Мудрость обнимающая лотос

Кампания грозила затянуться — с той самой ночи, когда на Луаньцзань сложился клан Илин Вэй, а у подножия нашей горы была уничтожена целая тысяча заклинателей Цзинь, миновал уже месяц. Напряженные бои шли по всей линии фронта — силы Цзинь Гуанъяо стояли намертво, словно вросли в эту землю, не давая нам передышки. Ткань мироздания едва ли не трещала по швам: то и дело образовывались новые гиблые места, а их наполняли невообразимые прежде твари. Твари, которые отступали лишь перед нашими приемными детьми. В мире все перемешалось: на южных землях лег снег, а на севере — расцвели нежные магнолии. Люди запирались по домам, прятались за стеной из темных и светлых талисманов, которые щедро раздавали наши заклинатели, в щелочку занавесей наблюдая за тем, как мертвые сестрицы отрывают головы обезумевшим темным заклинателям. Наблюдая за тем, как висельники, опутав чудовищ влажными и длинными языками, разрывают их на части. Наблюдая за тем, как духи мора поглощают туман из порошка трупного яда, который Цзинь Гуанъяо приказал рассыпать над нашими городами. Люди хоть и были напуганы, но после не забывали благодарить: для наших духов всегда оставался освященный постный рис, а одна сердобольная бабушка пожертвовала двум далаолагуям парочку своих куриц. — Старая я, — объяснила она мне, когда мы с братом прибыли для зачистки, — старая, госпожа, давно на свете живу. Многое повидала, да такой мерзости, — она содрогнулась, глядя на чернеющие, еще дымящиеся темным туманом ошметки разорванной твари на земле, — еще не видывала. Это же что, все Верховный Заклинатель сотворил? — Да, — честно и просто ответила я. — Подлюка! — заявила бабушка и притопнула ногой. Молодой далаолагуй оторвался от трапезы неподалеку, медленно подкрался к нам, ткнулся мордой в мою ладонь, требуя ласки. — А скотинка хоть накормлена будет, — пробормотала бабушка и осторожно протянула нам двух мертвых куриц. Далаолагуй заинтересованно принюхался, склонил голову набок. В его красных круглых глазках мелькнул огонек озорства. — Лучше нам, бабушка, — Вэй Усянь мягко приземлился рядом. Он коротко бросил в мою сторону. — Все чисто, Тяньчжи, — и снова повернулся к старушке и призывно вытянул руки. — Ну да, вы уж сами покормите, господин, госпожа, — она с поклоном передала нам тушки. — Только уж проследите, чтобы сытые были. Далаолагуй потряс головой, а мы с братом сердечно заверили добрую бабушку, что обязательно накормим ее подарком нашего верного зверя. Повсюду дул Ветер Перемен, самый страшный из всех прежних. Но нам верили — сотни сердец, сотни голосов поминали нас в добрых молитвах. Сотни рук тянулись уважить десятки чудовищ и прежде злобных духов традиционными подношениями. Там и тут на наших землях теплились очаги восстания, но занявшееся было пламя гасло от взмахов расписного веера в технике цинян. Не Хуайсан выпивал до дна последние мгновения своей скрытности… *** Мы с ним выступили из темноты полумертвых зарослей одновременно. Я огляделась, хмыкнула: снова предгорье Сенлу, дорога на Нечистую Юдоль. По сторонам — безжизненный камень, сухая почва под ногами. Это место было отражением души моего главы Не — такое же угрюмое и безжизненное. Я прогнала картинки воспоминаний, не желала видеть, как когда-то, целую жизнь назад, всё здесь цвело и плодоносило. Но образы прошлого упрямо вставали перед глазами: цветущее, покрытое кустарниками и коврами диких цветов предгорье, отдаленное журчание речушек эхом прокатывалось по ущелью. Лениво порхающие бабочки сопровождали трех всадников. По этой самой дороге мы трое, я, отец и А-Сан, конь к коню отправлялись на соколиную охоту. Целую жизнь назад. Громкий смех звонкими колокольчиками, вестниками лета, звенел вокруг нас, даже голос отца звучал бархатистыми нотками. На моих глазах, на миг, проехала эта процессия: А-Сан, оперевшись на луку седла, лениво обмахивался веером, с наигранной досадой на лице прислушивался к нашим с отцом разговорам. — Дитя, ну для чего же сразу использовать стенобитные орудия? — Не Минцзюэ осторожно тронул поводья, стараясь не задеть пеструю бабочку. Сокол, прежде сидевший на плече отца, приоткрыл один глаз и раскрыл крылья. Бабочка его не интересовала, но припугнуть стоило. Нечего отвлекать важную птицу от сосредоточения перед охотой! — Отец, быстрый результат при малых усилиях — вот один из законов войны! — я подставила руку бабочке, которая тут же перепорхнула ко мне, и широко улыбнулась. — Да, — важно кивнул Не Минцзюэ и переглянулся с А-Саном поверх моей головы. — Но ты не захотела даже послать вперед переговорщиков. — А зачем? — улыбнулась я, провожая бабочку, устремившуюся вверх. — Если с нами не желают разговаривать, не желают считаться, значит сила — единственный путь к победе. Не Минцзюэ довольно кивнул и посмотрел на своего ловчего сокола. Тот, почувствовал внимание хозяина и горделиво раскрыл крылья. Не Хуайсан гортанно хохотнул, одним движением сложил свой веер и полез за пазуху с ворчанием: — Дагэ, Цзян-мэй будто в Юдоли выросла! — и тут же замер, потому что бабочка внезапно оказалась перед его лицом. Я хохотнула, прижав манжет рукава ко рту, да и Не Минцзюэ с теплотой посмотрел на брата. Не Хуайсан неловко замер, наблюдая за бабочкой, а когда она присела ему на нос, по ущелью пронесся звонкий смех. Яркая, счастливая процессия из трех всадников скрылась во тьме, пропала, развеялась… Я с тоской в сердце посмотрела по сторонам, бросила взгляд на камень поодаль. Что-то мелькнуло в темноте, что-то яркое, пестрое. Что-то живое. Осторожно, чтобы не выдать своего присутствия, я прокралась к камню. Скорее почувствовала, чем услышала шаги Не Хуайсана следом. Я присела у подножия камня, осторожно разворошила переплетения трав и удивленно охнула. Здесь, среди камня и щебня, среди черной ночи, желтел одинокий одуванчик. Сердце наполнилось теплом, я бережно, ласково прикоснулась к желтой шапке цветка. Не Хуайсан присел рядом, тоже протянул руку к цветку. Мы переглянулись, улыбнулись друг другу как сущие дети. Мы осторожно гладили желтые лепестки, не думая даже срывать одуванчик. Два темных чудовища, что не гнушались ни хитрости, ни обмана, не боялись быть палачами в темной ночи, любовались смелым одуванчиком, что не побоялся прорасти здесь. Не испугался показаться нам с братом. Месть иссушает только когда ты один. Когда вас двое, вам легче выжить. И этот дикий цветок стал залогом того, что для моего А-Сана есть надежда. Надежда для всего Цинхэ Не. Неизвестно сколько мы бы еще просидели, любуясь нежданным даром природы и подарком судьбы, но ночную тишь разрезали крики. Справа от нас по дороге показалась процессия. Десяток заклинателей Не окружил и вел вперед связанных по рукам людей. Пленников было тоже десять, и у каждого на голове по мешку. Я знала, наши люди позаботились, чтобы у них не осталось воспоминаний о том, где они были до пленения, чтобы не смогли вернуться и блуждать среди живых… Я не знала, какими заклятьями опутал их души Цзинь Гуанъяо, и как скоро после суда и казни они попробуют обернуться в злобных духов, но была уверена — без его мерзкого подарка здесь не обойдется. Точно в центр пешего перекрестка шести дорог. Заклинатели Не были в ярости, я слышала гневную песнь их сабель. В ярости пребывали и пленные — они шипели, мотали головами, все еще пытались сопротивляться неизбежному. Враги. Все до единого враги. — Как псин, — хмыкнул мой брат. Он оторвался от дерева, чей ствол подпирал плечом, и прищурился, изучая перекресток. Это было пересечение из шести тропинок, одна из которых вела к некрополю Не. В самом начале этой дорожки стоял стальной и медный жертвенник. Тонким дымом клубились во тьме благовония, чернела под лунным светом вода. — Какой шанс, Ксяокин, что они пробудятся как мертвецы? — поинтересовался он у меня. — Не желаю потом видеть их во снах. — Ничтожный, Хуайсан, если я разберусь с заклятьем, — в тон ему отозвалась я, с презрительной усмешкой наблюдая, как зачинщики мятежа пытаются сопротивляться нашим заклинателям. Ничего не дрогнуло у меня в груди от вида этой картины. Я видела четко: им не задурили головы, их не обманули, не опоили зачарованным зельем. Они свято верили в то, что делали, и должны были за это умереть. Мародеры, грабящие наших людей. Глашатаи, что драли глотки по площадям и кабакам, рассказывая, как обмельчали заклинатели Не под моей рукой. Гонцы, что призывали свергнуть моего брата с его возвышения, а мою голову насадить на шпиль штандарта с черным Яцзы… Партизаны, что устраивали облавы нашим фуражам. Темные заклинатели, которые пытались тревожить прах наших предков, своей поступью оскверняли священную землю перевала. Мне казалось, что я даже здесь слышу гневные песни сабель, что похоронены вместе с моими предками Не. Они взывали к своим живым потомкам, они требовали жертвы. Отец давно понял меня — я