Мудрость обнимающая лотос

Мы опустились на одном из холмов, неподалеку от Луаньцзань. Здесь, на юго-западе Илина, уже чувствовалась разлитая в воздухе темная сила. Я с растерянной улыбкой вслушивалась в едва различимый недовольный рокот Луаньцазнь. Гора пробужадалась, и дремавшая в ней до срока тьма текла полноводной рекой наружу. Но здесь, на безлюдном юго-западе, было пока что тихо: ни гром войны, ни звуки сражения еще не нарушили мрачный покой этих мест. Я огляделась вокруг, а Вэй Усянь тем временем оббежал против часовой стрелки вершину холма, поросшую жухлой серой травой, и скоро выбрал лучшую из точек для задуманного. Он встал, поставил правую ногу на один из валунов, я осталась позади него на расстоянии нескольких шагов. Ветер пронесся по вершине с гулом, растрепал длинные пряди Вэй Усяня, вцепился в его рукава: только миг, и по округе поплыла мягкая мелодия, лишенная всякого надрыва. Бархатные нотки звуков сложились в алые письмена чжуаньшу. «Зеркало», — гласила надпись повисшая в воздухе перед ним. Я без слов поняла, что делает Вэй Усянь: выбросила левую руку вперед, сложила пальцы в центре ладони, подняла вверх лишь указательный и мизинец, и тихо запела «Песнь Отражений». Ту самую, которая в Нечистой Юдоли помогала мне не терять из виду Цзинь Гуанъяо. Напев Фэн и игра Чэнцинь снова слились воедино: голубовато-зеленые волны духовной энергии переплетались с темной силой, словно вязь, словно вышивка, украшающая парадное одеяние Небесного Императора. Яркие огоньки вспыхнули и погасли, и тысячи светлячков, порожденных моим заклинанием, соткались в широкое продолговатое зеркало, полупрозрачное, сквозь которое можно было разглядеть унылый пейзаж вокруг. Вэй Усянь отнял флейту от губ, зажал ее в левой руке, правой же он приложил два пальца ко рту и резко выбросил ладонь вперед, глухим голосом тихо приказал зеркалу: — Пристань Лотоса. Владеющий Ядами. Ханьгуань-цзюнь, — его голос едва слышно дрогнул на этом имени. — Наш враг, — сильнее, яростнее приказал Вэй Усянь, дав направление духовной энергии. Полупрозрачная белесая дымка зеркала задрожала, и совсем скоро мы увидели знакомые и милые нашим сердцам очертания. *** Напрасно я боялась осады: заклинатели Цзинь не подошли к нашим рубежам и на полли. Вглядевшись в отражение, я поняла: все происходило неподалеку от Цзянани, одного из пограничных городов Лань Лин Цзинь и Юньмэн Цзян. Я узнавала места, в этот час несшие на себе отпечаток войны: неубранные тела павших заклинателей Цзинь в грязных бело-золотых одеяниях лежали вперемешку с телами павших чудовищ и наших заклинателей. Мое сердце наполнила тихая грусть: и пусть заклинатели Цзян, пусть мои приемные дети меняли свои жизни на жизни десятков врагов, скорбь по ним не могла от этого умалиться. Война собрала свой щедрый урожай, и в ответ на это зрелище я почувствовала, как внутри меня рождается песня. Песня Верности, чьи слова обязательно сорвутся с моих губ. — Дальше, — холодно приказал зеркалу Вэй Усянь. Картинка дрогнула, и в следующий же миг мы увидели лагерь на вершине одного из холмов. Грозно вздымались к небесам знамена Лотоса и Черного Яцзы — наши штандарты были выше всех остальных. Заклинатели, расположившиеся было на отдых после трудного боя, привлеченные шумом у своих ворот, стягивались к центру. — Он встал с солнечной стороны, — пробормотала я и не стала скрывать улыбки. Вэй Усянь с теплом посмотрел на меня и снова повернулся к зачарованному зеркалу. Цзян Чэн расположил лагерь по всем правилам искусства войны: с солнечной стороны, на вершине холма, выстроив по всему периметру укрепления. Сети и магические ловушки закрывали подход к лагерю со всех сторон света, а часовые держали под рукой сигнальные заклятья. Черно-серые шатры заклинателей Не перемежались фиолетово-голубыми. Я насчитала не меньше сотни с обеих сторон. Я медлила, желая растянуть подольше сладостный миг перед тем, как взгляну на Цзян Чэна, отводила взгляд, считая эти густые и терпкие мгновения. Я разглядывала заклинателей, которые замерли по правую и левую руку от Цзян Чэна, вслушивалась в мерное гудение защитных барьеров, в песню сабель заклинателей Не, которые, только заслышав голос своего врага, раскололи пространство воинственными кличами. Подтягивались к своим товарищам и раненые. Те, кто мог держаться на ногах, стремились воочию увидеть противника. — Что, струсили?! Аха-ха! — раздался орик одного из заклинателей Не. Крепкий высокий мужчина в черно-сером мотнул перевязанной чистой тканью головой и довольно рассмеялся. — Поджали хвосты! Так вам и надо, ублюдки! — поддержал своего боевого товарища заклинатель рядом. — Дава-а-айте, кляньчите мира! К смеху заклинателей Не присоединились заклинатели Цзян. — То-то вам наука: супротив господина и госпожи наших идти! — я узнала голос У Яна, нашего мастера по мечу. Он стоял, опираясь на одного из заклинателей Не, держал ногу на весу. По мигающим фиолетовым бинтам я поняла — на его ноге заклинание, врачующее перелом. Но поврежденная конечность не умалила его пыла, совсем наоборот: он хотел на равных присутствовать среди других заклинателей, разделив с ними славную потеху над врагом. — Чай поумнее вашего хозяина! У них власть, — У Ян нарочито медленно поднял руку вверх, — в крови! В кости! — он сжал ладонь в кулак и воздел руку над головой. — Против них выступать — что себе могилу рыть! — Равно как и семье своей! — поддержал его товарищ из клана Не. — Яцзы и Лотос, ну надо же, — процедил Вэй Усянь сквозь зубы и мотнул головой. В глазах его мелькнул опасный ядовитый огонек. Я покосилась на него и неодобрительно нахмурилась. Скрип Чэнцинь в ладони Вэй Усяня призвал меня к спокойствию. Вэй Усянь с усмешкой оглядел лагерь, ткнул пальцем на север: — Во-о-он куда они спрятались. Тяньчжи, — он обернулся через плечо, чтобы убедиться, вижу ли я то, что он хотел мне показать, — видишь? — мотнул он головой в