Мудрость обнимающая лотос

Война… дым от пожарищ, от походных костров коптил чашу неба. Земля содрогалась так, будто бы стремилась сойти со своей оси. Война. Она смотрела на меня глазами беженцев: отцов и матерей в бело-золотых одеяниях, покрытых сажей и копотью. Война говорила со мной их голосами. Его власть внутри ордена Лань Лин Цзин таяла на глазах: все больше людей, чудом выживших, избежавших участи стать живым накопителем его силы, стекались к подножию нашей горы. Они храбрились: жены поддерживали мужей, дочери и матери — отцов и сыновей. Истинная отвага рождалась в сердцах заклинательниц, и от этого огня зажигались сердца павших духом. И все же мы с А-Сянем понимали — им здесь не место. Ответ пришел сам собой, всплыл в моей памяти четкими образами. Туда. Там, где бурьян вырос на месте магнолий. Земли Фэн… Скрыть такой караван от любопытных глаз было непросто — почти что сотня семей входящих в огромный и могущественный клан Ланьлин Цзинь в несколько ночей поменяли свою сторону. Любой преданности положен предел — и эти люди перешли его. Я лично вызвалась сопровождать их. Со мной отправилось несколько десятков заклинателей Цзян. Им и правда было все равно, какие цвета в моей одежде, какие титулы дали мне люди — для них я была госпожой Цзян. Цзян Чэн прислал их для моей помощи и защиты, а я снова предпочла оберегать других. Ветер Перемен… Я неслась вперед, объятая ледяными порывами своей родной стихии. Я слышала лязг мечей, грохот боевых заклинаний. Я слышала победные кличи и стоны умирающих. Мы стремились прекратить это безумие, сами же и вызвав его. Мы вчетвером условились встретиться на расстоянии в ли от линии фронта. Послав заклинателей ордена Илин Вэй вперед, я и брат легко и плавно опустились прямо в центр заброшенного лесного погоста. Снег шапками лежал на надгробиях и понемногу таял, ручейки стекали по каменным постаментам, словно слезы многочисленных плакальщиц. Холод. Тишина. Покой. И свет багровой луны, льющийся на нас полупрозрачным траурным покрывалом. Они вышли к нам с восточной и южной стороны: как тигр и дракон, встали так, будто бы прикрывали возможный отход. Белые одежды Ванцзи и благородный пурпур Ваньиня выделялись из темноты, показывая миру живых и мертвых, кто они есть на самом деле. Вэй Усянь кивнул им по очереди и спиной вперед отлетел на порядочное расстояние. Он занял собой северную сторону, место Сюань-у. Мне же ничего не оставалось, как прикрыть собой южную сторону. Вмиг пространство вспыхнуло огнем, будто бы и правда я была умирающей и восстающей из пепла птицей. Каждый из нас знал что ему делать — словно все тренировки, все наставления учителей, все прочитанные книги, все изученные заклинания вели нас четверых к этому самому мигу. Багровые лучи высветилиеголицо, выточенное из небесного мрамора, необыкновенно-прекрасное и вместе с этим суровое. Цзян Чэн первым вонзил ножны своего меча в мокрую от снега землю, с вызовом оглядел нас троих. Цзыдянь немедленно требовательно заискрилась, желая услышать голос своей сестры. Фэнбьян ответила — мелодичным и грустным переливом. Цзыдянь ожила в последний раз, удовлетворенно рыкнула и погасла. Лунный багровый луч высветил нефритовую шпильку в волосах Цзян Чэна, и тут же метнулся к моему алому гребню в волосах. Цзян Чэн наградил меня долгим пронзительным взглядом. *** — Фэн Тяньчжи! Я приказываю себе остановиться! Я с тихим рыком сжала кулаки, сощурилась, да так и замерла, занеся ногу над ступенькой Башни. За спиной раздались торопливые шаги — Цзян Чэн бегом преодолевал расстояние между нами. Я подозрительно огляделась и немедленно шагнула в тень, подальше от освещенного магическими фонариками и факелами пролета лестницы. Караул в Башне был удивительно беспечен, и задумай кто-то прямо сейчас злодеяние, то добьется своего без помех. Я посмотрела на крепостную стену и недовольно охнула, резко сложила руки на груди. Среди вымпелов с золотыми пионами, словно едва сдерживая зевоту, прогуливались стражники, неторопливо, неспешно, не желая себя даже утруждать обзором местности. Бело-золотой защитный барьер гудел — лучшие заклинатели ордена, включая самого Цзинь Гуаньшаня, возвели его над золотой столицей земель Ланьлина. Я нетерпеливо и недовольно постучала подошвой о мраморный пол: — Интересно, почему? — пробормотала я, изучая едва различимый в ночном воздухе золотой барьер. — Чего-то ты все же опасаешься, а, Цзинь Гуаньшань? — самодовольно хмыкнула я, и тут же вздрогнула, едва не полетела вперед. Цзян Чэн одной рукой перехватил меня спереди, от плеча до плеча, рывком развернул к себе так, что я потеряла равновесие. Не теряя времени, не давая мне выбраться из его крепкой хватки, Цзян Чэн потащил меня вглубь безлюдного коридора, едва освещаемого факелами и лампадами. Я все же недовольно фыркнула, качнулась вперед, желая ударить его лбом, но Цзян Чэн, не расслабляя руки, покачнулся, пропуская мой удар. Тогда я крутанулась в его руках, желая пяткой сапога нанести удар по его ступне. Полумрак спрятал мои злые слезы, выступившие на глазах. Пустота и боль пожирали меня изнутри. Я могла и сделала — обернула эту боль в ярость. Мы дрались молча, и Небу было угодно, чтобы этот коридор оставался безлюдным. Пламя в позолоченных светильниках покорно следовало за нами, огонь чутко реагировал на все возрастающий гнев в сердце молодой госпожи Фэн и молодого главы Цзян. Это был злой танец — весь наш боевой опыт мы щедро обрушили друг на друга. Словно он был генералом вражеского войска а я единственной защитницей последней не сдавшейся крепости. И все же… я остановилась, я позволила себя догнать. Я пригнулась и как раз вовремя — пропустила рубящий удар, который должен был выбить из моей груди весь воздух. И поздно спохватилась — это была ловушка. — Ты будешь меня слушать! — прошипел он и крепко прижал меня к стене. Цзыдянь молчала, но переливалась всеми оттенками фиолетового. Я поджала губы, отвернулась: — Нет, — нехотя выдавила из себя я. Цзян Чэн что-то увидел в моем облике, он медленно, будто через силу отстранился, недоверчиво поглядел на меня. Я не хотела смотреть на него в ответ, сконцентрировала взгляд на дорогих вазах, что стояли по периметру невысокого парапета. Пионы… драгоценные пионы наполняли воздух благоуханием и этот аромат заглушал смрад погибающей любви между нами. — Что это было в зале? Фэн Тяньчжи! — Цзян Чэн, отступивший на несколько шагов, снова оказался ближе. Напрасный труд — переспрашивать. Я опустила глаза, прикусила губу. Воздуха, казалось, не хватает в груди. — Я уже все сказала… в зале… — едва слышно выдохнула я. Сердце бешено стучало в груди — Отвечай! — схватил он меня за руку. Я устало прикрыла глаза и что есть силы тряхнула рукой, сбросила его ладонь. — Не смей меня трогать! Не смей прикасаться ко мне! — я оторвалась от стены, угрожающе приблизилась. Я смотрела на него снизу вверх, смотрела не отрываясь, изо всех сил желая устрашить и напугать. И оттолкнуть. Ему не надо было знать, как моя решимость бежать вслед А-Сяню таяла от его присутствия, от одного его взгляда. Я смотрела злобным взглядом, смотрела на его искаженное от гнева лицо и вспоминала. Последние две недели до этого злосчастного совета, на котором Цзинь Гуаньшань явил нам себя во всем блеске и великолепии своего нового титула, мы вчетвером провели в трудах. Мы восстанавливали Пристань. Яньли следила за припасами, А-Сянь с важным видом, надув щеки, наблюдал за рабочими, что трудились над левым крылом поместья. Дни напролет в Ляньхуа был слышен стук молотков, визг пил, смех и песни рабочих. А мы… Я и Цзян Чэн, мы оба, склонившись над планами строителей, выбирали какой из них лучше всего. Спорили, бывало, до глубокой