Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Частичный ООС
Повествование от первого лица
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Тайны / Секреты
Уся / Сянься
ООС
Магия
Сложные отношения
Второстепенные оригинальные персонажи
Пытки
Упоминания жестокости
ОЖП
Элементы дарка
Временная смерть персонажа
Нелинейное повествование
Воспоминания
Красная нить судьбы
Элементы психологии
Моральные дилеммы
Воскрешение
Самопожертвование
Упоминания смертей
Самоопределение / Самопознание
Кроссовер
Авторская пунктуация
Принятие себя
Доверие
Горе / Утрата
Эксперимент
Упоминания беременности
Этническое фэнтези
Верность
Привязанность
Противоречивые чувства
Ответвление от канона
Сражения
Политика
Политические интриги
Конфликт мировоззрений
Элементы пурпурной прозы
Разлука / Прощания
Страдания
Древний Китай
Феминистические темы и мотивы
Могильные Холмы
Описание
Смерть, время и воля Неба - три вещи которые плетут полотно судьбы. Действие порождает следующее действие и так до бесконечности.
Кто мог предположить, что двое воспитанников клана Цзян бросят вызов всему миру заклинателей? И кто бы мог предположить, что двух мятежников, двух темных заклинателей на этом пути поддержит глава Цзян?
Примечания
❗Пишу этот фанфик для обновления писательской Ци, если вы понимаете, о чем я🤫 Поэтому претендую на стекло, не претендую на канон, ничьи чувства оскорбить не хочу ❗
❗Все отклонения от канона исключительно в угоду сюжету❗
❗Да, знаю, что обложка не отражает привычной внешности персонажей –однако она мне нравится, потому что это моя первая работа в нейросети❗
❗Проба пера от первого лица.❗
Идея родилась сиюминутно, и я решила ее воплотить: для перезагрузки мозга и для личной терапии, ибо люблю я эти наши и ваши: "А что если.." 🤫
❗Есть фанфики, которые строго и во всем следуют канонам заданного мира. Это немного не мой путь, я беру нравящийся мир за основу, но вплетаю в повествование свой взгляд, свое видение событий и персонажей. Я беру полотно, но раскрашиваю уже своими красками. Поэтому, если мой подход оскорбителен для вас, как для участника фандома и любителя произведения - не читайте.❗
❗ Тлг-канал ❗: https://t.me/kiku_no_nihhon
❗ Видео-лист для атмосферы ❗:https://youtube.com/playlist?list=RDiiIs5CDUg2o&playnext=1
🌸❤️24.12.2024 - 110❤️
Как долго я к этому шла. Спасибо вам✨
💜 16.02.2025 - 120 ❤️
Спасибо вам, что вы остаетесь со мной🧧
Посвящение
Себе и близким – мы все большие молодцы. Ну, и конечно же Мосян Тунсю, спасибо. Герои были для меня светильниками, когда все огни моей жизни погасли...
88.
31 мая 2023, 11:58
Это было чистой воды безумием: ни мой брат, ни мой муж не одобрили бы этого, если б узнали, но я готова была пойти против их воли, готова была поставить на карту все. Возможно, потому что в глубине души я понимала – он никогда не согласится на предложенные мной условия.
Влияло ли на меня так паломничество, энергия из монастыря Гуаньинь, что я посетила, исполняя обет, принятый в клане Фэн, или это был порыв моей гордыни – в этот миг в моей душе смешалось все.
Я зову своего врага, зову свое проклятое сочетание, металл взывает к огню, и я знала, что пламя вновь взметнется в кузне. Зову… но для чего? Почему в моем голосе отчаяние и мольба сплетаются воедино?
Разве я простила… простила его? Нет, это невозможно. И все же, все же я звала, звала всей силой внутреннего крика, обращаясь к луне на небосводе, обращаясь к звездам, умоляя их и приказывая им одновременно донести до его бело-золотых покоев мой зов, явиться на него без промедления.
Для чего? Разве в мельтешении белого и черного, правильного и неправильного теперь разберешь? Но я твердо знала, что должна была это сделать, должна ослабить раскаленную петлю нашей цепи хотя бы на своей шее.
Я металась по комнате постоялого двора загнанной тигрицей, в волнении заламывала руки, теребила подвески на поясе, отбрасывала прочь. Они качались, мелодичным звоном разрывали тишину .
Он придет. Я знала. Не может не прийти.
