Мудрость обнимающая лотос

Из выломанных дверей в Залу Беседы по воздуху разливался смрад, да так, что заклинатели за нашими спинами воскликнули: — Ну и вонь! — Там будто бы тела… тела? — Кто там сдох в цветах? — Не труп же… прошлого главы Цзинь? А что ты на меня так смотришь, от этого ублюдка всего можно ожидать! — Повежливее, — вмешался в перепалку кто-то третий, — он все еще глава моего ордена! — Глава ордена! — немедленно передразнил заступника другой. — А что не нападаешь тогда? Стоим тут перед тобой, бери тепленькими. — Прекратите, — вмешался юноша, — вы себя ведете неподобающе! Ну и вонь… — едва слышно добавил он. Это и правда был жуткий аромат гноя, старой крови и старого вина. И гниющей плоти, завернутой в надушенный шелк. Запах мертвых цветов, которые увядали и, повинуясь темной воле, пахли еще сильнее. Совсем скоро от этого запаха было не продохнуть, и послышались крики: — Госпожа Цзян, — кому-то было все равно в каких я цветах, — позовите Ветер! Мы же тут все отравимся! — Да-да, позовите, госпожа Цзян! — поддержал его другой заклинатель. Цзинь Гуанъяо побледнел, кривая усмешка не сходила с его лица. — Что ж, ради рабов и стараться не стоило. Свобода, — он окинул взглядом заклинателей во дворе, — вам и даром не нужна. Тебя зовут,Тяньчжи, –Цзинь Гуанъяо рассмеялся, постарался вмешаться, поискал взглядом меня. — Что он сказал? — Сказал, мы рабы, — зашептались заклинатели. — Кто?! Эй ты, пугало! — кто-то выступил вперед. — В лицо мне скажи, что я раб! Стон боли все же вырвался из его груди, когда Цзян Чэн усилил напор энергии в Цзыдянь. — Как ты посмел ее назвать? Цзинь Гуанъяо усмехнулся, открыл рот, но очередную его колкость прервал влажный кашель. Кровь снова потекла по подбородку. — То-то же, — довольно усмехнулся Цзян Чэн. И тут же повернулся ко мне, устало вздохнул: — Цзян-фучжэнь, — и покачал головой. Запел, зазвенел, закачался колокольчик Цзян на поясе Цзян Чэна. Родные звуки заставили меня улыбнуться, а Ветер силой качал колокольчик с фиолетовой кисточкой из стороны в сторону. Тихие переливы, мягкие уютные волны энергии, фиолетовое сплеталось с голубым, складывалось в роскошный большой лотос. Лотос, меж лепестков которого танцевал беззаботный Ветер. Я залюбовалась, как ребенок фейерверком, даже тихое пение меча в руке не могло привести меня в чувства. Спустя долгие годы брака, он знал как меня отвлечь. Лотос ожил, он расцветал с каждым вдохом. Эта волна силы предназначалась для меня. *** Я и вздохнуть не успела, как оказалась у разрушенной крепостной стены. Ветер подхватил меня в полете, мягко опустил вниз. Я оказалась на одном из камней, который выступал из разрушенной кладки. Оглядевшись, я легко опустилась на землю. И едва моя нога коснулась каменной плиты двора, тьма от затмения опустилась на землю тяжелым пологом. Тяжело стало дышать, воздух будто бы превратился в огромную надгробную плиту. На миг стало совсем темно, и в этом мраке заголосили, завыли сотни и сотни духов. Я узнала их голоса — каждого из них. Из тех, кого привел Старейшина Илина под стены Золотой Башни. В этой пустоте и темноте живые потянулись друг к другу, даже я, привычная к любому мраку, осторожно спустилась, на ощупь, на едва различимый зеленоватый огонек. — Они боятся, — донес мне Ветер громкий шепот Цзян Чэна. — Успокой их, Тяньчжи. Людские голоса смешивались с криками мертвых невест: Чжэнь по одной вылавливала их из общего строя. Я подалась было на звук, но тут раздалась пронзительная трель флейты. Вэй Усянь играл, и тьма становилась все бледнее. Чем сильнее звучала мелодия Чэнцинь тем больше проступали вокруг нас очертания окружающего мира. Мой брат словно соревновался с волей Неба, каждой нотой он разгонял мрак небесного предзнаменования. Это была другая песня — наша с ним Песня. Несколько ударов сердца — и я присоединилась к флейте. Мой голос полился, зазвучал, как весенний ручеек, слился с темной мелодией Вэй Усяня. Ветер мгновенно подхватил ее, эту песню наших сердец, понес ее по миру. Перед слушателями развернулись миражи, соткались прямо из воздуха. На одно мгновение перед живыми и мертвыми предстали пейзажи, лица и образы дорогих им людей. Иллюзия для каждого была своя, но неизменным было одно — все это придало сил каждому, кто наблюдал за грезами. Страх, который, казалось, пропитал все вокруг и все вокруг же отравил, медленно, нехотя, разжимал свои тиски. — Мертвецы боятся затмения, кто бы мог подумать! — прошептал один из заклинателей. — Еще бы мы не боялись! — узнала я сердитый голос Линь. — Это для вас, смертных, просто луна закрыла солнце и всего лишь какие-то там беды! — Не просто, госпожа мертвая невеста! — тут же вскинулся заклинатель. — Это недобрый знак перемен! — А для нас все хуже. Это значит, что… — Линь, судя по звукам, поежилась и недовольно фыркнула: — Ничего вы не знаете! Чего с невежами говорить! Послышался возмущенный шепот, но вмешалась Чжэнь. Она сердито толкнула Линь к остальным сестричкам, поклонилась заклинателям и поспешила ответить: — Прошу у вас прощения, благородные господа, — ее голос хоть и звучал безжизненно, но все же мягко обволакивал сердца слушателей, — мы давно не были среди утонченных мужей. Для вас