Мудрость обнимающая лотос

Первыми прибыли Тэн и Боло — их имена я слышала, когда пыталась помочь своему брату. Молодые, не больше двадцати пяти лет, они выскочили на небольшую площадь перед Пещерой Усмирения и замерли, словно напоролись на стену. Я мельком взглянула на них, кивком приняла их неловкие поклоны — наша манера вежливости во время тревоги напрочь вылетала у них из головы. — Твои? — поинтересовался Вэй Усянь, поднялся на ноги и кивнул в сторону молодых заклинателей. — Мои, — согласился Доло и легко, пружинисто вскочил следом. — Послушай что скажут, а я к Яблочку, — шепнул ему Вэй Усянь и в следующий же миг поспешил к своему ослу, едва ли не расталкивая всех остальных заклинателей. — Я-а-а-аблочко! Я-а-а-аблочко! — голосил Вэй Усянь, звал на все лады. Осел, едва завидев своего хозяина, так и застыл с пучком травы в зубах. Он затравленно огляделся: посмотрел на мальчика рядом с собой, прижал уши к голове и натянул привязь до предела. — Яблочко, ну что ты, ну куда ты снова убегаешь! — запричитал Вэй Усянь наблюдая за тем, как осёл пытается освободиться. Яблочко уперся всеми копытами в камень, мотал головой, пытаясь высвободиться из поводий. Мальчик рядом с ним застыл в недоумении, в глазах его мелькал страх. С рождения умеющий управляться с животными, малыш никак не мог справиться с этой вредной скотиной. — Я-а-аблочко, — продолжал ворковать Вэй Усянь, настойчиво гладил вопящего осла по голове. — Ну что ты, что ты. Мертвецы тебя пугают, да? — он ласково заглянул животному в глаза. Яблочко застыл, всхрапнул и топнул копытцем. — Не бойся, не бойся, мой хороший, — приговаривал Вэй Усянь. Одной рукой он продолжал ласково гладить осла по голове, а другой поманил к себе мальчика, который так и застыл с пучком травы в ладошках. Малыш смело шагнул и что-то робко прошептал Усяню на ухо. — Да, строптивый. Спасибо тебе, молодой господин, — Вэй Усянь поклонился мальчику как взрослому и снова принялся ворковать над ослом. Темные заклинатели недоуменно поглядывали то на меня, то на моего брата: я лишь с широкой улыбкой развела руками и поспешила к Доло и прибывшим соратникам. Бэлигто подошла ко мне, едва ли не выросла передо мной из-под земли. Я остановилась, замерла. Мои ладони словно сами собой изящно накрыли одна другую у пояса. — Госпожа Демоница, — начала она в волнении и прикусив губу. Я по-матерински ей улыбнулась, видя, понимая, сколько чувств поднялось в ее молодой душе. Это я прожила десяток жизней, которые все же не оставили на мне ни седых волос, ни морщин, а она… В ней слилось все: горячка боя, радость встречи, восторг и гнев на то, что ей придется сдерживать свой нрав. Я вежливо улыбнулась: — После поговорим, госпожа, — шепнула я, наклонившись чуть ближе, и доверительно подмигнула ей. На лице Бэлигто появилась было улыбка, которая тут же погасла: возможно, она вспомнила, что не должна уступать другой госпоже. — Госпожа, я ничуть не хуже!.. — дернулась она ко мне навстречу и тут же осеклась на полпути. Я искренне, тепло улыбнулась, потянулась было потрепать ее по щеке, но на полпути одернула себя. Бэлигто проводила мою ладонь взглядом и тоже улыбнулась. — И в мыслях не держу, что ты хуже, госпожа клана, — тепло ответила я. — Знаешь, — начала я, — меня воспитала очень… — я запнулась на полуслове. Как же мне описать ее? Одним словом. Словом, которое могло бы выразить все грани души этой женщины. Госпожа Юй? О, нет. Матушка Юй. Слово легло само, словно струны на гуцинь. Матушка Юй. Не по правилам, не по принуждению, не из необходимости. По зову души. От чистого сердца. Матушка Юй. Мама. Мама. — Меня воспитала матушка Юй, — я улыбнулась, чувствуя, как предательская влага вот-вот снова обернется слезами. Бэлигто слушала внимательно, впитывала каждое мое слово, каждый жест и вздох. — Она