. А сейчас тот, кто когда-то обещал всегда быть рядом и никогда не обижать, пришёл к ней рассказать про влюблённость. Было паршиво. Потому что именно сейчас Кос понял: он сломал «Барби», в которую даже не был влюблён. На контрасте его чувств, которые зародились к Люде и про которые он решил самолично рассказать бывшей девушке, стало так очевидно, что Лера была лишь игрушкой для весёлого времяпрепровождения, что стало мерзко от самого себя. Ручка сама по себе опустилась вниз, и Холмогоров отошёл назад, когда дверь распахнулась прямо перед его лицом. Картина, развернувшаяся на глазах Космоса, не могла быть правдой: какой-то русый паренёк уже ступал за порог, глядя на стоящую возле стены девчонку, а она улыбалась ему, над чем-то посмеиваясь. Гоша понял, что что-то не так по тому, как вытянулось лицо Титовой. Он повернулся, желая понять, чем конкретно вызвано столь резкое изменение эмоций Леры, и буквально впечатался в высоченного брюнета, облачённого в тёмные брюки, синюю рубашку и чёрное пальто. — К тебе парни как паломники ходят? — иронично поинтересовался Гоша, бросив взгляд на девчонку себе за плечо. — Да, — кивнула она, совершенно не понимая, какого чёрта творится с этим миром, — в следующий раз предупреди заранее, ты пришёл вне расписания. — Хорошо. — Русый протянул вперёд раскрытую ладонь, не поведя и бровью. — Гоша. — Космос, — Холмогоров же пожал её с силой, словно мог через этот жест показать своё влияние в жизни той, что закатывала глаза от странной ситуации. Гоша вновь обернулся к Титовой, вопросительно взглянув. Если говорить откровенно, эта блондинка вызывала в нём всё больше вопросов и теперь их завтрашний ужин парень ждал, как новогоднюю ночь лет в семь, когда ты до последнего не ложишься спать, ощущая непонятное волнительное возбуждение. — Фанат гостиницы напротив ВДНХ, — махнула рукой Лера. — Даже имя в честь неё поменял. Так-то он Вася. — Понятно, — смех русого разносился по всей лестничной клетке, когда он обошёл застывшего на месте Холмогорова, безуспешно пытающегося понять, какого хуя тут происходит. — Ладно, я завтра заеду за тобой. — Ага, давай! Титова улыбалась ему в спину ровно тридцать секунд, прислушиваясь к тому, как быстрый бег по лестнице на первый этаж становится всё тише. Постепенно звук шагов Гоши вовсе пропал за хлопком металлической подъездной двери. Зато на его место пришёл тот вопрос, очень логичный, который смог выдавить из себя Кос. — Кто это? — мотнул головой в сторону улицы Холмогоров. — Конь в пальто, — Лера натурально рявкнула, не собираясь церемониться с тем, кто не должен был приближаться к ней и на пушечный выстрел, но по какой-то причине решил, будто ему позволено приехать аж домой. — Заблудился? — Лер, нам надо поговорить, — Космос опустил вниз голову, готовый к такой реакции. Им действительно нужно было поговорить обо всём и уже достаточно давно. Она нехотя оттолкнулась от стены и молча пошла на кухню, не утруждая себя приглашениями пройти внутрь. И к этому Космос тоже был готов. Он знал её, как свои пять пальцев, мог просчитать любую реакцию наперёд, понимая: она не захочет его видеть, пожалуй, больше никогда в жизни. Но этот разговор был ей необходим в той же степени, что и ему. Кос искренне считал: у неё продолжало болеть, и именно по этой причине она пропала, укатила в Прагу и просто исчезла там, растворилась в тысячах людей. Потому что он искал её, как и все остальные. Обзванивал лучшие гостиницы в поисках той, которая жила в задрипанном отеле на окраине города и убивала свой организм токсичной отравой. Она правда растворилась в том городе, примешавшись к алкоголю и сладковатому дыму. — Выслушай меня, только спокойно, — негромко, но достаточно чётко произнёс закрывший дверь на замок Холмогоров, стащил с плеч пальто, повесил то на крючок и скинул ботинки, не утруждаясь поставить их ровно. Хотя ему бы стоило потянуть время перед неизбежным. С другой стороны, он и так затянул настолько, что плохо узнавал в блондинке девушку, когда-то смотрящую на него, как на ангела-хранителя. — Ну, давай, вещай. Чай будешь? — безэмоционально спросила она, остановившись возле раковины на кухне. — Нет, лучше водки. Есть? — Космос прошёл и уселся на стул, опустив голову вниз. — Есть, — усмехнулась