затмение — это знак потрясений и бед. А для нас, — Чжэнь помедлила, взглянула на небесный свод. Кисточки на ее свадебном покрывале взметнулись и опали, подчиняясь мертвому порыву ветра, — для нас это значит, что правила мира теней были сурово попраны. — Сурово попраны? — поежился заклинатель в толпе. — Куда уж суровее? — он ткнул своим мечом вперед, указывая на двор Башни. Чжэнь покачала головой: — Кто-то грубо нарушил правило жизни и смерти, так, — она перевела взгляд на небосвод, — что оскорбил и небеса, и преисподнюю. — Грубо нарушил правило? — Это как? — разом зашептались заклинатели. — Это значит, что заклинатель сотворил нечто такое, что противоречит сути бытия, — Чжэнь приложила ладонь к лицу. Красное покрывало на миг натянулось, ткань проявила ее черты лица, но мертвая невеста уже спохватилась и поправила покрывало, прежде чем раздались восторженные или испуганные вздохи. — Получается, чтобы быть темным заклинателем, надо соблюдать больше правил, чем на пути меча? — буркнул кто-то в толпе. Заклинатели боролись с напряжением как умели, а разговор всего лишь один из таких методов. Линь недовольно фыркнула из-за барьера, но ничего не сказала. — Никакая сила не дается просто, — наконец, уклончиво ответила Чжэнь. Я спиной почувствовала ее взгляд, а Цзинь Гуанъяо, который слышал каждое слово, рассмеялся. — Законы, законы, законы! — выплюнул он, как змея яд. — Шагу нельзя ступить, везде какой-то закон или правило! Разве они писаны сильным? — обратился он к мертвой невесте, которая находилась далеко от лестницы. — Разве не должны эти законы превратиться в ничто под ногой? Чжэнь не стала ничего говорить в ответ, она лишь повернулась к Верховному Заклинателю спиной. А следом спиной повернулись остальные ее сестры. — Что он там гавкает, пес приблудный? — дерзко бросил кто-то из толпы. — Приблудный, — хмыкнул Цзинь Гуанъяо и прикрыл глаза, словно не хотел больше никого видеть. Словно мы все утомили его. Наша с Вэй Усянем музыка мучила его, но, кажется, он уже дошел до того пика, когда любая боль едва ощутима. Лицо его посерело, морщины сеточкой проступили на коже. Последние ноты Чэнцинь, последние слова куплета, и тьма окончательно развеялась, из темной ночи превратилась в вечерний сумрак. Вэй Усянь убрал флейту и взмахнул рукой, мертвые мгновенно отделились от живых. Призрачный Генерал зорко огляделся и, не заметив угрозы, послал вперед хвост Ихань. Цепь легла большим полукругом, раскаленными звеньями разделяя духов и заклинателей. Вэй Усянь, не сводя пристального взгляда со связанного Цзинь Гуанъяо, отправился в темный полет и встал рядом с Вэнь Нином. Я тут же присоединилась к ним, прошла сквозь расступившихся, низко кланяющихся заклинателей. Мы на ходу обменивались приветствием — ведь со многими из них я не первый раз сражалась плечом к плечу. Я с радостью кивала каждому из них, с кем-то успела обменяться рукопожатием и парой слов. — Сестренка! — радостно воскликнул Вэй Усянь и сгреб меня в охапку. — Живая! — облегченно выдохнул он. Вместо ответа я просто крепче прижалась к нему и выдохнула ему в плечо. Эти объятия были красноречивее любых слов. Мы просто покачивались в руках друг друга, заставляя весь остальной мир подождать. И все же — хоть победа и была близка, война еще не окончена. Ритм ее барабанов то стихал, то вновь нарастал, как гул в горах перед обвалом. Война… Я крепче вцепилась в плечи Вэй Усяня. — Заставила ты нас поволноваться, Тяньчжи, — с напускным недовольством заявил мне Вэй Усянь. Он ловко отстранился, подбросил в воздухе серебряный перстень. Я скорчила рожицу и поспешила спрятать ладонь с клинком Не за спину, но мой брат ловко подцепил меня за локоть. Меч выпал из моей руки, вонзился в щель между каменными плитами и задребезжал. Клинок напоследок вспыхнул черным и погас. Только сейчас я поняла, как горит моя ладонь. Вэй Усянь покачал головой, щелкнул пальцами: из тьмы и теней вышло несколько темных заклинателей в цветах Вэй. — Ну что же это такое, Тяньчжи, — он осторожно передал мою обожженную красную ладонь заклинателю. Выглядела рука и правда скверно: уродливая рваная рана, по краям покрытая сукровицей. Темный заклинатель тут же заколдовал над моей раной: мешочек вылетел у него из рук, для удобства повис на уровне плеча. Я улыбнулась лекарю и попыталась сжать и разжать пальцы. Кровь выступила по краям уродливого ожога-кляксы, и тихий крик боли сорвался с моих губ. В клинках клана Не, в каждой из сабель, заперт кусок могущественного яростного духа. Эта ярость способна оглушить не только врага, но и самого заклинателя. Оставшись без обсидианового кольца, не дав ему крови врага, клинок выжигал мое тело. — Не Хуайсан, ты мне за все заплатишь! — угрожающе бросил Вэй Усянь и тут же властным жестом заставил меня замолчать. Он быстро оглядел мою рану, а когда поднял на меня глаза, я невольно поежилась. На бледном от волнения лице горели лишь его огромные глаза. Его пальцы, осторожно сжимающие мои, подрагивали. — Цзян Чэн видел? Я вместо ответа мотнула головой и снова тихо охнула от обжигающей боли, словно руку сунула в кипящую лаву. Соратник осторожно обрабатывал ожог, вполголоса говоря: — Демоница, это мазь из степи. Быстро снимет