Мудрость обнимающая лотос

Сотник Не И. Что ж, слово сказано, имя произнесено. Произнесено ими. «Сотник? Сотник Не И?» — эхом пронеслось по вершине горы. Вэй Усянь недоуменно покосился на меня, а в следующий же момент опустил руки, прижал левую ладонь к груди и рассмеялся. — Цзинь Гуаньшань, — ядовито бросил он, оглядывая потрепанных заклинателей перед собой, — Цзинь Гуаньшань! — закончил он, сверкнув глазами. Вэй Усянь резко крутанул флейту меж пальцев руки и криво усмехнулся, покосился на закатную сторону. — А ты хорош! Когда понял, к чему все идет, позаботился о том, чтобы с приходом засухи у нас ледяной кувшинчик-то остался. Хорош, — оценил Вэй Усянь почившего главу Цзинь и довольно хмыкнул. — Госпожа, — тихо прошептал Цзинь Мин, все еще стоя на коленях. На его лице, покрытом грязью и кровью, мелькнула теплая улыбка. Тут же стоявший рядом юноша протянул руку, помог ему подняться. Я смотрела на них всех и не могла поверить: живы! Великое Небо, все они живы! — Цзинь Мин, — тихо проговорила я, — Цзинь Мин! — воскликнула я и бросилась вперед. Мой боевой товарищ немедленно поднялся с колен, я, совсем не заботясь о мнении окружающих, бросилась ему на шею. Мы крепко обнялись, я подняла взгляд к небу, безмолвно поблагодарила своего великого Предка. Цзинь Мин крепко прижимал меня к себе. Так мы и застыли на несколько долгих мгновений. — Свои, — бросила я через плечо и тут же добавила: — Доло, прикажи людям занять прежние позиции. Пошли двоих на разведку, проверьте, остался ли кто… — В ущелье только далаолагуи госпожа, — качнул головой Цзинь Мин. — Далаолагуи и трупы. — Все равно займите позиции, — мой голос дрогнул лишь на миг. Мы переглянулись с Вэй Усянем, по его лицу, опасно сверкающим глазам, жесткой ухмылке я прочла: «Я же говорил, Тяньчжи. Там невиновных не было.» Мы кивнули друг другу, в следующий же миг Вэй Усянь резко развернулся к темным заклинателям, хлопнул в ладоши, привлекая внимание. — Так, друзья, разделимся… Команду Демоницы Илина выпо… — он шагнул вглубь ровного строя, и скоро его голос стал совсем не слышен. Я улыбнулась, только заметив едва различимое мерцание защитного барьера в воздухе. Мой брат дал нам спокойно поговорить. — Цзинь Мин! — снова воскликнула я и сжала в объятиях своего товарища. Теперь он, не связанный приличиями, ответил на мои объятия теплее. Остальные заклинатели обступили меня. Я разрывалась между желанием обнять их всех разом, словно бы они и правда были моими детьми. — Как вы нашли меня? Когда вы выдвинулись в путь? С кем сражались? Я касалась каждого из них, и от моих прикосновений их раны медленно исцелялись. — Ну и компания у вас, сотник! — Да-да! — А ну, цыц! — шутливо погрозился им Цзинь Мин, — чай, знали, на что шли и кому служили, — он обвел заклинателей взглядом и уставился на меня. — Госпожа, все очень плохо. Едва только гонец от Су Шэ добрался до Башни Золотого Карпа, Цзинь Гуанъяо разослал вести по всем малым орденам и кланам. — Ну еще бы, — усмехнулась я. — полагаться-то больше не на кого. Великие ордены либо против него, либо… воздерживаются, — я демонстративно, любовно погладила серую вышивку рукава. — Глава Не не объявил свою позицию, это верно, — подхватил Цзинь Мин. — Но как же, заклинатели Не выступили с главой Цзян… Я вскинула ладонь, повернулась к говорящему: — Я старшая госпожа, но решает глава. Я оставила распоряжения тем заклинателям ордена, которые находятся непосредственно в моем подчинении. — Так вот оно что, — жестко усмехнулся Цзинь Мин. — А мы все гадали. — Не стоит, — оборвала его я. — Мы все знаем, что делаем. — Пойдемте, — я поманила их всех под раскидистые мертвые деревья. — Здесь нам никто не помешает. Заклинатели Цзинь недобрыми взглядами оглядели округу. Было видно, что им неуютно здесь, но это не те люди, чтобы сетовать на неудобства. Мы