Мудрость обнимающая лотос

Стало темно, как на пути в Нараку, пусто, как в пространстве между мирами. Я перестала слышать себя: стук сердца, пение ци в моих меридианах. Даже грозная песнь моего меча едва касалась моего слуха. Пустота. Безжизненная. Этому трюку он научился у Сюэ Яна, и я должна была признать — учеником Цзинь Гуанъяо был талантливым. Но все же так и остался учеником. Я мысленно нарисовала себе карту Башни: до центрального двора, где сейчас кипел бой, вело несколько путей. Один напрямую через дворец Изящности, через его правое крыло было бы быстрее всего. Был путь через сад. Но там наверняка искажено злой волей каждое дерево, каждый пруд. Меня встретит орда склепанной нечисти и гниющих заживо заклинателей. Я впустую потрачу время. Время… Если явился Вэй Усянь, значит вместе с ним не меньше сотни темных заклинателей Илин Вэй. Стоит оставить немного славы и для сородичей. И гораздо важнее было другое: почему он решил скрыть нас обоих от любопытных глаз? Заставить меня, как Сюэ Ян заставил одну невинную душу, убивать тех, кто больше всего заслуживал жизни? Это было бы в их стиле. Но сердце подсказывало — причина в другом. Я крепче сжала в руке меч, я помнила, что он все еще со мной. Он хотел мне что-то показать, продемонстрировать свое могущество и власть. Я явилась сюда тенью своего отца. Генеральская накидка, прическа, отдаленно напоминавшая его манеру заплетать волосы. Даже в моих руках клинок Не. Я совершила ту же ошибку. Я отпустила своих верных заклинателей, каждый из которых был готов без раздумий отдать за меня свою жизнь. Я явилась одна, повторила путь Не Минцзюэ. Это значит!.. Мне уготована точно такая же мучительная смерть. В темноте кокона зашевелились тени. Я напрягла внутренний взор и горячо взмолилась Янь-ло-вану: лишь бы этот ублюдок ничего не заметил! Тени мелькали вокруг меня, то принимали форму, то растворялись в густом мраке. Они глядели на меня слепыми глазами, беззвучно разевали широкие рты. Они плясали свой танец. Их вела чужая воля, приказ толкал их ближе ко мне. Духи хватали меня за волосы, прикасались к шее, обращались в дым, когда наталкивались на серебряную вышивку и кованые эполеты. — Хозя-а-а-а-айка! — раздался внутри моей головы заунывный хор. Я ухмыльнулась: мертвецы никогда не лгут. И если уж они признали меня, значит я могу спросить. — Что с моими заклинаниями? — Их не-э-э-э-эт. Он разруши-и-и-ил. — Что ж, умно, — процедила я. — Скройтесь с глаз! — мысленно приказала я. — Поко-о-о-оя! — раздался в ответ хор. — Покоя просите? А с чего бы мне оказывать такую милость? Если готовы мне послужить, я подарю вам покой. Тени кружились, сливались в одно черно-серое размытое пятно. — Других вы отпускали! — обиженно пропели призраки. — Быстро же слухи разносятся в мире теней, ха, — хмыкнула я и тут же сурово одернула мертвецов.– Да кто вы такие чтобы мне ставить условия? Забыли, кто перед вами?! Духи прервали свой танец, замерли вокруг меня, они то появлялись из тумана, то снова сливались с ним. — Найдите Цзэу-цзюня, белого пленника. Освободите его, — потребовала я. Скрежет и стон послужили мне ответом. Призраки, представшие передо мной, хватались за головы, качались по сторонам, сжимались, словно в испуге. — Мы не мо-о-о-ожем подойти к Белому пленнику, — наконец захрипели они. — Он Бе-е-елый. — Но вы знаете где он? — тут же оживилась я. — Знае-е-е-ем! — гордо ответили мне мертвецы. — Почему вы не можете подойти к нему? — Оде-е-ежда на нем! Ж-ж-жется! — Одежда. Жжется, — задумалась