боль, — приговаривал он осторожно прикладывая к ране пахучую голубоватую кашицу. — В мече много злобы, — он покосился на дребезжащий меж камней клинок Не и поежился, — слишком много, даже для нас. Я на миг задумалась над его словами. — Даже для… нас? — несмотря на боль, я все еще могла видеть суть. Наш заклинатель наклонил голову и опасливо посмотрел на своего Старейшину. Лицо Вэй Усяня на миг стало еще бледнее, четко проступили скулы, превратили его лицо в посмертную маску. — Темных заклинателей, — зачем-то пояснил мне мой врачеватель. — Скажи, Демоница, — молодой мужчина ловко извлек из парящего мешочка несколько листьев, — а клинки этого рода, чье знамя на твоих плечах, всегда так обжигают руки? — Что? Нет-нет, — я облегченно выдохнула, чувствуя, как отступает боль. Даже помахала другой ладонью. — Если бы так было, из ордена Цинхэ Не все давно бы разбежались, — я закатила глаза… …и осеклась, увидев их взгляд. Взгляд раскосых глаз степняка и взгляд моего брата. — Это все потому, что я отдала перстень, — мой голос прозвучал слабо, словно я сомневалась. Вэй Усянь покрутил в руках серебряный перстень и пару раз подбросил его в воздухе. — Он с обсидианом, — поспешила я объяснить нашему подчиненному, — обсидиан очищает разум и душу. — И поэтому меч тебя так сильно обжег, Демоница? — Осмотри других заклинателей из моей сотни, — раздраженно бросила я, чувствуя, как в груди поднимается темная волна чувств. — Я успел заняться и другими. Но их ладони… Темный лекарь даже замер. Его пальцы прижали в голубоватой кашице на моей ране зеленые исцеляющие листы. Вэй Усянь буравил меня тяжелым взглядом. Они оба испытующе глядели на меня, словно хотели мне о чем-то сказать. Хотели, но не решались. — Демоница Илина, так почему твой же меч так сильно тебя поранил? — снова задал свой вопрос темный заклинатель. Я перевела взгляд на меч Не, который все пел и пел свою боевую песню. Он дрожал от переполняющего его духа гнева, требовал жестокой битвы. Клинки Цинхэ Не созданы только с одной целью — уничтожать зло. Развеивать призраков, рубить напополам свирепых мертвецов и демонов. Истоком их ярости было знамя черного Яцзы, несущего гнев Неба всякому презренному отступнику. Ярость, запертая в стали, должна была немилосердно жечь врагов, но не самих заклинателей. Я словно нехотя посмотрела на израненную ладонь. Кончики пальцев покрылись копотью, через листья и слой мази я видела, как глубока моя рана. «Демоница Илина, так почему же твой меч тебя так сильно поранил?» — колоколом вестника смерти бился в моей голове этот вопрос. Я снова посмотрела на небо: на звезды Инхо и Тайбо, сошедшиеся воедино и едва видимые сейчас. На затмение. Демоница Илина, так почему же твой меч тебя так сильно поранил? — Хватит, Шэн, — вдруг вмешался Вэй Усянь и, не медля ни минуты, скинул с плеч расшитую красной нитью черную накидку. Кто-то из темных заклинателей немедленно подхватил ее, перекинул через руку, ожидая дальнейших распоряжений. Шэн поклонился и, стараясь не встречаться со мной взглядом, скрылся в толпе своих товарищей. Вэй Усянь закатал рукав, с легкостью оторвал белоснежный лоскут от нижнего одеяния. Прокусив палец, он быстро начертил на ткани заклинание и ловко перевязал мне руку. После этого он кивнул заклинателю, подобравшему его одежду, быстро облачился. — А-Сянь, — позвала я, наблюдая за тем, как он старательно отводит взгляд. — Ты же понимаешь, — яростно прошептал он, — что дело не в перстне? — закончив перевязку, Вэй Усянь теперь крутил в ладони подарок моего отца. — Послушай, он не может питать их ярость. — Он? — ухмыльнулся в ответ Вэй Усянь и осторожно провел большим пальцем по гравировке. — Ты теперь тоже его имя не произнесешь? — поинтересовался он у меня и осторожно, чтобы не повредить повязку, вернул кольцо на мою руку. Я мотнула головой, бросила тоскливый взгляд на золотую черепицу Башни. — Он там, А-Сянь, — пробормотала я. — Он там. Но гнев меча от этого не стал слабее: лезвие постепенно начало окрашиваться в алый цвет, а сам клинок все сильнее раскачивался из стороны в сторону. — Плохо, — покачал головой Вэй Усянь. — Уже скоро. И, не дожидаясь от меня ответа, снова со всего размаху прижал меня к себе. — Это кровавые узы, мэймэй, — выдохнул он. — Кровавые. *** Люди повеселели — лица их посветлели, дышать стало легче. Все еще подозрительно косясь в сторону врагов, наши заклинатели воспользовались передышкой. Кто сел прямо на землю и полез за пояс, к волшебному мешочку, кто потянулся к товарищу с флягой чистой воды. Многие все еще посматривали на небосвод, обсуждали между собой затмение. Кто-то из заклинателей Яо выступил вперед, легко и плавно взмахнул своим мечом, будто собирался танцевать. И между своими и чужими пролегло заклинание барьера. — Раз не собираетесь нападать, — припечатал мужчина и под дружный рев своих товарищей вернул меч в ножны, — побудьте там. — Ах-ха! Братец Сян хорош! Правильно, пусть топчутся! — воскликнул кто-то из его товарищей. На миг все позабыли о том, что Цзян Чэн держит на привязи Цзинь Гуанъяо. *** А вот сам Цзян Чэн этого не забыл. Цзинь Гуанъяо, влекомый Цзыдянь, четыре раза кубарем перевернулся в воздухе и со всей силы впечатался