расположились на небольшой полянке, которую я немедленно обнесла стеной заклинания. Я кивнула, дала своим бойцам понять, что беседа будет свободной. Позже, в сладкую пору покоя и мира, на семейном пиру, Цзинь Лин назвал этот ход «Стратагемой Тигрицы и Дракона.» «Мы единственные, — промелькнуло в моей голове, пока я усаживалась на широкий валун, а моя сотня занимала позиции вокруг по старшинству. — А-Сан, — подумала я, глядя на алую луну, — все бы отдала, чтобы увидеть тебя до штурма, ” — подумала я и настороженно вслушивалась в мир. Но Ветер донес до меня лишь довольное урчание горной нечисти, что пировала трупами у подножия Луаньзцань. Я погладила шероховатый камень и улыбнулась, представила, как улыбнулся бы он и сказал: «А зачем нам видеться, Кин-эр? Мы знаем друг друга как самое себя». «С тобой — я наступаю. С тобой — я отступаю,» — давно уже стало девизом наших с братом сердец. — Мы заставим господина Цзинь ударить в эту точку, в раскол, между мной и главой Не. Он этим воспользуется и обязательно постарается привлечь Не Хуайсана на свою сторону. — Главу Не-э-то? — фыркнул один из моей сотни, — да гору быстрее передвинуть. — Все так, — с улыбкой согласилась я, слушая, как посмеиваются заклинатели ордена. — Однако, вопросы. — Вопросы, — Цзинь Мин серьезно кивнул и по-свойски опустился на жухлую траву, сел в позу лотоса. — Едва только Верховному Заклинателю стало известно, что его дела вышли наружу, он послал известия по малым кланам. Прибыли не все, — огляделся Цзинь Мин и снова посмотрел на меня, — многие послали объявления о кровной вражде с Цзинь Гуанъяо и встали на нашу сторону. Тогда, — Цзинь Мин вздрогнул, опустил глаза. Тень страха скользнула по лицам заклинателей, а порыв мертвого ветра и отзвуки пения душ, запертых в деревьях, лишь способствовали траурной обстановке. — Тогда он заперся в Зале Беседы с теми заклинателями, кто прибыл под его знамена, и начал пир, — словно через силу закончил Цзинь Мин, глядя на меня в упор. — Пир? — вырвалось у меня. Я в недоумении оглядела своих бойцов. — Да даже Цзинь Гуаньшань себе бы такого не позволил. Что за… — Госпожа, — выдохнул один из заклинателей. Они все посмотрели на меня жалобно и с жалостью одновременно: сочувствовали мне и у меня же просили утешения. Пир. В этом привычном слове вдруг прозвучало что-то неправильное, искаженное. Как и в той тьме, которую направлял против нас Гуанъяо. — Сначала по Башне прокатилась ужасная мелодия гуциня. Мы такое уже слышали, так каждый раз бренчало из Залы Беседы, когда Верховный Заклинатель там с неугодными запирался. А потом по ступеням кровь текла, — Цзинь Мин повел руками по воздуху, — кап-кап– и в лужицу, у самой первой ступени. А наутро как не бывало. — Одна из его техник подчинения. Воздействие на разум, — немедленно отозвалась я. — Это да, мы заметили. Мелодия повторилась три раза, — Цзинь Мин показал мне три пальца, — а потом у дверей Залы Беседы начала клубиться тьма. И все! Все, госпожа, кто был в Башне, в один миг, как заговоренные, потянулись к воротам. Как мертвецы, как… — Укреплял воздействие, — устало поморщилась я и потерла виски пальцами. — Ведь для того, чтобы обороняться, нам требуется большой запас сил. — Да, но нас это… — недоуменно выдохнул заклинатель. Я повернулась к нему и улыбнулась: — А на вас и не подействует. Вы, — я окинула взглядом их всех, — моя сотня. — Мы поняли, что что-то не так. По-тихому начали собираться в той беседке, возле сада Непревзойденной Изящности. Да вот только… — Мы бились со своими, госпожа Цзян, — вставил другой заклинатель и понуро опустил голову. Я вздрогнула, когда представила это. *** Цзинь Гуанъяо стоял на самой вершине лестницы. За его спиной клубилась тьма. Та самая тьма, против которой заклинатели Пути Меча привыкли сражаться. Он взирал, как вверх по лестнице стройной