осознала это только теперь, наблюдая за приготовлениями заклинателей Не. Отец ждал, когда я заговорю сама. Кому как не Цинхэ Не известна сжирающая изнутри ярость? Кому как не им, грозным воителям, известна эта грань между тьмой и светом. Им? Нам. Цвета Цинхэ Не должны были обернуться на моем теле неподъемными железными листами вместо шелка и льна, сплющить, раздавить меня. Серебряная вышивка по вороту и рукавам оплести все мое тело, нанося бесчестное количество порезов… но… В Нечистой Юдоли свои законы. — Пора, — сообщила я, поднимаясь с земли. Я, шагнула было на дорогу, как тут же была поймана Не Хуайсаном за запястье. — Ты уверена, что хочешь это сделать сама? Я повернула голову на его голос, заметила, как он взволнован — даже о своей игрушке расписной позабыл. — Ксяокин, я не сомневаюсь в твоей верности, — горячо зашептал он, — они тоже, — он взглядом указал на тропинку к некрополю. — Уверена, — я медленно перевела взгляд на готовый жертвенник для наших предков, на заклинателей Не, которые обнесли врагов кольцом из своих гневно поющих сабель. — Им не уйти, — довольно припечатала я и, резко выдернув руку, отправилась к пленным. Я двигалась легко, словно танцевала, быстро, словно летела по воздуху. Не стоило медлить, в этом нет никакого прока. — Старшая госпожа! — Госпожа Не! — послышалось со всех сторон, и вот уже десяток заклинателей синхронно поклонился. Я остановила их с улыбкой, покачалась с пятки на носок, заложила руки за спину, наклоном головы приказала содрать мешки с их голов. Они имели право видеть мое лицо. Я выношу приговор — я опускаю меч. Все, что я делаю, — я делаю, не скрывая своего лица. Мне казалось, что далекий гул сабель предков Не из яростного превратился в торжественный. Словно они радовались, что их Не Ксяокин не по принуждению, но от сердца поступает так, как поступили бы они. Я безучастно посмотрела на их избитые лица, равнодушно отметила про себя синяки и ссадины. Не кольнули мою душу знакомые черты, не оскорбили меня полные гнева глаза. Пусть скажут напоследок. Они имели на это право. И я это право не заберу у них. Смутьяны… отщепенцы, которые поднялись по воле Цзинь Гуанъяо из грязи по ступеням Башни, ненавидели меня всей душой и так же, всей душой, боялись. Впрочем, как их господин. Я задушила надежду на то, что они перед лицом неминуемой смерти и жертвоприношения одумаются. Было слишком поздно. Я заполнила свое сердце пустотой. — Ты… — прошипел сквозь выбитые зубы один из мужчин, — повсюду ты. Я пожала плечами, не опровергая и не подтверждая их слова, посмотрела налево, дала условный знак одному из заклинателей Не. Мужчина тут же поспешил в жертвеннику, миг — и ярче вспыхнуло погребальное пламя, осветив все вокруг мертвым светом. Давно был известен обряд жертвоприношения врагов в честь душ предков. — Шлюха! — припечатал враг и рассмеялся, когда заметил, как я остановила кулак заклинателя Не. — Шлюха, как есть шлюха! Думаешь, — он сплюнул кровавую слюну мне под ноги, — всех обошла, так все и за тебя будут? Не бывать этому! — Вы чужаки тут, вам нечего лезть в дела Цинхэ. — Что ты сделала с орденом Цинхэ Не?! С нашими людьми! — продолжал браниться пленник. — В какую низость ты его ввергла?! От веку не было, чтобы нами баба командовала. — Это все? Вся причина для вашего предательства? — поинтересовалась я. — Вся причина ненависти к дочери своего отца? — Отца?! Не смей так о нем говорить! Не крови ты его, тварь! Оморочила главу Не, сука! — прокричали из-за спины главаря. — Вы пришли на нашу землю, прокрались как воры, мутили воду в нашем озере… мародерствовали, грабили и притесняли всех, до кого могли дотянуться, и думали что вернётесь в Башню Золотого Карпа живыми? — У нас есть амулеты… — послышался голос в толпе. Заклинатель Не немедленно шагнул ближе, обеими руками передал мне стопку бумажных амулетов. Я бегло осмотрела письмена, хмыкнула. — С этими амулетами, — я потрясла бумагой в воздухе, — вы бы далеко не ушли. — Ещё не поняли? — продолжила я после короткой паузы. — Вам не жить в любом случае. Вы — смертники, домой вы не вернетесь. Жертвоприношение в честь предков клана Не для вас спасение, — алый, знакомый каждому из ордена Не блеск мелькнул в моих глазах. — Заткнись! — взвизгнул кто-то из пленных. — Ради чего? — упало камнем им под ноги. — Ради чего?! Ты войну принесла! Всех нас за нос водила! Лгунья! — их главарь плюнул мне под ноги. Я жестом остановила заклинателей Не, которые как один ринулись на защиту моей чести. — Если бы не ты, глава Не был бы жив! Он не изменился. Гуанъяо, как и раньше, перекладывал свою вину на весь остальной мир. Удар не достиг моей открытой старой раны, не расширил ее. — Глава Цзинь главу Не от тебя в своей Башне спрятал, так ты и там его нашла, потаскуха! Угробила главу Не! — мужчина дернулся в своих веревках, но был связан так крепко, что ничего не вышло. Заклинатели Не были в гневе, их грозные сабли все яростнее звенели, пели все громче. Казалось, алые отблески на небе — это кровавая тень от их пышущих священной яростью лезвий. Я смотрела в глаза каждому из них. — Нечего бабе править! — крикнули откуда-то из-за спины предводителя. — Позор какой, старшая госпожа, хоу клана! — Довольно ты небо коптила и землю топтала, глава Цзинь с тобой разберется, шлюха! — Подстилка усяневская! — поддержал своего товарища еще один из бунтовщиков. Даже я не расслышала его шагов — такими тихими, но такими стремительными они были. Я очнулась лишь тогда, когда он раскрыл свой веер, и ощутила его присутствие. Заклинатели Не, повинуясь его безмолвному жесту, замолчали, готовые его приветствовать, вытянулись по струнке. Поносившие меня замерли, поперхнулись словами, недоуменно переглядывались. Я пошевелила пальцами, гуще положила тени на лицо Хуайсана. — Вырождение? Ослабел клан под рукой хоу Не Ксяокин? — ледяной, пробирающий до костей голос. Я видела, как несколько заклинателей, поближе к нам, нервно сглотнули. — Эт-то еще кто? — Лун, главарь восстания, спрятал дрожь в голосе за небрежным недоумением. — Какого еще полюбовника притащила, стерва? — тут же поддержал его собрат. Не Хуайсан хмыкнул и резко присел, в одно движение схватил за волосы Луна, рванул на себя. — Пусти, гаденыш! Я с честью умру. — С честью? — этот голос… он мог обрушить горы, повернуть реки вспять. — Столько лет молчали, а тут повылазили изо всех щелей, как мыши, — Не Хуайсан опустился на корточки, широко ухмыляясь. Они не сразу узнали его в костюме охотника, с высоким и длинным хвостом. — Столько лет терпели над собой женщину-хоу, ели с ее рук, одевались с ее плеча, а теперь она вам потаскуха? — Мы? Мы с ее рук не… — Ели, пили, — продолжил Не Хуайсан, — за ее спиной укрывались. — Ты кто?! — завопили несколько голосов. — Т… ты кто?! — испугался главарь, постарался отползти назад. — Дух! Дух! Это злой дух! — заголосили слева от него. — Призвала, сучка! Сабли уже хрипели, готовые вот-вот вырваться из земли — их лезвия раскалились рубинами, а черные яцзы на эфесах, казалось, ожили. Сабли звучали, как певец, что сорвал голос, надсадно стонали. — Злой дух? — Не Хуайсан махнул ладонью, одним движением разгоняя сумрак, и показал свое лицо. — Ч-ч-что? — Т-т-ты?! — Незнайка?! — хором грянуло несколько голосов. Ужас плясал на их лицах, ужас неприкрытый. Не Хуайсан обвел их взглядом и резко раскрыл веер: — Злой дух? Очень надеюсь, что я им стану для вашего хозяина, — он одним рывком раскрыл веер. Я вскинула ладони вверх, сабли задрожали, тяжело взмыли в воздух. — Как же так… ты, все это время ты! — Я, — оскалился Не Хуайсан. Он улыбался ядовито и радостно, глубоко вздохнул. Пора было начинать. — Перед Небом и Землей, — упало с губ Не Хуайсана. — Перед солнцем и луной, — отозвалась я. — Перед камнем и водой, — поддержал меня брат. Казалось, сам мир задрожал: земля покачнулась, глухим рокотом отозвались горы. По тропинке к некрополю Не пополз шепот вместе со звуками песен сабель. Пленники перепугались, а заклинатели Не вытянулись по струнке в почетном карауле. Это было не завывание брошенных мертвецов, а тихий хор боевой песни… Они в ужасе заозирались, кто-то из них закричал, наблюдая за тем, как сабли тяжело и медленно повисли вертикально в воздухе. — Перед предками клана Не, — хором выпалили мы. — Да свершится суд! — хором грянуло десять голосов заклиателей Не. — Да свершится казнь! — Стойте! В… вы же заклинатели, вам полагается вести нас… — главарь подавился словами. — На… на суд кланов! — На суд кланов! — раздавались восклицания. Они перепугались, сбились в кучу поплотнее. Амулеты выпорхнули из моей руки, повисли гирляндой перед ними, медленно осыпаясь пеплом. «Они уйдут, Хуайсан», — прочёл он в моих глазах. «Спасибо, Ксяокин», — мелькнуло в его взгляде. — На суд? — зло улыбнулся Не Хуайсан и снова присел перед ним. — Я — твой суд. Он обращался не к ним, через их лица, тела и даже души