Мудрость обнимающая лотос

      Тяжелые облака подбирались к Башне Золотого Карпа, медленно ползли с горизонта, заволакивая, поглощая, уничтожая всю беспечную голубизну. Перемены... Это слово вдыхал и выдыхал сам Мир. А следом занимался страшный Ветер. Мой Ветер, господин Цзинь. Вы сами впустили его под свой кров, сами открыли врата Предвестнице. Я иду первая, но не обольщайтесь, Верховный Заклинатель – следом идет мой Господин. Его поступь неотвратима ибо он несет с собой "Кару Илина."       Гуанъяо чувствовал его, я знала. Чувствовал, как обезумевший хищник охотника, что идет раз и навсегда положить конец его зверствам. Видела не принявшую облик, острую, как скрытый в рукаве нож, мысль, что касалась его лба. Он собрал Совет раньше срока, решил поинтересоваться успехами моих воспитанниц. Но мы с главой Цзян знали – ему нужен ответ. Его он ищет на лицах всех нас. *** И снова я стою перед возвышением Фениксов, и снова я смотрю Гуанъяо в глаза. Он взирает на меня со своей вершины, и лицо его – милее не бывает. Весь его облик дышит мудростью, благосклонность сквозит в прямом взгляде, обращенном на меня. Лишь в уголках его глаз прячется страшная злоба, тлеют угли ненависти. Он спокоен, он знает, что никто, кроме меня, не увидит этих бликов. Меня, замершей напротив него в подчеркнуто мужском костюме, с рукавами лучника, на которые Фэнбьян, ожившая по моей воле, бросала фиолетово-черные отблески. Я повела плечами и сложила руки за спиной, продолжая рассматривать нашего Верховного Заклинателя, в ожидании, пока он позволит мне заговорить. Ни дать ни взять – мудрый правитель, полагающийся на своих подчиненных, готовый внимать нашим наставлениям, усвоивший суровый урок власти, впитавший его в глину своего тела, источающий высшее смирение. Гуанъяо изо всех сил старался быть примером для всех, кто в этот час находился в Зале Беседы. Совет был собран поспешно – уж слишком не терпелось всем взглянуть на мои успехи и моих учениц. За моей спиной то и дело слышался одобрительный шепот из-за такого поведения главы Цзинь. Гуанъяо властным, почти небрежным жестом приподнял вверх левую ладонь, я тут же поклонилась и отчеканила: – Господин Цзинь, благодарю за оказанное доверие, – мы кивнули друг другу, и я тут же поспешила продолжить. – Однако, я просила вас об отсрочке... Гуанъяо снова медово улыбнулся мне и медленно обвел ладонью залу. Главы кланов одобрительно зашумели, я телом чувствовала, как изменилось отношение к нашему Верховному Заклинателю. Пользуясь своими вольностями, я прошлась перед ступенями, ведущими к его возвышению, ожидая ответа. Я видела, как он снова обвел залу взглядом, и как довольство следом проступило на его лице. Спокойный взгляд главы Цзян, вежливая улыбка главы Лань, растерянный и смущенный взгляд со стороны главы Не, уважительный шепоток среди младших кланов – все это в очередной раз убедило его в нашей покорности. Я прислушалась к себе, ожидая волны гнева, но море моей души было спокойно. Покосившись в сторону Не Хуайсана, я заметила взволнованные движения веера. Два быстрых взмаха, один длинный – мой брат напоминал мне условным знаком, что моя задача лишь хорошо отыграть свою роль. Я помедлила, прежде чем снова повернуться к Гуанъяо, и, едва услышав, как он обратился ко мне, тут же склонилась: – Госпожа Цзян, простите нам всем это любопытство, но не каждый день с общего благословения рождается новая, женская техника заклинательства, – он обвел рукой Залу Беседы – Все так, однако пока рано говорить о разительных успехах, – ожидаемо парировала я, ведь прежде, чем что-то принять, обязательно следует отказаться. Как сохранять приличия в любой ситуации мы знали хорошо. Убедившись, что никто другой не услышит ядовитого намека, он важно, со всем пониманием момента проговорил: – Предоставьте нам об этом судить. Мы будем снисходительны, госпожа Цзян. Мой пристальный взгляд скользнул по его лицу, а следом я позволила себе слегка разочарованный вздох. Гуанъяо едва сощурил глаза, когда увидел тень досады на моем лице и прочел в моем взгляде: "И все же ты не он… Ты не Цзинь Гуаньшань". Он едва обозначил в своей позе недовольство, пока на моем лице мелькала светлая грусть, но вслух я сказала: – Не сомневаюсь, глава Цзинь. Однако... Я обвела взглядом залу и дерзко, с вызовом усмехнулась: – Здесь, в Зале, не хватит места, – я изящным движением указала на залу, и тут же моя улыбка стала еще шире, когда я услышала добрые смешки за своей спиной. "Госпожа Цзян может!" "Госпожа Цзян – Вольный Ветер, ей любая зала мала будет!" Улыбка на лице Гуанъяо стала такой широкой, а яда в ней было так много, что мне показалось, еще миг – и его лицо пойдет трещинами. С вызовом вскинув голову, я продолжала: – Техники, которым я обучаю, вмещают в себя и пение Войны, и пение Заклятий. – Что ж... У нас есть место для просмотра юных дарований. Я все приготовил во дворе, госпожа Цзян, – как радушный хозяин дорогому гостю отвечал мне Гуаняъо, напоследок сверкнув глазами. Я поклонилась: – Эта наставница и ее ученицы почтем за честь, Верховный Заклинатель, господа, – я поклонилась в сторону Гуанъяо, вторым поклоном выразила почтение к собранию и, резко развернувшись на каблуках, взметнув полы одеяния, чеканя шаг, покинула Залу Беседы. Перед широкой лестницей во двор я замерла, окинув взглядом подготовленное пространство: расторопные заклинатели заканчивали разбивать шатры для высоких гостей. Другие заклинатели выстраивали две шеренги боевых барабанов, расставляя их друг напротив друга. Я поискала взглядом шатер, предназначенный для меня и моих учениц, и как только заметила серебряный лотос, переливающийся на солнце, быстрым шагом направилась туда. ***       Я поманила к себе своих шестерых учениц и выглянула из-за полога наспех разбитого для нашей подготовки шатра: били барабаны, младшие заклинатели расставляли мишени. Я поискала глазами шатры моих брата и мужа и на душе стало теплее, когда я заметила, что их места рядом. По левую руку от помоста Верховного Заклинателя возвышался бело-голубой шатер главы Лань. Я знала, что время от времени Гуанъяо косится в сторону пустого места, предназначавшегося для Второго Нефрита, силясь разгадать слова Лань Сичэня. Я, довольно ухмыляясь, провела кончиками пальцев по плотной ткани шатра. В голове промелькнула недавняя сцена. В Зале Беседы царило обычное оживление перед очередным советом: мы готовились занять свои места, обменивались вежливостью с главами кланов. Мы вместе с Не Хуайсаном вели беседу с главой Лаолинь Цинь, который интересовался успехами своей племянницы, когда к стоящему неподалеку от меня Лань Сичэню подошел Гуанъяо. Мы тут же поклонились Верховному Заклинателю, однако он лишь взмахнул рукой, давая понять нам всем, что пока он не настроен на формальность беседы. Я скосила взгляд на своего брата, который тут же спрятал лицо за своим веером и, пользуясь этим, позволил себе кривую усмешку. Глава Цинь обернулся ко мне: – Госпожа Цзян, я рад, что вы нашли время на разговор со мной. Также рад, что моя племянница не доставляет вам неудобств. – Что вы, глава Цинь, – тут же отозвалась я с вежливой улыбкой, – какие могут быть неудобства? Дева Цинь проявляет невероятную жажду знаний. Если будет на то воля Верховного Заклинателя, вы услышите ее игру сегодня. – Это радует мое сердце, госпожа Цзян, – невысокий, стройный мужчина с полуседыми волосами поклонился в мою сторону и тут же бросил мне за спину внимательный взгляд. Потом он посмотрел мне прямо в глаза и на полшага выступил вперед. На моих губах скользнула легчайшая, полная понимания улыбка. – Глава Цинь, вы знаете мою сестру, – тут же вмешался Не Хуайсан. – Под ее крылом взойдет любой талант! – Ваша правда, глава Не, госпожа Цзян, как и поколения ее предков, стоят на страже дела совершенствования, – важно кивнул его словам глава Цинь и тут же разгладил свою длинную бороду, качнулся вперед и тихо прошептал: – Будьте осторожны, госпожа Цзян. Мой зять может увидеть в этом оскорбление, – его голос прозвучал над самым моим ухом. – Но не вы? – поинтересовалась я, почти не размыкая губ. – Не я, – он тут же качнулся назад и улыбнулся мне. – Узы часто оборачиваются… – "оковами" – повисло между нами. – Почему? – едва слышно спросила я, поправляя манжет. Глава Цинь едва свел брови, крепче стиснул в ладони свой меч. Он знал, что я не принимаю без раздумий любую благодарность и всегда пробую на прочность любое слово. Кивнув своим мыслям, он снова подарил мне короткий поклон, и дольше чем было то положено, задержал взгляд на черно-сером вороте одеяния. Я поняла его без лишних слов и демонстративно поправила перстень на указательном пальце. Голос господина Цинь потонул в шелесте веера: – Спасибо, что были с ней, что помогли моей А-Су пережить это горе. – Иначе я не могла, – я подарила главе Цинь улыбку, и он тут же кивнул, понимая, что большего сказать мы друг другу и не сможем. Мы стеснены приличиями и вниманием Гуанъяо, который – я чувствовала спиной – то и дело бросал в нашу сторону внимательные взгляды. Тут же сбоку раздался звонкий, чистый голос – это госпожа Цзинь почтила нас своим присутствием. Отец тут же поспешил к своей дочери, пользуясь суматохой, шепнул, поравнявшись со мной: – Я всегда буду на вашей стороне, госпожа Цзян. – Это может быть опасно, глава Цинь, – тут же вскинулась я. Он лишь покачал головой и поспешил навстречу своей дочери. – Неплохо, моя тигрица, – тут же шепнул мне Не Хуайсан, наблюдая встречу отца и дочери, и тут же сложив веер, склонился перед Цзинь Су. Я поспешила последовать