Мудрость обнимающая лотос

Раздалось мелодичное темное пение: связывающие его запястья струны лопнули. Вышел срок заклинания, и теперь безжизненные струны гуциня медленно скользили на каменные плиты. Цзинь Гуанъяо едва взглянул на израненные, изуродованные запястья. Заливая кровью свое бело-золотое ханьфу охотника, он потянулся к клинку, который все еще кружился над его головой. Темная лента силы тут же полетела к нему навстречу, разделилась на две части, плотно обвила запястья. Только тогда он немеющими пальцами зарылся в складки пояса. Мой талисман полетел ему наперерез, выбил из пальцев небольшой яшмовый флакончик. Пахучее зелье брызнуло по сторонам, а склянка вдребезги разбилась о каменные плиты лестницы. Тьма внутри Башни утробно рыкнула в ответ. Цзинь Гуанъяо перевел на меня взгляд и ухмыльнулся. — Фэн Тяньчжи-и-и, — протянул он и положил искалеченные запястья на колени. Меч над его головой бешено вращался, двигался по широкому полукругу. Гибкое тонкое лезвие гудело как улей, словно от досады, что не может встретить на пути врага и лишить его жизни. — В тебе совершенно нет милосердия, госпожа Фэн, — ухмыльнулся он, наблюдая за тем, как я зорко приглядываю за его парящим в темной сфере мечом. — Как же я буду сражаться с раненной рукой? — Цзинь Гуанъяо округлил глаза, на его лице промелькнуло ядовитое выражение. — Кончай представление, — процедила я и поморщилась от очередной волны гнева, которая ударила меня в руку. — Фэн Тяньчжи, ты несправедлива, — покачал головой Цзинь Гуанъяо и что-то быстро проглотил. — Мы оба с тобой актеры, — он вытер рот тыльной стороной ладони. — Пилюля трех сердец, — процедила я, узнав в один миг тонкий аромат укрепляющего сбора трав. — А ты не даешь мне доиграть на сцене, — отмахнулся от моих слов Цзинь Гуанъяо. — Никакого в тебе уважения к соратникам, — он погрозил мне пальцем и тут же брезгливо поморщился, заметив на своей руке разводы грязи и крови. — Ты хочешь убить меня прямо сейчас и все же медлишь. Живой я тебе нужен больше… ведь так? Цзинь Гуанъяо тяжело покачнулся, но встал. Темная энергия подпитывала его, притупляла боль. Я подбросила в руке меч и в этот же миг в его ладонь лег эфес его гибкого меча. Мы схлестнулись снова: звон нашей стали на мгновение заглушил все остальные звуки. Покорный Ветер разъярился, он оторвал нас обоих от земли, закружил в вышине. Но нам было все равно: мы сражались дико и яростно, позабыв обо всем. Пение наших мечей, ритм наших сердец. Выпад, блок, блок и выпад — мы танцевали смертельный танец. Ветер злым псом метался вокруг нас, он то толкал меня и Цзинь Гуанъяо ближе друг к другу, то стремился нас разделить. Я рубила и колола. Цзинь Гуанъяо в ответ качался, как бамбук на ветру. Он нападал яростно, двигался как маятник, не давая мне передышки. Он менял стиль фехтования, не давал мне привыкнуть к своему ритму. Гром сражения, волны духовной силы — своей и чужой — накрыли меня, когда мы наконец оказались над Залой Беседы. — Они! Они! Они там! — Смотрите! — разом воскликнули несколько заклинателей. Бой на миг остановился: передние ряды замерли, опустили оружие, наблюдая за нашим сражением в полете. Следом бойцы и в середине, и на дальних рубежах останавливали сражение. Враги хмуро переглядывались между собой, но покорились правилу войны — посмотреть на исход сражения своих командиров. Я кружилась в вихре, объятая своей верной стихией, встречала гневно поющим клинком Не, безымянным и черным, как вода, гибкий клинок своего врага. Мы бились отчаянно. Мы оба растворились в ритме боя. Для нас существовали лишь мы. Окровавленный белоснежный с золотом пион. Пыль, кровь и грязь на благородном черном драконе. Сталь о сталь, месть о месть и ненависть о ненависть. Заклинатели остановились. Заклинатели смотрели на нас. В воздухе парили бумажные талисманы, так и не обернувшиеся боевыми заклятиями, растекалась и смешивалась плотным и густым туманом сила, пей сколько душе угодно, и все равно ее не станет меньше. В глазах рябило от знамен. Я узнавала даже те, кто прежде держал нейтралитет. Те, кто прежде боялся и нос высунуть за порог, явились на решающую битву. Но прежде чем я пригляделась к реющим флагам, Цзинь Гуанъяо нанес мне очередной удар. Он метил мне под ребра, желал одним махом прервать мою жизнь. Я прогнулась так, что, не будь дочерью Ветра, рисковала бы переломать себе спину, и приняла удар на свой меч снизу, крутанула запястье влево, желая сбить Цзинь Гуанъяо с ритма. На миг, на один вздох у меня это вышло. А я легла плашмя, доверяя очередному порыву верной стихии, и легко поднялась вверх. — Глава Цзинь! — закричал кто-то из верных людей Цзинь Гуанъяо. Он было дернулся на крик, промедлил и в последний момент все же чудом уклонился от моего клинка. Крохотная царапина на его щеке да отрезанный черный локон — вот и все повреждения, что я успела ему нанести. Цзинь Гуанъяо бросил взгляд мне за спину: на короткий миг он остановился, раскинул руки в стороны. Он искал… искал того, кто звал его. Цзинь Гуанъяо, поддавшись порывам ветра, скользящим движением ушел на полукруг, тогда как я резко развернулась и взмыла выше. Его выпад не достиг цели, клинок пронзил пустоту. — Госпожа Цзян! — раздался отчаянный крик где-то далеко внизу. Я не узнала голоса. — Хоу Не! — Сотник! — мне показалось, что грянул хор не менее тысячи голосов одновременно. Ветер бросился мне под ноги, я оседлала воздушный поток, желала нанести один единственный удар который бы располовинил моего врага от плеча до бедра. Он слабел! О, Небо, я видела! Я видела, как по капле жизнь уходила из него, как она падала на землю каплями крови, которые все же стекали через темные ленты энергии. Я чувствовала, что он слабеет с каждым вздохом. — Фучжэнь! — его голос впился в мое сердце тысячью отравленных игл. Я едва не упустила из внимания Цзинь Гуанъяо. Но не могла не обернуться. Ведь меня звал он. Цзян Чэн бился в первых рядах, как и полагалось герою. Где-то позади себя он оставил фиолетовый с серебряными лотосами плащ полководца. Его одеяние было залито кровью, Цзыдянь