он выносил приговор Цзинь Гуанъяо. — Наш господин глава Цзинь! — тоненько заверещал один из предателей. — Вы не имеете права! — Мы на своей земле. А вы здесь чужие, — мы с братом и сами не знали, кто из нас это сказал. Может быть я, быть может он, а быть может это был хор наших голосов. А может это произнесла земля Цинхэ. Напел ветер Цинхэ. Сказало небо над Цинхэ. Не Хуайсан запрокинул голову, прикрыл глаза. Затем воцарилась тишина. Казалось, все боялись даже вздохнуть. Я с грустной усмешкой наблюдала за перепуганными пленными. В моей душе звенела пустота. Даже осознание, что они будут принесены в жертву нашим предкам, не принесло мне радости. Все это не имеет смысла, пока я не добралась до Башни. Пока я не освободила друга и отца, а следом и весь наш мир. Хор голосов, мужской и женский, безжалостно разрезал тишину: — Примите, предки Не, в жертву души наших врагов. Эти потомки смиренно просят вас об этом. Они завопили, засучили ногами, они рвались из своих пут, вертели головами, пытаясь уйти с линии полета зачарованных сабель. Они звали своего господина, своего хозяина. Мы опустили с ним ладони одновременно, черно-серая нить заклинания сорвалась с остро заточенного края веера. Головы упали на землю, как спелые дыни. И в следующий же миг раскаленные клинки пронзили их сердца. Заклинатели Не как один повалились на колени, замерли в торжественном поклоне в сторону некрополя. Хребет Сенлу содрогнулся, в некрополе погасли траурные огни. Предки клана Не были довольны… *** Мы с Вэй Усянем были даже тронуты изобретательностью Гуанъяо. Он действительно, возможно, впервые в жизни успешно прыгнул выше головы. Наш враг развернулся во всю мощь. Годы, которые он провел, подсматривая и подслушивая, годы, которые провел в тени, прячась в шелесте портьер и колонн, не прошли для него даром. Как бы там ни было, Цзинь Гуанъяо уловил суть: тьма — это противоположность света Заемной силы у него было хоть отбавляй. И даже в таком сумраке и мраке нашлись те, кто сражался за него добровольно. Их не страшили ни могучие духи, присягнувшие ордену Илин Вэй, ни темные заклинатели из степи, что быстро освоились в нашем мире. Маски, к нашему обоюдному удовольствию, были сброшены. Теперь Цзинь Гуанъяо не стеснялся уже ничего. Ужас перед его техниками наполнил сердце каждого из заклинателей, кто еще колебался. Целые ордены воздерживались от того, чтобы занять чью-то сторону. Я не винила их. Два западных тигра сцепились между собой, покатились по земле, только клочья земли и щепки бамбука разлетались в разные стороны. Тут бы выжить самому, какая уж слава! До добродетелей ли, когда весь мир объят тьмой. Трижды наши союзные силы откатывались, как волны во время отлива. Предстоял четвертый накат. Я вслушивалась в ночь и, как часто бывало, сливалась с ней. Мы стали едины лишь на краткий миг. Я вспоминала события прошедшего месяца… *** Заклинатели Цзинь выбили союзные силы из приграничного городка И. Обещая пощаду местным жителям, они толпой ввалились в городские ворота. Вокруг все пылало. Отступая, заклинатели Яо подожгли город, а отряд из заклинателей Цзян уводил беженцев в горы. Враги гурьбой ввалились на улицы, бело-золотой рекой разлились по перекресткам. Вокруг не было ни души, лишь ревущее пламя дожирало остатки домов и хозяйственных построек. Вдруг на другом конце улицы показался сгорбленный старик с траурным стягом в руке. Прожитые годы согнули его едва ли не пополам, и было непонятно, как он вообще может передвигаться. Что ещё удивительней, перезвон колокольчиков был одновременно и тихим, и громким. Заклинатели Цзинь метнули по сторонам черные амулеты, и огонь в радиусе чжана от них успокоился, припал к земле, как зверь перед прыжком. А старик все упрямо шел им навстречу. Совсем скоро стали различимы слова, что он бормотал себе под нос: — Мертвое к мертвому, живое к живому. И следом перезвон колокольчиков. — Кто это там? — спросил один из заклинателей Цзинь своего предводителя. — Могильщик, — сухо бросил тот. — Плакальщик. — Мертвое к мертвому, — снова произнес старик и ударил посохом о землю. Флаг покачнулся, на краткий миг пламя бросило на письмена красную тень. Колокольчики бряцали зло и отрывисто, словно пасть хищника над ухом. — Живое к живому, — пробормотал старик и сделал ещё шаг в сторону пришельцев. Подул ветер, в лица заклинателям полетели сухие листья и мусор из догорающих домов. — Мертвое к мертвому. — Эй, старик, ты откуда! — рявкнул предводитель, наспех вытирая лицо. Заклинатели Цзинь отряхивали свои рукава и вороты, отплевывались от пепла и сажи, что летела со всех сторон. — Да какая разница, — сказал кто-то из них. — На меч его и всё! — Мертвое к мертвому, живое к живому, — и перезвон погребальных колокольчиков. Новая волна листьев полетела им в лицо. — Да что за напасть! — разозлился ещё один заклинатель и сердито оторвал от своей щеки что-то круглое. Неосознанно он провел кончиком пальца по этому круглому обрывку. — Это… это… — он поперхнулся словами, в ужасе прянул назад. — Это бумажные деньги! — воскликнули из толпы. С неба летел бумажный дождь, и едва прозвучал этот возглас, бумажные деньги мертвецов повалили стеной. Засверкали заклинания, мелькнула сталь мечей, послышались крики — бумага резала, как тонкие и прочные нити, и плоть, и металл. Брызнула кровь, заструилась по еще живым заклинателям, ручейками побежала по земле. Но бумажный дождь шел все сильнее. Он ранил и царапал, ломал мечи, резал пальцы и плечи. — Мертвое к мертвому, — они в этой толчее и суматохе не заметили, как могильщик подошел к ним вплотную. Командир дернулся на голос, замахнулся мечом. И тут старик поднял голову. — Живое к живому, — сообщило мертвое, бледное, без единого отверстия лицо… Могильщик довольно повел плечами, встал на пригорок из мертвых тел. Он нагнулся к одному из мертвецов, ловким движением руки выхватил из окоченевших пальцев рукоять с обломком меча. Он легко покрутил сломанный меч в руке и быстро, одним движением прорезал себе сначала рот, потом, глаза. Кровавые ручейки побежали по гладкой белой коже, собираясь в крупные капли под подбородком. Могильщик довольно крякнул и вонзил свой штандарт в одно из тел. Заклинатель дернулся в посмертной судороге и тут же затих. — Было вкусно, Хозяин, Хозяйка. Спасибо. В налетевшем порыве Ветра могильщик услышал ответ. Он взмахнул рукавом и в следующий же миг стаей ворон вознесся в небеса. Лишь траурный стяг развевался среди догорающего города. А по стенам домов заплясали тени… *** Молодое поколение ордена Цзинь остановилось на отдых. Разведка боем не простое дело, особенно для юношей, которые войну видели лишь на страницах сборников о деяниях предков. В живописном уголке у реки не было ни души. Однако, утренний туман, висевший клоками в воздухе, подсказывал заклинателям — повсюду были натянуты смертоносные нити. Царил утренний сумрак — лучшее время для разведки. Молодой командир согнул руку в локте, сжал кулак, давая приказ остановиться. Пятнадцать юношей вмиг остановились. — Подлецы из клана Цзян! — потряс рукой один из них, едва только заметив поблескивающие нити. — А что ты хотел от этих выродков? — тут же отозвался молодой командир. И все же что-то было не так. Юноша, почти молодой мужчина, напряженно оглядывался, прислушивался к миру, пытался понять, почему все его инстинкты бьют в набат. Тишина — вот что было неправильно. Обычно рассветный сумрак наполнен звуками умирающей ночи. Все живое славит новый день. Но пасторальная картинка вокруг была слишком яркой, красивой. И молчаливой. Даже сети не дребезжали на легком утреннем ветерке. Молодой командир вскинул руку, два раз сжал и разжал кулак, отдав приказ всем соединениям, что находились поблизости, собраться в одном месте. Этот юноша мог бы стать хорошим генералом. Вся вина его заключалась в том, что он был на другой стороне. — Кто-то плачет… — прошептали за его спиной. Он едва повернул голову на голос, кивнул, поднял указательный палец, потом мизинец. Трое, включая командира, бесшумно отделились от строя и направились на звук. Молодого юношу из ордена Лань Лин Цзинь смутил тихий, едва слышный шелест, словно лиану волокли по влажной от росы траве. Они обнаружили горько плачущую девушку у пруда. Она сидела, прижав колени к подбородку, и оглашала воздух жалобными всхлипываниями. — Цвета Цзян! — командир снова приказал остановиться своим бойцам и настороженно нахмурился. — Может… кто из ее учениц? — шепнул товарищ своему командиру. Тот в ответ лишь нахмурился и осторожно раздвинул заросли. — Что она, по-твоему, совсем ополоумела? — шикнул на него товарищ. — Она мать темного учения! От этой бабы… Командир взглядом осадил их обоих и снова вернулся к наблюдению. — На шпионку не тянет, посмотрите, — бросил молодой командир через плечо. — Слишком ярко одета. Его собратья по оружию тут же преувеличенно серьезно закивали. Девушка