сторону густых теней. Я видела: там, где не горели костры, под сенью раскидистого зеленеющего клена стояли пятеро белых вытянутых фигур. Они бросались в глаза яркими пятнами, выделяясь из общего мрачного фона. Между ними и остальным лагерем мигала черта, которую невозможно было увидеть с низины: могущественные призраки страданий нарочно отделили себя от живых. А живые, судя по расположению шатров с бойцами, а также складов провизии и другими частями фуража, не стремились заходить за эту черту. Живые соседствовали с мертвыми, и не было похоже на то, что это доставляло хоть кому-то из них неудобства. Я заметила слева и справа от раскидистого клена два воткнутых белых траурных стяга. На полотнище черной краской слева красовалась надпись «Голод», а справа — «Гнев». Голод — то, что двигает ими, а гнев — то, что направляет их темную ци. Их было лишь пятеро из двенадцати: они разделились, следуя приказу взять врага в кольцо. Так покорившиеся нам призраки мора создавали для себя убежище. Внутри защитного барьера по земле стелился густой туман: наши призрачные дети восстанавливали потраченную в бою энергию. Духи поветрия застыли не шевелясь. Белоснежные траурные маски с печальными выражениями плотно прилегали к их лицам. Рукава саванов колыхались на ветру, полуседые пряди разметались по плечам. Они безучастно взирали на все происходящее, словно людские распри ничуть не тревожили их. Духи поветрия спокойно ожидали приказа… Много лет назад именно подчинение своей власти духов поветрия мы с Вэй Усянем оставили напоследок. Из всех темных существ они были самыми опасными и самыми разумными. Их темное сознание было выше даже среднего человека. Духи поветрий всегда держались особняком ото всех обитателей вечной ночи инь. Они появлялись лишь в свой срок, когда единые силы готовились к разобщению. Я шутила о том, что они — тень Ветра Перемен, но это была единственная шутка, которую не поддержал мой брат… Молва и записи в библиотеках заклинателей говорили, что их неисчислимое множество, но лишь мы с Вэй Усянем знали — их двенадцать, совсем как важных созвездий в Небе. Они сами явились к нашим границам — белым отрядом встали у подножия Луаньцзань. К этому времени нашу с братом власть уже признали все дети тьмы: все злые духи, обитатели гор, вод, недр и земли, перекрестков и ущелий. Оставались лишь они — не вестники, но глашатаи Перемен. В ту ночь мы с Вэй Усянем долго не могли уснуть. Глупо ли — за один день, друг за другом нам нанесли визит сразу двое! Первым явился Цзян Чэн, но надолго он не задержался. Насупившись, он окинул пристальным взглядом преобразившуюся Луаньцзань. Особенно не по душе ему пришлись праздничные фонарики, которые мы так и не сняли после праздника урожая. Наверное, не понравился цвет некоторых из них. Я, то краснея то белея, наблюдала, как Цзян Чэн, стоявший на противоположной стороне двора, не сводит взгляда с трех фиолетовых фонариков, которые выделялись из всей яркой гирлянды. Хорошо, что был полдень, и он так и не увидел выступающих на бумаге ярко-черных лотосов, которые проявлялись от тепла фитиля… Я стояла у входа в Пещеру он — напротив меня. Нас разделяли снующие по своим делам люди, наши люди, люди Вэнь. Куцый урожай был скромен, но дел у них все еще было невпроворот: они утепляли свои жилища к грядущей зиме, чинили посуду и одежду. Обычные бытовые звуки, звуки самой жизни, наполняли все пространство горы Мертвецов. А мы стояли: я, Фэн Тяньчжи, в ханьфу ученицы Цзян, с заплатками на рукавах, а в нескольких десятках шагов от меня стоял он, глава Цзян, Цзян Ваньинь, в парадном роскошном одеянии. Все колкости, что я придумывала долгие вечера и ночи, разом выветрились из моей головы. Все его жестокие слова готовы были вот-вот сорваться с губ. Наши люди кланялись гостю и бросали на меня робкие взгляды, не заметив от меня никаких распоряжений возвращались к своим делам. — Что-то ты долго стоишь тут, сестр… — раздался веселый голос Вэй Усяня за моей спиной. А его бодрый шаг замер, словно он натолкнулся на неожиданную преграду. Его ладонь легла на мое плечо, и вместе с этим Вэй Усянь потрясенно выдохнул: — Цзян Чэ-э-эн. Я покосилась на него: лицо Вэй Усяня вытянулось, а глаза округлились. Цзян Чэн впился в Вэй Усяня тяжелым и пристальным взглядом. Вэй Усянь крепче сжал мое плечо и едва рывком не поставил меня за свою спину, как Цзян Чэн, без слов развернулся к нам спиной и стремительно, не желая оставаться здесь ни на миг, двинулся по тропе вниз. — Цзян Чэн, — против воли вырвалось у меня, я подняла ладонь и тут же в бессилии уронила руку. Фигура, совсем уже было скрывшаяся среди мертвых стволов, остановилась лишь на миг. Я судорожно вздохнула и повернулась к Вэй Усяню: мой брат широко улыбнулся мне. — Не надо, А-Чжи, не ходи, — решительно остановил он меня, как всегда прочитав намерения по моему лицу. — Сейчас ты ему ничего не докажешь, — с легкой грустью продолжил брат, заметив, что я собираюсь протестовать. Хриплый смешок вырвался у меня из горла: — Я никогда не смогу ему ничего… — Дай ему время, Тяньчжи, — прервал меня А-Сянь. Я кивнула, глядя ему в глаза. Миновал полдень, солнце поменяло свое положение на небосводе, и на Луаньцзань снова пала тень. Снова стало темно и холодно, и я, не дожидаясь просьбы от Вэй Усяня, который напряженно читал один из обрывочных свитков «Сердца Тьмы», подхватила сверток с недавно купленными теплыми вещами и поспешила к домам наших людей. Я обходила всех по очереди. Вэнь Цин и Вэнь Нин еще не вернулись с южного склона горы. С него они спускались в долину за целебными травами. Я положила вещи для них на самое дно вещевого мешка, решив, что отдам их позднее. Я передала одеяла и теплые вещи дядюшке Бо, невысокому и вечно смешливому мужчине с тремя ребятишками, накинула по просьбе Бабушки ей на плечи теплую шаль и надела теплые носки на ноги, передала одеяла кузнецу Чи, успев напеть одну