Малолетка

Очевидно, пришло время возвращаться домой. Потому что последние три дня Лера вела себя как умница, доказывая отражению в зеркале, что она ещё не совсем скатилась до уровня беспробудно страдающей девки, имевшей неосторожность запасть не на того. Причём дважды. Да ещё и на разных. Наверное, где-то внутри у Титовой был вшит магнит, удивительным образом обладающий силой притяжения для мудаков. Одним своим полем магнит тянул как можно ближе парня, который способен разрушить Леру, а вторым полем глушил её здравый рассудок. Но в последние три дня магнит забарахлил. Девчонка не пила, не курила и даже начала питаться. Это пока что было мало похоже на нормальный приём пищи, но даже та сосиска, которую отправила в себя вчера под вечер Титова, была лучше любого из её ужинов последний месяц, когда выбор стоял между бухлом и бухлом вприкуску с косяком. Ей бы стоило прокапаться, по-хорошему. Прийти в какую-нибудь местную клинику и на ломаном английском умолять вставить в руку катетер по типу тех, с которыми сроднилась Лера в стенах Склифа. Вот только по прозрачным трубкам не текло бы обезболивающее, теперь в кровь поступал бы детоксикационный раствор. Глюкоза, гемодез и иже с ними заменяли бы в лейкоцитах этиловый спирт, который теперь ощущался едва ли не обязательной составляющей ежедневного существования девчонки. Но вместо физраствора Титова выбрала другой способ избавления от своей пагубной тяги. Она намеренно не называла месячный загул запоем, ибо это слово звучало до того омерзительно, что сразу перед глазами вставало одутловатое лицо какой-нибудь женщины-пьянчужки, возраст которой, на первый взгляд, варьировался от тридцати до шестидесяти. Лере не хотелось причислять себя к подобным особям даже исключительно внутри головы. Она решила бороться с пьянством посредством культурного обогащения. Девчонке всегда казалось, что алкаши — самые бескультурные люди в мире, и если пойти после попойки в музей, то алкоголь в организме просто вымрет от культурного шока. Сбежит, просачиваясь в поры, лишь бы не соприкасаться с чем-то возвышенным. Впрочем, Титова не то чтобы выбрала очень одухотворённое место для этой борьбы. Первым, куда она заглянула, был музей секса в Праге. Лера искренне решила: уж если в её жизни он отсутствует, то она хотя бы посмотрит, как и чем этим занимаются другие люди. Девчонка не знала, плакать ей или смеяться, когда прогуливалась от одного экспоната к другому и, не скрывая интереса, во все глаза пялилась на разного вида игрушки. Хотя, «игрушка» ассоциируется с чем-то невинным и детским. Там же… Господи, вряд ли резиновый член, зажатый меж двух кожаных сидушек, можно назвать невинной забавой. Скорее пыточная камера, маскирующаяся под Грааль удовольствия. Другие же предметы этой сокровищницы секса и вовсе вызывали громкий смех. Разного рода украшения — настоящие драгоценные кольца на член и ожерелья для половых губ с фотографиями применения, само собой, заставляли Титову смущённо отводить глаза, хихикать себе под нос, но продолжать рассматривать. Она в какой-то момент даже задумалась: с какими мыслями люди делали эти фотографии? Хвастались ли они после друзьям, мол, их отдельные части тела являются частью экспозиции в музее? Приводили ли родителей на выставку? Наверное, вряд ли. Фотка пизды на всеобщее обозрение — однозначно не то, о чём с гордостью рассказывают за столом на семейном ужине. Отдельные предметы вовсе навевали ужас. Титова около двадцати минут рассматривала действительно огромных размеров деревянный член, похожий на ракету-торпеду. Он был в длину метра полтора, а в обхвате около четырёх девичьих ладоней. Если такое в кого-то вставляли, он должен был пройти насквозь и натурально порвать несчастного, выйдя через драный рот. Леру передёрнуло всем телом, как только она представила подобную картину. На фоне подобного «великолепия» различные кожаные маски виделись буквально шуткой из начальных классов школы. Ну, кого может удивить конструкция на лицо, когда рядом с детальной рисовкой плакат, на котором в женщину въезжает радиоуправляемый танк, вместо пушки у которого самотык. К слову, вплотную к даме расположился мужчина, держащий в руках пульт управления от этого транспортного средства оргазмов. Вернувшись в гостиницу после столь увлекательного времяпрепровождения, Лера пожалела, что пошла именно в этот музей и именно в первый день своей трезвости. От всего увиденного хотелось снова напиться и, сидя за липкой стойкой уже родного бара, оплакивать отсутствие секса в собственной жизни, запивая каждую слезу рюмкой. Это же сколько всего ей ещё не довелось испытать в жизни… Нет, ну вот к тому хую-ракете она, безусловно, не была готова, но драгоценный камень на клитор — довольно интересный эксперимент. Второй и третий день Титова провела в крайне скучном месте. Хотя любой музей в сравнении с тем, первым, выглядел теперь бескрайней тягомотиной. Впрочем, Национальный музей Праги всё же кое-чем сумел поразить Леру. Для начала само здание выглядело очень величественно. Фасад дворца на Градчанах украшала аллегорическая скульптурная группа, а сам изукрашенный барельефами фасад венчался высоким куполом. В просторном роскошном холле были расставлены скульптурные портреты выдающихся граждан страны, а за ними на стенах висели пейзажи с изображением исторических замков. Девчонка ощущала невиданной силы величие, поднимаясь по широкой раскидистой лестнице с красной ковровой дорожкой, и запрокидывала голову, ловя на лице солнечные лучи, пробивающиеся через стеклянную крышу. Общее ощущение помпезности не давило, напротив, оно заставляло распрямить спину, практически сжать лопатки, гордо вскинуть подбородок и идти размеренным неспешным шагом. Стены будто нашёптывали: в подобных дворцах бегают разве что слуги, никак не аристократы. А Титова считала себя куда повыше статусом, чем какие-нибудь кухарки или гувернантки живущих здесь несколько веков назад отпрысков с голубой кровью в венах. Особенно Леру увлекли две экспозиции. Отдел нумизматики, один из самых старейших в музее, буквально ломился от разного вида монет. Там выставили и те, что были в ходу самой Чехии, и множество других. Наборы иностранных хотелось разглядывать часами. К сожалению, глупое правило, будто экспонаты в руки брать строго запрещено, работало и в этом музее, а потому самую интересную часть экспозиции девчонке пощупать не удалось. А так хотелось хотя бы на секунду прикоснуться к монетам классической древности, провести по ним подушечками пальцев и обязательно запомнить на всю жизнь то чувство, которое возвращало бы на сотни лет назад. Во времена, когда Титовой не то что не было в планах, когда ещё даже их рода, должно быть, не существовало. Вторым же, привлекшим внимание Леры отделом стал тот, в котором выставили экспонаты из двух театров — Национального и Виноградского. В большом помещении девчонка увидела декорации и кукол знаменитого театра марионеток, музыкальные инструменты, эскизы театральных костюмов, выполненные известными чешскими художниками. Это завораживало. Видеть театр изнутри казалось чем-то очень личным. Титова то представляла себя актрисой, то участником оркестра, а то и вовсе театральным критиком. Это место натурально цепляло на лица посетителей разные маски, безмолвно предлагая тем ощутить влияние Мельпомены. Уже возвращаясь в гостиницу, совершенно выбитая из сил, Лера нечаянно набрела на какой-то очередной музей. В общем-то, его можно было, особенно после всего увиденного до этого, обозвать так лишь с натяжкой. Вряд ли там были выставлены оригиналы работ, скорее достаточно неплохо выполненные копии, но это не портило общее впечатление. Ван Гог, Мане удивительным образом переплетались на одних стенах с Уорхолом и Климтом. Глаза девчонки перескакивали от «Звёздной ночи», которая уж точно не висела в подлиннике, к «Поцелую». Потом прыгали на «Завтрак на траве» и после долгого рассматривания не то буханки хлеба, не то тыквы, перемещались к репродукции «Диптиха Мэрилин». Усталость, которая давила на Титову, пока она брела по брусчатым улочкам Праги, волоча за собой ноги, испарилась, выветрившись в приоткрытую форточку небольшого частного музея. Этот груз взаправду исчез, оставляя после себя свободное пространство, которое тотчас заполнило восхищение. Оно чувствовалось не тягучим, как стекающий с половника кисель в детском саду на полдник, вовсе нет. Оно было ободряющим. Словно запах свежескошенной травы под окнами ранним утром. Такой всегда поднимает с кровати немного раньше и подсказывает: день будет отличным. Лера посмотрела на себя в зеркало, усмехнувшись. Прошедшие три дня оставили в ней след. Довольно разный, но всё же. Каждый музей что-то переключил в девчонке, доработал неисправный механизм внутри, и теперь от неё не разило отчаянием. Возможно, самую малость, однако это уже было лучше, чем какую-то неделю назад. Тогда она в принципе не могла без отвращения смотреть на собственное отражение, а теперь Титову лишь слегка раздражали непослушные волосы, которые от жёсткой воды и дешёвого шампуня превратились в солому. Она забрала копну в два дракончика, пытаясь так исправить общее плачевное состояние, и смотрящая через гладь отражающей поверхности девчонка напоминала Лере себя лет в пятнадцать. Правда, тогда глаза были не такими безликими и потухшими, но с этим справиться походами в музей было нереально. — Пора, — пробормотала Титова, кинув быстрый взгляд на висящие над кроватью часы. Если верить стрелкам на циферблате возле ресепшена, эти отставали примерно на пятнадцать минут. Почти все последние деньги Лера потратила на билет до Москвы, купив его в авиакассе возле того, уже ставшего легендарным в её жизни, музея секса. Девчонка оставила немного на такси до пражского аэропорта и уже после до дома. Главное — добраться в родную квартиру, а уж там из секретера отца она вытащит достаточную сумму, чтобы записаться в какую-нибудь близлежащую парикмахерскую, где из Титовой сделают человека. Во всяком случае, попытаются.