Лера. Когда-то она уже это слышала, но не от него. Даже на том же стуле. Кос мотнул плечами, как это делают боксёры, выходя перед соперником на ринг, и поднял на неё глаза. Парень прислонился спиной к спинке стула вплотную, вжался в неё, не оставляя зазора между своим телом и шершавой тканью. Ему было по-настоящему страшно. — Почему наши отношения закончились? — глухо спросил Холмогоров. Девчонка даже оторвала глаза от рассматривания помпона на своих тапочках. Шок его вопроса заставил Титову посмотреть на Космоса, недоверчиво прищурившись. — Потому что, — начала она. Кос вглядывался в голубые глаза и не видел ничего, что знал раньше. Слабый намёк на былую нежность ещё жил, но слишком глубоко в склере. Настолько, что не доберётся даже хирург, — от стадии «я никогда тебя не обижу» мы дошли до «я ебаный наркоман, который будет пиздить тебя под дозой», Кос. Это было честно. И больно. Для обоих. Он знал: она поднимет эту тему. Не было ни единого шанса, что Лера просто перелистнула ту страницу, смочив перед этим указательный палец об язык. Она должна была припомнить всё то, что Холмогоров сотворил с ней. И знание того, что она обязана припомнить весь происходящий в их отношениях ад, не делал следующие слова проще. Ни для их озвучки, ни для восприятия. — Короче, Лер, тут такое дело, — Космос выглядел загнанным в угол, пока она расчленяла его своими пустыми блюдцами на отдельные фрагменты, дабы было легче потом закопать под грунт из боли и присыпать сверху тремя горстками обиды, — я влюбился. — Опа! — Титова театрально хлопнула в ладоши, отчего парень напротив неё рыпнулся, как при звуке выстрела несколько лет назад. Сейчас его тело таких вот реакций не выдавало. — Решил в чувствах к порошку признаться? Так это я знаю, на своей шкуре прочувствовала. — Ну я ж нормально приехал поговорить… — пытаясь сгладить тон разговора, мямлил Кос. — Спасибо, что не под дозой! — Она явно отыгрывала какой-то спектакль, абсолютно идиотскую постановку в захудалом ДК задрипанного городка с непроизносимым названием на окраине страны. Лера, прижав к груди руку, низко поклонилась, почти касаясь лбом пола. — Пожалуйста, мы же можем просто нормально поговорить, — взмолился Холмогоров. — Ты разрушил мне жизнь, из-за тебя я была в коме и заново училась ходить, — шипела она, перечисляя всё то, что Космос пытался забыть, — просто разъебал меня в щепки, а теперь приехал рассказать, что влюбился? У тебя мозг совсем высох от наркоты? Ты думаешь, я буду слушать всю эту мерзость? Кос уже видел такой её взгляд. За прошедшие месяцы он даже забыл, как выглядела та поистине ужасающая пластмассовая поза Леры и её непроницаемая безэмоциональная маска. Каждое нервное окончание в теле, каждый мускул на лице парня разом напряглись. Он правда забыл, какой разбитой она бывает. — Лера, пожалуйста, я пыта… — он продолжал говорить с ней, как с психически неуравновешенной, и это был лучший выбор из всех возможных, вот только чересчур запоздалый. — Да пошёл ты на хуй, — отчеканила девчонка. — Понял? Ты именно так мне сказал тогда, перед тем как уебать. Холмогоров поднялся на ноги, понимая, что разговор сейчас — сизифов труд. Она не готова была воспринимать совершенно ничего, подпитываясь изнутри каждым паршивым воспоминанием, которое, видимо, вшили в неё вместе с нитками на колене, разве что их вытащить забыли. Она была сшита из всех слов и действий Космоса, её скелет собрали, закрепляя каждую косточку на шурупы из обиды. И парень понимал: так надо. Правильно. Титова должна была заставлять его чувствовать себя мерзко, прорабатывая все ошибки прошлого. Как известно, без него не было будущего, а Кос хотел, чтобы оно было у них обоих. Он убрался из квартиры так же стремительно, как оказался внутри. Леру потряхивало, она ощущала где-то глубоко в себе тремор, но он был не сильнее, чем обида на родителей за запрещённый смотреть мультик из-за двойки. Ей так часто было больно в последнее время, что те чувства к Косу просто вытеснились из грудной клетки. Видать, она была такой же, как и Москва — не резиновой. Титовой было просто необходимо занять себя чем-то. Притвориться, что она не плевалась ядом какую-то минуту назад, не пыталась сковырнуть в Космосе чувство вины, словно