ночи, и не раз А-Ли заставала нас в ссоре, когда мы тыкали в лица друг другу тканью с разными оттенками фиолетового, выясняли, какой из цветов был на портьерах в Зале Меча, или кто лучше помнит оттенок драпировки библиотеки… Сестра в этот миг замирала, а после звала нас, напоминала об ужине. И на губах моей дорогой шицзе каждый раз играла по-женски хитрая улыбка. Нам было очень тяжело, но у нас были мы четверо. И множество людей, переживших войну, выживших из уничтоженных Цишань Вэнь кланов, которые и составили первое поколение заклинателей Юньмэн Цзян. А еще горстка храбрецов, наученных ослабевшей от голода девчонкой, вели подрывную деятельность в стане врага… И вот теперь… Теперь мы должны уйти. Оставить его одного, в блеске серебра и пурпура. Ради… ради… Цзян Чэн хмурился. Он пристально смотрел на меня, покручивая в руке кольцо Цзыдянь. Убедившись, что он не желает больше распускать руки, я тяжело вздохнула и снова оперлась спиной о стену. Хотелось сбежать. Прямо сейчас — вырваться в коридор, миновать посты ленивых стражников, пробраться в конюшню, оседлать первого попавшегося коня и гнать. Гнать следом за братом. Злые слова могучих заклинателей все еще звучали у меня в ушах, звучали внутри меня, бились о мое сердце, словно я была волшебным сосудом с запертым внутри злым духом. Сколько раз за этот вечер ему прокричали вслед «Изменник!»? Сколько снисхождения я выпила, слушая о том, как надлежит вести себя девушке из приличной семьи и уж тем более потомку Тянь Фэн. Сколько… «Он молчал, — мелькнула мысль. Я в бессилии сжала кулаки и испепеляющим взглядом окинула Цзян Чэна. Его облик я увидела словно смазанным, как тушь в воде. — Он все это время молчал!» — сорвался на отчаянный крик мой внутренний голос. Цзян Чэн действительно молчал. За все это время он не сказал ни слова. Он с ледяным высокомерием оглядывал беснующихся заклинателей у золотого трона Фениксов Цзинь Гуаньшаня и молчал. Молчал, словно был выше этого. «Нет! — мелькнуло отчаянное в моей голове. — Он молчал, потому что с ними! На одной стороне!» — боль придала мне сил. Я дерзко вскинула голову, презрительно посмотрела на Цзян Чэна. Он — с ними. Он часть этого мира. Это все же случилось, они, чужие, раскололи нашу семью…. Я сделала шаг вперед, сама не понимая что хочу сделать, вцепилась в свой меч, наполовину обнажила сталь. Цзян Чэн смотрел на меня взглядом опытного бойца — пытался предугадать мой удар. Но удара не последовало. Я, не отрывая от него взгляда, со всей силы, так, что полетели искры от магического меча, вернула сталь в ножны. Голубоватые волны энергии вспыхнули по рукояти и погасли, яшмовая отделка узорами Ветра едва не треснула от этой силы. Я не могла ударить его. Даже если теперь он мой враг. Я судорожно всхлипнула, против воли утерла слезы, которые так и не пролились из моих глаз. — А-Чжи? — он позвал меня лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Чтобы нарушить воцарившуюся между нами тишину. Тишину, словно уважая которую, не нарушал ни один из привычных звуков ночи. Мы стояли в мертвой, безжизненной тишине напротив друг друга. Словно танцовщица, я изящно скользнула к выходу. Я все решила. В этот момент перед глазами пронеслись картинки. Кровь, текущая по подбородку А-Сяня. Кровь на груди Цзян Чэна. Пылающая Пристань Лотоса. Разум рисовал образы: Вэнь Жохань, обезумевший от власти, пирующий на своем троне. Матушка, погибающая от руки Вэнь Чжулю, вдруг превратилась в госпожу Юй. Дом Поющего Ветра обернулся пылающей Пристанью Лотоса и наоборот. Я смотрела в глаза Цзян Чэна и сгорала вместе с остовами и крышей, вместе с флагами и свитками. Я умирала вместе с учениками и заклинателями. Возрождалась лишь для того, чтобы снова умереть. И на фоне этого ужаса тонкой, пронзительной нотой звучало пение ненавистного мне Темного Железа. То, что отняло у меня все, обреченно, проклято, заклято покориться и служить мне. Служить нам с А-Сянем. Мы станем темными заклинателями, самыми могущественными, если придется…. Кто, если не я? Кто, если не мы? А внутри меня запели, завыли, закричали голоса всех, кого я любила и кого я потеряла. «Стремись достичь невозможного!» Невозможного… сделать то, что прежде никому не было под силу. Пойти туда, куда прежде никто не осмеливался идти. И вернуться. С победой, с одной, но которая будет грандиозней, чем тысяча тысяч побед! Я не знала, что увидел во мне Цзян Чэн, я не догадывалась о том, какие мысли бились колоколом в его голове. Но он все же отступил. На миг, на один шаг. Он скользнул назад, встал между открытой колоннадой и вымпелом на стене с гордостью государства по центру. — Я ухожу, — мой голос звучал грубо. Я бросила эти слова ему под ноги, как кость собаке. — Навсегда, Цзян Чэн. — Это дела Вэй Усяня. Не твои, — отрывисто бросил Цзян Чэн и тут же отвернулся, стремительно приблизился к позолоченным вазам с пионами. — Он мой брат, — упало с моих губ. — Его дела — это мои дела. Не будь таким узколобым, Цзян Чэн. Это противоречит правилам Юньмэн Цзян. — Ты! — брякнул Цзян Чэн и сжал кулаки. Все произошло быстро, я едва смогла разглядеть — так быстро он подлетел ко мне, в одночасье превратившись в смазанное пятно. — А я?! — шепотом прокричал Цзян Чэн мне в лицо. — А что насчет меня, А-Чжи? Что насчет меня? К цзянши он послал мое требование не прикасаться ко мне — он сжал мои плечи что было в нем сил. Я поморщилась от боли, взорвавшейся фейерверком в теле, глухо застонала. Но Цзя Чэн вместо того чтобы ославить хватку лишь крепче впился пальцами в суставы. — Отвечай, Фэн Тяньчжи, — требовал он, — отвечай немедля! Болевые точки в теле глава Цзян знал хорошо, но не только он умел сражаться. Усилием воли я вынырнула из океана боли. Мои руки застыли, верхняя часть тела мне не подчинялась, вушах звенело, и сквозь этот звон я слышала его гневный шепот, который вот-вот превратится в крик. — … все ложь?! «У Гусу два Нефрита, но Юньмэн богаче в сотню раз!» — не это ли были ваши слова?! — дыхание Цзян Чэна словно превратилось в ядовитый пар. — «Ведь у ордена Юньмэн Цзян целых два героя! А еще попутный Ветер!» Кто это говорил, Фэн Тяньчжи, кто?! Он снова встряхнул меня, нажал большими пальцами на акупунктурные точки в моем теле. И снова красноватая волна застелила мне глаза. Боль колючим терном разрывала мне внутренности, угасающим сознанием я услышала оглушительный треск Цзыдянь, который разорвал пелену, упавшую между мной и остальным миром. Фиолетовые блики били по глазам, резали взгляд, заставляли мои глаза слезиться. — … ложь, я тебя спрашиваю?! Для этого ты…. — эхом в горах доносился до меня его голос. Я прикрыла глаза, пытаясь сбежать внутрь себя, для того чтобы сконцентрировать ци для удара. Песня зазвучала внутри меня: я увидела как по меридианам растекалась зеленовато-голубая энергия. — … с таким трудом! Пристань Лотоса! — гремел его голос над ухом, слова проникали внутрь, стремились уничтожить и разбить хрупкую гармонию моего сосредоточения. — Ты ответишь мне! Ответишь сейчас за каждую рисинку что съела под моей крышей! Пристань Лотоса. Эти слова добрались до моего сознания, я почувствовала как губы дрогнули в счастливой улыбке. Два слова — а сколько сил они мне дали в тот миг? «За каждую рисинку…» О, да! В этом он весь! В этом весь благородный Цзян Ваньинь! Сколько ему не дай — все будет мало! И я открыла глаза. И я запела. И пространство вокруг изменилось, наполнилось ярким и мягким светом. Голубые волны силы плавно растекались по воздуху, по полу и потолку коридора. Цвета накладывались друг на друга, складывались в невероятные по красоте узоры. Мой голос, по началу звучавший надсадно, вдруг взлетел вверх, зазвучал как бяньчжун* в в зале Небесного Императора. – Как друг друга кликали селезень и уточка На укромном острове посреди стремнины. Нежная и скромная да собой пригожая, Будешь князю нашему ты супругой милой.