***

Лера не без труда открыла толстую металлическую дверь, волоча за собой чемодан. Её не было чуть больше месяца, а всё изменилось. Хотя, наверное, изменилась и сама девчонка, так что остальное тоже должно было претерпеть кардинальные перемены. Титова пыталась припомнить, в какой момент в их подъезде отстроили небольшое помещение под широкой лестницей, из окошка возле двери которого просачивался тёплый жёлтый свет. — Извините, вы в какую квартиру? — загораживая собой свечение, в пространство вклинилась пожилая женщина с начёсом и забранными наверх седыми волосами. Она быстро нацепила на себя очки, поправив мостик, и придирчиво осмотрела Леру с ног до головы. — В двадцать пятую, — сдув выбившуюся прядь из косички, ответила девчонка. — Там нет никого, — протянула женщина, подобравшись. Она точно знала, о чём говорит. В этой пустующей квартире на третьем этаже никто не жил все две недели, пока старушка трудилась. — Я знаю. — Титова попыталась улыбнуться добродушно, скрывая надрыв в голосе. Ей хотелось как можно скорее оказаться в родных стенах, а не трепаться на первом этаже с кем попало. — Я там живу, просто уезжала на полтора месяца. — Да? — приподняла бровь женщина, явно не веря ни в одно слово. Молодая девчонка выглядела как домушница, подтверждая свой род деятельности потрёпанным видом и большим чемоданом в руке. — Показать паспорт? — рыкнула Лера. — Если можно, — с придыханием женщина ещё раз поправила мостик и придвинулась ближе, наблюдая, как недовольная девчонка вытащила из сумки паспорт и пихнула его натурально в линзы очков. — Позволите? — вопросительно посмотрела на Титову старушенция, немного взяв за угол удостоверение личности. — Пожалуйста. Лера отпустила красную книжечку, полностью передав ту в руки женщине. Вот уж если кого и надо было брать на фейс-контроль в «Метлу», так это её! Тот громила едва ли мог настолько тщательно проверять на подлинность документ. Казалось, эта седовласая дама раньше работала надзирательницей в тюрьме, таким грозным взглядом рассматривала фотографию, украдкой переводя глаза на девчонку, или сотрудницей паспортного стола, знающей чернила печати о прописке вплоть до оттенка. — Спасибо, — протянув обратно Титовой документ, ласково произнесла женщина. От былой суровости и недоверия не осталось и следа. — Я совсем недавно работаю, ещё не всех жильцов знаю, вы уж извините. — Всё нормально, — улыбнулась Лера. — А я не знала, что у нас хотели консьержа посадить. Так что мы с вами квиты. — Так год назад собрание жильцов было, во всём доме теперь вот такие списанные со счетов бабушки сидят, — женщина расхохоталась, в очередной раз дотронувшись до мостика очков, съехавших по длинному прямому носу. — Вы не голосовали, что ли? — Родители ходили, наверное, — улыбка девчонки окрасилась грустью с примесью ностальгии по тем временам, когда подобные вопросы не интересовали её совершенно. Титова ловко закинула паспорт обратно в сумку, развернулась к почтовым ящикам и немного оттянула на себя металл, прищуренным глазом проверяя, насколько толстая пачка платёжек накопилась за время её отсутствия. — А вся корреспонденция теперь через меня, — окликнула Леру женщина. — Я её по квартирам раскладываю, так же удобнее? — Действительно, — девчонка кивнула, несмело повернувшись к консьержке, со стыдом осознав, что она напрочь забыла узнать у той имя и отчество. — Извините, а как вас?.. — Татьяна Викентиевна, — женщина деловито поправила очки, которые бы стоило приклеить к переносице. — Я раньше работала завучем в школе, но теперь там дорога молодым, так что я у вас уж тут буду хозяйничать. — Я Лера, приятно познакомиться, — по-доброму усмехнулась она. Было в этой Татьяне Викентиевне нечто схожее с мамой Титовой. Какая-то общая учительская выправка, некий стержень, держащий всегда чуть свысока над другими, но при этом очаровательная теплота исходила от морщинистых пожилых рук. Как у бабушки, которая и отругает, но исключительно за дело, и приголубит, если в жизни настоящий кавардак. — А мои платёжки у вас? — Лера подхватила ручку чемодана, мысленно представляя, как совсем скоро войдёт в квартиру. — Их забрал молодой человек, — пожав плечами, ответила Татьяна Викентиевна. — Сейчас, секундочку, как же его… — бормоча себе под нос, она смочила подушечку указательного пальца об язык и принялась перелистывать какую-то огромную тетрадь, лежащую на столе под окошком. — Это не то, тоже не то… Да где же? — бубнила она. — А, вот, нашла! Виктор! — Как? — Девчонка отшатнулась, словно консьержка не имя назвала, а предсказала Титовой, кто её убьёт через пару секунд. — Ну да, Виктор, — уверенно подтвердила женщина. — Приятный такой молодой человек, светленький. В рубашке всегда приезжал, в брючках. Жених? — Нет, муж сестры, — выпалила Титова. Он уже давно не был женихом и уж точно не её. — И он что, всё забрал? — Нет-нет, оставил мне денежку, а я уж заплатила, — Татьяна Викентиевна будто отчитывалась, параллельно вытаскивая всё из той же тетрадки какие-то чеки. — Вот, тут по каждой платёжке… — Я вам верю. — Лера цеплялась за чёрную пластиковую ручку чемодана столь сильно, что норовила её раздавить нечаянно. — Он и мою работу оплатил, правда на полгода вперёд, — хохотнула консьержка. — А он, — девчонка прочистила горло, стараясь не звучать как сухая струна скрипки в руках недоумка, которому медведь на ухо наступил, да ещё и потанцевал, — в квартире был? — Поднимался один раз, — кивнула Татьяна Викентиевна, — и заезжает каждые три дня, спрашивает, не вернулся ли кто. Вчера вот был. — Спасибо. Я пойду, устала с дороги. Спасибо вам большое. — Титова развернулась настолько топорно, что создавалось впечатление, будто она не умела сгибать конечности и вынуждена ходить всегда на выпрямленных ногах. Ей не было страшно подниматься наверх, но она боялась. Тот факт, что Пчёлкин приезжал, а вне всякого сомнения, таскался именно он, должен был встрепенуть что-то внутри Леры, подарить ей какую-то надежду на возможность всё исправить. Вот только она чувствовала это иначе. Зачем? Зачем он ездил сюда каждые три дня, узнавая, не вернулась ли она? Для чего платил по её счётам, оплачивал услуги консьержки? Эти вопросы неслись по извилинам так быстро, что девчонка не поспевала ответить на один, как нагонял другой. Она переступала ногами по ступеням, ища ответы в абсолютной пустоте предположений о его действиях, и не заметила, как оказалась напротив входной двери в квартиру. Продолжая задаваться вопросами, Титова нащупала на самом дне сумки связку ключей и только тогда поняла, насколько сильно опасалась прокрутить металл в замке. Лязганье билось в её руке так же отчаянно, как трепыхалось юное сердечко, давя с каждым ударом на желудок всё сильнее. Лера не знала, что увидит там, по ту сторону двери. Возможно, он разбомбил всю квартиру, перевернул её со злости вверх дном. А может, она заставлена завядшими букетами. Может быть, Витя понял, какую глупость натворил, и приезжал вымаливать прощение? С горем пополам девчонка-таки сумела сделать злосчастные обороты, пусть и не с первого раза, готовясь к худшему, но надеясь на лучшее. Она считала, что самым плохим раскладом были бы раскуроченные тумбочки и шкафы, из которых Пчёлкин вывалил на пол всю одежду, раскидав ту в разные стороны? Какой вздор! Реальность оказалась куда более болезненной, чем любые смелые фантазии Титовой. Аккуратно сложенные в стопочку домашние шорты с футболкой лежали на тумбе возле входа, а сверху покоилась её зубная щётка, покрывшаяся тонким слоем пыли. И всё. Никакой записки. Абсолютно ничего. Лучше бы он разворотил квартиру в свой приезд, чем душу Леры, когда та