Я кинула взгляд на невысокий столик – нефритовая статуэтка Гуаньинь стояла в самом центре, а рядом с ней дымился чайник со свежезаваренным чаем. Я заварила его сама, совершенно не заботясь о том, пристало ли мне это делать.
Перед друг другом мы могли не скрываться за все эти лики, что оставляли для других.
Неужели его безумие наконец нашло отражение во мне? Проросло во мне так глубоко и прочно, что я, госпожа Цзян, теперь ожидаю прихода Верховного Заклинателя?
– Безумие, совершенное безумие, – бормотала я, растирая виски. Я остановила свой бег, правильным дыханием возвращая себе покой.
Я чувствовала его шаги, и чем ближе он был, тем сильнее билось мое сердце.
Я бросила взгляд в окно: ночь в Дунгуане была наполнена благовониями и молитвами, их запах и звук доносил в мою комнату послушный Ветер.
И все же я не могла иначе. Я делила боль одного сына Неба пополам, но как мне быть глухой к боли другого его сына? Я видела, как он метался, как он пытался верить в свою правду. Как это страшно – понимать обоих братьев, как это страшно – в бессилии отступать прочь. Но разве бы я могла оставить хоть одно безнадежное дело?
Как Цзэу-цзюнь стремился убедить нас, что все произошедшее лишь клубок чудовищных недоразумений. И в первую очередь убедить в этом самого себя. Праведный и уверенный в силе своего намерения Первый Нефрит Гусу Лань. Тот, кто ни словом и, я была уверена, что ни помыслом не осудил нас. Не осудил меня.
Я чувствовала себя ответственной, я хотела снять часть ноши с его плеч. Я делала это не для похвалы, не для одобрительных и уважительных возгласов.
Дети Неба не просят об этом друг друга, потому что в словах нет нужды.
Как его не понять?! Его, кто пытался принять нас. Кто, не задавая вопросов, прикрывал меня и своего брата? Кто знал о правде и о ней молчал?
Фэн и Лань. Лань и Фэн. Не для одобрения, не для награды. Отчаянный, полный смятения порыв.
– Узнает мой Яцзы... Что ж, буду отвечать с открытым лицом, – я решительно вскинулась, обратилась к луне. Но в этот раз Ветер не донес до меня взмахов веера, но донес тихие, уверенные шаги.
Милосердие может стоить дорого, но не проявить его будет преступлением, преступлением, не достойным моего имени. Я была и оставалась женщиной. Женщиной, что все же видела чуть больше, умела смотреть глубже на природу вещей. Самолюбиво ли это? Разумеется. Я посмотрела в окно и заметила, как тихий двор при монастыре пересекла фигура в черном. Мое сердце оборвалось в этот же миг.
Он здесь...
– Госпожа Цзян, – его голос прозвучал холодно.
– Господин Цзинь, – мой голос прозвучал спокойно, ни ноткой не выдал мятущейся бури в душе.
Гуаньяо откинул капюшон с головы и кивнул мне, когда я жестом попросила его присесть. На его лице было равнодушие, лишь лихорадочно блестящие глаза выдавали волнение.
В полной тишине я разлила чай и пододвинула чашку ближе к нему. Нефрит тихо скрипнул по поверхности стола. Гуанъяо в ответ лишь хмыкнул, качнул головой и тут же поднял чашку, будто она была наполнена вином.
– Знаете, госпожа Цзян, – не глядя на меня, начал он. – Я выпью этот чай, потому что знаю – травить меня, да еще в таком месте, вы бы точно не стали, – он отсалютовал мне чашей и залпом выпил горячую жидкость.
– В этом знании много пользы, – хрипло проговорила я, так же залпом выпивая чай.
Гуанъяо с кривой усмешкой следил за мной:
– Металл и огонь – так вы однажды мне сказали?
– Металл и огонь, – повторила я, глядя ему прямо в глаза.
– Иной бы я не позволил, – он качнулся вперед, оперся локтем о столик.
– С иной вы бы и не сели, господин Цзинь. Хорошо, что вы поддерживаете семейные традиции! – дерзко рассмеялась я и, не сводя с него глаз, ловко наполнила обе чашки снова.
– Почему не вино? – поинтересовался он, забирая у меня свою чашку. – Неужели аскетизм монастыря на вас так влияет?
Я лишь кивнула головой в сторону открытого окна и поднесла к губам свою.
