Мудрость обнимающая лотос

Мы выступили этой же ночью. Не счесть коротких стычек, что мы встретили на своем пути до ставки союзников. Засады были на каждом шагу, на нас бросались и живые, и мертвые. Безобразные твари обращались в пепел лишь от одного вида раскаленного нашей яростью клинка. Но их вела вперед я — Не Сяокин, хоу, старшая госпожа клана Не. Все остальные грани моей личности словно растворились в ритме боя. Мы сражались на земле и в полете, крушили и дробили кости. Лица наших врагов смазались в одно единое пятно. Я перестала различать, где от моего меча пал десяток, а где сотня. Ярость… Ярость, сводящая многих моих предков с ума, вела меня вперед. Не колебалась я — не сомневались и они. Впереди замаячили знамена — Лань, Цзян, Яо — я узнавала флаги. На горизонте забрезжил рассвет — робкие солнечные лучи осветили лагерь наших союзников. Мы ворвались через ограждение, да так, что дозорные и стражники едва успели доложить главе Яо, что командовал этой частью союзнических сил, о нашем прибытии. Я замерла в самом центре и довольно рассмеялась, наблюдая за тем, как заклинатели оставляли свои дела и стекались посмотреть на нас. Залитые кровью с головы до ног, уставшие, но все еще злые, с дрожащими от гнева саблями, мы действительно устрашали любого, кто даже мельком решился на нас взглянуть. Глава Яо стремительно вышел из своего шатра и остановился в десяти шагах от нас. Я тяжело дышала и смотрела ему прямо в глаза, с моего клинка свисал остаток мертвецких сетей, уничтоженных мной на подлете. Ци искрилась и шипела, медленно плавилась на раскаленном от ярости клинке. Глава Яо задумчиво потер подбородок, щелкнул пальцами: в миг, словно из-под земли, вырос младший ученик с чашей в руках и полотенцем, перекинутым через плечо. — Не знай я заранее, что идете вы, хоу Не, я решил бы, что наш лагерь атаковали духи мести, — обратился к нам всем глава Яо. Я, оскалившись, вонзила в землю свой меч, и черно-серое пламя погасило раскаленный клинок. Моему примеру последовали остальные бойцы. — Спутать и правда легко, глава Яо, — фыркнула я, смывая с ладоней кровь и аккуратно, так, чтобы не повредить боевую раскраску, промокнула лицо. Я махнула рукой юноше, и он пошел дальше. — Все в черном, несем лишь смерть, — я подошла ближе и вежливо склонилась перед ним. — Уж не за прихвостней ли Цзинь Гуанъяо вы приняли нас, глава Яо? — раздался голос одного из заклинателей Не. Глава Яо лишь по-доброму рассмеялся на эту шутку. — Мы разорвали сотню мертвецких сетей, что пытались набросить над нашими лагерями псы Цзинь! — громко крикнула я, демонстрируя тлеющее от раскаленного клинка призрачное заклинание. Восторженные и благодарные возгласы едва не оглушили меня, едва не сбили меня с ног волны духовной силы, что рождались в сердцах наших союзников. — Добро пожаловать, хоу Не. Добро пожаловать, славные заклинатели! — ответил он после обмена вежливыми поклонами и сделал приглашающий жест в сторону своего шатра. — Солнце, — вдруг выдохнула я, прищурившись на небосвод, — Небу угодно, чтобы мы закончили войну под светом солнца. Хорошенько отдохните и подкрепитесь, — бросила я через плечо своим людям. Радостный и довольный вопль мне послужил ответом. Глава Яо лишь рассмеялся и опустил полог своего большого шатра. *** — Прежде чем ваше спокойствие обернется яростью, хоу Не, прошу вас выслушать, — терпеливо начал глава Яо. Я осмотрелась — ничего необычного не было в этой скромной походной обстановке. В самом углу — походный бивак, чуть левее — походный очаг, рядом с которым замер один из заклинателей Яо. Слева от меня стоял небольшой сборный стеллаж, забитый свитками и картами так, что некоторые из них опасно свешивались до самой земли. Присутствие незнакомца я почувствовала сразу, но делала вид, что не замечаю тени в уютном полумраке. Вместо этого я решительным шагом отправилась к широкому столу прямо в центре походного шатра. Я хищно прищурилась глядя на главу Яо, который подозвал к себе еще одного юношу. — Хоу Не, рано подозревать меня. Ведь я не сделал ничего дурного, — улыбнулся глава Яо, протягивая мне яшмовую чашу. — А разве я говорю о подозрениях? — отозвалась я, залпом выпивая предложенное вино. Глава Яо хохотнул и покачал головой: — Это действительно чудо — один дух, хоть и не одна плоть, — с придыханием проговорил глава Яо. — Довольно о моем отце, — сверкнула я глазами в сторону заклинателя. — Половина кампании вдохновлена его именем. С обеих сторон, — припечатала я и снова сверкнула глазами в сторону главы ордена. Недовольство я выразила громким стуком, с которым я вернула чашку на поднос, и решительно обошла мужчин перед собой. — Да уж, глава Цзинь не жалеет красок, расписывая ваши злодеяния, хоу Не. — Ему только и остается, что трепать языком, глава Яо. Лепет смертника, не обращайте внимания, — махнула я рукой. Тень не колыхнулась. Отбрасывающий ее человек, казалось, не дышал. Я снова позволила себе кривую ухмылку и сосредоточилась на свитках перед собой. Азарт закипел в моей голове, когда я раздумывала над тем, кто же это мог быть? Я вслушалась в пространство, зная, что не пропущу и малейшего намека на угрозу. Тихо, едва слышно ожили и тут же замерли эполеты на моих плечах. Маленькие тени драконов скользнули по стенам шатра, раздался короткий рев, и они снова вернулись ко мне. — Какая мощь, — снова не удержался глава Яо от комментария. — Будь мне или моим людям угроза, эти крохотные малыши разорвали бы вас в один миг, — заявила я. — Время смутное, вы правы — проверять нужно каждого. — Рада, что вы понимаете. — Карта, — задумчиво проговорила я, подхватив самый конец полотнища, и пристально вгляделась в метки. Итак, Башня была окружена.Наши разрозненные силы добивали рассеявшихся заклинателей Цзинь Гуанъяо.одну ночь, ночь нашего выступления, линии фронта были прорваны по всему кругу и Башня наконец-то была взята в кольцо. — Разведчики доносят… словом… — глава Яо поежился будто бы от холода, нахмурился. Я резко, словно гончая, взявшая след, повернулась на его голос, взглядом требуя продолжать. — Словом, хоу Не, все эти месяцы из Башни Золотого Карпа доносятся звуки… — Яо Ши сглотнул, словно не мог продолжать. Я жестко ухмыльнулась, высокомерно посмотрела на него: — Пир, вы хотите сказать? Что ж, это мне известно. Он пирует с той самой ночи, когда мы спасли наследников орденов и кланов. Решил разом промотать всю казну. — Вас это не пугает, гос… хоу Не? — потрясенно выдохнул он. — Ничуть, — равнодушно пожала я плечами, — все, что меня пугало, уже произошло. Укол в груди, но я отмахнулась от дурного предчувствия. Мои друзья, мой муж, мои братья — они готовили меня к неминуемому. К тому, что я увижу самое жуткое творение рук Цзинь Гуанъяо. Тот, кто испытал столько насмешек, уже не мог перестать смеяться. Что ж, мне оставалось только сделать его безумную улыбку вечной. — Как же так можно… хоу… вы… — Я, — согласилась я. — Вы все еще думаете, что его можно спасти, глава Яо? Не тратьте попусту силы. — И не думал, хоу Не, но… — Понимаю, — перебила его я и ткнула пальцем в странные значки в форме спирали, — это что? — Это гиблые места, которые получилось успокоить у заклинателей разных орденов. Яо были одними из первых! — хлопнул он себя по груди. Я поблагодарила его наклоном головы, и Яо и с тревогой спросил: — Есть новости о Цзэу-цзюне? — и только от звуков этого имени в глазах моих показалась тень боли. Глава Яо понимающе вздохнул, позволил состраданию проступить на своем лице: — Почти что никаких. — Никаких? Что же это, глава Цзинь не угрожал нам его жизнью? Не предлагал сдаться в обмен на главу Лань? Глава Яо отрицательно покачал головой: — Неделю назад лазутчики видели бледную тень в белоснежных одеяниях на одной из крепостных башен, но не смогли разглядеть, призрак ли это или живой человек. Я прикрыла глаза, прикоснулась к груди, пытаясь унять резкую боль в сердце от этих слов. — Я знаю, где он, — уверенно сказала я, борясь с мельтешением картинок перед глазами, — но добраться до него будет непросто. Перед глазами встал план Башни и сердце противно заныло, когда интуиция подсказала — дворец Непревзойденной Изящности. У всякого изувера, убийцы есть свой почерк. И он, как и всякий мужчина, редко меняет свой напев… «Над кем ты думаешь посмеяться,Цзинь Гуанъяо?