увидела забытые в его комнате отеля вещи. Мебель можно было хотя бы починить. Девчонка прикрыла глаза буквально на секунду, давая себе время собраться, чтобы встретиться с его «презентом» лицом к лицу уже в полной боевой готовности. Первой её реакцией стали распахнутые размером с пятирублёвую монету глаза и шумный выдох через рот. Однако второй раз выглядеть растерянной она не хотела. Титова была уверена: он мог бы вставить маленькую камеру куда-нибудь в смявшуюся ткань и теперь, наверное, сидел в своём кабинете, наблюдая, насколько сильно отголоски прошлого вывернули Леру наизнанку. Стараясь ничем не выдавать внутреннее кровотечение из натуральной издёвки, девчонка спокойно закрыла за собой дверь и даже смогла положить связку ключей на тумбу, не задев хлопковую ткань пальцами. Если бы она всё же коснулась, в этом месте рука бы вмиг почернела, как после ожога четвёртой степени. Её мышцы, кости, подкожный жир — всё разом отмерло, оставляя после себя запах жжёного тела. Титова сделала глубокий рваный вдох и такой же выдох, словно воздух перепрыгивал через ступеньки. Под свитером будто пустили тысячи муравьёв, которые ползали по рукам, груди, спине и вызывали зуд, который хотелось содрать с себя вместе с кожей. По-видимому, насекомые собирались в круг смерти, опоясывая и щекоча воплем горло, что вырвался из Титовой в ту же секунду, когда она размашистым движением руки скинула на пол привезённые им вещи. Она сжимала ладони в кулаках, одна из которых продолжала мучать пластиковую ручку чемодана, чуть приседала, сжимая с силой глаза, и вопила что есть мочи. Пыталась проорать всю ту обиду, которая циркулировала по телу вместе с муравьями, разнося её по порам и заталкивая как можно глубже. Ей не удалось вытравить эту боль алкоголем, косяками, побегом, так что теперь пришло время для очередной тщетной попытки: крик. Лера вела себя как маленький ребёнок, у которого отняли сладкую вату в парке, припоминая плакаты о кариесе возле кабинета стоматолога. Она прыгала на одном месте, орала, и ей осталось только заткнуть себе уши, выставив вперёд язык, чтобы в полной мере походить на себя лет так в пять. Правда, тогда девчонка ещё плакала, а вот сейчас — нет. Это было даже странно. Титова ждала слёзы. Она искренне считала, что именно через них, как через проводник, проходит большая часть боли, выплёскиваясь наружу и засыхая неровными дорожками на лице, стягивая кожу. Лере было необходимо почувствовать влагу просто ради того, чтобы убедиться: она не вопит впустую, ей удаётся поймать этих мерзких муравьёв и откинуть от себя, но подобная радужная перспектива оставалась исключительно внутри фантазийного мира девчонки. Титова понятия не имела, сколько вот так срывала глотку, закашливаясь и хрипя. Она отдалённо улавливала собственный вой, словно тот был в соседнем доме, и поражалась, до чего мерзко он звучал. Лера никогда не замечала, насколько же отвратительно выглядит истерика, причём любая, но вот теперь столкнулась с ней вплотную и насильно заставила себя успокоиться. Она стояла в стенах родительской квартиры. Той квартиры, в которой жили люди, презирающие подобные эксцессы. А значит, и пропитанный годами жизни внутри себя бетон тоже должен был презирать нечто подобное. Муравьиный рой испарялся вместе с первыми не рваными вздохами. Каждая удачная попытка вобрать в себя воздух придавливала и растирала большим пальцем одно насекомое, планомерно переходя к следующему. Любая другая повелась бы на подобный трюк своей психики. Любая, но не Лера. Не та девчонка, которая запиралась с воем и рвотой в ванной, натурально насилуя собственный желудок сжатой диафрагмой. Титова слишком хорошо изучила искусное умение подсознания чуть приспускать поводок, отпускать жертву от себя на достаточное расстояние, чтобы потом стянуть удавку с такой силой, что подъязычный хрящик переламывался в секунду, как песочное печенье. Лера не знала, где ей хочется оказаться сегодня, но она прекрасно отдавала себе отчёт, где оставаться буквально опасно. Теперь тот ремонт, затеянный ими с Витей, почти что в шутку, не был терапией, возможностью оторвать от горла ошейник из воспоминаний о Космосе. Сейчас обои, самолично поклеенные Пчёлкиным, стали новой удавкой. Это было даже немного извращённо смешно. Он пришёл исправить то, что испортил Кос, и разломал остатки к чертям. Как отрубить человеку правую руку, чтобы у него перестал болеть сломанный палец на левой. Примерно тот же уровень заботы. Лера продолжала стоять на пороге, обдумывая, насколько реально остаться здесь, в этой квартире, и не вскрыть себе ночью вены под колыбельную из беснующегося пса по ту сторону двери ванной. Девчонка не сомневалась: он прилетел следом за ней, возможно, на том же рейсе. Ответ, который был очевиден, маскировался под уловки сознания притвориться, будто Титова справится, но она довольно неплохо научилась читать ложь в собственных мыслях, а потому остаться на ночь в квартире было как подписать себе смертный приговор. Решение попалось на глаза случайно. Она просто вела взглядом по стенам и плинтусам, когда наткнулась на дверь в родительскую спальню. В детстве принято считать, что родители — настоящие супергерои, способные выручить из любой передряги, так что Лере нужно было поехать туда, где всё было бы про них. Кресло, бутылка красного вина в серванте, старые большие футболки и свитера с оттянутыми локтями. Девчонке нужно было оказаться в доме, который когда-то мама назвала «семейным гнездом», из которого однажды птенцы выпорхнут, но обязательно будут ещё наведываться, привозя уже своих чад. Титова быстро скинула с ног ботинки, даже не смотря на валяющиеся вещи с зубной щёткой, и резво забежала в свою комнату, на ходу стягивая непригодный для носки свитер. Он пропитался травой, текилой и сальными взглядами, так что теперь его участью служил мусорный бак за домом. Хотя… возможно, его бы стоило оставить. Просто как напоминание: иногда бывает настолько паршиво. Она не планировала наряжаться, всё же дача — не оперный театр, поэтому водолазка и чистые джинсы стали идеальным вариантом на этот вечер. Лера переступила скинутые на пол грязные вещи, направляясь в отцовский кабинет, и бросила беглый взгляд на ту самую стену. Обои он поклеил действительно ровно, по рисунку. Она решила содрать их, как только сможет вернуться в квартиру без потребности сообразить, куда бы спрятать от себя самой колющие и режущие предметы. Несколько сложенных пополам купюр из секретера отца поместились ровно в задний карман джинсов, когда Титова вошла на кухню и по привычке отодвинула в сторону тюль. Лера едва не отшатнулась от собственной руки. В последний раз она именно так вглядывалась во двор, ожидая, когда чёрный «Мерс» притормозит возле подъезда, а после из него вылезет тот, кто таскался последние полтора месяца сюда каждые три дня. Глобальное потепление, очевидно, пришло именно осенью девяносто пятого. Девчонка прикидывала, что примерно в то же время год назад она выходила в голубом платье и маминой шубе, для которой было, бесспорно, ещё рано, шагая вслед будущим молодожёнам. На самом деле, то было не «примерно». Сегодня был именно этот день. Просто она забыла. Не трудно потерять в памяти то, чего там никогда не оседало. Титова втиснулась обратно в ботинки, накинула плащ, который как нельзя лучше подходил к погоде, и подхватила в руки всё ту же сумку, с которой уже успела сроднится. Стены квартиры почти что выпроваживали её, заставляли уйти как можно дальше, спасали маленькую беглянку от неминуемой истерики, которая, безусловно, заявится, как только сумерки сгустятся над Москвой, снимая намордник с добермана.