я, тряхнула головой. Мир и время будто бы они остановились, я погрузилась в размышления. Я рисковала пропустить очередной удар, но пренебречь беседой с теми, кто сам обратился ко мне, я не могла. И пусть Мать-Тьма решает, суждено ли мне принять коварный удар в спину от моего врага! Мысли метались в голове ворохом осенних листьев, а перед моими глазами плясали мертвецы. — Одежда, жжется, — я потеряла счет тому, сколько раз произнесла эти слова. — Ну конечно! Ритуальные письмена клана Лань! — я едва не выронила меч от поразившей меня догадки. Все в нашем мире знали: бело-голубые одежды ордена Гусу Лань были расшиты зачарованной белой нитью. Вышивка складывалась в заклинания, вилась священными защитными знаками по рукавам и вороту. — Жжется! — завыли мертвецы в ответ. — Да-а-а, обучать вас и правда времени нет, — я перехватила клинок и уперла кулаки в бока. — И что мне с вами делать? — Проводи-и-и-и, Хозяйка! Отпу-усти! — Ну уж нет! Сначала поработайте-ка на меня. Вот что, под стенами Башни есть темные заклинатели… — начала было я, но меня оборвали на полуслове. — Нет! — их визг заставил меня поморщится. От этого звука мне свело зубы, в глазах потемнело — так быстро замельтешили тени мертвых. — Ясно, — тряхнула я ладонью. — Это не те темные заклинатели, которые обратили вас… в это, — я медленно опустила ладонь сверху вниз, указывая им на них же. Мертвецы завизжали, закружились вокруг меня черной спиралью, они уносились вверх и стремительно летели вниз, образуя вокруг меня темный узор. — Слово Демоницы Илина, — бросила я перед ними последний козырь. Призраки тут же оборвали свой вой, остановили свой полет. — Вот что, вы можете покинуть это проклятое место? — Не-э-э дале-е-еко! Здесь покоятся наши кости! Мы далеко-о-о не уходим! Я довольно кивнула: — Эти заклинатели как раз близко. Вот что, — все еще сжимая в кулаке рукоять меча обратным хватом, я быстро сняла с указательного пальца тяжелый серебряный перстень с обсидианом. Это был риск — я могу впасть в ярость клана Не, но выбирать не приходилось. Но самая главная опасность таилась не в этом — я лишала себя частички своей брони. Все знаки и символы, которые я несла на себе, вязь за вязью, штрих за штрихом, образовывали невидимую глазу, но от этого не менее мощную защиту. Убери одну важную подпорку, и крыша накренится, а после рухнут и другие подпорки. Но не время было думать о себе: если Лебин не заиграла во мраке, значит он в беде. И одна я не справлюсь. Я подкинула перстень на руке, провела большим пальцем по гравировке. Обсидиан помогает разуму и духу оставаться чистыми, даже когда сила Не поет в жилах. С помощью амулетов из обсидиана заклинатели ордена традиционно контролировали искажение Ци, направляя негативную энергию в свои мечи. Я рисковала. Но выбора и правда не оставалось. Я дохнула на перстень — и благородная тьма объяла подарок отца, скрывая его от глаз живых и мертвых. — Передайте темным заклинателям это. Расскажите им то, что рассказали мне. Так они поймут, что это не ловушка, и вы склонились перед волей Демоницы. Передайте им, что Цзэу-цзюню, — я почувствовала их озадаченность и тут же поправила саму себя, — Белому пленнику нужна помощь. Господин Илина и Второй Нефрит могут знать, что делать. Предупредите темных заклинателей — пусть подготовятся. Я поежилась, зашипела, как от ожога: «Когда А-Сянь увидит этот перстень… после меня ждут такие нотации, что Лань Цижэнь умрет от зависти». Мне было стыдно только миг. Я