беспрерывно искрила, развеивала заклинания на лету, уничтожала талисманы, которые носил по двору ветер. Он замер, наши взгляды встретились. На его прежде суровом лице промелькнула тень улыбки. — Снова Усянь, да? — прошептал он, но Ветер бережно и быстро донес до меня слова. Снова не я? Снова он вывел тебя из этой тьмы? — То что ты делаешь, не сделает никто, — медлила я, зная, что враг может нанести свой удар. — Правая!.. — А-Нин оборвал себя на полуслове, но его громкий и зычный голос пронесся по двору. Наш Призрачный Генерал снова напоминал мне об опасности. Мой А-Нин ни на миг не мог позволить мне забыть о том, что мы в бою. Бессчетные си * демонов и духов единодушно рявкнули в ответ, во всем поддерживали своего Генерала. Но третий голос… — Тяньчжи! — Вэй Усянь даже подпрыгнул на месте, чтобы я лучше могла его видеть, помахал мне рукой, в которой сжимал Чэнцинь. Я кивнула, и Вэй Усянь тут же качнул головой. Ветер подсказал мне, я услышала, как поет гибкая сталь, которую Цзинь Гуанъяо отправил в полет… Моя рука метнулась к складкам пояса, один лишь миг, и я извлекла из него гибкий клинок, освященный в храме Гуаньинь, метнула его навстречу мечу. — Как ты посмел, Цзинь Гуанъяо?Как посмел?! –поинтересовалась я, наблюдая как сверкающий голубым нож встречает его меч, как с тихим, но грозным звоном развеивает тьму по его клинку. Как нож прерывает полет оружия Цзинь Гуанъяо. — Как ты посмел осквернить этот храм?! — крикнула я. — Ты построила этот храм, не спросив меня, — Цзинь Гуанъяо не смотрел на меня, он следил за танцем стали, которая уже со следующим ударом сердца со звоном упала на ступени широкой лестницы. — Почему же я должен трепетать перед ним? — он медленно скользнул взглядом вверх. — Лишь потому, чтоу статуи Гуаньинь ее лицо?— закончил он и посмотрел мне в глаза. Его щека дернулась, он вздрогнул словно в припадке, но быстро взял себя в руки. — Разве, — он небрежно смахнул с рукава пылинки, судорожно выдохнул, когда ладонь свело, — я поступил неверно? Разве, — с жесткой елейной улыбкой поинтересовался у меня, — Гуаньинь не уничтожает всякое зло? — Уничтожает, — отозвалась я. — И спускается в сам ад. Но, как видишь, со мной не вышло. — Что ж, — он потянулся сделать привычный для себя жест: спрятать ладони в рукава, но вспомнив, что на нем другое одеяние, лишь насмешливо фыркнул. — Иногда и боги ошибаются. Как там говорится? — поинтересовался Цзинь Гуанъяо у меня с издевательской усмешкой. — У Дао нет рук, ног, ушей и даже языка, кроме наших? — Попробовать стоило, — нарушил он же короткую тишину, что воцарилась между нами. — Исправить их ошибки. Он осквернял все, к чему прикасался, и славный меч из лучшей стали, подарок моего отца. » — Цзинь Гуанъяо интересуется, какой меч ему подойдет? — спросил гонец. — Гибкий меч, — ответил отец. — Гибкий меч, — выпалила дочь. Их голоса прозвучали одновременно. И все трое, гонец, глава и заклинательница, возрадовались, ведь единство, что выразил Тигр и Ветер было таким простым и естественным. И не могло не вызвать улыбку, не отозваться теплом в сердце. » В тот день мы рассмеялись, ведь только что я и Не Минцзюэ договорились о пути красного паланкина из Нечистой Юдоли. Гибкий меч. Цзинь Гуанъяо дал ему имя — Хэньшэн. Дал поздно, когда уже возвысился над всеми нами. Меч, который подарил ему мой отец… Хэньшэн. В насмешку надо всеми нами или собой он оплакивал жизнь, рождение через это имя? — Осквернил, обесчестил, — я смотрела за тем, как клинок медленно, словно нехотя стремится в руку Цзинь Гуанъяо. Как тяжело Хэньшэн преодолевает расстояние до ладони своего хозяина. — Лишь усовершенствовал, Тяньчжи, — улыбнулся Цзинь Гуанъяо. И ринулся вперед. Сталь снова скрестилась со сталью в полной тишине. Казалось, прошло несколько жизней, которые мы посвятили нашему бою, прежде чем во дворе раздались крики. — С-смотрите! — кто-то пронзительно крикнул там, внизу, у подножия треклятой лестницы. Мы как раз снова скрестили клинки, смотрели друг на друга через перекрестье мечей. Так близко. И мы опять следовали общему плану: измотать один другого. Сила не будет течь в наших телах вечно — ни накопленная, ни заемная. Я пнула его под колено, призвала Ветер и отлетела назад. Я на мгновение слилась с Ветром, вся отдалась своей верной стихии. И Ветер ответил — он укрыл меня в своем вихре, на миг своим свистом и пением заглушил все голоса вокруг меня. Ветер… Один вздох — и я уже неслась к своему врагу. Я метила в сердце, желала одним махом закончить эту войну. Мир кружился в водовороте, сотни сердец бились в унисон. А в моих ушах свистел Ветер. Я вспомнила в последний момент и в последний момент остановилась, зависла между небом и землей. В этот миг явилось еще одно знамение: луна закрыла собой солнце. В наступившей на миг тьме воцарилось молчание. Снег прекратился. — См-мотрите же! — кричал все тот же заклинатель. Видимо, он первый заметил дурные предзнаменования в небе и спешил предупредить всех, своих и чужих. Затмение. Страшный знак. Такой же как зимний гром. Как стрелы, что падают наземь, не долетая до мишеней. Как неурожай. — Ты опоздал, Великий предок, — не удержалась от шпильки я и покосилась на небесный свод. Но, как уже бывало, я снова ошиблась. Ошиблась страшно. — Да что же это! — Как? — загалдели люди внизу. — Когда уже конец бедам будет? — жалобно поинтересовался кто-то из заклинателей. Затмение. В спину мне светил страшный проклятый свет небесного знамения. А передо мной был враг. Грянула тысяча испуганных голосов, разом, послышался звон стали. Люди боялись — свои и чужие. Священный трепет перед затмением страшным, недобрым знаком накрыл их с головой. Я не боялась тьмы и полутьмы. Я парила в молчании на фоне солнца и луны, сошедшихся воедино. Я неслась вперед. И лишь когда меньше чжаня осталось между моим мечом и его грудью, я резко взмахнула левой рукой. Цзинь Гуанъяо чуть нахмурился, но все же воспользовался передышкой. Чутьем я понимала — далеко не уйдет, какой же актер сбежит со сцены, не собрав овации. Оставалось еще кое-что важное. Он ждал этого от меня