его примеру, и улыбка на моем лице стала широкой и искренней. Такая же улыбка возникла на лице Цзинь Су, когда она заметила меня. Мы тепло смотрели друг на друга, прежде чем она вернулась к беседе со своим отцом. Гуанъяо, который все это время беседовал с Лань Сичэнем, покосился в нашу сторону, и, казалось, сам воздух вокруг него сгустился, а тень словно стала темнее. – Недоволен, – тут же сообщил мне Не Хуайсан, прячась за своим веером. – Еще бы он был доволен, – бросила я в ответ. – Будь его воля, моя голова уже бы украшала штандарт Башни. – Но его воли тут нет, – А-Сан, удачно прикрывшись веером, метнул в мою сторону горящий взгляд. Я лишь хмыкнула в ответ и многозначительно обвела ладонью залу: со стороны этот жест мог быть истолкован как приглашение оценить роскошь убранства. Оценить мозаики пола, где на роскошном мраморе золотыми частичками переплетались растительные узоры. Оценить парчовые драпировки, темно-золотым каскадом ниспадающие между колонн. Оценить роскошь фресок по стенам, где благородные фениксы пели свои песни, украшали собой раскидистые ветви персикового сада. Оценить разлитый в воздухе дурман власти… – Не пора ли нам занять свои места, госпожа Цзян? – обратился он ко мне с улыбкой, предлагая свою руку. – Позволяю вам сопроводить меня, глава Не, – тут же отозвалась я, и мы двинулись в сторону Гуанъяо и главы Лань, и обогнули их обоих, как разделяется русло реки, омывая крохотный островок, и прежде чем мы слились воедино снова, прежде чем на глади реки образовались омуты, я услышала короткий диалог: – Цзэу-цзюнь, – мягким тоном, под которым скорее угадывалась, чем читалась сталь, обратился Гуанъяо к Лань Сичэню. – Вы всегда прибывали на совет вместе со своим братом. Могу я узнать, – он шагнул еще ближе к Лань Сичэню, – где сейчас Ханьгуань-цзюнь? Мы с Не Хуайсаном осторожно переглянулись поверх их голов. Разумеется, представление могло быть устроено не только ради нас, но в такие совпадения мне все же верилось с трудом. Лань Сичэнь одарил своего подопечного самой теплой и вежливой улыбкой, от которой, все же на миг будто бы зала покрылась инеем. Я на один вдох смутилась, покачала головой, и тут же ледяной морок развеялся. – Мой брат отбыл в духовное путешествие. Вы, господин Цзинь, возможно, слышали о трагедии семьи Мо? – Лань Сичэнь продолжал улыбаться, его мягкие глаза все так же искрились теплотой. Да вот только вопрос был задан странным тоном, тоном которым еще не обвиняют, но в нем уже сквозит настороженность. В груди что-то кольнуло, я в растерянности подняла взгляд на А-Сана. Его глаза в ответ расширились, он резко взмахнул веером, словно хотел прогнать меня прочь. Мне почти что некогда было думать: Лань Сичэнь поднял руку с ножнами на уровень пояса, тут же меняя позу, чтобы все выглядело естественно. Я прищурилась, заметив, что изукрашенная белым нефритом рукоять меча направлена под острым углом вниз. Медлить было нельзя… Что-то небывалое прежде происходило: и Цзэу-цзюнь, и Не Хуайсан разом гнали меня подальше в этот раз. И Гуанъяо словно был с ними согласен. – Вот как… Путешествие, – донеслось мне в спину, когда я чуть прибавила шаг. На ходу я отдала дань вежливости обоим главам Великих кланов: те прервали свою беседу лишь на миг для того, чтобы принять мои торопливые поклоны и позволить А-Сану вклиниться между ними двумя. Я незаметно пошевелила пальцами, приказывая теплому ветерку доносить до меня слова. Большего я себе позволить не могла: там был глава Лань, и петь при нем “Песнь Отражения”, зная, что он почувствует дуновения моей силы, я не рискнула. – Он отправился в путешествие для того, чтобы найти ответ на некоторые загадки в этом деле. – Разве могут быть загадки для Второго Нефрита? – к деланому уважению в тоне Гуанъяо, как мне показалось, примешалось уважение. – Благодарю за такую высокую оценку, господин Цзинь, однако незнание лишь умножает знание. – Господин Лань отбыл один или со спутниками? – донесся до меня вопрос Гуанъяо в тот самый момент, когда я уже почти подошла к месту клана Цзян. Цзян Чэн тут же поднялся мне навстречу, увидев мое взволнованное лицо, бросил осторожный взгляд мне за спину. Мы обменялись едва заметными кивками и сели рядом. – Со спутником, действительно, – глава Лань снова улыбнулся, – господин Мо, взятый им на попечение, выразил желание отправиться вместе со своим покровителем. Я едва могла сдержать смех, для надежности прикусила губу: господин Мо! Бедный сиротка на попечении господина Лань! “А-Сянь, вот уж где тебе раздолье подурачиться,” – подумала я и опустила взгляд. – Эргэ, дагэ, – тут же завертел головой А-Сан, складывая свой веер, – а я видел господина Лань и господина Мо! – Вот как? – участливо поинтересовался Лань Сиэнь. Мне оставалось только догадываться, почему молчит Гуанъяо. – Да, их путь привел их в Цинхэ… – начал было А-Сан, как тут же повернулся к Гуанъяо, – дагэ, что с тобой? Мне показалось… – Тебе показалось, Не Хуайсан, – голос Гуанъяо стал еще слаще, и, судя по звуку, он легонько похлопал по плечу своего младшего брата. Потом наступила пора вежливых поклонов: господин Верховный Заклинатель отправился готовиться к совету. Следом залу покинула Цзинь Су со своим отцом. Не Хуайсан поспешил сесть напротив меня, и, едва заметив своего брата, я подняла голову и тут же натолкнулась на полный легкой укоризны взгляд Лань Сичэня. Он махнул по широкому рукаву, расшитому облаками, кончиками пальцев, имитируя рябь ветра, и вопросительно изогнул бровь. Я покаянно вздохнула и тут же скорчила гримаску, которую следом спрятала за манжетом рукава лучника. Мне показалось, что Цзэу-цзюнь лишь тяжело вздохнул… – Это ведь неспроста, да? – отвлек меня от воспоминаний звонкий голосок Су Джу, дочери Молин Су. Я повернулась на ее голос, и она тут же сощурила глаза и недовольно топнула ногой, демонстрируя всем нам свой настрой. Я с улыбкой покачала головой, оглядела своих воспитанниц. Они смотрели на меня в ответ жадно, пристально. На их лицах читалась решимость вперемешку с волнением. Каждая из них, оказавшись за пределами родного дома, освобожденная от суровых взглядов своих отцов и братьев, постепенно наполнялась силой. – Все так. Простите, вы оказались заложницами не своей игры, – обратилась я к ним всем разом. – Не страшно, госпожа Цзян, – тут же качнула головой одна из девушек. – Вы предупреждали об этом нас, – подхватила другая. – Мы согласились на это добровольно, – гордо вздернула подбородок третья. Су Джу покосилась на подруг и одобрительно кивнула их настрою, тут же обратилась ко мне: – Чего они хотят от нас, Наставница? Я тут же бросила взгляд за пределы шатра и медленно проговорила: – Чтобы вы показали все, чему я вас научила. Но обучение не завершено, – я раздосадованно топнула ногой и цокнула языком. Дева Цинь тут же отложила свою пипу и шагнула ближе ко мне – я привлекла ее в свои объятия. Девушка в ответ доверчиво прижалась ко мне, словно хотела забрать из моей души всю тревогу. Я осторожно поправила золоченые шпильки в ее прическе, и она тут же отозвалась: – Госпожа, я сыграю "Танец Гуаньинь" так, что у них захватит дух, – в ее черных как ночь глазах вспыхнули дерзкие искры, а улыбка не сулила зрителям ничего хорошего. – А я выбью все мишени, – поддержала ее одна из учениц, не без гордости демонстрируя мне свой зачарованный лук. Оружие гудело, по тетиве то и дело бежали голубоватые волны заклинаний. Я одобрительно кивнула ей. – Я… – тут же было вскинулась дева Су, но я качнула головой из стороны в сторону и обратилась к ней: – Су Джу, твой отец только и ждет, чтобы забрать тебя домой. А Верховный Заклинатель ищет повод, чтобы объявить наши техники вредоносными, – я тяжело вздохнула и посмотрела на своих учениц, словно хотела заглянуть в их души: – Он хочет указать нам наше место.       Су тут же вскинулась: невысокая и хрупкая, с кожей тонкой, словно лепесток сливы, толстая коса перекинута через правое плечо. Такая миниатюрная, а таила в себе столь много силы и гордости, что хватило бы на сотню мужчин из ее клана. Она прянула назад: на ее миловидном, вытянутом лице застыла маска презрения. – Я не вернусь, госпожа Цзян. Не оставят мне выбора – стану странствующей заклинательницей. Но я не дам себя больше запереть! – И я! – гордо вскинулась дева Цинь, тут же потянувшаяся за своей пипой. Она держала свой инструмент словно щит, готовая отразить удар с любой стороны – И я тоже, – угрожающим тоном проговорила лучница, криво ухмыляясь. Другие девушки подхватили настроение своих подруг, и вот уже шесть пар глаз смотрят на меня с уверенностью и вызовом.       Я оглядела всех шестерых: сердце затрепетало от материнской тревоги и гордости одновременно. Каждая из них была сильной и смелой: кто не внял войне, те услышали зов Ветра и собранных воедино разрозненных прежде женских практик.       Но лучшей из них была Су – она с ловкостью овладевала всем, что я могла ей предложить. Су Джу на голову превосходила не только своих подруг, но и многих заклинателей-мужчин. Она жаждала свободы и готова была заплатить за нее любую цену. Разъяренными драконами взрыкнули барабаны, потом еще раз и еще – давали сигнал мне и моим ученицам, что место для показа наших умений готово. Я на миг прикрыла глаза и постучала по груди, привлекая внимание своих воспитанниц: те тут же уловили ритм моего дыхания, и через несколько мгновений наши сердца уже бились в унисон. Я распахнула глаза – все мы были спокойны как гладь озера Мудрости. Ни ряби на поверхности воды. – Идемте. Я буду с вами, – я первая шагнула за открытый полог. Девушки тут же выстроились в шеренгу за моей спиной. Тут же мне в спину долетел шепот: – Если мне придется побыть акробаткой, чтобы доказать им свое право, то я готова, – начала первой лучница. – Утрется наш Верховный Заклинатель, – с вызовом поддержала подругу Су Джу. – Тише, – бросила я через плечо и для острастки нахмурилась, гася пламя в сердцах своих учениц.       