расправила плечи и махнула левой рукой. Сотни тонких прозрачных рук облепили мою ладонь, воровато схватили темную сферу и скрыли в грязноватом тумане. — Хозя-я-яйка… Хозяйка добра-а-а-ая, Хозя-я-а-айка смелая… Мы скажем Хозяйке! — завопили несколько призраков, отделившись от других — Скажем! — поддержали их другие. — Скажете… что? — помедлив, с тревогой поинтересовалась я. — Во дворе, Хозя-а-айка увидит друзей. — Друзей? — я качнула головой. — Стары-ы-ы-х дру-у-у-зей! Как Солнце-е-е-е… — Как Солнце? — переспросила я и тут же задохнулась, слезы подступили, рыдания едва не вырвались из горла. Я взметнула руку к губам, что было силы прикусила большой палец. Лишь бы не закричать от боли. Лишь бы не сойти с ума от ужаса, который поднялся из глубин моей души, парализовал меня. Я едва могла вздохнуть, едва ощущала свое тело. Старые друзья! Как Солнце! Те, кто ушли с Горы вместе с Вэнь Нином и Вэнь Цин! Я вспомнила, как содрогнулась от вида повешенных по стенам Золотой Башни мертвецов, когда Цзян Чэн тащил меня на аркане. Я заметила их издалека, но разглядеть не успела. Но это мне было и не нужно. Я вспомнила, как ветер кружился между ними, как качались их тела, ударялись друг о друга. Бабушка, дядюшка Бо, кузнец Чи… Все они висели рядом друг с другом. Цзян Чэн тогда рисковал — он быстро провел меня через ворота, на время ослепил брошенным через плечо заклинанием. Хотя Цзинь Гуаньшань хотел бы, чтобы я подольше посмотрела на казненных членов клана Вэнь. Тела рухнули со стены той же ночью, когда Башня Золотого Карпа едва не содрогнулась от появления грозного мстящего призрака Старейшины Илина. Говорят, Цзинь Гуаньшань лишь злобно усмехнулся в ответ на донесение и повелел предать упавшие тела огню. Старые друзья… О, Небо, да когда же будет граница его злодеяниям?! «Цзинь Гуаньшань! Когда увидимся — за бороду тебя оттаскаю! То-то госпожа Цзинь рада будет!» — пообещала я своему Верховному Заклинателю. — А теперь прочь! — яростно приказала я, притопнув ногой — Убирайтесь прочь! Прочь! Духи обиженно взвизгнули, но поспешили исполнять мой приказ. — Прочь! — я взмахнула клинком Не, словно желала их всех уничтожить. Вовремя я вспомнила о своем враге, ведь в темноте и пустоте раздался его хохот. Цзинь Гуанъяо смеялся так, словно хотел лопнуть. Я все еще не видела его, но отчего-то представила, как он дует щеки, как сложился пополам, словно и правда наблюдал перед собой нечто забавное. — Демоница Илина! Не способна справиться с мелкими призраками! — погребальным колоколом разнесся смех Цзинь Гуанъяо. — Ох, Тяньчжи! Вот это представление! — Ты, я смотрю, большой мастер! — гневно тряхнула я рукой в его сторону. — Как был учеником, так и остался! Позорище! Ладонь обожгло, будто бы я сунула руку в кипяток. Теперь ярость меча причиняла мне боль. — Болью больше, болью меньше, — процедила я сквозь зубы. Я огляделась — кокон, в который он меня погрузил, был плотным, но все же не таким совершенным, какой вышел у Сюэ Яна. — Жалкий подражатель! — я не стала молчать и с темным удовольствием наблюдала, как сползает высокомерная маска с его лица. — Обучиться у мастера и то не смог! — Ма-астера, — протянул Цзинь Гуанъяо. — Что ж, я покажу тебе, Фэн Тяньчжи, чему я смог научиться. Я встала в стойку: чуть присела, отвела руку с мечом назад, привлекая своего врага обманчивой открытостью, и поманила ладонью. Цзинь Гуанъяо засмеялся, не размыкая губ, дернулся, словно одержимый: — Не строй из себя героя, Тяньчжи. Я же знаю. Тебе