с того самого часа, как поставил последний росчерк в прощальном письме. Мой первый истинный Верховный Заклинатель. Мой глава Цзинь. Мой правитель, которого я поддержала, но не смогла остановить. Но если бы остановила… Если. Если. Если. Это короткое слово легко царапнуло краешек души. Тень сожалений оставила легкую рябь на озере души. Я волей, Ветром прогнала сожаление прочь. Мой Верховный Заклинатель просил об этом. А я всегда держу обещания. Порыв Ветра, поднявшийся следом от моего приказа, был самым страшным и свирепым за последние дни. Жалобно затряслись золотые карпы на коньке крыши, черепица сорвалась и с грохотом полетела вниз. Камни из разрушенной кладки выскользнули и полетели вниз. Дружный крик — заклинатели бросились врассыпную, в полутьме вспыхнули защитные заклинания, а затем в руках молодых заклинателей зазвучали струны гуциня. Их усилия не пропали даром — камни и крошка отскочили от защитного барьера. Но вот, еще один порыв Ветра, призванного той, в чьих жилах еще текла кровь Тянь Фэн. И снова каменная стена содрогнулась. Люди бросились врассыпную: все искали укрытия вместе, разом позабыв обо всех распрях. Огонь, ревевший по периметру двора, застелился по земле, как верный пес перед хозяином. Воздух наполнился освещающим холодом. Где-то слева с грохотом обрушилась часть крепостной стены. Послышались вспышки талисманов: кто сотворил барьер, а кто пытался зажечь на кончиках пальцев пламя. Ветер яростно, нещадно ударился в двери Залы Беседы. Из залы раздался приглушенный крик, противный визг порванной струны, грохот перевернутых столов и стоны. Двери чуть прогнулись под воздушным тараном но в этот раз устояли. Цзинь Гуанъяо наблюдал за мной, склонив голову к плечу. Вмиг боль, которая уродовала его черты лица, уступила место безумию и какому-то жуткому, страшному счастью. — Ну давай, — подзадорил он меня, — давай, вынеси их ко всем цзянши! — Цзинь Гуанъяо словно танцор покружился вокруг своей оси. Боль лишала его обычного изящества, придавала его жестам странную изломанную нечеловеческую грацию. — Посмотрим, что от тебя останется, Фэн Тяньчжи, — расхохотался он и стремительно ринулся к самой вершине крыши, воспарил над вскинувшим свой золотой хвост карпом, касаясь мыском сапога изогнутой спины скульптуры. Он раскинул руки по сторонам: меч вырвался из его ладони, полетел на широкий круг, на миг пропал в полутьме. Цзинь Гуанъяо, объятый темным туманом, медленно парил в полутьме, подставил всего себя красноватым, проклятым лучам затмения. Одновременный свет солнца и луны бросал на его лицо изломанные тени, уродовал, смазывал в единую кляксу его черты лица. Волнение прокатилось по заклинателям во дворе. Кто-то из темных заклинателей, завидев своего покровителя, поспешил напасть исподтишка, из тени. Но тихо и гневно отозвалась Ихань, быстро забрала чужую жизнь. Короткий вскрик, темная вспышка, ком темной энергии, мелодичный перелив колокольчика Цзян — и от врага не осталось и следа. Цзинь Гуанъяо ухмыльнулся: он давно уже приметил в рядах сражающихся Вэнь Нина. И вот теперь он смотрел на него со своей вершины, смотрел пристально и жадно, ловил каждое движение. Ветер растрепал его волосы по плечам, легко прикоснулся к пылающим темным огнем звеньям цепи. Ихань недовольно отозвалась, грузы, как головы змей, поднялись из-за его спины. Цепь готова была ринутся вперёд, пронзить нашего общего врага одним махом. — Ге-не-рал, — с ледяным презрением проговорил он и тут же посмотрел на меня, — Тяньчжи, не находишь, что я могущественнее Цзинь Гуаньшаня? Ветер выл, кружился над нами, набирал силы для рывка. — Ты и пыли с его ладоней после долгого пути не стоишь, — спокойно отозвалась я. Цзинь Гуанъяо поджал губы, но от злой иронии не удержался: – Отец, – он скривился, — вас разделил. А я соединил, — в его глазах отразился безумный блеск, тысячекратно усиленный светом затмения. — Я здесь! Кто из вас осмелится на меня напасть? Кто из вас, — надрывался Цзинь Гуанъяо, — осмелится напасть на меня прямо сейчас? Я поймала поток Ветра, опустила меч, нырнула вниз, оттолкнулась от ступенек и воспарила, выравнивая полет. В темноте за моей спиной, в тусклом свете затмения, в панике и давке, тихо заискрилась Цзыдянь. Фэнбьян ответила тихим переливом, жалобно позвала свою старшую сестру. Я призвала Ветер — и следующий порыв моей верной стихии сотряс Башню до основания. Страшный гул нарастал, как эхо в горах. Воздушный таран с чудовищной силой ударил в позолоченные двери Залы Беседы. А потом еще раз и еще. — Я стараюсь, господин Цзинь, — пробормотала я, танцуя в вышине. — Стараюсь, как никогда. Цзинь Гуанъяо не обращал на меня больше никакого внимания. Он ждал. Ждал кого-то, кто осмелится поднять на него оружие прямо сейчас. Он смотрел на остановивших сражение заклинателей. На тех, кто был слишком напуган. На тех, кто отчаянно хотел пережить этот кошмар. Цзинь Гуанъяо содрогнулся, когда в толпе увидел мертвых невест, его лицо дернулось от презрения, когда он заметил Призрачного Генерала. Цзинь Гуанъяо медленно перевел взгляд на меня: я как раз изогнулась, как бамбук на Ветру, призывая свою стихию для последнего удара по дверям Залы Беседы. На его лице вспыхнула улыбка, жестокая, полная сладкого яда. Фэнбьян на моей руке жалобно пела, звала на подмогу свою старшую сестру. Все случилось одновременно: грянул Ветер, поднял тучу пыли. Жалобно заскрипели петли, натужно, словно нехотя, подались двери. Последний удар, и Ветер ворвался в Залу Беседы, стремительно пронесся вглубь Башни, с грохотом уничтожая все на своем пути. Ветер глушил своим ревом крики и стоны, еще миг — и в самом сердце Башни Золотого Карпа послышался глухой стук удара. Двери в Залу Предков клана Цзинь слетели с петель, разлетелись по коридору, с грохотом снесли все на своем пути, погребли под собой вазы и комоды, сбили с ног заклинателей, которые собой поддерживали последние рубежи обороны внутренних покоев. Они с едва слышными стонами старались подняться на ноги, с бранью пытались сбросить с себя узорчатые створки дверей. Как в тишине, в