Мы стремительно, шаг в шаг, ступили под ослепительное солнце. Я шла впереди, мои ученицы выстроились по трое слева и справа от меня. На их лицах застыла вежливость, лишь их глаза пылали внутренним огнем. Я не без гордости вслушалась в их поступь: в их шагах звучала сила и уверенность. Я огляделась: впереди нас за две сотни чжаней стоял помост с навесом для господина и госпожи Цзинь – почетная чета уже заняла свое место, а рядом с ними, справа от места Гуанъяо, расположились глава Молин Су с супругой. По правую и левую сторону, за огороженным периметром из шеренг барабанов, разбили помосты для Великих и малых кланов. Я нашла взглядом шатер Цзян, кивнула своей семье. А-Чэн чуть привстал, следом поднялся А-Инь – я издалека увидела, как на лицах мужа и сына волнение сменялось гордостью. А-Лин, сидящий поодаль, важно кивнул в нашу сторону – ни дать ни взять, уже Верховный Заклинатель, словно это он, а не Гуанъяо принимает наше показательное выступление. Я приподняла ладонь, принимая приветствия, мои ученицы смотрели только вперед, на бело-золотое возвышение, будто ничто, кроме одобрения главы Цзинь, их не волновало. Восхищенный шепот пронесся по сторонам: главы младших кланов зашептались между собой, а кто-то спешил указать ладонью на свою дочь, что теперь гордо шествовала рядом со мной. Я слышала, как шепотом радовались матери за своих дочерей, как они восторженно вздыхали, когда девушки коротко кланялись своим семьям. Никто из присутствующих в этот час под открытым Небом не сомневался – они становятся свидетелями поворотного события. И каждый из тех, кто взирал на нас со своих помостов, приложил к этому событию свою руку.       "И да грянет Ветер Перемен, Гуанъяо", – сверкнула я глазами в сторону Верховного Заклинателя. Я не видела в этот миг его лица, скрытого за складками искусной драпировки, но почувствовала его ненависть, которая непременно скрывалась за маской вежливости. Шаг. Еще один. Мы подошли к бело-золотому возвышению и разом почтительно поклонились. Су Джу даже не взглянула на своего отца: демонстративно сжала в руке меч, отвернулась, но для матери она приберегла глубокий поклон. Су Шэ тут же пожевал губами, сверкнул глазами в мою сторону, но неожиданно нам на помощь пришла госпожа Су. Она кивнула мне и своей дочери и тут же что-то быстро зашептала на ухо своему мужу. Еще не дослушав свою жену, Су Шэ явно смягчился, при этом осторожно покосился в сторону Гуанъяо, но тот, казалось, не замечал ничего. Он смотрел прямо на меня, его взгляд время от времени скользил по моим ученицам. Я знала: он ищет изъяны, а возможно, и намеки Темного Пути. Прошло столько лет, ему было преподано столько уроков, а все равно – жадность Цзинь в этом деле перевешивала весь его изощренный ум. Там, где уже даже почивший Цзинь Гуаньшань отступил бы до лучших времен, его сын продолжал упорное сопротивление. Госпожа Цзинь, восседающая рядом с мужем, подарила мне улыбку, от которой мое сердце дрогнуло, – столько было в этой улыбке женской мягкости и принятия. Но в красивых карих глазах блеснула тень тревоги, будто бы ей предстояло демонстрировать свое умение перед взыскательными заклинателями. Я поклонилась ей в ответ и смело, с вызовом вздернула голову. Цзинь Су едва заметным движением руки приняла мою храбрость, и прежде чем мы прервали наш безмолвный диалог, ее взгляд успел мне сказать: “Будь осторожна… госпожа Цзян”. Я на миг прикрыла глаза, пользуясь последними моментами тишины, что опустилась на двор Башни Золотого Карпа. Лишь ветер проносился между нами, кружился вокруг каждого заклинателя, шевелил штандарты и шелк пологов. Я приподняла взгляд к Небу и с улыбкой подумала: " Вот она, истинная проверка, чему я научилась у всех вас и чему смогла научить их – через ваши слова и ваши примеры, ваши страницы в книге моей жизни. Госпожа Юй, шицзе, матушка, Вэнь Цин, госпожа Лань И, Цансэ Саньжэнь... Посвящаю это всем вам. В вашу честь, названные и неназванные героини!" Выдержав паузу, Гуанъяо взмахнул ладонью и властно, даже нетерпеливо приказал: – Демонстрируйте же, госпожа Цзян! – и тут же сжал подлокотники своего кресла. Едва заслышав голос своего хозяина, Су Шэ тут же указал на нас ладонью: – Глава Цзинь прав! Так не терпится увидеть ваше знаменитое искусство. – Глава Су льстит мне, – самодовольно отозвалась я и тут же щелкнула пальцами. Девушки рассредоточились, оставляя позади выступившую вперед деву Цинь. Едва заметив свою племяницу, глава Цинь тут же подался вперед, медленно поглаживая свою бороду. Гуанъяо вопросительно приподнял бровь, а госпожа Цзинь улыбнулась чуть лукавой улыбкой. Девушка в показном смирении прижимала к груди пипу, ветерок качал мелодичные подвески в ее прическе, трепал легкие газовые шарфы ее одеяния, что мы воссоздали по фрескам монастыря в Дунгуане. Я замерла спиной к боевым барабанам, лицом к своей ученице, которая тут же, не глядя опустилась на невысокую, резную скамеечку, что поднесла ей расторопная служанка. Дева Цинь на миг прикрыла глаза, вдохнула и выдохнула и тут же посмотрела в мою сторону, обозначив свою готовность. Гриф пипы она расположила у плеча, кончики изящных пальцев легли на струны, которые тут же отозвались мелодичным перезвоном. Снова раздались восторженные вздохи, и, не дожидаясь жеста Гуанъяо, я тут же вскинула ладонь и громко объявила: – Верховный Заклинатель, главы кланов, "Танец Гуаньинь", техника, позволяющая заклинательницам гармонично распределить Ци внутри себя. Она очищает разум, успокаивает сердце и душу, предупреждает возможные искажения, направляет и укрепляет концентрацию. Едва я сказала последнее слово, дева Цинь гордо приподняла голову и теперь все мы увидели ее лицо, на котором яркими красками была написана сила. Я переглянулась с главой Цинь: он на миг замер, да так, что ладонь, поглаживающая бороду, остановилась. Смятение выступило на его лице. И она заиграла: пальцы порхали по струнам пипы, а золотисто-голубые волны мелодии затопили все пространство. Госпожа играла для всех женщин под Небесами: укрепляла их волю, силу, их веру в себя. Я видела, как светлели женские лица – служанок и заклинательниц, – как распрямлялись их плечи, как унималась внутри них ставшая уже привычной тупая боль. "Возможно! Возможно! – пели струны. – Возможно быть нежной и стойкой! Возможно быть цветком и сталью!" Я обратила внимание, как мать девушки, уже совершенно не сдерживаясь, прижала руки к лицу, как она приподнялась со своего места, не отрываясь глядя на свою дочь. И в этом взгляде восторг смешался с вечной материнской тревогой. Но дева Цинь не обратила на это внимание, она продолжала смотреть лишь вперед, сквозь бело-золотой шатер. Она не видела, как медленно и величественно поменяла позу госпожа Цзинь, сколько власти было в движении ее руки, когда она положила подбородок на изящно расставленные пальцы ладони. Цзинь Су смотрела не отрываясь на свою родственницу, как и все женщины во дворе, и, как все прочие, внимала этой мелодии. Ее не заботило в этот момент то, как нахмурился в этот миг Гуанъяо, пристально изучая перемены в своей жене. Я быстро отвела взгляд от бело-золотого помоста и с гордостью посмотрела на свою ученицу. Из облика девы Цинь ушла последняя заученная мягкость, и теперь казалось, что перед нами одна из полубогинь, сошедшая с фресок монастыря Гуаньинь. Когда мелодия подошла к середине, ее облик вспыхнул золотым и голубым, и это сияние распространилось волнами, накладывалось на духовную энергию звука. Свет был мягким, не слепил глаза, но все же кто-то из зрителей приподнял руку, защищая лицо от ярких бликов. Юная госпожа играла с чувством, отдавала всю себя. Она покачивалась в такт мелодии, то нагибалась вперед, то изящно откидывалась назад. Ветер, что не остался безучастным к такой красоте, развевал ее широкие рукава, пряди волос, подыгрывал ее мелодии перезвоном золотых подвесок. Последний перебор, последнее прикосновение к струнам – и в воцарившейся гробовой тишине, словно весь мир разом умолк, моя ученица взмахнула руками, устраивая свой инструмент у себя на коленях. Взметнулись и опали газовые рукава, полупрозрачными складками легли до самой земли. В воздухе еще вспыхивали волны духовной энергии, медленно растворялись в округе, словно впитывались в пространство. – Ни одного искажения или неверной, фальшивой ноты, госпожа Цзян, дева Цинь, – нарушил тишину глава Лань, я даже вздрогнула, вспомнив о наших зрителях. Я тут же вскинула голову и глубоко поклонилась в пояс. Тот же поклон подарила и моя ученица, с той лишь разницей, что когда я выпрямилась, ее спина все еще осталась согнутой. В таких же глубоких поклонах застыли и остальные наши ученицы, ожидая решения. Похвалив нас, все в той же тишине поинтересовался Лань Сичэнь: – Вы вплели в общепринятую мелодию новые ноты? – Все так. К всем известной технике, которую даю своим подопечным, я добавила "Песнь Силы" и "Песнь Чести" клана Фэн, – я обвела своих девушек широким жестом и тут же сложила руки за спиной. Следом поднялся бурный шепот: все обсуждали игру девы Цинь, голоса то срывались от восторга, то высоко взлетали. В сторону клана Лаолинь Цинь косились с уважением, с восторгом, а кое-кто и