явно принадлежала к числу заклинательниц, об этом свидетельствовал странный меч, лежащий эфесом вперед, в сторону молодых заклинателей. Настороженный и собранный молодой командир тут же с удивлением прочел первый иероглиф, искусно вырезанный на ножнах. «Какая раз…» — мелькнуло в его голове. Молодой заклинатель пытался лучше вглядеться в имя меча, но как раз в этот момент легкий рукав девушки закрыл ему обзор. Она медленно подняла меч с земли и положила его себе на колени. Тут же, следом, едва он об этом подумал, с озера поднялся странный сладковатый туман. Запах персиковых духов и ароматного жасмина повис в воздухе плотным маревом. Дети. Юноши, почти что молодые мужчины. Гуанъяо не чурался ничего. Он безжалостно срывал молодые побеги с чужих полей и бросал их в костер. Когда он понял, что заклинатели не стремятся губить молодое поколение, когда вместо удара меча молодым солдатам достаются усыпляющие и связывающие заклинания, он послал своих юных защитников против могущественных духов. Против наших с Вэй Усянем детей… На собрании за закрытыми дверями пещеры Фумо было шумно. Несколько заклинателей ордена Илин Вэй несли почетный караул у входа: теперь природную арку пещеры закрывала не ветхая ткань, а тяжелые створки из отполированного кипариса. Внимательный взгляд случайного путника, забредшего сюда, обязательно бы подметил, что обшивка напоминает стенки гробов… Взгляд заметившего это скользнул бы дальше и непременно бы вычленил тонкие, едва видимые мерцающие письмена заклятий по природным деревянным кольцам. Иероглифы бежали, как облака на ночном небе, переплетались и разъединялись в этом причудливом магическом танце. Но случайных людей на Луаньцзань больше не было. Темные заклинатели часто имеют дело со смертью, с темной энергией бытия, поэтому ее символы являются нашей опорой. Из них мы черпаем силы и спокойствие для своих практик. Сама пещера преобразилась. Старанием наших молодых учеников мы теперь ходили по дощатому полу, стены и потолок также были обиты темным деревом. По стенам висели траурные стяги, висели светильники в виде трехглавого змея Темного Пути, из пастей которого, казалось, вырывалось мертвое, чуть зеленоватое пламя. Здесь было уютнее и теплее, чем при Сюэ Чунхае, прежнем хозяине Луаньцзань, что и довел гору до такого проклятия. Черные и красные цвета были разбавлены вкраплением зеленого и небесного — символы Ветра легко вписывались между проклятыми письменами темного наречия. В самом центре пещеры, на небольшом каменном постаменте в шаре темного заклятия, перед всеми присутствующими на темном совете парила ослепленная кукла. Та самая, что привела вместо Цзинь Гуанъяо темных заклинателей на убой. Марионетка то и дело дергалась, озиралась по сторонам — всё ещё старалась что-то высмотреть пустыми глазницами. И чем сильнее она напрягалась, тем сильнее кровавые дорожки киновари проступали на фарфоровых щеках. Марионетка пыталась высвободиться, ее рот закрывался и открывался: она пыталась сообщить хозяину наши разговоры. Но защитный барьер был слишком могущественен, чтобы позволить кому-то подслушать происходящее. Рядом с ней, как статуя из черного нефрита, замер Вэнь Нин. Метающийся то и дело по пещере мертвый ветер шевелил его длинные, рассыпанные по плечам пряди. На лице праведным темным гневом сверкали обсидиановые глаза без зрачков, уголки рта то и дело кривились в легкой пренебрежительной усмешке. Ихань обнимала его, перекинутая через шею тяжелая цепь крест накрест проходила через грудь, струилась по рукам до запястий, ниспадая конусовидными грузами к самому полу. Цепь то и дело сверкала красноватыми бликами, а ее недовольный бас разносился по Фумо, заставляя мою Фэнбьян так же сердито поддакивать своей младшей сестре. Доло и Бэлигто задумчиво поглядывали на марионетку, о чем-то тихо переговаривались, то и дело настороженно вслушиваясь в звуки снаружи. Наши люди то и дело уходили в дозор — мы посылали заклинателей на разведку по всем землям. Все же нам удалось добиться своей цели. Цзинь Гуанъяо серьезно разделил свои силы в попытке раздробить единство всех нас. Вэй Усянь сидел на своем месте. Каменное возвышение теперь покрывал черный дорогой шелк, красные нити вышивки струились потоками мертвой реки к полу. Он сидел несколько вальяжно, закинув щиколотку одной ноги на колено другой. Строгую прическу из гладкого пучка украшала яркая, праздничная красная лента, медянкой терявшаяся в длинных прядях. Роскошное плотное ханьфу из черного шелка подчеркивало налившееся силой тело молодого мужчины. На этом лице все меньше оставалось черт Мо Сюаньюя, все чаще играла знакомая дерзкая улыбка. Улыбка, ввергавшая в безумие многих заклинателей… Я мерно шагала взад-вперед, полы моего генеральского платья напоминали черные крылья духов мести. Я носила перешитую накидку отца с гордостью, а заклинания позволяли поддерживать чистоту платья. Я — дочь Не Минцзюэ. Из далекого темного угла раздавалось едва слышное пение, обрывки слов растворялись в звуках ткацкого станка. Наша Сун, едва только выбравшись из своего вместилища, принялась за работу. Из-под ее тонких мертвых пальцев рождалось белое полотно — саваны всем неупокоенным. Линь сидела прямо на полу, прислонившись спиной к двери, на коленях у нее примостился один из адских псов. Чжэнь замерла у стены, по диагонали от запертой по центру пещеры марионетки. Сквозь алое полотно на своем лице она разглядывала свиток перед собой. В плавных росчерках кисти, в насыщенных цветах, что все равно не могли передать красоты предгорий Хушань, предводительница мертвых невест искала свои ответы. Духи соседствовали с живыми… — Дети, — упало с губ Вэй Усяня. Мы все вмиг обратились к нему, даже Сун на мгновение прекратила свою песню, замер ткацкий станок. Адский пес приподнял голову с колена Линь, озадаченно посмотрел на Вэй Усяня. Линь грязно выругалась, послав нашего врага в такие дали преисподней, которые едва ли были известны даже Яньло. Чжэнь яростно дернулась на голос своего господина, ее руки сжались в кулаки. Я устало прикрыла глаза и покачала головой. Вэнь Нин позволил себе усмешку и медленно перевел взгляд на марионетку, которая, едва только заслышав голос Вэй Усяня, обеими руками ударила по удерживающему ее барьеру. — Он бросит против нас детей, — Вэй Усянь разглядывал флейту в своей руке, словно не хотел ни с кем встречаться взглядом. — Думает, — каркающе брякнула Линь, — раз мы нечисть, так ничего святого нет! — Линь, — звенящим от ярости голосом оборвала ее Чжэнь. Сун лишь равнодушно пожала плечами, и вновь застучал ткацкий станок. — Хуже псины, — не унималась Линь, мертвыми пальцами зарываясь в густую шерсть. Адский пес недоуменно уставился на невесту, сердито фыркнул. — Да не тебя, Бо, — расстроенно сообщила псу невеста. — Ты хороший. Прости, я тебя этим сравнением унижаю. Адский пес широко зевнул, продемонстрировав острые как бритва ядовитые зубы, и снова мирно устроился на ее коленях. Мы с братом переглянулись и на наших лицах расцвели одинаковые теплые улыбки. Невозмутимым остался лишь Вэнь Нин. Он хмуро оглядел марионетку, которая бесновалась в своей сфере, и небрежным жестом поправил звенья Ихань на запястье. Фэнбьян тут же мелодично отозвалась на моей руке, и наша мелодия легко легла на мотив, что напевала призрачная ткачиха. Бэлигто внимательно слушала нас и запоминала: как дикая кошка внимательно следила за всеми в центральной зале Фумо. Я легко и изящно прошла вдоль стены, остановившись лишь перед темной границей, за которой сидела Сун. — Нет, ну неужели совести нет! — нарушила молчание Линь и изо всей силы саданула кулаком по полу. Темные заклинатели, несшие караул у дверей, вздрогнули, но ничего не сказали. Вэй Усянь крутанул меж пальцев свою флейту: — Вся совесть осталась нам, Линь, — ответил он и запрокинул голову назад, прямо под вышитый герб нашего ордена. Трехглавый змей Темного Пути блеснул ало-голубым, словно откликаясь на этот жест. — Какие будут предложения? — Как интересно, — раздался голос с другого конца залы, а следом два раза веер разрубил воздух, словно меч. — Старейшина Илина говорит о совести. Вэй Усянь улыбнулся и прикрыл глаза, вмиг его улыбка обратилась оскалом. — Глава ордена Не, — низким голосом ответил мой брат другому брату, — что-то вы зачастили на Луаньцзань. — Ну что вы, глава Вэй, — Не Хуайсан решительным шагом вышел из потайного хода, пересек комнату и остановился прямо напротив меня, — я прихожу так часто, чтобы вы не успевали заскучать, — медленно, тягуче отозвался он и обвел всех присутствующих холодным колючим взглядом. — Какая интересная компания, — протянул Не Хуайсан и взмахнул веером. Он презрительно хмыкнул, когда увидел марионетку Гуанъяо, которая обернулась на его голос и вдруг рухнула на колени. Вэнь Нин приподнял бровь и покосился на главу Не, но тот лишь примирительно помахал