***

— Девушка, приехали, — громко крикнул водитель попутки, обернувшись. — А? — Лера, сонно встряхнув головой, провела ладонями по лицу и широко зевнула. Два часа езды раскумарили её настолько, что девчонка не заметила, как уснула на заднем сидении старенького «Москвича». — Да, извините. Титова подавила очередной зевок, прогибаясь в спине, и вытащила купюры. Она отсчитала семь тысяч, всунув их в руку молодого парня, который явно утром работал где-то на заводе, а по вечерам бомбил, чтобы хоть как-то свести концы с концами. — А у меня сдачи не будет, — водитель растерянно крутил головой по салону, словно у него где-то завалялась тыщёнка-другая. — Без сдачи, спасибо, — улыбнулась Титова. Они договаривались на пять с половиной, но человеку, радушно согласившемуся везти Леру на другой конец города аж за МКАД, она бы отдала целое состояние. — Это вам спасибо, — паренёк усмехнулся, засовывая деньги в нагрудный карман потёртой кожанки. Девчонка ступила из машины, стараясь не испачкаться о грязный порог, в тот момент, когда ей навстречу из будки охраны за коваными воротами вышел мужчина, всматриваясь в темноту, подсвечиваемую ярким светом фар, и пытаясь разобрать, кого принесло под вечер в СНТ. — Вы к кому? — громко спросил охранник, прикладывая ладонь ребром ко лбу. — К себе домой, — перекрикивая шум заведённого мотора «Москвича», ответила Титова. Она шагнула ближе, встав так, чтобы её было достаточно хорошо видно человеку, который однажды поймал маленькую Леру и отвёл к родителям, когда та решила посмотреть, что находится за воротами. — Ой, Лера, а я тебя и не узнал! Богатой будешь, — рассмеялся охранник, спешно отворяя ворота. — Да я уже вроде, — поддержала его девчонка. — Не признали меня сразу? — Не-а, выросла-то как! — Мужчина пропустил её вперёд, тут же закрыв калитку обратно. Он всегда после этого озирался по сторонам, будто охранял не частный посёлок, а секретную военную базу. — Давненько ты не наведывалась. — Да, есть такое, — бросила себе за плечо Лера, двигаясь вперёд по улице, освещённой фонарями, и звук месива из разжиженной грязи от недавно прошедшего дождя под подошвой ботинок был слишком громким. — А там у тебя го… — окончание фразы съел визг буксующего «Москвича». Девчонке бы стоило остановиться, подойти к охраннику поближе, переспросить, что там у неё, но она лишь коротко кивнула и пошла дальше, заранее зная, что мужику только дай волю — протрещит часа два. Папа всегда старался как можно быстрее смыться от него. Титова сделала ровно то же самое. Лера шла вперёд, всматриваясь, как в свете фонарей блестел моросящий дождь. Он был чем-то похож на снежинки, но не такой лёгкий. Капельки напоминали тысячи небольших сточенных игл, которые падали на лицо, но не оставляли после себя царапин. Один из тех фонарей мигал, будто в фильме ужасов, но едва ли он был способен навевать страх. Обычно за поворотом около такого фонарного столба скрывался маньяк, пряча за спиной огромный тесак, но тут это моргание выглядело бутафорией. Уж где-где, но в этом дачном посёлке маньяку придётся пройти полный досмотр, если он хотел приобщиться к миру, в котором жили состоятельные граждане. В редких домах горел свет. Это не казалось странным, всё же многие строили жилища, чтобы в них можно было приезжать круглогодично. Вот только не в том, возле которого остановилась Лера. На первом этаже однозначно кто-то был. Из окон кухни и гостиной сочилось несколько дорог света, падая на безвозвратно испорченные кусты маминых пионов и небольшую тропинку. Сначала девчонка хотела развернуться, побежать обратно к охраннику и орать, чтобы тот пошёл с ней. В его работу вроде как входит следить за тем, кого приносят черти на территорию, разве нет? Но Титова никогда не относила себя к трусихам, искренне считая: если бояться всего, можно вообще не жить. Вряд ли к ней в дом залез маньяк. Ну, правда. А даже если и он, чего тогда свет включил? Лера осторожно приоткрыла калитку, не заметив машины за своей спиной. Она вообще ничего не замечала. Всё её внимание сконцентрировалось на дорожках света. Девчонка вошла почти бесшумно, будто бы именно она кралась в чужое жилище, и таинственно прошлась по асфальтовой тропинке к дому. Титова неспешно поднималась по ступеням, так же открыла дверь и вошла внутрь, стараясь через каждый шаг, каждое движение вернуться в прошлое. В то время, когда мама и папа были живы. Когда отношения с Катей оставались в рамках нормальных. Когда Лера не сбегала из России, пытаясь быть быстрее собственных чувств к мужу сестры. Когда никто не проникал на их дачу осенним вечером. Девчонка отчётливо уловила звуки из гостиной. Не то стон, не то хрип. Она уже было подумала, что каким-то невероятным образом бомжи попали на территорию посёлка, минуя пост охраны, через забор со стороны железнодорожных путей. Титова подходила к комнате, из которой, не прекращаясь, доносились звуки, крепко обхватив ручку сумки пальцами. Готовясь в любой момент отходить бездомных по головам, если те решат напасть. Но всё оказалось намного прозаичнее, даже как-то банально. В гостиной удобно расположились двое, но отнюдь не люди без определённого места жительства. У этих в собственности имелась хата на Цветном и два «Мерса». Какие уж тут бомжи? — Что вы здесь забыли? — смотря на то, как Пчёлкин путался пятернёй в волосах своей супруги, стоящей перед ним на коленях и инициативно отсасывающей, громко спросила Лера. Девочка хотела бы запомнить этот момент на всю оставшуюся жизнь. То, как дёрнулась в сторону Катя, зашипев от боли. Как Витя в испуге сжал в кулаке её волосы настолько сильно, что чуть не выдрал жене клок с затылка. Титова бы хотела зацементировать в памяти изменения на лице сестры: недоумение, шок, гнев, смущение. Всё смешалось в мускулах Пчёлкиной, пока она подскакивала с пола, а её супруг, отвернувшись, натягивал на себя брюки с боксерами и быстро застёгивал молнию на ширинке. Лера хотела сказать, что он может не утруждаться, она видела уже там всё, но не стала. — Я ещё раз спрашиваю, — перехватив поудобнее сумку, твёрдо произнесла девчонка, — какого хуя вы забыли в моём доме? — В твоём? — Катя окончательно поднялась на ноги, лишь усилием воли сдержавшись и не кинувшись на сестру. — Это ты лучше объя… — Да, в моём, — рявкнула Титова, затыкая девушку, у которой из всего спектра эмоций остался только гнев. — Документы на право собственности показать? Пчёлкин бегал по ней шальным взглядом, не понимая, как реагировать. Она здесь. Живая. Стоит, вскинув подбородок, и буквально плюётся ядом, но это не она. Что-то изменилось. Какая-то неуловимая деталь. Нечто, оставшееся в том немецком отеле. Жизнь её там осталась, блять. Целая огромная жизнь. — Да ты хоть знаешь, сколько человек тебя искало, а? — Катя угрожающе двинулась на сестру.