с завистью. Те, кто все же не решился мне прислать своих дочерей, теперь явно жалели о своем решении. – Благодарю за пояснение, госпожа Цзян, – полупоклонился в мою сторону Лань Сичэнь, и только после этого я позволила своим ученицам выпрямиться. С видом, будто это нас совершенно не заботит, мы стали ждать вердикта Гуанъяо. Чуть помедлив, словно хотел еще больше разжечь нетерпение, он обвел двор внимательным взглядом, подмечал каждого, кто не остался безучастным. Повинуясь ему, шепот поднялся с новой силой, а главы Великих кланов обратились своим вниманием к нему. Помедлив еще, Гуанъяо одобрительно наклонив голову в сторону бело-голубого шатра, громким и властным голосом объявил свою волю: – Что ж... Кому как не главе Лань понимать чистоту звука! И если взыскательный Цзэу-цзюнь не нашел ни одного изъяна, – его взгляд нашел меня, и под вспыхнувшее в его глазах пламя он объявил еще громче, для всех: – Я одобряю эту технику, госпожа Цзян! Я легонько ухмыльнулась ноткам досады в его голосе. Тут же последовали овации, которые в равной степени разделили между собой и наш Верховный Заклинатель, и моя ученица, что на миг сжала мою руку. Я едва повернулась в ее сторону и моргнула – дева Цинь отступила еще дальше, скрываясь из виду. Мимо нас вихрем пронеслись заклинатели, расставляя перед возвышением и между боевыми барабанами по периметру мишени. Я подняла руку и под сотню взглядов вышла лучница, одна из дальних родственниц госпожи Мюй. Она, наслаждаясь всеобщим вниманием, подбросила вверх свое зачарованное оружие и кружащимся шагом отошла вбок, качнулась, поймала лук в полете. И небрежно, будто ничего не произошло, поклонилась всем зрителям. Я обратила внимание, как Не Хуайсан подался вперед, как резко он взмахнул веером, одобряя грядущее. Мой брат замер в предвкушении, я знала – он не сомневался в том, что песнь Войны, что вот-вот грозным накатом распространится по двору, будет самой чистой и звонкой. Я позволила себе повернуться в сторону шатра Цзян: мой муж, мой и сын и мой племянник – все трое смотрели на меня, и их одобрение, их горящие глаза являлись для меня лучшей похвалой. Девушка потянулась к своему колчану на поясе, сжала в руке двадцать стрел, другой рукой она начертила над ними замысловатое заклинание, что вспыхнуло в воздухе ало-голубым и тягучими каплями осело на стрелы, впиталось в древки и наконечники. Гуанъяо чуть нахмурился, привлеченный алым блеском заклинания, он все же против своей воли посмотрел в мою сторону, что вызвало у меня лишь усмешку. Тем временем лучница, все ещё не глядя на заклинателей вокруг, наслаждаясь их восхищением, отлетела назад и под удивленные восклицания рванула из прически ленту, завязала себе глаза, кивнула в мою сторону, обозначив свою готовность. Я довольно кивнула, зная, что мое одобрение она почувствует и с завязанными глазами, и тут же поспешила представить следующую технику. Мой голос накатом разливался по двору, без труда сводя на нет все вздохи и восклицания: – Техника "Путь стрелы”, Верховный Заклинтель, господа и госпожи кланов, – я раскланялась перед заклинателями и тут же продолжила. – Она совмещает в себе известные многим стратагемы и технику стрельбы клана Фэн. "Наше наследие будет жить. Я сделала это. Пока я жива, живы они – стоять Дому Поющего Ветра, пусть и в наших делах и сердцах. Важно, что оно воплощенное, не так важно, что непроявленное." Не скрывая своей гордости, я отошла ближе к бело-золотому шатру, встала между двух центральных мишеней. Гул голосов возрос с новой силой: не только потому, что я стояла спиной к чете Цзинь, но в этот миг я была наставницей, а не госпожой Цзян. А, значит, что некоторые правила приличия сейчас ослабили свою хватку. И все же мне было приятно ощутить волну недовольства Гуанъяо, что он немедля послал в мою сторону, едва я только заняла свое место. Я замерла в опасной близости от будущих выстрелов и совсем уж дерзко оперлась локтем на одну из мишеней, призывно постучала кончиками пальцев по самому центру. Ветер донес до меня короткий, довольный смешок Не Хуайсана, который он спрятал за расписной тканью своего веера. Не Хуайсана, не раз наблюдавшего за нашими тренировками. Моя ученица, все это время следившая за мной, тут же лихо улыбнулась и вскинула лук. Взрыкнули два отдаленных барабана, что послужило ей сигналом. И она стреляла: крутила лук вокруг себя, быстрее вдоха спускала тетиву, выбивала центр всех мишеней. Только миг – и там, где прежде были мои пальцы, красовалось уже две стрелы. Я не вздрогнула, не поменяла позы, лишь положила ладонь на круг мишени. Я была уверена в ее мастерстве, и эта уверенность распространялась на лучницу. Я посылала ей это чувство, не давая своей ученице даже на миг, на вздох усомниться в самой себе. Заклинатели замерли на своих местах: не отрывали взглядов от лучницы, они молча считали выстрелы, внимали грозной песни оружия, что все возрастала. Эта мелодия будила в сердцах заклинателей и заклинательниц жажду славы и победы, будила в душах полузабытое для многих ощущение ритма боя, когда ты сам словно танцуешь смертоносный танец. Цзян Чэн смотрел в мою сторону не отрываясь, в этот момент он позволял себе показать внутренний жар, что поднялся в его сердце, показать через высокомерную маску главы Великого клана. Я слышала, как взволнованно выдохнула госпожа Цзинь, а следом и госпожа Су, когда сначала слева от меня, а потом и справа вонзилось по стреле. Я кончиком пальцев усмирила их дребезжание и кивнула своей ученице. Едва опустошив свой колчан, она отступила назад, резким круговым движением призвала все стрелы к себе. Пользуясь этой заминкой, я повернулась к вооруженным ученицам поодаль и щелкнула пальцами: две девушки, так же с завязанными глазами напали на нее с обеих сторон. Их зачарованные клинки мелодично рассекали воздух, оставляя за собой шлейф голубоватой энергии. Лучница чуть присела, и клинки заклинательниц скрестились над ее головой, она тут же поднырнула под сталь и стрельнула в боковую мишень. Девушки повернулись на звук и тут же колющими движениями сделали выпад, однако лучница, легко воспарив над ними, оказалась за их спинами и толкнула их вперед, на мишени, а следом натянула тетиву. Я неспешно выступила вперед, ловко обходя сражающихся учениц, и объявила: – "Песнь Меча", господа заклинатели. Последний раз она звучала в битве при Луаньцзань, – я мило улыбнулась нашему Верховному Заклинателю, что, едва только услышав об этой битве, так и не смог отпить из нефритовой чашки. – В чистом, неизменном виде, – проговорила я, глядя в сторону главы Лань. – Помогает мечницам усовершенстовать свои знания, связывает их с оружием воедино, – я указала ладонью на сражающихся девушек. – Укрепляет тело и дух, позволяет быть готовой к любым переменам в бою, а иногда и управлять ими. Я довольно расправила плечи, услышав восхищенные вздохи: заклинатели не отрываясь следили за сражением, и очень скоро стало понятно – бой был настоящим. Мечницы нападали, не щадя лучницу, она же уходила с граций и ловкостью из-под взмахов мечей, не забывая при этом опустошать свой колчан. Я заметила, как госпожа Цзинь переглянулась с госпожой Су и обе одобрительно закивали такому зрелищу. Песнь Войны не оставляла равнодушным никого: лучница ловко уворачивалась от клинков, вспархивала вверх, падала вниз, нарушала все мыслимые законы, но отправляла стрелы точно в цель. Мечницы не давали ей спуска: для них троих существовал лишь бой, лишь цель, ритмы их сердец, моего сердца и удары барабанов. С помостов цветами под их ноги полетели восклицания, заклинатели заголосили, но они не думали останавливаться. Сталь и стрелы пели о несгибаемости нашей природы, о нашей способности защищать, о нашей чести и нашей верности. Они пели славу нашей преданности своему долгу – и все эти чувства отражались на лицах женщин, что смелее расправляли плечи, внимали суровой песне воительниц, принимали эту раливающуюся морским штормом силу в свои сердца и души. Что теперь может остаться прежним, когда ворвался Ветер Перемен? Вы, вы все благословили его, направили его, указали ладонями, призывая демонстрировать умения – и мои ученицы подались на этот зов. “И все сыровато, сыровато” – едва не шипела я, грызя ноготь большого пальца. Я следила за полетом своих учениц, как кошка следит за игрушкой, поворачивалась на каждый звук меча, на каждый полет стрелы. Мне казалось, что недочеты все явственнее проступают – шлейф от оружия слишком слабоват, да и руки мечниц, кажется, начинают подрагивать. Тетива лука все глубже впивалась в пальцы моей ученицы, и пусть меткость все еще направляла ее выстрелы, я чувствовала, что она начинает уставать. “Слишком резко начали! Слишком много сил ушло на первые выстрелы! Мечницы двигались неплохо, но все же пируэты, выпады… слишком поспешно!” – я раздраженно укусила себя за кончик пальца, и, словно забывшись, я, объятая недовольством на саму себя, резко взмахнула ладонью: Ветер коснулся крылом каждой из учениц, дал сигнал остановиться. Они замерли как стояли: мечницы по бокам, лучница в центре, а следом умолкли боевые барабаны. Девушки убрали мечи в ножны, рванули ленты со своих лиц, лучница так же развязала себе глаза. Только миг они привыкали к свету и тут же замерли в поклоне. Лучница пошевелила ладонью, возвращая все стрелы в колчан. Я зорко огляделась вокруг, ожидая лавины осуждений, а возможно, и насмешек: но заклинатели лишь возбужденно шептались, округляли глаза. Их взгляды были одновременно ошеломленными и растерянными, они приходили в себя после песни Войны, радуясь, что бой все же не потревожил давно и прочно воцарившегося между нами мира. Робко покосившись в сторону шатра Цзян, я тут же радостно улыбнулась. Вобрала в себя все восхищение своего мужа, гордость своего сына, что держался как взрослый мужчина, коротко поклонилась важному, одобрительному движению руки А-Лина, волнение которого выдавал лишь лихорадочно блестящий взгляд. Ветер донес до меня короткий тост в нашу славу от Не Хуайсана, и моя тревога окончательно растворилась в мысли: "Вот бы ты это увидел сейчас, А-Сянь”, – подумала я, поднимая взгляд к небу, и широко улыбнулась.       