то было неимоверно важным для её счастливого существования. Потому как, пока она высказывала Холмогорову то, что стоило бы отпустить вместе с костылями и отвратительной коляской для людей с инвалидностью, ей казалось, он просто обязан поджимать хвост, опускать голову и прогибаться в холке, подобно нашкодившей псине. Он был обязан быть виноватым. Чертыхаясь на его идиотскую затею припереться к ней, Лера вышагивала в комнату, искренне стараясь не замечать бурлящего внутри раздражения. Оно чувствовалось, как реагент, которым в последний год стали посыпать дорожки в центре столицы — кровь внутри девчонки смешивалась с гранулами, вступала в химическую реакцию и растворялась, оставляя на своём месте кипящую пену. Титова плюхнулась прямо на пол, ногой отодвинув подальше исписанную почём зря тетрадку, когда уловила краем уха фамилию, которую назвал ведущий какой-то окультуривающей население программы. Кандинский. Лера замерла, не поворачивая голову, и прислушалась: закадровый голос увлечённо рассказывал про абстракционизм как направление, выбранное одним из величайших художников после его посещения выставки импрессионистов. Девчонку осенило так же, как пробивает голову гениальная идея. Если бы она была героиней мультика, над её головой загорелась бы лампочка, посылающая мигающие лучи во все стороны от себя. Это было оно! Титова так отчаянно перебирала разные варианты рода деятельности, пыталась изобрести велосипед, а ответ на её вопрос был очевидным: галерея! Лера вспомнила, какой зубодробительный эффект произвела на неё последняя выставка, которую удалось посетить девчонке в Праге, и как она натурально задыхалась, рассматривая те репродукции полотен. Титова вдруг осознала, что она и сама может сделать нечто подобное, если поднапряжётся. Мысли неслись галопом, сменяя друг друга так быстро, что их необходимо было натурально хватать, фиксировать и отпускать лететь дальше, подхватывая новую. Лера понимала: Москва — то самое место, где подобное заведение не будет излишеством, оно идеально вплетётся в культурный ковёр столицы. Слишком много богатых людей, желающих приобщиться к прекрасному хоть чуть-чуть, создавали восхитительный плацдарм для новомодной галереи современного искусства. Это могло бы играть на контрасте со скучнейшей Третьяковкой, которая уже набила всем оскомину своими безликими, неимоверно помпезными выставками. Люди приезжали бы на деловые встречи, ставя себе в обязательную программу посещения нечто свежего, неизбитого. И Лера, вполне возможно, даже смогла бы найти деньги и воспользоваться связями отца, но тут одна из мыслей, зажатых девчонкой между изящных тоненьких пальчиков, неприятно укусила её за фалангу. Подобное пространство можно было открывать исключительно в центре города, за Садовым людей и бабками заманить на выставку не удастся, а в его пределах выцепить помещение — задача непосильная.

***

— А чего ты в теннис играть не захотела? — отрезав небольшой кусок от стейка, из которого потёк розовый сок, спросил Виктор Петрович. — Так я всё равно проиграю, — усмехнулась Титова, закинула ногу на ногу и сделала вид, словно не придумывала уже тысячу отговорок раньше. — Чего просто так время тратить? — А вон Белов бегает со мной, — Зорин отправил в рот кусок изумительного стейка, самодовольно улыбаясь. — Какой молодец. — Лера подумала, что Саша не имел такой прерогативы, которая теплилась в руках крестницы Виктора Петровича, — отказаться играть с ним. Эта беготня по корту нужна была вовсе не седовласому мужчине, сидящему напротив и жующему стейк. — Катя говорила, ты в Праге была, — орудовал ножом и вилкой крёстный. — Как там запад? — Загнивает, — рассмеялась Титова, получая мягкий укоризненный взгляд на себя. Это была классическая шутка в кругах общения её отца. Среди всех тех, кто с упорством строил демократию. Тех, кто орал с трибуны Государственной думы о величии России, о её превосходстве над Западом, который, безусловно, на ладан дышит и не ровен час загнётся. Над Западом, куда депутаты отправляли своих детей учиться, потому как образование лучше. Откуда чемоданами везли шмотки, парфюм, сигареты и алкоголь. Пока вся страна последний хуй без соли доедала, власть имущие практически давились и плевались из-за