— Да мы всю Москву на уши поставили, чтобы тебя найти! Где ты была? — В Праге, — ничуть не стушевавшись, пожала плечами Лера. — По музеям ходила. — Ты должна была вернуться больше месяца назад! — голос Пчёлкиной надрывался в каждой букве. — Тебя искали все! Я, Витя, Космос, даже Саша и Виктор Петрович! Тебя уже хотели в розыск объявлять! Ты вообще думаешь своей головой, что делаешь? Крышу сорвало после смерти родителей? Решила, что тебе всё можно? Да как ты вообще смеешь приезжать сюда и что-то мне говорить, малолетняя су… — У тебя сперма. Вот здесь, — девчонка провела подушечкой большого пальца по нижней губе и кивнула сестре. — Ты вытрись сначала, а потом и орать можешь дальше. Хотя, знаешь? Мне так глубоко поебать на тебя и твои слова. Катя взвизгнула, словно её ошпарили кипятком, и вылетала из комнаты, не забыв толкнуть сестру плечом. Может быть, сделай Титова чуть менее пафосное выражение лица, девушка бы не ощущала себя смешанной с грязью, но Лера не сделала. Она только опустила взгляд, считая количество ударов ступней по лестнице, когда Пчёлкина бежала на второй этаж, и едва заметно вздрогнула вместе с захлопнувшейся дверью, должно быть, в ванную. — Где ты была? — отмерев, тихо спросил Витя. Он бы мог это произнести лишь губами, а она всё равно бы расслышала. Между ними натянулся вакуумный пузырь, обволакивая людей, стоящих на расстоянии причинённого унижения и нескольких недель беспробудной пьянки. — В чистилище, — шёпотом ответила Титова. Лера посмотрела на него гордо, свысока. Пчёлкин редко видел такой её взгляд, а обращённым к себе и вовсе заметил впервые. Она явно пыталась сделать вид, будто Витя не засадил нож куда-то вглубь девчонки. Держала лицо и, видит Бог, парня это восхищало. То, с каким усердием Титова пыталась спрятать очевидное. Ведь Пчёлкин знал, где конкретно тот нож и в каком месте рана по-прежнему кровоточила. Почти в центре грудной клетки, с небольшим смещением влево. Полый орган, обтянутый оболочкой. Сердце, мать его. — Я искал тебя по всему Берлину два ёбаных дня, — безэмоционально начал Пчёлкин, — объездил каждый бар, каждый отель, а ты просто припёрлась и говоришь, что была в чистилище? — Я познакомилась с парнем, он предложил полететь в Прагу, — нагло врала Лера. Она хотела, чтобы болело не только у неё. — Он, знаешь, классный. И в сексе тоже. Трахались с ним с утра до ночи, потом шли в бар, потом снова траха… — Закрой рот! — грубо оборвал девчонку Витя. Она не заслуживала такой грубости. Никто, по правде говоря, её не заслуживал, но подобный тон был привычен для Пчёлкина. Как будто тот сидел под его кожей, в крови. Из переплетений грубости было собрано его ДНК. — Где ты была, блять? — Я же сказала: ходила в Праге по музеям, — Титова закатила глаза, утомляясь от разговора с человеком, который выглядел живой статуей. — Тебе перечислить все картины, которые я видела? Он пытался через склеру глаз найти что-то живое в ней, но едва ли это можно обнаружить у той, чьи органы были растерзаны взбесившейся псиной. Перед Витей стоял труп, ещё по инерции разговаривающий и закатывающий глаза. — Зачем вы сюда приехали? — Лера пыталась выглядеть такой же ничего не чувствующей, как он, прислушиваясь к звукам хлещущей наверху воды. Она пыталась сделать вид, что все её чувства прилипли к барной стойке с пролитой текилой. — У нас сегодня годовщина свадьбы, — невесело усмехнулся Пчёлкин. — Желаю сдохнуть в один день, — звуча голым уязвлённым самолюбием, рыкнула девчонка и, развернувшись на пятках, вылетела из дома, захлопнув за собой дверь с такой силой, что рамка с фотографией возле входа упала на пол. Битое стекло разнеслось на пару кварталов вокруг. По крайней мере, Титовой так показалось. Лера бежала вперёд, оставляя последнюю надежду на спокойный сон этой ночью позади, и терзала пальцами ручки сумки. Если бы он прищурился, дёрнул щекой, сжал ладони в кулаках, было бы не так страшно. Но дрожащая злость в его голосе при абсолютном внешнем спокойствии была настолько угрожающей, что у девчонки заледенели кончики пальцев. Кровь тоже испугалась его и отлила от конечностей. Жидкий гелий циркулировал по организму вместо лейкоцитов, когда Титова убиралась как можно дальше. Лера вздрогнула от удара металлической калитки за спиной, и звук подтолкнул её в лопатки пойти дальше, к посту охраны. Наверное, во всяком случае она так думала, ей было бы легче, если бы Пчёлкин просто сказал, что рад её возвращению. Или если бы он притворился, будто ничего не было. Блять, ей было бы куда легче, если бы сегодня они с Катей не прикатили на дачу праздновать свою годовщину. Омерзительное понимание, что Витя женат на сестре, опять сумело играючи просто ворваться в жизнь девчонки, попутно разрушая те несколько месяцев, в которые она умудрялась забыть об обручальном кольце на его правой руке. Впрочем, он просто носил на нём всё ту же печатку, которая когда-то привлекла внимание Титовой. Хотелось опять напиться. Хотя бы ментально вернуться в Прагу. Пускай в том её проявлении, которое стоило бы растворить в воздухе Чешской столицы вместе с дымом косяка. Первым местом, выглядящим максимально уютным на этот вечер, стала «Метелица», но её Лера отмела сразу. Нет, дополнительные ассоциации с этим русым мудаком не входили в планы девчонки. Тогда она вспомнила про заведение, расположившееся на Красной Пресне. Большое здание, вмещающее в себя кинотеатр, валютный ресторан итальянской кухни «Арлекино» и одноимённый ночной клуб. Само собой, Титова не собиралась смотреть сегодня какой-нибудь шедевр кинематографа или есть пасту. Её привлекала идея танцев под яркими лучами светодиодов. Меся под ногами грязь, Лера добралась до поста охраны. Она поймала на себе удивлённый взгляд человека, который предупреждал её о приехавших на дачу людях и которого она так нелепо проигнорировала. — Вы можете заказать мне такси? — едва не задыхаясь от быстрого бега, спросила девчонка. — Да, конечно, проходи, — охранник чуть отодвинулся глубь своей небольшой коморки, пропуская Титову вперёд, и лишь догадывался, от чего она так спешно уносила ноги. Маньяк всё же смог пробраться на территорию дачного посёлка, причём не окольными путями, а прямо через главные ворота на своём шестисотом «Мерсе». — Куда поедешь? — В «Арлекино», — твёрдо заявила Лера. — У меня сегодня праздник, годовщина свадьбы сестры. — А чего без неё? — Мужчина подхватил чёрную трубку со стационарного телефона и принялся крутить цифры номера такси, записанного на небольшой бумажке, что висела на стене над аппаратом. — Терпеть не могу её муженька, — ответила девчонка без какого-либо лукавства. Это была правда. Она больше не могла его терпеть в своей жизни.