пустоте за их спинами раздались едва слышные шаги. Кто-то шел вперед, осторожно, медленно, тихо. Идущий не крался, но и не торопился. Такая поступь бывает у воинов, которые слишком много времени провели в заточении, в плену. А ещё он был бос — это бывалые стражники уловили сразу. Оба вмиг уставились во тьму проема. Лампады у поминальных табличек бросили тени по стенам, пламя взъярилось и зашипело, вспыхнуло едва ли не до потолка, чуть не оставило темные пятна на белоснежном дереве с золотой росписью. Золотом, подобным солнцу, вспыхнули иероглифы имени. Его имени. «Цзинь Гуаньшань», — засветилось в ночи сигнальными огнями. — Смотрите, Верховный Заклинатель, — с трепетом, с силой прошептала я, — полюбуйтесь на наши со Старейшиной успехи! — мой голос, подхваченный Ветром, на миг заглушил все остальное. Крики и стоны раненых, шепот и молитвы заклинателей, короткие слова брани и примирения. Перед лицом опасности мы все объединяемся. Такова уж наша природа. Жажда жить — самая простая, естественная и честная черта человека. Им всем было страшно, еще недавним врагам, готовым изрубить друг друга на куски, изрешетить боевыми заклинаниями. Страх толкал их ближе друг к другу. Заставлял оставить распри. Я откинулась назад, уверенная в своей верной стихии. И в следующий миг за спиной раздался оглушительный треск. Фиолетовый сноп искр ослепил вспышкой мои глаза. Обжигающий хвост Цзыдянь пролетел в цуне от моей руки, обдал кожу жаром. Кружащимся движением я скользнула вправо, ушла с линии удара. Цзинь Гуанъяо ничего не успел сделать: мертвым взглядом он смотрел на летящий к нему хвост Цзыдянь и на Цзян Чэна с другой стороны божественного оружия. — Ты меня звал? — с кривой ухмылкой поинтересовался Цзян Чэн, взмахом левой руки зажег на кончиках пальцев зеленоватое пламя. — Цзян Ваньинь, — только и успел выдохнуть Цзинь Гуанъяо, прежде чем искрящийся фиолетовый хвост Цзыдянь крепко связал его от плечей до бедер. — Думал, все хвосты поджали? — Цзян Чэн рванул его на себя Цзинь Гуанъяо пытался сопротивляться, но мне ли не знать, как беспощадна бывает Цзыдянь! Зачесалась кожа на талии, старые шрамы, которые почти что пропали с тела, вдруг напомнили о себе. — Думал, никто не выйдет, пока ты тут горло дерешь? Ещё один рывок. Цзыдянь впилась в тело Цзинь Гуанъяо немилосердно, она буквально выжигала из его меридианов всю заемную силу, которую он долгие дни вливал в себя. Она без следа, одними искрами развеивала проклятый дымок, не давала ему сложиться в заклинание или снова вернуться в тело. Цзинь Гуанъяо неотрывно следил за танцующим на руке Цзян Чэна зеленым огнем. Казалось, он совсем не чувствует боли от раскаленных и колючих объятий Цзыдянь. Фэнбьян мелодично и тихо пела, словно спрашивала свою сестру: «нужна ли тебе помощь?». Но Цзыдянь только огрызалась в ответ, все туже стягивала в своих объятиях Цзинь Гуанъяо. Он в ответ лишь тихо охнул и продолжал буравить взглядом зеленоватые огоньки, танцевавшие на руке Цзян Чэна. Цзинь Гуанъяо вглядывался в это пламя так, словно желал погасить его одним своим взглядом. Изломанные злые тени искажали черты его лица. Его лицо было равнодушным и спокойным, я бы даже сказала, безмятежным. Перед воплощенным пламенем мести, ревности, гнева, Цзинь Гуанъяо изо всех сил стремился сохранять спокойствие. — Или ты ждал не меня? — издевательским тоном поинтересовался Цзян Чэн. — Да. Я ждал не тебя, — на одном выдохе сообщил ему Цзинь Гуанъяо. Цзян Чэн стоял на центральном пролете лестницы, перед ним, в воздухе на расстоянии в два чжана, висел в воздухе Цзинь Гуанъяо, за его спиной из-за сорванных с петель дверей в Залу Беседы — А пришел я, — хмуро отозвался Цзян Чэн и одним движением руки усилил напор. Энергия заструилась по хвосту плети, Цзыдянь в один миг раскалилась добела. Фэнбьян замолкла — такой грозной мелодии она, да и я вместе с ней, прежде не слышала. Пронзительная громкая трель, похожая на эхо грозы в горах, заглушила на один вздох все остальные звуки. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Цзинь Гуанъяо напрягся в хватке фиолетовой плети, я видела, как все его тело свела судорога, как вздулись вены на лбу и шее, как застыли в жесте тигра его пальцы. Цзинь Гуанъяо застонал сквозь плотно сжатые зубы. Он продолжал сопротивляться, но все же… Все же медленно, все еще паря в воздухе, опускался на колени. Цзыдянь впилась в плоть, рвала ткань и кожу, стремилась прогрызть тело Цзинь Гуанъяо до костей. — Цзян Ваньинь, — прохрипел Цзинь Гуанъяо, наблюдая за тем, как зеленое пламя вспыхнуло на руке Цзян Чэна. Он шумно сглотнул и склонил голову на грудь, и тут же дернулся, шумно выпустил воздух сквозь плотно сжатые зубы. Искры Цзыдянь оставили царапины на его лбу и щеках. — Цзинь Гуанъяо, Верховный Заклинатель, — со злобной иронией хмыкнул Цзян Чэн. Цзинь Гуанъяо в ответ растянул губы в плотоядной усмешке: — К вашим услугам, — и неловко поклонился. И тут его взгляд упал на меня. Цзян Чэн, который следил за ним, как тигр за ланью, хмуро покосился на меня. — О, да! Тебе придется хорошенько мне… услужить, — протянул Цзян Чэн и крепче натянул Цзыдянь. Цзинь Гуанъяо дернулся следом в попытке найти опору. Цзинь Гуанъяо глухо рассмеялся, повел плечами так, словно его не заботили болезненные объятия Цзыдянь. В свете затмения все казалось призрачным и жутким. — Иди, — бросил он мне через плечо. — В сторону, фучжэнь! — голос Цзян Чэна дрогнул лишь на миг. Гримаса боли исказила мое лицо в ответ. Я оседлала поток Ветра и ринулась к нему. — Иди! — процедил Цзян Чэн сквозь зубы и метнул на меня суровый взгляд. Я остановила свой полет в нескольких шагах от него. Никто не мог по своей воле разорвать путы Цзыдянь. Плеть гневно пела, жалила и колола тело врага своего хозяина. Она недовольно искрилась в сторону тихо и жалобно поющей Фэнбьян. — Как… мило, — выдохнул сквозь боль Цзинь Гуанъяо и глухо застонал, когда Цзян Чэн перебрал пальцами по воздуху, усиливая напор духовной энергии в Цзыдянь. — Знаменитое единство четы Цзян! — он гортанно рассмеялся, медленно повертел головой от плеча