больно! больно! больно! — взревел, закричал, захрипел он в ответ. Его лицо скривилось в жуткой гримасе злого духа, глаза пылали ненавистью. — Больно, — равнодушно согласилась я, переводя дух от очередного удара энергии меча в ладонь. — Ведь я — живая, мне больно. Боль испытывает все живое. Цзинь Гуанъяо обошел меня полукругом, не приближаясь. Его поступь была неспешной, вальяжной. — Жива-а-а-ая, — протянул он с усмешкой, — ты так этим гордишься? Так гордишься клубком из нитей на твоих руках и ногах? Ты так гордишься тем, что тебя поймали в клетку? — он хмыкнул. Его поступь была легка, он кружился словно в изящном и смертоносном танце. Он сбивал ритм шагов и дыхания, он то клал ладонь на рукоять своего меча, скрытого в широком поясе, качался вперед, делал ложный выпад, то откидывался назад, будто бы уклоняясь от удара. Я следила за его движениями, как тигрица на охоте: пристально, внимательно, в готовности последнему прыжку. Кровь свернулась по краям открытых ран, зачарованная генеральская накидка с черным Яцзы на спине отдавала духовную энергию для моего исцеления. — Твоих имен так много, твоих титулов не счесть, а масок столько, что позавидуют актеры! Какое лицо сейчас на тебе? Белое? Красное? * Так кто же ты, Тяньчжи, — драл глотку Цзинь Гуанъяо, — Кто же ты такая? — Я — твоя смерть. — Сме-е-ерть. Слишком сильное заявление. Цзинь Гуанъяо помедлил, замер слева от меня: — Но отдаю должное, сама явилась за моей головой. Как же я ждал этого, Тяньчжи, как же ждал, — он приблизился ещё на пару шагов, так, чтобы я разглядела безумие на его лице. — Как же ты похожа на своего отца. Эти слова ты хотела от меня услышать? — Что ж, — после короткой паузы продолжил он, — я оказал тебе милость! Он ринулся было ко мне, но вдруг отступил, с кривой ухмылкой попятился, закружился на месте и вильнул вправо, словно хотел замкнуть проклятый круг. Я видела — он концентрирует заемную и свою внутреннюю, личную силу одновременно. Тьма стала такой липкой, жаркой, словно пар из купелен. Цзинь Гуанъяо остановился на полпути, развернулся ко мне спиной: — А ведь ты могла быть свободной. А ведь могла быть великой. В этот миг тьма развеялась, свет ослепил меня на мгновение. Я повернула кисть против солнца, и сумрак опустился предо мной. Грянула искажающая, страшная мелодия. Повсюду, куда бы я ни взглянула, передо мной сидели копии Цзинь Гуанъяо с белоснежным гуцинем на коленях. Шесть игроков на цине слева были облачены в роскошные одежды: у меня зарябило в глазах от золота, парчи, блеска драгоценных камней. Я едва не задохнулась от запаха надушенного пионовым духом шелка. Шестеро марионеток справа были одеты скромнее: белые, словно траурные одежды ниспадали во тьму, туман пожирал подолы и рукава. Белоснежные ленты с плывущими, мигающими во тьме облачными узорами пересекали их лбы, концы лент ниспадали до пояса. Он вырядил своих кукол не просто в ученические одежды, он посмел обрядить своих марионеток как членов клана Лань! Ярость моя разгорелась в груди лесным пожаром, на миг меня парализовало от сокрушающего гнева, я повернула меч в руке, дрожащими, непослушными пальцами послала вперед мощную духовную волну. — Как ты смеешь? — мой гортанный рев едва напоминал человеческий голос. Ответом мне был короткий язвительный смешок. Я пригнулась, словно и правда обратилась в тигрицу и вот-вот брошусь вперед. Слишком медленно летела вперед эта огромная волна. Слишком медленно. Марионетки, облаченные в клановые одежды Лань, как один