Мудрость обнимающая лотос

Не давая молчанию затянуться, а лицам наших родственных душ посмурнеть еще больше, я тут ж повернулась к господину Лань, сообщая ему подробности осмотра: – Тело необходимо готовить. Это вопрос времени, ведь оно сейчас не на нашей стороне. Нашими техниками, господин Лань. Он поблагодарил меня наклоном головы, лишь взглядом позволил себе выразить всю тревогу, грызущую его изнутри. Внутри меня поднимало голову странное, смутное опасение, я наблюдала за тем, как преглядывается господин Лань и Вэй Усянь, как мой брат то и дело косится в сторону Цзян Чэна. Я понимала, что между ними тремя происходит безмолвный диалог. В голове все смешалось, грудь сдавливало ощущение пустоты, прешедшее на смену тяжести, что я буквально вытолкнула из своей души. Я потерла виски и тут же обратилась разом к Лань Ванцзи и Вэй Усяню: – Что вы успели узнать? Вэй Усянь тут же повернулся ко мне, странно, криво усмехнулся: – И, кстати, об этом, сестра, – он чуть помедлил и посмотрел на меня. Мне на миг стало неуютно от того, насколько колючим и холодным был его взгляд, и почему в голосе моего брата прозвучала странная мольба. Мольба, которая бывает, когда просят в одной молитве сразу о противоположном: знать и не знать, спасти и убить. А-Сянь скользнул ко мне, положил ладонь мне на плечо и тихо поинтересовался: – Теперь скажи мне ты,сестренка: что тебя связывает с кланом Не? Разум, давно привыкший к стратагемам, связывал воедино странное сочувствие А-Сяня и недавний молчаливый диалог трех заклинателей: диалог Цзэу-цзюня, А-Сана и Гуанъяо в Башне Золотого Карпа, когда глава Не и Лань одновременно гнали меня прочь. “А-Сан сказал, что уже видел А-Сяня и Лань Ванцзи. Но что им могло понадобиться в Цинхэ? Третья рана, разумеется, связана не только с нашей партией, но и с нитью мести моего Яцзы… И тут, – я перевела взгляд на А-Сяня, который улыбался мне так широко и открыто, что только усугубило странную тревогу внутри. – Он задает мне вопрос, этот вопрос… Для чего?” В поисках поддержки я посмотрела на Цзян Чэна – его взгляд лучился сочувствием и любовью, на лице мелькнуло выражение светлой грусти. Не Минцзюэ оплакивали не только мы с А-Саном. Тихую мелодию грусти и скорби в нашей боевой песни всегда пело сердце А-Чэна. У моего отца и мужа была своя близость – мужская, лишенная ярких внешних проявлений. Им не нужны были громкие слова или широкие жесты, чтобы выразить эту привязанность. Они показывали ее лишь друг другу, частенько вместе уходили для беседы из охотничьего лагеря, оставляя всех нас позади. Мы с А-Саном никогда не стремились влезть между ними, узнать, о чем они говорили и куда направлялись. Эти мгновения принадлежали лишь Не Минцзюэ и Цзян Чэну. Он не был для моего фуцзюня отцом, но все же он стал старшим родичем для А-Чэна. Этого им, двум скорым на гнев, было достаточно… И вопрос… Вопрос А-Сяня… Брат пристально смотрел на меня, нетерпеливо постукивал ногой по земле. Лань Ванцзи и вовсе замер, даже не дышал – снова обратился в нефритовую статую, являя нам маску внешней отстраненности. Вэнь Нин смотрел с вежливым любопытством. И тут я подняла голову, оглядела их всех и счастливо, звонко рассмеялась, покружилась вокруг своей оси, широко раскинув руки, призывая свой Ветер.       Вопрос, суть которого я поняла не сразу: не обратила внимания на дымку грусти в его глазах, на чуть изменившейся голос. Не придала значения тому, как быстро А-Чэн оказался рядом с ним, крепко сжал локоть А-Сяня в своей руке. Мне не терпелось показать переданную силу и мощь громового раската клана Не. Я ударила в ладоши: будто бы взрыкнули тысячи боевых барабанов. Я откинула назад полы одежды – они взметнулись стягами за моей спиной. Я не захотела видеть, как легла изморозь на лицо господина Лань. Не время для скорби. Время для силы. Я вся была лишь одной мыслью: «Смотри, у меня теперь есть только своё». – Ты, Вэй Усянь, – дерзко расхохоталась я, наблюдая за тем, как он с полуулыбкой следит за мной, – хочешь знать, что связывает меня с Цинхэ Не? Смотри же! – я топнула ногой и качнулась в его сторону, и снова гортанно, резко расхохоталась. – Война, – проговорила я, взмахнув рукой, зажигая в глазах огни знаменитой ярости Не. Ярости Небес, приняв которую вместе с кровью главы Не, вместе с кровью второго молодого господина Не, я стала полноправным членом семьи. Кровь впиталась не только в мою кожу – в мои мышцы и кожу, в глину моего тела, в сами мои кости. В мою душу, золотое ядро и мои меридианы, раз и навсегда, в мой голос, в мое дыхание. Ярость Небес, что всегда являлась уделом клана Не, давала им силу и забирала жизнь. Ярость, от которой пели их сабли, требуя жизни нечисти и демонов. Ярость Небес, что всегда звучит раскатом, сотрясает весь мир до основания, напоминает верным о том, что пришла защита, а неверным – что кары не избежать. Ярость Небес, чьей концентрацией, чьей оборотной стороной и был всем известный, Темный Путь… Все под Небом не только имеет свой счет, все под Небом имеет и свой срок. Яростный рык сорвался с моих губ, когда я с горделивым пренебрежением оглядела мужчин перед собой и хмыкнула. Они хотят увидеть мою силу, мою мощь, что же… – Я – Не Ксяокин, дочь Не Минцзюэ! – грозно объявила я, и пространство вокруг отозвалось. Небо и Земля, Вода и Воздух трижды повторили это имя, мое имя грянуло как боевой клич. Я гордо вскинулась, демонстративно подняла ладонь с перстнем вверх, демонстрируя своим близким этот знак моей силы. Прикинув расстояние, я стремительно отошла назад. В последний раз оглядев заклинателей, я хмыкнула и медленно, со всем пониманием момента подняла ладонь перед собой. Другой рукой я принялась выводить в воздухе замысловатые письмена заклятья. Плавными, по-своему изящными движениями я творила заклинания Цинхэ Не. Движениями, лишенными обычной женской грации, привычной для прочих мужчин. С такой грацией, опасной и смертоносной, выходит на тропу тигрица. С такой небрежной изящностью возвращает воительница меч в ножны. С такой же редкой, оттого и более яркой, ослепительной красотой, женщина находит в себе силы выйти за привычные устои… В сторону были отставлены сотни предписаний: отброшено за ненадобностью “статус женщины – скромный”, отброшено в сторону правило принадлежности лишь очагу, отброшено правило быть вместилищем красоты. Я объединила силу, дарованную мне отцом и братом, силу предков Не с кровью воительниц Фэн, гордых и смелых, и это единство родило что-то невыразимо прекрасное в своей мощи, от чего даже у меня захватывало дух. Я покосилась на моих зрителей, наслаждаясь их восторгом, смятением, их трепетом перед новой гранью силы женщины, и резко присела на одно колено, со всего размаха запечатав гудящее заклинание на ладони в землю перед собой. Священные письмена побежали вокруг меня, следом раздался рык дракона: черно-серый с золотой чешуей морок ринулся ко мне с Небес, обвил мое тело до пояса плотным кольцом. Я наслаждалась каждым мигом этой силы, повинуясь ее волнам, я резко взмыла в Небо и так же резко, с грохотом опустилась вниз. По земле пошли трещины, с вершины горы упало несколько камешков. Лавины не будет – я резко вскинула руку, восстанавливая гармонию. Дракон обвивал меня, щерил пасть, поднимался из-за левого плеча, качал головой, делал ложные выпады в сторону заклинателей. Он демонстрировал свою силу и готовность исполнить приказ. Я развела руки в стороны. Радость, торжество, счастье – всем этим была в этот миг я. – Вот то, что принадлежит лишь мне! Эхом разнеслось по округе, и в этот миг торжества, кружась на одном месте, под рев дракона из-за моего плеча, под всполохи силы, что звучали как песни воинов и боевые барабаны, в мельтешении священных знаков заклинаний мне показалось, что я увидела его. Моего отца, Не Минцзюэ, в парадном одеянии… Мой генерал, мой грозный Чифэнь-цзюнь стоял, положив ладони на эфес Бася, и с величием взирал на силу своей дочери. Не задумываясь о том, блик ли это моей мечты или явление души, я всей собой потянулась к этому образу под бешеный стук сердца в своей груди. Но стоило мне вытянуть руку в его сторону, как Яцзы из-за моего плеча угрожающе зашипел, и тень, мелькнувшая в водовороте духовой силы, тотчас же развеялась… Я грустно покачала головой и, плавно опустившись на землю, бросила быстрый взгляд в сторону четырех мужчин. «Почему А-Сянь так смотрит на меня? А господин Лань? Почему на их лицах не восхищение? Что происходит?» Их черты были искажены большим, чем обычное сочувствие