Только лишь над собой… ?» — промелькнуло в моей голове. Усталость боя напомнила о себе легким головокружением, но горячая ярость клана Не тут же разлилась по моим жилам. — Заклинатели Лань сражаются без всякой жалости, — в голосе главы Яо прозвучала некая торжественность. Я с едким удивлением посмотрела на него, словно он вдруг обратился в ребенка на моих глазах. — Никто прежде не слышал таких грозных и устрашающих мелодий. Страшно. — Ничего удивительного. Верховный Заклинатель покусился и на их священное искусство, извратил его. С помощью чего и убил моего отца. — Такие песни и должны устрашать, хоу Не. Я кивнула, признавая его правоту, попыталась представить, каково сейчас моему другу. Лань Ванцзи выступал на передовой, разве могли быть в этом сомнения? Я приложила пальцы к губам, прошептала несколько слов и бросила их налетевшему порыву Ветра. И только когда мой Ветер покинул шатер, тень превратилась в человеческий силуэт. Я склонила голову к плечу, с бешено бьющимся сердцем наблюдая, как медленно, словно вода, стекает капюшон с его лица. Покрытое уже поджившими синяками и ссадинами, оно все еще было опухшим. А обнажив свое лицо, заклинатель пошел дальше — дрожавшими от волнения пальцами он рванул пряжку у горла и бесцветным голосом попросил меня: –Госпожа Цзинь просит вас оценить ее вышивку, госпожа Цзян, — объявил он под блеск магических узоров на его траурных одеяниях. *** — Су Шэ? — задохнувшись от гнева, только и могла выдохнуть я. — Что ты здесь… Казалось, его слова не сразу дошли до моего сознания. Важнее было, что самый верный служка моего врага находился передо мной. «Как он сбежал из-под надзора ордена Гусу Лань? Шифу его помиловал?!Шифу?Какая, ко всем цзянши, вышивка?! ” Су Шэ вздрогнул от моего голоса, отвел глаза. По его вороту, рукавам, боковым швам и подолу бело-золотым на траурных одеяниях сверкали узоры. Много есть способов тайного письма — как птиц в небе, как рыбы в море. Всеми видами никогда не овладеть, будь ты хоть трижды ученым. Будь ты хоть трижды стратегом, всегда останется неведомый тебе шифр. Есть куанцао, где иероглифы, как травы в степи, переплетаются между собой в затейливом узоре. Наш любимый с Не Хуайсаном почерк. Есть узелковое письмо: в старину им пользовались наши предки, а теперь оно и пригодно разве что для шпионов. Есть диверсионные заклинания — тут уже все зависит от мастера. А есть тайное письмо вышивки. «Цзинь Су», — наконец это имя достигло своей цели, засело раскаленной золотой иглой в моем мозгу. — Я самый верный слуга твоего врага, хоу Не, — все еще не глядя на меня, пробормотал Су Шэ. — Я слуга убийцы твоего отца. — Вот как запел, пой, пой, птичка, — выплюнула я. — Так и передай своему хозяину,под каким именем и чьим знаменем я пришла под стены Башни! Я отвела ладонь за спину чтобы призвать свой меч, и все же двигалась медленно, давала ему шанс договорить. Глава Молин Су после выходки своего хозяина был взят под надзор орденом Гусу Лань. Они намеревались судить его как преступника, спутавшего благородное искусство заклинательства с помощью гуциня, всем известного инструмента клана Лань, и темных поделок Цзинь Гуанъяо. — Что ты здесь делаешь? — я в один прыжок оказалась напротив него. — Госпожа Цзинь Су просит вас оценить ее вышивку, госпожа Цзян, — как заговоренный проговорил Су Шэ. Но меня волновало сейчас другое. Воспаленный разум рисовал картины: десятки, сотни шпионов, служек Цзинь Гуанъяо, переодетых в одежды учеников и заклинателей Гусу Лань. Их лица в моей фантазии искажались, превращалась в уродливые гримасы чудовищ, как у тех тварей, что напускал на нас Цзинь Гуанъяо. Праведный гнев объял меня, и чем сильнее и громче билось мое сердце, тем яростней пел мой меч, все еще воткнутый в центр лагеря. Недоброе скоро почуют все, но мне было все равно. Я хотела смять, как бумагу, лицо, тело и душу этого паршивца. Су Шэ не сопротивлялся — куда-то подевалась его язвительность, его задор и высокомерие. Он покорной куклой висел в моей руке и, казалось, даже не дышал. В момент, когда песнь меча и сабель Не достигла своего пика, ткань второго выхода из шатра разлетелась. — Не сердитесь, хоу Не! — раздался до боли, до крови знакомый юношеский голос. Я нехотя повернулась к вошедшему и тут же застыла. Улыбкой Гуаньинь, все понимающей и всепрощающей, мне улыбался А-Юань. В налобной повязке, с мечом у пояса, в одежде небесных оттенков, он немного постоял у входа, а потом подошел ко мне, решительно, но мягко отнял мою ладонь от горла Су Шэ. Другая моя рука безвольно опустилась, так и не призвав к себе меч. Затихли снаружи прочие сабли. Лань Юань смотрел на меня и продолжал улыбаться, мягко и настойчиво он посадил обратно Су Шэ, который безжизненным взглядом смотрел перед собой. — Молодой господин Лань, — то ли простонала, то ли сказала я. Лань Юань наклонил голову, а я резко вскинула руку и крикнула в сторону: — Вина! Немедля! Я не желала смотреть на него. Проклинала в этот миг весь мир. Но казалось, что юноша и не настаивал. «Не помни! Умоляю тебя, не помни! Лань Ванцзи не настолько жесток, чтобы истязать кого-то, кроме себя, воспоминаниями!» — думала я, в два глотка осушая чашу и желая чтобы этот миг стал вечностью. — Лань Сычжуй, — все же выдавила из себя я и усилием воли снова посмотрела на него. — К вашим услугам, хоу Не, — отозвался он и склонился в безупречном поклоне. — Прежде чем вы обрушите на этого преступника гнев, хоу Не, позвольте сказать мне. Я приглашающе махнула рукой юноше и покосилась на Су Шэ. Тот все еще молчал, не двигался. «Цзинь Су!» — снова заныло сердце. — Ваша правда, хоу Не, он все еще находится под стражей. Но я доставил его в лагерь с разрешения наставника и второго господина Лань. Я обернулась на Яо Ши — он все еще задумчиво потирал подбородок, но почувствовав мой взгляд, кивнул. — Однако Ханьгуан-цзюнь настоял на том, чтобы мы использовали Су Шэ как гонца. — Так с Башней есть сообщение? — оживилась я, готовая пойти на приступ немедля. — Было, — сухо ответил Су Шэ все еще глядя на землю под своими ногами. — Пока Верховный Заклинатель, — его лицо дрогнуло в странной гримасе, — не пресек его. — Я служу не только главе Цзинь, хоу Не, — Су Шэ медленно, как кукла на шарнирах, повернулся ко мне, вперил в меня свой пустой взгляд. — Я служучетеЦзинь. А значит и госпоже Цзинь в равной степени покорен, как и господину Цзинь. — От госпожи Цзинь в Облачные Глубины пришло тайное послание, хоу Не. Мы тоже думали, что это ловушка, однако, вышивка прошла проверку у трех лучших заклинателей