шеренгой поднимаются заклинатели ордена Цзинь. Пока шли только ученики. Их бледные юные лица белыми пятнами мелькали во мраке. Они все проходили мимо него: двери в Залу Беседы приоткрывались и закрывались, когда очередной покачивающийся, как оживший мертвец, заклинатель скрывался в Зале. Когда двери приотворилась, оттуда был слышен стон и плач вместе с веселой музыкой. Крики мольбы изредка перекрывали мелодию: — Прекратите! Умоляю! Хватит! — Остановитесь! Смилуйтесь! — но лишь для того, чтобы снова потонуть в звуках пипы и гуциня. — Пейте же, братья мои, пейте! — громко рассмеялась кукла, которая сидела на месте Цзинь Гуанъяо вместо него. — Не это ли вы любили больше всего? Не это ли… Дверь медленно закрылась, Зала Беседы словно поглотила еще несколько учеников ордена Лань Лин Цзинь. Цзинь Гуанъяо совсем скоро заметил непокорных — ему даже не пришлось прикладывать усилия и гадать, кто это мог оказаться. — Ну конечно, та сотня, что ты ей дал, отец, — ухмыляясь как демон, пробормотал он. Он видел, как заклинатели Цзинь, неподвластные его чарам, осторожно крадутся во тьме, пробираются к условному месту. Он вскинул в воздух ладонь, медленно, со всем чувством, наслаждаясь противным скрежетом, который в один миг наполнил и едва ли не сотряс Башню Золотого Карпа до основания. Казалось, сам небесный свод, сама земля накренились на своей оси. Он посмотрел на свою ладонь, изучил бледные пальцы в свете кровавой луны на небосводе и с мстительной яростью, с удовольствием резко и звонко щелкнул пальцами, словно собак призывал. Тьма из-за его спины подалась вперед, мгновенно пронеслась сквозь сердца каждого из зачарованных заклинателей. Они покачнулись, как бусины на одной нити, замерли, свесив головы на грудь. — Я же говорил, отец, — медленно и тихо произнес Цзинь Гуанъяо, — под моей рукой клан Цзинь получит то, чего заслуживает. Он хлопнул в ладоши, и заклинатели, ставшие марионетками, тут же подались на звук, как гончие, вскинули головы, ожидая приказаний. Их лица стали еще бледнее, черты лица превратились в посмертную маску. Те сети, которые он раскинул над Башней, налились золотым и черным, они пульсировали от энергии, словно вены, налитые кровью. За его спиной раздался приглушенный грохот, словно кто-то со всей силы ударил ладонями по дереву. Звуки возни, отчаянный крик, звук разбитого нефрита и лопнувшие струны пипы — все это было слышно одновременно лишь несколько мгновений. Следы недолгой борьбы прервались отчаянным криком, а после несчастного, что захотел выбраться, волоком потащили по мраморному полу залы. Обратно, на свое место… И после этого снова воцарилось веселье: стоны и плач, звуки льющегося вина, музыка и легкая поступь танцовщиц. — Хорошо, — кивнул Цзинь Гуанъяо и снова хлопнул в ладоши. Марионетки дернулись на этот звук, неловко вскинули и опустили ладони. Он знал, что мятежники наблюдают за ним. Он чувствовал их страх даже с такого расстояния. Он упивался их беспомощностью, их отвращением и их ужасом, что поднимались со дна их разума и души. Он знал — они впервые, воочию видели в своей жизни зло. — Довольно вы с Фэн плели заговор против меня, отец. Взять их, — Цзинь Гуанъяо вскинул руку, указал на беседку. Хорошо просматриваемую со всех сторон беседку возле Дворца Непревзойденной Изящности. *** — И ты не запустил Сеть жизни? — недовольно качнула головой я. — Госпожа, мы не… «Не успели» — повисло в воздухе между мной и моими людьми. На кого мне было негодовать, кроме самой себя? Время играло с нами, а на другом конце игровой доски сидел Гуанъяо. «Не успели». Не успели оживить заклинание, которое много лет ждало своего часа. Не успели. Я представила, что именно происходит за закрытыми дверями залы. Как десятки обреченных, уверенных в том, что они выбрали правильную сторону, не в силах побороть ужас, не в силах