из коротких песенок Исцеления, ведь у его матушки разыгрался ревматизм от такой суровой жизни на горе. Скоро вокруг меня образовалась толпа: немногочисленные ребятишки во главе с нашим Редиской с гомоном бегали вокруг меня и радостно хлопали в ладоши. Я как раз собиралась постучать в следующую дверь, когда раздался голос. Голос, который разом урезонил веселящихся детей и заставил мое сердце замереть в груди. — Молодая госпожа Фэн, — прозвучало слева от меня. Я так и замерла на миг с поднятой рукой в воздухе и неловко, как кукла на шарнирах, повернулась в сторону говорившего. У самого края нашего двора, в полшаге от недавно отремонтированных створок ворот, замер Лань Ванцзи. Ребятишки сбились в стайку за моей спиной и боязливо притихли. Только Редиска, осторожно приблизился ко мне и крепко обхватил мою безвольно опавшую руку своей ладошкой. — Второй молодой господин Лань, — отозвалась я и подарила нашему гостю безупречный поклон. Это послужило сигналом для Лань Ванцзи — он стремительно вошел через наши ворота и замер на вежливом расстоянии. — Тетушка Ветер, тетушка Ветер, — потряс меня Редиска, — к нам снова пришел богатый дядя! Я лишь улыбнулась Редиске, потрепала его по голове: — Ну тогда беги, поздоровайся с дядюшкой. По искрам, промелькнувшим в глазах Лань Ванцзи, я поняла — он смущен, но я ничем не выдала что раскрыла его тайну. Редиска радостно побежал к нему и немедля опустился у его ноги, крепко обхватил колено своими ладошками. — Дядюшка-дядюшка, не останешься ли ты с нами? — на манер детской песенки пропел Редиска. Лань Ванцзи замер, и я готова была поспорить на свой талант к заклинательству, что в его взгляде, устремленном на меня, мелькнула мольба. Я широко улыбнулась, обеими руками перехватила сверток с теплыми вещами и с напускной строгостью объявила: — А ну-ка! Поздоровайтесь, как полагается юношам из благородной семьи, — обратилась я к детям. — Перед нами — господин Лань, продемонстрируйте-ка ему все, чему я вас научила. Ребятишки тут же смело вышли вперед, а Редиска попятился, встав на шаг впереди от них, он первым сложил ладошки и поклонился. Нестройный хор заставил Лань Ванцзи крепче вцепиться в ножны Бичэня. — Сыновья клана Вэнь приветствуют молодого господина Лань. –То-то же! — довольно заявила я. — Теперь никто-никто не посмеет говорить, что мы тут невежи! — Молодая госпожа Фэн, я бы не подумал, — прочитала я по губам Лань Ванцзи, но тут же вместо ответа повернулась к ребятишкам, окружившим меня. — Тетушка Фэн, тетушка, мы хорошо поступили. — Да-да, хорошо! — раздалось два звонких голоса. — Тетушка Ве-е-е-етер, — заголосил Редиска, — дай нам сладостей! Сладостей! Мы были хорошими. Я с улыбкой вертела головой по сторонам, ловко удерживая в руке вещевой мешок, и с широкой, радостной улыбкой кивала каждому из детей. Сердце тоскливо сжалось: ведь у меня осталась всего лишь одна палочка танхулу. Ее я хотела подарить Цзян Чэну… Едва я подумала об этом, как наши взгляды с Лань Ванцзи пересеклись, и мне показалось, что в тот миг общая боль мелькнула в наших глазах. Спрятав ее за улыбкой, я полезла за пазуху и под торжественные возгласы извлекла увесистую танхулу в бумажной упаковке. Бумага хрустнула, скрывая ото всех короткий перелив заклинания. Я мгновенно стерла красивый нарисованный лотос и торжественно вручила сладость Редиске. — Только чур! — даже притопнула я. — Делить поровну! — Да! Да, тетушка! — хором заверили меня ребятишки и со счастливым гомоном убежали вглубь двора. Мы с Лань Ванцзи остались одни. — Я вас отвлек, госпожа Фэн? — сказал Лань Ванцзи только для того, чтобы что-то сказать. Он кивнул на сверток в моей руке. Я улыбнулась: — На горе бывает прохладно, вот, разношу нашим людям теплые вещи. Я осторожно огляделась по сторонам, но наши люди оставались по домам. Лишь играющие во дворе дети, занятые разделением сладости, нарушали мертвый покой. Стало зябко, я невольно поежилась и снова обратилась к гостю: — Вы прибыли к моему брату? — как можно более церемонно произнесла я. — Он у себя? — выдохнул Лань Ванцзи. Лицо мое вмиг приобрело холодный оттенок, такой холодный, со свежестью которого не сравнился бы ни один источник в Облачных Глубинах. — Мой брат и господин у себя, — словно танцуя, я встала так, что загородила собой обзор на пещеру. — Однако, если вы, второй молодой господин, снова, — я выделила это слово голосом, — пришли увещевать его от лица всего мира заклинателей, — я заметила, как он дернулся вперед, как вцепился в свой меч, но неумолимо продолжила, — то я вынуждена буду просить вас уйти. Меня ждут мои люди, второй господин Лань. — Молодая госпожа Фэн, — выдавил он из себя. — Я — Правая Рука Старейшины Илина, — отрезала я. — И покой моего брата и господина для меня первостепенная задача. — Мой визит, — начал Лань Ванцзи, не без волнения продолжая наш поединок взглядами, — носит дружеский характер. Я опустила взгляд, мои губы дрогнули от горькой усмешки: — Дружеской, вот как, — протянула я, разглядывая каменные плиты двора. — Молодая госпожа Фэн, — начал было он, но я оборвала его взмахом ладони. — Правая Рука Старейшины Илина, — отрезала я, снова заглянув ему в глаза. — Со своей стеной Послушания в чужой дом не ходят, господин Лань. Я не смеялась над ним, ведь не было ничего смешного в том взгляде, которым он смотрел на меня. Я лишь хотела, чтобы он понял, чтобы он знал — мы настроены серьезно. Я все еще не забыла грусть моего брата от их размолвки, я все еще помнила об обвинениях в нашу сторону от безупречного Второго Нефрита. И пусть мы с Вэй Усянем не могли позволить ему увидеть правду, нашу с ним сторону, но заставить себя уважать были должны. — Правая Рука Старейшины Илина, — через силу повторил он. Я сдержанно кивнула в ответ: — Ханьгуань-цзюнь, — только и успела произнести я, как за спиной раздалось веселое: — Лань Чжа-а-ань! — а следом и быстрые шаги. Братец стрелой