***

Здание в стиле «советского модернизма» выделялось. Мигающая яркая вывеска ресторана привлекала внимание даже тех, кого танцы под громкую музыку вообще не интересовали. Длинная лестница выглядела настоящими ступенями в довольно грязный и, что уж греха таить, кровавый Эдем. Входные двери натурально подсвечивались невидимым сиянием, словно врата в райскую кущу. В «Арлекино» хотелось попасть хотя бы раз в жизни, заглянуть, пусть и одним глазком, а потом до конца своих дней рассказывать, какого это — побывать на земле обетованной. Это заведение не выглядело устрашающе, но являлось таким по факту. Простые москвичи и гости столицы понятия не имели, какие дела творятся в кабинетах директоров. Разные бригадиры наведывались туда, будто на работу, надеясь отхапать себе под «крышу» часть клуба. Наверное, «Арлекино» прокляла какая-нибудь ведьма с костяной ногой, которую развернули на фейс-контроле однажды, сочтя её неподходящей для подобных мест. Другого объяснения, почему лидеры столичных ОПГ, желающие подмять под себя первый в России ночной клуб, дохли, как мухи от «Дихлофоса», не находилось. «Арлекино» убивал каждого, кто хотел его нагнуть. Видать, скоморох не любил стоять раком. — Остановите здесь, — пыталась перекричать поющего своё «Такси» Шуфутинского из трещащей магнитолы Лера. — Да стойте же, я здесь выйду! Девчонка не собиралась ни минутой больше проводить внутри прокуренного авто, прикидывающегося такси, про которое так отчаянно затягивал песню шансонье. Она быстро расплатилась по счётчику, выбираясь с заднего сидения машины, вставшей в совершенно бесконечную пробку на подъезде к «Арлекино». Казалось, сюда решили завалиться этим вечером все жители столицы, кроме тех, которые вскрывают и забираются на не принадлежащие им дачи. Люди, столпившиеся около дверей, растянулись настолько, что некоторым пришлось стоять на верхних ступенях лестницы, ведущей к входу. Более удачливые умудрялись жаться друг к другу под круглым козырьком, менее счастливые мокли под моросящим уже около часа дождём. Титова как-то слышала, что есть три способа попасть внутрь этого клуба. Мужчины входили исключительно по купленным билетам, стоимость которых была в районе половины месячной зарплаты обычного трудяги. Для девушек ввели более интересную систему: однозначно привлекающих внимание пускали бесплатно, словно они были частью интерьера, приманкой для толстосумов с плотно набитыми валютой кошельками. Тех, кого природа и косметика не одарили неземной красотой, запускали за полцены билета, одновременно и облагая налогом неказистую внешность, и делая скидку от полной стоимости по той же причине. Лера честно отстояла очередь, изредка фыркая, когда какой-нибудь мужик с цепью, ещё шире, чем у Белова, протаскивал тёлку на высоченных цирлах вслед за собой. Каждая из этих барышень выглядела так, будто ещё минут тридцать назад она преспокойненько стояла себе на панели и никого не трогала, но потом появился спаситель в малиновом пиджаке и таки уволок шалавистого вида эскорт провести вечерок вместе. — Куда? — немногословно изъясняясь, спросил охранник, когда Титова оказалась напротив него, промокшая и изрядно утомившаяся очередью. — В клуб. — Лера приподняла ворот плаща, пытаясь совладать с беснующимися каплями, что попадали за шиворот и неприятно царапали кожу. — Билет, — всё тем же отвратительным басом потребовал амбал. Девчонка закатила глаза на автомате. Серьёзно. Ни одна из тех девиц, у которых юбка едва ли доходила до середины бедра, не вытаскивала из кармана билет, а вот от Титовой его, конечно же, потребовали! Очевидно, у них с этим охранником были совершенно разные эталоны красоты. — Я не покупала. — Лера прошлась глазами по очереди рядом, оценивая, что там стояло примерно человек двадцать. Шумная компания вывалилась из распахнувшихся дверей, задев охранника по плечу, и тот почти рухнул на девочку, выругавшись себе под нос. Ребята о чём-то громко переговаривались, смеялись, словно совершенно не замечали столпотворения прямо перед их носами. Они были настолько звонкие, что амбалу пришлось крикнуть, лишь бы Лера услышала унизительное отправление покупать входной билет. — Такие только по билетам! — Он оценивающе прошёлся взглядом по девчонке, кивнул сам себе в подтверждении правильности решения и уже почти отодвинул её в сторону, когда на плечо Титовой опустилась рука одного парня из горлопанящей компании. — О, Светка! — Молодой человек, на вид чуть старше Леры, приобнял её за плечо, подтянув к себе. — А мы как раз тебя ищем! — Он прижал девчонку ближе и с совершенно обезоруживающей улыбкой взглянул на охранника. — Командир, она с нами, опоздала малёха. Титова чуть не ляпнула, что она вовсе никакая не Светка, и парень явно её перепутал с кем-то, но перспектива стоять в очереди вместе с остальными недостойными пройти за так в клуб, не виделась ей привлекательной, а потому острый язык наглухо засел за ровным рядом зубов, когда Лера обнажила их, растягивая губы в улыбке и прижимаясь поближе к совершенно незнакомому типу. Он обернулся и что-то сказал компании, с которой вывалился из дверей, подтолкнув девчонку внутрь здания. Наверное, именно так и снимали девочек на вечер, спасая их от неминуемого позора, чтобы потом эти самые вызволенные из очереди барышни покорно опускались на колени, устраиваясь поудобнее в запертой изнутри кабинке туалета. — Как зовут? — достаточно громко шепнул на ухо Титовой парень, как только дверь за ними закрылась. — Лера, — продолжая улыбаться, она стрельнула на него глазами. — А тебя? — Гоша, будем знакомы. — Они продвигались вперёд по-прежнему в обнимку, и это ощущалось куда более нормальным, чем если бы он сейчас взял её под руку и повёл, будто в бальный зал. Да, вот так странно. Объятия совершенно незнакомого Гоши были сродни кивку при первой встрече. Очень естественно. — Всех так протаскиваешь внутрь? — хохотнула Титова. — Не-а, только очень красивых, которых могу потом в толпе проебать, — крикнул Гоша, заводя Леру внутрь помещения, из которого орала песня группы «Кар-мэн». Ей показалось, он сказал комплимент так же, как была вшита молния в её платье на свадьбе Кати и Вити. Потайным способом. Спрятал за усмешкой и бахвальством, разившим от парня за версту. Гоша в этот момент чем-то напомнил Лере Витю в стенах «Метлы». Он тоже тогда приподнимал один уголок губы, транслируя вокруг себя ощущение парня, который запросто может провести в клуб любую понравившуюся ему девушку. «Лондон, гудбай!» верещала из стереосистемы, заставляя пол вибрировать и буквально вынуждая подпевать себе. Гоша отпустил Титову на секунду, тут же хватая её за ладонь и таща вслед за собой, протискивая Леру через прыгающих вокруг людей, которые бы, несомненно, бились о девчонку всеми частями тела, если бы провожатый не отпихивал их в стороны, расчищая дорогу плетущейся сзади Титовой. Он остановился возле барной стойки без стульев, каменную поверхность которой снизу украшала люминесцентная подсветка. Гоша обернулся к Лере, по-хозяйски закинул согнутую в локте руку на бар и наклонился, дотронувшись кончиком носа до её виска. — Что пить будешь? — крикнул он, ничуть не смущаясь настолько близкого расстояния. — А что ты предлагаешь? — Спирт «Рояль», — рассмеялся Гоша ей в ухо. Он не звучал с издёвкой или что-то вроде того. Парень правда веселился. — Я похожа на девушку, которая такое пьёт? — Титова чуть отпрянула, заглядывая ему в глаза всё с той же улыбочкой, через которую сочился неприкрытый флирт. — Не похожа, — он покачал головой, рассматривая, как Лера стаскивала с плеч плащ. — Что на счёт «Бейлиса»? — Ты знаешь, что его называют бабоукладчиком? — приподняла бровь девчонка. — Знаю, поэтому и предложил, — с хохотом подмигнул Гоша. — Щас плащ твой и сумку за бар определим, окей? — Тебе и это можно? — Титова придвинулась ближе, словно не специально, как будто ей правда было чертовски тесно в пространстве, где в радиусе метра не было ни одного человека. — Мне вообще многое можно. Он играл в ту же игру, что и Лера. Знал правила настолько досконально, как если бы написал их сам. Гоша подхватил из руки девчонки вещи, не отводя взгляда от её глаз, и махнул бармену, наблюдающему за парочкой вот уже пару минут и ожидающему заказа. — Мишань, — не глядя на бармена, громко окликнул того Гоша и водрузил шмотки девочки на стойку, — положи к себе туда, будь другом. — Без проблем, — Мишаня ловко спрятал вниз под барную стойку сумку с плащом, словно это и было его работой. — Что пьём? — Водку, — Гоша склонил вбок голову, наблюдая, как изумление вырисовывалось на лице Леры, — с апельсиновым соком. Две. Через пять минут повтори и так пока мы не свалимся. — То есть, это пьют девушки, которых не пускают в клубы, да? — Девчонка покачала головой, пытаясь скрыть, насколько всё происходящее для неё чуждо и странно. — Думаю, ты пьёшь какое-нибудь вычурное шампанское, — парень сделал ещё одно движение