в каменные плиты ступенек, так, что по ним побежали трещины. Все вмиг повернулись к лестнице. Заклинатели вскочили на ноги, обнажили мечи. Темные заклинатели вмиг рассредоточились среди их строя, приготовились к атаке. Духовной силой снова засветились знамена: вспыхнул черный Яцзы на серой ткани, грозно переливались облака на голубом шелке, запел лотос на фиолетовом стяге. К их пению присоединились другие: десятки младших кланов поспешили объявить о своем присутствии сверкающими знаменами и громкими кличами. Враги прянули ближе к своему господину, они пятились, не сводили взгляда с ощетинившегося строя живых. Мертвые, надежно скрытые силой Ихань, пока что молчали. Сложив руки на груди, наблюдал за происходящим Вэй Усянь. Заклинатели ордена Цзинь, оставшись без руководства, отступали все дальше. — Глава Цзинь! — Глава! — казалось, это хором кричат не заклинатели ордена, не темные заклинатели, заботливо взращенные его рукой. Кричит сама Башня Золотого Карпа. — Глава Цзинь! — Глава! –Бойцы и заклинатели в бело-золотом появились словно из ниоткуда: стрелки показались на крыше, высыпали из боковых коридоров свежие силы заклинателей. Цзян Чэна обступили со всех сторон, взяли в кольцо. *** Прежде чем я успела что-то сделать, Вэй Усянь с места рванул вверх. Я оглянулась лишь для того, чтобы напороться на Лань Ванцзи. В один прыжок он оказался рядом, но не успел ничего сделать. Нам только и осталось, что смотреть ему вслед. — Цзян Тяньчжи, — пробормотал он, аккуратно придерживая меня за локоть. — Все в порядке, Ханьгуан… — начала было я, но осеклась под его пронзительным взглядом. — Ванцзи, — одними губами откликнулся Лань Ванцзи, — зови меня «Ванцзи», — и посмотрел мне прямо в глаза. Широкая улыбка расцвела на моем лице, я радостно кивнула и беззаботно захлопала в ладоши. Тень от моей радости мелькнула на лице Второго Нефрита. — Прости, Ванцзи. Лань Хуань, — я не договорила, но взгляда не отвела. — Я не смогла его спасти. — Цзян Тяньчжи, каждый исполняет свой долг. Я лишь хотел остановить… мой брат жив, — вдруг Лань Ванцзи посмотрел на меня сверху вниз пронзительным и долгим взглядом, словно желал заглянуть мне в душу. — Все в порядке, Ванцзи, — новое, такое свободное к нему обращение мне давалось легко. А если Лань Ванцзи было и непривычно, то он не подавал вида. Он сощурился, словно что-то услышал. Я, заметив изменения, прислушалась тоже. — Что-то, что-то, — тихо повторял он, пристально вглядываясь в пространство. Я позволила себе улыбку, нотка темного снисхождения прозвучала в моем голосе: — Это тьма, Второй Нефрит. Миг, вздох, удар сердца — и Вэй Усянь опустился за спиной Цзян Чэна, выставил вперед флейту. –Назад! –рявкнул он, обращаясь к напирающим на них заклинателям Цзинь. Глаза Вэй Усяня полыхнули алым огнем, плечи дернулись, словно у одержимого злым духом. Запели, заплясали, затанцевали от радости запертые в темном барьере духи. Их голоса слились в едином хоре, все как один прянули к границе барьера, чтобы получше разглядеть происходящее. Чжэнь покачала головой и тяжело вздохнула. Они с Вэнь Нином переглянулись и снова вздохнули. Сила… истинная инь разливалась, расцветала перед нами, парила в воздухе, складывалась в могущественные черные письмена. Грянул град стрел: они полетели со всех сторон, но Вэй Усянь лишь вскинул ладонь. Бело-золотые волны прянули назад. Вэй Усянь зорко оглядел крыши, хмыкнул, когда заметил, как дрожат от напряжения руки у стрелков. Цзян Чэн криво усмехнулся, резким движением успокоил Цзыдянь. Он шагнул ближе, наблюда, я как темный туман из сердца золотой Башни змеями заструился к Цзинь Гуанъяо. — Он вообще живой? — бросил Вэй Усянь через плечо. Вместо ответа из выбоины, где лицом вниз лежал Цзинь Гуанъяо, раздался тихий стон. Ветер переменился, он рванул к небесам, желал принести с собой свежесть. Совсем скоро ряды заклинателей впереди закрыли мне обзор. Сам мир намекал мне — время передохнуть. — Мы… вмешаемся? — осторожно поинтересовался у меня Лань Ванцзи. Я только собиралась ответить и повернулась к нему, как за нашими спинами раздалось: –Цзян Тяньчжи! –и сердце мое сжалось от этого гневного голоса. Я стремительно обернулась: ко мне, как на крыльях, летел шифу Лань. *** Лицо Лань Цижэня пылало от гнева: глаза метали белоснежные молнии, способные уничтожить всякое зло. Я слышала, как взволновались духи за прочным и надежным барьером Ихань. Почувствовала, как дрогнул даже Вэнь Нин. Словно карающий Ачала в белоснежных одеждах, он неотвратимо приближался к нам. Страх — не частый гость в моей душе, но от этого зрелища он нашел ко мне тропинку. Казалось, сам воздух вокруг шифу Лань раскален до чистого белого света. Праведный гнев, долго кипящий в его душе на медленном огне, наконец, нашел выход. Я едва слышно выдохнула, выпрямилась, чуть не сжала руки в кулаки, совсем позабыв о повязке на ладони. Красноватое заклинание, написанное Вэй Усянем, отозвалось на мое волнение, огоньки вспыхнули на лоскуте ткани и погасли. Заклинатели расступались перед Лань Цижэнем и низко кланялись ему вслед. Облаченный в белоснежный траурный наряд, он шел в сопровождении двоих юношей. Его рукава развевались на холодном ветру. Грязь и