ордена Гусу Лань, включая Ханьгуан-цзюня, разумеется, — улыбнулся Лань Сычжуй. — Разумеется, мы не читали послание, — вдруг замахал руками он, провожая меня взглядом. Я подошла почти что вплотную к Су Шэ и грубо приказала: — Встань. Он повиновался немедля и закостеневшими пальцами принялся снимать с себя верхний зачарованный слой. — Хоу Не, следы побоев… — Не ваши, знаю. Гусу Лань не опустятся до избиения безоружного, даже если это такой червяк как он, — я прожигала, уничтожала взглядом Молин Су. — Оцените вышивку госпожи Цзинь, хоу Не, — я готова была поспорить, что слышу скрип его костей. — Как только вы закончите, хоу Не, мы вернем его обратно, — заверил меня Лань Сычжуй. Мир вокруг смазался, я едва успела обратить внимание, что держу в руках, а пальцы сами собой скользнули по зачарованной ткани, что мерцала золотистым цветом. Слова складывались в моей голове в предложения, и голос моей дорогой Цзинь Су словно бы звучал у меня внутри. «Дорогая Тяньчжи! Как же ты поживаешь? Верю, что с тобой все хорошо, что ты полна сил. Тяньчжи, я прошу тебя, не вздумай отступать теперь лишь только потому, что мы с тобой снова враги. Я никогда не хотела вражды с тобой, но я всегда покорно следовала за тем, кого я любила. Вот и теперь я иду своим путем», — я ловко различала сокращения, что неизбежны при таком способе передачи. Бело-золотые огоньки заклинания мягко мигали, как гирлянды в ночи. Тонкий запах пиона и орхидеи словно обволакивал меня, будто бы и правда ее рука легла на мое запястье. Моя сильная и такая нежная Цзинь Су… Но ее голос все звучал внутри меня: «Я прошу тебя, пусть рука твоя будет тверда, а сердце спокойно. Смело делай то, что давно уже должна была сделать. Не смотри на меня, на свою Цзинь Су, и если уж придется, прошу, перешагни через мое бездыханное тело. Я знаю, ты не осудишь меня. Единственная из всех. Я легко возлагаю на тебя эту ношу, потому что знаю — она уже на твоих плечах. Моя дорогая Тяньчжи, ” — на этом месте ее игла дрогнула, неровные стежки надолго заставили ее замолчать. Я представила, как она кусает пальцы, чтобы не разрыдаться, как борется с собой, как прислушивается к звукам в коридоре, опасаясь быть раскрытой в измене. Я представила, как она мечется от своего столика с рукоделием до двери и обратно, как замирает ее сердце от страха. Как моя Цзинь Су борется с собой: то берет в руки ткань, поднося ее к пламени свечи, то снова растягивает на пяльцах и берет в руки иглу. Наша дружба была еще более странной, чем с Вэнь Цин. Цзинь Су проявила участие ко мне во времена траура по Цзинь Гуаньшаню. Она тенью скользнула в мои покои в тот вечер, и мы долго смотрели друг на друга в свете парящих под потолком пионовых фонариков. Я держала меч почти что наполовину вынутым из ножен, а она в ответ смотрела на меня и осторожно, шаг за шагом, приближалась. Уже тогда я заметила — что-то гнетет Цзинь Су, гложет ее изнутри. Мы говорили без слов, взглядами. Я видела и чувствовала ее потерянность и страх. Много дурного я могла сказать о Цзинь Гуаньшане, но в одном я была уверена точно — свекром он был хорошим. Он заботился и о моей почившей Цзинь Яньли, и о еще живой Цзинь Су как умел. Все это, словно подтверждение, я читала в тот миг на лице госпожи Цзинь. Вплотную приблизившись ко мне в тот час, Цзинь Су смело положила свою изящную ладошку на полуобнаженный клинок, демонстрируя мне чистоту своих намерений. Без слов она просила закончить нашу вражду. Без слов она спрашивала, готова ли я к этому? Она пришла ко мне за проблеском чистоты, и в следующий же миг мы уже крепко обнялись. Мы, словно сестры, облачали друг друга в траурные одеяния, помогали уложить друг другу волосы. Вместе мы покинули мои покои, вместе вошли в траурную залу. Рука в руке, шаг в шаг. В тот миг я вздрогнула, вспомнив лицо Гуанъяо: как он медленно, словно кукла на шарнирах, повернулся в нашу сторону. Как вспыхнули от нечеловеческой злобы его глаза, когда он увидел переплетение наших с Цзинь Су рук, как медленно он поднялся от чаши с погребальном пламени, резко, с презрением бросил в огонь бумажные деньги и шагнул к нам. Я помнила и дрожь, которую ощутила от своей подруги по несчастью. Цзинь Су в тот миг едва ли не захотела спрятаться за моей спиной. — Ты, — с ненавистью выдохнул Гуанъяо, глядя мне в глаза. — Снова ты, везде ты, — едва слышно пробормотал он. И в следующий же миг нашелся: — Госпожа Цзян, — он поклонился, с трудом сдерживая свою дрожь. — Господин Цзинь, — немедленно отозвалась я. — Дорогая сестричка прибыла проводить своего дядюшку? — Дорогой брат, — начала было я, но меня перебили. — А-Яо, — раздался мягкий, нежный и умоляющий голосок Цзинь Су. — Прошу тебя. Госпожа Цзян член нашей семьи. Твой разум от горя помутился, ты… Я испугалась той ненависти, которой Гуанъяо взглянул на свою жену. Испугалась за Цзинь Су, а не за себя. В следующий же миг мой белоснежный, длинный до пола рукав взметнулся было между ними, как вдруг Гуанъяо отступил назад и прикрыл глаза. Отвернулся от нас обеих и отчеканил: — Уходите, немедленно, вы обе. Я распоряжусь чтобы вам… — он замолк на миг. — Если уж хотите нести траур, займитесь делами милосердия. Вы ведь знаете, — Гуанъяо снова повернулся к нам обеим, — что такое милосердие, госпожа Цзян? «Оставь меня! Хотя бы сейчас, здесь! Сгинь! Пропади!» — читала я по его лицу. Читала по глазам, по сжатым кулакам, которые едва не порвали белоснежную ткань рукавов — с такой силой его хватка натянула ткань. «Не могу. Ты знаешь почему. Не могу!» — читал он в моем взгляде. Я и правда не могла миновать этого порога. Я глубоко вздохнула и втайне порадовалась, что Не Хуайсан остался в своих покоях. — Пришла отравить мне победу, — безмолвно шевельнулись его губы. — Воистину ты вездесущая, как твой проклятый Ветер, — снова прочитала я. Погребальное пламя поднялось, будто бы в ответ на эти слова, громко и страшно треснула чаша в наступившей тишине. Безумие так четко проступило на его лице, что я едва не дрогнула. Пальцы уже сами собой сложились в заклинание изгнания. Действие такое безотчетное, как и естественное, вызвало у Гуанъяо лишь усмешку. — А-Яо, — снова жалобно позвала Цзинь Су. — Прошу, — она приблизилась к нему на несколько шагов, с неожиданной для меня решимостью встала между нами. Он качнулся, когда она положила ладонь ему на плечо. В этот момент, с распущенными волосами, струящимися по белоснежному одеянию, с белым лицом, он напоминал мне одного из духов мора, надежно сокрытого в подземелье Пристани. Только маски, что сокрыла бы лицо, ему не хватало. Тихо потрескивало пламя, ожидая новых погребальных даров. Цзинь Су осторожно и нежно касалась его сжатой в локте руки, которую он держал у пояса, мягко и ласково что-то шептала своему мужу. В один момент Гуанъяо тряхнул головой, улыбнулся своей жене: — Моя милая А-Су, — начал он своим елейным голосом, — ты совершенно ничего не понимаешь, дорогая моя, — уверенно сказал он и поцеловал ее в лоб. — Все хорошо, тебе правда стоит уйти. Цзинь Су в ответ сердито качнула головой, и упрямо посмотрела на него. Гуанъяо в ответ тяжело вздохнул, позволил ей занять свое место у погребального пламени. С каким-то ледяным равнодушием он смотрел на то, как его жена совершает положенные обряды. Он взглядом следил за ее рукой, как она берет бумажные деньги, как отправляет их в огонь. Слушал, как она мелодично повторяет положенные сутры. Гуанъяо в