повернулись ко мне, растянули свои губы в усмешке. В глазах их засветилось ядовитое сострадание. А Цзинь Гуанъяо так и не повернулся ко мне, лишь вскинул руку, демонстративно потирая кончики пальцев. Марионетки в клановых белых одеждах ударили по струнам. В мою сторону, навстречу моей волне энергии полетели бело-голубые переливы от зачарованных струн. Трое из них просто били боем по струнам, а трое других принялись играть. Их пальцы порхали как бабочки над дрожащими от переполняющей их энергии, струнами. Я забилась, завыла: эти звуки вбивали меня в землю, гнули против моей воли. В голове все смешалось. Мерзкая мелодия пробиралась внутрь, мяла мое сердце, обращала вспять течении ци и крови внутри меня. В лицо мне ударили осколки, сеточка мелких царапин покрыла ладони. Я низко наклонила голову, спасаясь от ответного удара. Я упала на одно колено, вцепилась обеими руками в эфес своего меча, пытаясь снова подняться на ноги. — А-Сянь! — задыхаясь, прошептала я. — Выберусь — согласна на темный дисциплинарный кнут! — с силой выдохнула я, и крепче вцепилась в меч, через силу, волей заставила себя подняться. Марионетки в одеждах клана Лань все с той же ядовитой улыбкой поклонились в мою сторону. Я воспользовалась передышкой, прислушалась к себе: серьезного удара я не получила. Но смятение пропитало меня. Смятение. На дрожащих ногах я шагнула ближе. Марионетки, облаченные в помпезные одежды, коснулись было струн своих циней, но Цзинь Гуанъяо изящно вскинул ладонь в запрещающем жесте, замер, повернувшись ко мне в полоборота. — А я все гадал, Тяньчжи, — начал он, — как же ты продержалась все эти годы? Да, ты замужем за главой Цзян, но каким бы умелым заклинателем он ни оказался по итогу твой переспелый муж, даже его сил не хватило бы помочь тебе… в одиночку, — он развернулся ко мне, полы его одеяния взметнулись, закружились. Ткань подола легла изящными и небрежными складками. — Ведь нелегко отказаться от себя, верно? Тебе, Ветру, так привыкшей к свободе… Ведь за этим ты сбежала на Луаньцзань, так? — Не твое дело, псина, — процедила я. — Хм, — Цзинь Гуанъяо равнодушно пожал плечами, — все вы одинаковые. На пороге смерти бранитесь так, что уши вянут. Ничем не лучше нас, — он мягким движением указал на себя, — простолюдинов, — он изящно хлопнул в ладоши. — Тебе не интересно? Как жаль, — его елейная улыбка превратилась в оскал, — что мне все равно. — Я все думал, — осторожно ступил навстречу ко мне, — как же ты держишься? Ведь подавлять такие мощные заклинания и артефакты должно быть очень трудно? Сюэ Ян говорил: нужно умело вспаханное поле, чтобы проросли темные семена. Он подсказал, что вы задумали нечто большее, чем простые игры с тьмой. — Сдал все же, скотина, — пробормотала я. Радовало только одно — от Сюэ Яна не осталось ни следа ни в одном из миров. А вскоре не останется даже памяти. Цзинь Гуанъяо с упоением продолжал: — Я много часов размышлял над его фразой, а потом понял — Великие кланы сговорились за моей спиной! Он махнул ладонью перед собой, словно перерубал невидимые нити, и марионетки беспорядочно заиграли. Я выставила вперед раскаленный клинок Не, и волна негативной энергии разбилась о меч, как волны о скалы. Сопротивление забрало слишком много сил, я снова едва не упала на колено, нашла опору в ярости своего меча. Руку жгло огнем, мне казалось, что эфес клинка вот-вот расплавит мою ладонь до кости. Мне больше нечего было отдать мертвым в залог верности их слов. Тошнота подступала к горлу новой