– Редкие мгновения смирения от госпожи Цзян, – хмыкнул Гуанъяо, пристально глядя на терпкую жидкость в своей чашке. – Такое зрелище невозможно пропустить, – ненависть полыхнула в его взгляде и отразилась жестокостью в моем.
– Полагаю, мой отец говорил вам то же самое, – не без гордости проговорил он, словно для самого себя, в очередной раз подчеркивая свое родство и право носить имя Цзинь.
– Да, – со вздохом ответила я, не желая по-настоящему соглашаться или протестовать. – Песнь двух фениксов удивительно похожа.
Гуанъяо растянул губы в хищной ухмылке:
– А знаете, госпожа Цзян, в нашем с вами противостоянии и правда есть что-то, – он пошевелил пальцами в воздухе. – Даже не побоюсь этого слова: "священное", – доверительно сообщил мне он.
Я не сдержала насмешки:
– На вас так влияет Дунгуан? – изогнув бровь, поинтересовалась я.
– На меня так влияете вы, госпожа Цзян. Без нашего с вами противостояния взбираться вверх по лестнице мне было бы не так интересно. И вдвойне пресным мне бы показался вкус победы, не стой вы у меня на пути.
Он снова оглядел меня, как хищник хищника, что вышел из зарослей бамбука навстречу другому.
– Вот как, господин Цзинь. Что за странная судьба?! Слышать от второго подряд Верховного Заклинателя такое признание лишь перед угрозой смерти! – я с вызовом медленно подняла голову и неспешно опустошила чашку чая. Он подождал, пока я оставлю ее прочь, подождал несколько ударов сердца, прежде чем с ледяной усмешкой сделал глоток.
– Что за судьба у последней из Фэн, – глубоким, хриплым голосом парировал Гуанъяо, глядя на меня с ненавистью, той самой, что вспыхнула между нами почти что несколько жизней назад, там, в темнице Башня Золотого Карпа. – Раз за разом сидеть за игровой доской с нами, Цзинь. Раз за разом думать, что она способна нами управлять. Если вам так нужна власть, госпожа Цзян, – мы одновременно подались друг другу навстречу. – Отчего же вы не сели рядом со мной? Или не встали рядом с троном Фениксов еще при моем отце? Полагаю, – он поиграл чашкой в руке, прежде чем устремил на меня горящий взгляд, – стой вы рядом с ним, у вас был бы шанс не допустить меня…
На его лице проступило торжество:
– Госпожа Цзян, я давно знаю, что вы сговорились с моим почившим отцом за моей спиной, – в притворном благоговении он округлил глаза, с придыханием, в котором сквозило презрение, произнес его имя. – Цзинь Гуаньшань был предусмотрителен, но даже с вашей помощью он не смог удержать меня подальше. Я часто думаю, госпожа Цзян, – его мерзкая улыбка стала еще шире, – каково вам жить с тем, что в смерти вашего отца, которого вы так любили, и вашего Верховного Заклинателя, перед которым вы склонялись, ваша и только ваша вина?
Я хмыкнула и равнодушно пожала плечами:
– Вы так щедры, господин Цзинь. Щедро делитесь своей виной и своими преступлениями с любым, кто попадется вам под руку. Что до договора с почившим главой Цзинь, – на моих губах проступила легкая улыбка, которая тут же повлекла на его лице тень подозрения. – Вопрос не в том, что вы знаете о нашем договоре. Вопрос в том, о каких деталях вам известно. Полагаю, что немного. А что до смерти моего отца, – я оскалилась, и едва он это заметил, отпрянул назад, ибо знакомый блеск мелькнул в моих глазах, и знакомые черты проступили сквозь мои черты. – Страшно ли вам было смотреть ему в глаза? Давно терзаюсь этим вопросом…
Гуанъяо вмиг побледнел, его грудь бурно вздымалась, воздух со свистом выходил при вдохе и выдохе. Руки против его воли дрогнули, словно он хотел сжать кулаки, но не мог.
– Равно как и смотреть на Цзинь Гуаньшаня. Вы видели, но вы не разгадали. И не разгадаете никогда. Не поэтому ли вы так отгоняли меня от его поминального пламени?
Он сладко улыбнулся в ответ, и тут же на его лице мелькнула странная, неожиданная грусть. И что было еще необычнее – это новое для меня выражение его лица словно царапнуло мне душу.