этот момент словно бы совсем забыл обо мне. Он даже не вздрогнул, когда в очередной раз загромыхал зимний гром — в те дни он часто гремел над нашими головами. Я следила за ним с молчанием внутри — ни гнева, ни боли не было внутри меня в тот миг. Я прибыла проводить его, исполнить его волю. Но на моем пути стоял Гуанъяо. Я успела пожалеть, что из уважения к усопшему я оставила меч в траурных покоях. И едва я об этом подумала, показалось, что Гуанъяо услышал мои мысли. Он впился в меня долгим изучающим взглядом, не шевелился и, казалось, даже не дышал. Он не отозвался, когда супруга позвала его, напомнив о том, что невежливо вот так стоять спиной к пламени его отца. Перед Гуанъяо была я. А передо мной он. Он уступил своей жене, но мне он уступать не желал. Его лицо скривилось, как мне в тот миг казалось, от страшной ненависти. Ноздри затрепетали, как у пробудившегося дракона, глаза сверкали нечеловеческой яростью. И все же на его лице угадывалась боль. Боль, которая, что еще более странно, царапнула и мне краешек души. Словно он страдал от того, что я вынуждена находиться здесь. — Пусти, — почти беззвучно пробормотала я. Мы так легко перешли на ты, словно стояли в пустой зале. Словно кроме нас с ним никого не было в мире. Знакомым жестом он вскинул руку вверх, со знакомым звуком щелкнул пальцами. — Убрать из залы госпожу Цзян! В ответ на его голос из темноты, из теней, казалось, что из самих стен появилось два десятка заклинателей. Самых верных и преданных — это я поняла сразу по их сверкающим от гнева глазам. Цзинь Су немедленно поднялась на ноги, с неожиданной прытью потребовала соблюдать приличия, но никто не слушал ее — заклинатели медленно приближались ко мне, держали мечи наизготовку. Я подпускала их все ближе. Шаг. Десять шагов. Еще шаг. Ближе. За спиной раздался топот ног — из бокового коридора вылетел и тут же замер Цзинь Мин. За его спиной толпились другие заклинатели ордена. Я посчитала общим счетом заклинателей — почти что сотня — и кривая усмешка выступила на моих губах. Пламя в чаше выло и ревело, громовые раскаты прокатывались над головами. Гневался Цзинь Гуаньшань, гнев его вторил гневу Неба. Негодующе восклицала Цзинь Су, требовала остановиться. Я медленно оглядела всех, кто собрался в зале, подолгу задерживала взгляд на каждом, будто бы смотрела в душу, видела смятение на лице Цзинь Мина, моего верного боевого товарища. Смятение и решимость на лицах заклинателей, что он привел. Решимость убить меня прямо сейчас на лицах заклинателей Цзинь, направляющих в мою сторону клинки. Смятение Цзинь Су, которая в справедливом гневе пыталась остановить царящее вокруг безумие. Гром сливался с треском пламени, сотрясалась вся Башня. Все, кроме нас с Гуанъяо, покачивались в такт. Я пошевелила пальцами, уверенная в своих силах. Ветер ворвался в поминальную залу, распахнул разом все двери и окна, заставил огонь едва ли не стелиться по земле. А еще мой Ветер вложил мне в ладонь ножны моего меча. — Да! Да! — тут же взревели заклинатели, пришедшие с Цзинь Мином, да и сам он охотно обнажил свой меч. Боевой клич с обеих сторон пронесся по зале, в этом гомоне потонул возглас страха Цзинь Су. Она подлетела к своему мужу, затормошила его за плечо. Но все было напрасно — Гуанъяо смотрел только на меня. А я смотрела на него. И медленно, очень медленно, не размыкая ладоней, сложенных в жесте величайшего почтения, опускалась перед ним на колени. Жажда развязать войну во мне вспыхнула, но я погасила ее усилием воли. А следом вдруг умолк небесный гром. — Я — сотник Фэн И, — четко, резко, звонко произнесла я в наступившей тишине. — Я пришел почтить память своего господина, командующего Верховного Заклинателя. Я пришел исполнить его последний приказ. — Госпожа Цзян! Вы что! — раздались возгласы из-за спины Цзинь Мина. — Я прошу у вас, глава Цзинь, позволения исполнить последнюю волю моего господина! — громко крикнула я, все еще изучая взглядом подол Гуанъяо. — Сот-ник Фэн И, — по слогам повторил мое боевое имя Гуанъяо, после тяжело вздохнул и с милой улыбкой ответил: — Не позволяю. Прочь, сотник Фэн, — и добавил, качнувшись ближе ко мне. — Ты плохая актриса, Тяньчжи. Я тебе не верю, — пробормотал он, убежденный, что его слышу только я. Я немедленно поднялась на ноги, обнажила меч, приставила острие прямо к его груди. Гуанъяо проследил пустым взглядом за моим мечом, резко вскинул ладонь, останавливая своих заклинателей. Покорно замерли от моего жеста и заклинатели, которых привел Цзинь Мин. — А вот это наконец-то в твоем духе, Тяньчжи. Наконец-то ты такова, какова есть: наглая, вздорная, упрямая! Пусть они поглядят на тебя! Пусть он, — он ткнул в погребальное пламя позади себя и бросил мне слова под ноги, как ядовитую змею, — наконец-то увидит твое нутро! Он шагнул еще ближе, замер в цуне от острия моего меча: — Пусть увидят тебя! Пусть отец смотрит на тебя! — процедил он сквозь зубы. — Прилетела, как мотылек на огонь, исполнять его волю. Его волю, — лицо Гуанъяо перекосилось от страшной ярости, глаза налились кровью, он весь был похож на человека, которого вот-вот хватит удар. — Отказалась от моих даров, — он приблизился вплотную, так, что пораженно ахнула не только А-Су, неловкие вздохи послышались со всех сторон. Но я молчала. Я его слушала. — Но за его подарками неслась сквозь бурю. Я поражен, госпожа Цзян, — продолжил он, повысив голос, — вашему состраданию к вашему же мучителю! — бросил он мне под ноги, словно ядовитую змею, обрывок нашей с Цзинь Гуаньшанем беседы. Там, скрытые ночью, на второй день нашей с Цзян Чэном свадьбы, я и почивший господин Цзинь условились между собой. Я отмахнулась от его провокации, как от назойливой мухи, демонстративно уперла острие ему в грудь. Я не слушала угроз, криков, поддерживающих возгласов. Все заклинатели, кроме меня и Гуанъяо, словно пропали для меня в тот миг. Был лишь он, стоявший на моем пути. — Гуанъяо, я пролью твою кровь, но исполню его приказ! Он рассмеялся и пожал плечами: — Напуга-ала! — и повернулся к своей жене. — Не бойся, Цзинь Су. Мы играем, — закончил он, глядя на меня. — Мы с моей дорогой сестричкой всего лишь играем. Не бойтесь, господа, опустите мечи, — приказал он через плечо. — Госпожа Цзян, как обычно, бросается пустыми угрозами. Что же, — он скользящим движением ушел вбок, позволяя погребальному пламени отразиться в стали моего меча. — Проходи, дорогая сестра. Отец заждался тебя. Я решительно вернула меч в ножны, снова призвала Ветер, доверяя драгоценный клинок своей верной стихии. Гуанъяо застыл словно статуя, его рука с длинным белым рукавом замерла в приглашающем жесте. Заклинатели его вернулись в тень, зная, что я все еще чувствую их ненависть. Я прошла мимо него и никак не могла задеть его плечом, но Гуанъяо сам качнулся навстречу. Качнулся с ядовитой улыбкой. Я не успела затормозить и толкнула его плечом. — Я в восторге, Тяньчжи. Такой огонь, такая страсть, — продолжал он терзать меня знакомыми фразами. — Замолчи, иначе я вырву тебе язык, — пробормотала я и решительно заняла свое место. Место напротив него, которое почему-то пустовало… Прикосновения моих пальцев к шелку вернуло меня из воспоминаний. Я продолжала читать в золотых узорах: «Я госпожа Цзинь, и как бы ни были тяжелы золотые одежды, в них я взошла по ступеням Башни и в них я выйду в свой последний путь. В этом решении я непреклонна, хоть и знаю, что ты сделаешь все, чтобы