трауру. Это чувство на их лицах отчего-то потрясло меня, а в голове снова промелькнула связь: знаки от брата и господина Лань, тревога Гуанъяо, вопрос А-Сяня. Эти мысли наполнили меня смущением и тревогой, и дабы не потерять контроль, я встала устойчивее, чуть согнула колени, развернув корпус к горе Дафань, и прижала запястья друг к другу, держала одну ладонь сверху, другую снизу. Резкое движение рук вперед – и заклятье рассеялось. Не отнимая запястья друг от друга, я сделала круг перед собой, окончательно стирая следы духовной силы из пространства. Довольно хмыкнув, я тряхнула ладонями, словно сбрасывая с кончиков пальцев капельки воды, и резко развернулась к заклинателям. А-Сянь смотрел на меня с бесконечным восторгом, и его отражение я читала в лицах Цзян Чэна, в заученной вежливости Лань Ванцзи, в бледном лице Вэнь Нина. Не нарушая торжественности момента, мы четверо поклонились друг другу: они благодарили меня за демонстрацию техники, я их – за почтение и принятие. Я шагнула ближе к брату, замерла перед ним, качнулась с пятки на носок и, изо всех сил удерживая душевное равновесие, проговорила: – Вот чем, А-Сянь, я принята в клан. Не Минцзюэ стал мне отцом. Да, я не сумела уберечь его, – я махнула головой и через силу улыбнулась ради себя и всех них. – Я благодарна каждому дню, когда звала его так, а он в ответ называл меня дочерью. А-Сянь в ответ широко улыбнулся: – Я так и думал, что грозный господин Не не оставит тебя без внимания, – в его голосе прозвучала торжественность, а на лице мелькнуло уважение и гордость. – Вы и правда… похожи. – Жизнь за жизнь, А-Сянь, так решают воины, – я развела руками и поправила на правом предплечье Фэнбьян, серьезно посмотрела на своего брата, понимая, что следующие слова ему будут неприятны, но он должен был знать. Цзян Чэн, словно чувствуя, что я хочу сказать, подался ближе ко мне. Он хотел быть рядом со мной и с А-Сянем одновременно. – После пересуда в Башне Золотого Карпа мы условились с Не Мицнзюэ, что я взамен на его покровительство и поддержку в Зале Беседы займусь его… – я запнулась в поиске нужного слова, но мой брат тут же пришел мне на помощь: – Искажением Ци, верно? В его улыбке было понимание. Он поспешил мне на помощь, едва заметив, как я заметалась в поиске нужного слова, чтобы по привычке не выдать тайны моего отца. Даже перед ним, перед моим А-Сянем, я в волнении покрутила браслет Фэнбьян на предплечье, словно в поисках поддержки. Жгучая волна странного чувства накрыла меня, чувства, что я давила со времени своего ухода вместе с А-Саном из сада перед дворцом Непроизводственной Изящности. Чувство, которое вело следом мысль – придется выбирать. Я качала головой и топала ногами, когда эта мысль возникала в моей голове во время уединения. Выбирать… самый простой выбор – между Луаньцазнь и Лянхуа, но почему-то здесь, сейчас, рассказывая Вэй Усяню, смотря ему прямо в глаза, я понимала – выбор придет с другой стороны. Стороны, которую я не хотела замечать в надежде, что у меня получится отвести удар. “Какой бы Путь каждый из вас ни выбрал…“ – мелькнуло в моей голове. И от этой мысли в груди зажегся теплый, огненный шар. Я кивнула и продолжила, оглядев перед этим всех заклинателей: – Я не справилась бы без Цзян-фуцзюня, – мой яркий свет глаз отразился во взгляде А-Чэна, он наклонил голову в принятии. Насладившись этим мигом, я вновь обратилась к брату. – Но и голоса всех Великих кланов сыграли свою роль, – я вздохнула и в волнении сцепила ладони у пояса между собой. Меня не перебивали, никто не стремился задать вопрос – меня слушали внимательно, с уважением, как слушали бы каждого из тех, кто стоял вокруг меня. Меня принимали за равную давно и без остатка, но почему-то именно в этот миг осознание этого равенства заставило меня зябко поежиться. Я перевела на А-Сяня взгляд, подернутый дымкой воспоминаний, и с улыбкой обняла себя за плечи. Не в силах больше сдерживаться, я начала ходить из стороны в сторону. – Отец наградил меня за мои старания так щедро, так… – мой голос надломился, я, в очередной раз измерив шагами пространство, посмотрела на него: – А-Сянь, мой красный паланкин выехал из Нечистой Юдоли, – на губах расцвела улыбка, которая тут же отразилась на лице брата, а в его глазах мелькнул влажный блеск. Но я в этот момент, набираясь сил от воспоминаний, решила, что мой брат так радуется за меня. – Не Минцзюэ дал за мной приданное, которое может поспорить с богатством самой Небесной Императрицы. Ни одна из заклинательниц прежде не выходила замуж с такой роскошью – это я могу сказать точно. Отец надеялся, – с гулким смешком продолжила я, – что мой буйный нрав пойдет на спад, как надеется всякий отец, выдавая замуж свою строптивую дочь, – я со смешком покачала головой, растерла свои плечи. А-Сянь в ответ рассмеялся и кивнул. Тень этой улыбки скользнула по лицу Лань Ванцзи. А-Чэн трижды покачал головой, признавая мою правоту. Я с улыбкой застыла в полоборота, вздохнула и проговорила, глядя на качающиеся от теплого ветерка зеленые кроны: – И он же радовался, когда я на празднике в честь Лун-эра сказала ему: “Ничего так не хочу, как выпить и подраться!” – я резко развернулась к остальным лишь для того, чтобы заметить, как это же веселье с ноткой грусти проступило на их лицах. Они понимали меня, сочувствовали мне в тот миг. И это сострадание, острое, как нож, царапало мою душу, слегка, но все же ощутимо, в этом противоречии напоминая мне: все, что у меня осталось, это его имя. Имя на памятной табличке. И кровь. Кровь, давно впитавшаяся в кожу. – Лун-эр, – широко улыбнулся А-Сянь, переведя сверкающий взгляд на А-Чэна. Он наклонил голову в ответ: – Лун-эр. – Лун-эр, – тут же подхватила я, – в честь него. – Как он был горд, взяв на руки своего внука, – я смахнула одинокую слезу, сбежавшую по щеке. – И как он радовался, когда я родила А-Шэня. А-Чэн тут же горделиво выпятил грудь, толкнул А-Сяня в бок, и прошептал: – Ты еще нашего младшенького не видел! Одиннадцать лет, а уже “О природе человека” разбирает! А-Сянь нахмурился, посмотрел округлившимися глазами сначала на меня, потом на своего брата. А-Чэн в ответ хмыкнул: – Что глаза выпучил? Другого ждал? Не Хуайсан его больше всех любит, – в его голосе просквозила настороженность, они тут же переглянулись с А-Сянем, по губам которого скользнула жесткая ухмылка. – Да неужто? – процедил он сквозь зубы, сощурив глаза. А-Чэн нахмурился и снова толкнул его в бок: – Ты чего это? – Потом, А-Чэн, – прошептал А-Сянь ему на ухо так тихо, что не владей я Ветром, едва ли смогла услышать. Они переглянулись и кивнули друг другу. А-Сянь пожал плечами и вздрогнул, когда А-Чэн произнёс, наклонившись к его уху: – Да и о кое-чем другом тебя бы спросить было не лишним. А-Сянь резко повернулся к нему, нахмурился. Лань Ванцзи и Вэнь Нин переглянулись и посмотрели на меня в поисках ответа. Я упредительно вскинула ладонь, дала понять, что еще не закончила. Братья переглянулись между собой напряженно и сурово, мне даже показалось, что в глазах А-Сяня на краткий миг мелькнул страх, а выражение лица словно стало затравленным. И прежде чем кто-то успел заметить эти перемены, он попросил меня со своей неизменной улыбкой: – Продолжай, меймей, – и скорчив рожицу, кивнул в мою сторону. Он по привычке звал меня младшенькой, а я и не возражала. Для меня суть была важнее формы. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в Ветер, что все же донес до меня далекий, едва слышный взмах расписного веера. С этой уже улыбкой, полной грусти, я зашагала обратно: – Он успел подержать на руках наших детей, каждому из них передать своей силы, стойкости и своего духа. А-Сянь, – я посмотрела на него со всей серьезностью, пусть на лице и застыла улыбка, которая никак не могла погаснуть. По лицу А-Чэна мелькнула тень, которую он тут же прогнал усмешкой, посмотрел прямо на меня, кивнул, словно одобрял. В этот же миг легкий порыв ветерка донес до меня еще один взмах веера. – Мой Ветер кружил над Луаньцзань, мой Ветер обнимал Лотосы в Ляньхуа, но нигде прежде мой Ветер не пел так, в полную силу и свободу, как среди стали и гранита Нечистой Юдоли! Вэй Усянь кинулся ко мне и замер на полпути. Его вытянувшаяся было рука безвольно опала. Он нахмурился, покачал головой, отвел взгляд, дернулся словно от удара. Но я, объятая вихрями воспоминаний, поблагодарила его: – Спасибо, я и правда не нуждаюсь в утешении. А-Сянь потрясенно посмотрел на меня, выдохнул: – Меймей. Лань Ванцзи тут же оказался рядом с ним, положил ему руку на плечо, привлекая его внимание к себе. Они смотрели друг на друга несколько долгих ударов сердца, прежде чем братец похлопал его по руке: – Ты прав, прав. А-Чжи, – А-Сянь повернулся в мою сторону и моментально осекся. Я застыла перед ним в поклоне и глухо проговорила: – Следующее, что я скажу, быть может, будет тебе не по нутру, А-Сянь, но я должна это сделать. Я знаю, что вы с господином Лань были в Цинхэ, – их лица одновременно стали белее самого чистого нефрита, они разделили это странное потрясение и последующий за ним гнев на двоих. Истолковав это по-своему, я тут же продолжила: – Подробности мне неизвестны. А что до Не Хуайсана… А-Сянь, он – мой брат. Все эти годы он был моим братом, с того самого мига, как Совет Кланов не нашел за мной вины. А-Сянь опустил взгляд, мотнул головой, упер руки в бока и процедил: – Вот ведь! Ха! Вот как, глава Не! – он облизал губы и с глухим стоном запрокинул голову. Из его груди вырвался низкий, утробный хохот. – Глава-а-а Не-э-э! – продолжая хохотать, он двинул желваками на скулах и саданул кулаком себя по бедру. – Что-то только твое, твое, – А-Сянь сверкнул глазами в мою сторону и снова сокрушенно покачал головой. Прежде чем я подалась к нему, уже он остановил меня взмахом ладони: – Не надо, А-Чжи. Лань Чжань, – он повернулся в сторону Лань Ванцзи и отрицательно покачал головой. Второй Нефрит отступил назад, бросил настороженный взгляд сначала на внимательно слушающего все это время нас Вэнь Нина, потом на Цзян Чэна, который в раздумьях поигрывал кисточкой на своем мече. – Что ж, и вправду говорят: там, где было синее море, теперь тутовые рощи. * – А-Сянь, я… – Это не твоя вина, сестричка. Не твоя, – грустно улыбнулся он в ответ. И все же я подошла ближе к нему, осторожно отняла ладонь, казалось, намертво сжавшуюся в кулак, от его пояса и бережно сжала в своих руках. Какая бы буря внутри меня ни металась, как ни выла бы, вторя ей, тревога в моем сердце, я хотела выразить всю свою благодарность Вэй Усяню. Он подался на мой жест и снова улыбнулся, когда я горячо зашептала: – Спасибо тебе. Спасибо за эту возможность… – я хотела передать ему своими объятиями, всей собой эту обретенную радость, поделиться с ним из благодарности.       Все мы опутаны нитями долга. И даже в этой связи мой брат думал обо мне. Мой Старейшина нашел для меня тропинку к свободе. И прежде чем я в третий раз поспешила сложить все веточки тысячилистника в гексаграмму И-Цзин,** порыв ветра донес до меня далекий взмах веера, а над ухом, словно он был рядом, прозвучало: «Обещай мне, Не Ксяокин, обещай как своему брату и своему главе...» Молчание вдруг стало тяжелым и неловким, напряженные взгляды заклинателей, устремленные друг на друга, становились все холоднее, а выражение на лицах все отстраненные. Но, как уже бывало не раз, нам на помощь поспешил Вэнь Нин. Он не думая выступил ко мне, привлекая всеобщее внимание, и заявил: – Это было очень красивое заклинание, госпожа Цзян. Спасибо, что позволили мне его увидеть. Мне казалось, что мы все были благодарны ему в этот миг, а новый порыв Ветра даже донес до меня короткий беззлобный смешок и новый полет веера. Его тень встала на горизонте, тень полководца незримо, но ощутимо присутствующего при каждом ходе на разлинованной доске. С той лишь разницей, что в этот раз присутствие Не Хуайсана чувствовала не только я. Казалось, даже Вэнь Нин ощущал на себе пристальный, внимательный взгляд главы Не. Он то и дело ежился словно от холода и зорко осматривался по сторонам, не желая беспочвенно поднимать тревоги. Тень настороженности скользила по лицу Лань Ванцзи, тогда как лицо Вэй Усяня застыло в гримасе веселой злости. Мы с братом переглянулись – и мне стало понятно, что в их с Не Хуайсаном встречу вспыхнул огонь. Мертвый и ядовитый… С главой Не, что хорошо выучил одно из главных правил воины: у хорошего воина две пары глаз, у полководца их четыре. С полководцем, что умеет не только хитрить и обманывать, что умеет не только менять лики. Что ж, иметь в друзьях дракона и ни разу не обжечься еще никому не удалось. Я вздохнула и кивнула в его сторону: – Спасибо, А-Нин. С чувством выполненного долга он наклонил голову, оглядел нас всех. И прежде чем я набралась сил, чтобы поведать своему брату о страницах кошмара, что я узнала в Башне Золотого Карпа, о нашем с Не Минцзюэ прощании, о моем беспамятстве после этой потери, с нами поравнялся А-Чэн. Он внимательно посмотрел на меня, в один миг лицо его стало суровым – он прочел на нем все то, что я собиралась рассказать А-Сяню, и прежде чем мы успели хоть что-то сделать, фуцзюнь шагнул к А-Сяню, взял его за локоть и прошипел: – Отойдем-ка. Братец серьезно кивнул моему мужу и тут же широко улыбнулся: – Мы скоро, не скучайте! – Пошли, – процедил А-Чэн и широким шагом направился прочь от нас троих. Лань Ванцзи тяжело вздохнул, глядя им вслед, я открыла было рот, чтобы продолжить, как вдруг снова раздался протяжный вой осла. Я вздрогнула, ведь за разговорами я совсем забыла о существовании Яблочка. Уничтожив очередной сноп сена, осел требовал добавки, поэтому я тут же недоверчиво оглядела ослика и тихо пробормотала: – У тебя в животе что, бездна? Осел неодобрительно покосился в мою сторону и снова протрубил Встрепенувшись, Вэнь Нин побежал проверить животное, оставляя нас со Вторым Нефритом наедине. Он указал рукой в сторону небольшого валуна, нагретого ярким солнцем, я кивнула и присела на камень. «Обещай мне …» – снова пронеслось в моей голове. Я бросила пристальный взгляд в сторону А-Чэна и А-Сяня – ушли они достаточно далеко, чтобы их нельзя было случайно услышать. Я нахмурилась, заметив как напряжены они оба: как А-Сянь сложил руки на груди и качал головой, а А-Чэн то и дело метался из стороны в сторону, то сжимал ладонь в кулак, то указывал в сторону ладонью, то тыкал пальцем в грудь А-Сяня. Братец каждый раз качал головой, словно соглашался с аргументами А-Чэна, изредка что-то говорил ему в ответ. – Госпожа Цзян, – обратился ко мне Лань Ванцзи, отвлекая меня от наблюдений. Я заметила, как он сам бросил в их сторону обеспокоенный взгляд, и быстро спрятала улыбку за ладонью. – Почему вы говорили о трех встречах с Сюэ Яном. Насколько я знаю… – Да, господин Лань, – я вздохнула и расправила складки одеяния на коленях. – Первая произошла на Луаньцзань, когда я и мой муж уничтожали подражателей. Тогда мы и нашли у одного из убитых платок с пионом, – я хмыкнула. Второй Нефрит холодно сощурился: – Полагаете, это было его рук дело? – Уверена, господин Лань, – отрезала я, глядя ему в глаза. – Ни Цзинь Гуаньшаню, ни уж тем более Гуанъяо, – я недовольно цокнула языком, – это было невыгодно. А Сюэ Ян уже тогда крутился неподалеку от Башни. Они не справились даже с нашими откупными самостоятельно, господин Лань. Лань Ванцзи заложил одну руку за спину, показывая, что внимательно меня слушает. – И что, по-вашему, значил этот знак? – Все просто, – я согнула одну ногу, уперлась подошвой в камень, положила подбородок на колено. – Предложение дружбы и указание на истинного врага. Будто без него я этого не знала, – яростно выплюнула я. – Он отдал мне на растерзание своих заклинателей и бровью не повел. Как вы понимаете, договариваться с таким как Сюэ Ян себе дороже. – И что было тогда? – Что было, господин Лань, – я сверкнула глазами в его сторону. – Мы принесли кару подражателям. Я понимаю, для вас это, возможно, неприятно… Лань Ванцзи покачал головой и тут же холодно попросил: – Госпожа Цзян, впредь я бы хотел знать как можно больше. Я понимающе улыбнулась: – Простите меня, привычка. Он наклонил голову в ответ, показывая, что принял мои аргументы к сведению. – Как вы помните, после пересуда надо мной, Цзян Чэн дал клятву – уничтожать последователей искажающего пути. Темный Путь, как вы знаете, и раньше-то не мог похвастаться стабильной энергией. Он выжигал душу и золотые ядра заклинателей, напрочь уничтожая каждого, кто к нему прикоснулся. Теперь представьте, господин Лань, какие колебания вызывала смерть Вэй Усяня, который отправился в Пустоши Скорби для того, чтобы укрепить свой дух. Для этого Цзян Чэн уничтожал каждого темного заклинателя, чтобы их попытки заклинать не навредили Пути Старейшины и не помешали нам с ним оттачивать вверенную нам часть заклинаний, ведь в неспокойное время привлекать помощь со стороны было опасно. Заклинания могли выйти из-под контроля. Лань Ванцзи качнул головой: – Как я понимаю, нужно было