** Призванная сила, сила Фэн обернулась защитным кругом, с силой отбросила Цзян Чэна назад, да так, что он едва успел затормозить, нагнувшись и присев. Цзян Чэн широко расставил ноги, нашел опору: его прическ пришла в легкий беспорядок, а парадная накидка главы ордена соскользнула с плеча. Я шагнула ближе к нему, я все еще чувствовала боль, онемение, которое прежде сдерживало мои руки проходило, покидало мои мышцы и суставы. Руки отзывались жжением, которое бывает если после мороза окунуться в горячую воду. А я все пела и совсем скоро волны духовной энергии обернулись тонкой, тоньше чем крыло бабочки сферой вокруг Цзян Чэна. Я взмахнула рукой, и сфера обратилась изумрудными веревками, которые плотно обвязали его от плечей до бедер. — А-Чжи! — дернулся он в магических путах. Цзян Чэн так и не поднялся, для того чтобы не упасть совсем ему пришлось встать на одно колено. Я приближалась, я направляла всю свою духовную силу в него, я знала, что слова, слетавшие с моих губ звучат сейчас внутри него: —Разрослись-раскинулись ряска и кувшинки, Там и здесь — повсюду — их цветы срываем. Нежную и скромную да собой пригожую, Песнями напевными хором величаем. Разрослась-раскинулись ряска и кувшинки, Там и здесь — повсюду — для тебя сбираем. Нежная и скромная да собой пригожая, Звонкой, громкой музыкой мы тебя встречаем.** Он бранился сквозь сжатые зубы, он сверкал глазами, желал взглядом испепелить меня. Мой голос сорвался, горло сдавил терн, и пара слезинок скатились по щекам, когда я замерла вплотную перед коленнопреклоненным Цзян Чэном. Цзыдянь на его руке выла, искры пытались разорвать магические путы. В конце концов — только он мог победить меня. И только я могла победить его. Я смеялась не только над ним, исполняя эту любовную песню. Я смеялась, издевалась, рвала в клочья душу самой себе. Я насмехалась над самой любовью. — Я так же стояла перед тобой на коленях, — мой голос бил наотмашь, а я присела перед ним на корточки. Его брань, обещания подвергнуть меня самой страшной казни не вызвали во мне ничего: ни страха, ни гнева. — Я тянула тебе головы убитых мной псов Вэнь. Я видела тоже что видел и ты… И вот теперь, теперь?! Теперь ты смеешь… смеешь?! Ты попрекаешь меня съеденным рисом?! Ты попрекаешь меня воспитанием в клане Цзян?! – Услышав последние фразы Цзян Чэн дернулся, словно от пощечины, и исподлобья глянул на меня. Меня била крупная дрожь, хрипы рвались из груди, я увидела свое отражение в его глазах. Полубезумная, последняя из клана Ветра… — Кажется ты забыл, — с горестным стоном промолвила я, резко поднимаясь на ноги, — кто я такая! Я тебе не уличная псина, которая благодарно будет вилять хвостом за кость с хозяйского стола! Я — дочь Фэн! – Духовная энергия вокруг нас немедленно сложилась в иероглифы, коридор гулким эхом отозвался, повторяя эти слова. «Дочь Фэн!» — словно содрогнулась Башня от крыши до фундамента. — Ты!!! — яростно выкрикнул Цзян Чэн и в этот миг Цзыдянь ярко вспыхнула, в один момент разрывая все магические веревки на теле своего хозяина. — Фэн, молодой глава ордена Юньмэн Цзян, — я смело расправила плечи, с вызовом посмотрела на главу Цзян, оценивала его, зная всю его силу и слабости одновременно. — И что ты сделаешь?! — насмешливо спросила я, наблюдая за тем как он быстро приводит себя в порядок. — Научишь меня почтению?! Запрешь в подвале?! Меня?! — рявкнула я и подошла к нему вплотную. Мы уставились друг на друга с такой яростью, что еще немного и вокруг вспыхнул бы воздух. Я смотрела в его лицо, изучала его черты и не могла взять в толк: эти губы целовали меня? Эти глаза горели нежностью? Я посмотрела на его ладони и спросила себя: эти руки суматошно пытались справиться с моим платьем? Эти пальцы нежно касались моей щеки? Нет. Это все был другой Цзян Чэн. Цзян Чэн которого больше нет. Он несколько ударов сердца смотрел на меня, а после сплюнул мне под ноги. Я качнулась назад, хмыкнула и крепче вцепилась в свой меч, едва только услышала его слова: — Охота была мараться о такую! — Какую? — быстро отозвалась я, не успела себя одернуть, — ну же, какую?! Цзян Чэн отвел взгляд и Цзыдянь снова ожила на его руке. — За меня все скажут другие, — гортанно выплюнул он. Я на это лишь фыркнула: — Другие?! Другие?! О, да, да глава Цзян, они скажут обо мне! Я вся словно обратилась в сосуд, хрупкий, уже пошедший трещинами. Одно движение — и я разлечусь на осколки. Не желая больше тратить на него время, я резко развернулась, желая как можно скорее покинуть это проклятое место. Покинуть его. Этого самолюбивого и отвратительного человека, который от собственной ярости не пытался даже понять — а только прогнуть. Меня и А-Сяня. Я уже повернулась к нему спиной, и сделала стремительный шаг к выходу. Что такое «я» перед всем миром? Что значит моя жизнь, жизнь в шелках и сытости, если есть угроза. Я буду пить чай и есть сладости, зваться госпожой Цзян, а весь остальной мир — погибай? — «Рассекающий Ветер», Фэн Тяньчжи! — в голосе Цзян Чэна прозвучали холод и сталь власти. … И в спину мне донеслось шипение Цзыдянь. Цзыдянь раскрылась, фиолетовые огоньки ударили меня по глазам, я пригнулась, поздно подумала, что, возможно, плеть ударит меня по ногам, но Цзян Чэн крутанулся вокруг своей оси. Раздался звук бьющегося стекла, миг — и взорвались вазы, и побежала ручьями вода, принося мне под ноги золотые шапки драгоценных пионов. Фиолетовый хвост Цзыдянь хлопнул снопами искр и исчез. Я безучастно смотрела на плывущие ко мне цветки. Я смотрела ему в спину, мой взгляд блуждал по вышивке его парадного одеяния. Он бросился за мной, выбежал вон из залы. Ему оказалось мало поцелуя. Мало моих слов, в которые я вложила всю любовь и всю надежду. Мало: «Ты будешь хорошим главой, А-Чэн. Лучше всех прежних. Хотела бы я это увидеть.» — Потому что я… потому что я должна… должна стать… стать… — решимость покидала меня с каждым вздохом, с каждым сказанным словом. Я услышала, как дрожит мой голос, как сжался комок в груди. И отступила в тень. Он не увидит моих слез. Цзян Чэн ждал ответа. Я читала его черты, освещенные луной. Он был в смятении. Ему было больно. И все же он упрямо повторил: — «Рассекающий Ветер», Фэн Тяньчжи. Меч… Меч моих предков, с которым я должна попрощаться! — Глава Цзян! — громко крикнула я, позабыв о том где я нахожусь. Я отправилась к нему, медленно, прямо по воде. Прямо по золотым пионам, не осознавая, что топчу сапогами благородные цветы. Цзян Чэн наблюдал за мной равнодушно, даже несколько устало. Он сложил руки на груди, исподлобья пристально наблюдал за мной. Полы и рукава ханьфу ученицы Цзян взметнулись, подняв тучу брызг. Ноги мои промокли, но я не обращала на это внимания. Я опустилась перед ним на одно колено, как сделала тогда в лагере. В лагере на землях Цишань Вэнь. В тот день я принесла ему первую добычу — головы трех заклинателей, ручных псов Вэнь Чжулю, которых он так неосмотрительно послал руководить засадой. Совсем позабыв, а быть может и не зная, что среди заклинателей бьется последняя из Фэн… Я почувствовала, как намок подол, почувствовала, как что-то смялось под моим коленом. Я протянула к нему руки — в них покоился клинок Фэн. Цзян Чэн подался сначала назад, понимая, что у него остается мало пространства для ответного удара, но потом качнулся ближе. Его и мои движения подняли небольшие волны по воде, что все еще вытекала из осколков ваз. Лунный свет словно только этого и ждал — снопы огоньков будто взорвались на узорчатой яшме и нефрите ножен «Рассекающего