дать мне стол и приют. Но я не так дорожу своей жизнью, как должна дорожить ты, Цзинь Су не так ценна для мира, как Цзян Тяньчжи. Не печалься обо мне, моя дорогая! И не отступай от своего пути.» Кончик моего пальца замер на последнем стежке, в глупой надежде я скользнула дальше, желая, всей душой желая продолжения. Я снова провела по зачарованной ткани рукой, отчаянно желая найти новые письмена. А потом еще раз, и еще. Я отчаянно искала продолжения. Все трое заклинателей молча смотрели на меня. Улыбался все той же понимающей и мягкой улыбкой Лань Сычжуй. Грустно и понимающе вздыхал глава Яо. Без всякой надежды, как живой мертвец, смотрел на меня глава Молин Су. Я подняла взгляд от послания и улыбнулась сквозь боль. Женские черты проступили сквозь маску воительницы. Никто из них и не думал пугаться моего боевого раскраса, но, казалось, эта женская грусть ранила каждого в самое сердце. –Скажите госпоже Цзинь, — сорвалось с моих губ, — это лучшая вышивка, что я видела в своей жизни. Стоило мне договорить, как мириадами золотых светлячков обернулась легкая ткань в моих руках. Они воспарили вверх, недолго покружились рядом со мной, прежде чем растаять в наступающем полуденном жаре. *** — Я думаю, — осторожно начал Лань Юань, — что госпожа Цзинь позаботилась о вас. — Полдень, ну надо же, — невпопад ответила я. — Порядочно мы засиделись на одном месте. Я не стала осуждать его за дерзкое предположение и остановила жестом возмущенного главу Яо. — Ты прав, молодой господин, — с трудом проговорила я и резко отвернулась, направилась к карте, — госпожа Цзинь прекрасно позаботилась обо мне. Несколько ударов сердца мне потребовалось, чтобы прийти в себя, несколько выдохов и несколько вдохов. Все трое молчали за моей спиной. — Что же, — начала я. — Молодой господин Лань, передайте Ханьгуан-цзюню мою искреннюю благодарность. Лань Сычжуй глубоко и изящно поклонился в ответ на мои слова. — Предвосхищая ваш вопрос, хоу Не, я отвечу: я вызвался доставить гонца сам, — юношеский голос дрожал от возбуждения. Я обняла себя за плечи, резко обернулась к нему. Мы глядели друг на друга, долго и пристально, две частички общего прошлого. Мне казалось, что он вот-вот сядет на землю и начнет хлопать в ладошки, радостно заливаясь смехом, слушая подначки Вэй Усяня: «А-Юань — Редиска! А-Юань — Редиска!» Но на меня взирал полный достоинства юноша и, как я слышала, один из блестящих, подающих надежды учеников и молодых заклинателей. Судьба? — или воля Лань Ванцзи? — снова столкнула нас. — А ты проницателен, весь в своего наставника, — ухмыляясь, ответила я. — Что вы, хоу Не, я недостоин и тени Ханьгуан-цзюня, — скромно ответил Лань Юань, но я видела — похвала ему была приятна. — Был бы тут мой племянник, — как я слышала, вы очень подружились, — обязательно бы ответил тебе колкостью. Лань Сычжуй в ответ снова поклонился. А я повернулась к нему спиной, чтобы спрятать неловкую дрожь, трижды погладила карту перед собой. — У меня есть просьба, молодой господин Лань, раз уж вы посланы Вторым Нефритом к моим услугам. Я знала, он замер, весь обратился в слух. — Пошлите весть в земли Тянь Фэн. Вы не знаете, но шифу Лань уж точно знает, — я снова прикоснулась к отметкам на карте, нарисовала полукруг на плотной ткани, — к моим ученицам. Злая усмешка расцвела на моих губах, когда я услышала, как встрепенулся от моих слов Су Шэ. «Еще бы, подлец! Ну, ничего, я помогу тебе», — подумала я, растягивая момент. — К Су Джу, — дробя сердце Су Шэ вдребезги, назвала я имя, — она возглавляет отряд, который помогает беженцам. Разумеется, там есть опытные… впрочем, больше знать вам и не нужно. — Как прикажете, хоу Не, — поклонился Лань Сычжуй. — Словом, я не буду препятствовать встрече отца и дочери, вне зависимости от приговора старейшин клана Лань. — Шифу будет рад услышать, что земли Тянь Фэн снова обитаемы, — робко проговорил Лань Сычжуй. Я обернулась: — Не он один, — и с безмолвного разрешения главы Яо, отпустила юношу жестом. — Меня сопровождают опытные товарищи, не опасайтесь, хоу Не, — сказал он напоследок и пропустил вперед себя Су Шэ. Полог за ним закрылся. — Полдень, — сообщила я и прикрыла глаза. *** — Медлить больше нельзя, — бросила я в сторону главы Яо, едва затихли шаги. — Выступаем! — Н-но, хоу Не, приказ от главы Цзян еще не поступил! — то ли возмутился, то ли оправдался Яо Ши. Я улыбнулась против воли, мысленно отругала себя за забывчивость — в горячке недавнего боя это было сделать немудрено. — Что ж, вы правы. Тогда я и мои люди, с вашего позволения выступаем! — Не смею вам мешать, хоу Не, — с жаром отозвался глава Яо, проводил меня глубоким поклоном. — Мы пойдем первыми, но и вам славы хватит! — Да будет шаг ваш легок, а цель достижимой, хоу Не, — нагнал меня голос Яо Ше у самого выхода. Я кивнула ему, и вышла под палящие лучи солнца. Вместе с его лучами на меня с неба полетел снег. Я с улыбкой подставила ладонь крупным снежинкам и замерла, разглядывая, как они тают на моей руке. Заклинателям Не потребовался один удар сердца, чтобы занять свои позиции. И когда я проводила взглядом последнюю каплю, тяжело упавшую на землю с моей руки и подняла на них взгляд, я увидела ровный строй своих верных людей. Мне не было нужды произносить речей — их боевой дух был тверже колесницы Небесного Императора. Мне не нужно было напоминать им зачем они здесь — каждый, кто стоял передо мной, в бело-золотом или черно-сером, прекрасно это знал. Мой меч тихо, горестно задребезжал, все еще воткнутый в землю. Я медленно вытянула вперед руку, тускло блеснул перстень на указательном пальце. «Вот бы этот солнечный зайчик выжег тебе глаза, Цзинь Гуанъяо», — подумала я, когда меч покорно лег в мою ладонь. Холодная, ледяная до ожога ярость разлилась по венам, оживший по своей воле клинок исполнял свое предназначение. Я смотрела на них, а они глядели на меня в ответ. Вокруг нас шумел лагерь: раненые и здоровые совершали привычные дела. Кто-то тренировался, кто-то готовил еду, кто-то обсуждал с командирами отрядов дальнейшие действия. А я смотрела на них, на две сотни бойцов. Ветер снова закружился рядом, и снегопад превратился в легкую метель. Еще… еще Ветер принес с собой напев, услышав который, против воли я закусила губу, до крови сжала кулаки. — Сяокин, — услышала я внутри себя голос Не Хуайсана. Во время Перемен все преграды обращаются в пыль, так разве странно, что связанные сталью, мертвыми и кровью слышат друг друга через сотни и сотни ли? — Сяокин, помнишь, что я тебе сказал? Когда ты станешь воистину непобедимой. — Когда бесстрастно буду взирать на мучения любимых. — Накрепко это запомни, Сяокин. — Скажи мне, — мысленно попросила я, не отрывая взгляда от своих бойцов, — только одно скажи. — Я слушаю тебя, — выдохнул он. — Ты тоже это слышишь, брат? По лицам заклинателей, стоявших ближе всех ко мне, мелькнуло недоумение. Кажется, я задала свой вопрос вслух. Что ж… — Слышу, сестра. С каждым ударом наших сердец знакомая и грозная песнь становилась все громче. В ней звучала тихая грусть разлуки, а еще любовь. Такая бескрайняя, безбрежная. Безусловная. Я едва слышно рассмеялась, даже пошевелила пальцами, желая, чтобы Ветер донес этот напев до А-Сана. — Я слышу, А-Кин, — принес мне Ветер ответ. — Я все слышу. Дагэ, — прошептал он, и в ответ нотки этой песни взлетели вверх. — Он тебя слышит! — рассмеялась я, все еще не веря, прижала ладонь к