время, чтобы привлечь помощь остальных представителей кланов? – Верно, – подтвердила я с лучезарной улыбкой. Уголки его губ дрогнули в ответной улыбке, он взмахнул рукавом в воздухе, побуждая меня продолжать. – Искажающим он стал после того, как А-Сянь ушел за грань… Того Темного Пути, господин Лань, что прежде все знали и боялись, больше не существует. Он начал медленно извращаться после гибели А-Сяня. – Поэтому вы так легко бросили заклинания и артефакты на горе Мертвецов? – Все верно, господин Лань. Поэтому-то А-Сянь и предупреждал меня держаться от Сюэ Яна подальше. Он первым почуял все изменения и конечно же начал искать меня. Как вы помните, весть о моем помиловании разлетелась широко по миру. Очень жаль, что не я прервала его жизнь, господин Лань, – я обхватила ладонями колено и откинулась назад. Прикрыв глаза, я сообщила ему: – Он начал за мной охоту, едва только почувствовав первые колебания во Тьме. Пока я целый год обеляла свою честь, а вы были в Ханьтань, он шел по пятам за мной… Найти сообщников несложно, если знать как – и это умение было и у Сюэ Яна, и у главы Цзинь. Лань Ванцзи не перебивал меня. – В Юньмэне жил мастер Фа, из знаменитых Фа из Ганьсу… Я сделала ему заказ, – я все еще не открывала глаз. – То самое вместилище, что вы мне нарисовали? – Да, – сухо ответила я. – Достойно оплатила. Его подмастерье доставил заказ в Пристань. Мы с А-Чэном провели необходимые ритуалы и погрузили сундук в подземелье. И все то время, что я обеляла свою честь, подражатели допытывались у мастера Фа о необычном заказе. А потом… потом Сюэ Ян пришел лично… – я тяжело вздохнула и распахнула глаза. Поделилась болью со Вторым Нефритом: – Мастер Фа повесился после его прихода. А его ученик… теперь трудится под нашей защитой. Он уже и сам теперь мастер. Но дело даже не в этом, господин Лань. Я пообещала душе мастера Фа, что переломаю его убийце все пальцы… И не смогла, – я поджала губы и отвела взгляд. – Мастер так же отомщен, как и вы, госпожа Цзян, – его голос звучал холодно, словно трещали вековые льды, но я видела, сколько гнева плескалось в его глазах. – Спасибо вам за это, господин Лань. Вторая встреча… – Сражение у восточного склона Луаньцазнь, – тут же подсказал мне он. – Да, – я бросила в сторону взгляд. – Вы спасли меня. Да что меня, господин Лань – всех нас, – я качнула головой по сторонам. – Ведь если бы я тогда пала… – Я понял, – отозвался Лань Ванцзи, не давая гнетущей тишине опуститься между нами. – Встреча во дворце Непревзойденной Изящности не в счет – он продолжал крутиться рядом с Гуанъяо, все еще надеясь добраться до меня. Он же, полагаю, и научил нашего Верховного Заклинателя некоторым тайнам, которыми он пользуется до сих пор… – я помедлила, уставилась на ткань перед собой. – Отец прошелся по нему, господин Лань, – я посмотрела на него ненавидящими глазами. – Я самолично слышала хруст его костей. Но Бася так и не снесла его голову. Я снова бросила взгляд в сторону – А-Чэн и А-Сянь теперь стояли друг напротив друга и перешептывались между собой.       "– …контроль… – Ты не… – Нельзя… – Мы давно..." – тут же донес до нашего слуха услужливый Ветер, но я лишь отмахнулась, прогоняя стихию прочь. В груди снова стало так тяжело, что я не хотела слушать их разговор. “Пусть”, – подумала я, махнув рукой в их сторону. Пусть…       Подняв взгляд, я натолкнулась на сочувствие господина Лань: его глубокий и пристальный взгляд был полон сострадания. Как и прежде, он был готов защитить меня, подставить плечо,крыть собой, за собой, нас обоих – А-Сяня и меня. Я благодарно улыбнулась, кивнула, понимая, что они все берегут меня. Уводят с линии огня, но все они идут по общим нитям и не желают, чтобы мой шаг звучал рядом с ними, там, где разверзается огненная бездна Нижнего Мира. Не желая спорить в этот миг, я признала: от чего бы ни берегли меня, они видели в этом смысл. Значит, так было надо. «А глава Не ловко связал меня клятвой.» Я перевела взгляд на Второго Нефрита и чуть дрогнувшим голосом начала свой рассказ: – Третья встреча случилась незадолго до возвращения А-Сяня… ***        Наша связь напоминала огарок догорающей свечи – столь незначительной она была меж мной и Сюэ Яном. Поговаривают, что все, кто следует Темному Пути, так или иначе чувствуют друг друга, и лишь соперничество и алчность мешают всем нам объединиться. Чтож, это была правда, но лишь отчасти. Ведь в само сердце Тьмы так далеко, как еще никто не заходил, а то, что было на поверхности, действительно давало возможность при желании почувствовать друг друга. Но в тот глухой беззвездный час Крысы казалось, что наша связь вдруг превратилась в стальной канат. Иного общего у нас было почти не найти, разве что умение ненавидеть. Но ненависть Сюэ Яна была другой природы – она росла из безумия и жестокости, что давно разъели его сердце и душу, до того, как он притронулся к куску Темного Железа. Оно лишь довершило это преображение, довело его до своеобразного, пусть и отвратительного совершенства. Оставаясь безумным, он все же оставался могущественным, опасно-могущественным для той, кто все еще не могла обратиться Демоницей Илина… Сюэ Ян мстил всему миру, а я попалась ему под руку, как неотъемлемая часть этого мира. Я отказалась от предложения дружбы, я не сломилась перед его пытками. И ему было совсем не обязательно знать, как я была близка в тот миг к своему падению. А даже если он и понял это – в этот миг это не имело значения. А-Сан говорил мне, что Сюэ Ян все равно ко мне придет. Я лишь отмахивалась, отшучивалась. Действительно, для чего мне этот безумец, да еще и на пороге моего дома? Потому что в глубине своей души я все же боялась не совладать с собой, опасалась, что та ненависть, которую я неизбежно к нему испытывала, та жгучая и всепожирающая ненависть подведет черту под моим самообладанием. Сюэ Ян ненавидел меня по привычке, у него не было выбора. А у меня он был. Я ненавидела его, как все эти годы ненавидела каждого самозванца. Ненавидела, как всякого служку, какие бы цели он ни преследовал – для меня у него не было оправданий. Ненавидела священной ненавистью, как осквернителя, что посмел держать в своей руке Бася… Он получил хороший урок в Башне во время того боя. Жаль, отец, что прошел по Сюэ Яну, ломая кости, так и не смог снести его голову. И все же в ту ночь мы почувствовали друг друга. Я подняла взгляд от строк: "Ушел он, кто только что пробовал флейту, Зияет покинутой башни пролет. И страшно подумать, что вместе со мною, На верх этой башни никто не взойдет."* Я посмотрела в открытое окно, вслушалась в ночную тьму, пошевелила пальцами, призывая свою стихию. И послушный Ветер донес до меня далекий шелест черных одеяний, он приземлился у самой границы Юньмэн Цзян. “Неужели научился вежливости?” – со странным азартом подумала я, неспешно поднимаясь из-за стола. Я вгляделась в ночное Небо в поисках ответа. И вдруг мелькнувшая из-за туч луна дала мне ответ. Я хмыкнула и подхватила верхнее одеяние с кушетки: – Явился один… Что ж. Я тебе такого не обещаю.       Он встретил меня четко на границе Юньмэн Цзян. Всего лишь несколько шагов отделяли его от того, чтобы вступить на нашу землю. Я одобрительно качнула головой, выступая к нему из темноты. Я встала на самую границу и дерзко вскинула голову, уже не скрывая пламени презрения на лице. Роу и А-Лан были наготове, держались в двадцати шагах за моей спиной. Они здесь лишь для демонстрации моей власти и положения. Завяжись между нами бой, я тут же отправлю их за подмогой. И Цзыдянь с великим удовольствием оторвет его голову… Он выступил мне навстречу – тень отделилась от ствола кипариса. И я уже не сдержала смешка, ведь в этот самый миг один из символов страданий и смерти был ему более к лицу. Сюэ Ян выступил под скупой свет луны, мелькнувшей на небосводе. Я взглянула в его омертвевшее лицо, и мстительная улыбка осветила моё. Я едва не взмыла от переполнявшей меня злобы в Небеса – от торжества едва успела сдержать смех. Носить на прежде высокомерном, безумном лице, где черты давно уже исказил огонь внутренней злобы, пожирающей его изнутри каждый миг, посмертную маску еще при жизни – есть ли большее счастье? Есть ли большее счастье знать, что эта кара для него страшнее застенок, страшнее смерти. Я видела такие глаза прежде. О, видела! Видела эту мольбу, что прячется за внешним превосходством, слышала этот крик, что все никак не сорвется с губ, но ломает, крушит изнутри разум и сердце. Крик звучит в ушах, пока губы произносят