копоть боя не тронула безукоризненную белизну его одежды. Лань Ванцзи выступил на шаг вперед, взметнул руку наперерез, желал скрыть меня тканью рукава, словно пологом, от своего дяди. Вокруг нас мгновенно стало тихо и безлюдно. — Шишу, — голос Лань Ванцзи не дрожал, когда Лань Цижэнь остановился в нескольких шагах от нас. Он метнул уничтожающий взгляд на своего племянника и угрожающе проговорил вполголоса: — Ванцзи! В сторону! Лань Ванцзи лишь упрямо качнул головой, полностью закрыл меня от своего дяди. — Разве ты не должен возглавлять отряд? — поинтересовался он у племянника. — Лучшие заклинатели Лань готовы выдвинуться немедленно! Мы с таким трудом, — он вплотную приблизился к Лань Ванцзи, — добыли карту этого хода… — Шифу Лань, я… — я высунулась из-за плеча Лань Ванци, — я знаю ближайший тайный ход. –Замолчи! –столько силы и власти было в голосе Лань Цижэня, что, казалось, вот-вот обрушится вся крепостная стена вокруг Башни Золотого Карпа. — Замолчи, — выдохнул он, не глядя на меня. Его грудь бурно вздымалась, а с лица сбежали все краски. У меня внутри стало тяжело и жарко одновременно: я с грустью наблюдала, как постарел мой бывший наставник. Гнев и злость словно прибавляли ему лет, а все успехи на пути самосовершенствования канули в небытие. — Замолчи, — свистящим шепотом повторил Лань Цижэнь. Я против воли опустила голову, чувствовала, как он испепеляет меня взглядом. Лань Цижэнь довольно хмыкнул, когда я замерла, не поднимая глаз. — Капля совести на дне осталась, — пробормотал он и взмахнул рукавом. — Ванцзи! — мне казалось, от этого крика накренится само небо. Дрогнул от его голоса темный защитный барьер, вверх поднялись язычки пламени от раскаленных звеньев Ихань. Покачнулся Вэнь Нин, я резко обернулась, выставила руку, подхватила его. Он благодарно кивнул и мягко отстранился, как бы подтолкнул меня. Поближе к живым. — Ты в порядке? — поинтересовалась я. Вэнь Нин очень мягко улыбнулся мне, в глазах загорелся крохотный светлячок. — Спасибо, госпожа Цзян, я в порядке, — прошептал он в ответ. Вэнь Нин осторожно накрыл мою руку своей ледяной и твердой ладонью. Живое и мертвое — мы смотрели друг на друга и делились каждый тем, что у него было. — Ты близка к истощению, — сурово поджал губы Вэнь Нин. Я мотнула головой: — Воля плавит сталь и крошит горы, А-Нин, — не стесняясь, я осторожно поправила его пряди. — Старейшина явился, мы совсем скоро сокрушим врага. Долг будет уплачен и исполнен. Я еще поживу, А-Нин, — мы прижались друг к другу. — Не бойся. — Госпожа Цзян, — прошептал он, — я чувствую теньсвоих, –его голос стал грубее, едва он произнес последнее слово. — Чувствую, едва очутился здесь, — Вэнь Нин оглядел стены Башни. — Да и тени, которых вы послали, все твердили о старых друзьях. Но я знаю, это не они. Двое темных существ посмотрели друг на друга: двое детей одной темной матери. — А-Цин, — умоляюще, как ребенок, позвал Вэнь Нин. Если бы он мог плакать, в его мертвых белесых глазах выступили бы слезы. Он прижался ко мне на виду у всех — и темные наши дети, наши братья и сестры дружно застонали в своем барьере. Они заплакали вместе с нами, завыли и захрипели. — Мне тоже ее не хватает, — призналась я. — Не хватает. — А-Цин, — снова повторил Вэнь Нин. — Нет, ее здесь нет. Нет, А-Нин, нет, это не они. Не Дядюшка Бо, не кузнец Чи. Не Бабушка. Он вздрогнул, дернулся, как плохая марионетка на слабых нитях, но из рук меня не выпустил. — Их ведь… они ведь… их сожгли? — Сожгли, — мы разомкнули наши объятия, вцепились в предплечья друг друга. — Как говорят, Цзинь Гуаньшань остроумно пошутил: «Огонь к огню». Их тела обрядили в парадные одеяния Цишань Вэнь и предали огню. — Прости, — через удар сердца пробормотала я. Вэнь Нин отвел взгляд и твердо ответил: — Не твоя вина, Правая рука. Мы ушли, чтобы дать вам со Старейшиной шанс. — Прости. Вэнь Нин отошел на шаг, впился в меня взглядом. Черные прожилки на его шее и лице проступили ярче. Он вцепился в мои руки крепкой хваткой, и я едва не застонала от боли, почувствовала, как от напряжения заскрипели кости. Я услышала, мельком, как испуганно воскликнули заклинатели за моей спиной — ведь они впервые, воочию видели преображение Призрачного Генерала. Тьма клубилась вокруг него, ползла к нему с земли, цеплялась за рукава. — Скажи мне, дочь войны, скажи как на духу. — Как всегда, Призрачный Генерал, — одна тьма на двоих. Тьма вокруг нас, внутри нас. –Живы ли ещё те, кто держал меня на привязи в Дафань? Остальные тоже услышали этот вопрос, загалдели, зашептались между собой заклинатели. Среди этого волнующегося людского моря спокойными оставались лишь заклинатели ордена Гусу Лань. Я прислушалась к себе, к миру, прикрыла на мгновение глаза. Тысячи звуков, запахов, обрывки чужих слов и мыслей обрушились на меня, как водопад с горной вершины. Тьма то сгущалась, то растворялась в пространстве, но все так же неизбежно пронизывала небо и землю, горы и реки. Темная ци текла по природным каналам. Это были самые безжалостные и верные псы, самые приближенные к Цзинь Гуанъяо. Поэтому-то он так легко вышел на бой один. Я распахнула глаза, увидела свое отражение в мутноватых черных зрачках Вэнь Нина. — Они живы. Призрачный