была необыкновенной, ах-ха, — я не сдержала смешка, — необычной женщиной. На голову этой женщине — почитай, ей прямо в руки — свалилось двое сирот. А сколько было слухов, — судорожно выдохнула я, — сколько было брошено вслед грязи из-за А-Сяня и из-за меня. Первый год моего пребывания в Пристани Лотоса был самым тяжелым. Для всех нас. После той ночи, когда А-Чэн досыта накормил меня супом, и бережно, ладонь в ладонь, отвел меня к А-Ли, страх и ужас пережитого вцепились в меня с новой силой. Совсем скоро моя нянюшка, Ию, отправилась к предкам. А у меня, совсем крошки, будто бы не осталось слез, чтобы ее проводить… В те дни наш мир сошел с ума, а Цишань Вэнь безмолвно, пренебрежительно взирали на это безумие со своей вершины. Были те, кто после гибели Тянь Фэн принялся пуще прежнего ползать на брюхе перед вратами Безночного Города. Были те, кто облачился в белый: наперекор всему держали траур. Были те, кто пытался разгадать, отчего же мудрые наставники выбрали смерть? Звучали голоса тех, кто приказывал отдать меня в Цишань, как трофей, как вещь, как завоеванную награду. Льдом и грязью звучали слова: — Фэн всех предали, всех оставили! Значит так угодно Небу. Пусть Цишань Вэнь воспитывают девочку! Она закрывала меня собой, как волчица своего детеныша. Ее рукава застилали мне взор, ее ладони ложились на мое лицо. Цишань Вэнь не оставили меня в покое. И года не прошло, как Вэнь Жохань прислал сватов. Ведь брак можно было заключить сейчас и подождать с его консумацией. Пион присылал своих людей, предлагал забрать на воспитание. Облака готовы были принять Ветер к себе. И лишь Тигр в черно-серой Юдоли точил когти и клыки. И лишь Лотос бережно и мягко прикрыл Ветер своими лепестками. Она не отдала меня. Она не отдала, не прогнала и А-Сяня. Она стойко и гордо держалась среди них всех. Теперь, став госпожой сама, имея на воспитании ребенка, который был не моим лишь по крови, я прекрасно ее понимала. Понимала и больше никогда не осуждала. Свобода — вот то, что превыше всего ценится в Ляньхуа. Но вслух я говорила: — Ее характер не был простым, а методы воспитания… Она хотела сделать нас сильными, — я заглянула в глаза девушке, — всех нас. А нас у нее было четверо. Бэлигто кивала, хмурилась, словно пыталась разгадать, о чем я собираюсь ей поведать. — Она научила меня, — наши ладони с девушкой сплелись, — что женщина женщине — не соперница. В этом большом и жестоком мире мы друг другу сестры, дочери, матери, подруги. Так что не бойся, вольная госпожа, — я отняла ладонь, чтобы смахнуть слезы, но глаза оказались сухими. — И ничья вражда не может встать между нами. Запомни это, Бэлигто. — Ваша матушка, — начала было девушка и оборвала саму себя, опустила голову. — Здесь другие порядки, — прошептала она, не поднимая взгляда. — Да, — только и оставалось согласиться мне. Тишина за ее спиной насторожила девушку. Покосившись на своего мужа и сородичей, которые не стесняясь, в упор смотрели на меня, она нерешительно кивнула и тут же отошла в сторону, освобождая мне путь. Мы переглянулись с Вэй Усянем: он все еще не отходил от своего осла ни на шаг. Как оказалось, в этот поздний час не спал не только этот малыш. Из-за каменного свода пещеры выглянуло еще несколько ребятишек: два мальчика и три девочки, разного возраста. Вэй Усянь тут же приметил детей, легко поднялся на ноги и широко замахал ребятам, подзывая их к себе. Яблочко оказался оскорбленным в лучших чувствах: издав гормоноподобное ‘иа!», он что было силы вцепился в рукав Усяня и дернул его на себя. Мой брат, поймав волну веселья, дурачась, замахал руками, сделал вид, что падает. Любопытные дети тут же захихикали и осторожно выступили из-под свода Фумо. — Мы пришли сюда семьями, Демоница, — улыбнулась Бэлигто, проследив за направлением моего взгляда. Вэй