поднять меча, пируют в безумном и страшном вертепе. А где-то там, в глубине этой проклятой Башни, мой друг. А где-то там, в глубине этой проклятой Башни, мой отец. «Не успели», — снова повисло заклинанием в воздухе. А даже если бы и успели, смогли бы? Я устало вскинула ладонь и тяжело вздохнула. Недовольно оглядела каждого из своей верной сотни и досадливо поморщилась. — Не успели, знаю. Времени как всегда, — я мотнула головой, — мало. Хорошо, что сами выбрались. Передохнете? Цзинь Мин кивнул, отвечая за всех. *** Долгая ночь не желала заканчиваться, а тьма, в какой-то миг начала казаться мне бесконечной. После уничтожения доброй тысячи заклинателей Цзинь мир словно замер в молчании. Дозорные находились на своих постах, амулеты и сети — всё и вся оставалось в боевой готовности. Напряжение витало в воздухе. И мне отчаянно нужно было уединение. Хотя бы несколько вздохов в тишине. Я осторожно, не привлекая внимания, спустилась по южной тропе, совсем немного, только для того, чтобы найти свое старое укрытие — небольшую пещерку. Я замерла перед ее сводами, любовно погладила камень и поклонилась горе. Поклонилась этому месту. Луаньцзань дохнула на меня прохладой — гора приняла мою вежливость, но больше не стремилась окутать меня уютом проклятого места. И все же она впустила меня. Я села прямо на камень, подтянула колени к подбородку и обхватила руками. — Заманиваешь меня, — прошептала я в сторону Башни. — Сначала отец, потом Цзэу-цзюнь, теперь это, — я отняла ладонь от колена, прикоснулась к пыльному камню рядом с собой. — Манишь нас обоих, да? Там, где один черный, там и другая, да? Разом всех взять хочешь? Не выйдет. Не дам. Знаешь что, у меня остается все меньше терпения на твои выходки, — хмыкнула я в чернеющую вокруг пустоту. — Хочешь, чтобы я бездумно ринулась вперед. Как мой отец. Мой голос не дрогнул, а глаза не наполнились слезами. Хотя боль, словно разом в грудь всадили тысячу ножей, на миг помешала мне дышать. — Я не играю по твоим правилам, Гуанъяо, не играю. Его шаги раздались совсем рядом, я знала, что мой брат, как великий упрямец, все равно пойдет следом. — А-Сянь, — устало выдохнула я и собралась призвать на помощь всю брань, как вдруг услышала резкий взмах веера. Дважды расписная ткань разрезала воздух, как сталь — плоть. — А-Сан? — слабо, беспомощно вздохнула я, немедленно вскочив на ноги. Из темноты на мой голос выступил Не Хуайсан. — Ты все же пришел, — вырвалось у меня. Я улыбнулась сквозь боль, что продолжала меня терзать, сквозь грусть, что воедино, крепко связала нас обоих. — Но ты не должен был, мы же должны быть на своих клетках, — я заметалась по пещере, позволила ему войти, рассеяно кивала и продолжала улыбаться, вопреки всему. — Я оставил игровую доску и пришел к тебе. Я поежилась от этих слов, отступила на шаг, бросила затравленный взгляд во тьму, туда, где я видела нечеткий силуэт А-Сяня. — Не бойся, сестра, я все понимаю. Еще одно чудовище на горе Луаньцзань, — А-Сянь хмыкнул, — погоду нам не поменяет. — Рад такой оценке от Старейшины Илина, — огрызнулся Не Хуайсан. — Хотя ваши методы и сложно назвать изящными, все же отдаю им должное. Впечатляет, — припечатал он и снова повернулся ко мне. — Хоть я вас и не люблю, но потерплю уж, так и быть. Вы ей дороги, глава Не. — Мне вы, Старейшина, тоже не по сердцу, — Не Хуайсан бросил через плечо, в темноту и пустоту за сводами пещеры, — однако она, — он посмотрел на меня, и его взгляд потеплел, — вам верит. — А как же твои фишки? Кто же приглядит за игроками на доске? — я знала, что моя улыбка была глупой. Не такой должна была явиться грозная Демоницы Илина главе Не, но… В глазах Не Хуайсана не было осуждения. — Пора дать и пешкам немного свободы, совсем немного. Ксяокин, увидеть тебя сейчас важнее всего. Мое сердце дрогнуло, я робко подняла на