Генерал наклонил голову. Я ответила тем же. — Бесстыдство! — немедленно отозвался Лань Цижэнь, наблюдая за нами. — Какое же бесстыдство! Какое бездонное и беспросветное!.. — Не стоит так говорить о моих людях, шифу Лань, — мой голос звучал холодно, хоть внутренне я сжалась от этих слов. Но кто бы ни оказался передо мной, иного я не скажу. — Людях! — презрительно фыркнул Лань Цижэнь. Тут же из тьмы, из каждой, даже крохотной тени, выступила фигура в черно-алом. Мужчины и женщины разных возрастов. На мой голос их отозвалось два десятка. Они быстро заняли свои позиции в излюбленном строе. Полумесяц. — И что, — с напускным равнодушием поинтересовался Лань Цижэнь, — ты собралась делать, Цзян Тяньчжи? — Шифу, вам не кажется, что сейчас не время для распрей? У нас есть общий враг, и за его головой явились все мы. Лань Цижэнь сверкнул глазами, белесые вспышки гнева молниями промелькнули во взгляде. — Поучить меня вздумала? Темные заклинатели как один выступили вперёд, они услышали достаточно. Но я взметнула ладонь. — Какой позор! Я невольно сжалась от этих слов. Но в следующий момент произошло то, чего не ожидал никто. — А вы, молодой господин Вэнь! — вдруг тряхнул рукавом Лань Цижэнь. Заклинатели вокруг нас опешили, они переглядывались между собой, осторожно обменивались репликами: — Слышал, как шифу Лань его назвал? «Молодой господин Вэнь!» вот это манеры! — Да-да! — отозвался другой заклинатель. — Как бы ни сердился, а лицо держать умеет! — А что его так разозлило? — вмешался третий в разговор. Лань Цижэнь неодобрительно хмыкнул и дернул себя за бороду. — Я? — Вэнь Нин растерялся на мгновение, растерянно огляделся и указал ладонью на себя. — Вы! Вы вообще должны быть мертвы! Раздались неловкие смешки, даже я не удержалась и прыснула. Грозный Призрачный Генерал посмотрел по сторонам и беспомощно развел руками. — Какой позор! — возвел очи к горе мой бывший наставник. — Ванцзи! — снова воскликнул Лань Цижэнь. Но Лань Ванцзи остался стоять на месте. — Не испытывай моего терпения, Ванцзи! Мы теряем время! Неизвестно, что… что с главой Лань! Тебя это совсем не интересует?! — Не говорите так, дядя, — тихо ответил Лань Ванцзи. — Не говорить?! — иронично хмыкнул Лань Цижэнь и взмахнул рукавами. — Ты предал орден, якшаешься с… — Лань Цижэнь осекся, испепеляющим взглядом посмотрел в сторону Вэнь Нина. Тот в ответ сложил ладони и низко поклонился. Взгляд Лань Цижэня неумолимо для него самого скользнул по присмиревшим духам и демонам за раскаленной цепью Ихань. Темные заклинатели недовольно зароптали: — Демоница, как он смеет? — Зачем он так говорит, Демоница? — Кто ему дал такое право? — вопросы посыпались со всех сторон. Я обеспокоенно переглянулась с Лань Ванцзи, но тот не проявлял признаков беспокойства. — Это мой наставник, — со вздохом сказала я, обернувшись к нашим заклинателям. — Наставник? — И проклинаю день, когда взял тебя на обучение, Цзян Тяньчжи! — в сердцах воскликнул Лань Цижэнь и отвернулся, прикрыл глаза. — Шифу! — раздалось за его спиной. Благовоспитанные юноши из ордена Гусу Лань не могли сдержать своего ужаса, который поднялся в их душах после этих слов. Мне было больно, но я улыбнулась. Я умоляюще посмотрела на Лань Ванцзи, который не знал, как ему сейчас поступить. Я не хотела ещё большей распри между ними. Лань Цижэнь скользнул по мне равнодушным ледяным взглядом и с силой прикрикнул: — Пятьдесят второе правило ордена Гусу Лань, Ванцзи! — воскликнул Лань Цижэнь. — «Запрещено заводить дружбу с порочными людьми», — заученно отчеканил Лань Ванцзи. Мое сердце сжалось от боли, я все пыталась подгадать момент, чтобы вмешаться. Я постаралась выбраться из-под защиты Ванцзи, но его рука, которая преграждала мне путь, не дрогнула. На миг воцарилась тишина, только Ветер кружил над нашими головами. — А что ты сделал? С кем ты спутался? Да на них обоих пробы ставить негде. Замолчать! — тут же гаркнул он, когда кто-то из заклинателей поодаль попытался протестовать. — Не вы их воспитывали, — наконец, Лань Цижэнь перевел взгляд с Лань Ванцзи на меня. –Не вам их и судить,— его голос дрогнул, а черты лица исказились. Пламя гнева в глазах на миг потухло, только искорки тлели в самой глубине. Его рука, в которой он сжимал свой знаменитый меч, побелела. С такой силой он вцепился в разукрашенные ножны, что совсем скоро к его ногам посыпалась нефритовая крошка. — Шифу Лань! — воскликнули юноши за его спиной, но замолчали, едва наставник повернул голову в их сторону. Юноши смиренно опустили головы, но на миг… на краткий миг я переглянулась с тем, кто стоял справа от Лань Цижэня. Лань Юань. Рискуя навлечь на себя гнев своего учителя, он сложил ладони в почтительном жесте и, не выпуская меча из рук, поклонился в пояс. Мое сердце дрогнуло от сладкой материнской боли. Все чувства, вся тоска по моим детям, которые находились в сотнях ли от меня, поднялась в моей душе. Миг длиннее вечности мы смотрели друг другу в глаза. Против воли мои губы дрогнули в ответной улыбке. Лань Юань, поймав мой взгляд, улыбнулся еще шире, совсем как… …Как тогда, на Луаньцзан, когда выпрашивал у меня последнюю палочку сладкого боярышника. –Сычжуй! — Лань Цижэнь топнул ногой. — Немедленно опусти глаза.