подлетел к нам, словно Ветер, я услышала, как он успел на ходу, словно одним махом погладить по голове каждого из ребятишек и оказался рядом со мной. Он положил локоть мне на плечо, скрестил ноги и замер радостно выдохнув. Я покосилась на него: в этот миг Вэй Усянь был сама жизнь. Глаза радостно сверкали, на губах гуляла дерзкая улыбка, он медленно покачивался с пятки на носок, пожевывая травинку. Лань Ванцзи замер, глядя поверх наших голов. Прошло несколько тяжелых мгновений, прежде чем мой брат повернулся ко мне: — Ну раз он не разговаривает со мной, может быть ты, А-Чжи, скажешь, что ему нужно? — фраза была грубой, но только Вэй Усянь мог обернуть грубость в смех. — Господин Лань Ванцзи утверждает, что прибыл с дружеским визитом, — не могла я сдержать ответной улыбки. Вэй Усянь похлопал меня по плечу ладонью, я ощутила, как дрожит его рука, и понимающе, едва заметно качнула головой. — А что же вы тогда на пороге? — Ну, братец, — я крепче прижала к себе сверток с вещами, — я вынуждена была напомнить второму господину Лань о манерах, — в ритм своему брату я обернула грубость в шутку. Казалось, даже Лань Ванцзи улыбнулся, но кто мог в этих сумерках разобраться? — О манерах? — голос Вэй Усяня взлетел, а глаза стали как блюдца. — А-Чжи, вот это новость! — он повернулся к Лань Ванцзи и широко улыбнулся. — Да ты что, если у него нет манер, да кто тогда вообще обладает хоть каким-то воспитанием под этим небом! Манерах, вот ведь! — хохотнул он и снова оперся на меня. Услышав такое, Лань Ванцзи вздохнул, словно собирался что-то сказать, но смог сделать только шаг вперед. — Да, братец, ты прав, но некоторым тонкостям теперь придется учиться, — ответила я. Вэй Усянь потрепал меня по голове, я приготовилась отойти, как вдруг мой брат попросил — Ты заваришь нам чай, Тяньчжи? Гнев промелькнул на лице Лань Ванцзи от такой фамильярности, он даже выдохнул: — Вэй Усянь! — Конечно, — со смешком ответила я, отступая на несколько шагов, — только людям нашим раздам, — я показала ему сверток с вещами и покружилась на месте, напевая песенку, отправилась по своим делам. На чай он не остался: когда я вернулась в Фумо, то застала брата сидящим за каменным столом. Вэй Усянь сидел, обхватив голову руками, перед ним стоял початый кувшин вина, а справа фонарик, бросавший на его лицо тени. — Он ушел, Тяньчжи, — глухим голосом сообщил мне Вэй Усянь. Я села напротив него, рывком подтянула к себе кувшин с вином. Мой брат даже не взглянул на меня, он так и смотрел отсуствующим взглядом словно в одну точку. — Прости, — просипела я и протянула ему кувшин. Не глядя, он обхватил его ладонью, подтянул поближе к себе. — Твоей вины тут нет, Тяньчжи. Спасибо, — улыбка у Вэй Усяня вышла натянутой, кривоватой. — Никто не смеет смотреть на нас свысока, — прошипела я и скорчила гримасу. Вэй Усянь страдальчески хохотнул. — Ни глава Цзинь, ни наши наставники, ни… — я осеклась, дрожащей ладонью снова вцепилась в кувшин. — Цзян Чэн, — отозвался он. Я кивнула и продолжила после глотка: — И даже Лань Ванцзи такое не позволено! — Спасибо, — снова прошелестел Вэй Усянь. Я лишь в ответ махнула рукой. — Мы же должны защищать друг друга, да? — Да, — оживился Вэй Усянь, по-детски кивнул. — И мы будем защищать друг друга ото всех. — Вэй Усянь! Фэн Тяньчжи! — раздался суровый голос за сводами пещеры. — Она пришла-а-а, — страдальчески протянул Вэй Усянь. — Сейчас опять начнется выволочка! Я заозиралась по сторонам, решая, куда бы спрятать от зорких глаз Вэнь Цин кувшин с вином, когда братец призывно щелкнул пальцами. Я так и замерла с кувшином в руках и вопрошающе уставилась на него. — Что молчите? Вас мертвецы разорвали? — судя по голосу, Вэнь Цин приближалась к нам. Изобразив страдание, я издала протяжный стон, но Вэй Усянь прижал палец к губам и качнул головой в сторону занавеси, которая разделяла помещение. Мои глаза радостно вспыхнули: мы одновременно вскочили на ноги, и крадучись в темноте направились к тайному выходу из пещеры. В спину нам полетел сердитый голос Вэнь Цин: — Вэй Усянь! Фэн! Ну я вам сейчас задам! Мы с приглушенным смехом вывалились в коридор тайного хода и с громким топотом понеслись вперед. На мир опустилась ночь. А нас никто не искал и никто не преследовал. Мы спустились с горы, истратив все деньги, что я планировала растянуть до конца месяца в винной лавке, и снова вернулись на восточный склон Луаньцзань. Здесь заросли мертвых деревьев были гуще всего, а взошедшая на небосводе луна окрашивала все вокруг мертвым светом. Пейзаж был прекрасен — для двух темных заклинателей лучше было и не придумать. Ни я, ни брат не гасили хмеля ци, ни темной ни светлой, для нас власть вина была сейчас очень нужна. Вэй Усянь дремал, он сидел, прислонившись к стволу спиной, и покачивался в такт ветру. А я бродила перед ним, мои залатанные рукава ханьфу ученицы Цзян волочились по земле, то и дело цеплялись за мертвую траву и камешки. Я не обратила внимания на съехавший на плечи верхний слой одеяния, размахивала рукавами, словно журавль крыльями. — А вот сейчас возьму и спою! — громко объявила я ночной тьме, поигрывая полупустым кувшином в руке. — Спой, — не открывая глаз, поддержал меня Вэй Усянь. Я покачалась на месте, как бамбук на ветру, и резко повернулась к брату: — А знаешь что я спою? — Нет, — буркнул он, защищая лицо от яркого луча луны. Я рассмеялась, покружилась на месте, подняв ладони к небу, и громко объявила: — Восемнадцать прикосновений! * — я повернулась, как мне казалось, в сторону Ланьлина и крикнула: — Пусть Верховный Заклинатель засмущается! — Ха-а-а, — протянул Вэй Усянь и потряс пальцем, — это хорошая песня! Хор-рошая, — кивнул он и требовательно указал на кувшин с вином. Неловко, путаясь в подоле и рукавах, я направилась к нему и протянула кувшин. — Пусть знают, — мстительно заявила я, — что отныне Фэн Тяньчжи возглавляет список самых бесстыдных представителей