губам. — Слышит! Напев стал громче, заглушил все остальные звуки в мироздании. Даже голоса за моей спиной, даже ритм моего сердца. Была лишь песнь Бася, похожая на тигриную колыбельную. Я лишь кивнула в ответ, будто бы А-Сан мог меня видеть, и продолжила свой путь. Я прикрыла глаза, теряясь в этом волшебном чувстве снова. Снова мы трое вместе, а вокруг близкие и дорогие сердцу сталь и гранит. Высокие неприступные стены Нечистой Юдоли. Коридоры, которые я знала так же хорошо, как и свое сердце. Знала здесь каждый уголок, каждую комнатку. Здесь мы трое были сами собой. Как истинные Не мы скрывались за крепкими стенами от всего мира, держались особняком. Здесь, в те счастливые две недели, что мы провели втроем после моего вступления в род, и прежде чем отец отправился на свой последний бой. Бася пела. Она не призывала на бой, она грустила о том, что нам придется проливать кровь. Боль давно ушла. Исчезла даже ее тень. Исчезли тревоги и сожаления. Осталась лишь любовь. Нас троих, крепко связавшая нас между собой. Бася пела, и эта песнь напоминала колыбельную, которую мурчит тигр над своими детенышами. Бася звучала для нас с А-Саном. Я знала, Бася умеет так петь. Его сердце пело точно так же. Пело мне… А мое звучало в ответ. — Не медли, хоу Не, — последнее, что услышала я, прежде чем эта тонкая ниточка между нами порвалась. Я снова огляделась по сторонам. Мои бойцы не понимали, не слышали, но чувствовали — что-то случилось. — Глава Не зовет нас, — с дрожью проговорила я. — Выступаем! — крикнула я в Небо что есть силы, запрокинув голову. Снег повалил стеной, но прежде чем это доставит нам серьезные неудобства, я сотворила барьер. А дальше услышала и заклинание, сорвавшееся с пальцев главы Яо. *** Бой… он гремел по всему периметру окруженной Башни. Яростный и ожесточенный — таких сражений еще не знал наш мир. Дым и пожары закрывали голубизну неба, а снег на лету превращался в пепел и копоть, оседал на наших лицах, превращался в черные слезы. Взрывы боевых заклинаний, визг стали о сталь, крики и стоны победителей и погибающих, все слилось в один страшный гром. Две волны с жутким грохотом, который грозил накренить Небеса и раздробить сам землю, сталкивались друг с другом. Все смешалось в пылу и горячке битвы — то заклинатели Цзинь и их союзники брали верх, то отступали перед натиском наших объединенных сил. Пронзительно верещали голодные духи — они врывались в строй заклинателей нашего врага, крушили, ломали и дробили целые шеренги бравых защитников Башни. Они набрасывались на заклинателей в бело-золотом, облепяли их как оводы, жалили, кусали, отравляли трупным ядом. С другой стороны их визгам вторили рычащие мертвецы, от их ударов разлетались по сторонам противники. Казалось, заклинатели совсем не обращают внимания на нечисть, бившуюся с ними на равных — за последние месяцы они видели слишком много, чтобы тратить силы и внимание еще и на покорных нам с Вэй Усянем сущностей. В воздух то и дело взмывали сигнальные огни — свежие силы бурным потоком подходили к обеим сторонам по линии фронта. В воздух взлетел очередной десяток заклинателей, я не успела различить даже цвета их одеяний, не успела сделать ничего, как сам защитный барьер вокруг Башни атаковал их. От бело-золотого купола отделилась очередная сеть. Заклинатели бросились врассыпную, виртуозно держали полет на своих мечах. — Глава Ся! — едва слышно выдохнула я, наблюдая за тем, как мертвецкая сеть также разделилась на несколько сачков, пытаясь настигнуть каждого из заклинателей. Наш непрошеный союзник, что много лет разыгрывал спектакль перед всем миром, теперь перед ним же и не скрывал — он темный заклинатель. Меч, который полетел к земле, подхватил один из его заклинателей. Старик парил в воздухе, окруженный и поддерживаемый своими мертвецами. Ему подчинялись мертвецы, он привел их с собой, подобрал по гиблым местам. Черные, исковерканные злой волей души цеплялись за его волосы и одежду прозрачными руками. Но мне ли не знать, как крепка их хватка? Глава Ся, который возглавлял атаку, тут же заткнул за пояс ножны меча, рывком вынул какой-то предмет из трепещущего на промозглом ветру рукава. Он обернулся. Заклинатели Ся все еще ловко кружились, то опускались к самой земле, то взмывали вверх, играя наперегонки с мертвецкой сетью, которая с голодным рычанием преследовала каждого из них. И тут по ушам, по ногам ударила пронзительная мелодия, да такая, что противно зазвенело в ушах. Глава Ся давно не играл на своем инструменте. По звуку, который накрыл участок фронта было понятно: его оружие — это обычный глиняный свисток. Такой легко замаскировать под детскую игрушку, но материнское чутье подсказывало мне — он и на ли не подпустил бы свое чадо к такой птичке. Однако, этого пронзительного визга хватило, чтобы тени, облепившие своего хозяина с ног до головы, ринулись навстречу мертвецким сетям. Они разделялись и дробились так же, как и делились эти сети, которые все летели и летели навстречу нападавшим на Башню заклинателям. Миг, вздох, удар сердца — и голодные духи разрывали или сразу поглощали это заклинание. Глава Ся довольно вскинул голову, кивнул заклинателям, которые воспользовались атакой мертвецов. Они тут же перестроились, взмыли выше, приготовились атаковать в еще не закрывшуюся брешь барьера. Где-то растрескалась земля — заклинатели призвали скрытое в недрах пламя, пожирающее врагов и созданных нашим Верховным Заклинателем тварей. До моего слуха донеслись звуки циня. Эта песня ударила мне в грудь, едва не сбила меня с ритма полета. А следом чуть не полетели вниз две сотни моих бойцов. Я знала этот цинь, а манера игры стала для меня знакомой, как собственные Песни. — Второй Нефрит, — пробормотала я. Поймав равновесие, я оперлась на подоспевших ко мне в воздухе заклинателей, обменялась с ними короткими фразами. И в следующий же миг нашла взглядомего. Лань Ванцзи парил в чжане над землей. Он сидел в позе лотоса, а глаза — я четко видела даже со своей высоты — были закрыты. Его рукава развевались, как крылья Небесного воителя, руки порхали над ярко-голубыми от огромной концентрации силы струнами. Над его головой, то снижаясь, то возвышаясь в яростной боевой пляске, кружился Бичэнь. Его клинок оставался безукоризненно белым, нефритовый свет стали уничтожал, растворял в своем свечении всю темную ци вокруг. Меч крутился как волчок, атаковал тех, кто стремился в полете напасть на Второго Нефрита, опускался ниже, делал круг по солнцу, разом отбрасывая и уничтожая с десяток тварей и заклинателей. Находясь в защитной сфере, Лань Ванцзи медленно, почжаню, продвигался вперед, и я быстро поняла, что он пробивается к самым воротам Башни. А следом за ним, как небесное воинство, облаченные в траурные белые одеяния, следовали заклинатели Лань. Сам Лэй-гун* испугался бы звона их мечей, сам Куй-син* ослеп бы от нефритового пламени, обнимающего их фигуры. Они не знали, что ждет их впереди. Как боевой клич звучали титулы двух братьев, двух Нефритов из Гусу. На их точеных благородных лицах застыл праведный гнев. Казалось, от одного их взгляда рассеяться в дым, обернуться в прах мог любой нечестивец. Они не знали, что ждет их впереди. Они не знали даже, жив ли еще глава Лань? И каждый из них заранее облачился в траурные одеяния. Каждый из них подготовился к неминуемому… Я оглянулась на две сотни за моей спиной — в черно-сером и бело-золотом. Лица моих бойцов были