вперёд так, что теперь его ковровый свитер соприкасался с её водолазкой. — «Вдова Клико» или «Моёт». Угадал? — Угадал, — нарочито сладко рассмеялась Титова. Мишаня быстро поставил два рокса с незамысловатым коктейлем на стойку, подвинув их ближе к парочке. Апельсиновый нектар, смешанный с горькой водкой, плескался в бокале, вторя строчкам, которые пел Титомир. — За знакомство? — подхватив бокал и торжественно подняв тот вверх, спросил Гоша. — Надеюсь, приятное, — чокнувшись с ним своим напитком, игриво поддержала Лера. На вкус этот, с позволения сказать, коктейль был ещё хуже, чем звучало название. Смесь приторной сладости и горечи полилась по гортани девчонки, почти что застряв где-то посередине, но она умудрилась проскользнуть дальше, кажется, сразу всасываясь в кровь. — Может, я какая-нибудь наёмная убийца, а ты так просто меня сюда протащил, — сглатывая кашель, прохрипела Титова. — Это вряд ли, — голос же Гоши был тягучим, будто ему в бокал Мишаня налил исключительно сок. — Будь ты убийцей, оделась бы как все, а так тебя за километр заприметить можно. — Сколько тебе лет? — Лера сделала ещё один большой глоток. С каждой секундой пойло становилось всё более терпимым. — Двадцать. А тебе? — Восемнадцать. — Только они успели закончить первые роксы, как на стойке материализовались вторые. Это всё чувствовалось до дикого естественным. Поехать в клуб, познакомиться там с парнем, пить за его счёт и хлопать глазками, изображая, будто не замечаешь его пристального взгляда. Титова очутилась в том состоянии, которое должно было случиться в её жизни немного раньше. Когда малознакомый Гоша, стоящий напротив, — синоним к резко вспыхнувшей симпатии. Когда от него пахнет алкоголем, немного табаком и влажными поцелуями возле барной стойки. Они пили коктейль за коктейлем, почти не разговаривая. Перекинулись парой фраз о совершенно непривлекательных девушках, помада и тени у которых сверкали, как будто они счищали блёстки с ёлочных игрушек и замешивали труху в косметику. Впрочем, многие именно это и делали, ведь не каждая могла позволить себе раскошелиться на новую «Ruby Rose». Вернулось именно то, что Титова оставила за дверьми бара в Праге. Чувство дешёвого пьяного угара клокотало в ней с каждым глотком вот уже седьмого коктейля. Вместе с тем, как на хрупкое тельце Леры наседала спиртовая нега, на неё опустились руки Гоши. Он был не из тех, кто сразу начинал лапать понравившуюся девчонку. Парень сначала аккуратно придвинул Титову ближе за талию, после покрепче перехватился и стал поглаживать её по спине, совершенно не в такт музыке, становясь всё привлекательнее, пропорционально тому, как пьянела Лера. — Потанцуем? — заметив почти упавший из вялой руки девчонки бокал, спросил Гоша. — Медляк? — брови Титовой собрались воедино в недоверии. Он не ответил. Просто поволок её в гущу обнимающихся людей. И они, вполне возможно, не отличались от других таких же парочек вокруг, но Лере было совершенно плевать, как именно выглядел со стороны крепко сцепивший ладони на её талии Гоша. Да и как она сама, переплетая пальцы за его шеей в замок, смотрелась, девчонку тоже мало волновало. Титова просто позволила всему происходящему быть, не отягощаясь лишними размышлениями. — В последний раз слёзы из глаз, — тихо подпела Лера, покачиваясь вместе с Гошей из стороны в сторону. — Последний раз. Она слышала эту песню. Даже не так. Она знала эту песню. Уже вот пару лет, как девчонка слышала её то там, то здесь, запоминая слова «Мальчишника» на подкорку, но никогда не вслушивалась в банальный текст, который не становился от тривиальности менее трогающим что-то внутри. Титова спрятала лицо в колющую вязку свитера Гоши, стараясь не показать, как в уголках глаз скопились предательские слёзы. Ей не хотелось плакать, но она плакала. И виноват в этом был не тот, чьи руки притянули Леру ближе, словно парень сумел почувствовать все те бьющие фонтаном эмоции, которые разрывали девчонку надвое, раскалывали, как колет наточенный топор рассохшееся полено. Она вспоминала Берлин. Тот номер, портьеры в котором были лучше, чем в снятом для неё. Там и тогда был их последний раз. Она была с ним, а он был её… Глупости. Он не был её нигде и никогда. Ни в квартире, обои для которой таскал и покупал сам, ни в отеле. Вряд ли он был вообще чьим-то. Наверное, гулял сам по себе, как тот кот, изредка поощряя своим драгоценным вниманием особо нуждающихся в нём. Слова про всплески белых волос на постели, что были волнами несбыточной мечты, вызывали у Титовой грустную пьяную улыбку. Вряд ли Дельфин знал, о ком он пел. Вряд ли он пел о Лере, но она в каждом слове слышала нетленку про их отношениях, которые так и не случились. Навсегда засели в строчки этой песни, под которую она бы хотела однажды станцевать с ним, просто чтобы попрощаться. Поставить красивую жирную точку своей собственной рукой. — Эй, всё в порядке? — Гоша склонил голову, прижимаясь к девчонке ближе. — Да, — Титова кивнула для убедительности. — Песня грустная. Ей удалось дожить до конца трека, не разрыдавшись в голос. Несколько слезинок всё же скатились по её щекам, впитались в свитер на плече парня и осели там, как будто помогая Титовой скрыть влагу. Она не чувствовала обиду или нечто похожее на неё. Ей было пусто — на этом всё. Очень холодно, словно меж внутренних органов сквозило, и до ужаса пусто. Наверное, диджей «Арлекино» был заядлым фанатом «Мальчишника» и пытался склонить на свою сторону как можно больше людей. Вполне возможно, у него дома даже висели плакаты с Дельфином или Мутабором. Скорее всего, он не сходил с ума по Дэну, у того было меньше всего поклонниц. Другой причины, почему следующей песней тоже оказался трек довольно провокационной группы из трёх парней, не было. — Ну это уже не медляк, — хохотнула Лера, спешно вытирая влажные дорожки с лица. — Мы познакомились с чиксой, она была хороша, — пел вместе с залом Гоша, пригнувшись так, что его лоб упирался в лоб девчонки. — При взгляде на неё поднималась душа, — поигрывая бровями, пропела Титова, мысленно благодаря Господа, что за общим ором парень не расслышит, до чего она отвратительно поёт. — Она была лучше всех, — Гоша отодвинулся и распрямился, театрально прижав руку к груди, словно Лера предложила ему какую-то похабщину. — Она была просто блеск, — повторила за ним девчонка, чувствуя, как недавние слёзы засыхают на его плече и вместе с тем высыхают внутри её сердца. Титова никогда раньше не была в клубах, а последний раз ей удалось потанцевать столь расслабленно на свой день рождения. Сейчас она скакала вместе со всеми на танцполе, вскидывала руки, оголяя плоский живот, и хохотала напротив совершенно другого парня, отличного от тех, к которым привыкла. Лера могла бы поклясться: ни Витя, ни Кос не пошли бы с ней в «Арлекино» отплясывать под «Мальчишник». Они бы скорее выкупили его на вечер и сидели в гордом одиночестве, вальяжно попивая дорогущий коньяк из не менее дорогущего бокала, и ни в коем случае не заказали бы водку с апельсиновым соком. Теперь они оба стали для девчонки пластмассовыми, как манекены в витринах «ГУМа». А ей хотелось подпрыгивать под биты с кем-то живым. — Секс, секс! — Гоша показал на Титову пальцем. — Как это мило, — задорно покачала головой она. — Секс, секс! — вторая рука парня чётко указала на Леру. — Без перерыва. — Девчонка провела пальцами по своей шее, откинула голову назад и наигранно простонала. — Секс, секс! — разнеслось по всему залу, отскакивая от каждого человека и попадая на соседнего. Ещё каких-то лет десять назад подобная песня не то что не играла бы на сотню человек, её бы в принципе не существовало. Но вместе с крахом Союза пришёл и тотальных крах каких-либо норм морали, а потому из каждого утюга можно было услышать песни про друзей, трахающих по очереди девчонку. В истории наступил тот момент, когда произошло неизбежное: зашоренные некогда люди научились произносить слово из четырёх букв, не боясь прослыть извращенцами. Ведь в СССР дети появлялись исключительно посредствам успехов сельскохозяйственной отрасли, делом которой, наверное, было ежегодно обеспечивать государство отличным урожаем капусты. Лера продолжала танцевать, понимая, что и между ними с Гошей тоже наступил закономерный момент. Они улыбались, двигаясь ближе друг к другу, и девчонка могла бы дать голову на отсечение, что предугадала его действия за секунду до произошедшего. Парень притянул её к себе за шею и поцеловал. Сначала лишь губами, давая привыкнуть к остаточному вкусу нектара и водки на языке. Или он давал ей возможность оттолкнуть себя? В любом случае, Титова не сделала этого. Она первая проскользнула языком в его рот, совершенно не смущаясь напора. Смущение осталось на дне первого бокала, капли из которого Лера разве что не слизала со стенок. Оно отстало где-то по пути от входа, когда Гоша вёл её, приобняв за плечи. Стеснение — последнее, о чём думала