до плеча. И вперился в нас с Цзян Чэном горящим взглядом. — Он приказывает, она не слушается. Идеальный брак, — иронично выгнул бровь Цзинь Гуанъяо. Цзыдянь тут же гневно заискрилась, туже обняла его тело. Темный дым уже валил клубами вверх, но, кажется, и не думал заканчиваться. — Каково же вам, глава Цзян, жить столько лет с такой непокорной женщиной под одной крышей? Женщиной, которая готова принадлежать кому угодно, только не вам?! Во всем прислуживать ей, — он с прищуром оглядел Цзян Чэна, — во всем ей потакать. — Ждал столько лет, чтобы спросить напрямую? — Моим шпионам вы вырвали глаза, — равнодушно пожал плечами Цзинь Гуанъяо и тут же болезненно простонал, поморщился. — Все никак не получалось спросить у вас напрямую, — улыбнулся он. — Разве не должно быть наоборот, господин Цзян? Разве прощенная мятежница, — он с презрительной лаской посмотрел на меня, — не должна положить жизнь, чтобы угождать вам? — Тебе, хочешь сказать. — И мне, — спокойно согласился Цзинь Гуанъяо. — Это было бы справедливо. От образованных женщин одни проблемы, — Цзинь Гуанъяо посмотрел на меня долгим и холодным взглядом, а после обратился к Цзян Чэну. — Каково делить отца… дом… — Цзинь Гуанъяо дернулся в воздухе, желал то ли упасть на плиты, то ли тщетно пытался сбросить петли Цзыдянь, –да даже свою собственную жену с братом? –его колючий взгляд скользнул от меня к Цзян Чэну и обратно. Застоявшаяся кровь выплеснулась из его груди с кашлем, потекла по подбородку, испачкала золотой пион, вышитый на его груди. — Старые оскорбления. Старая сплетня, — спокойно ответил Цзян Чэн. — Глава Цзян, тебе стоило… — Тебя никто не спрашивал, — процедил Цзян Чэн и приблизил к своему лицу ладонь объятую зеленым огнем. — Место,Мэн Яо, — пронеслось по округе. Цзинь Гуанъяо вздрогнул, словно получил пощечину, его щека дернулась, а во взгляде промелькнула сталь. Цзян Чэн натянул хвост Цзыдянь. Цзинь Гуанъяо, чтобы сохранить равновесие, подался вперед. Но в следующий момент Цзян Чэн отвел руку за спину. — Глава Цзян! Что он делает? — раздался взволнованный голос за нашими спинами. — Цыц! Тайная техника, помолчи! — осадил заклинателя другой. — Саньду Шеншоу! — разом восторженно выдохнули несколько голосов. — Саньду Шеншоу, — с нежностью позвала его я. Цзян Чэн смерил меня самодовольным взглядом и улыбнулся. Цзян Чэн всегда балансировал на грани темного пути. Ревность, месть, злость и ненависть — качества, знакомые ему с детства. Эти демоны терзали его, кусочек за кусочком пожирали его душу сколько он себя помнил… Сколько его помнила я. — Помоги мне, А-Сянь, — услышала я тихий шепот, эхом разнесшийся по пещере Усмирения. Такой родной, такой знакомый голос… Эта тихая просьба, как дикий зверь лапо, ударила меня наотмашь. Я едва не полетела вперед, едва не выронила корзину с овощами из рук. Меня всего полдня не было на Луаньцзан! Всего полдня! Я изо всех сил вцепилась в корзину которую держала впереди себя, прижала ее к груди так, что тонкие прутья едва не разошлись. Я ушла на рынок в Илине. Я весело помахала рукой Вэй Усяню и Вэнь Цин на прощание и, насвистывая одну из песенок, бодро зашагала с горы. Там внизу меня побаивались, но все же не гнали прочь. Деньги, которые все еще позвякивали в моем кошеле, заставляли улыбаться торговцев. А вернулась… Вернулась и застала гостя. Гостя, которого я звала долгими холодными ночами. Гостя, к которому в покои я посылала Ветер. Гостя… Я вернулась. Вернулась и услышала голос. Его голос. Голос Цзян Чэна. Такое тихое, полное силы и скорби одновременно — «помоги» — Помоги мне, А-Сянь, — через силу снова попросил Цзян Чэн. Я метнулась к стене, прижалась всем телом быстрее, чем успела себя осознать. Я пыталась слиться с камнем, до хруста костей сжала ладони на корзине. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, посмотрела сквозь ветхую черную ткань, закрывающую выход. И тут же скрылась из виду, прижалась затылком к скале. Вэй Усянь мерил пещеру шагами, и когда Цзян Чэн повторил свою просьбу остановился. Тихий шорох флейты подсказал мне — он снова крутит Чэньцин в руке. — Чем же, — я готова была поспорить с Яньло на свое возрождение, что Вэй Усянь в этот миг усмехнулся, — чем же проклятый Старейшина Илина может помочь главе ордена Юньмэн Цзян? Усталость и боль, ставшие привычными, все же прозвучали в его голосе. Как Вэй Усянь ни храбрился — от него всей темной скорби своего сердца он скрыть не мог. Лань Ванцзи, и даже я — мы могли что-то упустить, не заметить. Но только не Цзян Чэн. Договорив, Вэй Усянь развернулся, сложил руки за спиной, грудью готовый принять ненависть и ярость Цзян Чэна. Но он в ответ не издал ни звука. А в следующий же миг раздался противный скрежет, словно камень тащили по камню. «Каменная пиала?» — предположила я и взволнованно прикусила губу. Ужасно хотелось уйти, но еще больше хотелось остаться. «Ты не подслушиваешь, Тяньчжи. Ты контролируешь ситуацию, ” — напомнила я себе, прикрыла, было глаза, но взгляд упал на черные рукава, отороченные алой лентой. Что будет, когда Цзян Чэн увидит меня… такой? В черно-алых цветах Вэй. Обнажит меч и снесет нам обоим голову?! Поверит грязным слухам? Группа заклинателей из ордена Лань Лин Цзинь видела наш черный полет. Они как раз взяли задание неподалеку от Илина, и конечно, наученные Цзинь Гуаньшанем, преследовали несколько целей одновременно. Одной из них была слежка за братом и сестрой с горы Луаньцзан. Они растрезвонили по всему миру, что мы отправились в Цишань, чтобы на руинах Хэйцзян Вэнь предаться… Красная лента медянкой змеилась по моему широкому черному рукаву. — Ты повелеваешь призраками… я видел, на что ты способен. — Тебя мучают призраки? — Вэй Усянь на мгновение впал в замешательство. Он, судя по звукам, резко подошел к Цзян Чэну, так резко, что тот в ответ уклонился привычным движением бойца. — Отец… мама, — выдохнул в ответ Цзян Чэн. — Каждую ночь они стоят у меня перед глазами. Их тела во дворе. Зарево… — Мы не видели, как горит Пристань, — ледяным тоном, не терпящим возражений, оборвал его Вэй Усянь. Я мысленно