Усянь затанцевал на месте: рассерженный ослик продолжал тянуть хозяина на себя. И вот уже с веселым щебетом стайка малышей со всех ног весенним ветерком пробежала между взрослыми для того, чтобы присоединиться к веселью. Смех: детский, чистый и звонкий перезвоном колокольчиков зазвучал на Луаньцзань. — Дядюшка Демон совсем не страшный! — воскликнула одна из девочек и захлопала в ладошки, затанцевала на месте. Вэй Усянь замер, словно циркач: чуть приподнял одну ногу, откинулся назад, пытаясь одновременно и спасти свой рукав, и удержать равновесие. Но Яблочко не собирался сдаваться: он запыхтел, как сотня драконов, и с силой резко дернул рукав вниз. С недоуменным криком Вэй Усянь плюхнулся на камень, сердито зыркнул в сторону довольного собой Яблочка, который тут же наградил своего хозяина, лизнув его в щеку. — Кто это тут дядюшка Демон? — немедленно отозвался Вэй Усянь. Он резко вскинул руки с растопыренными пальцами и под веселый детский смех попытался ухватить одного из ребят. Малышы вскрикнули, принялись бегать вокруг Усяня, а он с наигранно-страшным рычанием пытался поймать хоть кого-то из ребят. — Я самый страшный дядюшка Демон! — он двигался на коленях, размахивал руками, менял голос. — Вот сейчас поймаю! — он разрубил воздух руками, но ловкая девочка немедленно ушла вбок, не дала себя поймать. — Как зажарю живьем! — продолжал Вэй Усянь. Дети бегали вокруг него и заливались смехом. — Я люблю питаться маленькими детьми! Другая девочка попыталась пробраться к нему со спины, но Вэй Усянь резко обернулся и схватил малышку. Девочка тут же засмеялась, ухватила Вэй Усяня за обе щеки, потянула кожу в разные стороны, будто бы собиралась снять маску. — Защекочу! — угрожающе и смешно отозвался мой брат. Девочка засмеялась еще громче и сама потянулась исполнить угрозу Вэй Усяня. — Вы… ваша земля… нравы… меня удивляет, — выдохнула Бэлигто. — Это мой брат, госпожа, — подхватила я. — Он удивляет всех. Пока Старейшина занят… Бэлигто тут же наклонила голову и отступила, пропуская меня к своим сородичам. Это не выглядело предосудительно: ни одна из нас не стремилась принизить положения другой. О доверии говорить еще не приходилось, но об оценке друг друга как соратника — да. — Хороший барьер, господа темные заклинатели, — громко объявила я раскованно и легко, приближаясь к мужчинам и женщине. — Госпожа Демоница, — хором ответили они и тут же поклонились. — Просто превосходный, — закончила я, решительно занимая место в их круге. Доло огляделся по сторонам, коротко приказал заклинателям занять свои позиции. Я внимательно проследила за каждым из тех, кто поспешил исполнить приказ своего вождя. С оценивающим прищуром я смотрела, как заклинатели встали ромбами: две женщины открывали и замыкали фигуру, а двое мужчин застыли по обе стороны от них. В небо взвились темные ленты, и совсем скоро над Луаньцзань взорвался черно-красный фейерверк, а после искры сложились в печать. Трехглавый змей Темного Пути крепко держал в руке Тигриную печать, грозно разевал пасти по сторонам света. Дети темных заклинателей замолчали: к этому времени они уже сбили с ног грозного Старейшину Илина, щекотали его, боролись с ним. Яблочко же, выразив своему хозяину все свое недовольство, теперь невозмутимо жевал траву. Дети восторженно смотрели в небо. Вэй Усяь мгновенно приподнялся с земли, обнял мальчика и девочку, что стояли к нему ближе всех. Восторг от темного полета змея в небесах у них был общим. Он даже улыбнулся, когда искры от этого фейерверка бросили на его лицо свои черно-красные тени… Мы переглянулись, он потрепал стоящую рядом девочку по голове. Я кивнула в ответ. Наши люди. Наши дети. Еще одни. Люди, которых в этот раз мы не потеряем. Не отдадим, даже воскресни в эту ночь Цзинь Гуаньшань, приведи снова к нашему порогу