суровы, взгляд сверкал от внутреннего огня. Жажда мести и жажда справедливости пылали в них вечным, неугасимым пламенем. Я поклонилась в полете отваге заклинателей ордена Гусу Лань, а Ветер подхватил дерзкие слова, что упали с моих губ, прежде чем я успела себя одернуть: — Бейся,брат мой, — выдохнула я и тут же закрыла себе рот рукой. Но Ветер в этот миг стал коварным, он подхватил мой возглас и с воем низвергнул его на Лань Ванцзи. На всех, кто сражался внизу. «Бейся, брат мой!» — зазвенело над сотнями сражающихся. Кто-то отозвался яростным криком, с двойной силой бросился на врагов, увлекая своей отвагой вперед и товарищей. Кто-то отшатнулся и пропустил удар, но лишь для того, чтобы в следующий же миг забрать жизнь напавшего. Кто-то устало рухнул на колени, оперся на меч, желал на миг перевести дух. Кто-то заозирался, желая найти ту, кто кричал в порыве А он… он. Он. Он! Он! Он повел плечами, услышав мой голос. Ветер вернулся ко мне, закружился вокруг меня и моих заклинателей. Лань Ванцзи лишь на миг распахнул глаза, мы встретились взглядами. Для него не являлись преградой облака, которыми я поспешила от него укрыться. Миг длинною в вечность мы смотрели друг на друга, на его лице не дрогнула ни черточка. Ветер кружился подле меня, скулил, как провинившийся пес. Миг, и Лань Ванцзи кивнул и снова закрыл глаза. Я покачала головой, подавила внутри себя волну стыда и, наконец, приметила с вершины знакомый вход. Мы опустились на землю, смешались с рядами нападавших с этой самой неприметной прежде стороны. С того самого входа, через который я пробилась в Башню, желая спасти своего отца. Что ж, истории свойственно повторяться, покуда она, словно река, не проложит себе путь. И как реке суждено впасть в океан, так и струне суждено порваться, а любой истории — закончиться. Я и мои люди, мы со страшным грохотом опустились на землю, волной силы раскидывая по сторонам и своих, и чужих. И в этот же самый моментс грохотом осыпался участок крепостной стены. С визгом и скрежетом взорвался и осыпался осколками битого стекла защитный барьер. — Спасайся! — Беги! — на все лады закричали сотни голосов, своих и чужих. Я бросила заклинание за спину, смягчая падение для своих, сотворяя барьер от камней, с силой отбросила заклинателей на полли назад. Стоны погребенных врагов под камнями и обломками крепостнойстены сталидля меня музыкой. Крики и мольбы о помощи заставили возликовать мое сердце. Призвав Ветер, я разметала тучи пыли и увидела, как обрывки мертвецких сетей и часть разрушенного защитного заклинания набросились на защитников Башни, медленно высасывая и поглощая, выпивая из живых людей жизнь и духовную силу. Я обернулась: — Живы? — гаркнула я, быстро оглядывая заклинателей за моей спиной. Их лица превратились в смазанные росчерки кисти на рисовой бумаге. В ответ я услышала обрывки фраз, уловила быстрые жесты: все, мол, в порядке. Пыль и мелкие камушки все же попали по нам, но не причинили большого вреда. Я взлетела над землей, приложила к горлу да пальца, многократно усилила свой голос: — Крепостная стена пала на юго-востоке! Об этом узнали и наши враги, Ветер донес мне обрывки торопливых приказов. И тут же с грохотом, от которого побежали трещины по земле, я спустилась. Ожили эполеты на моих плечах, два высоких черно-серых дракона с золотыми усами вмиг крепко обняли меня за талию. И вовремя — в этот же миг через обломок стены в нас полетел огромный залп черного огня. Следом раздался надсадный скрежет темного железа — знакомая злая песня. Драконы разъярились, ринулись вперед, на пламя, прошли сквозь него, как нож через масло. Черный огонь шипел и гас, превращался в тягучие капли металла, стекал по призрачной чешуе, оставляя потеки. Металл и огонь вступили в свое последнее сражение. Заклинатели вокруг нас не медлили. Видя успешную контратаку моих драконов, они запустили не меньше двух сотен бумажных амулетов, которые стрелами полетели вперед. Шар огня медленно превращался в черный грязный металл, а обложенный двумя сотнями талисманов, он и вовсе тяжело упал на землю, с грохотом распался на сотни осколков. Грязноватый дымок тут же повалил из обломков, с шипением застелился по земле, как змея приподнимая прозрачные белесые струйки. Выискивая живых! Таких вкусных и сочных живых! — Трупный яд, хоу Не! — рявкнуло почти над ухом несколько голосов. Наученные горьким опытом заклинатели немедленно ушли в глухую оборону, а перед моим лицом букетом цветов скрестились несколько раскаленных сабель Не. Я мешкала лишь один удар сердца, позволяя прикрыть себя своим бойцам, качнулась назад, спиной почувствовала напирающие сзади ряды атакующих вместе со мной. Трупный порошок едва уловимо нес с собой запах надушенного шелка… Не желая даже знать, что будет с моими бойцами, когда он осядет на их коже, попадет к ним внутрь, я вскинула вверх руку с мечом и дважды размахнулась. Ветер услышал меня, он ринулся из-под самой вершины купола небес, в единый миг развеивая, уничтожая, обращая против наших врагов их же оружие. Обломки металлической огненной сферы растрескались перед нами, начали двигаться, их края загорелись, будто бы они желали соединиться между собой. И снова добрая сотня амулетов покрыла ковром землю перед нами. Священные письмена с хлопками и шипением разъедали остатки смертоносного оружия. На ходу я отдала почести союзникам, быстро приняла поклоны от них и устремилась вперед, к обрушенной стене. Едва я только вступила на крепкие дубовые ворота, едва нога моя коснулась обитого позолоченным железом дерева, как Ветер, все тот же Ветер, что донес мои неосторожные слова до Лань Ванцзи, вместе с новым своим порывом принес мне его ответные слова. — Береги себя, сестра моя, — пургой прозвучал рядом со мной, внутри меня его голос. Я обернулась, желая разглядеть его, найти сквозь огонь и снег, что не прекращался ни на миг. Я желала сказать… что? Но тут меня задел плечом один из заклинателей Не, который не желал отставать от своей хоу. Я поняла этот намек без слов и резко развернулась, являя своим врагам саму себя. Я стрелой полетела вперед, держала меч в вытянутой вперед руке. Драконы танцевали вокруг меня, кружились, но далеко не улетали, ловили и развеивали заклинания, брошенные в меня врагом. Мы пробились к самому центру дворика для слуг, спешно построились. И прежде чем я успела отдать приказ, снег, мерно летевший на нас, превратился в колючий буран, а сердце в груди радостно стукнуло. Сначала раздался вороний грай, а после… после поплыла страшная и прекрасная мелодия флейты… *** Но Чэньцин в этот миг была мне не страшна — мы пробивались с юго-востока вперед, к самому центру золотого двора. Мы вгрызались, как волки, в бело-золотое и черное построение перед нами. Громыхали взрывы, пылали огни, взрывались заклинания. Мы теснили защитников Башни, загоняли их все глубже в переходы и коридоры. Мы оставляли за собой ковер из человеческих тел, теряли своих и тут же брали кровавый долг с чужих. Усталости не было — мы все превратились в единое существо, поддерживали друг друга общей яростью и решимостью отомстить. – Что ж, глава Вэй, неплохо, – донес Ветер до меня знакомый голос. Мелодия не обворовалась, но и не смогла заглушить его холодного ответа: – Как же мне вас впечатлить, глава Не? – Хороший вопрос, глава Вэй. Полагаю что никак. Посмотрите – дочь войны прекрасно справляется и без вашего участия. От ордена Цинхэ Не куда