Перед тобой Демоница Илина! Второй раз мир замер от слов шифу Лань. Я с бешено бьющимся сердцем, неторопливо, всем своим телом ощущая эту зловещую тишину, подняла на него взгляд. Сначала я увидела грязный двор, щебни и камни, покрытые черным от сажи снегом. Снегом, который вместе с ручьями крови собирался в противные черные лужицы. Я увидела огни догорающих боевых заклинаний, беспорядочно разбросанных по округе, клочьями тумана висевшую в воздухе духовную энергию. Я увидела разбросанные повсюду тела, друзей и врагов. Едва ли я знала их поименно, но каждого хотя бы раз видела. Камни и землю в трещинах. Я увидела безукоризненную белизну его одежд, длинные полуседые пряди. Ладонь, сжимающую меч. Его бурно вздымавшуюся грудь. И, наконец, я посмотрела наставнику в глаза. Страшнее всего мне было увидеть в его глазах разочарование. Горькое и терпкое, как осенний ветер с убранных полей. «Демоница Илина. Вот ты и признал меня, шифу Лань. Не так я хотела, чтобы это произошло, не о том мечтала», — думала я, глядя ему в глаза. В надежде, в безумной надежде я искала намек на то, что вот сейчас, сейчас! Сейчас он хоть на цзинь, но смягчится. Но на лице Лань Цижэня было лишь отвращение. То самое, почти что забытое мной отвращение. То самое, с которым бывшие друзья долгих шестнадцать лет назад смотрели мне вслед. Мне, уходящей на Луаньцзан. Отвращение вперемешку с разочарованием. Какая ядовитая смесь! Она расползается как жидкий огонь по душе, оставляет на ней раны. Незаживающие раны, которые саднят с такой силой, что, кажется, вот-вот проявятся на теле. Я забыла, каково это –быть поругаемой теми, кто важен для меня. Теми, для кого еще остался уголок в темном женском сердце. А в глазах шифу Лань плескалась злость. Бессильная злость и бесконечная усталость. — Ты же из Фэн, Цзян Тяньчжи!Тянь Фэн! –мне показалось, что в его голосе прозвучало отчаяние. Оно ранило мне душу, провело по груди словно косой. Я кивнула вместо ответа, почувствовала, как на лице показалась глупая улыбка. К глазам подступили слезы, грудь распирало от воздуха. — Тянь Фэн, — повторила я шепотом. — Как ты могла! Так предать наш мир! Так растоптать священный долг своего клана?! — он указал пальцем мне за спину, туда, где, видя поругание своей Хозяйки, начали оживать темные сущности. Недобро зашептали скрытые своими покрывалами мертвые невесты. Нехорошо отозвались духи мора в ответ. Пронзительным и мерзким был скрежет когтей по защитному барьеру от голодных духов. — Разве ты не должна была стать всем нам опорой?! Разве не должна была вести нас дорогой мудрости?! Разве не этого, — он махнул рукой в мою сторону и белый рукав взметнулся, как траурный стяг, — требует осколок небес в твоем имени,Цзян Тяньчжи? Темные дети больше не могли слышать, как поносят их Хозяйку и приемную мать. Лань Цижэнь внимательно следил за мной, на мгновенье в его глазах промелькнул страх. Но лишь на одно короткое мгновение. — Неужели ты решил, что я спущу их? Спущу их на тебя прямо сейчас? — тихо спросила я, и так бы и канули эти слова в пустоту, если бы не Ветер, подхвативший их и бросивший прямо к ногам Лань Цижэня. — Неужели, — снова повторила я все с той же глупой улыбкой на лице, –ты и правда этого от меня ждешь, шифу?! Лань Юань горестно вздохнул, качнулся ближе ко мне, но замер, опустил руку и отвернулся от меня. Лань Цижэнь смерил меня взглядом, хмыкнул и на миг посмотрел куда-то вдаль. Он и правда так подумал. Подумал, что прямо сейчас я разрушу барьер и прикажу всем нашим покорным темным детям броситься на него. И в следующий же миг он промолвил: — Ты — темная заклинательница, Цзян Тяньчжи. От тебя всего можно ожидать, — Лань Цижэнь пригвоздил меня тяжелым взглядом. Я не слышала всего остального мира — он смазался перед глазами, а звуки утратили всякую четкость. Лишь ритм бешено стучащего сердца, шум крови и ци в моем теле был слышен для меня отчетливо. Боль в душе стала почти невыносимой, мне было сложно вздохнуть от тяжести, свинцом налившей мое тело. На миг! Всего лишь на один вздох! Он поверил! — Все это, — я сделала осторожный шаг вперед, взмахнула рукой, указывая на Вэнь Нина, на темный защитный барьер, — все это семена Ветра Перемен. Ветра, который подул еще до моего рождения! — я сделала еще один шаг. — Замолчи! — слабеющим голосом приказал Лань Цижэнь. Он не желал смотреть на меня, но его лицо исказилось словно от застаревшего страха и тоски. Лань Цижэнь качнул головой, отвернулся. — Наставник, разве вы не знали о том, что разделять темное железо было ошибкой? Разве мой дедушка, — еще один шаг ему навстречу, — Фэн Ушэн* не предупреждал Лань И? Разве не предупреждал он вас всех?! — мой голос взлетел высоко, прямо к небесам, страдающим от затмения. — Что темное железо вернется вновь?! Разве Фэн Ушэн не говорил Лань И: «Не стоит дробить целое. Ведь когда есть целое — это благо. А всякое будет стремиться к прошлому, если оно было прекрасным.» Разве не это, — я покружилась вокруг своей оси и ткань взметнулась крыльями духа мести, — сказал он главам Великих орденов и кланов,шифу Лань?! — Молчи, бывшая ученица, молчи, — покачал головой из стороны в сторону Лань Цижэнь. «Ты назвал