– А теперь вы, госпожа Цзян, рассуждаете о том, чего не знаете. И все же мне приятно знать что у меня есть то, что вы не узнаете никогда, – его взгляд заволокла странная пелена, и когда мы встретились глазами, в его взгляде мелькнуло сожаление. И прежде чем я успела разгадать природу этого чувства, он проговорил глухим голосом: – Знаете, госпожа Цзян, не такой уж я и бесчестный, как вы привыкли думать, – он снова залпом осушил чашку с чаем и поморщился, будто бы там и правда было крепкое вино. – Я отгонял вас от этого огня не просто так… Я признал вас сразу, – он в упор смотрел на меня. – В отличие от своего отца.
– Так в чем же была причина, господин Цзинь? – холодно и властно поинтересовалась я.
Он тяжело вздохнул, и печаль на его лице и в его голосе стала еще ярче, еще тяжелее:
– Я заботился о вас, госпожа Цзян. В первую очередь о вас, – Гуанъяо медленно поднял голову, и лунный луч осветил его лицо. В этот момент он выглядел величественно, я вынуждена была это признать. – Ведь зная то, что знаю я, вы бы оценили эту заботу, а не заставляли бы заклинателей Цзинь обнажать мечи в поминальной зале.
– Вы заботились, господин Цзинь? – с насмешкой поинтересовалась я.
– Я учил вас, что честь – это оковы, вы учили меня, что честь – это броня, – он едва нахмурился, продолжая улыбаться. – Так почему же вы не задумались о том, что в моем решении отогнать вас от огня нет усвоенного мной урока?
– Вы плохо его усвоили, господин Цзинь, – расправила я складки рукавов.
Он снова улыбнулся своей знаменитой елейной улыбкой:
– Я усвоил его так, как мне объяснили. Но что ж, – он властно приподнял ладонь вверх. – Предоставлю вам самой право узнать, так будет даже интереснее. Жаль, – тяжело вздохнул он, – что вы увидели в этом жесте лишь насмешку. Жаль, госпожа Цзян… Я надеялся, что вы поймете, почему я был против вашего бдения по моему отцу. Но вы не поняли. Просчеты случаются и с мудрейшими, – он усмехнулся краешком губ и позволил обновить свою чашку.
– Так почему же, госпожа Цзян Тяньчжи, старшая госпожа клана Цинхэ Не, Не Ксяокин, Ветер Перемен, Тигрица Нечистой Юдоли, – он перечислял мои титулы, и его глаза вспыхивали все ярче при каждом из них, – сотник Фэн И, – когда он проговорил мое звание, его улыбка и вовсе превратилась в оскал, – вы не заняли свое место?
Я молча наклонила голову к плечу, и издевательская усмешка растянула мои губы. Он тут же нашелся
– О, предпочитаете действовать исподволь? Понимаю, – со смаком протянул Гуанъяо и качнул головой. – Так и обзор шире и методов больше, понимаю, госпожа Цзян, я вас прекрасно понимаю! – он снова отсалютовал мне своей чашкой и пригубил терпкую жидкость.
– Равновесие, господин Цзинь, – тут же отозвалась я. – Дочь Ветра волнует лишь равновесие в мире заклинателей.
– Госпожа-а-а Цзян, – он снова подался ближе. – Уж мне-то не лгите! Даже я наедине с вами себе такого не позволяю! Оставьте это все для Залы Беседы, – каркающим голосом проговорил он. – Вы испугались, – Гуанъяо кивнул в мою сторону с ломанной усмешкой. – Понимаю, выход за рамки всегда сложен, особенно когда надо разыгрывать верную сестру и дочь, верную и покладистую жену. Масок так много, и их, ваших зрителей, тоже много. Но вы не волнуйтесь, госпожа Цзян, – он щелкнул пальцами в воздухе, и улыбка сошла с его лица.
– У вас все еще есть я, ваш дорогой дагэ, – он медленно, почти плавно развел руки в стороны, даря мне короткий поклон. – И я забочусь о том, чтобы вы в этих масках не потеряли себя. Передо мной можно не скрываться. Хотя, – он задумчивым взглядом обвел мою комнату, – не могу сказать, что ваша игра мне не нравится. Я искренне восхищен! Такое зрелище – Вольный Ветер добровольно выбирает кандалы!
– Как и вы, мой дорогой брат, – яд в моем голосе доверху наполнил его чашу, – все эти годы не отворачивали от меня своего истинного лика. Как я вам признательна за это!