продолжила то, что не договорил Цзян Чэн. «Мы не видели, как горит Пристань. Но мы помнили последние прощальные объятия госпожи Юй. Ее дрожащие губы на наших лбах. Отчаянный крик: — Не вздумайте возвращаться! Вы трое! Ни шагу сюда! Наши звонкие голоса: — Мама! — Госпожа Юй! — Наставница, пойдемте с нами! Госпожу Юй, которая задержала взгляд подолгу на каждом из нас. Мы тянули свои руки к ней, едва сдерживаясь от рыданий в голос. Госпожа Юй лишь ласково улыбнулась нам. Первым она на прощание обняла сына, а когда отняла Цзян Чэна от своей груди, ласково отбросила пряди с его лба и тихо прошептала: — Сынок… будь… — она задыхалась от рыданий, которые не могла себе позволить в свой последний час. — Стремись… — упало с ее губ камнем. — Стремись достичь невозможного, — вытолкнул из себя Цзян Чэн. Госпожа Юй чуть улыбнулась, ласково провела по его виску и щеке изящной рукой. — Да, — едва слышно всхлипнула она. — Да, — и поцеловала его в лоб, а в следующий же момент толкнула его к нам, в паром. Цзян Чэн покачнулся и рухнул к нам с А-Сянем на руки. Мы едва успели его подхватить. — Вэй Усянь! — госпожа Юй пыталась казаться грозной, но ее голос дрожал. Она подняла руку, словно пыталась замахнуться, и А-Сянь в ответ сжался. Но ее рука так и не ударила его. — Подойди ко мне, немедленно! — приказала госпожа Юй. Цзян Чэн, сидел между нами двумя и отчаянно качал головой, все повторял одно единственное слово. Нет. И когда Вэй Усянь поднялся исполнить приказ госпожи Юй, со всей силы воскликнул: — Нет! — и вцепился в ладонь Вэй Усяня. Он в ответ лишь покачал головой и скинул его руку со своего запястья. Я немедлено со всей силы обняла Цзян Чэна со спины. Он то затихал, то принимался рваться из моей хватки, толкался, но когда слышал мои тихие вздохи от боли, замирал. Чудом я удержала его в кольце своих рук. Вэй Усянь неловко выбрался из парома, застыл перед госпожой Юй. — Времени… — процедила она и вдруг… Вдруг обняла его. Мягко, но крепко прижала к себе обомлевшего Вэй Усяня. И громко прошептала одно слово: — Прости. — Госпожа Юй, — только и мог растерянно пролепетать А-Сянь в ответ. Но в следующий же миг она уже легонько оттолкнула его от себя. К этому времени Цзян Чэн уже был близок к обмороку. Боль раздирала его на части, он в очередной раз попытался встать, но раздался тихий звон. Госпожа Юй послала в сторону своего сына амулет, и Цзян Чэн тряпичной куклой ослаб на моих руках. Вэй Усянь бросился к нам, он что-то бормотал себе под нос, помогая своему брату устроиться удобнее. — Мы погребем обратно, обратно, А-Чжи, — горячо прошептал Вэй Усянь. Я в ответ быстро кивала. — Поплывем, — прошептала я. Цзян Чэн, обездвиженный заклятьем, только и мог, что качать головой в разные стороны и тихо, утробно рычать, как молодой тигр. Он кивал нашим пустым обещаниям, бешено вращал глазами, готовый поддержать наше решение. — А-Чжи! — поманила меня госпожа Юй. Не чувствуя ног, не чувствуя тела, я пошла на ее голос, заученным движением подхватила ткань подола, перешагнула деревянный порог пристани. Наши мечи — я никак не могла вспомнить как они здесь оказались — тройным перекрестием лежали в дальнем углу. «Рассекающий Ветер» в центре, справа на нем ножны меча Цзян Чэна, а слева, едва касаясь наших мечей, лежал Суйбянь. За спиной госпожи Юй раздавались звуки боя, защитный барьер пошел трещинами. Мне казалось, что госпожа Юй целую вечность разглядывала меня, прежде чем крепко прижать к своей груди. — Я так горжусь тобой, А-Чжи, так горжусь, — прошептала она мне на ухо. — Наставница, — выдохнула я. Мне было так легко, так странно-легко, словно я разом избавилась от всех чувств на свете. Словно я смотрю на все со стороны, и все, что вижу, происходит не со мной. Это иероглифы на бумаге, это взмахи расшитых рукавов актеров. Я так легка, что могу воспарить под самый купол небес, превратиться в облако. Так не бывает. Так просто не бывает. Я отказывалась это принимать. А в следующий же миг перед глазами завертелся мир — с такой силой госпожа Юй толкнула меня в лодку. А следом заискрилась Цзыдянь, мы только успели вздохнуть, как она обмотала нас троих, плотно прижала друг к другу спинами. — Цзян Чэн! Защищай… защити… ты глава ордена Юньмэн Цзян! Помни об этом! — крикнула госпожа Юй. Мы стенали в ответ. Мы плакали. Мы просили развязать нас. Небольшой паром качался из стороны в сторону и грозил вот-вот перевернуться. — Вы, — повторила госпожа Юй и обвела нас взглядом, — вы все… вы все, — ее взгляд на миг остановился на Вэй Усяне. Она насмешливо поджала губы, — вы трое и А-Ли — все что остается у Пристани Лотоса. Вэй Усянь! «Вы всё, что осталось у Пристани» — промелькнуло в моей голове. Но даже если госпожа Юй и хотела это сказать, то оставила слова при себе. Вы — всё, что осталось от Пристани Лотоса… Вэй Усянь смотрел на нее. Она переводила взгляд со своего сына на него. Где-то слева вспыхнул пожар: занялась одна из пристаней, к которой тайно подобрались разведчики клана Вэнь. Госпожа Юй потратила лишь вздох, чтобы обернуться, оценить обстановку. Времени было так мало… Цзян Чэн крепко впился в мою руку, другой ладонью он вцепился в Вэй Усяня. Мы трое жались друг к другу. — Помни, где твое место, Вэй Усянь! — приказала она и топнула ногой. Она взмахнула рукой в сторону главных ворот. — Понял меня? Ты понял меня?! — крикнула Юй Цзыюань. — Я понял, — едва слышно прошептал Вэй Усянь и наклонил голову. Госпожа Юй довольно фыркнула. — Цзян Чэн! Вэй Ин! Защищайте своих сестер! — Наставница, — прошептала я. Вэй Усянь медленно, через силу кивнул и растерянно улыбнулся в ответ. — А-Чжи! — резко окликнула она меня, когда налетел страшный порыв Ветра. Он пригнал с собой тучи, он опасно раскачал причал. Он поднял песок и грязь, он наклонил деревья. Лотосы опасливо спрятались за волнами озера. — Не смей! — приказала она, видя, что я дыханием зову Ветер. Видя, с какой надеждой двое братьев смотрят на меня. Ее глаза полыхнули адским огнем, и я задохнулась. Замолк и Ветер. Госпожа Юй взмахнула рукой, и амулет сорвался с ее руки, приклеился к