ладонью, сладко улыбаясь: — Я не о вас, могучий Генерал. Как ваше самочувствие? — Сносно, — бросил Вэнь Нин и отвернулся. Не Хуайсан поджал губы и на несколько мгновений заинтересовался беснующейся марионеткой. — Спасибо, — бросил Вэнь Нин через плечо. — Что вы, Призрачный Генерал, — Не Хуайсан с мрачной улыбкой оказался рядом с ним, нарочито громко шепнул ему на ухо, — всегда рад вас видеть без оков. Вэнь Нин снова кивнул в ответ и застыл. — Как вам и полагается, — припечатал Не Хуайсан и резко сложил веер. Растягивая мгновенье, он неспешно повернулся к нашей добыче. Копия Гуанъяо действительно словно сошла с ума: кукла изо всех сил молотила по магическому барьеру ладонями, качала головой, разбрызгивая во все стороны густую красную киноварь. Не Хуайсан, совсем ничего не опасаясь, присел на корточки, приблизил свое лицо к лицу марионетки и жадно вгляделся в нее. — Оно слышит? — И даже чувствует, — хмыкнул в ответ Вэй Усянь. — Ублюдок накормил ее даосской пилюлей по старинному рецепту. — Во-о-о-от как, — Не Хуайсан не скрывал своего истинного изумления. — Щ-щенок отрастил зубы взамен молочных. — Не подскажете, глава Не, — раздраженно поинтересовался Вэй Усянь, — откуда у ублюдка такие знания, а? Не Хуайсан лишь усмехнулся в ответ: — Библиотека Лань и Ланьлин Цзинь. Услышит тут, подслушает там… Вэй Усянь приложил пальцы ко рту, медленно погладил нижнюю губу. Не Хуайсан презрительно хмыкнул, сверкнул глазами в его сторону: — Он же Верховный Заклинатель, глава Вэй, — с легким снисхождением ответил одному моему брату другой мой брат и резко раскрыл веер. — Когда он взошел на трон Фениксов, многие малые ордены и кланы поспешили поделиться с ним своими записями. Поспешили помочь новому владыке восполнить пробелы в его... Образовании, – ядовито закончил после паузы Не Хуайсан. Я грязно выругалась, отвернулась к стене, не желая, чтобы остальные видели мой гнев. Вэй Усянь хмыкнул: — Весь мир сговорился — решил вырастить себе головную боль. Не Хуайсан указал на Вэй Усяня сложенным веером: — Невероятно точное наблюдение, глава Вэй. Марионетка со всей силы ударилась головой о барьер, а Не Хуайсан лишь улыбнулся в ответ. — Как ты пробрался? — тяжело взглянул на него Доло, сел так, чтобы закрыть собой свою жену. Я потерла виски кончиками пальцев и открыла было рот, чтобы рассказать о том, как важны нам контакты с главой Не, но Вэй Усянь жестом привлек внимание нашего заклинателя, начретив в воздухе черное слово «необходимость.» Я, не теряя времени, подошла к брату, приложила ладонь к его груди — и в следующий же миг на его вороте появился защитный амулет. Не Хуайсан облегченно вздохнул, поблагодарил меня наклоном головы. — С ними все в порядке, Сяокин, — нежно улыбнулся он, прочитав в моих глазах безмолвный вопрос о муже и детях. — А-Лин? — упало с моих губ. Я тут же закрыла рот рукой, но было уже поздно: я слышала, как сочувственно вздохнула Чжэнь, и как шмыгнула носом сидевшая у дверей Линь. — Мальчик силен, Сяокин. Все твои сыновья сильны, — Не Хуайсан быстро вложил в мою руку записку. — Мальчик скучает и ждет тебя, — шепнул он, качнувшись ближе. В душе моей расцвела весна, я на миг едва не расплакалась от счастья. — Ну-ну, — быстро ответил Хуайсан, и взгляд его на миг потеплел, — не порть боевую раскраску, сестра. В нашем ремесле грим — самое главное! Мы тихонько рассмеялись, как сущие дети, и на миг в Фумо стало светлее. Доло понял, сел свободнее, однако руку Бэлигто из своей ладони не выпустил. Вдруг Сун прервала свою песню. В этот же миг Хуайсан резко повернулся к ней. Темным чутьем я понимала — они видят друг друга через все преграды между ними. Они смотрели друг на друга: мертвый и живая. Я услышала, как Сун положила руки на еще не готовое до конца погребальное полотно. — Я отвечу вам, живые и мертвые, — торжественно прозвучал ее голос. Не Хуайсан медленно, даже степенно поклонился в ее сторону. Они смотрели друг на друга, разделенные веками жизни, разделенные невидимым, но ощутимым барьером. Мертвая и живой. Могущественный дух и могущественный полководец. Легкая дрожь пробежала по телу Хуайсана. Я заметила, как он скривил губы в усмешке, против воли потянулся к амулету на груди. Скопление инь было ему в новинку, но он держался, он черпал силы внутри себя, в холодной, как сталь, ярости детей клана Не. Сун смотрела прямо на него, и в этот миг мне показалось, что Хуайсан знает — покрывало на лице мертвой ткачихи не мешает ей видеть его насквозь. Сун молчала долгие три удара сердца, а когда заговорила вновь… — Черный дракон не знает границ, не знает преград и замков, заклинатель Доло, — обращалась она к одному, но говорила со всеми. — Госпожа сказала ему о тайной тропе, но даже если бы и не сказала — Черный Яцзы приходит в свой срок. Никто не знает этого срока, но неизменно одно — черный дракон всегда прилетает, когда наступает пора темной жатвы, — закончила она и, наклонив голову к ткацкому станку, снова запела погребальную песнь. Хуайсан поклонился, неспешно и степенно, так медленно, что, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он выпрямился. Сун приняла его вежливость наклоном головы и, не отрываясь от работы, сказала: — Я сотку саван и для него. Хуайсан, который, уже было отвернулся и шагнул ближе к нам, замер на месте. Словно не замечая наших пристальных взглядов, он бросил через плечо: — Сотки два. Для безголового тоже. Повисла тишина, тяжелая, как могильная плита, и дурная, как настойка из бадьяна и багульника. — Хватит, — вдруг хлопнул в ладоши Вэй Усянь, и мы все словно ожили. Предводительница мертвых невест первая исполнила приказ своего Господина. — Дети — это будущее, — поплыл по пещере голос Чжэнь. Она резко развернулась ко всем нам, покрывало на ее лице опасно взлетело, обнажив нижнюю половину лица. Губы Чжэнь были красны, как коралл, а улыбка широка и зла — кровавая слюна покрывала белоснежные и ровные зубы. Туман инь, окутавший ее фигуру, медленно заклубился к потолку. — Он жаждет лишить нас будущего, — отозвался Вэй Усянь. — Не так, — шагнула я ближе к брату, — он жаждет, чтобы мы сами себя лишили его. На его глазах. Доло, — я прикрыла веки и судорожно вздохнула. — Повтори ещё раз. Для него, — я указала ладонью на Не Хуайсана. Бэлигто, как хозяйка, поспешила принести гостю табурет, поставила для него еще один столик. Ловкими и уверенными движениями она расставляла угощения. Не Хуайсан наблюдал за этим с легкой милой полуулыбкой, поблагодарил девушку поклоном и повернулся в мою сторону, вопросительно изогнув бровь. — Значит ли это, Цзян-мэй, что-о-о, — протянул он и обернулся к Вэй Усяню. — В свой срок, глава Не, не торопите события, — благодушно ответил Вэй Усянь. Я поддержала его слова наклоном головы. Не Хуайсан подозрительно покосился на чайник, на гордо замершую поодаль Бэлигто. — Не хочу обидеть молодую госпожу, — осторожно начал Не Хуайсан и скорчил беспомощную рожицу, бросил на меня осторожный взгляд. Бэлигто закатила глаза: искусство чая пока оставалось единственным недоступным ей. Я с улыбкой покачала головой и присела рядом с братом, обнадеживающе похлопала его по плечу. — Чай заваривала я, — я кивнула, для пущей убедительности и легко поднялась на ноги. Не Хуайсан облегченно выдохнул, наполнил пиалу и залпом выпил чай, словно это было вино. Бэлигто сердито фыркнула, сверкнула глазами на нашего гостя. Не Хуайсан в ответ лучезарно улыбнулся и подмигнул бы в ответ, если бы не раздалось покашливание Доло. Тень снова набежала на наши лица. Доло встал, поклонился сначала в сторону Вэй Усяня, потом мою, потом обратился к Не Хуайсану: — Генерал Не, — начал он и снова поклонился. Не Хуайсан резко взмахнул рукой, приказывая продолжать. Доло прокашлялся и отчеканил: — Наша разведка доносит о создании шести отрядов из юношей и девушек — учеников ордена Лань Лин Цзинь и присягнувших ему орденов и кланов заклинателей. Они плохо обучены, среди них нет никого из старших наставников. Глава Цзинь бросает их на наши укрепленные районы, именно туда, где линию фронта с нашей стороны защищают духи и присягнувшие Илин Вэй существа. Не Хуайсан взмахнул рукавами и снова подлил себе чаю. Он с ледяным равнодушием слушал доклад темного заклинателя, время от времени косился в сторону марионетки Гуанъяо, которая неотрывно следила за самим Не Хуайсаном. — Чувствуешь… — выплюнул он, глядя на то, как кукла склонила голову к плечу и со всей силы ударила кулаком по барьеру. Я прошлась за спиной Не Хуайсана и на обратном пути остановилась рядом с ним, шепнула ему на ухо: — Чувствует янскую мощь Не, но не понимает откуда. Не Хуайсан довольно хмыкнул, посмотрел на меня снизу вверх и кивнул. — Отозвать духов и покорившихся детей инь значит оголить участок фронта, — ехидно отозвался Вэй Усянь. — Почему бы и не заманить их поближе к Луаньцзань, глава? — вскинулась Бэлигто и легко поднялась на