– Не проявить к вам каплю милосердия было бы недостойно моего титула, – проговорил Гуанъяо, задумчиво покрутил в руке чашку. – Я же сиятельный в своем благоухании господин, верно?
– О да, вонь ваших дел далеко разносится по миру.
– И я этому рад, госпожа Цзян. Не подскажете, звучит ли в этой песне гневный рык такой знакомой вам сабли?
– Готовитесь к тому, что Бася снесет вам голову? – я коротко рассмеялась, передернув плечами. – Правильно, господин Цзинь, готовьтесь! – я довольно расхохоталась, наблюдая, как страшная бледность растеклась по его лицу. Гуанъяо нашелся быстро, сжав ладонью столешницу, он нашел в себе силы усмехнуться.
– Я, знаете ли, – я небрежно смахнула пыликну с широкого рукава, – люблю отправлять в Диюй людей неприятных. От этого вдвойне теплее на душе.
– О-о-о, – задумчиво протянул Гуанъяо. – Так вы себя чувствуете на правильной стороне, верно? – он переплел пальцы в замок. – Не пытайтесь меня убедить, что управляете мной. Я не мой отец, я не поддамся на песни Ветра. И договариваться с вами не буду. Хватит смелости взять мою жизнь? Явитесь за ней лично, госпожа Цзян!
Мы снова замолчали и уставились друг на друга, наслаждаясь острыми гранями ненависти, что поднималась вокруг нас. Каждый по-своему был одинок в этом противостоянии, и каждый из нас это понимал.
– Знаете, – прервал Гуанъяо тишину, – мне было приятно смотреть, как вы идете по моим стопам. Цинхэ Не, Башня Золотого Карпа. И вдвойне было приятно смотреть и знать, как они не слышат вас. Впрочем, хватит любезностей, – он махнул перед лицом ладонью, подражая жесту своего отца. – Для чего вы меня позвали, госпожа Цзян?
– Остановитесь, господин Цзинь. Прошу вас.
Его брови в наигранном удивлении поползли вверх, из груди вырвался злобный смешок. И все же что-то мои слова затронули в его душе, мрачная тень промелькнула на его лице, когда он отвел взгляд в сторону.
– Вы позвали меня в такую даль, лишь чтобы попросить об этом? Госпожа Цзян, вас ли я слышу? – в этот раз насмешка ему не удалась, как он ни старался. В моем голосе прозвучало столь много чувств, что разом их было и не описать:
– Меня, господин Цзинь. Я прервала свое паломничество для этого. И для этого нарушила свое уединение, пригласив вас.
Из его груди вырвался смешок, все такой же ядовитый, и при этом его голос словно надломился. Не спеша он обвел взглядом комнату постоялого двора и качнул головой, прежде чем мы вновь встретились глазами.
Отчаянный крик раздался внутри меня: "Тяньчжи, он не поймет!"
– Решили заманить меня милосердием? Госпожа Цзян, что же произошло?.. – тяжело выдохнул он и словно от усталости помассировал виски.
– Никакой ловушки, это просьба, – свет звёзд отразился в моих глазах, полных слёз.
– Считаете себя вправе лезть куда не просят? – раздраженно поинтересовался Гуанъяо, прикрывая глаза. На его лице четко проступало презрение.
– Мы скованы давно, и не вам это менять. Господин Цзинь.... Прошу. Остановитесь. Сложите полномочия. Отправляйтесь в Облачные Глубины.
Он расхохотался, нарушил этим смехом гармонию: на миг прервались молитвы, растаял дымок благовоний. На нефритовую статуэтку набежала тень.
Все с тем же злым смехом Гуанъяо распахнул глаза и презрительно бросил:
– Остановиться? Сложить полномочия? Да кто вы такая, госпожа Цзян, чтобы предлагать мне такой исход?! Вы всерьез полагаете, что я устрашусь вашего милосердия? Или… О, дайте угадаю: что от одного вашего вида и статуэтки раскаюсь? Или узнав о том, что вы выкупили дом цветов, тот самый дом цветов, – он выделил эти слова голосом, – рассадив их по разным садам... я тут же побегу замаливать свои поступки? Вы ошиблись, госпожа Цзян, я ни о чем не сожалею.
– Не сожалеете, верно. Мечетесь, боитесь, терзаетесь, но не сожаелете.
Он хмыкнул:
– Пусть так.