волной, в голове все смешалось, сердце бешено стучало. Ци внутри меня текла неравномерно, а я все никак не могла подгадать момент для быстрой боевой медитации. Перед моими глазами маячил бело-золотой Гуанъяо. Как легок был его шаг навстречу мне. А так и не скажешь, что ступает великий грешник! — А ты точно сын Мэн Ши, а не Да Цзи*, ублюдок? — бросила я ему под ноги. — Впервые вижу заклинателя и человека, кому так по вкусу страдания! Жрешь ты это, что ли?! Цзинь Гуанъяо остановился, будто напоролся на невидимую преграду. Его лицо скривилось, на губах выступила кровавая пена. Я расхохоталась, покачнулась вперед, снова оперлась на меч: — Злись, давай, давай же! Давай, полай! — Не Минцзюэ был вежливее, — вдруг сказал он, невероятным усилием воли вернул себе самообладание, — но так даже лучше, — он вытер кровавую пену с уголков рта. — Такую как ты сейчас убить будет приятнее, чем благородную и смелую госпожу Цзян. — Пошел к Яньло! — Хм. Итак, хочешь знать, как я понял, в чем твоя слабость? — Подойди поближе, я покажу тебе как ты умрешь! Цзинь Гуанъяо осторожно шагнул ближе, склонил голову к плечу, подарил мне ласковую улыбку: — Три великих клана сговорились с тобой. Мой отец, дагэ, твой муж, — он вскинул ладонь, загнул три пальца на руке, — три предводителя благословили тебя, Ветер Перемен. За одного ты так удачно вышла замуж, — гадко улыбнулся он и тут же вскинул ладонь, на его лице появилась тень раздражения. — Только не надо мне говорить о великой вашей любви. Мне не лги, Тяньчжи. Такие как мы не умеют любить, — закончил он и привычным жестом сложил ладони, словно спрятал в рукава. — Мой отец, — продолжил Цзинь Гуанъяо делая ещё шаг, — полагаю этот жеребец-осеменитель нашел способ на пороге смерти передать тебе весточку. Молчишь? — он злорадно передернул плечами. — Вижу, что нашел. — Не Минцзюэ, твой дражайший батюшка, чью память ты решила почтить славным боем. У вас было время поворковать, верно? Наверняка он горько раскаивался, что не принял свою доченьку сразу? Глядишь, был бы живым, — его глаза округлились от темного удовольствия. — Верно, — высокомерно отозвалась я и тут же покачнулась от новой волны отвратительных звуков — двенадцать марионеток снова ударили по струнам. — А как же четвертый Великий клан, Тяньчжи? — он вдруг присел, мягко склонил голову на другой бок, — Как же особо любимые тобой Облака? Как же у вас там было, — он отвел взгляд в притворной задумчивости, состроил наивную гримасу, — как же, не подскажешь? Я с хрипом послала вперед волну духовной силы. Ответом мне был очередной перелив проклятых гуциней. Смятение, улучшенное в тысячу раз, чем то, что было на нотах, которые скопировал А-Сан! — Как же там было, — он щелкал пальцами, — никак не могу вспомнить! — раздосадованно сказал он, продолжая корчить из себя невинного ребенка, — подскажешь, Тяньчжи? — Катись в Авичи! — Что-то с вечной поддержкой Облаков и Ветра, да? Я прав, Тяньчжи? Я прав, — он широко улыбнулся, засверкал от радости. — Догадаться и правда было не очень сложно. Все эти ваши условные знаки в Зале Беседы… Вы и правда думали, что мне вас не видно из тени? — Что и требовалось доказать, — он пружинисто поднялся на ноги. — Ты слишком любила и почитала их, верно? Чтобы обратиться к ним за благословением напрямую? Да и где тебе взять смелости, чтобы пасть в ноги шифу Лань? А, постой, — он ласково прикоснулся к своей щеке, — ты так тряслась над белизной одежд Двух Нефритов, да? Гусу Лань не благословили тебя, как же