меня темной заклинательницей, — билось колоколом в моей голове, — так смотри же, шифу Лань! Смотри и не смей отводить взгляд!» — читал он на моем лице. — Темное железо воссоединится! Так предсказал Фэн Ушэн! Но вы праздновали победу, вы не послушали его! — Цзян Тяньчжи! На тот момент это было мудро. — Мудро?! — взъярилась я. — Мудро, шифу Лань? О, Небо! Вы лишь отсрочили неминуемое. Отложили, отбросили, спрятали с глаз, как постыдный секрет! И это вы называете, — я качнулась вперед, не в силах ни сделать одного шага, не отступить, — поступить мудро? Меч клана Не грозно звенел в такт моим словам. Ветер выл и стенал, превращал все звуки в один сплошной гул. Пламя ярилось, стелилось по земле. — Тебе не понять, Цзян Тяньчжи, — Лань Цижэнь держал удар. Держал со всем спокойствием и хладнокровием, на которое был способен. — Не понять? — я нарушила допустимо вежливое расстояние между нами. Нас разделяло всего лишь несколько цуней. И я видела его лицо: сеточку морщин, изрезавших бледное, как погребальный саван, лицо. Красноватые уголки глаз, как бывает при усталости или болезни. Седину в его бороде и волосах. — Я — мать, шифу. Я вижу твой страх, — бесцеремонно я указала на Ванцзи. — Я сама боюсь. Также боюсь, как и ты. С той самой минуты, когда я взяла на руки своего первенца, боюсь! Мой горячий шепот слышал лишь он. Слышал, но сердцем не хотел принимать. — Ты хочешь его защитить. Лань Цижэнь хмыкнул: — Если бы только в этом был смысл. Вы, — вдруг возмущенным драконом зашипел он, — полезли к Яньло прямо в пасть!.. — Так было нужно, шифу! — воскликнула я. — Разве мой отец, Фэн Син, не предупреждал вас о том же?! Когда вы поняли,на чем зиждется могущество Цишань Вэнь?! — Остановись, Цзян Тяньчжи! — потребовал Лань Цижэнь. — Остановиться? — хохотнула я. — Нет, не-э-эт, наставник, нет! — краем глаза я заметила, как перехватил меч Лань Ванцзи. Но даже это меня не остановило. Я упрямо шла вперед. — Я не остановлюсь. Разве вы все, все, все Великие ордены и кланы, позабыли предостережения моих предков? Разве вы не знали, что однажды придет время и будет явлен новый, Темный Путь?! — О чем говорит госпожа Цзян? — О тайных делах Великих кланов в прошлом, — донесся до меня обрывок разговора. — А что… это было предопределено? Я кричала, я выталкивала многолетнюю боль из самых глубин своего существа. Я кричала со всей мощью голоса Ветра. — Предала дело предков?! Предала наш мир?! — вопрошала я. — Клейма ставить негде?! Вы знали, — я ткнула в бывшего наставника раненным пальцем. От этого бесцеремонного жеста заклинатели, окружившие нас, отпрянули еще дальше. — Вы знали, что однажды это случится, шифу! Вы оттягивали неминуемое, но все же знали! Горло саднило от крика, Ветер отзывался на каждое мое слово, он закружился в вихре, скрыл нас от всего остального мира. Ветер готов был прийти мне на помощь: он поднимал вверх камни, лишь для того, чтобы обрушить их вниз, на тех, кто терзал последнюю Фэн в мире. — Мудрость, говорите вы, шифу? А зачем вам эта мудрость? — я смотрела на него, но обращалась ко всем заклинателям в мире, к живым и к мертвым. Я запустила пальцы в волосы, с силой дернула длинные пряди. Заколки и украшения посыпались на каменные плиты. Лишь чуть потертый красный гребень держал пучок, да три неловко воткнутые голубоватые шпильки. — Для чего вам нужна мудрость, шифу? Если можно избежать падения в пропасть, разве не следует проложить мост? А теперь ответьте мне, — продолжила я в абсолютной и совершенной тишине, –есть ли здесь, сейчас, хоть один клан, хоть один орден! Хотя бы один, кто не имеет в тайной технике, скрытой от всех прочих, –я огляделась по сторонам, но не разглядела ни одного лица, — что-то близкое к Темному Пути?! Они все молчали, они все отводили взгляд от меня. Они все, разом, превратились в провинившихся школяров перед суровым наставником. Ухмылка расцвела на моих губах, горькая, как трупный пепел. — Я не предала дело предков, шифу Лань. Я и Вэй Усянь — мы довели его до совершенства. До истинного темного совершенства. Но мы бы никогда, никогда, — я обернулась, нашла взглядом Лань Ванцзи. — Никогда бы не справились без других великих кланов. Не справились бы, — я улыбнулась, и улыбка вышла безумной, — и без тебя, Ванцзи. Все это время он держал меч наготове, его ладонь покоилась на эфесе Бичэня. Он внимательно слушал, впитывал, вбирал каждое слово. Застыл, словно статуя, и жизнь промелькнула на его лице, лишь когда я позвала его. Теперь мы стояли рядом: черное и белое. Правильное и порочное. Мы стояли плечом к плечу и смотрели на нашего учителя. — Фэн Тяньчжи! — Лань Цижэнь словно ожил, краска гнева прилила к лицу. Еще немного — и на белоснежное траурное ханьфу хлынет кровь от переизбытка чувств. — О чем ты смеешь говорить? Лань Ванцзи приблизился ко мне, выставил вперед меч так, что ножны закрывали меня. Он пытался, все еще хотел защитить меня, верный своей молчаливой клятве, своему решению до конца. Я устало вздохнула. Оцепенение разом захватило меня. — «Смятение сердца, ” дядя. Сборник песен из Дунъиня, в запретной секции библиотеки ордена Гусу Лань, — в гробовой тишине ответил вместо меня Лань Ванцзи. — Мелодия, которой можно убивать.