– Я хочу сохранить вам жизнь, господин Цзинь, пока еще не слишком поздно. Только и всего.
– Получить меня в вечные должники?
Я медленно покачала головой из стороны в сторону.
– Не все в нашем мире измеряется выгодой, господин Цзинь. Вы должны были уже это понять.
– Никогда, госпожа Цзян, – твердо заверил меня Гуанъяо, до жалобного скрипа сжимая в руке пустую чашку. Вдруг очередная гадость пришла ему на ум, иначе он бы не растянул губы в мерзкой ухмылочке, а его голос не прозвучал бы ядовитым медом:
– Хотите, чтобы я остановился? Свитки Старейшины Илина, – он хлопнул ладонью по столешнице. – Вот моя цена.
Я отвернулась, глубоко вздохнула.
– У меня ничего нет, господин Цзинь.
Старая, зазубренная, набившая нам обоим оскомину ложь.
Он поджал губы:
– Сейчас и правда нет. Вы умеете говорить правду разными путями.
– Господин Цзинь, – немедленно вскинулась я и повернула статуэтку лицом к нему. Он пристально наблюдал за мной, силясь разгадать мои намерения. – Я вас не прощаю и не прощу никогда. Знаю, – мой голос звучал сурово. – Это прощение вам и не нужно. Вам не нужно мое прощение ни за сотворенное, ни за грядущее, если вы не остановитесь.
– Ваше – нет, – язвительно выплюнул он и тут же понял, что ловушка захлопнулась, ведь следующими моими словами было:
– Но я взываю к той вере, что он поселил в вас, взываю отчаянно.
Гуаняъо судорожно вздохнул и тут же усмехнулся, поинтересовался у меня:
– Так вот ради чего это представление! – и, запрокинув голову, рассмеялся. Рассмеялся, словно безумец, что в припадке своей болезни обрел невиданную прежде злобу и ярость.
Я спокойно наблюдала за его весельем, внутри меня ничего не дрогнуло от этого смеха.
Потешившись вволю, Гуанъяо снова выплюнул свой яд мне в лицо:
– Как у вас всё просто, у Великих кланов! Достаточно показать лишь тень раскаяния, и вы готовы проявить сострадание. Не спрашивая даже, искреннее ли оно, – он ткнул в меня пальцем. – Использовать это ваше милосердие, чтобы поздравлять друг друга с добродетелью. Вас так легко на этом ловить, опутывать, мешать вам.
– Плетущий свои сети должен знать, что всегда попадется в них сам. Из него они исходят и в него и вернутся, – я застыла на месте, как статуя, лишь глаза блестели на моем лице.
– Госпожа Цзян, – Гуанъяо покачал головой и снова подлил нам обоим чай, и странным, мягким движением пододвинул мою чашку ко мне. – Вы так любите рассуждать о природе сердца! Везде, где звучат такие беседы, слышен ваш голос. Вы всегда стоите на том, что любая суть должна проявиться. Так отчего же, когда речь заходит обо мне, вы требуете, чтобы я отступил? Да еще и прикрываетесь его именем?
– Глава Лань мне не щит, не полог, не покров. Нас с ним связывает больше, чем вы хотите представить и понять.
– О, снова будете говорить мне про Небеса? – его глаза заблестели в полутьме. – Покаяться, оставить все, что я строил. Бежать прочь от всего, чего добился, – он насмешливо поджал губы и кивал каждому своему вопросу. – Остановиться, сияющая госпожа? Вы просите меня остановиться? Можно ли остановить повозку, что несется со скалы в пропасть? Подложить камень под ее колесо, скажете мне вы. Но это лишь отсрочит неминуемое падение. Могу ли я? Вправе ли?
Его внимательный взгляд окинул меня еще раз, и моя надежда в груди так и погасла, не обратившись огнем. Наш Верховный Заклинатель так и не понял, не сложил. Так и не стал полноценной частью нашего мира. А впрочем, едва ли он старался.
– Так ради чего, госпожа Цзян? А впрочем, – он тяжело поднялся на ноги. – Беседа начинает утомлять, госпожа Цзян.
Не прощаясь он скользнул к выходу и медленно натянул на свои плечи дорожный плащ.
– Я хранила надежду, что вы поймете, господин Цзинь.
– Я пойду до конца, госпожа Цзян, – он не торопясь накинул на голову капюшон,
и не сводил с меня пылающего взгляда, пока ткань не скрыла его лицо наполовину.