Ветер.» «Лишь тебе… Лишь ты. Только ты. Только тебе я могу его доверить. Умоляю! Прошу!» — билось, пульсировало в висках. Я молчала. Я тянула к нему руки с мечом моих предков. Я вверяла ему честь Фэн. «Я ухожу туда, где не место мечу. Ты прав! Прав! Тысячу раз прав! Я не…» Не вернусь. Я не смогла повторить это снова даже в мыслях. Он не пошевелился, не протянул в ответ руки. Ладонь его было дернулась, но тут же легла обратно на локоть. Ветер донес до меня звуки: торопливые шаги, чье-то бормотание. Они нас увидят. Так глупо… Наши взгляды встретились, и пустота во мне обернулась болью, словно от трех тысяч порезов. Я должна выбраться отсюда сегодня. Даже если сейчас коридор наполнится тысячей заклинателей Цзинь и Цзян. Союзники во всем заодно, ведь так?! Я чувствовала что это уловка. Была уверена, что его выходка — лишь попытка удержать меня. Скоро сюда ворвутся лучшие заклинатели ордена Цзинь. Меня повяжут… поволокут в тюрьму? Какие пытки они применят, чтобы склонить меня на свою сторону?! Враги. Враг. Враг, которому я доверяла самое ценное что у меня есть. Враг, который напомнил мне об этом сам. Восставшую было из праха надежду я заново сожгла в огне. Глава ордена Цзян исполняет обязанности лучше меня. Он печется не только о своей чести, но и о чести предков клана Фэн. — Решила сама встать на тропу позора, так хоть предков бесчестьем не покрывай! — справедливо процедил он сквозь зубы, качнул головой, указывая на меч. Я потерялась в словах, подавилась всем церемониальным бредом, который хотела на него обрушить в этот миг. — Убирайся! Проваливай! — он топнул ногой, и в лицо мне полетели брызги. Я зажмурилась, отвернулась, покачала головой, не имея другой возможности утереть лицо. Я покосилась на Цзыдянь — она утробно рычала, словно тигр. Он не поймет. Он никогда бы не понял… — Я, Фэн Тяньчжи, — я едва ли осознавала что говорю, — воспитанница и ученица клана Цзян. — Клана Цзян, — угрожающе повторил Цзян Чэн, на миг наклоняясь надо мной, одним резким движением выхватывая меч из моих дрожащих рук. — В память о союзе Фэн и Цзян, — умоляюще прошептала я. — В память, — огрызнулся он и быстрым шагом прошел мимо меня. И вовремя — совсем близко раздались голоса заклинателей. Я не успела ничего сделать, даже подняться с колен, но Цзян Чэн отреагировал быстро. Мгновенно сложив пальцы нужным образом, он метнул в мою сторону заклинание. Вмиг между мной и им выросла стена. И в этот же самый момент в коридоре показались четверо заклинателей: двое из Цзян и двое из Цзинь. Я прижалась руками к защитной стене, попыталась встать и снова опала. Цзян Чэн сурово и быстро посмотрел в мою сторону, весь его вид кричал: «Проваливай! Ну же!» — и снова обратился к пришедшим. — Глава Цзян, что случилось? — На вас напали?! — выкрикнул другой заклинатель. — Проклятый Вэй Усянь, где он? — заклинатель покрутился по сторонам, обнажил меч. — Мы слышали шум, — чопорно отозвались заклинатели Цзинь, которые смелирили готового к бою заклинателя Цзян подозрительными взглядами. — Это Ветер. Я желал побыть один. — Ну конечно, глава Цзян, — раздался еще один, елейный голос, и из тьмы выступил Мэн Яо. Я притихла и быстро оглядела барьер, скрывающий меня от других. Сотворенный на скорую руку, он не может продержаться долго. И совсем скоро ищейке Цзинь Гуаньшаня предстанет удивительное зрелище… «Вода! Цветы! Цзян Чэн!» — мысленно прокричала я. — Вы утомлены непомерными трудами и вышли на воздух, — услужливо подсказал Мэн Яо. Цзян Чэн лишь хмуро покрутил Цзыдянь на пальце. — Вы… нашли молодую госпожу Фэн? — с надеждой спросил своего главу один из заклинателей. Надеждой, которая вонзила в мою погибшую душу очередной нож. В Юньмэне привыкли говорить открыто. И вот теперь мы пожинали плоды. Мэн Яо сладко улыбался, но от меня не укрылось, как пристально он изучает пространство за спиной Цзян Чэна. На лице его мелькнула странная тень, когда он увидел беспорядок на полу, и открыл было рот, чтобы поинтересоваться… — Я не ищу то, что само желает меня покинуть, — грубо ответил Цзян Чэн своему подчиненному и все же, через силу, бросил взгляд через плечо. «Ты еще здесь?!» — словно рявкнул он и тут же поправил ткань справа, встал так словно хотел что-то скрыть за широкой парадной накидкой главы ордена. Мой меч. Он принял его. Не отбросил прочь, как ядовитую змею, а принял, сохранил. Как бы он ни пытался скрыть «Рассекающий ветер» от чужих глаз, я видела всё. Я бессильно поднялась на ноги, благодаря Небо — отдаленные раскаты грома скрыли плеск воды. — Но… а что с вазами, глава Цзян? Почему цветы… Цзян Чэн высокомерно посмотрел на Мэн Яо, ооткровенно-презрительно смерил его взглядом. — Я ухожу, чтобы подчинить себе Темное Железо, взять верх над тем, что уничтожило нас! — наконец вырвался мой крик из груди, потонул в грохоте первого молодого грома в этом году. Но он услышал его. О, Небо, услышал! В его взгляде, брошенном на меня словно невзначай, я прочла боль.Миг — и на меня будто бы снова глядел маленький мальчик, тот самый, что пытался унять скорбь маленькой девочки, под покровом ночи пришедшей вместе с няней в его дом. А еще в его глазах мелькнула любовь, такая огромная и большая, что слезы против воли полились по щекам. Этот миг короче вдоха стал для нас одним долгим днём. Я видела, как он на одно мгновение сгорбился, сжался, как под ударом. Рука Цзян Чэна дернулась, он словно потянулся к груди, но тут же остановил себя. — Плохой фарфор, — бросил он и стрелой пронесся мимо Мэн Яо и заклинателей Цзинь. Заклинатели Цзян, вежливо поклонившись, последовали за главой. — В следующий раз заказывайте глину из Юньмэна! — бросил он походя, прежде чем скрыться за поворотом. — Крепче не найти нигде! Мэн Яо продолжал улыбаться так, словно Цзян Чэн все еще стоял рядом. — Уберите здесь, пожалуйста, — вежливо обратился он к заклинателям поодаль. — Вот еще! — фыркнул один из них. — Тебе надо — ты и убирайся! — Давай-давай! — подтолкнул его в спину другой. Мэн Яо едва не полетел вперед, но увидев, что у него под ногами, он чуть ли не в священном ужасе шарахнулся назад. Примятый пион… Мэн Яо, не слушая насмешек, что щедро полетели от чопорных заклинателей на его голову, осторожно, мягко гладил лепестки цветка, словно и правда хотел его спасти. Словно мог его оживить. Досматривать я не стала. Я увидела, как тлеет скрывающий меня барьер, и осторожно пошевелила пальцами. В галерею ворвался Ветер такой силы, что всем пришлось искать укрытие. Сливаясь с ночью, сливаясь с тенью, я осторожно отдалась потокам своей стихии. Нужно было выбираться… *** Он помнил все. Так же как и я. В этот миг, когда мы смотрели друг на друга, здесь, на забытом Небом и Преисподней кладбище. Если бы я захотела, я могла бы увидеть, с какой жадностью вглядываются друг в друга Вэй Усянь и Лань Ванцзи за моей спиной. Ветер, мертвый или живой, непременно бы подсказал мне, какую песнь поют их сердца. Но я не желала ее слушать. Пели души — моя и Цзян Чэна. Лишь это было важно в тот миг. Поднялся зимний ветер, завыли и застонали деревья, свист пронесся по кладбищу, словно тысячи мертвецов готовы были пуститься в пляс. Пора. Благородные цинь и колокольчик грянули одновременно, как одновременно и мы с Вэй Усянем ударили ладонями о мертвую землю. Из-под наших рук заструилась темная ци, парящая вокруг, темная и густая негативная энергия ручейками черного дыма потянулась к творимому нами символу. Восемь триграмм багуа, символ всего сущего волнами покатился по земле, включил в себя стоящих Цзян Чэна и Лань Ванцзи. Светлая ци, которую они призывали своим мастерством, отозвалась, а следом и весь мир. Мироздание наблюдало за нами — глазами живых и мертвых — взирало на нас луной