ноги. — Здесь-то мы уже точно с ними разделаемся! — злобно рассмеялась Линь. Чжэнь тяжело вздохнула, легонько тронула золотые кисточки по краям своего свадебного покрывала: — Глава и Хозяйка вместе с генералом не хотят их видеть тут, Линь. Чем меньше враг знает о нас, тем лучше для нас и наших союзников. Мы несем войну на его земли, а не он на наши. — Госпожа очень умна, — с почтением отозвался Не Хуайсан. Чжэнь в ответ молча поклонилась и повернулась к картине на стене, вернулась к созерцанию. Я с теплой улыбкой проследила за ней. На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушенная саркастическим вопросом Не Хуайсана: — Неужели нам нечего противопоставить врагу, глава Вэй? Столько усилий, — он указал на марионетку, — столько жертв, — его ладонь на миг замерла в направлении Вэнь Нина, а после Не Хуайсан указал на меня, — и мы никак не сможем выкрутиться из этих «бычьих рогов»? Вэй Усянь пропустил ядовитую насмешку мимо ушей: — Глава Не, — со вздохом отвечал мой брат, ни на миг не отрывая взгляда от своей флейты, — видите ли, любое искусство заклинательства будет иметь свои недостатки и ограничения. Для того, чтобы понимать, какое воздействие было наложено на юных заклинателей, брошенных в бой, мы должны захватить кого-то из этих юных заклинателей. Не Хуайсан задумчиво пожевал губами, покачал головой и ответил, глядя в свое отражение на поверхности чая, словно обращался сам к себе: — Вот поэтому я и предпочитаю стратагемы всей этой заклинательской чуши. Надежнее. Я взметнула ладонь, пресекая все попытки протестовать от Доло и Бэлигто. — А они ведь в плен не сдаются, да, глава Вэй? Молодая поросль, — медленно протянул Не Хуайсан, — воспитанная в обожании к своему лидеру, скорее выберет смерть от своего меча, чем любой разговор с врагом… В юности все кажется… иначе. — А что же вы, госпожи-невесты? — обратился после недолгого молчания Не Хуайсан ко всем трем разом. Сун не ответила, она больше ни на миг не отвлекалась от своего станка. Линь лишь пробормотала что-то в ответ и сердито дернула рукава свадебного платья. Чжэнь молчала, но я заметила, как она напряглась. Я в ответ на взгляд брата равнодушно отвернулась, зная, что он поймет меня без слов. — Везде свои секреты, — хохотнул он в ответ и снова потянулся к нефритовому чайнику. По всему дело выходило скверным. Вэй Усянь услышал этот звук первым, подпирая щеку рукой, он вдруг нахмурился, перевел взгляд в центр пещеры. Они переглянулись с Вэнь Нином: тот тоже хмуро воззрился на темное дерево паркета. Линь вдруг хихикнула и ласково потрепала адского пса за ушком. В следующий же миг, посередь залы, прямо из тверди скалистой породы вырос цветок. Лиана уходила глубоко, к корням горы, была твердой, как плотно сплетенный канат, и темно-зеленой, как мох в глубине леса. Она пульсировала, словно живая, и, если приглядеться, можно было заметить, как темная ци течет внутри нее, словно кровь по венам. Огромный бутон цветка плотно сжал свои лепестки у центра, по форме напоминая свернувшегося калачиком человека. По пещере тут же поплыл терпкий персиковый аромат, красноватый дымок словно от благовоний, что жгут в ночь любви, завитками стремился к потолку. Не Хуайсан удивленно посмотрел на всех нас, в его глазах мелькнуло рубиновое пламя, он лениво отмахнулся от ароматного пара. Его рука оставила темно-красный след в воздухе. Из бутона раздался тихий женский смех, и в следующий же миг лепестки с тихим звоном раскрылись, и перед нами, откинувшись назад, предстала прекрасная девушка, обнаженная по пояс. Темные волосы падали на спину и грудь, лишь подчеркивая красоту ее тела. Лиана, удерживающая бутон, свернулась кольцом, словно хвост змеи. Девушка покачивалась в своем бутоне, тихонько посмеиваясь, она без стыда демонстрировала себя, зная, что самая прекрасная из всех темных детей. В продуманном беспорядке ниспадающие с лепестков алого лотоса черные пряди то приоткрывали ее нефритовую кожу, играя с гранями бесстыдства, то, словно полог, закрывали ее полностью. На щеках красавицы играл одновременно смущенный и призывный румянец, полные губы распухли и раскраснелись словно от поцелуев. Тонкие, изящные пальцы легли на твердые лепестки цветов. — Духи страсти, — с уважением прошептал Не Хуайсан. — Все так, господин, — отозвалась девушка, качнулась вперед и одарила его проникновенным взглядом бирюзовых глаз. — Опять малышка Шуй выпендривается! — буркнула Линь и сердито зыркнула по сторонам, на обомлевших от дурмана темных заклинателей: — Чего вылупились? А ну-ка челюсть поднимите! Позорище! Только слюнями не подавитесь! Что, дев похоти не видели ни разу?! — она поочередно дернула каждого из заклинателей за рукав, а когда те никак не отозвались на ее жест, впилась ногтями в их ладони до крови. — Госпожа невеста! — воскликнул первый и сердито вырвал ладонь из хватки Линь. — Госпожа! — поддержал товарища другой. — То-то же! — довольно хмыкнула Линь и сложила руки на груди. — Вылупились, как деревенщины! Что, голой бабы не видели! А ты! — обратилась она к Шуй. — Тоже мне! Вся напоказ, никакого стыда! Бэлигто сурово посмотрела на мужа, но Доло не поднимал глаз от пола. Лишь убедившись, что ее муж не попал в плен чар, она позволила себе выдохнуть. Шуй лишь хмыкнула и свысока посмотрела на Линь: — Не завидуй, сестричка, — томным голосом отозвалась она. — Ты тоже прекрасна-а-а. От твоего лица падают замертво! — Ты! — обиженно воскликнула Линь. Резко и сердито прозвучал ткацкий станок Сун. Чжэнь повернулась в сторону цветочного духа и погрозила ей пальцем. — Шуй, — холодно позвала ее я. Дух цветка тут же сникла, покорно опустила глаза, лепестки ее цветка потянулись ближе к хозяйке, образуя подобие одеяния. — Простите, Хозяйка, Господин, — ответила дух. — Я забылась. — Вы обе, — сурово ответила я. Духи вмиг присмирели. — Шуй, — тепло обратился к ней Вэй Усянь и цветочная дева словно воспряла. Ее губы тронула легкая и нежная улыбка. — Ты ведь появилась не просто так? — Не просто. У меня и моих сестричек и братьев есть решение беды. Мы прорастем на их пути, — звонко и чисто закончила она. — Это может быть опасно, — вмешалась я. — Ничуть, Хозяйка, — Шуй потянулась ближе ко мне, ее цветок плавно поплыл по воздуху, опустился на уровень моего роста. — Наш враг бросает против нас юношей и молодых дев, полных энергии инь и ян. Его заклинание подчинения держится на этом молодом духе. Он использует их молодость и страсть против них же. А мы с сестричками, — ее голос вновь стал томным, в глазах мелькнул огонь всепожирающей страсти, — падки на молодую кровь. — Вы способны удержаться? — поинтересовался Не Хуайсан. — В легендах говорится, что вы выпиваете душу и жизнь без остатка. — Конечно! — уязвленно шикнула в его сторону Шуй. — Мы прекрасно собой владеем, в пример многим. Господин, Хозяйка, позвольте нам вступить в бой. — Шуй, поведай, что ты хочешь сделать? — уважительно поинтересовался Вэй Усянь. Лиана выпрямилась, с шелестом потянулась по полу, а хозяйка цветка оказалась на расстоянии в почтительные десять шагов от возвышения главы Вэй. — Мы прорастем там, где будут ступать юные отряды, обманом и чарами отрежем их от остальных. Погрузим их в сладострастные сны… и через их грезы, — лепестки медленно обнажали свою хозяйку, персиковый густой аромат распространился по пещере вновь. — Через их грезы мы выпьем до дна всю ту муть, что наложил на них враг. — Это приведет их в истощение? — обратился к ней Не Хуайсан. — О, нет, нет, глава Не. Юные души быстро приходят в себя, а молодые крепкие тела быстро восстанавливают силы, — она любовно погладила лепестки цветка. — Они просто проспят крепким сном несколько дней. — Бродячие заклинатели, — протянула я. — Попросим их приглядеть за юными заклинателями. – И хорошо за это заплатим! – задорно щёлкнул пальцами Не Хуайсан. Вэй Усянь в ответ равнодушно пожал плечами, что не осталось без внимания главы Не. Не Хуайсан резко повернулся в сторону Старейшины Илина и с насмешкой поинтересовался: – Что вас так озадачило, глава Вэй? – Не считая вашего пристуствия, глава Не, – злую насмешку они делили поровну, – не все меряется деньгами. Вы дадите много, – Вэй Усянь вскинул ладонь, едва только заметил что Не Хуайсан готов к очередной колкости. – но враг может дать ещё больше. – Всегда можно назначить такую цену, которую никто не перебьет, – подхватил Не Хуайсан, всем видом показывая свое нетерпение. – Верно, – кивнул в ответ Вэй Усянь и в глазах его мелькнуло что-то такое, что словно волны на берег, распространилось на всех нас. Даже Не Хуайсан вцепился в столешницу, едва успел одернуть себя от желания склонить голову. – Именно поэтому, глава Не, я предпочитаю красть сердца, – алый блеск мелькнул в глазах Вэй Усяня, а короткий смешок походил на стон. Но прежде чем я вмешалась в эту перепалку, цветочная дева выступила первой. — Хозяйка слишком