равнодушные слова. Крик… Крик боли и потери – мне ли его не знать? И как мне было не ликовать, когда я видела в его облике все то, что однажды поглотило меня, на долгих три месяца вырвало меня из привычного течения жизни. Я сидела у огня, я сжигала бумажные деньги в честь отца, а Сюэ Ян пришел ко мне. Смог. Он все еще мог передвигаться. И оглядев его фигуру, я снова скривилась, признавая, что такой ползать на брюхе не будет. Но я видела, как он сломлен, как источен изнутри. Я видела, как его злобное безумие обратилось против него же, и теперь оно кромсало то, что осталось от его души. Так всегда бывает с чудовищами из человеческого рода, изведавшими каплю света и участия. Одними губами, только прикоснувшимися к ободку священой чаши и тут же отведавшими каплю, одну лишь каплю напитка милосердия. И этой капли было достаточно, чтобы его уничтожить, разбить его броню вдребезги. Я видела, как боль потери мяла его изнутри, как мнет незадачливый поэт бумагу со своими виршами. Меня не интересовали подробности. Мне было достаточно того, что я видела перед собой – одержимого ярким светом, потерявшего этот свет. Я не боялась, но и наносить последний удар не спешила. Не за этим Сюэ Ян пришел ко мне. – Теперь ты знаешь, что я чувствую, – я посмотрела ему прямо в глаза, ему, застывшему передо мной в такой позе, что было понятно – одно неловкое движение, и он разлетится на осколки. Сюэ Ян молча смотрел на меня, в его глазах мелькали болотные огоньки, указывающие путнику неверную тропинку. От него несло холодом разрытой могилы, холодом обагренной стали и пустотой, такой всеобъемлющей, что, казалось, именно поэтому мы стояли почти что в полной темноте. Чернота в его груди словно пожирала мир вокруг нас с одной целью – заставить всех страдать так, как в этот миг страдает он. Хотел ли он спрятаться или знал, что это будет бесполезно? От мудрости Небес, от их закона, что звучит в моем имени, невозможно скрыться. – Госпожа Ветерок… – он с трудом разлепил губы, и мне показалось, что вместе с этими словами вниз упали гранитные крошки. – А вежливости так и не научился, – вырвалось у меня ледяное. – Я слушаю тебя, – я сложила руки на груди, взмахнула ладонью. Он подался ближе ко мне и снова остановился. Теперь нас разделяло всего лишь три шага. Воздух вокруг нас задрожал, в нос ударил запах мертвечины с ноткой, которая заставила меня удивиться. К его привычному аромату добавился тонкий, едва уловимый запах… конфет? Я вопросительно приподняла бровь, утробно хохотнув от нелепости ситуации. В его глазах мелькнула сталь, он дернул головой, словно я узнала что-то раньше срока. “Один, один, – думала я, постукивая пальцами по предплечью. – Он всегда один. Но что-то изменилось, верно? Совсем недавно”. Сюэ Ян выступил на полшага вперёд, я следила за ним и резко, без предупреждения повернула правое запястье против часовой стрелки. Фэнбьян тут же ожила, мои стражницы было подались на этот звук, но я подала им знак оставаться на месте. – Не приближайся, уничтожу, – мои глаза вспыхнули алым, закрепляя угрозу. Он замер на месте и растянул губы в мерзкой улыбке: – Госпожа Ветеро-ок, – снова повторил он. «Свершилось!” – молнией пронеслось в голове, но вслух я сказала: – Я милосердно выслушиваю каждого. Советую тебе поторопиться, Сюэ Ян, – выплюнула я ему в лицо. Он хмыкнул, для верности отошел еще на шаг назад. Будто бы почувствовав силу, Сюэ Ян смерил меня взглядом свысока и, словно играясь, повел в воздухе искалеченной рукой. – У меня есть, что тебе предложить, госпожа Ветерок, – начал он свой торг. Я рассмеялась, запрокинув голову, и смех пронесся по округе погребальным колоколом, созывающим призраков на пир. Я вскинула ладонь, предупреждая: – Торговаться со мной вздумал? – презрительно бросила я. – Гордость твою я спасать не намерена. Говори, что тебе нужно, и проваливай в Диюй. Иначе я могу и проводить! – воздух между нами наполнился лязгом мечей, на моей вскинутой ладони вмиг закружилось черно-золотое заклятье. Сюэ Ян равнодушно посмотрел на силу Цинхэ Не и бесцветным голосом выдавил из себя. Мольба получалась у него плохо, жалко, неубедительно. – Ты… Старейшина Илина, вы смогли… – он наконец сконцентрировал свой взгляд на мне и через силу выдохнул. – Смогли… – его голос прозвучал почти беспомощно, так, что я даже сжала другую руку, проверяя, не сон ли все происходящее. Но это был не сон, не ночной кошмар – Сюэ Ян действительно стоял передо мной и просил. Если он прежде и делал это, то давно забыл как правильно – как сделать так, чтобы тебя услышали. Луна вновь показалась над нами, вновь подчеркнула мертвенную бледность его лица. Я быстро оглядела его с головы до ног и холодно, но все же чуть мягче, однако, с неизменной настороженностью поинтересовалась: – Мы многое смогли со Старейшиной Илина, Сюэ Ян. Что именно из «смогли»? Он подался вперед, на его лице резко проступила ярость. Рука, сжимающая ножны меча, была готова к удару. Злоба словно стерла его черты, смешала все линии в одно большое пятно, окончательно уничтожив в нем намеки на человеческий облик. Сюэ Ян в этот миг хотел меня наказать, хотел меня терзать. Наказать за то, что у меня было то, чего не было у него, наказать за то, что ему приходится просить и унижаться, торговаться с той, что едва не верещала от боли в его руках у подножия Луаньцзань. Приступ безумия не испугал меня, в душе ничего не дрогнуло от этого зрелища. Я лишь с кривой ухмылкой покачала головой: – Я не боюсь тебя, ты все еще не понял? – мой голос прозвучал несколько устало, словно я и правда объясняла это ему по сотому кругу. – Свое безумие держи при себе, неинтересно. Так что же? Набрался смелости подойти к нашему дому, наберись смелости продолжать. – Мне нужно вернуть одну душу, – его голос прозвучал удивительно ровно. – Оживить одного…заклинателя. И мне есть что тебе предложить взамен, госпожа Ветерок. В этой улыбке проскользнула тень снисхождения. – Сдашь своего хозяина? Грязь меня не интересует, – я прыснула. – Ваша темная печать – блеклая тень нашей Инь-Хуфу. Сюэ Ян яростно рыкнул, мотнул головой, являя мне свое недовольство – как же! Поставить под сомнение его силу! – Полагаю, господин Цзинь играется с твоим подарочком, как ребенок: радостно хлопает в ладошки над ней. Рекомендации к ней оставил? – язвительно поинтересовалась я, хлопнув в ладоши перед собой. Он в ответ лишь мрачно посмотрел на меня, но ничего не сказал. – Тебе нечего мне предложить, Сюэ Ян, проваливай, – я почти что развернулась, намереваясь оставить его в одиночестве в самый темный час этой бесконечной ночи, но тут же повернулась обратно, едва он заговорил: – Ты ошибаешься, госпожа Ветерок, – в этот раз он заговорил быстрее, почти затараторил. “Надо же, начал ценить время!” – удивленно подумала я. – Я могу провести тебя в подземелье Дафань. Там много-о-о интересного, а какие там ловушки! Я прыснула и закатила глаза от его высокомерия, но он понял это по своему. Демонстративно перехватив ножны обеими руками, искалеченной ладонью, он почти любовно провел кончиками пальцев по их поверхности. Выдержав паузу, Сюэ Ян продолжил: – А еще, еще, госпожа Ветерок, – его глаза вспыхнули мстительным огоньком, он позволил себе выступить вперед, явно чувствуя свое превосходство в этот миг. Остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду, и торжественно проговорил со все возрастающей уверенностью: – Еще я могу кое-что рассказать об участи твоего папа… ой, прости, – он тут же в притворном ужасе округлил глаза, безумно хихикнул и посмотрел на меня совершенно помешанным взглядом. – О твоем драгоценном отце! Хочешь знать, а? Госпожа Ветерок. Напрасно он искал в моем лице намек на гнев, намек на то, что его удар достиг цели. Я с равнодушием смотрела на него в ответ, и в этот миг я ощутила не ярость, не гнев, и даже не желание отомстить поднялось в моей душе высокой волной. Жалость. Жалость шевельнулась в моей груди, жалость от этой карикатуры, которой он был в этот миг. Я посмотрела на него, позволив этому чувству проступить на лице, и тут же глухим голосом ответила: – Какой же ты жалкий, Сюэ Ян, какой жалкий. Дафань? Призрачный Генерал? Ловушки? – я злобно расхохоталась и сделала ложный выпад в его сторону. Он не шелохнулся, наблюдал за мной со все гаснущей уверенностью. – Видала я ваши ловушки – ничего интересного. Что, силенок не хватило уловить мой гуфэн? Разглядеть в следящих заклятиях мой приход? То-то же, знай свое место! – с силой припечатала я. – Со временем и его