и звездами. Весь мир замер в ожидании, выступая последним, молчаливым судьей. В этот мир, творя темные заклинания, танцуя в причудливом и диком танце, пропуская через свое тело тьму и свет, преобразовывая одно в другое, я почувствовала — все тропки нас четверых вели к этому мигу. Призванная светлая ци. Ее песнь звучала грозно, но не устрашающе. Энергия, которую призвали Цзян Чэн и Лань Ванцзи, служила для нас нитью, оберегом, путеводной звездой из самых недр тьмы. Мертвецы, поднятые, разбуженные, вырванные из вечного сна, отпечатки душ стояли вокруг нас плотным кольцом, покачивались в такт, в ритм благородному циню и колокольчику. Они то растворялись в волнах темной ци, то вновь обретали свои черты. Я слышала, как быстро и резко бьет по струнам Лань Ванцзи, в единый миг, в едином порыве смешивая «Ясность» и «Убиение струнами». Я слышала, как «Равновесие сердца» от ритма Цзян Чэна сплетается с «Ветром в Лотосах». Я не помнила, когда мы с братом закружились, затанцевали вместе, лишь пришла в себя в центре черного лотоса с алыми прожилками, раскрывшим свои лепестки под наши ногами. Пришла в себя, услышав дикий вой ветра в ушах. Мы все вчетвером достигли пика. Мне казалось, что мы все парим между мирами, в пустоте, без форм и при этом имея тысячу форм одновременно. То, что прежде противоречило друг другу, звучало одной песней. Инь и Ян были равны, дополняли друг друга в прекрасном танце, в песне, в слове, в ритме, в письменах и одном дыхании на всех четверых. Мы все стали одним целым, одним телом и одной душой, утратив самих себя. И в этот миг замерла пустота. Замерло само Время, которое было в бессилии достать нас здесь, между мирами. Замерло все живое и неживое, все утратило жизнь или смерть. Мы ждали от мира одного слова. Мы стали потоками ци, что пронизывает все сущее от крыши неба до последнего камня в лестнице дворца Яньло. Много лет, долгих шестнадцать лет мы платили. Мы скрывались и были на виду. Мы отвечали перед миром и платили миру. Отдавали все, что у нас было, занимая из самой своей жизни. Теперь пришло время отвечать миру перед нами. Соединенные воедино природные и призванные нами потоки замерли. Кто бы ни глядел на нас в этот миг — Небесный Император, Яньло или предки, друг или враг, — мы четверо были как на ладони. Единство. Прощение. Любовь. Все это не имело начала и конца в нашем существе. «Да», — тяжело вздохнула земля. «Да», — прошелестел ветер в вышине. «Да!» — выплеснулись из берегов Великой реки воды и вернулись обратно. «Да, ” — запел хор из луны и звезд. Единое распалось на четыре части. Задрожали сети небывалых прежде могучих заклятий, навеки сплетаясь с природными потоками. Все три мира, священные миры, приняли нашу технику совершенствования. И торжественность этого мгновения расколол, разбил, разорвал задорный смех Вэй Усяня. — Умеет же братец испортить момент, — услышала я знакомый голос прямо над ухом. И Цзян Чэну вторил усталый тяжелый вздох Лань Ванцзи… *** — Да-а-а-а, натворили вы тут! — я пришла в себя, вздрогнула от знакомого ехидного голоса. Я приподнялась с колен мужа, устало потерла лицо Все были на ногах и полны сил, кроме меня. — Осторожнее, фучжэнь, — тихо попросил Цзн Чэн, помогая мне устроиться поудобнее. Я кивнула и тут же, не глядя, приняла из его рук флягу-горлянку с укрепляющим настоем. Заботливая рука старшей госпожи Мюй сварила, как всегда, изумительный отвар. Как раз для такой безумной заклинательницы как я! В три глотка зелье придало мне сил, и совсем скоро, не опираясь на мужа, я легко поднялась на ноги. — Глава Не, вы за нами следите? У вас своих дел нет? — не сдерживая раздражения, парировал Вэй Усянь. Лань Ванцзи бросил взгляд в сторону Не Хуайсана, который примостился рядом с одним из надгробий и лениво обмахивался веером. — Как раз наоборот, глава Вэй. Вы — мое дело, — он указал заостренным краем веера в его сторону. — А-Сан! — ласково позвала я. Лицо Не Хуайсана просветлело, но Вэй Усянь не думал уступать. Мы с Лань Ванцзи печально переглянулись и терпеливо вздохнули. — В конце концов я — первый зритель и единственный, кто имеет право посмотреть на ваши заклинаниябез приглашения, ведь так, глава Вэй? Билет мной да-а-а-вно оплачен. Вэй Усянь хмыкнул и сделал пару шагов в его сторону. Не Хуайсан с елейной улыбкой наблюдал за его приближением, когда ловил на себе тяжелый, не сулящий ничего доброго взгляд Лань Ванцзи, и в притворном ужасе округлял глаза. — И как? — не скрывая угрозы в голосе, поинтересовался Вэй Усянь, наконец, оказавшись рядом с Не Хуайсаном. Он даже наклонился ближе, так что длинные пряди упали пологом между ними и нами. — Понравилось? — рыком призрачного зверя прозвучал вопрос от Вэй Усяня. Не Хуайсан повернулся к нему, чуть запрокинул голову, словно хотел получше рассмотреть Вэй Усяня. Одна злость, одна ярость была у них на двоих. Они посмеивались, не размыкая губ, не отрывая друг от друга сверкающих презрением глаз. Они ненавидели друг друга со всей силы, на которую были способны. Они предъявляли друг другу счета и требовали немедленной выплаты. Лань Ванцзи дернулся, едва заметно шагнул ближе. Я пронеслась мимо него стрелой, почти с материнской силой оттолкнула в сторону Вэй Усяня и одарила тяжелым взглядом Не Хуайсана. — Молчать! — гаркнула я, и голос спугнул стаю ворон, что расселась по веткам. — Ты — туда, — я толкнула брата в сторону Лань Ванцзи. — А ты,др-р-р-акон, –я уперла руки в бока и угрожающе нависла над ним. На лице Не Хуайсана играла все та же высокомерная улыбка. Несколько ударов сердца мы буравили друг друга взглядами, и лишь после Не Хуайсан рассмеялся, легко взмахнул веером и бросил в сторону Вэй Усяня: — Сносно, глава Вэй. Сносно. — Вэй Усянь! Не Хуайсан! — Цзыдянь развернулась быстрее молнии. — Вы два могучих заклинателя! Немедленно бросьте ваши игры! — Цзян Чэн, как и я, не собирался оставаться в стороне. — Кто перед вами, глава Вэй? — обратился он к Вэй Усяню, словно не обращая внимания на обуявший всех нас гнев. Перед ним был лишь он — Вэй Усянь, глава Вэй, Старейшина Илина. Я поежилась, осторожно посмотрела на другого своего брата, и, казалось, что для Вэй Усяня все мы также прекратили свое существование. — Моя семья, — отчеканил Вэй Усянь, явно не до конца понимая, куда его заманивают, но все же смело шагая навстречу приготовленной ловушке. — Семья-я-я, — в притворной задумчивости произнес Не Хуайсан, медленно поднимаясь. — Вот как.Ваша,да? Я собиралась было запротестовать, но ощутила, как Цзян Чэн схватил меня за локоть. — Не лезь, — процедил он. — Пожалуйста, я предупреждал, — просил он, но в его облике не было ни намека на мольбу. — Мужчины! — в бессильной ярости я топнула ногой и отвернулась, тут же наткнулась на вытянутую руку Цзян Чэна. — Я не собираюсь бежать, я не девчонка, — шепотом огрызнулась я. Цзян Чэн напряженно кивнул, и я ощутила, как его ладонь легла на мое плечо, и сама, все еще не поворачиваясь, прижалась к нему плотнее, доверчиво склонила голову на его плечо. — Семья, глава Не, — упрямо повторил Вэй Усянь. — И вы безусловно правы — моя! — А мне казалось, глава Вэй, — издевкой сочился голос Не Хуайсана, — что семьей принято дорожить. Что вы, что вы, второй господин Лань, что вы. — Лань Чжань, опусти Бичэнь, пожалуйста. — Еще одно слово, глава Не, и я вспорю вам горло, — ответил Лань Ванцзи, но, похоже, меч он все же опустил. — Мы всего лишь играем, драгоценный Второй Нефрит, — продолжал Не Хуайсан. — Так, значит, говорите «семья», глава Вэй? — Вмешайся же! — потребовала я шепотом от мужа, наградив его убийственным взглядом. Цзян Чэн лишь покачал головой в ответ. Я спрятала лицо у него на груди, тихо пробубнила: — Как ты? Цзян Чэн фыркнул: — Спасибо, что поинтересовалась, фучжэнь. Я подняла голову, сердито сверкнула глазами, но это лишь раззадорило Цзян Чэна. — Я сразил тысячи врагов, разбил тысячи замков, чтобы прийти к тебе, — высокопарным шепотом, едва сдерживая смех, ответил мне он. Я сердито фыркнула и немедленно укусила его за плечо. — Фучжэнь! — возмутился мой муж, но его улыбка стала только шире. — Госпожа Цзян, вам не пристало кусаться, — наставительно прошептал он и быстро поцеловал меня в макушку. — Скучал, — услышала я скорее сердцем. — Боялась, — произнесла я, на миг прижимаясь к нему до скрипа наших костей, и выдохнула ему в грудь. — Уйду. — Увидимся у входа, — потребовал он, закрывая меня, смыкая за моей спиной свои руки. — Семья, семья, — все повторял Вэй Усянь. — Вот как, — подхватил Не Хуайсан. — Так почему же вы оставляете мой вопрос без ответа, глава Вэй? — На что вы намекаете, глава Не? — снова не выдержал Лань Ванцзи. Я знала, что мой муж вот-вот вмешается. Но происходило что-то, что оставалось для меня до конца непонятным. Зато он, как мужчина, понимал все происходящее прекрасно. — Спасибо вам за такое доблестное заступничество, второй господин Лань. Выглядит красиво. Но, полагаю, ваш замечательный подопечный способен ответить за себя сам, — сталь звучала в голосе Не Хуайсана — И заметьте, второй господин Лань, — после недолгой паузы продолжил он, — я проявляю уважение. Ко всем вам. И к вашим чувствам — Уважение? — ледяным тоном поинтересовался Лань Ванцзи. — Уважение. Я не скрываю своего отношения к вашему дорогому подопечному. А значит и в спину бить не буду. Ни вам, ни ему. Продолжим, господин Вэй. — Что вы хотите сказать? — повторил Вэй Усянь словно через силу. — Лишь то, что всем благовоспитанным мужчинам из благородных семей и так хорошо известно, — взмах веера, — но всякую истину неплохо и повторить. Слова, данные брату, нужно держать, что бы ни случилось, ведь так? — Глава Не! — угрожающе воскликнул Вэй Усянь. — А сестер принято держать подальше: от темницы, от позора, от плена, — все бил наотмашь Не Хуайсан. Гробовая, могильная, страшная тишина воцарилась между нами, но Не Хуайсан, не собирался сдаваться. — … от плети, — я кожей почувствовала ядовитую улыбку на его лице, зацветшую, как мак в ночь проклятых. Вэй Усянь молчал. Мне подумалось, что он сжал кулаки. — Хотя вы правы, глава Вэй, — после короткого молчания наигранным извиняющимся тоном продолжил Не Хуайсан, — вопрос с плетью можно справедливо переадресовать мне. Каюсь, глава Вэй! Грешен, глава Вэй! Не уберег, — если бы в воздухе был порох, он бы вспыхнул мгновенно после этих слов. — Второй раз я этой ошибки не совершу. — За эту плеть я сниму с него кожу, — прошелестел Вэй Усянь. — Похвально, — жестко усмехнулся Не Хуайсан, — но махать кулаками после драки, — он поцокал языком, осуждающе покачал головой, — не дело, глава Вэй. Чьи действия привели к такому исходу?! — Мои, — просипела я. Но когда схватились тигр и дракон, кто услышит тяньнюй? Я обернулась лишь для того, чтобы увидеть, как Не Хуайсан широко раскинул руки, с шутовской улыбкой он кланялся в сторону Вэй Усяня. Но ожила Цзыдянь: Цзян Чэн метнул плеть вперед. Не Хуайсан ловким движением выставил наперерез свой веер, но слишком поздно применил заклятье — и расписанная в технике цинян ткань затлела с двух сторон. — Вот ведь, — рассеянно пробормотал Не Хуайсан, — шисюн рассержен. Цзян Чэн, это был мой любимый веер, — с легкой укоризной погрозил моему мужу Не Хуайсан. — Что ты себе позволяешь, а? Ты что, в кабаке?! Тебе заняться нечем, а? — Цзян Чэн в один миг оказался рядом, скрутил ворот у горла Не Хуайсана и хорошо встряхнул его. — Ты кто такой?! Я тебя просил об этом? — А-Чэн, я… — Мальчик я, по-твоему, Не Хуайсан?! Слаб?! — Нет, — сухо ответил Не Хуайсан, спокойно глядя в лицо рассерженого Цзян Чэна. И похлопал его по кулаку, все туже сжимавшему ткань у горла. — Кто угодно слаб, но только не ты. — За себя и свою жену я спрошу сам! И уж тем более не у тебя буду просить помощи! Дела семьи Не, да? Да, я тебя спрашиваю?! — рука Цзян Чэна метнулась в мою сторону. — Да, — спокойно ответил Не Хуайсан. — Так слушай сюда, полководец знамени черного Яцзы, — Цзян Чэн едва не поднял Не Хуайсана за шкирку, — у семьи Цзян тоже есть личные дела! Они уставились друг на друга, через долгие несколько ударов сердца Цзян Чэн хмыкнул и оттолкнул от себя Не Хуайсана. — Я не лез в ваши дела, ты не суйся в мои. — Прости, — отозвался Не Хуайсан. Он оправился, как ни в чем не бывало посмотрел на наше небольшое сборище и лениво отбросил в сторону безнадежно испорченный веер. — А-Чжи, — начал он после долгого и тяжелого молчания. — Ты думаешь, мы ее тебе… — начал было Вэй Усянь и загородил меня собой, но слова, что он услышал, заставили его в бессилии застонать. — Госпожа Цзян заявила о своем намерении мстить, как дочь почившего главы Не, — спокойно говорил Не Хуайсан. И все еще он не мог назвать его по имени. –Сучий потрох! — в бессилии сжал кулаки Вэй Усянь и метнул на меня взгляд, острый как нож. Наш полкводец рассчитал все верно. Раз наша медитация дала хорошие плоды, значит у Вэй Усяня хватит сил единолично довести наших людей до золотой Башни. — Вам не кажется, что вполне предсказуемо хоу клана Не должна выступать с заклинателями Цинхэ Не? — вежливо поинтересовался у всех присутствующих глава Не. Возразить было нечего. Вэй Усянь нехотя ушел с дороги, открыл мне путь навстречу черному Яцзы. Я шла быстро и смело, не скрывая своего недовольства от Не Хуайсана. — Ваше счастье, и ваше тоже, второй господин Лань, что я ненавижу Вэй Ина куда меньше, чем нашего Верховного Заклинателя, — закончил Не Хуайсан. Я снова недовольно глянула на него и вздохнула. — Прости, — прошептал он одними губами, — но мы мужчины, сестра. — Как дам только! — замахнулась я и тут же недовольно посмотрела по сторонам, сердито оправила ворот своего одеяния. — Как доберемся? — Моего Ветра хватит на нас обоих, — бросила я, одновременно призывая свою покорную стихию и кланяясь трем своим драгоценностям. Они не винили меня, зато щедро одарят виной друг друга — это я понимала и чувствовала. Не Хуайсан ослепительно улыбнулся Вэй Усяню, демонстративно положил ладонь на мое плечо. — А ты потяжелел, — бросила я. — Что, прекратил тренировки? — Это потому что я человек широкой души, — заявил Не Хуайсан, и в этот же самый миг Ветер понес нас за множество ли от безымянного заброшенного кладбища. *** Воздух в предгорье на удивление был теплее. Хотя чему тут было удивляться, когда над миром все еще властвовал Ветер Перемен? Мы опустились прямо у входа в большое ущелье на севере, а на юге рукой было подать до Нечистой Юдоли. Я знала, что если захочу присмотреться, то ничто не будет мне помехой. Я различу и штандарты, грозно реющие на ветру и каждую трещинку на высокой крепостной стене, освещаемой в этот час сотнями факелов и магических фонариков. — Мы готовимся к возможной осаде, хоу Не, — без тени насмешки или превосходства ответил мне Не Хуайсан. Я кивнула ему — все разногласия мы оставили и похоронили на том кладбище. Все же неприятно царапало краешек души, но я быстро взяла себя в руки, пустотой внутри приглушив все то, чему не время и не место. — Большой дом не след оставлять без хозяйской руки, — кивнула я. — Гуанъяо вот-вот раскроет тебя. — Не раскроет, — Не Хуайсан потянулся к поясу и досадливо поморщился. Я хмыкнула в ответ и покачала головой: как же так, накануне великой битвы наш полководец остался без любимой игрушки! — Сестра, скажи, ты… — Достигла ли я такого уровня заклинательства, чтобы творить вещи из воздуха? — я иронично приподняла бровь и обернулась на брата. Не Хуайсан скорчил жалобную