тревожится, — робко ответила мне Шуй. — Пусть своих чад забирают родители. Хотя и их бы стоило воспитать розгами! — Великая сила на вашей стороне, глава Вэй, — саркастически подметил Не Хуайсан. Вэй Усянь только было открыл рот для очередной колкости, как вмешалась Шуй. Неспешно она направилась в сторону Не Хуайсана, не сводя с него пылающего взгляда, замерла в трех шагах от него. Не Хуайсан следил за ней со снисходительной полуулыбкой, я видела, как в нем, несмотря ни на что, просыпается художник. Шуй не будила в нем низменной страсти, но позволяла любоваться собой, не скрывая своего очарования. — И даже наша сила, глава Не, меркнет перед одной единственной силой, — сладострастно шепнула она, перевела взгляд с него на меня и обратно. — Уж вам ли не знать, — ее голос упал до предательского шепота. Лицо Не Хуайсана вмиг стало злым и суровым, взгляд холодным и колким. Шуй словно не заметила преображения мужчины перед собой. — Знаю, цветочная дева, — отчеканил он, глядя ей в глаза. — Все ради нее. — Ради любви, — громко сказала Шуй и победно взмыла под потолок. *** Когда персиковый туман обволок каждого из молодых заклинателей, девушка легко взмыла над землей. В этот же самый миг, среди заклинателей, что остались ждать своего командира, раскрылись цветы. Пораженные, ослепленные, преисполненные восторга и страсти, юноши глядели на цветочных сестриц, подавались на их ласки, тянулись вперед. Амулеты Гуанъяо тлели от персикового аромата, осыпались пеплом от тяжелого, сладкого красного тумана, что залил всю округу, словно вино шелк. Юные заклинатели роняли мечи, не успевали даже защититься. Молодой командир сопротивлялся дольше всех. «Какая разница!» — поздно понял он надпись на мече цветочного духа, обратившегося заклинательницей. Шуй призывно улыбнулась и щелкнула пальцами — личина юной ученицы клана Цзян сползла с нее с считанные мгновения. *** Шесть отрядов юных заклинателей были найдены позже. Все как один юноши и девушки спали крепким сном, да так, что ни чары, ни угрозы не могли заставить их пробудиться. Они открыли глаза и поднялись с лежанок ровно тогда, когда перед нами рухнули крепостные ворота Башни Золотого Карпа. *** Ночь была морозной. Я, прокрутив в голове воспоминания, прошлась вдоль обрыва, взглянула в густую тьму там, в глубине ущелья. Ветер знал, что я желаю тишины, и в этот миг до меня не долетало ни звука сражений. Тишина. Пустота. Тьма. Серый унылый пейзаж. И мерное гудение темной и светлой ци внутри меня. Я увлеклась созерцанием этого мертвого пейзажа. Так погрузилась в пение силы внутри своего тела, что еда не вскрикнула от неожиданности, когда на тропе показался один из темных заклинателей. — Демоница Илина! Рубеж обороны врага прорван заклинателями ордена Гусу Лань и заклинателями ордена Цинхэ Не! — Юньмэн Цзян? — ледяным властным тоном поинтересовалась я. Темный заклинатель растерялся, чуть смутился: до него доходили слухи об еще одном игроке в нашей партии с Вэй Ином. И речи это были столь противоречивые, что молодое поколение нашего новорожденного ордена не знало, что им и думать. С одной стороны, Цзян Ваньинь долгие годы защищал и поддерживал меня и планы Старейшины Илина. С другой — сам же и убил его, совершив самосуд. Он проклинал Вэй Усяня, но взял в жены меня, даровав мне место рядом с собой и власть над всем Ляньхуа. Это все было слишком сложно для юношей и девушек, привыкших к дикой простоте степей… Поэтому наш ученик принял самое простое решение: просто следовать за старшими, не задавая лишних вопросов. — Заклинатели из Ордена Юньмэн Цзян взяли Башню в кольцо с севера. Все ждут лишь вас со Старейшиной, — он вскинул на меня разгоряченное румянцем лицо. Молодой мужчина рухнул на колени, не стал скрывать от меня радости, что буквально сотрясала все его существо дрожью. — Мы выдвигаемся на штурм, — упало камешком с моих губ, предвестником лавины, эхо которой тут же отозвалось далеко в горах. *** Впервые за этот месяц мы остались одни. У главы молодого ордена много дел. Еще больше дел у его Правой Руки. Война никуда не делась, но и рутина тоже требовала внимания. Мы, бывало, не могли и увидеться, не то что пожелать друг другу доброго утра! Я почувствовала его, я, которая давно уже научилась видеть не просто сердце Тьмы — различать ее оттенки, без труда увидела его среди милого сердцу мрачного пейзажа. Мой брат сидел на краю обрыва, совершенно по-детски болтал ногами над пропастью. И все же я видела, как подрагивают его плечи, я услышала тихий скрип Чэнцинь, перестук двух нефритовых бусин на кисточке. Лотос и облако. Мой Усянь вглядывался в горизонт, в тяжелые черные снежные тучи, наползающие с горизонта. Я не кралась, но все же ступала тихо, пыталась заранее разгадать, желает ли мой брат, чтобы его уединение было нарушено. — А-Чжи! — его голос дрожал, он взметнул руку в сторону и поманил меня к себе, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от надвигающихся туч. Я с широкой улыбкой присела рядом, сложила полы ханьфу уголками на коленях и весело помотала ногами в такт брату. Вэй Усянь повернулся ко мне: на лице цвела тень моей улыбки, он даже зажмурился, как довольный кот. Сердце сладко защемило — в этот самый миг он так напомнил мне А-Шэня! А-Шэнь… где-то он сейчас? Конечно же, я знала где он — в безопасности, за семью замками. Как и все мои дети. Мы корчили рожицы и дурачились: несколько долгих минут показывали друг другу язык, растягивали губы и щеки в разные стороны. Записка, переданная мне Хуайсаном, согрела кожу у сердца. В этот раз мои мальчики превзошли сами себя: никогда прежде еще их каллиграфия не была столь совершенной! Я не заучивала их слова, но каждое из них легло на мою душу красной и золотой тушью. «Тетушка! Весь мир должен знать — я не только сын своих отца и матери, я — племянник своих дяди и тети. Как вы с дядюшкой бросили вызов всему миру, так же поступлю и я. Не брани меня после, дорогая тетушка, и дядюшку попроси попридержать Цзыдянь. Весь мир будет уважать и бояться меня, иначе я не Цзинь Жулань!» В этих строках прослеживалась горделивость Цзинь Цзысюаня, самоуверенность Цзян Чэна и тенью скользил дух Цзинь Гуаньшаня. Но мое сердце грело то, что начал он с любви, трепетности и почтительности своей матери, моей шицзе. Мой мальчик, мой дорогой, сильный и смелый мальчик…. Волна тепла распространилась по телу, удушающая нежность обвилась вокруг горла словно шелковый шарф. Я смотрела в глаза своего брата, а в ушах словно звенел голос моего старшего сына. Его почерк шел сразу же после строчек Цзинь Лина. «Матушка! Я очень скучаю по вам и отцу. Я знаю, вы бы не желали от меня других строчек в самом начале. Но и никогда не простили бы меня, если бы я утаил от вас правду. Вы с отцом всегда учили меня говорить прямо перед вами. Я зол на вас, матушка. Вы оставили моего отца, моего шиди и моего брата. Вы ушли на свою гору вместе…» — тут кисть моего А-Иня едва не дрогнула. Но наш будущий Цзян Цзиньпинь, по второму имени Симянь, недаром будущий глава ордена Юньмэн Цзян — рассудительность не изменила ему. Хоть гнев и заставил моего сына отложить кисть. На время. «…вместе со Старейшиной Илина. Я злюсь на вас, но вас не осуждаю. Но, матушка, мне дается это тяжело. Вас позвал долг, матушка. Но что до долга госпожи Цзян? Вы оставили не только отца и орден — вы оставили моего шиди и моего брата.» А-Инь снова повторил это. Мой сын очень хотел показать, что он сильный, что наша разлука не ранила его. Строчки вели дальше. «Шифу Лань непременно бы одернул меня, сказал, что я должен быть почтительным. Но я ваш сын, я — старший в семье. Матушка, я имею право спросить вас: как же ваш долг перед нами?» «А что насчет меня, А-Чжи?! Что насчет меня?!» — когда-то кричал мне в лицо Цзян Чэн. Там, целую жизнь назад, на пороге Залы Беседы в Золотой Башне, его голос то взлетал молодым громом, то падал до хриплого шепота. Тот же молодой гнев, то же едва сдерживаемое внутреннее пламя я читала в этих строчках. Мой сын не мог схватить меня за плечи, встряхнуть и потребовать немедленного ответа. Зато Цзян Чэн тогда мог. И оба они были правы. Прав был Цзян Чэн, спрашивая в ту ночь о самом себе, требуя, по праву требуя своего места в моей жизни. Прав теперь и мой сын, взывая к материнскому долгу. Мой мальчик… мой молодой тигр с сердцем феникса! Пусть мой сын больше и не положит свою голову на мои колени, я готова была смириться с этой болью. Важнее было, что мой сын не позволил ненависти прорасти в своем сердце. «Вы — госпожа Цзян. Вы моя матушка. В это я верю и буду верить до конца. Я готов понести наказание за свою дерзость, но все же, матушка, когда вы вернетесь в Ляньхуа?» Мы с Вэй Усянем все еще дразнили друг друга, когда я услышала внутри себя голос моего младшего сына. «Мама!» — звонкий голосок зазвенел у меня в ушах, едва я прочла первое слово. Мой Юньшэнь, будущий