Но мой брат и господин Лань сейчас были далеко: на пути решения загадки и освобождения Старейшины Илина. И все же мне хотелось верить, что в этот самый миг, сейчас, А-Сянь обернется, рассмеется и скажет: "Какая ты молодец, сестричка!” А Второй Нефрит повернется следом и подарит мне одобрительный взгляд… Волнующееся людское море вновь успокоил Верховный Заклинатель: он вскинул ладонь и, без труда успокоив своих подчиненных, снова обратился ко мне. – Интересно, госпожа Цзян, – патокой полился его голос. – Я обратил внимание, что эти техники позволяют в любой ситуации не терять концентрации и бить в цель, я верно понял? – вопрос, конечно же, был задан исключительно для приличия. И для приличия же я отозвалась: – Все так, господин Цзинь. Полезна и в бою, и в тренировках. – Невзирая на любые препятствия,– не без гордости сказал глава Цзян, высокомерно оглядев остальных зрителей со своего места. А-Лин тут же позволил себе смешок, А-Инь – такой же пренебрежительный взгляд, тень взгляда своего отца. Наши заклинатели тут же позволили себе трижды ударить в ладоши, и их одобрительные хлопки поддержали заклинатели Не. Гуанъяо на миг сморщился от недовольства и снова нацепил на лицо сладкую улыбку, когда раздался голос главы Лань: – Боевая техника выше всяческих похвал. Я снова поклонилась главе Лань, а следом и мои ученицы. "Отец бы одобрил”, – промелькнуло в моей голове и тут же отозвалось уже привычной тяжестью в груди. На миг, на один только вдох мне показалось что я увидела промелькнувшую знакомую тень, что тут же скрылась за темно-серым пологом… Не давая нашим зрителям и судьям передышки, в самый центр выступила ещё одна моя ученица, в легком одеянии танцовщицы: браслеты с колокольчиками на ее запястьях и лодыжках позвякивали от каждого ее движения. Рукава и легкие юбки колыхались на ветру. Сопровождаемая его мелодией, моя ученица застыла в па вступления танца “Полет Апсар”. Ведь если существует техника через звук: флейту или гуцинь, пипу или голос, то отчего же не быть технике через танец? Ведь танец – один из способов сконцентрировать и направить энергию в нужное русло, укрепив ее намерением, что рождено в союзе разума и сердца. Я довольно огляделась, наблюдая и слыша новую волну восторга, и предвкушая легкое разочарование наших заклинателей, которые решили, что уже разгадали все секреты этой техники: ведь танец был распространен и известен многим. Но всем им, что приготовились уже скучать, я объявила: – "Воля Ветра" для гармонизации пространства. Позволяет очистить дом и людей под его крышей, поле ли, или, как в нашем случае, открытый всем Ветрам двор, – я обвела взглядом двор, не без удовольствия наблюдая, как толпа зрителей увеличилась: многие из клана Цзинь и из свиты гостей давно присоединились к зрелищу, и старшие по положению не одернули никого из них. Зелено-белые сети срывались с ее рук, она проводила через свое тело энергию гармонии, выпускала в мир через кончики пальцев яркие всполохи, что тут же окутывали все пространство, все помосты, весь двор Башни Золотого Карпа, и растворяли в себе все тревоги и заботы ее гостей и обитателей. Все профессиональные танцовщицы, что в этот миг могли видеть ее танец, без труда бы разгадали традиционные движения, техники, казалось, были смешаны невпопад, но смысл был не в правильных для танца движениях, а в точном результате. Я метнула быстрый взгляд в сторону Гуанъяо: "Особенно пригодится тебе, когда будешь обдумывать свой следующий ход. Надо же помочь врагу, а, Гуанъяо?" Словно услышав мои мысли, наш Верховный Заклинатель отсалютовал мне чашей и вернулся к созерцанию танца. Моя ученица кружилась по плитам двора, а мелодия ее браслетов подражала тишине и звуку, пустоте и наполненности. Она вся была слиянием того, что прежде не сливалось, и все это сочетание вырывалось в наш мир гармонией, распространялось вокруг нас силой, что отзывалась благодарностью и трепетом в наших сердцах. "И все это без единого налета Темного Пути”, – с кривой ухмылкой подумала я, поймав на себе взгляд Гуанъяо, и небрежно расправила манжет рукава лучника. Моя ученица вспорхнула вверх и раскинула руки: она словно стала Ветром, Небом и Землей, рекой и горой. Она вбирала в себя каждый жест и каждое слово, вскидывала руку, и тонкий рукав взлетал ввысь, оставляя росчерки в воздухе. Она была солнцем и луной, она была словно самим миром – и мир вокруг отвечал ей, приходил в умиротворение и покой, словно мы находились не в Серединном Царстве, а в Персиковом саду Небесного Императора.       Сети срывались с ее изящных рук, накладывались одна на другую: я едва заметным жестом пошевелила пальцами, поправляя заклятья так, чтобы они не повредили сети Гуанъяо. Я, как всякий, кто умеет заклинать тьму, чувствовала их ярче, чем прежде. Его сеть пронизывала все вокруг, но все же была спокойна, ведь хозяин наложил на нее одно из своих смиряющих заклятий.       " Не мне тебя судить и карать. А жаль... Всему свое время. И все же, сыровато, работать и работать. Нам обоим", – прочитал он в моем взгляде и широко улыбнулся в ответ, зная, что для всех остальных это будет символом его милости и лишь для меня – предупреждением… Последний полет рукавов, последний перезвон колокольчиков – моя ученица застыла, вскинув руки над головой, словно и правда собиралась обернуться журавлем и улететь в Небо. Воцарившуюся тишину разрушили короткие аплодисменты нашего Верховного Заклинателя, его короткий смех и короткое следом: – Техника через танец, как интересно, госпожа Цзян, – он согласно кивнул мне и моей ученице, когда мы в поиске одобрения повернулись в его сторону. Цзинь Су тут же склонила голову следом, подарила мне свой восхищенный взгляд.       "Ох, не к добру ты все одобряешь, Гуанъяо. Какую же пакость задумал?" – подумала я, жестом отпуская свою ученицу. Я широким шагом подошла к шатру Цзян, возле которого толпились мои девушки, коротко кивнула каждой в знак своего одобрения. Пятеро из шестерых моих учениц уже показали свои умения, и поэтому вопрос от главы Су был вполне себе уместным. Едва я сжала в ладони ножны “Рассекающего Ветер” правая рука нашего Верховного Заклинателя тут же поинтересовался: – А что до моей дочери, госпожа Цзян? Я кивнула. Су Джу и тут же, пятясь, подалась на голос, оказавшись в самом центре шеренг барабанов, я повернулась в сторону Су Шэ и тут же обратилась к нему: – Господин Су, сейчас увидите, – свободной рукой я махнула себе за спину и громким голосом, от которого вздрогнули некоторые заклинатели, приказала: – Барабаны! Ритм сердца! – Есть! – тут же отозвались барабанщики и встали в исходную позицию. Я говорила будто бы для всех, но смотрела лишь на Гуанъяо: – "Меч среди Лотосов", – лязгнула сталь моего меча, солнце тут же вспыхнуло на длинном лезвии. – Готовит заклинательниц к любому бою! – мой голос разлетелся громом, все зрители разом подались со своих мест. Кто-то уже не стесняясь вскочил на ноги, спустился, чтобы рассмотреть грядущее сражение поближе. Я замерла, вслушиваясь в ритм барабанов. Рык, раз, и еще раз. Ритм наших с Су Джу сердец слился с барабанами. Мы замерли друг напротив друга, взметнули наши мечи, показывая одна другой, что сражаться настроены безо всякой жалости. – Не поддавайтесь мне, госпожа Цзян, – ее голос все же слегка дрогнул, а взгляд впился в мое лицо. – И не подумаю, Су Джу, – тут же отозвалась я и поманила ее ножнами.       Мы яростно схлестнулись: сталь запела, ударилась о сталь и высекла искры. Я подалась вперед, тесня ее к веревке ограждения, стремясь зажать между двумя вибрирующими от ударов барабанами, силой заставляя изменить позу. Она будто бы поддалась: в последний момент скользнула влево, я, избегая инерции, качнулась назад, повернулась вокруг своей оси, отбивая ножнами и мечом град ударов. Юная госпожа сражалась отчаянно и не теряла концентрации ни на вдох. Я с улыбкой замечала, как она просчитывает мой следующий удар, как строит защиту от моих выпадов. Я отлетела назад, швырнула в ее глаза пыль: приём подлый, зато действенный, а в настоящем бою чрезвычайно полезный. В мою спину тут же полетели осуждения, но заклинатели замолкли, едва Су выставила вперёд ножны, повела ими в воздухе сверху вниз, развеивая тучу пыли.       Я кивнула, напала сбоку, целясь в ноги, она поднялась вверх, чуть касаясь подошвой моего плеча. Я вскинула ей вслед руку, она отвела удар ножнами. С ее пальцев сорвалась сеть, угрожая ослепить меня. Движение ножен – и заклятье осыпалось искорками. Мы разошлись на расстояние клинка. Я топнула ногой: сотни трещинок пробежали по воздуху, на краткий миг вспыхнуло и погасло заклятье. Развеялся дымок, и вокруг госпожи Су стояло шесть моих отражений, и лишь одна я была настоящей.       