него взгляд. Его лицо было почти что безмятежно, он взирал на меня с нежностью, такой большой и глубокой нежностью, которую совсем не ждут от страшного дракона. Никто не ждёт, кроме меня. Я знала, как ужаснутся заклинатели, когда с его лица слетит маска — Не Хуайсана будут бояться едва ли не больше, чем Не Минцзюэ. Его брата. Моего отца… Не Минцзюэ. Отец. Дагэ. Он связал нас между собой, связал так крепко, что даже самой смерти было не под силу разрубить эту связь. Нашу связь. Трое. Даже сейчас, стоя друг напротив друга в этой темной пещере на южном склоне Горы Мертвецов, нас все ещё было трое. «Я слышала Бася», — застряло у меня в горле. «Поэтому я и пришёл», — мелькнуло в его глазах. «Я слышала, что сказал Гуанъяо!» — кричала я в глубине своей души. «Поэтому я здесь», — вторила его душа моей. Пришел. Вопреки всему. Он снова со мной. Мой брат, частичка моей души. Что за странная судьба у дочери небес? Обретать свою потерянную другую часть в тех, кого заклеймили чудовищами? Судьба… Судьба отнимала у нас, забирала то, что причиталось ей. И все же давала взамен. Не Хуайсан шагнул вглубь пещеры, подошел поближе ко мне, вытянул ладонь. Его рука замерла в цуне от моей щеки, а на серьезном лице промелькнула беспомощность. «Можно?» — читала я в его глазах. — Можно, — беззвучно прошептала я одними губами. Он осторожно прикоснулся к моей щеке, его губы дрогнули в легкой улыбке, а в глазах на миг вспыхнул яркий золотой огонь. Я сжала в ладонях его запястье, не могла не улыбнуться в ответ. — Не должны видеться, до самого… — Я же должен держать в тайне все свои замыслы, верно? — весело хохотнул он. Искорки юношеского веселья вспыхнули в его карих с золотой поволокой глазах. — Да-да, — закивала я. — Полководец должен быть непроницаем для других. — Непроницаем, — согласился он и медленно, осторожно поцеловал меня в лоб. Я почувствовала на своей коже его тяжелое, прерывистое дыхание. Он пришел. Меня не волновало, как он узнал и как он пробрался. Он пришел. Лишь это было важно. — А-Сан, я… я… Он все прочел в моих глазах, дрожь его усилилась, я слышала, как он до скрипа сжал челюсти, я видела на его лице, которое он отвернул от меня, страшную, уродующую его черты боль. Не Хуайсан бросил в сторону: — Она уже знает? Из темноты раздался смешок, а затем знакомый звук полета флейты. — Конечно знает, глава Не. — Как она приняла это? — Не Хуайсан повернул голову на голос Вэй Усяня. — Сами все увидите, — отозвался Вэй Усянь. Я стояла, я смотрела на него, слушала голос другого и острая нежность сжимала мое горло, царапала и рвала душу вместе с ножами боли. Он кивнул тьме: — Я прошу вас, Старейшина. Ироничный злой смешок послужил ему ответом: — Вам никто не помешает. Едва я услышала скрежет темного тумана, немедля бросилась вперед. Я прижалась к А-Сану что было сил, я сжала в руках его стальной, стилизованный под доспехи шёлковый ханьфу и тихонечко, совсем тонко завыла. Мы рухнули на колени друг перед другом, я услышала, как раскрытый веер упал на пол, отлетел прочь. Я выла, скулила прямо в его грудь, крепко прижималась к нему, словно желая врасти в него, в его кости, стать с ним одним целым. Он сжимал меня с такой же силой, с такой же яростью, словно я могла в любой момент пропасть. Двое детенышей тоскливо жались друг к другу в пещере на Горе Мертвецов. Он нес с собой эту боль каждую ночь. Он не мог подать мне знака, он не мог позвать на помощь никого, даже главу Лань. Не Хуайсан едва ли доверял кому-то, кроме меня. Но и мне он не мог даже намекнуть о происходящем. Как мне было судить его? Его, кто, только вступив в права главы ордена, похоронил дагэ, а потом увидел меня в беспамятстве? Все, все они боялись повторения, боялись, что я кану во тьму, покину их и больше не вернусь. Что я заблужусь в лабиринтах из острых как бритва камней, изранюсь