необходимости в очередной раз отправляться в отпуск на Лазурный берег. Наверное, чтобы контролировать, что точно всё там загнивает. И Лера, что уж греха таить, очень радовалась своей фамилии и тому, кем был её отец. — Чем занималась там? — Зорин сделал глоток красного сухого вина из бокала, не без интереса ожидая рассказ о приключениях девчонки. — По выставкам ходила, — Титова скопировала его движение. — Размышляла, что у нас такого нет. — Как нет? «Третьяковка», «Эрмитаж», — перечислял крёстный. — Я импрессионистов смотрела, современное искусство, — объяснила она, опуская поход в довольно консервативный Национальный музей и тот, где были члены всех мастей. — Такого в Москве нет. Поэтому решила, что хочу открыть галерею. — Вот те на! — рассмеялся Виктор Петрович. — Выросла девочка! Помочь чем-нибудь надо? Она ждала этого вопроса. Специально ничего не просила сама, зная, что Зорин может отказать. Но ещё лучше Лере было известно, что он из тех людей, которых стоит только немного заинтересовать, и тот сам предложит помощь. — Да я вроде со всем почти сама справлюсь, — её голос напоминал змею. Тихий. Аккуратный. Подкрадывающийся к сути. То, что справилась она лишь с самой идеей, девчонка тоже решила не рассказывать. — С помещением только проблемы. — А что с ним? — Его нет, — хохотнула Титова. — Всё либо где-то на окраине, где люди картины только в учебниках школьных видели, либо стоит как крыло самолёта. Чтобы такое пошло, надо в центре открываться, а там все здания или в собственности и в аренду не сдают, или государственные. Зорин нахмурился, будто бы размышлял о чём-то. Даже столовые приборы отложил окончательно, вновь подхватил бокал и отпил из него. Лера, выжидая перед броском, тоже сделала глоток. — А как тебе дом на Воздвиженке? — поднял глаза крёстный. — С куполом, полукруглый такой. — Это который прадеду Толстого принадлежал? — теперь пришла очередь девчонки хмуриться и припоминать, что в том доме происходили некоторые действия из «Войны и Мира». — Он самый, — кивнул Зорин. — Подойдёт для галереи? — Там километров пять до Кремля, — улыбка Титовой должна была раскалить до максимума и взорвать все лампочки в помещении, такой яркой выглядела. — Он для чего угодно подойдёт. — Тогда, — Виктор Петрович сделал ещё глоток, промачивая горло, — поедешь смотреть завтра. Змея внутри Леры победно зашипела. Она расслышала это за звуком ударившегося о тарелку бокала. — Он же в историческое наследие входит, разве нет? — нагло приподняла уголок губы девчонка. — Вот и будешь в нём творить историю, — Зорин откинулся на спинку стула. — Обстряпаем всё документально, не переживай. — Ой, дядь Вить, что бы я без тебя делала? Риторический вопрос выскользнул из уст Титовой, всё той же змеёй прополз по столу между тарелками и приборами и ласково потёрся головой о руку Виктора Петровича. Он был тем мужчиной, которого нужно было хвалить, умасливать, показывать ему его же значимость. Лера довольно хорошо знала об этом. Наталья Петровна всегда старалась говорить со старым приятелем именно в заискивающем тоне, и в такие моменты он мог свернуть горы даже для чужой жены. Всё же девчонка набралась от родительницы достаточного количества знаний и умений, как бы она не пыталась отбрыкиваться от такого багажа, чтобы теперь общение с Зориным давалось ей фантастически просто. — Кстати, как у тебя дела с Космосом? — Виктор Петрович подхватил бокал, прокрутил его в руке и сделал очередной глоток какого-то вина, которое очень любил Сталин, если верить официанту «Санта Фе». — А как у меня могут быть с ним дела? — совершенно нетактично вопросом на вопрос ответила Титова. — Я хоть и старый, но не глупый, — мужчина чуть рассмеялся, не собираясь выглядеть дураком. — Прекрасно знаю про ваши шуры-муры, наслушался от Игоря, ещё когда ты из дома убежала. — Дядь Вить, о парнях поболтаем? — Лера провернула тот же трюк с напитком, что и крёстный, вот только разница заключалась в одной значительной детали: он просто наслаждался терпким вкусом, а она скрывала нервный порыв рыкнуть. — Так вы расстались, да? — ничуть не замешкался Зорин. — Белов обмолвился как-то. — А я думала, вы его вопросы решаете, а не обсуждаете мою личную жизнь, — она постаралась не звучать так, как