Я и мои копии закружились на месте, сбивали ритм шагов, мельтешили у нее перед глазами. Они напали одновременно. Она прогнулась под наши удары, парируя ударом снизу, заставила нас отойти, воспользовалась моментом, вырвалась из окружения. Восхищение и тревога, интерес наших зрителей – все тонуло в ритме барабанов и песни сражения. Одна моя копия выступила вперёд. Су качнулась, пропустила удар, покружилась, оказалась за спиной и одним движением перерезала ей горло. Иллюзия рассыпалась. Мы напали разом, теснили ее, не давали поменять тактику. Ее полет, движение меча – иллюзии облетали осенними листьями одна за другой.       Я одобрительно кивала. Сталь меча священна, в ней отражается истина. Су то и дело косилась на свой клинок, замечала дрожащий вокруг очередной иллюзии воздух, поэтому решительно и без промедлений уничтожала мои копии. Прямой удар. Метила в горло. Я тут же отвела ее меч ножнами, присела и ткнула в грудь. Она уклонилась, и я поднялась в воздух, взмыла над ее головой, сложив в полете ноги, не давая себя подрезать. Последний удар барабанов. Последние взмахи меча – в наступившей тишине мы вложили мечи в ножны и развернулись к помостам. Я, откинув непослушную прядь со лба, чуть дрогнувшим от волнения голосом объявила: – Клинок помогает справиться с любым обманом. Янская природа, что всегда есть в любой воительнице, раскрывается путем этой техники на полную. Позволяет отбить любую подлость, – я посмотрела в сторону тех, кто бросал в мою спину осуждение. Заклинатели тут же одобрительно закивали, словно с самого начала знали. Я ухмыльнулась им и кивком головы вняла новой волне возгласов, восклицаний и аплодисментов. Заклинатели ликовали, и некоторые из них едва ли находили слова, чтобы выразить всю бурю чувств из восторга и неверия, что они все делили между собой в этот миг. Я улыбнулась Су, кивнула: только сейчас она позволила себе вдохнуть глубже, а румянцу проступить на ее щеках. Она робко переступила с ноги на ногу и бросила осторожный взгляд в сторону своей матери: госпожа Су, словно забыв обо всем, уже спешила к нам. Оказавшись рядом, это невысокая и миловидная женщина тут же осмотрела нас обеих и взволнованно взмахнула рукавами: – С вами все в порядке? Госпожа Цзян! А… Су Джу! – она поворачивала голову от меня к своей дочери, и словно совершенно не заботилась о том, что ведет себя сейчас не так, как полагается жене приближенного нашего Верховного Заклинателя. – Матушка, отец! – Су пискнула и кивнула головой за ее плечо, но госпожа Су лишь покачала головой и прижала к себе свою дочь. Даже если Су Шэ после и попытается сорвать на ней свой гнев, госпожа Су теперь точно знала – в ее дочери всегда будет сила защитить саму себя. – Ты такая умница! Такая! – она осыпала ее поцелуями, отстранила от себя, любуясь, и снова прижимала к себе. Но никто не мог осудить мать, что так радовалась за свою дочь. И в этот миг, мне показалось, что оковы пали с многих женщин…. Я отступила назад, растроганная этой сценой, и против воли посмотрела в сторону шатра Цзян. В груди защемило, в глазах защипало от странного, мелькнувшего в голове желания увидеть рядом с А-Чэном госпожу Юй. Мне вдруг захотелось, чтобы она так же обняла меня, привлекла к себе, пусть и не на виду всех остальных, но чтобы в ее голосе вновь прозвучало это полное материнской нежности, как тогда, в последний раз: “Я так горжусь тобой, А-Чжи!” Я сглотнула и покачала головой, прогоняя ненужную сейчас тоску, и тут же широко улыбнулась спешащим к нам остальным ученицам. Я видела, как к нам снова спешили остальные ученицы, видела их довольство и гордость. Мать и дочь Су разомкнули объятия, и госпожа Су поспешила к своему мужу. Су Шэ весь побелел и опал на свое место под ее взглядом. Дальше я не смотрела, ведь все мое внимание забрали мои ученицы, они обступили меня кольцом, и наши взгляды были прикованы к помосту Верховного Заклинателя. Мы ждали его слова, что выразит общую волю. Я едва обратила внимание на то, как Гуанъяо поднялся со своего места, а следом поднялась его супруга, как они чинно спускались к нам со своих ступеней. Я склонилась вместе со всеми и вместе и со всеми выпалила: “Верховный Заклинатель! Госпожа Цзинь!” Вместе со всеми я выпрямилась и вместе со своими ученицами я замерла, ожидая его воли.       Я была уверена – примут. Какие уж теперь могут быть сомнения! Я оглядывала каждую из своих учениц: гордость за них затопила меня с головой. Они доказали им, но в первую очередь себе, кто они есть и кем могут стать. Они на корню уничтожили все сомнения – свои и окружающих. Лишь одна мысль занимала меня в этот миг: – Кто знает, быть может, сегодня мы проложили новую тропу и уже для десятков гордых женщин? Обойдя мишени, чета Цзинь снова встретилась, рука в руке, улыбка Гуанъяо отразилась в улыбке Цзинь Су. Являя нам всем единство своего решения, являя нам всем свою милость, Верховный Заклинатель, наконец, объявил: – Я принимаю и одобряю все техники госпожи Цзян. Имеются ли возражения? – поинтересовался он у гудящей на все лады толпы. Единогласный радостный рев был нам ответом. Тут же к голосам присоединились и овации. Я рассмеялась, запрокинув голову назад, и меня тут же оплели руки моих учениц – мы обнялись, деля нашу радость между собой. – Теперь возыращайтесь в мою свиту или повидайтесь с семьями, если хотите, – проговорила я, оглядываясь по сторонам. – Госпожа Цзян, не верится… – радостно выдохнула лучница. – Мы смогли, смогли! – прыгала на месте дева Цинь, обнимаясь со своей пипой. Су Джу сжимала в руках мою ладонь и не отрываясь смотрела на меня, я с улыбкой наклонила голову, дала ей понять, что довольна нашим боем, и тут же разом хлопнула по плечу обеих: – Дома пируем. Идите! Я встретилась глазами с Верховным Заклинателем, и его улыбка не сулила мне добра. "Все же пакость... Что на этот раз, интересно."

***

– Сестра, скажи, ты мне веришь? Я едва не подавилась вином: округлила глаза, закашлялась, вытянув вперед руку, что мертвой хваткой вцепилась в кувшин с вином. А-Сан похлопал меня по спине, снова встал передо мной. Он увлек меня в отдаленную часть сада, куда не долетали звуки бурного обсуждения нашего представления. Башня Золотого Карпа гудела от восторгов, ее залы тонули в шепоте и восклицаниях. Мы издалека наблюдали за редкими прохожими, что так же, как и мы, стремились избежать суеты, но, едва заметив нас, тут же стремились скрыться с глаз. Никто бы не посмел нарушить наше с братом уединение, тем более теперь, когда я взлетела еще выше, чем была, с милости нашего Верховного Заклинателя. Но его тень не доставала до нас с А-Саном, его рука не могла дотянуться до нас. Даже здесь, в своем собственном доме, он не имел власти над нами. Прокашлявшись, я посмотрела на Не Хуйасана снизу вверх, и взгляд задержался на сложенном веере, потом метнулся к серому и черному на его плечах. Что-то в его облике насторожило меня, и не только странный не ко времени вопрос. – Ну и вопросы ты задаешь, мой Яцзы! – прохрипела я, качая головой из стороны в сторону. На его лице мелькнуло острое сожаление со смесью сосредоточенности. Он сощурил глаза и наклонил голову к плечу, нетерпеливо похлопал веером по другой ладони. – Да. Безоговорочно. Не смотря ни на что, – тут же отрезала я и снова приложилась к кувшину вина. А-Сан странно облегченно выдохнул и тут же улыбнулся мне, тепло, как улыбался прежде только в Нечистой Юдоли: – Спасибо. Сейчас ты должна быть особенно осторожна. И прошу тебя, – он порывисто шагнул ко мне, до боли сжал ладонь, что все так же обнимала горлышко кувшина: – Не поддавайся на его провокации. Гнев на его лице смешался с мольбой столь искренней, что я растерянно выдохнула: – А-Сан, ты… что случилось? – тут же поинтересовалась я и посмотрела ему в лицо, сердце мое словно сжала ледяная рука, когда я увидела, как его бледные губы сжались в линию, а в глазах красноватыми отблесками полыхнул гнев и ненависть. Он лишь крепче сжал мою руку в своей так, что по кувшину едва не побежали трещины, и, продолжая смотреть на меня в упор, с жаром потребовал: – Что бы он тебе ни сказал, о чем бы ни намекнул... Не поддавайся! – выпалил он и тут же сглотнул, тряхнул головой и отошел назад. Упредительно вскинул ладонь, когда я подалась за ним. Что-то странное было в его изменившемся облике, и разум, привыкший к стратагемам, тут же сложил его странное поведение в зале, когда он на пару с Лань Сичэнем прогонял меня, не давая вмешаться в беседу, воедино с этой странной просьбой. Здесь, сейчас, в доме нашего врага он не просил, не умолял. Не Хуайсан, впервые за все эти годы требовал безоговорочного и бесконечного доверия. Он считал нужным получить его от меня в этот миг и в этом месте. И я, не думая и не рассуждая, дала ему это, сумев лишь на миг согнать тени с его лица. Я сосредоточенно кивнула, присела на каменный бортик пруда, придержала широкий рукав, расшитый серебром и золотом, пошевелила в воде пальцами. Карпы тут же приплыли ко мне, ожидая вкусной награды. А-Сан забрал у меня из рук кувшин, сжал горлышко в руке, так и не решившись отпить из него следом, он смотрел себе под ноги и что-то бормотал под нос.       