рожицу и быстро-быстро закивал. Я не удержалась от смешка и качнула головой: — Нет. Создание материи из ничего — это уровень богов, — исподлобья я посмотрела на черный ночной небесный свод. — У тебя же была целая коллекция? — Да, — поморщился в ответ Не Хуайсан, — но тот был… … первым веером, который Не Хуайсан расписал после примирения с Не Минцзюэ. — Цзян-сюн решил помочь мне избавиться от оков привязанности, — сталь скользнула в его голосе. — Осады не будет, — резко прервала его я. — Силы Цзинь Гуанъяо тают на глазах. Он проигрывает. А после того, как его псы получили мощный отпор от хранителей склепа… — Это было предопределено. Но не могу сказать, что его жалкие попытки мне не нравятся. Я с удовольствием наблюдаю, как он трепыхается. Он так жаждет оставить нас в руинах, он так жаждет видеть наши общие страдания и склоки… Тьма, которая прозвучала в его голосе, была другой, почти забытой, словно я прикасалась к ней когда-то давно, но время стерло воспоминание об этом, оставив мне лишь тень зыбкого чувства. Это была тьма войны, обратная ее сторона. Такая, о которой скупо пишут в летописях: «предавали казни все живое, притесняли простых людей.» И здесь, в предгорье, ей было самое место. — Эту войну надо окончить за четыре шага. Его фишки уже окружены. Чтобы он ни сделал — его наследие обречено. — Ха, — Не Хуайсан покачал головой, — ты и правда думаешь, что он хочет оставить наследие? Не-э-эт, хоу Не, он слишком нас презирает, чтобы оставить нам хоть одну монетку из своего кошеля. Он хочет оставить нам память, — Не Хуайсан оглядел небосвод и слегка повернулся в сторону Башни Золотого Карпа. — Он хочет, чтобы в будущем мы содрогались от его имени. — Так оно и будет, строго говоря, — сухо ответила я, смахнула пылинку с широкого мужского рукава, — найдутся те, кто из страха даже имени не произнесет. Но забыть не сможет. — Его дурная слава хоть на год, но отвлечет от разговоров о горе Луанцзань, — доверительно шепнул Не Хуайсан. — И новом, Великом ордене. Темном ордене. Я ухмыльнулась: — Во всем есть своя выгода и польза, ты прав. Но нам нужно чуть больше времени, чем один год. — Сколько? Три года? Я кивнула: — И это только для того, чтобы поправить наши дела. Еще столько же, чтобы наладить связи между Великими и малыми орденами и кланами. Не Хуайсан задумчиво кивал каждому слову. — Говори что хочешь, хоу Не, но удавку мы на них накинем, после победы, конечно же. Слишком много свободы у них было, вот они и одурели от нее. Все эти благородные главы орденов, заклина-а-атели, — он снова привычно потянулся к поясу и, не найдя своей любимой игрушки, разочарованно хмыкнул. — Мы улучим время перед выступлением, заберешь свою игрушку, — раздраженно бросила я. От моих слов, от моего тона на губах Не Хуайсана появилась грустная и одновременно радостная улыбка. — Звучишь как дагэ, — прошептал он и отвел взгляд. — Если не заткнешься, я тебе и приложить могу, не слабее отца! — сердито фыркнула я и высокомерно вздернула подбородок. — Дух от духа… Не забудь, не прогони, не подави в себе этот дух, Тигрица. — Ни за что, — сурово бросила я. Но черный Яцзы уже начал оплетать меня кольцом, а из его пасти огонь вырывался вместе с ядом преисподней. — Сделаешь ли ты, хоу клана Не, решающий ход? Хватит ли у тебя душевных сил? Поверь, сестра, — он осторожно потянул меня к себе, — мы все, — его глаза сверкали полубезумным огнем, — лишь бумажные человечки, декорации в этой войне. Я махнула рукой, лениво перекатывая меж пальцев сгусток энергии, словно монетку. — Начать войну ради женщины… как глупо… — Возьми шире, хоу Не, — Не Хуайсан медленно шагал вокруг меня, сбивая ритм своей поступи, запутывая меня и мои мысли. –Дело ли до того на вершине, на которую вы оба: он взобрался, а ты поднялась, кто женщина, а кто мужчина? В этом литеперьсуть вашей борьбы? — С этого она началась, глава Не: непокорная женщина и честолюбивый мужчина. Об этом песен не споют, но это была правда. — Пусть так, — шаг, поворот, взмах руки, полет черного рукава с серебряной нитью, — но что из этого вышло? Хищник и охотница, мерзавец и праведница… Вот об этом, хоу Не, песни как раз споют, — Не Хуайсан замер прямо передо мной. Привычная золотая поволока его глаз обратилась цветом крови, засохшей на земле. Давно уже пролитой крови. Крови, впитавшейся в камень, в лестницу, в фундамент, но так и не обернувшейся ни вьюнком, ни цветком, ни спелым колосом. — Мы, мужчины, очень виноваты перед тобой. Позволь нам искупить свою вину, как мы только и умеем — неловко. — Услышь вы меня, уступи мне хоть больше — и справедлив был бы вопрос, который Гуанъяо прокричал бы перед казнью: одну грешницу садят на золото и подносят вино на серебре, а его за его ошибки казнят? — Ох, вот в чем дело, — рассмеялся глава Не. — Ты все еще считаешь что важнее и дорога, и цель? Я мотнула головой: — Важнее цель. Но если на пути ты можешь не уничтожить — не уничтожай же. Не Хуайсан ласково погладил меня по плечу: — Значит ты просто не могла по-другому. Идем, — он качнул головой в сторону. Они ждали нас. Десять заклинателей выстроились в шеренгу. Самые верные, самые лучшие, самые близкие нам обоим. Ночная тьма туманом парила возле них, перед ними, между ними. Воздух то густел, то рассеивался, и каждый раз принимал призрачный облик черного с золотом дракона. «Я его не пощажу!» — вспомнила я собственные слова на горе Луаньцзань. Ярость клана Не запела в моем теле, кровь будто бы закипела в жилах. А в глазах, под радостные и восхищенные вздохи, загорелся рубиновый огонек. Сабли в ножнах дрогнули: возмущенно и радостно пропели короткую боевую песню. Довольная, я утихомирила их одним взмахом руки. — Рады видеть главу Не! Рады видеть хоу Не! С вами — наступаем! С вами — отступаем! — гаркнуло десять глоток. — Отступления не будет, вы уж мне поверьте! — оскал появился на моем лице. — Вы — хищники! Кланы, присягнувшие Верховному Заклинателю, ваша добыча! –Хоу! Хоу! Хоу! –трижды прокричали бойцы, трижды ударили барабаны за их спинами, трижды ветер взметнул стяги, стоявшие рядом с треножниками. Этот мир знал и видел множество духовных техник — и вот теперь под открытым небом били барабаны тайной техники клана Не. Наш предок был мясником, все верно. Но мясником, что много лет следовал за армией. Ему поздно было становиться солдатом и уж тем более воином, однако дух сражений словно бы пропитал его кости. Эта сила передалась его потомкам. Словно от самих гор, от самих теней отделились еще две фигуры. Женскую поступь я узнала без труда и стремительно призвала Ветер, чтобы обнажить их лица. Идущие к нам не сопротивлялись: одна из женщин плашмя держала на ладонях кривой клинок, а другая — медную чашу с угасающим магическим пламенем. Чтобы не обжечься, дно чаши было плотно окутано тряпицей. Вся спесь хоу слетела с меня в один миг, когда я увидела их лица. — Роу! А-Лан! — я метнулась к ним обеим, едва дав им положить и поставить на небольшой походный алтарь ритуальные предметы. Мы тепло обнялись: прежде вопросов я была рада видеть своих верных помощниц. Одетые по простому, они, не размыкая наших рук, скинули с себя черные плащи. Обе были одеты в мужские охотничьи костюмы. — Роу, как ты здесь? Ты же собиралась… — В клан Мюй, да, — кивнула мне подруга и нагнулась над чашей, одним выдохом погасила магическое пламя и тут же замахала рукой перед лицом, громко и недовольно чихнула, чем вызвала теплые улыбки на лицах мужчин. — Фе, ну и гадость! — заявила подруга, потирая горло. — Всего лишь цинхэвский багульник, часть ритуала. Роу закатила глаза: — Навыдумывают всякого, а нам мучайся. Клан Мюй отбил южные рубежи, и отец посчитал, что я снова должна вернуться к тебе, моя госпожа. Я