смогу освободить, и тогда советую тебе забиться в самую глубокую нору, Сюэ Ян, и смиренно ждать там смерти. Вдруг догадка мелькнула на моем лице, догадка, от которой мой смешок прозвучал даже растерянно: – Погоди, отец, Вэнь Нин, – пробормотала я и перевела на него взгляд. – Из какого же далёка ты зашел! Где только научился намекать! Так вот в чем дело! Личный интерес! Напрасно он пытался укрыть свое лицо в ночной тьме, сохранить хоть каплю гордости для себя самого. Я продолжала бить, и мои удары попадали точно в цель. – Прикоснулся и потерял! Прише-о-ол, как побитый пес! Скулил и вилял хвостом! Пошел прочь! Видеть тебя не желаю! – я взмахнула ладонью перед собой. – Осквернитель! Сам сломал! Сам виноват! – Госпожа Ветерок, – его грудь вздымалась, в голосе звучала нечеловеческая боль. – Замолчи, госпожа Ветерок. Не смей! – он выступил вперед и снова замер. Мы смотрели друг другу в глаза, и я продолжила. Когда я выпустила всю ярость из себя, мой голос зазвучал спокойно, даже ровно. Я объявляла приговор, я – Тяньчжи, несущая в своем имени мудрость и порядок Небес. А в этот миг в моей душе не было места ненависти, ярости, мести, торжеству от победы и поражения. Я была холодна, как и Ветер, что тут же поднялся вокруг нас, принеся холод с вершин. – Это твоя расплата, Сюэ Ян, за все твои деяния, – голос звучал ровно, словно перестук нефритовых бусин на четках. – За то, что держал в руке Бася; за то, что в этих играх ты выбрал неверную сторону. Для тебя было бы проще не выбирать. За всё, Сюэ Ян, – отстраненно закончила я. – Мал ты чином со мной торговаться, хотя чего еще ждать от такого как ты. Ступай прочь, Сюэ Ян. Еще успеешь, до рассвета есть время. Я резко развернулась, и направилась к Роу и А-Лан, что все это время не находили себе места от тревоги. Он смотрел мне вслед. Ведь ничего другого ему больше не оставалось. И все же, все же… Я замерла на полпути и, повинуясь странному порыву, проговорила: – Только у Неба есть власть над жизнью и смертью. Тебя жестоко обманули, Сюэ Ян, если сказали, что Темный Путь дарует власть всем без разбора. Без Воли Неба не происходит ничего – ни в одном из миров, – с тяжелым вздохом я покрутила Фэнбьян и продолжила: – Подумай над этим, Сюэ Ян. Крепко подумай, тогда ты найдешь ответ, почему у нас вышло, и почему не выйдет у тебя. Все еще не оборачиваясь, я призвала свой Ветер, и три женские фигуры взмыли в ночные небеса. *** Я закончила свой рассказ и огляделась – надо же, закат! Сколько же времени… Я посмотрела на господина Лань. Казалось, что все это время он стоял не шелохнувшись и даже не дыша. Если он и был удивлен моим рассказом, то в этот миг я не могла найти в его облике ни единого намека на это. Я с наслаждением опустила ноги на землю, потопала на месте, возвращая ступням подвижность. – Да, госпожа Цзян, все действительно так, – наконец, прервав тяжелую тишину, ответил мне Лань Ванцзи. Я перевела на него удивленный взгляд и нетерпеливо похлопала себя по коленям. Господин Лань показался мне несколько удивленным, но все же продолжил: – Он хотел оживить Сяо Синчэня, но его душа была так разбита… Из моей груди вырвался вздох, полный сострадания к чужой боли, глаза вмиг увлажнились. Я сжала ворот у груди, сглотнула: – Разбитая душа? Господин Лань, где же? Как?! Надо же! – я в беспамятстве вскочила на ноги, заметалась перед ним. Все мое нутро словно поросло колючим терном, разрывая меня изнутри от одной мысли об этом страдании. Мне некогда было удивляться мерзости и низости Сюэ Яна. Куда больше меня волновала разбитая душа Сяо Синчэня. Мы не были знакомы лично, но Ветер доносил разговоры о нем. Я знала достаточно, чтобы сейчас, здесь, сострадать погибшему заклинателю всей своей душой. Я заметалась раненной тигрицей, пытаясь собрать мысли в стройный ряд, придумать, что делать. Действовать нужно немедленно, ведь такая участь куда как ужаснее… Даже мысли об этом наполняли меня почти что священным страхом. Ни уйти по Колесу Перерождений, ни задержаться здесь – Сяо Синчэнь повис в пустоте, в пространстве между мирами. И каждый раз, когда я думала об этом, разорванное нутро обжигал еще и огонь. Я не знала, я ведь не думала… Была ли участь страшнее? Страшнее для того, кто этого не заслужил? Гримаса исказила мое лицо, отразилась в потемневших от сочувствия глазах Второго Нефрита, он безмолвно наблюдал за мной, позволяя мне выпустить этот ужас и стыд из себя. – Я не думала, даже помыслить не могла… Такое преступление, такое… как? Нет, нет, – я сглотнула, мотнула головой, – даже знать не хочу, не хочу! – мой голос отчаянно взлетел. – Господин Лань, это… такое недопустимо! Прошу вас, поверьте, я бы... я никогда! Никогда бы не пошла на такое!!! – я обняла себя за плечи, сжалась словно от страшного холода, от лютого мороза. – Никогда, никогда господин Лань! – продолжала шептать я. – Господин Лань! Его душа пребывает в таком состоянии… он беспомощен! Он сейчас беспомощен! Он лишь посмотрел на меня, и от этой мягкости, что проступила в его взгляде, я остановилась. Мой отчаянный взгляд метался по его лицу в поисках ответа. – Госпожа Цзян, вам не стоит так переживать. За его душой… присмотрят, – Лань Ванцзи осторожно взял мою дрожащую ладонь, сжал в своей. Он будто бы хотел привлечь меня к себе, но остановился. Я была так напугана, что не обратила внимания на то, сколько боли отразилось на его лице. А следовало бы…. – Присмотрят? – тут же вскинулась я, мое лицо осветила надежда. И все же я настороженно поинтересовалась, не заботясь в этот миг ни о чем другом. – Вы уверены? Господин Лань! – я взмахнула свободной рукой и тут же осеклась, тряхнула головой, забормотала: – Поэтому Сюэ Ян пришёл ко мне, думая, что я ему помогу. Но я знала господин Лань! Я же… – Госпожа Цзян, вы поступили верно, не поддавшись на его уловки. Вы поступили правильно. – Но… почему я ничего не почувствовала, господин Лань? Ведь будь при нем осколки, эта боль ударила бы меня в самое сердце! – я похлопала себя по груди. – Я бы не осталась безучастной! Отбила бы, вспорола бы Сюэ Яну горло… Лань Ванцзи тут же поспешил унять мою вину, обронив: – Не думаю, что осколки души у него были при себе. Такой как Сюэ Ян не пришел бы на переговоры с тем, что сразу же даст вам преимущество. Он надежно спрятал их в своем убежище, в городе И. “Вы можете чувствовать чужую боль как свою… Госпожа Цзян, – читала я в его взгляде, – а как же ваше сердце?” Он все еще не научился утешать, он не научился выражать ничего из того, что чувствовал вовне. Он умел только возвышаться с отрешенным видом над всем миром, он привык разбивать себе сердце. Он учился принимать теплоту объятий, но пока еще не умел их дарить в ответ. Лань Ванцзи просто стоял и сжимал мою дрожающую ладонь в своей, он на миг прикрыл глаза, когда я прорыдала сухим плачем: – Вы верите мне, господин Лань? Верите? В этом вопросе была боль привыкшего доказывать, привыкшего оправдываться хотя бы перед собой. Привыкшего убеждать, что у каждого моего и нашего поступка была цель, был смысл. Высший смысл, лишенный жадности и жажды власти – всего того, что обычно жаждут люди увидеть в ярких поступках человека лишь для того, чтобы осудить. Меня несло прямо в шторм. Подхваченная волнами этой тоски и страха, я ни на миг не задумалась, что мой вопрос был неуместен, а, возможно, и оскорбителен – все эти условности, вся эта вежливость, все принятые правила могли катиться в Диюй и даже дальше. – Верю, госпожа Цзян. Я вам верю, – только и мог он сказать мне в ответ. Я растерянно улыбнулась, неловко покачнулась, но тут же поймала равновесие с его помощью, постаралась пошутить, что вышло у меня неловко: – Раз сам Второй Нефрит меня в этом убеждает! Он молча кивнул, соглашаясь со мной, и большего он пока себе позволить не мог, а лишь держать меня за руку, пытаясь передать так частичку своего тепла. Я постепенно успокаивалась. Положив ладонь на грудь, я тихонько запела одну из песен гуфэн. Напев близился к концу, когда слева раздался звук шагов – это Вэнь Нин подошел к нам, спокойно объявив для нас обоих разом: – На шесть ли в округе ни одного чужого следа. Лань Ванцзи кивнул ему, но, едва увидев мое лицо, Вэнь Нин потянулся ко мне: – Госпожа Цзян, что с вами? – Все хорошо, А-Нин. Просто история… тяжелая. – Я сейчас! – воскликнул он и быстро унесся прочь. Лань Ванцзи бережно усадил меня на еще теплый камень и осторожно поинтересовался. В этот миг, когда мы разомкнули пожатие, он выглядел словно слегка виноватым: – Госпожа Цзян, я