Я рассмеялась, залюбовалась рыбками, что кружились вокруг моей руки. Я всей собой показывала случайному зрителю, что мы говорим о чем-то несущественном, тем временем наблюдая за братом из-под опущенных ресниц. Он был весь собранный, волевой, словно меч, который вот-вот вынут из ножен. Он смотрел на каменный бортик прудика, и по его лицу я видела, что он напряженно о чем-то размышляет. Покачав головой, я все же обратилась к нему: – А-Сан, у тебя есть что-нибудь?.. – А? Да-да. Вот, покорми их, – он протянул мне холщовый мешочек, который тут же достал из своего широкого рукава. Я лишь пожала плечами, не задумываясь, откуда у него корм для рыбок, тут же радостно захлопала в ладоши и изящным движением отправила щепотку корма в воду. Карпы закружились, затрепетали плавниками, теснили друг друга, стремясь ухватить угощение. – Что случилось? – все же повторила свой вопрос я, радостно смеясь очередному кругу рыб под водой. А-Сан поднял на меня взгляд и постарался улыбнуться, успокоить мою тревогу. Мой Яцзы нес ношу мести, но было что-то ещё, что-то такое, что он тщательно скрывал даже от меня. И там, за этой пеленой, была спаянная воедино тоска, ярость и страшная боль, имени которой не было. И... Унижение? Я наклонила голову к плечу, изучая его. И когда А-Сан это заметил, на его губах проступила кривоватая усмешка. – В свое время, госпожа Не. И будь стойкой, когда... – Тетушка! – тут же прервал его звонкий, требовательный голос А-Лина. Я готова была поспорить, что слышу облегченный вздох. Я быстро повернулась к своему племяннику и окинула его довольным взглядом: юный господин Цзинь своей красотой и статью, а так же блеском одежд затмевал само солнце. Он спешил к нам, по диагонали пересекал сад. Я отряхнула руки, положила мешочек на бортик и протянула племяннику ладони, когда он, запыхавшийся от быстрого бега, сжал мои руки, приложился к ним лбом, выражая свое почтение. А-Лин явно был взволнован: он тяжело дышал, что бывало с ним нечасто. Ведь и на тренировках, и в юношеских забавах он знал, как контролировать свое дыхание. Его лицо то краснело, то бледнело, а руки, все еще сжимающие мои ладони, подрагивали и вспотели. – Мой дорогой, что случилось? А-Лин, все еще тяжело дыша, постарался улыбнуться и тут же повернулся в сторону Не Хуайсана, явно за поддержкой: – Дядюшка Не, а вы тут вино… – он сглотнул и кивком головы указал на кувшин. Не Хуайсан быстрым движением убрал кувшин за спину, погрозил ему веером: – Молчание – вот истинная добродетель, в том числе и для Верховного Заклинателя, А-Лин. Он быстро и благодарно кивнул своему дядюшке и снова обратился ко мне. Дыхание его стало спокойнее, волнение почти пропало. Переступив с ноги на ногу, мой племянник снова приложился лбом к моим ладоням и, когда выпрямился, на одном выдохе попросил: – Тетушка... Зала предков, – он округлил глаза, напоминая мне о том самом дне, когда в Пристань Лотоса пришло письмо от Гуанъяо. Я сдержанно кивнула, и мой племянник тут же осторожно спросил: – Если вы не заняты, сопроводите меня? – А где Цзян-фуцзюнь? Где Цзян Цзянпинь? А-Лин снова нетерпеливо переступил, но тут же ответил: – Верховный Заклинатель задержал его, а А-Инь был с вашими ученицами. Тетушка, прошу… – умоляюще просипел мой племянник, давая понять, что просит не без причины. Не иначе по его пятам идет дядюшка Яо. Я посмотрела на брата – он кивнул, давая нам свое разрешение, и тут же сказал вслух: – Ступайте. Мне надо подумать. Мы переглянулись с А-Лином, я было привстала с каменного бортика, но прозвучавший рядом с нами голос убедил меня в том, что мысль о погоне Гуанъяо была верной. Он вырос словно из-под земли и тут же мягким тоном объявил о себе: – Госпожа Цзян, юный господин Цзинь, – пока мы занимали все его внимание и раскланивались, Не Хуайсан, продолжая прятать кувшин с вином за спиной, щелкнул веером, взмахнул расписной тканью, и на его губах расцвела радостная, растерянная улыбка. А-Лин, давно привыкший к таким преображениям, благоразумно, как и раньше, не задавал никаких вопросов, лишь покорно замер рядом со взрослыми, опустив глаза к земле.       Я, не отнимая своей руки от руки племянника, присела обратно на бортик прудика, спокойно взяла в руки мешочек, продолжая щедро сыпать крошки в воду. Гуанъяо проследил за моей ладонью, и его елейная улыбка стала еще шире, на вдох в ней просквозила угроза. Мой племянник, казалось, бережно отпустил мою руку и встал так, словно прикрывал меня плечом. Прежде чем Гуанъяо успел сказать что-то насчет этих перемен, вмешался Не Хуайсан, по привычке забирая на себя все внимание своим растерянным: – Дагэ, еще раз здравствуй! – Господин Цзинь, – наконец отозвалась я и вежливо наклонила голову, а когда Гуанъяо ответил мне кивком, я снова повернулась к рыбкам.       Повисло неловкое молчание. Я всей собой показывала, что мне недосуг его нарушать. Молчал, как хорошо воспитанный юноша, и А-Лин, Не Хуайсан же обмахивался веером и продолжал широко улыбаться Гуанъяо. Вежливая улыбка, казалось, приклеилась к его лицу. Я пожала плечами, восторженно заметив, как один из карпов подплыл ближе всех к моим пальцам. – Того гляди прыгнет тебе в руку, сестричка. Это хороший знак, сулит большую удачу и процветание! – с видом знатока тут же надулся Не Хуайсан. Гуанъяо кивнул его словам и тут же повернулся к своему племяннику: – А-Лин, ты, кажется, собирался почтить предков. “Гончая взяла след, но добыча не по бегу”, – подумала я, когда тут же мой племянник выпалил: – Я уже попросил сопроводить меня тетушку, дядюшка Цзинь, – А-Лин уставился на него самыми честными глазами и тут же поклонился. Гуанъяо скрыл от него свое недовольство за родственной улыбкой и наклоном головы. Я тут же забрала все внимание на себя, вытянула руку своему племяннику, которую он тут же подхватил: – Мы сейчас отправимся, дорогой, если у господина Цзинь не будет ко мне никаких просьб, – проговорила я и повернулась к Гуанъяо. – Никаких, госпожа Цзян, – заверил меня он и тут же скользнул вправо, встал рядом с прудом, словно расчищая нам путь. Я поднялась на ноги, и он тут же поспешил дать мне свое разрешение: – Что ж, сопроводите моего племянника, – Гуанъяо тут же повернулся в сторону Цзинь Лина и ласково проговорил: – А-Лин, перед отправлением я подойду к тебе. У меня есть для тебя подарок. – Как будет угодно, дядюшка Цзинь, – вежливо отозвался А-Лин, в очередной раз демонстрируя свое хорошее воспитание. Вздох, взмах веера, шелест шелка, звон колокольчика на поясе, мелькнувший луч на перстне – все это было нашими с А-Саном знаками. Все это было всем известным тайным языком, но мы создали с его помощью такую комбинацию, которая была понятна лишь нам двоим. Оттого-то Гуанъяо, хорошо знающий многие тайные шифры, все никак не мог понять, разглядеть за тем, что ему было известно, диалог, что мы с А-Саном могли вести в любое время. Я жестом остановила Роу и А-Лан, которые выступили из-под раскидистого сливового дерева. Их появление заставило Гуанъяо вздрогнуть, но я, словно не заметив этого, подбородком указала на брата. Мои стражницы поняли меня без слов, а А-Лин сжал мою руку, я скосила взгляд, и мне показалось, что он про себя повторяет словно мантру мою просьбу соблюдать приличия. – Что ж, тогда не будем медлить? – я ободряюще улыбнулась Цзинь Лину и увлекла его за собой. ***       Я замерла глядя на поминальные таблички, и подарила предкам Цзинь искренние поклоны. Следом же поклонился А-Лин, во всем подражая мне. Юноша скорее чувствовал, чем знал наверняка, когда я бываю искренней, а когда на мне необходимая маска. Мы зажгли благовония, принесли на алтарь его предков дары и снова склонились перед их именами. Он жадно вглядывался в памятные таблички, искал в их именах свои ответы. Я смотрела в его лицо и просила у него прощения за ту правду, что ему придется скоро узнать. А вместе с ним и моим сыновьям – всему нашему миру. В поисках поддержки я снова обратилась к памятным табличкам, мысленно твердя: "Господин и госпожа Цзинь, каждый из вас по-своему благословил меня. Как я жалею, что вы не могли видеть сегодняшнее представление. Госпожа Цзинь, за всех нас, как я вам и обещала! Господин Цзинь… – на миг я запнулась в своих мыслях, но все же улыбнулась памятной табличке, представив хитрый прищур его глаз. – Что бы вы сказали сегодня, принимая мои техники?” В памяти всплыло лицо Цзинь Гуаньшаня, который оставался таким, каким я запомнила его по-настоящему: хитрым, умным, опасным главой Цзинь, чьему уму я не могла не подарить свой самый глубокий поклон. Я словно увидела, как он вальяжно расправляет плечи, медленно упирает руки в бока ,и мне показалось, что я слышу его смех: “Ох, госпожа Цзян! – он будто бы погрозил мне пальцем. – Плохо, очень плохо. Плохо… – он будто бы помедлил, бросив на меня испытующий взгляд, и тут же продолжил: – Плохо, что такой талант не взошел на поле гордости государства!” Я едва не рассмеялась в голос, тут же прижав ладонь ко рту: “Одобрили бы, да?” “Ну конечно, госпожа Цзян – Фэн всегда поднимали Ветер, а Великие Кланы его обуздывали”, – его образ сверкнул на меня глазами, и я, не медля ни мига, тут же мысленно обратилась к нему: “Что мне делать, господин Верховный Заклинатель? – мой взгляд скользнул по имени Цзинь Гуаньшаня. Здесь, перед его именем, я могла не скрывать своих намерений и мыслей. Мне показалось, что пламя в лампаде перед его именем взметнулось и стало ярче. – Для меня есть только один Верховный Заклинатель – и это вы, господин Цзинь. Лишь вас я признаю над собой главой, и признаю второго – того, кто сейчас рядом. Вы всегда приходили за советом ко мне, и вот теперь я прошу вашего наставления." Мне показалось, что я слышу его коронный смешок: “Хм, что ж, в смерти есть свои плюсы – и последняя из Фэн просит моего наставления!” Я снова пала ниц и, когда поднялась, совершенно точно видела, как высоко горит огонек перед памятной таблички почившего главы Цзинь. Я скосила взгляд на А-Лина, он, нахмурившись, смотрел на имя своего отца, вел с ним свои беседы.       "Как донести до них и их не потерять? Помогите мне, мой господин! Как же мне вас не хватает, господин Цзинь. Вы бы наверняка придумали для нас решение, что дало каждому из нас самое необходимое. Так умели только вы", – с жаром, мысленно обратилась к его имени я, сложив ладони на груди в молитвенном жесте. Образ Цзинь Гуаньшаня перед моими глазами кивнул мне и тут же развеялся от голоса А-Лина. В моем сердце восстановилось спокойствие, ведь я знала – я пойму как действовать, когда придет этот миг. Со мной благословение Цзинь Гуаньшаня – что мне может быть не по силам? – Тетушка, я... – А-Лин на миг запнулся, тяжело вздохнул, словно собирался с силами, а потом посмотрел на меня совершенно спокойно и по-взрослому продолжил: – Я хочу быть достойным, – он говорил не как юноша, что часто спорит со своим дядюшкой. На меня в этот момент смотрел молодой господин Цзинь и уверенно объявлял мне о своих намерениях. Я кивнула ему, как кивнула бы всякому равному, но обратилась к нему как к своему племяннику, раз он обратился ко мне “тетушка”: – А-Лин, ты прилагаешь для этого все усилия. И не остановишься впредь, я знаю. Твой дядя знает, – я сжала его руку. – Знают об этом и они, – я осторожно кивнула в сторону памятных табличек. – Смотри на них, как они смотрят на тебя в ответ. Тебя ждет сложный путь, но ты на нем не один. Твой дедушка, знаешь, любил загадывать мне загадки, – я покачала головой и судорожно вздохнула, на миг обратившись лицом к имени Цзинь Гуаньшаня. А-Лин не отрывал взгляда от их имен, но я видела – слушал внимательно. – У нас была своя... Игра, – я полупоклонилась в сторону памятной таблички и тут же повернулась к племяннику: – Но ты должен помнить, что власть не про себя, а про многих, власть про умение забывать о себе для блага всех нас. После этих слов мне показалось, что язычок пламени у таблички госпожи Цзинь взметнулся вверх. “Они уже встретились, и, думаю, даже в посмертии госпожа Цзинь не оставила своих увещеваний для мужа.” Я снова качнула головой и посмотрела на А-Лина: – Все, что ты получаешь: все уроки, вся требовательность к тебе твоего дяди, моя и твоих наставников – лишь из любви и страха за тебя. Мы видим в тебе не только дорогого племянника, но и будущего Верховного Заклинателя. Он серьезно кивал моим словам, впитывал их в себя, прижал ладонь к груди, словно хотел навсегда запечатлеть в своем сердце этот миг. Как бы ни разошлись наши дорожки от той правды, что он узнает – этот момент Цзинь Лин запомнит навсегда. Здесь, за закрытыми дверями Залы своих Предков, вдали от любопытных глаз и ушей он внимал урокам власти. Урокам, что следует выучить раньше, чем он поднимется по золотым ступеням к трону Феникса…. – Это не ляжет на твои плечи горой, но вместе с золотыми одеяниями придёт понимание. Истинное понимание сути и природы вещей. Ты поведешь нас, мы последуем. Для этого ты изучаешь нас, а мы – тебя. – Я... я почти не помню его, – он скользнул взглядом по имени Цзинь Гуаньшяня словно в поисках поддержки. – Он любил тебя, мой мальчик, как умел, – с легкой грустью отозвалась я. – Из этой любви он отдал тебя нам. Связал нас вокруг тебя, дабы ты не совершил его ошибок. Каждый из твоей семьи одарил тебя даром, – я быстрым движением обвела все таблички на алтаре и тут же ободряюще улыбнулась: – В тебе есть мудрость Цзинь Гуаньшаня, строптивость твоего отца, мягкость и доброта твоей матушки... В тебе есть все драгоценности, что однажды ты раскроешь, возвысившись над нами. Он тут же отбил земной поклон в сторону своих предков, а когда выпрямился, то задумчиво проговорил, скользя взглядом от одного имени к другому: – Это место... Оно такое холодное для меня. Чужое. Все говорят, что это будет мой дом, но я не чувствую себя здесь дома. Мой дом в Ляньхуа, с вами, – А-Лин посмотрел на меня слегка растерянным взглядом и в поиске поддержки, уже по привычке, что он перенял от своей тетушки, нарушил предписание, сжав мою руку. Я покачала головой, понимая, что такую дерзость его предкам все же придется принять, и ласково ответила: – Придет время, и ты назовешь Башню Золотого Карпа своим домом. Обязательно. Сделаешь ее таковым. Она, все здесь, – я обвела взглядом залу, – оттает, наполнится твоей радостью, твоим смехом. Иногда грустью, но не бойся, она ненадолго задержится в твоих золотых покоях. А-Лин, послушай, – я вновь взяла его дрожащую ладонь, заставила посмотреть на себя. – Ты все понимаешь верно, но держись пока за нашими спинами, – потребовала я, и он поспешно кивнул в ответ, опустил свой вспыхнувший протестом взгляд. Но я требовательно взяла его другой рукой за подбородок, заставила посмотреть мне прямо в глаза: – Мне ли не знать о гордом нраве, что поет внутри тебя, но сейчас есть опасность вмешаться туда, куда не след. Мы все те, кто мы есть: я, твои дядюшки, твои братья – вся твоя большая семья. Но пришли мы к этому не за один день. Ковали ли сами свою природу, или ковали ее обстоятельства – с ходу и не дашь прямого ответа. Ничто не существует по отдельности, но всё всегда вместе. Побудь пока юношей, свободным от сложных игр, клятв и обещаний. Внимательно выбирай слова наставников. А мы сделаем все, чтобы тебе не пришлось больше видеть тонких сетей. Он важно кивнул мне и снова повернулся к алтарю предков. Я чуть помедлила на пороге Залы Предков, пропуская А-Лина вперед. Мое внимание привлек странный ветер, который, как я поняла по удивленному взгляду своего племянника, он не почувствовал. И прежде чем я перешагнула порог, в спину мне донесся тихий треск фитиля, а потом серьезное, уверенное и такое знакомое: “Он готов, госпожа Цзян”. Я резко обернулась и, глядя на табличку с именем Цзинь Гуаньшаня, тихо ответила: – Спасибо.

***

За спиной раздался звонкий собачий лай, от которого мы разом, не сговариваясь прервали наши сборы. – Что? – только и могла вымолвить я и резко обернулась. Следом, с лицом, которое не сулило наглецу ничего хорошего, развернулся А-Чэн и тут же охнул от такого зрелища: к нам через весь двор шел Гуанъяо, на поводке у него была большая собака. Мы с А-Чэном переглянулись, едва успели сокрыть свое негодование. Братец, собиравшийся в дорогу поодаль, замер, спрятался за веером. – Цзинь Лин, подойди сюда, – наш Верховный Заклинатель цвел, словно поле после дождя: на лице спокойствие смешивалось с торжеством. Собака рвалась с поводка, оглашала воздух лаем. Лицо племянника не дрогнуло, он быстро подошел, склонился перед дядюшкой, привлекая к себе все его внимание. – Что он творит? – прошипел мне на ухо фуцзюнь, едва скрывая свое недовольство. "Не может же он знать?" – говорили мне его сжавшиеся кулаки, и я в благодарности взмолилась Небу, радуясь, что Цзыдянь все же не ожила. Я кинула обеспокоенный взгляд через плечо и покачала головой. Роу приподняла бровь, но я жестом приказала ей вернуться обратно к девушкам. Ветер донес мне смешок А-Сана: он взирал на эту сцену из окна повозки, медленно обмахиваясь своим веером. – Дядюшка, благодарю вас, – он принял из руки Гуанъяо поводок и тут же склонился над собакой, заворковал над ней. Не смотря на двоякость ситуации, я все же тепло улыбнулась. Тень этой улыбки промелькнула и на лице А-Чэна, который вот уже много лет мечтал вернуть в Пристань Лотоса звонкий собачий лай. Но не смог, помня и зная о возвращении А-Сяня. Я бы слукавила, если бы сказала, что не тосковала по собакам сама. И зная об этом, я часто пропадала на псарнях в Нечистой Юдоли. Но здесь, сейчас… – Я хочу позаботиться о твоей безопасности, Цзинь Лин. Поэтому я дарю тебе эту собаку, – милостиво проговорил Гуанъяо, наблюдая как довольная собака тут же облизала лицо А-Лина. Он фыркнул, смешно покачал головой и тут же снова зарылся руками в ее мех, прижимая к себе. Фраза не укрылась от внимания Цзян Чэна, который справедливо вскинулся, как того и ожидал Гуанъяо, да с такой силой, что сам Гуанъяо отпрянул, едва только заметил лицо главы Цзян. Казалось, даже А-Лин почувствовал настроение между дядюшками, поэтому поспешил увести собаку прочь и тут же пробежал мимо нас, радостно маша рукой А-Иню, который вылез из своей повозки на шум. Юноши тут же загалдели над животным, замахали руками, решая, как они расположат ее в своей повозке. Собака тем временем обнюхивала их обоих, и то и дело каждый из них трепал ее за ухом. – По-вашему, я недостаточно об этом забочусь, глава Цзинь?! – стегнул вопросом воздух Цзян Чэн. Он медленным шагом оказался перед Гуанъяо, демонстративно сложил руки на груди. Воздух едва не заискрился, да так, что А-Сан осторожно высунулся из окна своей повозки. А заклинатели Цзинь, что сопровождали своего главу, сделали несколько шагов вперед. Гуанъяо лишь поднял вверх ладонь, останавливая своих людей, и подарил моему мужу сладчайшую из своих улыбок: – О, нет, глава Цзян. Вы прекрасно исполняете свой долг. Просто мне бы хотелось, чтобы А-Лин был милосердным и научился заботе о мире через живое существо. "Хороша пакость, Гуанъяо. Не знаешь, но чувствуешь. Хороша". Я едва скрывала веселую злость, которая заклокотала в груди, и я тут же поступила так, как он от меня ждал: резко поклонилась и, сверкнув глазами, отправилась в сторону наших людей. Собака звонко тявкнула, и наши дети все же спрятались в своей повозке. Мальчик хорошо понимал, что спорить не следует. "Шицзе, мы хорошо его воспитали. Но что теперь будет?" – Глава Цзян, это всего лишь подарок, – услышала я прежде, чем захлопнула за собой дверцу. А-Чэн смерил его взглядом с головы до ног и не удостоил ответом. Мы обменялись взглядами с А-Саном. "Не поддавайся. Это еще не всё", – пел мне его веер. "А-Сяню теперь прямой путь в Пристань Лотоса будет заказан..." – было единственной моей мыслью на протяжении всей дороги до Ляньхуа.