так? Такая крепкая, вековая связь, и они оставили тебя без своей поддержки? Не подарили последний стяг, чтобы ты могла защититься? Какая ирония! — патетически воскликнул он. — Какая подлость! — Как много ты узнал?! — Неужели ты боишься? Неужели я вижу на твоем лице страх, Тяньчжи. Аха-ха-ха, знал бы я раньше что тебя так легко напугать, — он покачал головой. — Достаточно много, чтобы понять, куда бить. Но пусть тебя утешит вот что — все же я действовал наугад. — Разумеется, Не Минцзюэ такие тонкости не коснулись, — пожал плечами Цзинь Гуанъяо, — поэтому мне было приятно уничтожить его одной из мелодий. Как тебе? Нравится, певица? Куклы за его спиной играли, не останавливались ни на миг. — Безрукий бродяга и то лучше сыграет! — прохрипела я. — Не думал, что Цзэу-цзюнь оставит тебя без благословения. Ты же его любимица, — выпалил он, словно забывшись. — А ты что, ревнуешь? — хохотнула я, с мрачным удовольствием наблюдая за тем, как искажаются черты его лица. — Ещё бы! Когда пал Гнев Неба, Первый Нефрит приехал утешать меня, а не тебя. — Прекрати! — Под пристальным взглядом твоих шпионов он прилетел в Нечистую Юдоль, — осклабившись, хрипя, продолжала я, — он подарил мне родственные объятия. — Заткнись! — на миг он потерял человеческий облик. Я дергалась и корчилась, как одержимая, изо всей силы стискивала ладонь своего меча. Цзинь Гуанъяо бросил быстрый взгляд на мою руку и тут же нахмурился. Я проследила за его взглядом и ухмыльнулась. — Где твой перстень?! Я, не в силах сопротивляться, рухнула на колени, присела изогнувшись, одной рукой продолжая хвататься за эфес меча, а другой вцепилась в дребезжащее лезвие. Я взглянула на него и усмехнулась: — Испугался? Если с моей головы упадет хоть волос. Если хоть капля крови упадет на плиты двора, поверь, в этот раз тебе не убежать. Тебя некому будет защитить, Цзинь Гуанъяо. Он то краснел, то белел, слушая мою отповедь. Вдруг он резко развернулся, стремглав пронесся мимо своих марионеток, вернулся на прежнее место и повернулся ко мне спиной. — Ты сделала свой выбор, Фэн Тяньчжи. Теперь пришла пора расплаты. В наступившей следом оглушающей тишине раздался щелчок пальцев. А следом мощный двенадцатикратный удар по струнам зачарованных циней. Черно-голубые волны ударили меня со всех сторон. Я пригнулась, выставила меч для защиты. Полусфера тут же зажглась, вытянулась словно капля, прикрывая меня со всех сторон. Звуки… чудовищные звуки резали слух, словно мясник кромсали меня изнутри, мешали сосредоточиться. Тошнота подступила к горлу. Мелодия, обрушившаяся на меня, была безумной, противоречила всем законам музыки: верхние ноты смешивались с низким, рождая на свет чудовищную какофонию. Но что было еще страшнее — высококлассные марионетки, которых Цзинь Гуанъяо явно приготовил исключительно для меня, запели. Я замерла, словно окаменела, казалось, даже сердце перестало биться. Я забыла, что нужно было сопротивляться, и совсем не чувствовала ударов искаженной, оскврененной мелодии. Я не падала на колени, я не дышала. Я слушала их голоса. Голоса, в которых звучала искаженная нотка моей клановой техники. Марионетки играли самозабвенно, а пели еще старательней: — Гуси дикие с юга назад держат путь, К родным тебя они смогут вернуть? Пусть бы титул тебе высокий присудили, — вскоре к их голосам присоединился голос Гуанъяо. Пел он плохо, но старательно. Я отметила это краешком сознания, продолжая молча стоять, как кипарис под бурей. — Из пепла бы сердце твое не возродили*