понимаю, что ваше братство с главой Не имеет свои тайны. Не осуждаю вас и не требую нарушения ваших клятв, лишь скажите: ваша игра с господином Цзинь ещё продолжается? – Госпожа Цзян, смотрите вот! Яблоко! – запыхавшийся Вэнь Нин вновь предстал перед нами, протянул мне на вытянутой ладони спелый фрукт. Я уже не сдержала звонкого и чистого смеха: – То горечавка, то яблоко. – Вы помните, госпожа Цзян! – радостно восклкинул А-Нин, улыбаясь мне так доверчиво, почти что по-детски. – Ну конечно помню, – я взяла фрукт из его руки и осторожно потрепала его по голове. Вэнь Нин довольно принял ласку и отступил назад, замер в ожидании распоряжений. С наслаждением откусив большой кусок, я помахала ногами в воздухе и обратилась к Лань Ванцзи: – Да, моя игра с Гуанъяо продолжается, и ему совершенно необязательно знать об истинной расстановке сил на доске. – Большего мне не требуется, госпожа Цзян. Спасибо, – Лань Ванцзи полупоклонился и обернулся в сторону наших с ним родственных душ. Я, прикончив яблоко в три укуса, отряхнула руки и задумчиво пробормотала: – Сяо Синчэнь…Но как? Как они встретились? – Это долгая история, сестричка. Долгая и грустная. А грусти с нас сегодня достаточно, – подоспевший А-Сянь присел слева от меня, положил руки на мои колени, уперся подбородком глядя на меня снизу вверх. Справа тут же опустился А-Чэн, осторожно прикоснулся ко мне ладонью. – Наговорились наконец! – беззлобно воскликнула я. А-Сянь закатил глаза и надул щеки: – Вы тоже, да? – и тут же поморщился от притворства, когда А-Чэн легонько ткнул его в плечо кулаком: – Наконец-то здравые мысли в твоей голове! Спасибо вам, господин Лань, уж наставьте его на истинный путь! – Непременно, господин Цзян, – с напускной важностью парировал Лань Ванцзи. Он бросил быстрый взгляд в мою сторону, проверяя мою реакцию, и улыбка на моем лице убедила его, что от недавней боли не осталось следа. “Кажется, у нас появилась одна общая тайна, господин Лань”, – прочел он в моих глазах. “Верно, госпожа Цзян”, – прочитала я в его взгляде. Мы с Вэй Усянем и Вэнь Нином переглянулись и дружно расхохотались. Продолжая улыбаться, я с нежностью потрепала А-Сяня и А-Чэна по головам, сама себе невольно напоминая в этот миг шицзе. Но, как и сказал А-Сянь, грусти на сегодня было достаточно. Братец показал мне язык, а А-Чэн закатил глаза. – Вот что, – деловито начал братец, хлопнув меня ладонью по колену и поднимаясь на ноги. – Мы решили, – он указал на себя и А-Чэна. – Без церемоний, утомили меня эти церемонии, – это уже он сказал нам с Вэнь Нином и Лань Ванцзи. – Утомили церемонии! Ты как главой клана становиться собрался, а? – шутливо вскинулся А-Чэн. Я следила за ними обоими с радостной улыбкой. – А-ай, разберусь, погоди пока. Ты, А-Чжи, продолжай свою партию, – он указал на меня пальцем, а я в ответ быстро-быстро закивала. А-Сянь улыбнулся: – И спасибо тебе за то, что рассказала о Цинхэ Не. Теперь мне… не так… Неважно. Цзян Чэн, – он посмотрел в его сторону и серьезно кивнул. – Понял, понял. Вэй Усянь, – качнул головой мой муж в ответ. “Братья”, – одновременно прочитали мы с Лань Ванцзи во взглядах друг друга. Приходила пора прощаться, и все же я спросила напоследок: – Куда вы теперь? Вэй Усянь и Лань Ванцзи переглянулись между собой на долгий удар сердца, и наконец, получив разрешение, мой брат сказал: – В Облачные Глубины. Не переживай, мы скоро встретимся, меймей. Ведь господин Цзинь, говорят, даст банкет… Там и свидимся! Мы с А-Чэном легко взмыли в Небеса, но оба были не в силах оторвать взгляда от Вэй Усяня, что радостно махал нам вслед ладонью. Я покосилась на мужа: он с улыбкой, не отрываясь смотрел вниз. На Вэй Усяня.

***

На Пристань уже спустился вечер, когда мы вошли во внутренние коридоры поместья. Я приметила их обоих издалека, и в следующий же миг воздух разорвал звонкий собачий лай – Фея радостно приветствовала нас с А-Чэном. – Смотри, – тут же шепнула я, едва сдерживая смех от напускной сердитости на лице А-Чэна. – Сейчас будет "Покаяние Цзян и Цзинь". – Ох, сейчас я им задам, – буркнул А-Чэн, демонстративно поправив Цзыдянь, зная, что наши дети заметят этот жест. – Прекрати, – тихо прыснула я и, взяв его под руку, незаметно ущипнула за запястье. А-Чэн чуть не споткнулся от неожиданности и лишь крепче сжал мои пальцы, изо всех сил стирая с лица улыбку. Мы неспешно шли навстречу нашим молодым тиграм, что замерли у кабинета главы Цзян, издалека подмечая их покаянный вид. Лишь Фея радостно подметала хвостом пол, ожидая возможности выразить нам свое счастье. “Фея! Ну надо же, Фея! Не Мушу, не хотя бы Си! Фея! Ох, да, Тяньчжи, о чем ты? И в кого бы он придумывал такие клички своим собакам, правда?” – я покосилась в сторону А-Чэна, который с нарастающей свирепостью заставлял наших с ним детей отводить взгляд. А-Лин нервно теребил пояс, А-Инь застыл на месте и не дышал. На их лицах явственно читалось раскаяние столь сильное, словно они готовы были посыпать голову пеплом. Повинуясь необходимости, я так же, как и мой муж, до поры спрятала всю свою женскую радость и с вежливым интересом, холодно посмотрела на каждого из них. А-Лин и А-Инь, увидев такое мое лицо, тут же потеряли всякую надежду на спасение, робко переглянулись между собой и одновременно выдохнули, смиряясь со своей участью. Мы с А-Чэном одновременно сильно сжали руки друг друга, дав один другому знак, что едва сдерживаемся. Фея тут же звонко тявкнула и я потянулась погладить ее: – Хорошая, хорошая девочка. А-Лин шумно сглотнул, наблюдая эту сцену. А-Инь робко переступил с ноги на ногу. – А… А где вы были? – выдохнул А-Лин и постарался улыбнуться. – Ты нас еще спрашивать будешь? Не твоего ума дело! – А-Чэн гневно притопнул в его сторону и тут же повернулся к нашему сыну: – Тебя тоже касается, А-Инь! Он демонстративно покрутил в руке пока молчащую Цзыдянь и другой рукой потрепал Фею, что начала к нему ластиться, по лбу. Наши молодые тигры тут же воспользовались этой заминкой, я видела как на лице А-Лина промелькнуло облегчение, когда он выпалил: – Тетушка! – Матушка! – с таким же чувством отозвался А-Инь. Я, сложив ладони у пояса, выжидательно посмотрела на них обоих. А-Чэн тут же нехотя отнял ладонь от довольной Феи и почти прикрикнул: – А-Лин! А-Инь! Обоим на меня смотреть! И не дожидаясь ответа от обоих юношей, А-Чэн резко распахнул дверь своего кабинета, вошел первым. Следом, переглянувшись, юркнули А-Лин и А-Инь. Я покачала головой им вслед и тут же наклонилась к Фее: – Подожди своего хозяина на улице. Собака недовольно заворчала, мотнула головой. Я посмотрела на нее с легкой укоризной: – Пожалуйста, Фея. Ему не грозит опасность, – совсем тихо прошептала я. Фея звонко тявкнула и медленно, словно нехотя все же побежала к выходу. Я проследила за ней с улыбкой и прислушалась к происходящему в кабинете. Пока там царила тишина, а вспыхнувшие от воли А-Чэна фонарики бросили три тени на стены. Необходимо было спасать положение, поэтому я скользнула следом, осторожно прикрыв за собой створку. Я быстро оценила обстановку, А-Чэн занял свое место во главе стола, время от времени постукивая пальцами руки, на которой покоилась Цзыдянь, по столешнице. Наши дети замерли перед ним, покаянно опустив голову, руки держали по швам. Заслышав мои шаги, А-Лин было подался на звук, но вздрогнул, когда в очередной раз, в полной тишине А-Чэн снова стукнул пальцами. Громче, чем все предыдущие разы, отчего А-Лин вздрогнул и вновь потупился. Я заняла свое место рядом с мужем, и это послужило нашим детям сигналом. Наш сын проследил за мной взглядом, выступил на полшага вперед и с волнением начал: – Отец, матушка, это было мое… – А-Инь! Стой, молчи! – недовольно посмотрел на него А-Лин. – Я старший, мне и отвечать! По моим губам скользнула довольная усмешка, ладонь А-Чэна продолжала выбивать дробь на деревянной столешнице. А-Лин выпрямился и серьезно обратился к нам: – Тетушка, дядюшка, я не буду оправдываться за свой побег. Я – взрослый, – объявил он нам и сглотнул, приготовился обороняться. А-Инь тут же посмотрел на нас с А-Чэном. На его побледневшем лице застыла решимость во всем поддерживать своего друга. – Это было мое решение, – А-Лин поклонился в нашу сторону, неловко, едва сдерживая дрожь, и обратился к нам обоим, но смотрел он прямо на меня: – Я должен был узнать. Я спокойно выдержала его испытующий, тяжелый не по возрасту взгляд и поинтересовалась: – Что ты должен был узнать? – Что это за странный господин Мо, и... Я покосилась в сторону