заклинатель Срединного Пути, как всегда был открыт передо мной. «Я люблю тебя, мама. Я и братья — мы очень скучаем. А-Лин ходит мрачный, совсем как отец, когда вы ссоритесь. А-Инь грустит, хотя они оба притворяются передо мной спокойными. Иногда, мама, мне кажется, что они мне врут, они обижают меня своей заботой, считают, что я еще маленький. Я не маленький, мама. Я будущий заклинатель. Я знаю, что бы вы хотели услышать — я тренируюсь с Ветром, мама. Недавно мы сели завтракать, но А-Лин вдруг бросил палочки и сказал: — Как я могу есть, когда дядя и тетя неизвестно где? А вы? Сидите тут как ни в чем не бывало! — накинулся он на нас. Мама, они тебе не скажут, но скажу я — они едва не подрались, мне пришлось сказать им слова Великого Учителя о порядочных юношах. Но они снова переругивались, и тогда я взмахнул рукой, совсем как ты, мама, и Ветер донес мне — ты сейчас пьешь чай. Я вскочил и закричал что было мочи, а Ветер раскидал их по террасе. Прости, матушка, я не хочу, чтобы ты тревожилась, но если бы я утаил правду — ты бы разозлилась. Я тренируюсь постоянно. Мы хорошо едим. Госпожа Роу сказала нам, что если мы не будем хорошо питаться, она повесит нас вниз головой на иве. Когда братья успокоились, они спросили меня, чей это был Ветер. Я сказал, что мой, и рассказал им, что ты пила чай. Мама, они так вылупились на меня! Но это их немного успокоило. Мама. Мы все упорно учимся, я стараюсь что есть сил. Ты и дядя Вэй сказали мне — я буду первым заклинателем, кто сможет идти обеими дорогами. Я горд, мама. Но больше всего я хочу, чтобы ты гордилась мной. Я немного боюсь за тебя. Боюсь, что наш враг навредит тебе, отцу и дяде Вэй. Но я не даю себе об этом думать, чтобы не лезть не в свое дело. Я люблю тебя, мама. Твой младший сын — А-Шэнь. ” Я едва успела заметить, как Вэй Усянь вот уже несколько минут пристально смотрит на меня. Он уже не улыбался, хотя уголки его губ чуть дрожали. Вместо ответа я похлопала себя по груди, намекая на письмо от детей. Вэй Усянь в ответ понимающе усмехнулся, отчего-то резко расправил ткань на коленях и посмотрел за горизонт. — Ждешь? — теперь настал мой черед усмехаться. — Жду, — не глядя на меня ответил Вэй Усянь. Он сгорбился, сжал в руках ткань черного ханьфу, запрокинул голову и закрыл глаза. — Я знаю, что это невозможно, но все равно жду. — Цзэу-цзюнь в плену, он не может… Я не боялась этих неловких слов. — Знаю, — отозвался брат. Я робко посмотрела на него, силясь разгадать, сколько же чувств в этот миг терзали моего брата. — Я все пытаюсь понять, — пробормотал А-Сянь, все еще не открывая глаз, — что же он во мне… Вэй Усянь запнулся на полуслове, а я прижала ладонь ко рту. — Ты теперь глава ордена, не какой-то там оборванец, — фыркнула я. — Достойная пара Второму Нефриту. — Шифу Лань будет в восторге, — хохотнул Усянь в ответ. Он качнулся вперед и опустил голову на грудь. — Я все думаю: насколько же мы с тобой жадные, Тяньчжи. И сколько же... Сколько же боли мы им причинили, – взгляд А-Сяня стал пустым, на лице мелькнула рассеяная улыбка. В этот мио он мне снова напомнил того малыша, что разделил со мной свою лепешку на берегу озера. Ещё теплую лепешку. – Мы же... Мы же не хотели, да, А-Чжи, никогда не хотели? – он с надеждой посмотрел на меня. – Не хотели, – со вздохом согласилась я. – Но так уж вышло, – теперь пришел мой через вглядываться в горизонт, – что боль часть бытия. Ее испытвает все живое. – Но если мы любим... – Вэй Усянь словно потерялся в словах, оборвал себя. – И если мы любим мы причиняем боль. Даже если того не хотим. Особенно если не хотим. И мы, и нам. Но однажды этот круг должен остановиться. Иначе мы погибнем, – мы посмотрели друг на друга. – И кто просил этого дурака… ждать? Терпеть кнут?! — вдруг с яростью прошипел он и сердито глянул на меня. Я спокойно выдержала его гнев: — А кто просил молодого главу Цзян таскаться сюда чуть ли не каждый день? Вэй Усянь откинулся назад, упер ладонь в камень сзади: — У вас все было очевидно, — с какой-то тоской сообщил он мне, разглядывая свою флейту, — все видно невооруженным глазом. Вы созданы друг для друга. Я знал, что он за тобой придет. Выкрадет тебя, повесит меня на моих кишках, но вернет тебя в Пристань Лотоса. Я повторила позу брата и снова фыркнула: — Цзян Чэн бы… — Не посмел? — иронично бросил Вэй Усянь. — Сестренка! Ты столько лет командуешь мужчинами, тебе подчиняются фениксы, черепахи, драконы, тигры, волки и медведи — а наши сердца все еще для тебя загадка. — Как и наши для вас, — ответила я колкостью. Вэй Усянь улыбнулся, поглядел на меня: — Цзян Чэн бы убил меня. Не думая. Не рассуждая. Одним взмахом своего меча отправил бы меня на жаркое свидание к Яньло, если бы и правда поверил слухам. Он сказал об этом легко и так же легко пожал плечами. — Тогда, да и сейчас между вами все просто. Просто и прекрасно, — он крутанул Чэньцин в руке и снова взглянул на черные тучи. — Но он… он другой, Тяньчжи. По нему тогда было ничего не понять. А теперь… я боюсь, что он испугается меня, Тяньчжи, — Вэй Усянь посмотрел на меня, приоткрывая свою душу. — Испугается, — снова повторил он, зная, что я услышу все то, что он не хочет облачать в слова. — Он… я не вернусь с ним в Гусу. Хоть я и в теле дурака, но я-то не дурак. — Он требовал этого? — Требовал, — тяжело выдохнул Вэй Усянь, уселся удобнее. — Еще бы они со Вторым Нефритом не сдружились, — цокнула языком я и закатила глаза, намекая на теплые отношения между Цзян Чэном и Лань Ванцзи. — Тогда своего Саньду не слушалась ты, а теперь своего Ханьгуань-цзюня снова не слушаюсь я, — голос Вэй Усяня дрожал. — Он ставит под сомнение все, во что верил годами. Годами, сестра! — Он помогал нам, — моя ладонь накрыла его руку сверху. Я ощутила, как дрожит мой брат. — Он ждал твоего возвращения. Мы замерли, у обоих в глазах стояли слезы. — И играл «Расспрос», каждую ночь. — И играл «Расспрос, ” — эхом ответила я. — Я слышал, — уголки губ Вэй Усяня дрогнули, но улыбка, даже грустная, так и не расцвела на его лице. — Но не мог ответить. — Он знает. — Знает, — Вэй Усянь взглянул на ночное небо и закрыл глаза. — Выдала меня, да? — все же знакомая дерзкая тень набежала на его лицо. — Еще бы не выдать! — закатила я глаза. — После той взбучки, что я устроила заклинателям… — я покачала головой. — Он ответит. Этот ублюдок ответит за ту плеть, — Вэй Усянь уверенно кивнул. Я, дурачась, шлепнула его по плечу: — Да от малыша А-Яо так ничего не останется, что судить Яньло будет! — А кто сказал, что его будет судить кто-то кроме нас? — пургой прозвучал вопрос. Я устало выдохнула и махнула рукой. Вэй Усянь придвинулся ближе, в глазах его вспыхнул озорной огонек: — Сестра, сестрица, — сладко запел он и доверчиво положил голову на мое плечо, — так что же было, сестрица? Я ласково потрепала Вэй Усяня по щеке, поцеловала в макушку и прислонилась к его лбу щекой. Мы обняли друг друга. — Я видела его глаза, — без тени ребячества произнесла я. — Видела глаза человека, который едва ли не сходит с ума от бессилия, — мои пальцы зарылись в длинные пряди Вэй Усяня, — боли, злости и отчаяния. Он с первого дня моего возвращения с Луаньцзань делал все, чтобы защитить меня. А я — чтобы помочь ему. — Ради меня, — Вэй Усянь тяжело вздохнул. — Сначала — ради тебя. А потом… потом мы с ним спаялись, крепко, как звено к звену. Сами по себе. Я увидела тот взгляд. Он преследовал меня, когда после той кампании мы с Цзян Чэном вернулись домой, в Ляньхуа. И я больше не могла молчать. Начиналось лучшее время… — И он пошел, пошел просто не думая! Вы все не думали! — Вэй Усянь резко отстранился от меня и постучал по моему виску. — Так открыто заклинали! А если бы вас кто-то увидел?! Я тепло рассмеялась, глядя на встревоженного Вэй Усяня: — Вот так ему и скажи. С этим же взглядом, этим же тоном. И все твои тревоги сдует ветром, — я легонько щелкнула его по носу. — Сестра-а-а, — смущенно протянул Вэй Усянь и положил мне голову на колени. — Это слишком откровенно, даже для тебя! — Откровенно! Ха! Да знаешь ли ты, — я наклонилась ближе, — что А-Чэн всерьез спрашивал меня: «Что же это, Тяньчжи, нам теперь приданное ему готовить?» Вэй Усянь со стоном накрылся широким подолом моего одеяния, засучил в воздухе ногами. — Вы это еще и с А-Чэном обсуждали-и-и. — Мы старшие в семье, несем за тебя ответственность! — назидательно воскликнула я, но Вэй Усянь лишь громче застонал в ответ. — Я же не маленький, — сообщил он, наконец, мне. — Ну, это как поглядеть, — округлила я глаза и помогла ему подняться. В этот же самый миг раздался глухой рев горна, а над нашими головами пролетел и расцвел в небе трехглавый змей. Пора было выдвигаться. Мы взялись за руки, кивнули друг другу и с места взмыли в небеса, словно приказывая всему миру любоваться нами на фоне пылающего в небе черно-алого змея. А на наши плечи медленно падал снег…