больше пользы. Что там вас связывает? Особый баланс? Как видите, смогли обойтись и без вас. Сможем и впредь. Верхние ноты резанули мне слух, а Ветер и вовсе взвизгнул от этих перемен в мелодии. – Что же вы хотите сказать, глава Не? – Убедите меня, глава Вэй, в том что вы заслужили возвращения... Ветер подхватил последние слова и унес к небесам, чернеющим от гари. Я приняла удар на раскаленный алый клинок моего меча, вывернула кисть, свободной ладонью ударила по эфесу снизу, и клинок моего врага осыпался ржавыми кусками. В следующий же миг я пронзила его грудь мечом и в насмешку прошлась по упавшему к моим ногам телу. Чэньцин пела, и в этой мелодии звучала власть и сила. Но меня вела вперед другая песнь. Я, все мы — вся поредевшая теперь сотня Цинхэ Не — слышали ее. Слышали Бася. Общая боль отозвалась в груди. Я и несколько мужчин одновременно прижали ладони к груди. Их руки глухо стукнули о прозрачную, покрытую чужой и своей кровью броню. Глухой звук, как от удара в боевой барабан, наполнил звучанием дворик, отшвырнул от нас на добрую сотню шагов свежие силы врага. Мы шагнули вперед. И снова заклинатели Не, те, кто еще были живы, те, кто еще мог стоять на ногах, те, кто упорно и упрямо шли за мной, снова ударили по своим нагрудникам. Драконы ринулись по сторонам, лентами закружились, с яростными криками расшвыривали врагов, пытавшихся взять нас в кольцо. Те, кто не падал перед драконами мести, корчились и ползали по земле от нашего боевого ритма, который выбивали на своей броне заклинатели Не. Клан Не знал, что такое искажение Ци. Всего лишь немного старания, нашего с Не Хуайсаном прилежания — и мы научились превращать его в оружие. Страшное оружие. Они корчились и выли от боли под нашими ногами, они выли и стонали, хрипели и плевались кровью. Мы шли вперёд по живому ковру, едва ли слушая их предсмертные проклятья. Словно чувствуя смерть своих рабов, навстречу нам полетел ворох бумажных амулетов, который обратился в пыль, так и не превратив умирающих от искажения Ци и переломов костей, которые не срастила бы и Вэнь Цин. Под нашими ногами копошилось человеческое месиво, мы вязли и тонули по щиколотку в разодранных переломанных телах. Но упрямо шли вперёд, отбивая и повторяя все один и тот же ритм. Чэньцин упокоит их, а если флейты будет мало, то этих несчастных накроют саваны, сотканные нашей Призрачной Ткачихой. Мы миновали узкие и широкие коридоры, грохот сражения то отдалялся, то приближался. Заклинатели, которых посылали вперед, на верную смерть, не спешили атаковать. Они в ужасе сбились в стаю, пятились, толкались и мешали друг другу. Они падали, в спешке поднимались и снова падали, но теперь роняли своих товарищей, которые пытались спасти себя. Весь этот человеческий ковер пытался спастись. Я не знала до того мига, как может в ужасе кричать человек. Не знала, каким оружием может быть этот предсмертный крик. Я бы пала под их воплями, не будь я собой. Я не жалела, не плакала и не злилась. Я вся, от макушки до пят, была наполнена одной единственной мелодией. Тихой песней Бася. Она вела меня вперёд, была для меня путеводным сигнальным звуком. Все остальное теперь не имело значения. Даже грохот, значивший лишь одно — рухнула ещё одна часть золотой крепостной стены — не вызвал во мне ни восторга, ни радости. Я шла вперёд, я знала, что еще несколько коридоров, несколько поворотов, и я увижу эту самую злополучную лестницу. Я поднимусь по ней, медленно и неотвратимо. И я снесу его тупую и гнилую голову с плеч! Поворот, ещё один и наконец-то! Наконец-то этот проклятый широкий двор, мощенный лучшим в Поднебесной камнем. Наконец-то эти проклятые резные колонны, наконец-то эти знакомые узоры лживого благочестия и ядовитого покоя. Наконец-то передо мной эта самая лестница. Та самая лестница, и кажется, что даже ковер на ней все тот же. Драконы зарычали, крепче обвили меня своими хвостами. Я подняла руку, жестом отдала приказ. «Оставьте меня одну» — значили условные обозначения, в которые я быстро сложила пальцы. — Хоу, нет! — Нет, хоу! — Сотник Не И! Нет! — хором воскликнули несколько голосов за моей спиной. Я улыбнулась, страшно, кривовато, повернулась к моему отряду. И тепло, по-матерински тепло поглядела на каждого из них. Ворвавшийся Ветер, покорный моему зову, самой моей мысли растрепал мои пряди, волосы волной упали на запыленную генеральскую накидку. — Тяньчжи, не смей! — мне показалось, что я слышу их троих разом. Моего мужа, моего брата, моего друга… Я знала — они догадаются, они будут корить себя за то, что проглядели мою хитрость, позволили себя обмануть. — Сяокин!!! — его отчаянный крик зазвенел внутри меня, а следом раздался противный треск. — Ты опять сломал свою игрушку, А-Сан… — Сяокин, нет! Нет! нет! Мне показалось, что он заметался внутри шатра, а через миг я услышала страшный грохот, шипение углей. Он опрокинул походный очаг. — Бесстрастно взирать на мучения любимых, А-Сан. Стать воистину непобедимым. — Я казню тебя за ослушание! Не Сякоин! Отступать, это приказ! — Я же умница, я же гордость клана Не, правда? Я раскинула руки, отдалась снежному ветру. Я приподнялась над землей и улыбалась. Я прикрыла глаза, со счастливой, мечтательной улыбкой закружилась вокруг своей оси. — Прости, брат мой. — Закую в кандалы, посажу в подземелье!!! Скормлю речным гулям! — Однажды мне наскучат эти неумехи, и я захочу вернуться к искусству стратегам, да? — Немедленно вернись! — кричал он в ответ. — Покоряться не покорясь, не ты ли хвалил меня? — Сяокин!!! — Я вернусь, А-Сан. Обязательно вернусь. Я слышала, чувствовала — все трое, Цзян Чэн, Лань Ванцзи, Вэй Усянь, ринулись вперед. Я стремительно упала вниз и все с той же улыбкой глянула на своих бойцов. — Отступать к основным силам. — Хоу! — Сотник! — снова запротестовали они. Драконы из-за плеча яростно зарычали, сделали несколько ложных выпадов. — Должна ли я снова сказать, что это мой долг? — я топнула ногой. Они поникли. Медленно, нехотя они разворачивались, отступали. Через силу, через поднявшуюся в их груди злость и ненависть, они все же исполняли приказ. И едва я приказала это, я услышала знакомый смешок. — Я повторю его ошибку, — тихо проговорила я, зная, что мой враг слышит меня. Я опустила дрожащий от сжирающей меня ярости меч, уперла его в камень, высекая красные, как кровь, искры. Я вскинула взгляд, медленно, словно нехотя. Я запоминала, впитывала каждую трещину на камне и мраморе, запоминала каждую ниточку в узоре ковра. Каждую пылинку в воздухе, каждый пион, покрытый шапкой грязного снега. Я осталась одна. И почувствовав мою мнимую уязвимость, казалось, что из воздуха, из камней, из умирающих цветов и деревьев отделились, родились заклинатели. Ветер донес до меня сладкий запах духов и вонь быстро разлагающейся плоти. Живые мертвецы — он действительно наполнил энергией смерти ещё живых людей — напирали на меня со всех сторон. Их искаженные болью и смертью лица замелькали перед глазами, из открытых в вечном немом крике ртов рвался наружу хрип. Я быстро огляделась — одна на три сотни! Что ж, неплохой расклад! Сердце тоскливо заныло, когда я не увидела поблизости цветов клана Цзян. Мы обещали друг другу встретиться у подножия, и все же… я пришла первой. В этот раз Цзян Чэн заставлял себя ждать. Я покачала головой, прогоняя эти мысли. — Я здесь, Цзинь Гуанъяо! — закричала я что было сил. И ступила на первую ступеньку бесконечной лестницы…