ощущала эту фразу: обиженной и уязвлённой. — Ну, что ж, раз ты всё равно всё знаешь, то мы с ним не общаемся. — Лер, раскидываться такими знакомствами, — поучительный тон пусть крёстного, но всё же отца, прорвался в голосовые связки Виктора Петровича, — это очень плохая идея. Недальновидная, понимаешь? — Какими? — фыркнула Титова. — Чё он может? На стрелку съездить и впрячься, если меня трясти кто будет? — Да хоть бы и так, но я не об этом. Мужчина сделал большой глоток вина, оставив на дне около трёх миллиметров жидкости, отставил бокал в сторону и, сжав руки перед собой на столе в замок, придвинулся ближе, надеясь, что Лера так лучше усвоит урок, который Зорин решил ей преподать. — Знаешь, почему твой отец так лихо фабрику к рукам прибрал? — Потому что наворовал денег, пока был чиновником? — девчонка расхохоталась от того, как за секунду вспыхнул Виктор Петрович и как тут же мигом остыл, принимая довольно объективную честность её слов. — Давай вот без этого! — безуспешно попытался оборвать он смех крестницы. — Это тоже, но неважно. Ты разбирала документы в его кабинете? — Ну так, пошарилась немного, но без энтузиазма, — очередной глоток потёк по горлу Леры, расслабляя собравшуюся вязкую наледь на стенках от выдержанного напитка. — У Игоря была записная книжка, причём ещё с института, — принялся вспоминать Зорин, — и он записывал туда каждого человека, с которым общался какое-то время. Она уже была вся драная, а он всё равно её хранил. Так вот твой отец вычёркивал оттуда только тех, с кем он порвал связь. Знаешь, сколько было таких людей? — М? — Бровь Титовой вопросительно взлетела наверх. Она понятия не имела о такой чудесной книжечке в закромах папы. — Два. За все эти годы, — довольный тем, что сумел завладеть искренним вниманием Леры, кивнул мужчина. — И это были люди, которые его подставили когда-то давно. Понимаешь, к чему я веду? Девчонка поджала губы, распределяя по ним остатки помады, не осевшей в отпечатках на бокале, поставила тонкий хрусталь на стол и взяла небольшую драматичную паузу, выдерживая ровно столько, сколько было положено, чтобы показать свои раздумья. — Космос может когда-нибудь мне пригодиться, — скорее утвердительно, нежели с вопросом, заключила Титова. — И его не стоит вычёркивать из записной книжки. — Умница, — кивнул крёстный. — Ты знаешь, я всегда ценил, что у тебя есть характер, и ты его показываешь. Но, Лер, вспомни, из какой ты семьи. Наташа постоянно говорила и тебе, и Кате, что связи делают человека влиятельным. Не рушь эти самые связи, которые в будущем сыграют на руку. — Катя легла под такую связь, — ехидно ухмыльнувшись, посмотрела на Зорина исподлобья Лера. — Если я скажу, что ты тоже, обидишься? — Нет, — со смехом ответила девчонка. Ей был нужен подобный разговор. Как бы Титова не ерепенилась, выпуская шипы, будто дикобраз, каждый раз, когда родители пытались направлять её в нужное русло, иногда подобные ликбезы требовались, словно указатель на пути к светлому будущему через глухой лес и непроглядную чащу. Лере необходимо было нащупать верный курс, куда податься и, самое главное, с кем это всё мутить. Она не была конченой идиоткой, даже при учёте юношеского максимализма, распространяющегося спорами по организму, а потому превосходно понимала: в одиночку провернуть такую схему, как открытие галереи — не вариант. При учёте помощи с помещением, всё равно задача ощущалась непосильной, и девчонке правда нельзя было разбрасываться ценнейшими кадрами, способными профинансировать её залихватскую идею. Возможно, это очень эгоистично и вполне себе меркантильно со стороны Титовой, но она искренне посчитала, что испытывающий пресловутое чувство вины Кос — идеальный вариант человека, с которого можно будет стрясти бабки. Естественно, не в качестве моральной компенсации. Сидя за столом с крёстным и вернувшись к болтовне о прелестях здания на Воздвиженке, Лера решила надавить на свою беззащитность перед Холмогоровым. При всех раскладах он не был отвратительным человеком, а потому вытащить из него желание загладить ошибки прошлого — прямой путь к спонсорству галереи. И та змея, что выторговала девчонке одно из лучших помещений в столице, уже примеряла размер клыков для шеи бывшего возлюбленного.