мира заклинателей! Это же вам надо, вы! — взъярилась я и подпрыгнула на месте, оглядывая звезды на небосводе. — Этого же вам только и надо, да? — Ха-а-а, — отозвался братец, — а как же я? — А ты, — я качнулась ближе, ткнула пальцем ему в грудь, — кажется, на первое и не претендовал! — Не… претендо… а-а-а, — протянул Вэй Усянь, в один глоток уничтожая кувшин с вином. — Все-о-о? — разочарованно протянула я, заметив его бесплодные попытки добыть из кувшина хоть еще одну каплю. — Да! — с чувством объявил он и даже качнул головой, словно хотел придать своим словам веса. — А это плохо, — я села прямо на землю и скрестила ноги. — Денег-то у меня больше нет. — Больше нет, — эхом повторил Вэй Усянь и прижался спиной к дереву. — Я устал, Тяньчжи. Просто устал. Я вздрогнула от того, как чисто и звонко прозвучал его голос в ночной тьме. Вздрогнула от ясного и прямого взгляда на меня. — Устал, — прошептал он. — Никому бы другому в жизнь не сказал бы. — Э-э-эй, — отозвалась я. — Мы справимся, слышишь! Да я голову этому Лань Ванцзи откручу, если он только еще раз… — Он видит мир по-своему, Тяньчжи. Не надо ему в этом мешать, — с грустью осадил меня брат. — И хватит уже головы всем крутить! Сколько можно! — Сила иногда единственное решение! — возразила я. — Ты как Цзян Чэн, — отозвался Вэй Усянь. Я застыла, как пораженная молнией, не в силах и произнести ни слова, ни вздохнуть. — Прости, — выдохнул он и подался ближе. Мертвый Ветер взвыл между стволов так, что вековые деревья содрогнулись. Я вмиг позабыла и о хмеле, и о ране от слов моего брата: не слушая его вопросов, я медленно поднялась на ноги. Еще один порыв Ветра пронесся между нами, холодный, словно дул с вершины Тяньшань, он вмиг заставил заледенеть кровь в жилах. Мы встали спиной к спине, разом почувствовали угрозу: Вэй Усянь осторожно ощупал свой пояс. — Что, оставил в Фумо? — не удержалась от шпильки я, при этом не теряя бдительности. Хмель, приглушенный было обостренным чувством тревоги, снова попытался разлиться по телу. — Это… не твой Ветер? — спросил Вэй Усянь очевидное. — Не мой, — отчеканила я. В ночи, со всех сторон раздался вой, напоминающий траурную песнь и поминальные сутры одновременно. А следующий порыв Ветра буквально покрыл все вокруг инеем. Тонкий белый слой покрыл и жухлую траву, и камни, и стволы деревьев. Лег иней и на наши волосы и одежды, на наши руки и лицо тонким слоем, и не думал даже таять от тепла наших тел. Песня была все ближе, пока мы с братом судорожно пытались вспомнить тех из детей ночи, кому бы она могла принадлежать. Чувство, охватившее нас, напоминало триумф и отчаяние одновременно: сила и слабость появилась в наших телах, горе и радость поднялась в наших душах. Одновременно столько чувств мутили разум, сбивали с толку: хмель, который я было подавила, снова взял надо мной верх. Меня замутило, перед глазами все поплыло, но через миг я снова стояла твердо. Вэй Усянь сжал мою руку в своей, мы переплели пальцы в замок, без слов заверяя друг друга: мы будем биться до последнего вздоха. Из густой тьмы под свет луны выступило двенадцать фигур — они не шли, но плыли над землей. — Мор, — одновременно выдохнули мы, глядя на их белые одеяния, на траурные маски, на страшные, мигающие черным обрывки поминальных сутр на белых полотнищах, которые развевались на древках знамен. Чем ближе они были, тем холоднее становилось нам с Вэй Усянем: холод девил снаружи и мучал изнутри. Его ледяные пальцы замедляли бег Ци по меридианам. Наши губы посинели, а иней на наших телах превратился в корку льда. — На счет, — едва слышно выдохнул Вэй Усянь. Мы с трудом кивнули друг другу, решив ударить одновременно. Но духи мора в едином порыве воткнули в мертвую землю свои штандарты, и в следующее мгновение по земле заклубился туман. Белый круг отделил нас с братом от духов поветрия, а после вода ручьями потекла по нашим лицам, телу и рукам. Тепло ночи дохнуло нам в лица вместе с запахами подтаявшей земли. Ци едва не взорвала наши меридианы, с такой скоростью духовная сила вместе с кровью заструилась внутри тел. А пришедший на смену буре чувств покой выбил из нас остатки хмеля. Мы едва сдерживали озноб и, все еще не размыкая наших ладоней, помогали один другому распределить поток энергии внутри. — Ве-е-етер Переме-е-ен, — заговорил стоявший перед нами призрак с северной стороны. — Я, — немедленно отозвалась я и шагнула вперед, желая прикрыть Вэй Усяня от угрозы. — Во-о-о-от ты ка-ака-а-а-я-а, — протянул призрак, который явно был среди них главным. Остальные покорно склонили головы, едва лишь раздался его голос. Мертвый Ветер растрепал их знамена, взметнул рукава траурных одеяний. Полуседые пряди привидений разлетелись по их плечам. — Духи поветрия, — раздался голос Вэй Усяня. Мой брат поравнялся со мной, встал плечом к плечу. — Старе-е-е-е-йшина, — протянул все тем же голосом главарь. Они не просто смотрели на нас мертвыми бесцветными глазами, что белели, как кости под открытым небом, они действительно видели нас насквозь. — Двое хозяев с горы Луаньцзан, — мертвым ветром звучал его голос. — Как твое имя? — нашлась я, свободной рукой в воздухе чертила амулет. Дух поветрия покосился на тьму от моих рук и издал странный звук. Эхом этот звук подхватили все остальные привидения. — Смеются, — подсказал мне Вэй Усянь шепотом. Я едва сдержала недоуменный возглас, но заклинание чертить перестала. Смех от таких могущественных существ мог сулить нам и доброе, и плохое, поэтому стоило повременить с подчинением. — Что вас так рассмешило, духи поветрия? — решил принять на себя удар мой брат. — Не вы-ы-ы-ы, — протянул дух перед нами. — Не вы-ы-ы-ы, — хором подхватили остальные призраки. Мертвый порыв ветра снова пронесся мимо нас, не одарив даже крылом, а вот пространство вокруг словно изогнулось, искорежилось, смазалось, как чернила от воды. — Вот вы ка-а-аки-и-е, — все тянул