деревянной балке крыши парома. — Когда будете в безопасности, плеть вас освободит! Если кто-то на вас нападет Цзыдянь защитит вас! — Госпожа Юй! — Наставница! — голосили мы с Вэй Усянем на все лады. Как маленький щенок, скулил Цзян Чэн нам в такт. — Пойдемте с нами, наставница, умоляю! — Вот ты как запела, А-Чжи. — Госпожа Юй, мы позовем дядю… Цзян Чэн тут же дернулся на звук имени отца и быстро закивал, умоляюще простонал, глядя на свою мать. — Вэй Ин! Думаешь, я без главы Цзян ничего не стою?! — она притопнула ногой, ее глаза расширились. — Советую заткнуться. Немедленно. — Из-за меня, из-за меня, — как безумный бормотал Вэй Усянь, медленно раскачиваясь взад-вперед. Цзян Чэн, запертый между нами, запрокинул голову и зарычал, засучил ногами. — Из-за тебя? — насмешливо фыркнула Юй Цзыюань. И в этот же миг рухнул защитный барьер, ведущий в поместье. С грохотом лавины столкнулись между собой заклинатели Вэнь и Цзян. — Прошу, наставница, прошу, прошу, — все твердила я. — Фэн Тяньчжи! — Я не дам вам погибнуть, как маме! Ветер сорвался с вышины на мой крик. Поднялись волны, наш паромчик качнуло вперед так, что он едва носом не вспорол речной песок. Где-то далеко раздались крики: подкрепление сил Вэнь все прибывало к Пристани Лотоса. Юй Цзыюань взмахнула рукой, и Цзыдянь вспыхнула. Голубоватые волны моей духовной силы растаяли, как туман на реке. — Как ты смеешь, Фэн Тяньчжи?! Стыд потеряла?! Забыла иерархию? Тебя поучить, как ту подстилку?! Кто еще и должен погибнуть, так это не я! Все было впустую. Все было обманом. Мы это знали. — Из-за меня! — сорвался на крик Вэй Усянь. — Пусти, пусти! — крикнул он на Цзыдянь. — Отпусти меня! — Много чести — из-за тебя нападать на Великий орден и клан, Вэй Усянь! — прикрикнула Юй Цзыюань и топнула ногой. — Кто ты такой, чтобы из-за тебя вспыхнула вражда! Всего лишь один из учеников ордена Юньмэн Цзян! — Из-за, — начала было я и тут же осеклась под ее громким: — А ты! Ты всего лишь девица, Фэн Тяньчжи! Два раза у тебя получилось сотворить приличное заклинание на обучении у клана Лань, так что же, ради этого они пришли? Цишань Вэнь, — она подалась ближе к нам, крепче сжала в ладони меч, — нас за дураков держат, и вы оба туда же?! — взмахнула она ладонью, взметнулся и опал фиолетовый рукав с черными лотосами. — Так-то вы с Вэй Ином платите нам за доброту?! Цзян Чэн тихо рыдал, склонив голову на грудь. Он пару раз дернулся и снова затих. — Вэнь Чао, этот трус и остолопень, послед собачий, не смог справиться с какой-то черепахой. Ха! — высокомерно посмотрела госпожа Юй по сторонам. — Что бы он сказал, увидев Царя утопленников, которого недавно изгнали наши ученики! — Юй Цзыюань дерзко вздернула подбородок. — Всего лишь ученики! Видишь, А-Чжи, — метнула она в мою сторону гневный взгляд, — как дорого нам обходится самолюбие мужчин?! Я не понимала. Я не видела. Но кивнула в ответ. — Запомни это навек, девочка, — припечатала госпожа Юй. — Они… за мной… они, — упрямо просипела я. Вэй Усянь подался назад, через Цзян Чэна, и набрал воздуху в грудь. Его лицо выражало страх и надежду одновременно. Цзян Чэн тоже, едва услышав мои слова, словно ожил. Он изо всех сил пытался повернуться ко мне, и когда у него это не вышло, просто качал головой из стороны в сторону. — Какие вы еще дети, — покачала головой госпожа Юй. — «Из-за меня! Из-за меня!» — передразнила она нас с Вэй Усянем. Амулет истлел на глазах, и паром бодро поплыл вперед. В конце концов она была хозяйкой Ляньхуа: каждого клочка земли, каждой травинки, каждого лотоса и каждого озерца… » Это так и не высказал Цзян Чэн. И это так и не повторил Вэй Усянь. И я в ответ зажмурилась и прикусила губу. — Это невозможно. Госпожа Юй и дядя… — Вэй Усянь запнулся, тяжело и протяжно вздохнул. — Господин Цзян, — поправил он сам себя, — прошли церемонию успокоения души. — Они… каждую ночь… — Это не призраки, Цзян Чэн. — Ты не… дай мне договорить! — Цзян Чэн! — прикрикнул Вэй Усянь. — Здесь нужен лекарь, а не темный заклинатель! А ты испортил отношения с Вэнь Цин! Она и видеть тебя не хочет, а лучше лекаря у нас нет! Они замолкли и — я снова поспорила с Яньло на свое право переродиться — гневно уставились друг на друга. — Нам подвластны все призраки, — после тяжелого молчания хрипло пробормотал Вэй Усянь. — Кроме… Помолчи! — снова прикрикнул Вэй Усянь. — Кроме призраков наших душ. Это память, Цзян Чэн. Мы здесь бессильны, — закончил Вэй Усянь голосом, как у древнего старика. — Мы? — переспросил Цзян Чэн. — Слухи о темных заклинателях, брате и сестре больше не слухи, Цзян Чэн. Мы с А-Чжи встали на темный путь. Вместе. Тяжелое гробовое молчание разорвали шаги. Кто-то стремительно приближался к выходу. Я со всей силы прильнула к скале, крепко прижала к груди корзину с овощами, уставилась на них так, словно от петрушки и имбиря зависела моя жизнь. — Ненависть пожирает меня, а ты ничего не желаешь делать? — Мы отомстили, Цзян Чэн. За все и за всех. — Я горю, Вэй Усянь! Меня пожирает злоба, а тебе хоть бы хны?! Я жить не могу, я спать не могу, — Цзян Чэн, судя по звукам, поднялся, — а когда я пришел просить у тебя помощи… ты… — Это темный путь, Цзян Чэн. Обида, месть, ненависть, — терпеливо, но строго парировал Вэй Усянь. — Это все наше. А не твое. — Вот именно! Ваше! — Отбрось их и иди путем Меча. — Но вы же поняли как с ними обращаться. Поняли или нет?! — Нас двое, Цзян Чэн. И тебе не стоит к нам присоединяться. Обратись за помощью к Хан… к Цзэу-цзюню. Он сыграет тебе «Очищение сердца.» И в твоей голове, — мне почудилось, что Вэй Усянь постучал пальцем по виску Цзян Чэна, — все прояснится. — Как вы управляете мертвецами? — Всем известно как, — отмахнулся Вэй Усянь, — через энергию инь. Через обиду, злобу, месть… а впрочем, заклинателю пути меча не стоит этого знать. — Ты! — Цзян Чэн, я уже наговорил на карательный поход против самого себя и Тяньчжи. А теперь уходи, мэймэй не стоит тебя видеть. А тебе, — помедлил он и безжалостно закончил, — тебе не стоит видеть ее. — Что изменилось, Вэй Усянь?! То ты только и ждал встречи, докучал