в кровь да так и останусь. И больше не вернусь. Не смогу исполнить свой долг. Мы тонули в общей боли, мы выли, тяжело дышали, до синяков, до боли сжимали друг друга в кольце наших рук. Мы смотрели друг на друга и тут же отводили глаза. Мы слышали наш крик. Один слышал, как кричит душа другого. Крик, который так и не вырвался из груди, не сорвался с губ. Все перемешалось вокруг, внутри нас — правильное и неправильное. Стыд и горечь затопили меня. Я попыталась отстраниться, хотела бежать, но подняла на него взгляд. — Не бойся, — сказал он с тихой нежностью, — я не потревожу твою душу, — Не Хуайсан крепко стиснул мои запястья в своих руках. — Я виноват перед тобой, — он отвел взгляд и с судорожным вздохом прикрыл глаза. — Я поднял бурю на озере. — А-Сан, — умоляюще протянула я и мотнула головой. — Не надо, — я тоже отвела взгляд. — Я слишком хорошо знаю тьму. Знаю, как легко там потеряться. Я не виню тебя, ни в чем. Я почувствовала его взгляд, но так и не смогла посмотреть в ответ. — Вместе, да? — наконец выдавила из себя я. — Вместе. Я здесь за этим. Разделить с тобой горе, не оставить тебя одну. — Ты знал, что… — по привычке, чтобы развеять эту боль, начала я. Не Хуайсан отодвинулся, я покорно качнулась назад. С кривой ухмылкой он утер глаза, скорее по привычке. Уж мне ли не знать, что такое сухой плач. Он прислонился спиной к камню — Вот ведь, — хмыкнул он, изучая под скупым светом больной луны руку, — разучился плакать. Ни слезинки, А-Чжи, — припечатал он, глядя мне в глаза. — Знал. Слышал каждую ночь. А ты нет, не слышала. Дагэ сделал для этого всё. — Отец… — я уставилась на него. — То, что… — Не Хуайсан потянулся за своим веером, оборвал себя на полуслове. — Увидишь сама. Будь стойкой, когда это увидишь. — Почему, А-Сан, почему?! Почему ты не позвал меня на помощь? Цзян Чэна?! Почему ты позволил этому...?! — я не могла не спросить его об этом. Не могла. — А что бы ты могла сделать? Лишь умереть вместе с ним. — Лишь умереть, — эхом повторила я. Не Хуайсан медленно кивнул и в один миг преобразился. Резкий четкий взмах веера разрезал воздух между нами, как полет меча, словно выпад лезвия. И порывы воздуха будто превратились в ветер, коснулись кованых эполетов на моей груди, оживляя черных драконов мщения. Дети войны говорят обо всем лишь на ее языке. — Какой приказ он тебе дал? На моих губах появилась понимающая усмешка: — Выжить. Любой ценой. С их потерями не считаться. — Выживи, — он подался ближе, поцеловал меня в лоб. — Любой ценой. Ни с чьими потерями больше не считайся. «Даже с моими, А-Чжи», — прочитала я в его глазах. — А-Сан! — Ну что ты, Кин-эр, что ты. Я не собираюсь умирать, — он высокомерно хмыкнул, самодовольно повел плечами. — Он говорил… — в ужасе прошептала я. — Знаю. Так же, как и я теперь, здесь, перед тобой. Но на троне черного дракона давно сидит кое-кто похуже — я. Пока я тебе нужен, я не собираюсь умирать. — Не Хуайсан! — Что? — продолжал поддразнивать меня брат, обмахиваясь веером. — Однажды тебе станет грустно среди всех этих неумех, и ты захочешь вернуться к искусству стратагем. А тут я, вот он! — А тут и ты, вот ты. — Вот видишь. Ты и улыбнулась, значит и от твоего А-Сана есть толк. — Есть толк, скажешь тоже. Без тебя это все было бы невозможно, — я указала ладонью за пределы пещеры. На Усяня, что покорно ждал нас за собственноручно сотворенным барьером. Он не услышал ни слова, я знала. На Луаньцзань, где сейчас бок о бок находились мои бойцы, присягнувшие мне на верность по приказу почившего Цзинь Гуаньшаня. На Вэнь Нина, моего, нашего А-Нина, который тайными тропами вел на вершину клан Ся. На змея, символ могущества первого темного ордена за всю историю мира заклинателей. Тьма отозвалась скрежетом, барьер, скрывающий нас от мира, пошел трещинами. Время продолжило свой неумолимый бег.