призрак, разглядывая нас. — Весь мир тен-е-е-е-й лишь о вас говорит. — Если бы только он, — хохотнул Вэй Усянь и скрестил руки на груди. — Это наша земля, — его слова упали камнем под ноги. Он взмахнул рукой, и тьма шлейфом повисла в воздухе. — Мы не разрушали ваших могил, — отозвалась я. — У нас не-э-э-эт могил. У нас не-э-эт имен, — хором, как один, отозвались духи. — У нас есть лишь голод! — голос главного взлетел, и знамена снова взмыли вверх. В миг надписи на них изменились на иероглиф чжуаньшу «Голод.» — У нас есть лишь гнев! — продолжил он, и красный иероглиф «Голод» очертаниями лег на «Гнев» сверху. — Ве-е-е-те-е-ер Перем-е-е-ен, — обратился ко мне главарь, — ты-ы-ы же-е-е-е зна-а-а-а-а-ешь о нас. — Все заклинатели знают, — бросил Вэй Усянь. — Знаю, — отозвалась я и полупоклонилась в сторону духа. — Вы всегда идете следом за тем Ветром, который никто не держит. — Мы чи-и-и-сти-и-и-м, — снова отозвались все двенадцать духов, — мы у-у-убираем камни с дороги Перем-е-е-ен. — Все так, — отозвалась я. Меня колотила дрожь, зуб на зуб не попадал. Но даже в таком состоянии я держалась изо всех сил. Я управляла своим телом волей, точно так же поступал и Вэй Усянь. Но то, что произошло следом, едва не заставило меня вскрикнуть. На помощь мне, как всегда, пришел Вэй Усянь. Все двенадцать призраков мора преклонили колени, хором, четко и звонко, словно армия тысячи тысяч человек, объявили: — В мире теней Перемены. В мире людей Перемены. Мы — идущие за Ветром Перемен. Мы не имеем имен, не имеем могил. Мы — голод и гнев. Мы жаждем служить! — хором закончили они и отбили земной поклон. — В мире теней Перемены. В мире людей Перемены… — разносилось по округе трижды. Трижды произнесли духи мора и ужаса свою клятву. Трижды я и мой брат, презрев все прочие устои, склонили свои головы, трижды признав и приняв их клятву. У детей Тьмы свои законы. И знают их лишь такие же дети тьмы… — Хорошо-о-о-о, — с мрачным довольством протянул Вэй Усянь и кивнул, когда заметил, как все пятеро духов посмотрели в нашу сторону. Я вскинула руку, остановила их глубокий поклон на середине и, хитро подмигнув, приложила палец к губам, призывая к молчанию. В ответ траурные полотнища лишь резче взлетели вверх, а надписи на короткое мгновение вспыхнули ярче в свете взошедшей луны. И тут я увидела Цзян Чэна… Сложив руки на груди, он стоял у самого края, в той же позе, в которой стоял рядом со мной Вэй Усянь. Цзыдянь недовольно искрилась на его руке. И тут же, услышав свою сестру, на моем предплечье ожила Фэнбьян. Я взметнула ладонь, накрыла рукой начавший оживать черный витой браслет. Цзыдянь было почувствовала свою сестру, но Цзян Чэн шевельнул запястьем и лишь настороженно огляделся по сторонам. Фиолетово-черное ханьфу плотно прилегало к его телу, я могла разглядеть вышивку по узорам его ворота, по высоким манжетам рукава лучника. Широкий пояс, украшенный круглой бляшкой в виде золотого лотоса, раскинувшего свои лепестки. С замиранием сердца я увидела, как блики огней выхватили выбитые на бляшке маленькие вихри, которые прятались меж раскрытых лепестков. Волосы убраны в высокий хвост, а парадное навершие из платины венчала шпилька. Та самая нефритовая шпилька моего отца пронзала пучок навылет. Лунный и звездный свет, язычки костров и блики Цзыдянь освещали его мужественное лицо: черты приобрели ожесточенный характер, глаза сверкали от хорошо контролируемого гнева. Губы застыли в высокомерной усмешке, весь его вид взирающего свысока в прямом и переносном смысле заставил мое сердце дрогнуть от совершенного безумного, почти что детского восторга. Я любила его и таким: отстраненным и холодным главой Цзян, сквозь маску которого проступали черты Владеющего Ядами. Таким он выслеживал подражателей, таким он забирал их жизни. Таким мой Цзян Чэн взирал на заклинателей Цзинь. Я бросила взгляд на Вэй Усяня, повинуясь порыву, оплела своей ладонью его руку. Я видела, как он хотел скрыть от меня свой ищущий взгляд, но то и дело внимательно всматривался в лагерь, в лица заклинателей. Не было нужды спрашивать, кого он ищет. Его лицо застыло, словно маска, а ладонь в моей руке похолодела. Я почти что услышала, как быстро бьется сердце Вэй Усяня, будто бы приложила голову к его груди. Он искал взглядом белую фигуру, он ждал… Стремясь ничем не выдать себя, я осторожно любовалась Вэй Усянем, время от времени улыбаясь его слегка растерянному виду. Словно бы мой брат никак не мог решить, хочет он увидеть Лань Ванцзи или нет. Влюбленный Старейшина Илина, что за прекрасное зрелище! Пару раз Вэй Усянь покосился на меня, но я всякий раз успевала отвернуться, прикинуться, что изучаю местность перед собой. Вэй Усянь в очередной раз окинул взглядом лагерь и было горестно вздохнул, как в последний момент разлетелся по сторонам полог шатра главы Цзян, и показался Лань Ванцзи. Вэй Усянь облегченно выдохнул, крепче сжал мою ладонь. Он сам будто бы обмяк, потер лоб кончиками пальцев: — Ну хорошо, хорошо, — бормотал он, протирая ладонью лицо, — они хотя бы приглядят друг за другом… Что? — с напускной грубостью поинтересовался он у меня, когда услышал мой смешок. Вэй Усянь высокомерно вздернул подбородок, приподнял бровь, всем своим видом интересуясь, что же меня так позабавило. Я хихикала, прижимала кулак к губам и уже через миг качала головой, отрицая все свое веселье. И все же в его глазах зажглись ответные искорки. Рука стала теплее, а прикосновение преисполнилось нежности. Мы посмотрели друг на друга. Вэй Усянь широко раскинул руки, так широко, словно вместе со мной хотел обнять весь мир. На короткий миг это вернуло нас обоих в пору юности, когда из всех забот у нас было лишь не навлечь гнев матушки Юй да хорошо справиться с уроками отца Фенмяня. — Что враг? — поинтересовался Лань Ванцзи, поравнявшись с Цзян Чэном. Цзян Чэн в ответ постучал пару раз подошвой по валуну и убрал ногу с камня. — Глотку