покосилась на нее, потом быстро посмотрела в сторону Не Хуайсана и пожала плечами. — Да будет так. Проводи меня в этот путь. А-Лан? — Я давно следую за вами. Я не хотела даже другого имени, другого обращения, кроме «А-Лан», — равнодушно пожала плечами она. — Наследники в безопасности, а я — должна служить. — Да будет так, — снова кивнула я. — Проводи меня в этот путь. Едва я договорила, снова забили барабаны. Их ритм эхом пронесся по округе, слился с шумом ветра. А-Лан протянула длинный изогнутый клинок, напоминавший язык дракона Не Хуайсану. Он принял его и тут же зажал в правой руке, одним резким движением провел лезвием по ладони. Роу побледнела, отвела взгляд но тут же поставила чашу. Капли крови капали на тлеющие травы и угли, и металлический, знакомый всем нам запах ударил в нос. Не Хуайсан, увидев ее смятение, неловко и ломано улыбнулся, но она больше не стремилась встретиться с ним взглядом, шагнула снова ближе к алтарику, замерла с чашей подле меня. А-Лан взяла из рук Не Хуайсана окровавленный клинок, протянула его мне. Я быстро совершила необходимое, и кровь уже из моей правой ладони окончательно погасила тлеющие угли и травы. Тяжелые ароматы смешались между собой. А-Лан забрала из моих рук клинок, под дружный рев вонзила его в землю перед шеренгой бойцов. Роу запустила длинные тонкие пальцы в чашу, отступила в тень. Она неспешно перемешивала окровавленные травы в кашицу. — Хоу! Хоу! Хоу! — снова раздался крик. Я выступила вперед, прикоснулась к груди первого из заклинателей. — Хоу! Хоу! Хоу! — оглушил меня крик заклинателя, но даже этот звук не смог меня сбить с толку. Миг — и из-под моей руки родилось заклинание. Черно-серая призрачная броня легла на грудь заклинателя. Хоть и выглядела она прозрачной, но пробить ее не могла ни стрела, ни копье. Черный Яцзы щерил пасть с круглой эмблемы по центру. — Хоу! Хоу! Хоу! — кричали заклинатели. Били барабаны, ревело пламя, метался Ветер по ущелью. Когда все десять заклинателей были облачены в доспехи, я шагнула назад, замерла прямо в центре короткого мига тишины. Каждый второй заклинатель опустился на колено, ритмично несколько раз постучал себя по нагруднику. Новый звук вплелся в общую мелодию. — Звонко и чисто! — одобрил Не Хуайсан. Следом же опустился на колени каждый первый заклинатель: каждый второй стоял лицом к нам, а каждый первый — боком. — Хоу! Хоу! Хоу! — прокричал каждый второй, и каждый крик сопровождал удар по нагруднику. Они стучали по наплечникам друг друга, били себя в грудь, рождая новую мелодию. Мелодию, рвущуюся из их самого нутра — и пусть она была далека от утонченных мелодий, парящих под сводами Золотой Башни, парящих в небесах над Облачными Глубинами. Это была грубая но честная песня, священный ритм братства, который они выбивали на доспехах другого. Под эту мелодию я и Не Хуайсан сделали шаг навстречу друг другу. Роу легко оказалась между нами, протянула нам обеим чашу. — Облачите друг друга достойно, — упало с ее губ. — Хоу! Глава! Хоу! Глава! — отозвались заклинатели напротив нас. Их стало больше, они будто бы воплощались из ночной мглы. Сначала два десятка, потом три, а потом и сотня заклинателей Не явились посмотреть на это зрелище. Это были те, кого я поведу за собой. В тот миг я не думала о смерти, своей или чужой. В моих ушах звучал последний приказ моего генерала. Я выживу. Любой ценой. С их потерями я не буду считаться. Совсем скоро среди черно-серого замелькали и бело-золотые одеяния. Я нахмурилась, открыла было рот, но Не Хуайсан остановил меня взмахом ладони: — Они были предупреждены. Меж ними драки не будет. И правда, заклинатели Не давали место заклинателям Цзинь. Они коротко кланялись друг другу и снова поворачивались к нам. Словно в подтверждение его слов, заклинатели Цзинь начали скандировать: — Сот-ник Не И! Сот-ник Не И! — Облачите друг друга достойно, — снова проговорила Роу в короткий миг тишины. — Я вижу тебя, я признаю тебя, я защищаю тебя, и я оставляю тебя, — проговорил Не Хуайсан, опустив пальцы в кашицу, поводил ими по кругу, потом медленно вынул руку. С силой, с нажимом он провел тремя пальцами по моему лицу, от лба до подбородка, оставляя на коже грязные, черно-серо-красные следы. Следующим был мой черед, я опустила руку в еще теплую смесь, гуще зарылась в нее пальцами. — Я вижу тебя, я признаю тебя. Я не оставлю тебя, хоть ты и оставил меня. Я защищаю тебя, — заявила я и резко провела по его лицу. След пальцев был похож на удар лапы тигра, неровные черты напоминали росчерк старых шрамов. Последний раз взрыкнули барабаны. Последний раз ударили по доспехам братья. Я успела заметить, как Не Хуайсан осторожно шагнул к Роу, потянул ее за рукав к себе. Но это было неважно, хоть мы и обменялись с А-Лан хитрыми взглядами. Это было не мое дело. Тем временем чаша пошла по рукам — и каждый оставил отметины на лице другого. — Последнее, хоу! Последнее, глава! — вдруг выступил вперед Ли Фу, склонился передо мной, сложив руки в жесте величайшего почтения. Тут же две сотни людей расступились, словно река, обнажившая дно. Издалека я услышала торопливый бег согнутого в поклоне человека. — Хоу Не должна сражаться клинком Не! Таков закон. — Таков закон! — поддержали заклинатели своего главу. Я вмиг узнала того, кто преклонил передо мной колени. Вэйчжоу не поднимал на меня взгляда и протягивал мне длинный и узкий ящик из черного, матово поблескивающего в ночных огнях дерева. Внутри что-то глухо рявкнуло и тут же замерло. Я совсем неловко рассмеялась, прижала сначала к губам, потом к груди ладонь, все еще перепачканную в смеси. — Он, он… — я шагнула ближе, кончиками пальцев пробежала по священным узорам из черного оникса. — У каждого в клане Не есть сабля Не. Почивший глава приказал изготовить его, как только вы были приняты и наречены, хоу Не. — Отец, — прошептала я и рывком открыла ящик. Меч, не сабля, изящный и тонкий, с алыми рубинами по рукояти, с крыльями дракона по эфесу и бегущими волнами ветра по черненому клинку. — Мастер не оживлял его… — Он ожил сам, — кивнула я Вэйчжоу. Он моргнул в знак согласия. Одним рывком я взяла меч в руку, высоко подняла над головой. — Мы не просто заклинатели! — громко и яростно закричал Не Хуайсан. — Мы не просто прокладываем свой путь под небесами! –Глава Не! — откликалась сама земля, вопило небо, рычал ветер, кричали люди. — Вместе мы сильнее! — крикнула я. — Без клана далеко не уйдешь! — Не уйдешь! — отвечали мне они. — Мы — ярость! Мы — гнев Неба! Мы — удар в ответ на несправедливость! Преображение Не Хуайсана — самое прекрасное, что я увидела той ночью. Было в этом что-то дикое, запретное, недоступное для всех прочих умов и сердец. Не всегда держались несколько особняком, всегда четко проводили черту между собой и остальным миром. Они помнили, кто они, и не видели в своем бремени ничего дурного, что могли и видели другие. На черном кровь не так видна, даже если это кровь отступников и предателей… Меч ударил в ладонь яростной волной, затрясся в руке, требуя немилосердной кары. Звоном отозвались сабли других заклинателей. — Мы — Не! — воскликнула я. — Мы — Не! — хором ответили заклинатели ордена и клана. — Мы в своем праве! — В своем! — Мы непобедимы! Там, где падет один — встанет сотня, падет сотня — встанет тысяча! Живых или мертвых! — Живых или мертвых! — хором ответили мне. — На штурм! На бой! Месть! Принести в жертву тысячу врагов! Принести клану тысячу побед! Ветер подхватил мои последние слова и швырнул их прямо в центр небосвода. Пламя в треножниках погасло, оставляя нас на короткий миг в полной темноте. — А новую игрушку, пожалуй, я захвачу, — услышала я едва слышный шепот Не Хуайсана. — Роу, поможешь мне выбрать?