А-Чэна, чья ладонь едва дрогнула от этого вопроса. Цздыянь все еще молчала, а мой муж не сводил с наших молодых тигров грозного взгляда. Заметив, что отец все еще молчит, А-Инь, хорошо понимая, что это молчание было предвестником страшной бури, постарался помочь себе и своему другу, выпалил: – Отец, матушка! – обратился он к нам с А-Чэном, подарив своим родителям быстрый поклон, и тут же, не теряя времени продолжил: – Я решил делом доказать свое право наследника! Я отправился следом за А-Лином, чтобы приглядеть за ним в пути, защитить его от опасности. А-Лин недовольно топнул ногой, шикнул в его сторону, не поворачивая головы. В его голосе звучало нетерпение и досада: – Да подожди ты! Я старший, мне отвечать! – И ты хотел подвигов, – наконец послышался голос А-Чэна. Он хмыкнул, расправил плечи, в упор посмотрел на А-Иня: – И подверг опасности себя, – он указал ладонью на А-Иня, – своего друга, – Цзыдянь вспыхнула на руке, когда ладонь остановилась на А-Лине. Юноши снова быстро переглянулись, оба поклонились, и А-Лин, все еще не сводя внимательного взгляда с искрящейся плети, с силой проговорил: – Мы хотели, чтобы вы нами гордились. Едва только услышав это, А-Чэн стремительно поднялся на ноги, обошел стол и замер перед ними обоими, закрывая мне обзор своей спиной. Я выдохнула, скрывая дрожь, потянулась к складкам широких рукавов. А-Лин и А-Инь смотрели на А-Чэна снизу вверх. – И поэтому вы едва не подставились под меч Сюэ Яна?! – рыкнул А-Чэн, нависнув над ними двумя. – Вы знаете?! – хором выпалили наши дети и тут же переглянулись между собой. А-Чэн отстранился, холодно ответил: – Если у воина две пары глаз, у полководца их четыре. А у главы Цзян – шесть. А надо будет, – его голос грозно взлетел, ладонь взметнулась вверх, указывая на них, – все звёзды будут моими глазами! Что это за сумасбродные выходки, А-Лин?! А-Инь?! – не дожидаясь от них ответа, снова сотряс воздух, припечатывая их обоих. – Я был куда старше, когда впервые столкнулся с Сюэ Яном! Поймав гнев своего дядюшки, А-Лин тут же топнул ногой, подпитываясь этим разрушительным чувством. Взмахнув рукой, он парировал: – Дядюшка! Я уже могу решать за себя! Я защищал А-Иня! С ним ничего бы не случилось! Погоди ты, – он выдернул рукав из пальцев А-Иня, резко повернулся в его сторону и цыкнул, почти приказав молчать. Наш сын в ответ нахмурился, топнул ногой и выпалил: – Я буду главой Цзян, я тоже буду отвечать! А-Чэн скользнул влево, ближе к стене, приоткрывая для меня обзор. Он сложил руки на груди и насмешливо фыркнул, удачно скрывая свою мужскую гордость за насмешливым: – Главой Цзя-а-ан? Ты? А-Инь вмиг смутился, опустил взгляд и тут же вздрогнул от отцовского: – Глава Цзян должен быть сосредоточен и рассудителен! Он должен быть уравновешен. Ничто не должно смутить его спокойствия как внутри, так и снаружи! Глава Цзян, тоже мне! – А-Чэн снова фыркнул и закатил глаза. – Глава Цзян, к твоему сведению, А-Инь, – сурово продолжал мой муж, сверкая глазами, – не может себе позволить бросаться в пекло не думая! Это и тебя касается, будущий Верховный Заклинатель! – А-Чэн сделал шаг вперед, слегка толкнул своего племянника в плечо. А-Лин впился в него глазами, но ничего не сказал. А-Инь сжал кулаки и тут же отозвался: – Мы должны от вас оторваться! Рано или поздно это случится. Матушка! – он повернулся в мою сторону, снова подарил мне поклон. – Тетушка! – тут же отозвался А-Лин, коротко кланяясь. Я продолжала молчать, но показала им, что слушаю обоих. Воодушевленный моим молчанием А-Инь повернулся к А-Чэну: – Мы должны показать вам, чего стоим! Как ещё нам это сделать? Я ухмыльнулась, потерла ладони друг о друга и наклонилась вперёд: – За спланированный побег хвалю. За то, что выследили господина Лань и господина Мо по знакам на Небе и Земле – тоже. “Господин Мо! Сколько еще я буду так его звать?” – промелькнуло в моей голове, но я тут же подавила эти мысли внутри себя. А-Лин открыл и закрыл рот, как рыба, выброшенная на берег, его глаза стали круглыми от удивления. Не помня себя, не заботясь о приличиях, он подался вперед и тихо, удивленно протянул: – Тетушка, вы-ы. А… откуда? – в поисках ответа он закрутил головой от меня к А-Чэну. Мой муж лишь приподнял бровь, посмотрел на него свысока, одним широким движением погасил искрящуюся Цзыдянь. Между ними завязался напряженный поединок взглядов, грозящий перерасти в уже привычное сражение характеров. И я тут же поспешила вмешаться в эту дуэль: – Ветер нашептал, А-Лин, – уголки моих губ дернулись в усмешке. А-Лин опустил голову, понимая, что подробностей сейчас ему никто не расскажет. А-Инь так же покорно молчал, по его лицу металась тень напряженных мыслей. А-Лин покосился на меня, сощурив глаза, и медленно наклонив голову, давая мне понять, что прочитал по моему лицу безмолвное: "Позже, мой дорогой. Не сегодня." А-Чэн тяжело вздохнул, снова встал перед ними двумя и опустил ладони им на плечи. Наши дети вздрогнули и переглянулись между собой, потом снова обратились в слух, подались к своему отцу и дяде. – Осторожнее! Обоих касается! – А-Чэн хмуро оглядел их лица и сердито буркнул. – Вы сейчас лезете туда, куда вам лезть не надо. Его взгляд потеплел, и следом посветлели лица наших детей. А-Лин уже мягче, даже робко, все же поспешил с ответом: – Дядюшка, но ты же… – Я знал, что делал, А-Лин! – строго перебил его А-Чэн. – А у тебя в голове еще глупости одни! "Ну, тут бы я поспорила, А-Чэн, Знал, что делал! Сбежал за Вэй Усянем и господином Лань, когда они отправились в путешествие с куском темного железа! Никому ничего не сказал, даже мне.” – Но… – начал было А-Инь и осекся, услышав от своего отца: – Молчать! – голос, в котором уже не было злобы, но прозвучала тревога и усталость. Повисла тишина, нарушаемая лишь стуком наших сердец. Я сокрушенно покачала головой, наблюдая, как А-Чэн обошел их кругом, потом замер вполоборота и требовательным тоном спросил: – В пути с вами ничего не случилось? Мы быстро переглянулись с фуцзюнем и едва заметно кивнули друг другу – надо было узнать, не натолкнулись ли наши дети на следы возможной слежки Гуанъяо. Конечно же, умения его шпионов были не чета нашим с Цзян Чэном, но передать наши навыки А-Лину и А-Иню мы успели не полностью. И все же… любая случайность могла быть подсказкой. Наши молодые тигры настороженно переглянулись, словно пытались разгадать суть вопроса, и, так и не найдя подвоха, отвечать вызвался А-Лин: – Не считая острой каши господина Мо, ничего, – племянник погладил себя по животу и едва слышно, жалобно выдохнул. А-Инь быстро кивнул и поддержал своего друга: – Испытание нашим животам было от такой каши! Я спрятала смешок за широким рукавом, веселый блик промелькнул во взгляде А-Чэна, который тут же ответил: – В пути тебе столы накрывать не будут, – он закатил глаза и повернулся к А-Лину. – Раз оба захотели подвигов и славы, учитесь терпеть лишения. Нам с вашей матушкой в военном лагере изысков не готовили! – и взмахнул рукой, приказывая им обоим замолчать. – Слушать меня! Я решил, – бросил А-Чэн, и заложил руки за спину. А-Лин и А-Инь тут же выпрямились, застыли в ожидании. – До банкета господина Цзинь оба ни шагу из Юньмэн Цзян. Все ваши конные прогулки будут строго под наблюдением. Дальше посмотрим по вашему поведению! Он чуть помедлил, окидывая взглядом их растерянные лица, и взмахнул ладонью: – Идите. Я кивнула им обоим, поддерживая решение своего мужа. Наши дети поклонились нам в последний раз и поспешно вышли, тихо прикрывая за собой дверь. С громким шепотом они унеслись по коридору прочь. И лишь когда затихли их шаги, я поднялась из-за стола, подошла ближе к А-Чэну, медленно, ласково скользнула ладонями по его плечам, занимая собой все его внимание. На его лице проступило облегчение, он тут же широко улыбнулся мне, привлек к себе, обнимая за талию, с напускным ворчанием поинтересовался: – Ты слышала? "Я буду главой Цзян!” – он тихонько рассмеялся и покачал головой – Нравом в своего отца, – довольно ответила я, поцеловала его в плечо. А-Чэн тут же отозвался: – И в мою госпожу... – он покачал головой и серьезно посмотрел на меня, а в его голосе вновь прозвучала усталость: – Дай угадаю, А-Чжи: начинают понимать? Я кивнула, и та же усталость прозвучала в моем вздохе. Я выдохнула, прикрыла глаза и тут же, скорчив рожицу, капризно попросила: – Пошлите на ночную рыбалку, господин Цзян. Я премного устала за сегодня! Его глаза полыхнули в ответ на эту просьбу пламенем все возрастающего голода.