дерет, — процедил он сквозь зубы и мрачно посмотрел на Лань Ванцзи. Тот огляделся по сторонам и напряженно кивнул, посмотрел вниз. — Как всегда, — с мрачной иронией сообщил Лань Ванцзи. Цзян Чэн в ответ хмыкнул: — Какие будут предложения, Ханьгуан-цзюнь? — Только одно, Саньду Шеншоу, — холодно ответил Лань Ванцзи, снова оглядываясь по сторонам. — Он не может нас видеть, — выдохнула я. — Не может, — слабо прозвучал голос Вэй Усяня. Мы переглянулись и снова посмотрели в зеркало. — Дадим ему договорить, — уверенно кивнул Лань Ванцзи. — А после наведаемся, — отозвался Цзян Чэн и сплюнул себе под ноги. — Утомила меня эта псина своим лаем. — Не могу не согласиться, глава Цзян, — кивнул Лань Ванцзи. — Глава Цзян! Прекратите это безумие! — снова донес Ветер усиленный заклинанием голос. — Прекратите эту междоусобную распрю! Отведите силы заклинателей! Вы сбились с Пути! Заклинатели за спинами Цзян Чэна и Лань Ванцзи заволновались: я едва не оглохла от лавины проклятий от наших людей, которая понеслась в сторону заклинателей Цзинь. И Цзинь Гуанъяо. Противник находился за полли от лагеря: не меньше двухсот заклинателей, возглавляемых всадником на белоснежной лошади, замерли у защитного барьера. Мне не требовалось усилий, чтобы разглядеть в этом всаднике с распущенными по плечам волосами, в парадном, парчовом тяжелом одеянии главы ордена Гуанъяо. Я дернулась, шагнула вперед, против воли у меня вырвался невольный вздох. — Стой, — резко одернул меня Вэй Усянь, взметнув руку мне наперерез, и жестом предложил посмотреть на происходящее за сотни ли от нас. — А неплохо мы его потрепали, господин Лань, — покосился Цзян Чэн на собеседника. — Аж мира прискакал просить. — Глава Цзян, — Лань Ванцзи кивком показал, что оценил иронию Цзян Чэна, и посмотрел ему прямо в глаза. — Вас ничего не смущает? Приглядитесь-ка к нашему противнику. Цзян Чэн взглянул сначала на Лань Ванцзи, а потом впился взглядом в Цзинь Гуанъяо. Что-то действительно было не так. — А сейчас и проверим, Второй Нефрит, — Цзян Чэн вскинул ладонь, на кончиках его пальцев затанцевали зеленоватые язычки энергии. Лань Ванцзи озадаченно посмотрел на него, и Цзян Чэн тут же самодовольно ответил: — Я же Владеющий Ядами: ревностью, местью, злостью. Забыли, Второй Нефрит? Лань Ванцзи в ответ лишь скользнул вбок, уходя с линии огня. — Хочет проверить подлинность, хорр-р-рош, братишка! — Вэй Усянь довольно тряхнул головой и злорадно рассмеялся. Я спрятала смешок одобрения за вежливым покашливанием. — Глава Цзян! — снова долетел до заклинателей раскат голоса Гуанъяо. В нем звучала власть, в нем звучала сила. В голосе гарцующего за охранным барьером всадника звучал приказ. — Что дало вам покровительство госпоже Цзян и Вэй Усяню?! Что дало вам падение в пучину Темного Пути, куда вас затащили интригами и уловками?! Находясь на вершине, под шквалом гнева своих подчиненных, Цзян Чэн вскинул руку с искрящейся Цзыдянь, показывая всему миру объятую зеленоватым пламенем кисть. Все остальные ничего не успели даже понять: тонкие, почти что неразличимые зеленые нити стремительно преодолели полли, разделяющих лагерь заклинателей и глашатая и ударили прямо в грудь всадника на белоснежном коне. — Кукла, — одновременно выпалили Цзян Чэн и Вэй Усянь, разделенные расстоянием и заклятьем. Марионетка в седле и правда ничего не почувствовала, не заметили ничего и заклинатели Цзинь рядом с ней. А вот тот, кто говорил через свои копии, потерял дар речи. — Это мой путь, господин Лань, — соблаговолил объяснить Второму Нефриту свою технику Цзян Чэн. — Победив яды в себе, я могу управлять ими в других. — Это не живой человек, господин Цзян. Цзян Чэн повернулся к Лань Ванцзи: — А живому человеку сейчас оч-чень плохо. Лань Ванцзи наклонил голову в ответ. Я отпрянула от Вэй Усяня, едва не шагнула ближе, стремясь дотянуться до этого ублюдка, но опомнилась и подалась назад. Вэй Усянь опустил поднятую было руку и кивнул. Мы снова взглянули в зачарованное зеркало. — Слышали, господин Лань? — мотнул головой Цзян Чэн в сторону врагов. — Я безумие прекратить должен! — он хлопнул себя ладонью по груди. — Прощение обещает, сучий потрох. Нет, вы посмотрите! — Цзян Чэн сверкнул глазами и тряхнул ладонью в воздухе. — И насколько хватит вашего удара по главе Цзинь? — поинтересовался Второй Нефрит. Цзян Чэн открыл было рот, как снова раздался голос Гуанъяо. В нем звучали нотки боли, которую хозяин своих копий конечно же испытывал от такого удара и подъема негативных чувств. Но внести смуту в ряды врагов для Цзинь Гуанъяо было важнее. — Глава Цзян! Вы находитесь под чарами вашей супруги! Мы вам не враги, глава Цзян! Остановитесь! — снова пронесся по округе голос. Едва услышав это, заклинатели за спинами Цзян Чэна и Лань Ванцзи рассвирепели: боевыми барабанами взрыкнули сабли заклинателей Не, громким воплем мести отозвались заклинатели Цзян. Их гнев словно влился в Цзян Чэна. — Стоять, — гортанно приказал он, бросив через плечо, и снова повернулся к Лань Ванцзи. — Быстро он восстановился. — Полагаю, — начал Лань Ванцзи, — у него большой запас заемной силы. Как думаете, господин Цзян? — Согласен, — ответил Цзян Чэн. — Нет, да вы послушайте! Ублюдок, голыми руками задушу! — рассвирепел Цзян Чэн и подался вперёд. Бело-голубой рукав взметнулся боевым стягом, и Бичэнь в ладони Лань Ванцзи преградил Цзян Чэну путь. — Этого он и добивается, глава Цзян, — рассудительно начал Лань Ванцзи. — Вот ведь тварь безродная, — злобно ухмыльнулся Вэй Усянь, полностью разделяя ярость своего брата. Он вмиг побледнел, потом поморщился и охнул: взметнув руку, он резко отбросил ткань рукава и тут же ее прикрыл. Я заметила, как на чистой повязке расплылось кровавое пятно. — Все меньше времени, — процедил Вэй Усянь и взглянул на меня исподлобья. — А этот послед собачий столько натворил… — Мы справимся, успеем, — немедленно отозвалась я, осторожно положив руку