армию, трижды превосходящую все прежние. Не отдадим. Никого из них. Я почувствовала, как заплакала от умиления Линь, запертая в сундуке. Как радостно захлопала в ладошки Сун. Как Чжэнь счастливо вздохнула. Любить способно все живое. И неживое тоже. И в этот миг, глядя на парящего в небе сигнального змея, на детей, на заклинателей вокруг себя, я поняла — даже у последней из Фэн не хватит голоса, чтобы воспеть славу всем видам и формам этой любви. — Теперь вся Поднебесная знает, что мы объединились, — с восторгом пробормотала я и тут же нахмурилась. Оказалось, что пока я любовалась Вэй Усянем и парящей в воздухе печатью Илина, мы с Доло остались совсем одни. Я открыла было рот, чтобы спросить, куда делись Боло и Тэн, как обернулась на шум. *** Они держались вместе: стояли плечом к плечу. Их бело-золотые ханьфу заклинателей Цзинь были изорваны, кое у кого и вовсе превратились в лохмотья с разводами грязи. На лицах — ссадины и кровоподтеки. Рукава, расшитые золотом, в сплошных дырах. Кто-то из них припадал на ногу, опираясь на плечо товарища. Кто-то просто стоял, словно статуя, изо всех сил скрывая от окружающих свою боль. Они стояли, гордо вскинув головы, с ледяным достоинством смотрели по сторонам. И пусть многие из них держались на ногах лишь волей, они хотели, чтобы весь мир — и Небо, и Преисподняя — знал: заклинатели ордена Лань Лин Цзинь дорого продадут свои жизни. Их была сотня. Сотня заклинателей Цзинь. А их достоинства хватило бы на целую небесную армию. Вэй Усянь медленно поднялся на ноги, резко, изящно развернулся спиной ко мне, разом прикрывая замолкших детишей собой. Он широко раскинул руки, и ткань упала пологом. Ветер донес приближающийся топот ног и тяжелое дыхание: по южному склону взбиралось не меньше сотни человек. А они стояли, вопреки всему. Ветер мгновенно поменялся. Половина темных заклинателей оскалилась, в один миг, синхронно сконцентрировала тьму в ладонях. Раздался топот ног, звуки чужого полета: другая половина заклинателей вернулась к обороне. Я услышала, как запела тьма. И сделала шаг вперед. Один единственный шаг. Темные заклинатели, уже погруженные в боевой транс, расступились передо мной, быстро ушел с дороги Вэй Усянь, увел ребятишек с пути. Они наконец-то увидели меня, идущую к ним через живой коридор, среди клубящейся тьмы. — Госпожа, госпожа! — выдохнули они будто бы разом. На их лицах промелькнула надежда, некоторые и вовсе воспрянули духом, решительно отстранились от товарищей, преодолевая боль от ушибов и переломов, боль от перенапряжения меридианов, постарались придать себе и своему строю должный вид. Когда я поравнялась с Вэй Усянем, увидела, как пляшет на его губах странная улыбка. — Мы же их… — шепнул он мне. Но я лишь взметнула ладонь в запрещающем жесте. Когда между нами и сотней заклинателей Цзинь остался всего лишь десяток шагов, многие из них упали на колени, отбивая земные поклоны. Кто-то просто стоял и улыбался — мужчины! заклинатели! Они стояли, размазывая кровь по лицу, судорожно пытались пригладить волосы. Темные заклинатели недоуменно переглянулись, послышался шепот: — Разве золотые не наши враги? — Да? Что происходит? — Старейшина и Демоница не атакуют! Вождь? Но и у Доло не было ответа: он напряженно вглядывался в меня, искал ответа на лице Вэй Усяня, но кажется, и мой брат с трудом понимал, что происходит. Я смотрела только на них: гадала о том, сколько сил приложили они, добираясь сюда, до меня. Облегчение, которое я испытала, расцвело на моем лице улыбкой. Сотня. Есть сотня. У нашего А-Лина будет горсть риса, чтобы засеять свое поле! Сотня. Нас разделял десяток шагов, когда грянул хор их голосов, уставших, надломленных, но все же сильных. — Сотник Не И! Сотня построена! — среди их голосов я без труда узнала голос своего боевого товарища.