девчонка, очерчивая подушечками пальцев линию роста волос на шее Гоши сзади, когда он оторвался от неё. — Поехали ко мне? — его губы касались губ Титовой, целуя словами. — Поехали, — без раздумий отозвалась она. Пока парень натурально бежал к барной стойке, чтобы забрать вещи Леры и расплатиться, она стояла на месте, будто бы стоило пошевелиться — и она передумает. Девчонка оглядывалась по сторонам, надеясь заметить в отблесках светомузыки на стенах подсказку, всё ли правильно она делает. Титова знала — нет. Она не делает правильно ровным счётом ничего. Но ведь в этом же и была суть, да? Вытворить нечто эдакое, за что через много лет будет стыдно, стало в последнее время её главным правилом, а значит, поездка домой к парню с вполне однозначным желанием — логичное продолжение этого вечера. — Едем? — тихий вопрос соединился с поцелуем за ухом, отчего девчонка вздрогнула. — Д-да, поехали, — через силу кивнула она, отгоняя любые сомнения. Титова запретила себе думать. Вот просто взяла и запретила! Позволила Гоше вытаскивать через поцелуи из своей головы доводы, почему стоит попросить водителя такси отвезти её домой. Она отчаянно падала в руки парня, когда тот притягивал её ближе на заднем сидении машины, сминая в руках водолазку. Лера концентрировалась на ощущении его холодной ладони, когда та забралась под ткань и добралась до застёжки лифчика, расправившись с ней одним щелчком. Почти всё время глаза девчонки оставались закрытыми. Так было легче не пускать в голову ни одну шальную мысль. Она не видела, как водитель петлял по старым Московским дворикам, умело просачиваясь из одной арки в другую. Титова и не обратила внимание, в квартиру на первом этаже какого дома они с Гошей ввалились, на ходу скидывая друг с друга верх одежды. Впрочем, в темноте она всё равно бы не разобрала закоулки Старого Арбата. — Ты очень красивая, — шёпотом признался парень, стянув с плеч Леры лифчик и бросив его куда-то в сторону. Он вёл её так же, как ведут партнёры своих неумелых партнёрш в танце. Мягко направлял, выуживая пуговицу из петли сначала на своих джинсах, а затем и на её. Это всё мало походило на танец, разве что какой-то вульгарный стриптиз, но изнутри напоминало спешное танго. Когда пара точно знает, что даже при самых корявых движениях в конце поджидает приз зрительских симпатий за невероятно искреннюю страсть. — Это твоя квартира? — зачем-то поинтересовалась Титова, избавляясь от последнего предмета гардероба на себе. Её чёрные трусы из мягчайшего кружева отлетели в сторону. — Моя. — Кивком Гоша показал на кровать, в которую упёрлась голенями Лера. Шторы не были задёрнуты, и если бы скопление туч в небе соизволило немного показать стоящую Луну, она бы осветлила девчонку, словно луч единственного прожектора, демонстрируя во всей красе, насколько сексуально Титова может просто опускаться на постель. Парень стоял и смотрел на неё. Он как будто ждал приглашения. И, по-видимому, им явился указательный палец Леры, которым она подозвала Гошу к себе. Ей нужно было, чтобы он её поцеловал, коснулся, исследовал каждый сантиметр тела ладонями, не оставил там никаких следов другого мужчины. Девчонке было необходимо, чтобы невидимые отметины, впечатавшиеся в кожу, как клеймо с именами других, зарубцевались под пальцами Гоши. — Презерватив, — пробормотала Титова, всё же разрешив одной здравой мысли прошмыгнуть. — Да, сейчас. Он бегло поцеловал её, оставляя лежать на своей просторной кровати, которая была по размерам примерно такой же, как стояла в родительской спальне. У самой Леры постель была куда меньше. Там с трудом выходило лежать вдвоём, не говоря уж о каких-то телодвижениях. Гоша открыл ящик прикроватной тумбы, выбрасывая оттуда на пол бумажки. Он искал недолго, но для совершенно обнажённой Леры это длилось вечность. — Чёрт, кончились, — парень обернулся к ней, делая достаточно длинную паузу для последующего ответа. — Нет, без него — нет. — Это было знаком. Точно им. Она зря поехала сюда, напрасно понадеялась избавиться одноразовым сексом от прошлого. Обычно Титова к суевериям относилась скептически, а сейчас уверовала в них чуть ли не сильнее, чем протоиереи верят в Бога. — Знаешь, это всё глу… — Ляг, — прервал её Гоша. — Ляг на спину. — Я же сказала… — Просто ляг и всё, — повторил парень. Ей следовало подскочить с кровати, взять в охапку свои вещи, набегу одеться и наплести какую-нибудь чепуху вроде ранней пары завтра утром, а потом поехать домой и запереться на ночь в ванной… но она легла. Подчинилась, как привыкла делать это с другим, словно он впаял ей в мозг податливость. — Дай руку. — Гоша не успел договорить, а она уже несмело подняла вверх ладонь. Тот, кто приучил её быть послушной, сейчас усмехнулся бы такому беспрекословному подчинению, вот только это был не он. Парень нежно взял её ладонь в свою, и это ощущалось странно, потому что Лера отвыкла от нежности, когда лежала голой под кем-то. С ним всегда было не про нежность. Девочке потребовалось, реально, заставить себя осознать, что сейчас она с другим. Это тоже ощущалось странно. Смятое одеяло под спиной должно было сотрясаться в волновых колебаниях, но оно зафиксировалось так же, как указательный и средний пальцы Гоши на её собственных. Он прижал их к клитору Титовой и провёл вверх, следом вниз, снова наверх. Её рука дрожала от переизбытка эмоций, царапая ногтями одеяло, и Лера чувствовала, как плывёт. В том ритме, который задавал парень. Медленно. Покачиваясь. Так, будто он последовательно учил её, не пытаясь перескочить с одного урока на другой. — Продолжай, — горячее дыхание коснулось губ девчонки перед поцелуем. И она продолжила. Путаясь в действиях своих пальцев на клиторе, его языке, сплетающимся с её. Судя по тому, что Гоша убрал ладонь, Титова делала всё правильно, когда он собрал на подушечках смазку, распределил её по складкам и скользнул внутрь. — Хочу быстро, — прервала поцелуй Лера, зачерпывая ртом воздух. Она научилась приказам у того, кто владел этим искусством в совершенстве, так же хорошо, как вызубрила умение подчиняться. Её голос растянул губы парня в улыбке. Гоша наблюдал за вздымающейся грудью с возбуждёнными сосками, чуть опустился вниз и захватил губами затвердевшую горошину, всасывая. Он натурально трахал её пальцами, сводил с ума, а она думала только об одном: лишь бы он не переставал. Возбуждение глушило рассудок, разрывало нейронные связи. Взбивало раскалённый воздух в комнате так же сильно, как сбилось одеяло под ёрзающей Лерой. Она давила на клитор, выводя круги на сгустке нервных окончаний, и насаживалась сильнее каждый раз, когда Гоша входил пальцами полностью. Он то прикусывал сосок, вырывая из девчонки стон, то облизывал его кончиком языка, очерчивая ареолу. Окружающий мир рябил, как картинка в отцовском телевизоре на даче, и по нему хотелось глухо ударить. Титова чувствовала, с какой силой напрягались мышцы живота, словно они самыми первыми знали, что произойдёт через несколько минут. — Убери руку, — очередной приказ стал той ударившей по миру ладонью. Лера запрокинула голову, темечком упёрлась в жёсткий матрас. Пьяный расфокусированный взгляд из-под прикрытых ресниц смазывался по потолку с лепниной вокруг помпезной люстры, когда девчонка застонала от неожиданности так громко, что напугала саму себя. Гоша добавил третий палец и вместе с тем провёл языком, близким по температуре к нагретому паяльнику, вдоль клитора, повторяя движение пальцев Титовой. Она не знала, куда себя деть. Ей хотелось швырять саму себя из стороны в сторону, а вместе с тем остаться вот в такой позе навсегда, не сдвигаясь ни на сантиметр. Леру хватило ненадолго. Буквально два раза парень захватил губами клитор, три с силой толкнулся в неё, и девчонка сжала пятерню на его волосах, вполне возможно, угрожая вырвать волосы вместе со скальпом. Всё тело сосредоточилось на вскинутых наверх бёдрах и попытках Титовой продлить момент ещё хоть немного дольше. Она почти сломала себе подогнутые на ногах пальцы и практически словила остановку сердца от удушья, когда задержала дыхание, словно поступающий внутрь кислород вытеснил бы оргазм. — Боже, — Лера впервые за несколько секунд глубоко вздохнула, выпустила прядки волос Гоши из ладони и провела ею по лбу, на котором блестел бы пот, если бы не те треклятые тучи. — Ты всегда такая тихая? — усмехнулся парень, встав на колени напротив. Он тоже дышал с трудом, с жадностью ловя глазами распустившийся по лицу Титовой румянец, пятнами расплывшийся от щёк до самой груди. — Мне никто никогда не делал… этого, — призналась она, ещё не до конца поняв, что конкретно Гоша имеет в виду. — Мы обязательно повторим, но, пожалуйста, больше не пытайся оставить меня лысым. У меня жутко некрасивый череп, — рассмеявшись, парень подмигнул и оставил на губах Леры её собственный вкус. Он не был вычурным, как лопнувшие пузырьки «Моёт». Он отдавал безрассудством и влечением.