на его предплечье. Он дернулся, ожидая боли, но ее не последовало — я все же умела не причинять боли. И пусть я не в силах разрушить этот договор, я могу облегчить своему брату путь. — Твой братец ловкач, молоде-е-ец, — злобно дернул щекой Вэй Усянь. — Научил меня смирению, — он закрыл глаза и запрокинул голову. — Прости, А-Чжи, — пробормотал он, все еще не открывая глаз. — Прости. — Потом, потом, — произнесла я мягко, но настойчиво возвратив своего брата к зеркалу. — Без всякой магии уничтожу ублюдка! — выплюнул Цзян Чэн. Лань Ванцзи покосился на него, но промолчал, лишь крепче стиснул узорчатые ножны Бичэня в ладони. — Полностью согласен с вами, господин Лань, — усмехнулся Цзян Чэн. — Глава Цзян! — снова воскликнул Гуанъяо и поднял своего коня на дыбы, но отчего-то не качнулся следом, как полагается умелому всаднику — он сидел в седле прямо, словно был к нему привязан. Я сощурилась, дернула плечом: снова было что-то неправильное. Зеркало отразило и заклинателей Цзинь. Суровые и мрачные, они застыли полукругом, прикрывали своего главу с боков и спины. По их лицам мелькал взгляд, зеркало отразило смятение в их глазах. Я услышала, как они сжимают в ладонях эфесы своих мечей. Вэй Усянь сосредоточено вглядывался в наших врагов, от волнения он даже заткнул флейту за пояс и теперь усердно грыз ноготь. Я всмотрелась в заклинателей Цзинь снова: теперь я увидела, как их руки и талии оплетает множество едва заметных глазу красноватых нитей, столь тонких, что без усилий их было не разглядеть. Они не могли уйти, не могли двинуться без разрешения своего главы. Ужас явственно читался на их лицах даже через разделявшие нас тысячи ли. — Что у вас есть своего?! — вопрошал Цзинь Гуанъяо устами марионетки. — Ну все, щ-щенок, допрыгался, — бросил Цзян Чэн и, раскинув руки, стремительно отправился в полет. *** Две фигуры опустились вниз за пару десятков шагов от заклинателей Цзинь. Лошадь всхрапнула, покачала головой и попятилась. Отступили назад и двести заклинателей ордена Цзинь. Перед ними стояли Цзян Чэн и Лань Ванцзи. Второй Нефрит обнажил меч, скупой лунный луч скользнул по лезвию Бичэня. Наступившее молчание разбивали вдребезги искры Цзыдянь и треск зеленого пламени вокруг правой ладони Цзян Чэна. Кукла посмотрела на прибывших стеклянными глазами, теперь отчетливо стал слышен скрип шарниров, соединяющих руки и ноги марионетки. — Глава Цзян! Господин Лань! — послышалось со всех сторон. Цзян Чэн, жестоко усмехаясь, сделал несколько шагов. Заклинатели Цзинь отступили перед ним. Цзян Чэн оглядел волнующихся людей, скользнул взглядам по обнаженным клинкам и снова обратился к Цзинь Гуанъяо. По его лицу я заметила — он видел хозяина марионетки, видел так хорошо, как если бы он стоял рядом с ним. — Что, все свои слова растерял, ублюдок? — поинтересовался Цзян Чэн. Уголок его губ дернулся от яростной усмешки. — Что ты там говорил? — Цзян Чэн выбросил хвост Цзыдянь вперед, плеть тут же оплела марионетку, стащила ее с седла. Лошадь встала на дыбы, испуганно заржала и понеслась прочь. Заклинатели Цзинь едва успели дать испуганному животному дорогу. Лань Ванцзи, оглядывался по сторонам, был готов прикрыть Цзян Чэна в любой миг. Цзян Чэн приблизился к молчащей кукле, поставил ногу на грудь. Раздался тихий, едва уловимый треск, словно фарфороая ваза вот-вот разобьется. Натянувшаяся до предела Цзыдянь искрила, и скоро, совсем скоро через губы куклы донесся едва слышимый стон боли. Цзинь Гуанъяо хрипел и постанывал. — Повтори, — приказал Цзян Чэн, наблюдая за тем, как в глазах куклы отразилось зеленоватое пламя Ядов. — Повтори все, что ты сказал. — Что вы чувствуете, господин Цзян, победив жалкую куклу, а не кукловода? — проскрипели губы куклы. Послышались смешки: заклинатели Цзинь все еще трепетали от страха и пытались приободрить сами себя. — И до тебя очередь дойдет, — заявил Цзян Чэн, с силой вдавливая ступню в горло куклы. Все произошло мгновенно: Цзыдянь впилась в тело марионетки, а зеленое пламя на его сжатом кулаке вспыхнуло так ярко, что на миг ослепило всех зрителей. Раздались крики боли, музыкой прозвучал для меня вопль Цзинь Гуанъяо. Цзыдянь разнесла на осколки марионетку, а сгусток зеленого пламени Владеющего Ядом достиг своей цели. Зеленая вспышка развеялась без следа. Заклинатели Цзинь, отнявшие ладони от своих лиц, увидели, как глава Цзян перед ними втаптывает осколки фарфоровой куклы в землю, увидели Цзыдянь, которая все еще лежала на земле, и, заметив грозное оружие, готовое к атаке, отпрянули еще дальше. Лань Ванцзи вернул Бичэнь в ножны, встал плечом к плечу с Цзян Чэном, молча оглядел заклинателей Цзинь. — Ч-что вы сделаете, глава Цзян? — среди них все же нашелся смельчак. — Мы будем сражаться, глава Цзян! — поддержал своего товарища другой заклинатель. — Вы мятежники! Никакой пощады! — слабо прозвучал голос еще одного заклинателя Цзинь. Однако сказать — не значит делать, и как бы они ни храбрились, атаковать не решился ни один из заклинателей. Цзян Чэн покрутил браслет на запястье, укротил свое божественное оружие и снова посмотрел на них. — С кем вы собрались сражаться, глупцы? С нами? — он кивнул на себя и на Лань Ванцзи. — Второй Нефрит, ваш брат сейчас в Башне Золотого Карпа! Он во всем поддерживает главу Цзинь! — раздался возглас из толпы. Лань Ванцзи нашел взглядом говорившего и посмотрел на него пристальным и тяжелым взглядом. — Готовьтесь к изгнанию из ордена Гусу Лань! — не унимался заклинатель. — Убеждение, — громко и четко ответил Лань Ванцзи. — Вы говорите о праведном, служа предателю? Заклинатели Цзинь замолкли, казалось, что даже перестали дышать. Вэй Усянь поглядывал то на своего брата, то на свою родственную душу и сиял, как золотой лян. Его просто распирало от гордости и самодовольства. — Я даю вам шанс уйти, — бросил Цзян Чэн и повернулся было спиной. И следом выбросил руку, поймал чужое заклинание в полете.