всем кого только ловил на дороге в Ляньхуа вопросами что у нас там происходит, а теперь меня гонишь?! — Я, Цзян Чэн. Я изменился. И сестренка тоже. — Вы занимались двойным темным совершенствованием? — Да, — и после этого бодро затараторил. — Стой-стой, это и близко не тоже самое… не те бредни которые твердят заклинатели Цзинь. — Вы…? — Нет. Нет, Цзян Чэн, — что-то такое мужское прозвучало в голосе Вэй Усяня что я невольно вздрогнула. — Нет. Никогда. Мы нашли другой путь. Снова повисла гнетущая тишина. Мне казалось что мое сердце бьется как боевой барабан, и вот-вот они двое меня услышат. — Это может быть… потому что ты… потому что я теперь сильнее и не могу — Цзян Чэн на что-то ему намекал. И я снова поспорила с Яньло на свое право следующей жизни на то, что Вэй Усянь подскочил как ужаленный. — Не-э-э-т, нет, нет брат! Нет! — зачастил он. — Нет! И думать забудь, нет! Это все теперь твое… только твое! Все успехи и все неудачи только твои! Только твои! Сянь… — запнулся он. Вэй Усяня, кажется колотила дрожь, — я ничего такого! Нет, — решительно закончил он. — Прости, я обещал никогда больше об этом не вспоминать. И все же сложно забыть, так сложно, А-Сянь. Цзян Чэн звучал как тысячелетний старец уставший от жизни. А Вэй Усянь все твердил: — Все, чего ты добьешься только твое! Только лишь твое! Ты мне ничем не обязан, слышишь? — Прости, А-Сянь. — Ты меня прости. Она же сказала: "можно все скрыть сейчас. А как насчет всей жизни?» Такое, — снова запнулся Вэй Усянь. — Это, это все ради…! «Она? О ком идет речь?!» — в груди вспыхнула неуместная ревность. Перед глазами пронеслись десятки женских и девичьих лиц, всех кого я только видела за жизнь. Я пыталась по обрывкам слов понять, кто же из женщин нашего мира обладал такой мудростью. Скрыть? Что скрыть? О чем они? — Матушка же... — Это все ради Пристани Лотоса, — наконец смог закончить Вэй Усянь. — Помоги мне, А-Сянь. Я жить не могу. Мне мало смертей Вэней. Мне… я… я чуть не… я чуть не покалечил ученика ордена. Молодого. На пустом месте, — Цзян Чэн говорил тихо, но с силой. — Парнишка, всего лишь восемь лет от роду. Он и меч-то до этого только у отца в руках видел. Я едва. едва его… я схожу с ума, А-Сянь. Это словно не я. Ненависть и злоба жрут меня как псы мясо. Не морщись! — грубо приказал Цзян Чэн. — Не буду, не буду, — тут же с готовностью выпалил А-Сянь, — просто сравнения у тебя… — Ты у нас больно поэт я смотрю, да? — А что с парнишкой? — ловко перевел тему Вэй Усянь. — Я не успел ему навредить. Меня У Ян сзади схватил, оттащил от него, — ответил Цзян Чэн. — Я клялся их защищать, назвал их своими людьми. Они надели мои цвета. Я не могу так больше, А-Сянь! И А-Ли сказала — что если кто и может мне помочь, то только ты! Вы с… ней. Больно резануло в груди от того, что он не мог произнести моего имени. Но и я вслух тоже не могла его позвать. — А-Ли так сказала? — мне показалось, что звезды вспыхнули в пещере от надежды, которая прозвучала в голосе Вэй Усяня. — Сказала, — покорно отозвался Цзян Чэн. — Только вы… вы с ней… с ней, — тяжело проговорил Цзян Чэн. Я вся горела, не в силах совладать с собой я уткнулась лицом в корзину, и едва не чихнула когда полной грудью вдохнула запах зелени и имбиря. — Ты принес вина? — поинтересовался после долгих и долгих мгновений тишины Вэй Усянь. — Прежде скажи, — горько усмехнулся Цзян Чэн, — есть способ мне помочь или нет? — Е-э-э-сть, но. — сдался Вэй Усянь. — А если без «но?» — А без «но» нет. Они помолчали. — Что ж… «Сильный преодолеет преграду, а мудрый — весь путь» так говорил отец. — Цзян Чэн, последний раз прошу! Мы с Тяньчжи пока еще… — Смогли вы — смогу и я. — … не уверены. Ни в чем не уверены, А-Чэн — закончил Вэй Усянь. — Мне и это подойдет, — горько рассмеялся Цзян Чэн. — Ты про вино спрашивал? — Да! — бойко отозвался Вэй Усянь и тут же будто бы подпрыгнул на месте. — Цзян Чэн! Это же «Улыбка императора!» Откуда она у тебя? — Передали, — буркнул он в ответ и следом раздался плеск вина. — А… кто? — осторожно поинтересовался Вэй Усянь. — Ну не Лань Цижэнь же! Пей! — Вообще-то я здесь хозяин, Цзя… пью, пью. — Г-г-госпожа Ф-ф! — раздался звонкий голос слева. Я вздрогнула и едва не выронила корзину. В пещере воцарилась подозрительная тишина. Я в ужасе замахала рукой оторопевшему Вэнь Нину. Он застыл на месте, прямо в центре тропы и уставился на меня. Он хмурился пытался понять что я торопливыми знаками пытаюсь ему объяснить. Я махала свободной рукой в воздухе, корчила страшные рожицы, осторожно, по шажочку приближалась к нему. Вэнь Нин растерянно озирался по сторонам. Он не понимал. Ничего не понимал. Почему госпожа Фэн явно подслушивает перед входом в пещеру. Почему теперь она корчит жуткие рожицы. Он не понимал, что я пыталась ему сказать. Когда мне до него осталось всего несколько шагов, словно из-под земли выросла Вэнь Цин и громко сказала: — Фэн! Вот ты где! Я тебя уже искать хотела идти! Принесла наконец! — Вэнь Цин ловко выхватила из моей ослабевшей руки корзину с покупками. — Ну-ка, посмотрим что тут… Морковь, имбирь, так-так, — Вэнь Цин деловито перебирала овощи. Я телом почувствовала как Цзян Чэн поднялся на ноги. Ветер подсказал мне, как он метнулся к выходу. Я зажмурилась, когда услышала с какой силой он отдернул черный полог. Так, что Вэй Усянь воскликнул: — Ты бы поосторожнее! — Глава Цзян, — лицо Вэнь Цин стало непроницаемым в один миг. Она поклонилась ему. Вэнь Нин неловко сложил ладони и поклонился следом. Я осталась стоять. Не дышала. — О, а вот и Тяньчжи! Все купила что нужно? — Вэй Усянь легко сбежал по ступенькам и замер рядом со мной. — Вот проверяю, — буркнула Вэнь Цин. — А еще тут что-то происходит, — она недовольно покосилась на меня и на растерянного Вэнь Нина. — У вас гости, — вдруг сердито воскликнул Цзян Чэн. Я вздрогнула, понимала к кому он обращается. Наверное, он надеялся, что на мне просто черный дорожный плащ. Но когда я повернулась к нему, резко взмахнув подолом, подняв Ветер одним движением, эта надежда угасла. Перед ним стояла темная заклинательница из клана Вэй.